Текст книги "Сестра Смерти (СИ)"

Автор книги: Мария Чернокрылая

Решив отложить это пока что на потом, я перешла к другой теме. На этот раз это был вопрос о том, зачем в разговоре были упомяны свободные драконы. Ведь не спроста, я это знаю. А еще мне не нравилось то, что он начал говорить о том, что пришло время все узнать, но увернулся от разговора. Что это значит? Что такое это «все»? Неужели есть еще что-то, что мне нужно знать? Что-то я начинаю заранее этого бояться. Ничего хорошего ждать не приходилось. Так же мне пока не совсем понятно, что значит не вся моя Сила до сих пор проснулась. Что за сила? И, как всегда, никто мне ничего не сказал. Вот и сиди теперь, ломай голову. Да и собирается ли говорить? В прочем, куда он от меня теперь денется? Правильно, никуда. Потому что некуда…

Кажется, у меня были еще темы для размышления, да вот только спать захотелось сильней. И с чего бы это? Наверно, новоприобретенный отец «помог».

* * *

Когда я проснулась в следующий раз ничего, как ни странно, не изменилось. Я лежала на широкой и мягкой кровати, которая то ли парила, то ли стояла прямо в пустоте. Странное чувство, когда просыпаешься, открываешь глаза, а перед тобой пустота. В голове было удивительно пусто и, честно говоря, очень не хотелось, чтобы что-либо менялось.

А еще, кажется, мне снился сон. Или это была правда?..

Где-то далеко шумит прибой. Такой мягкий и успокаивающий шум. Ног нежно касается что-то холодное, словно набежала волна. Легкое удивление. Открываю глаза. Оказывается, что прибой гораздо ближе, чем мне казалось. Я стою на самом краю, разделяющем песчаный берег и синее море. Изредка более сильные волны даже касаются моих ступней. С моря дует легкий беспокойный ветерок, обещающий принести с собой бурю. Небо затянуто тяжелыми свинцовыми облаками. Легкая улыбка помимо воли касается губ. Будет гроза. А в чем легче всего забыть саму себя, как не в буйстве стихии?

Вода. Она может быть мягкой и спокойной. Может успокаивать и исцелять. А еще вода может замереть льдом, застыть, остановив мгновение. Стать неприступной и беспощадной. Но лед бывает и снегом. Легкими хлопьями, отдавшими себя целиком во власть ветра, позволив играть собой. Веселое время, когда каждый твой полет с неба становится незабываемым танцем. Последним в твоем одиночестве. А затем снежинка падает на землю и видит, что вокруг нее много таких же. Но как бы то ни было, каждая из них уникальна и неповторима. А еще вода может быть неистовой и беспощадной. Барабанить свою мелодию по земле и листьям. Не уступать. Позволить душам успокоиться в своем шуме. Вода может быть живой. А может быть мертвой. Вода – это непостоянство, удивительное в своей красоте. Она может принять чужой облик, приняв за свой. Она может убить и подарить жизнь. Вода может решать, и в то же время лишена такой возможности…

Особенно прекрасна гроза. Она сочетает в себе сразу три стихии, которые обращаются в одну в самом опасном танце. Невозможно разорвать то, что свяжет во время бури воздух, огонь и воду. Буря приносит с собой смерть и дарует жизнь. Неистово и безумно. Великолепно и смертельно опасно. Невозможно назвать эту стихию одним словом. Невозможно передать все ее величие в одном слове. Нет сравнения для нее. Так же, как и нет объяснения тому, почему так волнует она души.

Скоро, совсем скоро начнется гроза. Сильная. Я это знаю. И не собираюсь уходить с этого берега. Иду вперед, мягко ступая по остывшему песку и изредка по воде. Иду и жду. Ветер набирает силу, заставляя волны волноваться и все чаще и чаще касаться моих ступней. Где-то совсем далеко раздается первый раскат грома, заставляя душу встрепенуться. Все больше опасности витает в воздухе и все слаще становится она, заставляя бежать кровь по жилам быстрее.

