Текст книги "Темная сторона Москвы"

Автор книги: Мария Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Проклятие волхва

Ул. Пречистенка

Получить в наследство квартиру в Москве – сказочная удача, не всякому смертному выпадет. Но возможность обменять затхлые бабушкины хоромы в сталинской высотке на совершенно новую квартиру-студию в престижном центре, в клубном доме – это уже не просто удача. Это – VIP-подарок баловням судьбы, эксклюзив only!

У Светланы и Павла, счастливчиков-молодоженов, получивших этот несказанный дар, сложилось именно такое понимание дела. Агент-риелтор это понимание в них всячески подогревал, нажимая на то, что не любого претендента на вселение одобрит элитная публика, проживающая в доме. А супругам вот выпало.

Впрочем, у молодых и без его намеков глаза горели и дыхание перехватывало, пока агент демонстрировал им будущие владения.

Для начала он поводил их вокруг дома, показал реставрированные элементы фасада: лепнину вдоль фронтона, греческие статуи, утопленные в угловые ниши возле подъезда с колоннами.

Аристократическое изящество дома завораживало. Благородством старины веяло от самых мелких архитектурных деталей. Причем старина самым естественным образом совмещалась с привычной комфортабельностью XXI века.

Подведя молодоженов к массивной двери парадного, агент набрал цифровой код видеофона, поздоровался с консьержкой. Раздался мелодичный сигнал: величественный дом впустил новичков в свои вожделенные глубины, признав своими.

Робея, они миновали парадную лестницу в античном стиле, с коврами и растительностью, взлетели на третий этаж в бесшумном зеркальном лифте.

– Номер пятнадцать, – празднично улыбаясь, объявил агент. Слегка повозившись с замком, он открыл перед молодыми двери красного дерева, деловито пояснив на ходу: – Внутри сталь. Высококачественные японские замки. Противовзломные…

Светлана и Павел застыли в дверях, не решаясь шагнуть навстречу роскоши.

Три огромных окна мансарды распахнули перед ними панораму Москвы, словно театральные декорации какой-то очень богатой постановки. Древние столичные улицы – в натуральную величину. С трудом верилось, что все это настоящее.

Светлана представила, как это будет выглядеть вечером, когда зажгутся прожекторы в Кремле, огненными реками потекут дороги, и мосты украсятся елочными гирляндами фонарей.

– Фантастика… – Она была не в силах выразить чувства. – Фантастика!

– Для жильцов этой квартиры предусмотрена также кладовая в подвале. И, поскольку ваша студия расположена в мансарде, вы имеете право еще и на часть крыши. Теперь там просто веранда, но вы при желании можете устроить зимний сад. Это модно.

– Что? А, ну да. Не белье же там сушить, – пожала плечами Света. Агент вежливо посмеялся.

– Конечно. Белье ни в коем случае. В клубном доме есть ряд ограничений…

– Лапа, ты только глянь! – Светлана обернулась. Павел, задрав брови, стоял перед классическим камином – отделанный шлифованным гранитом и мраморными вставками, он помещался в противоположной окнам стенной нише.

– Господи! – Светлана всплеснула руками.

– Все, как ты хотела, – улыбаясь, сказал муж. – Буржуйские штучки.

– Старинный дом, – заметил агент. – Застройщики старались сохранить атмосферу…

– О подобном мы даже не мечтали, – призналась Светлана.

– Потрясающая квартира, – согласился Павел. – А как тут с удобствами? Не во дворе, надеюсь? – И сам засмеялся своей остроте.

С удобствами в аппартаментах было выше всяких похвал: просторная ванная комната поражала своим сантехническим богатством. От обилия всевозможных краников, вентилей и рычажков глаза разбегались. Но по-настоящему потрясал своим великолепием пол, отделанный живописной мозаикой, изображающей какую-то языческую сцену…

Юные жрицы в развевающихся полупрозрачных одеждах вели в поводу вороного коня. Позади вереницей следовали дети с корзинами фруктов в руках.

