Текст книги "Любовь не с первого взгляда (СИ)"
Автор книги: Мария Берестова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
Глава шестая
Внутренняя разведка сработала без осечек: с одной стороны, Канлару так и не удалось вычислить, кому и в какой момент королева отдала свой приказ, с другой – не прошло и трёх дней, как на очередной советы были присланы материалы отчёта по этому расследованию.
Трое «заблудившихся» махийских церковников, действительно, пересекли горную границу, действительно, были обнаружены кордоном князя и доставлены в его резиденцию, где, как и опасалась королева, произошёл контакт. Однако добытые разведкой сведения сводились к одному: махийцы хотели обратить князя в свою веру и вели с ним богословские беседы, а князь, напротив, хотел уличить махийцев в еретической основе их учения. В итоге высокие стороны остались при своём: махийцы отправились к себе ни с чем, а князь даже расхвастался о своей попытке «вразумления еретиков» в местном светском обществе.
– Вот вроде всё и гладко звучит, – теребил бороду дядя королевы, – а почему-то не верится.
Покачав головой и ещё раз перечитав донесение, канцлер поддержал его:
– Шито белыми нитками. Вся эта история с хвастливыми откровенностями в подпитии выглядит, конечно, крайне правдоподобно и в духе князя, но всё же князь не дурак, чтобы хвастать контактами с Махийской церковью. Даже в столь благонадёжном контексте.
– Самое слабое место в этой истории, – вступил в разговор Канлар, – мотивация Махийской церкви. Они тоже отнюдь не глупы, и вряд ли идея обратить князя в свою веру может казаться им перспективной.
Королева тоже бегло пересмотрела донесение и отметила:
– Спаяно гладко, даже их епископ имеет соответствующую репутацию религиозного фанатика, который известен своими абсурдными проповедями и попытками обратить в свою веру всех и вся.
– Не придраться, – согласился канцлер разглядывая резолюцию главы внутренней разведки: «Ведётся выяснение истинных намерений и последствий встречи».
Внутренняя разведка, естественно, во всю эту богословскую благолепность не поверила, но исправно пересказала официальную версию – единственное, что пока удалось накопать.
– Что ж, посмотрим, что ещё удаться выяснить, – отложила донесение королева. – Господин Канлар, ваши агенты пусть тоже проведут изыскания по ту сторону границы, возможно, это будет сделать проще, чем подобраться к любезному кузену.
Закончив обсуждение ещё нескольких текущих вопросов, совет вернулся к многострадальной свадьбе. В этом деле снова и снова всплывали спорные моменты. Сегодня разногласие вызвал вопрос проживания короля-консорта и даже и самой королевы.
Скорее всего, эта тема не всплыла бы, если бы после воцарения Кая заняла бы основные королевские покои – достаточно просторные помещения с двойным набором комнат, в которых как раз могла без стеснений разместиться супружеская пара. Однако Кая предпочла остаться в своих старых комнатах – покоях принцессы – к которым, во-первых, была искренне привязана как к единственному уголку, где она могла побыть самой собой, и которые, во-вторых, не вызывали у неё стойкой ассоциации со смертью родителей. И если кончина матери застигла её в детские годы, и эмоции немного сгладились со временем, то роковую болезнь отца она помнила очень хорошо, и жить в комнате, где он проживал свою агонию, вовсе не казалось её хоть сколько-нибудь заманчивым. Поэтому так и вышло, что до сих пор она занимала свои старые комнаты, конечно, достаточно просторные, но никак не рассчитанные на наличие супруга.
Что касается господина Канлара, у него было целых два места проживания. Официально ему принадлежали комнаты в его министерстве, но по факту он редко там находился, предпочитая ночевать в своей комнате во дворце, – это экономило ему время сборов на утренние заседания и мероприятия.
Большая часть совета, во главе с канцлером, считала, что молодожёнам нужно будет перебраться в королевские покои. Несколько советников возражали против этой идеи, мотивируя это тем соображением, что Канлар станет королём-консортом, а не королём, поэтому и королевские покои явно не для него. Сама королева по-прежнему воспринимала идею своего переезда враждебно и пыталась найти какой-то иной выход.