Проходит совсем немного времени и ветер с моря начинает безжалостно путать волосы и пытаться порвать обманчиво легкую одежду. Волны, с небывалой силой накатывают на берег, в тщетной попытке ухватить меня за ноги и утащить на дно. Все чаще и чаще слышатся раскаты грома и все ближе становятся они. Небо потемнело до неузнаваемости, почти лишая возможности хоть что-либо разобрать в наступившей тьме. Первые нерешительные капли, словно слезы, падают на песок, гибнут в морской пучине и скатываются по моему лицу рукам. Зазвучала симфония грозы, загремели барабаны и зазвучала скрипка, предупреждая об опасности. Звуки становились все громче, сливаясь в непередаваемую, но до безумия прекрасную мелодию грозы, понятной лишь душам.

Я замерла, закрыв глаза, и впустила в себя бурю, становясь ею. Все остальное стало неважным и далеким, заблудившись в аккордах и нотах, ведомых лишь этой стихии. Осталось лишь вода, стекающая по моим волосам, лицу, шее, рукам и одежде. Лишь волны, беспощадно бьющие по ногам. Брызги смешивались с каплями и становилось непонятно, соленая вода или нет. Как слезы. Остался лишь ветер, играющий на скрипке нестандартную ему мелодию. Ту, которую он никогда бы не исполнил, если бы не вода и огонь. Остался лишь гром и яркие вспышки молний, рвущие небо на куски, которые, кажется, больше никогда не срастутся. Осталась лишь захватывающее чувство свободы, смешанное с восхищением и понимаем чего-то такого, что раньше было просто недоступно.

И осталось желание станцевать вместе с бурей свой танец. Танец, полный страсти, свободы, отчаяния и силы. Такой танец, который ты больше никогда не повторишь. Больше никогда и негде. И есть лишь один шанс исполнить его, вложив всю душу и сердце. Танцевать вместе с бурей. Под ее музыку, которую нельзя спутать ни с чем другим. Танец свободы и опасности. Танец смерти и жизни. Тот, который называют последним.

Вместе с тем, как набирает буря свою силу, движения становятся более быстрыми и неистовыми. Невозможно разобраться в их хаотичности, тем более если танцующая умеет вложить в них саму себя. Несмотря на это каждое движение перетекает в другое, словно так и должно быть. Гроза никогда не ошибается. Так же, как никогда не ошибется тот, кто рискнул станцевать вместе с ней, отдав всю свою душу в ее власть. Подчиняться лишь ее велениям, повторять каждый жест лишь за ней. Становится такой же беспощадной, как ветер. Такой же опасной и яркой, как молния. Такой же смелой, как волна. Такой же свободной, как капля, летящая на встречу своей смерти.

Внезапно, когда особенно яркая вспышка разделила небо ровно пополам, я услышала в музыке бури чей-то голос. Он казался смутно знакомым и в то же время был совершенно чужим. Слова вплелись в неистовую мелодию ветра, будто став ее частью, и я невольно остановилась. Это было похоже на песню, но в то же время вовсе не было ею…

 
Ты слышишь гром среди молчанья.
Ты слышишь в вое ветра боль.
Отдай себя и все страданья,
Оставь свою пустую роль.
Пусть по щекам бежит вода,
Пусть все вокруг горит и свищет,
Тебе от бури нет вреда.
Она твоей души не ищет.
Забудь о том, кем ты была.
Оставь себя за гранью грома.
Ты в танце бури будь смела
И не страшись души излома.
Отыщешь правду, коль нужна,
Ты в этой огненной стихии.
С тобой вода, смотри, дружна.
И звуки, слышишь, все лихии.
Танцуй свой дикий танец силы.
Быстрее ветра… С ветром спорь!
Огонь твои наполнит жилы.
Свои движения ускорь!
Ты видишь в буре тень свободы.
Ты ищешь то, чего не ждешь.
Коснулись сердца те невзгоды,
Которые приносят дрожь.
Забудь себя и стань другою.
Тебе ведь ждет иной исход:
Твою судьбу чужой бедою
Перечеркнет пустой восход.
 