Возможно, художник имел в виду какое-то деревенское празднество в честь сбора урожая, но Светлане почему-то сразу подумалось о жертвоприношении. Гордого скакуна вели на заклание. Еще далеко до крови. Крови, которая хлынет из горла рвущегося в предсмертной тоске животного. Еще не закатилось вечернее солнце и не зажглись факелы на священной горе…

– Скажите, а почему хозяева согласились на такой обмен? – спросил вдруг Павел. Агент не услышал. Он что-то писал в своем блокнотике и вместо ответа спросил:

– Хотите посмотреть участок крыши и подвал?

– Да, пойдемте, – кивнул Павел. – Лапа, ты идешь?

– Я просто влюбилась в эту ванную! – засмеялась Светлана. – Можно, я здесь еще побуду?

– Ох, – улыбнулся агент. – Разумеется.

– Ну, а все-таки? – настаивал Павел. – Почему? Клубный дом. Обустроенный. Обжитой. Вы уверены, что хозяева захотят меняться? Просто так, без доплаты… – с сомнением повторил он, будто про себя.

Лицо агента сияло бессмысленной приятной улыбкой. Но голос выдавал легкое раздражение:

– Как вы, надеюсь, понимаете, некоторые мотивы наших клиентов, безусловно, слишком личны, чтобы мне позволено было о них рассуждать…

– Разумеется. Но все же? Вы понимаете, у меня тоже есть мотивы. И сомнения. Успокойте меня! Мало ли чего, вдруг тут водится привидение? Или, скажем, кто-то зарезал здесь свою бабушку…

Риелтор поморщился.

– Здесь нет привидений, – и сухо добавил: – А что касается бабушек, знаете ли…

– Да. Конечно. У каждого – своя, – Павел взял агента за локоток и отвел в сторону. – И тем не менее в чем подвох? Я просто хочу убедиться, что сделка возможна и нас не кинут в последний момент.

– Ну хорошо, – сдался агент. – В конце концов, ничего особенно тайного тут нет.

Тем более, если переедете – все равно узнаете… На самом деле вам просто элементарно повезло. Бывает в жизни счастье! Квартиру в этом кондоминиуме выкупил один наш известный футболист. Но… во-первых, почти сразу вслед за этим у него поменялись обстоятельства – его самого выкупил один европейский клуб, так что теперь ему нужна квартира в Европе, а не в столице нашей родины. А во-вторых… Он в данный момент разводится с женой и просто хочет отомстить теще. Старуха мечтала наложить лапу на эту квартирку, но у нее ничего не выйдет. Суд – если даже он и состоится – примет во внимание, что обмен был сделан на большую площадь взамен меньшей. Судьи у нас не обязаны рассчитывать всякие там коммерческие перспективы и рыночные колебания стоимости, они смотрят на метраж. А по метражу – вы это сами знаете – его бывшая жена с ребенком получат намного больше, чем им могло бы достаться здесь. В этом случае остальное имущество футболиста… Ну, впрочем, вы, думаю, уже догадались, можно не продолжать?

Павел задумчиво кивнул.

– Что насчет подвала? – напомнил агент.

Мужчины вместе покинули квартиру.

Услышав, как хлопнула дверь, Светлана вышла из ванной и еще раз прошлась по студии. Темные половицы зеркально чистого пола ни разу не скрипнули под ее ногами. Свет и тишина заполняли пространство.

Полюбовавшись видом из окон, Светлана подошла к камину, с нежностью поводила рукой по красному прохладному граниту. Затем, сдерживая себя, как ребенок перед подносом с пирожными, снова направилась в ванную.

Эта часть квартиры зачаровала ее. Здесь она будто бы попадала в другое время. Чувствуя и себя чем-то иным…

Золотистые краны призывно сияли. Приблизившись, Светлана покрутила вентили, открыла и закрыла воду. Холодная. Горячая… Душевой переключатель в виде изогнутого листка вишни поддался не сразу. Она надавила посильнее. Душ зашумел, вода резко брызнула в стену. Взвизгнув, Светлана кинулась закручивать ручки, но краны не слушались.

В трубах громко и требовательно заурчало. Будто не трубы это, а кишки громадного разъяренного зверя. Дикий, безумный, кровожадный зверь ревет от голода.