Дебаты грозили затянуться и лишить присутствующих обеда. В сердцах дядя королевы – большой любитель вкусно поесть – воскликнул:
– Да поселите его к себе, племянница, в конце концов, не так уж много времени вы проводите по покоям!
По отношению к господину Канлару это было справедливое замечание, он, действительно, в своих комнатах только ночевал, проводя свободные от службы часы в министерстве. Королева же часто использовала свои покои для вечернего или дневного отдыха в тех случаях, когда в её распорядке случалось редкое «окно», но, в целом, тоже не была домоседкой.
Советники почуяли близость обеда и в ожидании повернулись к королеве (Канлар ещё в начале обсуждения самоустранился, заявив, что ему решительно всё равно, куда его переселят). Новая идея Кае понравилась не больше старой, но она обещала провести после обеда некоторые изыскания (читать: захватить с собой жениха и примерить на месте, удаться ли им разместиться) и тогда уж выносить суждение.
Сказано – сделано. После обеда Канлар был введён в святая святых – покои королевы, куда никому из приближённых никогда не было хода дальше приёмной. Кая воспринимала свои комнаты как личную закрытую территорию, и сейчас чувствовала себя не слишком комфортно, приводя сюда чужака.
Эти помещения ей выделил отец ещё в ранней юности. Основу покоев составляла анфилада: приёмная, гостиная, кабинет, спальня. От гостиной направо и налево отходили комнаты слуг и гардеробная, от кабинета – комната для занятий и ванная. Из последней была ещё дверь в гардеробную.
Все комнаты были отделаны в одном сдержанном стиле, без признаков синего и голубого, так надоевшего Кае по официальному регламенту.
Теоретически, не было особой проблемы в том, чтобы поселить сюда ещё и мужа. Кровать королевы была достаточно большой для двоих, а гардероб Канлара был достаточно скромен, чтобы не потеснить нарядов королевы. Вот только куда селить камердинера – ведь комната для слуг была занята сплошь девицами и не предполагала отдельного уголка для мужчин. Да и гардероб короля-консорта придётся расширить, он явно будет богаче, чем гардероб главы скромного ведомства.
Все эти препятствия, тем не менее, не были фатальными, поэтому королева всерьёз взвешивала все за и против, в то время как Канлар по возможности незаметно оглядывался, с любопытством отмечая различные детали внутреннего убранства.
Наконец, он обратил внимание на то, что королева выглядит несколько нервно, реквизируя потенциал свободного пространства (она пыталась то померить шагами комнату для занятий, то раздвинуть платья в своём гардеробе), и сделал логичный вывод:
– Я вижу, что вам не по душе эта идея, ваше величество. Давайте придумаем что-то иное. Я в целом не вижу причин, по которым должен покинуть свои старые комнаты – в конце концов, мы не обязаны жить вместе.
– Не обязаны, – с силой захлопнула Кая дверь в гардероб, сделала несколько быстрых шагов сквозь гостиную и оглядела как-то нервно свой кабинет. – Но это вопрос престижа королевской фамилии. Если мы станем жить раздельно, поползут слухи, что в нашем браке не всё так гладко, и это сделает ваше положение шатким.
Возразить было нечего. Канлар заглянул в комнату для занятий и спросил:
– Вы очень дорожите вашими клавикордами?
Королева перешла в комнату вслед за ним и посмотрела на клавикорды крайне сухо:
– Совсем не дорожу. Мой слух далёк от музыкального.
Взгляд Канлара ещё побродил по помещению, наполненному разными дамскими аксессуарами, от большой рамы для вышивания – до мольберта.
– В целом, вполне можно переоборудовать эту комнату, – предложил Канлар. – Думаю, здесь я вас не стесню.
– Да, так и сделаем, – сухо согласилась королева, выходя в кабинет. – Передайте список необходимых вам предметов мебели обер-гофмаршалу, он всё подготовит. Если вы не возражаете, супружеское ложе я бы тоже предпочла поставить у вас, – тон, каким была сказана последняя фраза, был до такой степени независимо-безразличным, что даже сторонний человек заметил бы за ним напряжение.