Как только отзвучало последнее слово, буря, словно сорвавшийся с цепи пес, загремела вдвое громче, чем раньше. Ветер начал рвать мою одежду и волосы, что почти получалось у него. Капли хлестали по коже с неимоверной силой. А раскаты громка заглушали все и вся. Я упала на колени, словно во мне совсем не осталось сил и безучастно смотрела на сплошную стену дождя, за которой не было видно абсолютно ничего. Стало неимоверно холодно и пусто в душе, словно замолчала для меня гроза, словно смолкла музыка….

И я проснулась. Только по моему это было больше похоже на то, как если бы резким рывком вернулось сознание. Когда я увидела перед собой пустоту, я не могла поверить в ее реальность, потому что сон был гораздо живее того, что в данный момент находилось вокруг. Совершенно не верилось в то, что не бушует рядом море, не завывает ветер и не хлещет по щекам дождь. Не верилось, что здесь так сухо и совершенно нет никакого холода. А еще я не могла понять, что значат те слова. Они были неправильными, совершенно нереальными… но в тоже время невозможно было в них не верить. Но что они значат? Что значили те последние строки?..

Стоп. Мне снился сон?! От этого открытия я резко села, тут же постаравшись собраться с мыслями и задуматься о возможных последствиях. Жителям параллели нельзя видеть сны. Это слишком опасно для всех. Наши сны приобретают реальность, воплощаются и становятся совершенно неуправляемыми. Миры из наших снов почти невозможно покорить, то есть остается только одна возможность устранить их – уничтожить. Именно поэтому в самом раннем детстве, когда еще просто невозможно помнить самих себя, нас «заговаривают» от снов. Если мы не захотим – мы их никогда не увидим. После нам доходчиво объясняли, что такое сон для жителя параллели и желающих увидеть сны не оставалось. Потом отсутствие снов воспринималось как должное, то есть появлялась уверенность, что иначе, как без снов, спать вообще невозможно.

А сейчас мне приснился сон. Вечность, что же мне теперь делать?..

Эх, а я и забыла, что у меня появился папа. Поэтому я чуть не свалилась с кровати, когда он появился из неоткуда. Точно такой же, какой был вчера. Те же глаза-осколки Вечности, то же строгое и мужественно лицо, те же черные волосы. И снова, заглянув в его глаза, я на некоторое время забыла совершенно все. Все мысли вылетели из головы на какой-то миг, оставив лишь одну. Да и та не могла сформироваться во что-то одно, во что-то осмысленное и четкое. Вновь захотелось расправить плечи, выпрямить спину и показать, что моя душа не такая, какой ее представляют другие. Странное чувство. И почему-то мне казалось, что у других глаза моего отца вызывают совершенно иное чувство.

«Что такое, Креста?»

Его голос, прозвучавший в моей голове, заставил меня очнуться и вернуться в себя. Мотнув головой, я поставила блок (ну не люблю я, когда у меня в голове копаются) и вновь заглянула отцу в глаза, но теперь то странное чувство не появилось. Странно ли, но теперь называть стоящего передо мной отцом было совершенно естественно. Словно я наконец-то осознала целиком и полностью, что он действительно мой отец. Как будто бы по другому совсем быть не могло. И все же, я никак не могла понять, кто же я тогда такая. Надо будет спросить об этом. Но позже.

– Мне снился сон, – тихо произнесла я, не отводя взгляда от бездонных черных глаз.

– Да? И о чем же? – в голосе отца мне не удалось не уловить ничего, кроме легкого любопытства, словно ему действительно было интересно лишь то, что могло мне присниться. Меня это немало удивило.

– Не в том дело, что снилось… А в том, что снилось.

– Ты об этом, – понятливо кивнул он, как будто бы до этого еще не успел догадаться. Нет, я его не понимаю, честно. Хотя, чего еще можно ждать от воплощения Вечности? Представления не имею. – Ты можешь забыть все опасения жителей параллели. Твои сны сбудутся лишь если ты сама этого захочешь. Или того захочу я. Так что тебе снилось?