Комнату внезапно тряхнуло. Стены дрогнули. Светлана ощутила тошноту, в ногах появилась какая-то неуверенность, словно стояли они не на твердом полу, а на качающейся доске. И эта доска вот-вот рухнет в пропасть…

В страхе Светлана вцепилась в краны. Пытаясь перекрыть воду, она крутила их то туда, то сюда, забыв, в какую сторону они закрываются. Вода то била струей в раковину, то со злобным шипением вырывалась из душевого рассекателя вверху.

И все это – в сопровождении жадного голодного урчания, оглушающего рокота, доносившегося откуда-то из стен или из-под пола.

В конце концов воду удалось остановить. Но урчание стихло не сразу. Какое-то время зверь облизывался в тишине, высверкивая глазами… Затем уполз в нору и затаился.

Светлана до того перепугалась, что у нее подкосились ноги. Чтобы не упасть, она оперлась о край ванны. Но рука соскользнула, и потом что-то стукнуло по виску. Навалилась темнота…

Она очнулась, услышав голос мужа.

Павел поднимал ее и задавал какие-то вопросы, встревоженно заглядывая в лицо. Агент-риелтор то рвался куда-то позвонить, то подносил ей к лицу карманную флягу с коньяком, предлагая глотнуть.

– Ваша жена не беременна?.. Это приведет в чувство! – виновато повторял он.

Светлана отвела руку с флягой и с помощью мужа встала.

Павел, крепко обхватив плечи жены, осторожно, но настойчиво потащил ее к выходу.

– Сейчас. Погоди. Я сейчас…

Удивляясь собственной слабости, Светлана шагнула за Павлом, почти повиснув на нем. В последний миг, прежде чем покинуть ванную, она уронила взгляд на мозаичное панно. Жертвоприношение. Почему она сразу так подумала? И куда все-таки ведут коня эти люди?

Стройные жрицы в полупрозрачных одеждах уже не казались ей красивыми, а дети смотрели как-то недобро. На грациозно изогнутой шее лошади появилось красное пятно. Кровь? Наверно, она разбила себе висок, когда падала. Светлана остановилась и провела рукой… Кожу на голове саднило.

– Ты чего? – всполошился Павел.

– Кровь, – пояснила Света.

Но никакой крови не было.

Черный глаз прекрасного скакуна глядел с отчаянием. Коня вели на убой, и он задыхался от ужаса. Жертвоприношение.

– Я, конечно, понимаю, обстоятельства не благоприятствуют… Но все же обязан узнать. Как вы полагаете… – запинаясь, спросил риелтор.

– А? Да-да! – отозвался Павел. – Нам надо подумать.

В голосе агента прозвучало явное недовольство, но он все еще был любезен:

– Конечно. Однако помните, пожалуйста, что по договору ваш задаток не дает преимуществ дольше, чем на неделю. В случае задержки без предупреждения… Помните, пожалуйста! Задаток не возвращается.

Вечером супруги принимали у себя в гостях престарелого родственника – дядю Светланиной матери, приехавшего в Москву подлечиться. Он заранее договорился, что остановится у них на пару ночей до устройства в больницу.

Светлана все еще чувствовала слабость и лежала в кресле, укрывшись пледом. Дядя Илья сидел рядом. Они ждали чая, который пообещал им Павел – вызвался похозяйничать на кухне.

– «Раздолье в Чертолье». Хм. Можно полюбопытствовать? – Старик с интересом оглядел комнаты, вернулся в гостиную и зацепил взглядом яркий буклетик, валявшийся на журнальном столике. Это была реклама того самого клубного дома, где Светлана и Павел сегодня днем смотрели квартиру – агент зачем-то всучил.

Светлана посмотрела фотографии в буклете и решила, что на них квартиру не узнать. Уж слишком старался фотограф зрительно увеличить пространство элитной жилплощади. И при этом, думала Света, упустил из виду другие достоинства квартиры. Например, присущий ей дух старины.

– Конечно, посмотрите. Мы там сегодня были…

Старик перелистал буклетик, проглядел фотографии.