– Как вам будет угодно, – сдержанно поклонился Канлар, лихорадочно пытаясь сообразить, как перейти к деликатной теме таким образом, чтобы не показаться слишком грубым. – Ваше величество, позвольте высказать одно соображение? – не придумал он ничего лучше.
– Извольте, мессир, – холодно повела плечом королева, не глядя на него.
Чувство неловкости явно превосходило все допустимые нормы, но он всё же считал нужным прояснить этот вопрос:
– Возможно, вы тоже сочтёте разумным, что нам не стоит форсировать… наше сближение и вступать… в супружеские отношения непосредственно в день свадьбы, тогда как было бы более комфортным несколько привыкнуть друг к другу…
Канлар, кажется, совсем запутался в попытках выразить свою мысль куртуазно, но королева с явным облегчением в голосе прервала его:
– Да, вы правы, не будем спешить.
Вопреки тому, что мужчина тоже должен был почувствовать облегчения от возможности свернуть неловкий разговор, он почему-то нахмурился и даже с лёгкой обидой воскликнул:
– Такое чувство, будто вы ожидали, что я стану вас принуждать!
– Вы говорите глупости, – впервые за разговор повернулась к нему королева, но по тому, как быстро и лихорадочно она говорила, было ощутимо заметно, что именно так она и думала, – конечно же, в вас я не сомневалась. Но обстоятельства, мессир, вынуждают нас спешить: стране нужен наследник.
Канлар, крайне удивлённый несвойственной королеве вспышкой эмоциональности, возразил:
– Несколько недель погоды не сделают, зато у нас будет время привыкнуть друг к другу и к мысли о близости.
– Вы правы, – отвернулась королева, и что-то в её голосе заставило советника нахмуриться ещё сильнее и сместиться, чтобы получить возможность заглянуть ей в лицо.
Чутьё его не подвело: Кая плакала.
Она делала это каким-то совершенно изуверским и неестественным образом: не всхлипывая, не дрожа плечами, не закрывая глаза и даже не вздыхая глубже, чем обычно. Это было её старой манерой, приобретённой ещё в детстве: если вдруг на неё и находили слёзы, она попросту замирала, позволяла им аккуратно излиться, и довольно быстро прекращала плакать, чтобы лицо не успела распухнуть и покраснеть – такие следы уж точно не подобают принцессе, а тем паче – и королеве.
– Ваше величество… – изумлённо выдохнул Канлар, делая невольное движение к ней, но его оставил резкий жест. – Я был… недостаточно деликатен?
– Напротив, – ответила Кая голосом столь ровным и спокойным, будто это не у неё сейчас катились слёзы по щекам, – вы были вполне деликатны, мессир. Моё состояние не имеет к вам прямого отношения. Просто дайте мне две минуты.
Должно бы, с её точки зрения не было ничего сложного в том, чтобы простоять с ней рядом эти две минуты и дождаться, когда она возьмёт себя в руки, но для Канлара это оказалось серьёзным испытанием – не то чтобы ему было привычно оказываться в таких ситуациях, но всё же, если он в них и оказывался, то принимал самое деятельное участие в успокоении дамы, а вовсе не стоял рядом безмолвным статистом.
Вот и тут его хватило лишь на пару секунд; пошарив глазами по кабинету, он обнаружил графин и нашёл для себя вполне достойное занятие – поднёс королеве стакан воды.
– Благодарю, – сдержанно отозвалась она, принимая и стакан, и последующий за ним платок, который пришёлся очень кстати.
– Прошу прощения, – сказала она спустя минуту. – Но раз уж вам выпало стать моим мужем, думаю, я могу себе иногда позволить такие слабости в вашем присутствии.
– Ваше величество, – в который раз сдержанно поклонился он. – быть может, я могу чем-то помочь вам?
Она посмотрела на него долгим, серьёзным и ни капли не заплаканным взглядом, после чего объяснила:
– Эти комнаты были единственным местом, где я была свободна, и время, которое я проводила в них – единственным временем, когда я могла побыть собой. Теперь у меня отнимают и это.
Со вздохом отвернувшись и потеряв взгляд в недрах книжного шкафа, она призналась:
– Я с детства готовилась к договорному браку. Я знала, что рано или поздно этот час настанет, и всегда считала, что неплохо подготовилась к своей роли. – Помолчав, она добавила: – Я ошибалась. К такому невозможно быть готовой.