Как только я вспомнила свой сон, я как будто бы провалилась с головой в него вновь. Снова почувствовала соленую вперемешку с дождевой воду на своей коже, услышала раскаты грома, ощутила, с какой силой ветер спутывает мои намокшие волосы. И та песня. Она как будто бы прозвучала в моем сознание еще раз, повторилось каждое слово и даже каждая буква…

– Буря, – помолчав и отведя взгляд произнесла я.

– Расскажешь? – мягко спросил отец, удивив меня тем, что он не настаивает на этом. Немного подумав, я лишь отрицательно качнула головой. – Как хочешь, дочь. Тогда, если ты не против, продолжим наш разговор.

Я была совсем не против, потому пересела на своей кровати поудобнее и с неподдельным интересом посмотрела на отца. Он в это время, как и вчера, уселся прямо на ничто и несколько минут помолчал, внимательно глядя на меня. Я терпеливо ждала. Интересно, а мне дадут сегодня задать мои вопросы? Если нет, буду пытать. Как – не знаю, но буду.

– Ты можешь задавать мне любые вопросы. Только сейчас. После я возьмусь за твое обучение, во время которого буду отвечать лишь на те вопросы, которые будут непосредственно касаться дела. Второй шанс задать свои вопросы у тебя будет только после твоего, если можно так сказать, обучения. Как я вчера сказал, ответы будут только честные, потому что ты единственная, кому я не могу лгать. Ну, кроме твоей матери. Только не забывай, что недосказанная правда – это не ложь. И еще. Есть один вопрос, на который сейчас отвечать я тебе не буду. Этот вопрос: «Кто ты?» На него получить ответ должна будешь ты сама. Теперь можешь задавать свои вопросы.

Я сидела, удивленно моргая глазами. Это надо же! Разрешил задавать вопросы, обещает дать честные ответы и в то же время тонко намекнул, что может не сказать всей правды. Оригинальненько, ничего не скажешь. Ну да ладно. Приступим к расспросу, что ли?

Глава 17

Не знаю, сколько уже времени я поистине наслаждаюсь и завидую способностями моего папеньки. Вот уже на который вопрос он дает такой ответ, что вроде как говорит он много, а нужной мне информации – ноль. А как отец, оказывается, умеет говорить! Заслушаешься. Наверно, у него было много времени, чтобы этому научится. Может напроситься к нему в ученики, дабы уметь так же? Хотя, если вспомнить начало нашей милой беседы, меня и так собираются чему-то учить. Но на вопрос чему не отвечают…

В общем, сейчас я лежала на животе и очень задумчиво смотрела на папу. Кстати, в ходе разговора как-то незаметно начала называть его именно так. Так вот. Ни на один важный на данный момент мне вопрос он не ответил. Ну, вернее ответил, но не так, как хотелось бы. Приблизительно это выглядело как-то так:

«Кто такие свободные драконы?» – «Существа, которые могут перемещаться между мирами.» Правда? Правда. Но это-то я и так знаю! «Как я здесь оказалась?» – «Я тебя сюда перенес.» – «Зачем?» – «Потому что тебе было очень больно и я не хотел, чтобы моя дочь страдала.» – «И все?» – «Нет.» – «А что еще?» – «Я хотел сказать тебе, что я твой отец.» Правда? Еще какая! Только вот о том, что он говорил вчера (ну, в прошлое мое бодрствование) ни слова! «Почему моя сила до сих пор не открылась?» – «Потому что время еще не пришло.» – «А когда придет?» – «Когда придет, ты об этом узнаешь.» – «А какая она?» – «Кто она?» – «Сила.» – «Довольно большая.» За-ме-ча-тель-но. «А как вышло так, что я дочь Вечности?» – «А мне так захотелось.» – «С чего вдруг?» – «Интересно стало.» Вот от этого заявления я ушла в подобие некоторой прострации. Это что же получается, я родилась только из-за того, что моему папе стало интересно?! Постаравшись побыстрее придти в себя, продолжила допрос (иначе уже назвать не могу) с пристрастием. «А что именно стало интересно?» – «Кем родится моя дочь.» – «И кем она родилась?» – «А это тот вопрос, на который я заранее отказался давать ответ. Сама узнаешь.» Ладно. «А у тебя еще есть дети?» – «Родных – нет.» Хм. Здесь я тоже надолго задумалась, потому что звучало это как-то двусмысленно.