– Значит, раздолье в Чертолье… – И, словно про себя, добавил: – Что за безумное название!.. Где же это?

– В Гагаринском переулке, в двух шагах от Пречистенки.

– Угу. – Старик почесал бровь и вдруг спросил: – Я слышал, недавно в Староконюшенном дом рухнул?

– Да, кажется. А что?

Старик помолчал.

– Ну, и как?.. Понравилось вам?

– Это престижный клубный дом, – уклончиво ответила Света. – Риелтор хвалил соседей…

Дядя усмехнулся.

– Да. Но риелтор живет на процент с продажи. Представь, я тоже имел дело с этой публикой. Ждать от таких искренности, поверь, весьма наивно. Между прочим, одно лишь название… настораживает.

– Почему? – удивилась Светлана.

– Чертолье-то – от слова «черт», разве не знаешь? – удивился в свою очередь дядя Илья. – Это сейчас считается, что Чертолье – престижный район. Центр столицы, понятное дело. Но целых восемь веков эта местность была притчей во языцех и называлась Черторье, Черторой, Чертольское урочище. Никакие строения здесь не приживались – овраги проглатывали дома, почву грызла эрозия, подземные воды… Пустоши и глухие задворки, населенные всякого рода отщепенцами и темными личностями – вот что такое было Чертолье и все Чертольские улицы. Да-да. Волхонка – это бывшая Малая Чертольская улица, а Пречистенка – Большая Чертольская.

Светлана с интересом слушала старика. А он, видя ее внимание, рассказывал с увлечением и довольно образно:

– Когда-то по этим овражьям царь Алексей Михайлович ездил к Пречистой, к Смоленской Богоматери, что в Новодевичьем монастыре. Царю ужасно не нравилось, что по пути к причастию он будто бы вынужден черта поминать – ну как?! Такие кощунственные названия! Вот он и повелел улицы переименовать.

Переименовали. Построили часовенки и даже церкви – тогда, говорят, и поутихла нечисть в здешних краях. Но не вся вывелась.

– Хм, интересно! Но откуда вы все это знаете? – спросила Светлана. Из кухни, осторожно позвякивая посудой, появился Павел с подносом, нагруженным чашками, чайником и конфетами. Добравшись до журнального столика, он с облегчением опустил поднос и принялся разливать чай. Первую чашку поднес гостю.

Старик рассеянно отхлебнул горячего напитка, благодарно кивнул и сказал:

– До войны мы в Москве жили. А я в юности увлекался… Читал много по историческому предмету.

– Расскажите еще, – попросила Светлана. Она сидела на диване тихая и задумчивая. Павел заметил, что лицо у нее все еще бледно. Это его немного встревожило. Он так и не понял, что напугало жену, когда они смотрели престижную квартиру. Они не успели обсудить все наедине.

Старик одобрительно причмокнул – хороший чай – и продолжил рассказывать.

– Вы не слышали о проклятьи волхва? (Светлана и Павел удивленно переглянулись.) А я читал об этом. Все началось еще до того, как была построена Москва. Люди здесь всегда жили. Задолго до крещения Руси обитали в этих местах финно-угорские племена, язычники. Дикари. Не зная цивилизации, жили в единении с природой, поклонялись своим божкам – водяным в реке, хозяину леса, скотовьему богу Велесу…

А заправляли у них всем старцы – волхвы. Они говорили людям, когда и как молиться, давали от имени богов советы и накладывали наказания – одним словом, обладали полной и всеобъемлющей властью.

На месте будущей Чертольской улицы находилось языческое капище, и главным тут был волхв по имени Ворон. Как говорит предание, был он могучим магом, и подчинялись ему не только люди в деревне, но и звери в лесу, и все местные ручьи и реки, природные силы этой земли. В Чертольском урочище была у Ворона своеобразная религиозная школа для детей. Ребятишки жили при капище: волхву прислуживали и обучались тем премудростям, какие он сам знал.