От подобных признаний Канлару стало крайне неловко.
– Могу ли я чем-то помочь вам? – спросил он ещё раз, не зная, как утешить эту слишком хорошо умеющую держать себя в руках королеву.
С лёгким нервным смешком та махнула рукой, посмотрела на него и отвела взгляд:
– Оставьте мне мою спальню, – наконец попросила он. – Пусть по крайней мере это останется только моим.
– Вы можете быть спокойны, – заверил он её.
– Благодарю, – ответила королева, – прошу вас, теперь оставьте меня. Думаю, мы решили этот вопрос. Вашего камердинера разместим в прихожей, там была предусмотрена лакейская, но мы за счёт неё расширил общую площадь. Вернём обратно. Отдайте соответствующие распоряжения, будьте так добры.
– Разумеется, – поклонился Канлар и вышел.
Кая же без сил опустилась в кресло, приложив ладонь ко лбу.
Она в жизни не смогла бы признаться, что до слёз её довело не вторжение в личные комнаты – причина, конечно, реальная и более чем веская, – а неприятное, едкое, мучительное чувство зависимости от решений мужчины, с которым ей теперь придётся жить.
Глава седьмая
Сегодняшний разговор привёл Канлара в беспокойство. Он сам был не в восторге от необходимости вступать в политический брак, но его, по правде сказать, в большей степени заботило его новое положение и связанные с ним трудности, нежели характер отношений с будущей женой. Будем откровенны: Кая всегда держала себя столь идеально-сдержанно, что никому и в голову не могло прийти, что простые человеческие переживания ей не чужды.
Когда Канлар впервые увидел малышку-принцессу, ему было пятнадцать, а ей – всего четыре года. При его представлении королю она сидела совершенно спокойно в большом кресле, одетая в платье взрослого фасона, причёсанная на взрослый манер и выглядевшая на все семь.
Яркое впечатление о малышке, которая казалась идеальной куклой, продержалось годы. Канлар видел принцессу на официальных мероприятиях, и в любых ситуациях она казалась совершенно взрослой – её манеры были безупречны, и держала она себя без всяких детских капризов.
Тесно общаться с принцессой Канлар начал, когда ей исполнилось двенадцать, – именно в этом возрасте Кая стала обязательным участником Малого совета. Высказывалась она редко, но всегда по делу, и то, что она говорила, бывало вполне умно.
Возможно, Канлар привык воспринимать её как нечто функциональное: идеальное воплощение самой идеи правительницы. За годы, что он провёл с нею бок о бок, он ни разу не наблюдал, чтобы она отходила от своей роли и как-то демонстрировала, что функция «быть идеальной наследницей трона» не исчерпывает всё её существо.
За эти несколько дней Канлар с удивлением открыл для себя, что в королеве есть и другая, внутренняя сторона – всегда скрытая, живущая своей тайной жизнью, ни для кого не доступной.
Это открытие было для него ошеломительным. Казалось бы, это лежало на поверхности, и странно было бы предполагать, что даже у самой блестящей королевы нет за душой чего-то ещё, кроме её королевского величия. Однако, раз и навсегда привыкнув воспринимать Каю функционально, Канлар был потрясён.
Ему не приходило в голову, что у неё могут быть какие-то общечеловеческие потребности, и что её статус может как-то препятствовать их обеспечению, а их брак может ещё более стеснить и без того стеснённую человечность.
Канлар почувствовал себя виноватым; умом он понимал, что брак с ним спасает королеву от более тяжёлой участи, но сердцем – сердцем он чувствовал себя в этот момент насильником, который мучает и без того измученную своим саном девушку.
Прямо скажем, от испытанного потрясения Канлар несколько преувеличил внутри своей головы степень терзаний Каи и остроту её переживаний. Он знал её ещё не достаточно хорошо, чтобы уметь понимать её чувства; открыв для себя, что эти чувства, вообще, существуют – он тут же навоображал себе Бог весть чего сентиментально-трагического.
Впрочем, это было вполне естественно – кто на его месте не вообразил бы себе нечто драматичное? – но Кая, прямо скажем, была несколько удивлена, получив от жениха записку всего через час после того, как они, вроде бы, решили все текущие вопросы.