Вот на этом вопросе я пока что и остановилась, глубоко задумавшись. Отец терпеливо ждал, прекрасно понимая, что вопросы-то у меня еще не кончились. Но теперь передо мной встал такой вопрос, который задать ему было бесполезно. А именно: как задать вопрос так, чтобы узнать то, что мне нужно? И что задать меня тоже немало интересовало. С одной стороны особо важные вопросы уже закончились, но ответов нормальных, то есть нужных, так и не последовало. С другой стороны оставались неособо важные вопросы, на которые ответы узнать, конечно, интересно, но не так необходимо. Тем более меньше знаешь, крепче спишь. А мне почему-то захотелось спать именно крепко. Ну да ладно. Потом отосплюсь.

Еще немного подумав, я пришла к выводу, что хочу побольше узнать о своем последнем дне в мире Минор. А что? Если есть такая возможность, то ее нужно использовать.

– Пап, а почему те фэйри обладали такой силой? – чуть наклонив голову на бок и не отрывая взгляда от отца, поинтересовалась я.

– Из-за того, что Реналлей вместе со своим возлюбленным так решили, когда создавали Минор, – невозмутимо пояснил отец, но я одарила его таким тяжелым взглядом, что он невольно улыбнулся и добавил. – На самом деле фэйри, населяющие конкретный мир имеют довольно-таки слабый магический запас, хватающий едва ли на то, чтобы менять окружающую их природу по их желанию да на мелкие приколдовывания. Их становится настолько сильной лишь после брака двух молодых фэйри. Причиной этому служит то, что их союз заключает сама богиня, буквально сплетая их судьбы, в ходе чего большое количество Силы перетекает в тела этих существ. Но для хрупких фэйри ее слишком много, поэтому молодая пара не может завести детей. А исполнение желания – это лишь способ для того, чтобы истратить лишнюю Силу, которую на личные цели они истратить не могут. Если ты хочешь спросить почему, я, конечно, могу ответить, но это будет довольно долго.

– Да нет, не надо, – задумчиво пробормотала я, на миг отведя взгляд на черное ничто. Хм, интересно получается. Кстати, у меня сразу появилась куча вопросов… – А Реналлей, кто она?

– Реналлей – создательница мира Минор, которую сейчас называют простой богиней.

Я удивилась.

– А почему?

– Потому что она никогда не являлась жительницей параллели.

– Как так? – мое удивление стало больше.

– Все дело в том, кто стал ее возлюбленным. Это был свободный дракон, который не мог остаться в ее мире, а она не могла жить в других мирах. Он просил у Совета Глав помощи, но они ему отказали. Тогда он разделил с девушкой, имя которой было Амани, свою душу, жизнь и судьбу. От этого свободный дракон лишился права путешествовать по мирам и… еще кое-чего. Ему было позволено в последний раз переместится куда-либо со своей возлюбленной. Они решили, что лучше всего будет им на новом месте. Так и возник мир Минор.

– А почему тогда это все не было отмечено в архивах? – ошеломленно спросила я.

– Ты думаешь, что Совету было приятно вспоминать о том, что простой житель миров стал создателем мира вместе со свободным драконом? Нет, девочка моя, жители параллели всегда имели странное отношение к обитателям миров. А в чем, собственно, разница между ними? Просто души жителей параллели прожили больше жизней и из-за этого у них больше Силы, нежели у совсем юных душ.

– Почему? – с неподдельным любопытством поинтересовалась я. Да, что ни говори, но такая беседа мне нравилась не в пример больше, нежели начало моего допроса. Тем более столько всего нового узнается. Причем из первых, так сказать, рук. Кстати, а почему он сказал «ними», а не «нами», когда сравнивал жителей параллели и миров?..