Однажды явился в здешние места князь-христианин с дружиной, стали дружинники притеснять и обижать языческих варваров, отнимать у них земли и требовать себе дани по праву сильного. Чужие люди с чужими обычаями с добром не приходят, а как пришли – так и встретили… Много крови пролилось с обеих сторон, но княжеские дружинники в искусстве войны преуспели больше, чем простые охотники и землепашцы.

А чтобы Ворон со своими чарами не мешал, решили дружинники разорить его гнездо. Пока старик был в отлучке, набежали на языческое капище воины, пожгли идолов и остатки их сбросили в реку, а детей – учеников Ворона – перерезали.

Князь обрадовался, объявил: «Христианское городище построим тут, Божий храм. Отныне не будет здесь места языческой нечисти!»

Вернувшись, волхв Ворон нашел в своем доме окровавленное пепелище, вместо жизни – смерть. Ужаснулся старик, разъярилось сердце его от горя.

Ничего никому не сказав, поднялся он на холм и сложил, как следовало по его закону, жертвенный костер. И заполыхал огонь на холме.

Отовсюду было его видно. Собрался народ, и князь со своей дружиной приехал посмотреть, что горит. И тогда разгневанный Ворон закричал, и все его слышали:

– Проклинаю!.. Ничему на этой земле отныне не стоять! А ну, Сивка да Ленивка… Ройте!

Свистнул, ударил посохом оземь, и ручейки, бежавшие по краю холма (которые и прозывались в народе Сивка и Ленивка), слились в один обильный ручей у самых ног волхва. Новый единый поток вздыбился, разлился рекой… И нырнул под землю! И холм пошатнулся.

Заворчало что-то внутри холма. Предание говорит: все, кто был при этом, грозного подземного рычания перепугались, на землю повалились…

А волхв Ворон страшно захохотал и прыгнул в жертвенный костер. Сгорел дотла.

По преданию, с тех самых пор подземный ручей Черторой ходит под холмами Москвы, ворочается, роет. То тут, то там обрушивает дома.

И ведь на самом деле ничего толком на той злосчастной земле не стоит. Алексеевский монастырь бывший по камешкам разнесли. Храм Христа Спасителя взорвали – построили бассейн. Потом бассейн убрали – снова храм поставили. Такое в Чертолье проклятие.

Старик замолчал.

Светлана испуганно смотрела на мужа.

– Не знаю, Павел, как тебе, а мне эта квартира не слишком понравилась. Знаешь, пока вы в подвал ходили… – Она долго тянула паузу, не решаясь сказать. И, наконец, выпалила: – Там такие кошмарные трубы! Ревут. Шуму от них, знаешь. Владельцы эти трубы, наверно, с революции не меняли.

Павел пожал плечами.

– Да… в общем-то, и подвал у них не ахти. Страшненький. Хорошо, что ты его не видела!

Молодые переглянулись.

– Ну, зато у вас: мир и согласие! А это всего важнее, – заметил старик.

* * *

Спустя полгода Павел и Светлана случайно узнали, что стена клубного дома, в который они так и не въехали, дала трещину: Черторой проявил себя.

Кладенец

Останкино, усадьба

В 1974 году в музейном комплексе дворянской усадьбы Останкино производили плановую реконструкцию и ремонт некоторых сооружений, в том числе – поправляли фундамент беседки-ротонды. За последние сто лет беседка эта сильно углубилась в землю, грозя вскоре окончательно обрушиться.

Работы по укреплению фундамента доверили бригаде из троих человек; двое – простые мастеровые люди – каменщики и один дядя-Вася-на-все-руки.

В первый же день работникам этим несказанно повезло. Пытаясь оценить степень неустойчивости фундамента, кто-то из них колупнул крошащийся камень в стене – и тот рухнул. Из небольшого отверстия выкатился прямо под ноги бригаде какой-то железный кругляшок. Оказалось, монета. Старинная. С непонятными надписями не по-русски. И – золотая.

– Вот это фарт, а, робя?! – восхищенно присвистнул один из бригады, мордатый Сашок. Дядя Вася, как самый старший и лицо ответственное, меланхолично попробовал монету на зуб и сказал:

– По закону все найденное должны сдать государству. Наша здесь только третья часть. Кажись…

– Ну ты скажешь еще, Василий! – изумился третий, которого звали Жоржик. – Что тут сдавать?! Шутишь?! Делить надо, э?!