В записке Канлар писал, что, не решаясь оспаривать её прямо озвученное желание побыть одной, он, однако, тревожится о её состоянии, и, если ей будет того угодно, она может найти его в саду у фонтана, чтобы разделить с ним небольшую прогулку.
Похлопав глазами и попытавшись понять, что это вдруг на него нашло, Кая не преуспела в этих размышлениях, но решила всё же спуститься в сад – в конце концов, было бы невежливо игнорировать человека, который почему-то вздумал о тебе переживать.
Канлар, в самом деле, обнаружился у фонтана, где смотрел куда-то в зелёную изгородь невидящим взглядом, сложив руки за спиной. Заслышав шаги королевы, он обернулся, поклонился и предложил той руку. Она согласна эту руку приняла и позволила повести себя по тропинкам.
– Меня тревожит, – прямо высказал он, когда она и не подумала начать разговор, – что я стал причиной вашего огорчения.
Кая подняла на него спокойные глаза и мягко возразила:
– Я говорила вам, вы не имеете к тому прямого касательства. Не вынуждайте меня жалеть о моей откровенности, – добавила она с некоторым нажимом.
Они прошли в молчании несколько минут; вокруг стоял чарующий аромат цветущих плодовых деревьев, что делало прогулку весьма приятной.
– У меня есть идея одного плана, – заявил вдруг Канлар. – Ничто не мешает нам оставить наш брак фиктивным, с тем, чтобы, когда вы испытаете сердечное желание связать с кем-то свою жизнь, мы могли беспрепятственно развестись по факту отсутствия консуммации.
Королева так удивилась, что даже сбилась с шагу.
– Что? – глупо переспросила она. – Какое ещё сердечное желание?
Канлар возвёл глаза к небу и пояснил:
– Полюбите же вы однажды!
Несмелая улыбка тронула губы королевы; со смешком она возразила:
– Помилуйте, мне уже случалось быть влюблённой, и это явно не тот выбор, которому должна следовать правительница.
Вспомнив Се-Крера, Канлар не мог не согласиться с таким выводом, но всё же возразил:
– Вы прекрасно умеете править, ваше величество, и вокруг вас собрался талантливый и верный вам штат советников. Вы вполне можете позволить себе брак по сердечной склонности.
Кая грустно улыбнулась и ничего не ответила, увлекая его дальше по дорожке.
Спустя минут пять она сказала:
– Благодарю вас. Мне нужно было услышать от вас подобное предложение, чтобы перестать ощущать себя жертвой своего положения. Я не думала раньше о том выходе, который вы предложили, а меж тем – это и в самом деле выход. И это напомнило мне, что я не склонна доверять сердечным склонностям, – твёрдо резюмировала она. – Даже если обстоятельства и не давили бы на меня, я бы все равно предпочла брак по политическим соображениям. Но ваше предложение напомнило мне, что это мой сознательный выбор.
Канлар пожал плечами и отметил:
– Порой и в политических браках зарождается сердечная склонность.
Кая посмотрела на него слегка грустно:
– Простите за откровенность, дорогой жених, но я выбрала вас не оттого, вы не внушаете мне романтических чувств.
Казалось, её ответ ничуть не огорчил Канлара. Он, напротив, улыбнулся, глянул на королеву искоса и задорно и с самым хулиганским видом уточнил:
– А вот я, узнав вас ближе, кажется, увлёкся.
Королева в удивление подняла брови и не без внутреннего кокетства, чувствуя себя польщённой, переспросила:
– Как, в самом деле?
Вместо ответа Канлар остановился, мягким, но быстрым движением снял с руки королевы перчатку и припал губами к её обнажённой коже.
Кая слегка вздрогнула, но руку не отняла; на затылок своего советника она смотрела с самым искренним удивлением.
– Полно вам, – слегка сжала она пальцы, – вы меня смущаете.
Он выпрямился, не отпуская её руки, и обнаружил, что её скулы и впрямь снова порозовели.
– Предпочитаю видеть вас смущённой, нежели плачущей, – весьма деловито заметил он, и его тон не оставил королеве иного выхода, кроме как рассмеяться.