– Из-за перевоплощения душ и их так называемого круговорота. Понимаешь, когда в семье рождается ребенок, он чаще всего получает частичку души матери и отца. Еще на этот процесс влияет то, что жители параллели очищают души, прежде чем переместить ее в новый мир. Таким образом Силы их не уменьшаются, но воспоминания полностью стираются, убирая ненужную боль, страдания и все то, что губит души. В каком-то смысле вы их даже лечите.

– Кстати, про лечить, – встрепенулась я, поймав шанс задать еще один очень интересующим меня вопрос. – А как ты вылечил мою душу? И зачем?

– Креста, я же все-таки воплощение Вечности, а ты моя дочь, – еле заметно улыбнулся отец, отвечая на оба мои вопроса.

Он снова это сделал… Да, он ответил. Да, он сказал правду. Но я же снова спрашивала не о том и ждала другой ответ! Хотя, сама виновата. Нужно было задать как-нибудь по другому. Ну да ладно. Настало время задуматься о том, что можно еще спросить. Вернее, что мне еще хотелось бы узнать. Пожалуй, у меня есть один вопрос, ответ на который знает только Вечность…

– Скажи, почему так рано ушла от нас с сестрой мама?.. – тихо спросила я, не поднимая глаз.

– Потому что пришло ее время, – так же негромко ответил отец, внимательно посмотрев на меня.

– Да, но… – подняв голову, я заглянула отцу в глаза. – Но время устанавливаешь ты.

– Я, – серьезно ответил он, посмотрев мне в глаза. – И ее время пришло.

– Но почему? – недоумевающе воскликнула я, пересев на кровати. – Объясни мне, почему?

– Потому что так было нужно.

Наверно, я зря затеяла этот разговор. Зря стала беспокоить старые раны и воспоминания. Но я не могла понять… почему? Почему мы остались с сестрой так рано без матери, единственного родного нам существа? Почему мы должны были все это пережить? Почему Деса в таком юном возрасте вынуждена была исполнять долг семьи? Почему она должна была пережить это? Столько почему и всегда без ответа… А сейчас, когда я могла получить ответ, мне сказали «Так надо было». Захотелось заплакать от бессилия и непонимания. Но вместо этого я просто закричала, неотрывно глядя в глаза Вечности, даже не пытаясь скрыть в своем взгляде и голосе боль.

– Кому? Кому нужно, папа?!

В ответ прозвучал сухой и твердый голос, словно ему тоже совершенно не хотелось отвечать на этот вопрос, но обещание было важнее.

– Тебе.

Я замерла, словно меня только что ударили. Предали. Обвинили в том, в чем я не виновна. Словно мне сообщили, что во всем виновата только я одна. В прочем, так оно и получается. Но… Что? Что значит то, что только что сказал мой отец? Почему?.. Зачем?.. Я не понимала. Совсем ничего не понимала. У меня просто не укладывалось в голове, что только что он сказал. Невозможно передать все те чувства, которые боролись во мне, мешая здраво рассуждать и думать вообще. Единственное, что мне удалось произнести было тихое-тихое:

– Зачем?..

– Я не могу ответить на этот вопрос, потому что он напрямую связан с вопросом о том, кто ты.

Вот такой ответ последовал от моего отца. В его голосе я не уловила даже отзвука хоть каких-либо эмоций. И только сейчас я осознала, кто мой отец. Он – Вечность. Ее воплощение. У него нет начала и нет конца. Он бессмертен в прямом смысле этого слова. Его жизнь бесконечна. Так же, как его знания и возможности. Он решает, чему быть, а чему – нет. Все зависит от его прихоти и желания. И я стала его дочерью лишь потому, что он этого захотел. Всего лишь потому, что ему стало интересно. Не больше.