– Да уж, дядя Вася. Ты не шути так. Сдавать тут нечего! Тут и делить мало, – поддержал Сашок.

– Если только еще найдем… Тогда посмотрим, э?! – подмигнул Жоржик.

Дядя Вася пожал плечами: мол, как хотите, я не настаиваю.

– Коллектив высказал общее мнение: копаем дальше и делим на троих! – ликующе заключил пройдоха Жоржик. Договорились найденное сокровище доверить на хранение дяде Васе, а потом, как выйдет оказия, продать все и деньги поделить.

За четыре года до этих событий случилась одна громкая история, о которой трубили все газеты Советского Союза. Она у многих была на слуху: в Ипатьевском переулке столицы строители отыскали под фундаментом сносимого здания клад испанского серебра – около 4 тысяч монет общим весом свыше 70 кг. Монеты, отчеканенные когда-то в Испании и американских колониях: Мексике, Боливии, Колумбии – сдали в государственный музей. Нашедшие получили вознаграждение от государства: 25 % стоимости клада. Деньги строители разделили поровну и были счастливы такой неожиданной «премией».

Этот случай вдохновил многих официальных и самодеятельных кладоискателей затеять настойчивые поиски сокровищ, потому что ясно: в московской земле еще много кладов зарыто. История города полна бурных моментов, когда люди пытались спасти нажитое добро, упрятывая его подальше в потайные места.

Вот почему, найдя одну золотую монету, работяги в Останкино раззадорились и развеселились, понадеявшись отыскать еще.

Но тут возникли препятствия.

После перекура все трое спустились вниз, к провалу в фундаменте, оглядели отверстие, поковырялись в нем и, ничего больше не найдя, разделились и пошли в разные стороны, чтобы как следует осмотреть постройку.

Спустя пять минут они должны были обойти беседку и снова сойтись возле входа, у разрушенной лестницы.

И каково же было изумление Жоржика и дяди Васи, когда они, двигаясь ко входу, неожиданно увидали, что их третий молодой напарник Сашок бежит, выпуча глаза, в лес, в сторону от беседки!

Причем бежит со всех ног. Зачем, к чему, почему? И Жоржик, и дядя Вася оба закричали вслед, призывая напарника, но он в их сторону даже головы не повернул. Так и умчался.

– Етить твою налево! Может, его змея укусила? – изумился Жоржик.

– Какие змеи в городе, да еще в октябре? – ответил тоже удивленный дядя Вася. Они почесали в затылках, потоптались перед беседкой и, поскольку рабочее время было на исходе, решили на сегодня с делами закончить.

Вместе отправились к остановке автобуса, чтобы ехать к метро. По дороге Жоржик строил радужные планы о том, как они все вместе отыщут клад, как он потратит причитающиеся ему деньги. А больше всего возрадовался, когда вспомнил, что у его шурина, прапорщика в военной части, можно занять металлоискатель: с таким инструментом поиски клада пойдут намного быстрее!

– Сегодня же ему позвоню! Он мне не откажет, – тараторил Жоржик.

Дядя Вася молча кивал: ему не слишком нравилась вся эта возня, затеваемая вокруг обычной починки фундамента, но против коллектива он идти не собирался. На прощание товарищи обменялись рукопожатием и расстались.

На следующий день ни Сашок, ни Жоржик на работе не появились. Запоздавший дядя Вася, представ утром пред светлые очи трудового начальства, узнал сногсшибательные новости.

Оказалось: всего четверть часа тому назад до его прихода в конторе у начальства побывал Сашок и… уволился! Против всяких правил, без предупреждения, буквально умолил его отпустить, ссылаясь на какие-то жуткие семейные обстоятельства.

Начальнику показалось, что Сашок был дико напуган: бледен, ощутимо стучал зубами и дрожал коленками.