Разыгрывая эту небольшую интригу, Канлар отнюдь не лукавил: те отголоски тайной жизни обычной девушки, которые он увидел за королевской холодной маской, влекли его к себе. Ему хотелось проникнуть туда, за эту маску, увидеть настоящую Каю, которую он пока не знал, но уже угадывал. Это влечение ещё нельзя было назвать влюблённостью, но оно явно отличалось от простого политического расчёта.
– Вы меня смущаете, – повторила королева, забирая, наконец, свою перчатку и пряча в неё руку. – Но мне почему-то по душе ваши выходки.
Канлар улыбнулся и повёл её гулять дальше.
Спустя несколько минут Кая решилась на новые откровения:
– Я выбрала вас, – спокойным и твёрдым голосом поведала она, – потому что моей стране нужный сильный консорт, а если говорить о моих личных желаниях – то я хочу видеть своим мужем умного человека. Обрести в вашем лице верного союзника для меня важнее сердечной склонности, хотя, должна признать, мне льстит ваше внимание, дорогой жених. Постойте! – оборвала она его попытку заверить её в своей верности. – Я хочу сделать одно признание, – решилась она. – Более всего в браке меня страшит необходимость соображаться с решениями мужа – необходимость считаться с чужой волей, которая может ограничивать мою или вовсе противостоять ей. В страшных мыслях брак видится мне вечной войной, противостоянием моей воли и воли мужчины. Возможно, учитывая это обстоятельство, мне стоило выбрать в мужья мужчину слабохарактерного и слабого, который не доставил бы мне хлопот. Это было большим искушением для меня, но я выбрала вас, рассчитывая этим выбором усилить трон и обеспечить наследников положительным примером сильного отца. Этот путь тяжелее, и оттого я нервничаю.
Откровенность такого рода далась ей нелегко; она не привыкла делиться столь сокровенными мыслями, не говоря уж о том, что ей боязно было давать ему в руки оружие против неё – знание о её страхах. Однако она решилась на этот шаг, зная, что именно такие моменты искренности и помогают зародить крепкие близкие отношения.
Ей нужен был муж, а не консорт-марионетка или соперник за власть. А с равным нужно и вести себя на равных, этот урок она усвоила ещё в детстве.
С минуту Канлар молчал, обдумывая услышанное:
– Благодарю, – наконец сказал он. – за такую откровенность следует платить такой же откровенностью. Позвольте и мне сделать признание, – с некоторым внутренним трудом решился он. – Меня страшит та роль, которую вы мне подготовили – я не был рождён править, и не уверен, что буду хорош на том месте, которое вы мне определили. Но в наибольшей степени меня тревожит то, что я женюсь на женщине, которая является моей королевой – а брак, совершенно точно, не является тем полем, где я согласен был бы ходить в подчинённых. Вы говорите, что опасаетесь, будто ваша воля и моя будут находиться в состоянии войны; я же опасаюсь, что ваша воля будет подавлять мою, а я не буду сметь отстаивать себя, поскольку являюсь вашим подчинённым.
Прямо скажем, Канлару его признание далось даже труднее, чем королеве – её откровенность.
Влюблённые при вступлении в брак обмениваются любовными клятвами; эти двое, вступающие в политический брак, обменялись своими тайными страхами, и, возможно, такой обмен был посильнее иных любовных клятв.
– По всему выходит, – после долгого молчания заметила королева, – что наши страхи так неудачно сочетаются друг с другом, что делают нас противниками. Мне потребно не находить препятствий моей воле, вам – не становиться в подчинение ей. Победа одного неизбежно станет поражением другого.
Канлар молчал долго, после отметил:
– Это самая сложная дипломатические задачка из тех, с какими я сталкивался.
Что-то в его тоне заставило королеву улыбнуться:
– Но вы берётесь её решить? – с некоторым даже задором уточнила она.
– Разумеется, – отмёл всякие сомнения он.
– Полностью полагаюсь на ваши дипломатические таланты! – улыбнулась она ему более чем очаровательно.
Дальнейшая прогулка прошла под аккомпанемент птичьего пения, и почему-то каждый из них, прощаясь, чувствовал себя гораздо спокойнее, чем этим же утром.