От осознания всего этого у меня внутри все похолодело, а в глазах мелькнула безучастность. Я не испытывала ни страха, ни ужаса, ни отвращения, ни осуждения. Мне вдруг стало совершенно все равно. Ведь и изменить ничего нельзя. Потому что я не умру до тех пор, пока Вечность этого не захочет. И от сюда я не выберусь, пока Она не отпустит. Это клетка, в которую меня поймали. Мне от сюда не спастись, даже если очень захочется. И в это время я позавидовала простым жителям параллели, потому что до них Вечности нет дела, и они почти сами решают свою судьбу. Да, есть боги и жители параллели, которое многое решают за них. Но не все. А у меня больше нет выбора. Я, конечно, могу сама мыслить, говорить и даже действовать… но я никогда отсюда не уйду и не умру, пока того не захочет Вечность. И мне волей-неволей придется делать все, чего Она захочет.

Как же хорошо, что ментальный блок у меня настолько сильный, что даже воплощению Вечности его не сломить. Как же хорошо, что он не слышал моих мыслей, а просто терпеливо ждал от меня следующего вопроса. Вернее по началу терпеливо, а затем все-таки решил спросить:

– У тебя есть еще вопросы?

Есть ли у меня еще вопросы? Не знаю. Почему-то все вдруг стало мне неважным. Словно ответы перестали иметь для меня хоть какое-либо значение да и вопросы куда-то смылись. Неужели так оно и есть? Неужели я упущу свой шанс задать все-все свои вопросы? Не-е, не дождетесь. Слегка мотнув головой, я пришла к выводу, что все, что было, прошло. У меня есть настоящее, которое, независимо от того, что оно напрямую зависит от желания Вечности, я могу прожить так, как захочу. Авось все наладится, м? Надеяться-то можно.

– Есть, – заявила я, откинув все свои размышления на задний план.

– Задавай, – невозмутимо позволил отец, как будто бы не сидел здесь уже неведомо сколько, отвечая на вопросы своей дочки. Кстати, хороший вопрос.

– Скажи, а ничего, что ты тут со мной так долго сидишь? – поинтересовалась я, снова сменив свое положение на лежачее. – Ну, в смысле, никто там у тебя не убежит без твоего контроля?

– Почему что-то должно убегать? – его голос прозвучал слегка вопросительно, а губ коснулась еле заметная улыбка. – Со всем, происходящим в мирах разбираются жители параллели. Почти со всем. За сами же жителями параллели присмотр почти не нужен. Они бывают на удивление умны. Единственное, что необходимо делать мне – вовремя подсказывать им, когда приходит чье-либо время на то или другое. И еще несколько мелочей.

– Каких? – с любопытством поинтересовалась я.

– Разных, – просто ответил отец, а я сразу же поняла, что это один из тех вопросов, на которые ответы будут даны в весьма своеобразной форме. Ну и ладно. Все равно мне Вечностью не быть, то есть знать это как-то и не особенно нужно.

– Ясно, – с умным видом покивала я и решила продолжить допрос, но теперь задавая вопросы на бум. – Пап, а сколько я у тебя тут пробуду? Когда я в миры и параллель вернусь?

– Думаю, что не скоро. Тебе многое предстоит изучить.

Мне показалось или в его голосе вместе с легкой задумчивостью проскользнули довольные нотки? Так, что-то мне это не нравится. Но, к моему сожалению, узнать ничего определенного я не смогу, потому что про свое будущее обучение я уже спрашивала и не услышала ничего такого, что можно было бы считать пояснением к тому, что мне предстоит. Да, все-таки умеет мой папа уходить от вопросов. Причем иногда так ловко, что вроде как все понятно, но в то же время не понятно совершенно. Я могу только приблизительно пересказать те ответы, которые были в самом начале нашей беседы. Ну да ладно. Если вернутся к настоящему, то получается так, что застряла я тут надолго. И что-то меня в этом утверждение немало напрягало. Интересно, что? Такое ощущение, что мне из миров почему-то нельзя пропадать надолго… Вспомнила.

– Меня же там Дравенн ждет! – воскликнула я, попытавшись встать, в итоге чего просто скатилась с кровати. И только попав на ничто я поняла, что понятия не имею, почему оно меня держит, почему оно ощутимо и почему я не падаю. А ведь правда, почему?! Решив, что мне как-то слегка боязно стоять на ногах, я присела обратно на кровать, подтянув к себе ноги.

– Не волнуйся, не ждет, – успокоил меня отец. – После того, как ты узнаешь все, что должна, ты вернешься в то же самое время, когда упала на ступени перед тем храмом.

– Правда? – я удивленно посмотрела на отца, пересев на кровати поудобней. – А от этого ничего не будет? Ну, что реальности две пойдет…

На это мое заявление отец искренне, но тихо рассмеялся.

– Креста, откуда у тебя такие мысли? – отсмеявшись поинтересовался он. – Две реальности могут быть только в мирах и то на такие случаи в мире создаются простые отражения, в которые можно попасть. Это если жители миров в силах останавливать, ускорять и поворачивать вспять время, установленное их миру параллелью. В Вечности двух реальностей быть не может. Она всегда находится в движение, вечно меняется, не останавливается. И все, что происходит – реальность. Лишь одна для всех. У Вечности просто нет времени. Тут нет законов и рамок. В Вечности нет ничего и есть все. Все, что когда-либо произошло, произойдет, происходит может тут измениться так, что от этого изменится абсолютно все, но никто этого не заметит. Думаешь, если бы все было иначе, смогли бы сквозь Вечность проходить странники?

– Так странники правда существуют? – удивленно похлопала я глазами.

– Конечно. Может быть ты даже кого-нибудь из них увидишь.

Мне стало искренне любопытно. Неужели правда увижу кого-нибудь из странников? Интересно, а бывает так, что они попадают туда, где уже были? И сильно ли они меняют ход истории в том или ином месте? И вообще, как они хоть выглядят? Похожи на тех жителей параллели, к которым я привыкла за тридцать лет своей жизни или отличаются? Ух, сколько у меня вопросов! Бедный первый странник, который попадется под мое любопытство. Если попадется, конечно.

– Каким образом? – с любопытством поинтересовалась я, снова ложась на живот.

– Ты же все-таки здесь будешь жить, – вновь еле заметно улыбнулся отец. Интересная у него улыбка. Вроде есть, а вроде нет. Как неуловимая тень. Только я почему-то совершенно уверенно могла сказать, показалось мне она или нет. У мамы иногда тоже такая улыбка появлялась, и только я могла сказать точно, была она или нет… – Они довольно часто проходят сквозь Вечность. По крайней мере мне так кажется.

– Здорово, – обрадовалась я. – А сколько их всего?

– Странников? Об этом уверенно не могу сказать даже я, – на этот раз он улыбнулся открыто и даже подмигнул мне. – Вернее, конечно, могу, если очень захочу, но так жить не интересно. Вернее все-таки существовать, наверно. Но ведь разница не велика, правда?

Я только согласно кивнула в ответ, чуть улыбнувшись в ответ. Нет, все-таки странники – интересные существа. Они ведь могут придти из твоего будущего… То есть доживешь ты, например, лет до ста и встречаешь юного жителя параллели, который вроде бы младше тебя возрастом. Присматриваешься, присматриваешься и с удивлением узнаешь в нем того, кого ты встречала лет в двадцать и он был гораздо старше тебя. Такие случаи довольно известны. Чаще, конечно, бывает так, что странник просто появляется из ниоткуда и исчезает в никуда, не оставив за собой только воспоминания. Интересно, а какого это, путешествовать по Вечности? И встречаются ли они с моим папой, когда проходят сквозь Нее? Спросить у него самого, что ли? Нет, так не интересно. Вот встречу странника и у него спрошу. Почему-то я почти и не сомневалась, что обязательно встречу. Куда ж они денутся-то? Вот именно, некуда.

– Пап, а к тебе вестники залетают? – неожиданно даже для самой себя задумчиво спросила я. Кажется, отец не меньше меня удивился такому моему вопросу, только это не отразилось ни на лице, ни в глаза, ни в голосе. Тогда почему я так подумала? Наверно все же показалось.

– Нет, – спокойно сообщил он и все-таки не удержался от вопроса. – А зачем ты спросила?

– Да вот мне Хастин должна была на днях написать, – пробормотала еще задумчивей я. – Интересно, что она написала бы.