«Ну, я, конечно, не знаю… Мало ли что у людей бывает. Хотя вообще-то… – мялся начальник. И вдруг спросил: – У вас там случаем на участке вчера ничего не было… такого?»

– Какого такого? – спросил дядя Вася.

– Да я уж прямо и не знаю – какого… Какого-нибудь эдакого. Злостного чего-нибудь? – хмуро вглядываясь в дядю Васю, спрашивал подозрительный начальник.

– Не было, – твердо ответил дядя Вася, помня о своей договоренности с напарниками. Он, хоть и был удивлен сверх меры странным поведением Сашка, однако от данного слова отступать не намеревался. Ведь уговорились молчать! Дядя Вася задрал брови и убедительно развел руками: мол, ничего не знаю!

– И вот еще Жоржик Погасян звонил, сказал – заболел, – цедя слова, добавил начальник. – Сказал: справку от врачей принесет, что на этом участке больше работать не может. Странно все это как-то. Разве нет? Я ему и грозил, и стращал, и тринадцатой зарплатой заманивал. Нет, говорит, хоть в Воркуту, но в эту беседку, говорит, ни ногой! Уперся как баран рогом.

Дядя Вася пришел в окончательное изумление, но виду опять-таки не подал. Дикому поведению своих напарников никакого объяснения он подыскать не мог. Разве что одно: они сговорились и вдвоем, без него, выкопали клад ночью. А его, доверчивого ротозея, бросили с одной золотой монеткой в руках.

Это была единственная правдоподобная версия. Будь на месте дяди Васи кто-нибудь другой, наверное, тут же бросился бы ее проверять, а также наводить порядок и восстанавливать справедливость.

Но дядя Вася был человек иного склада: ко всему «спектический», не жадный, а главное, фаталист: чему быть – того не миновать. Как есть – так и хорошо. Бывает и хуже! К этому сводилась вся его простая, как три рубля, жизненная философия.

Единственное, что огорчало: фундамент-то придется теперь в одиночку поправлять! Когда еще начальство подыщет новых помощников. Начальство никогда не спешит. Зачем ему?..

Вздыхая, дядя Вася отправился к беседке и для начала обошел ее кругом. В одном месте заметил обрушение в фундаменте, которого вчера не было, и там – новое отверстие. Присев на корточки, тщательно оглядел дыру. Рядом с нею на земле обнаружилось множество следов: кто-то явно ковырялся тут, топтался и отгребал землю каблуками. Кроме следов ботинок, начерчены были какие-то кресты – палочкой по земле… Дядя Вася призадумался, а потом, ойкнув, догадался:

«Видать, это Жоржик с прапорщиком своим ночью приходили с металлоискателем. Отсюда и кресты – помечали, где слушать, а где уже не надо. Гниды хитрожопые».

Дядя Вася повздыхал, выкурил сигарету «Овальную» без фильтра и принялся за работу.

Работать он привык на совесть; но одному и фундамент разбирать, и укрепления ставить было не просто. Проковырялся до темноты. Никаких золотых монет ему не попалось, да он и не ждал уже, что попадется.

И все же к вечеру случилось нечто неожиданное: в сгустившейся темноте появилась откуда-то горбатая старуха, взяла коричневыми тонкими пальцами за шиворот и прямо в уши выкрикнула: «Завтра свою смерть найдешь!» Повернулась и сразу пропала, как не было.

Дядя Вася страшно удивился: не слышал он, с какой стороны старуха к нему подкралась. Ему померещилось, что чуть ли не прямо из стены вышла… Но разве может такое случиться с трезвым-то человеком?!

И к чему это у старой ведьмы такие шуточки?!

Но он не сердился. Человек разнообразного жизненного опыта, дядя Вася на своем веку всяких чудиков повидал! Работать ему приходилось и санитаром в морге, и электриком в вытрезвителе, и в «пятнашке» [6]6
  Психиатрическая больница № 15.


[Закрыть]московской дворником.

На другой день никаких напарников, обещанных начальством в помощь, конечно, не отыскалось. Поэтому снова работал дядя Вася один, ни шатко ни валко, до темноты.

В сумерках, когда слегка близорукие глаза его уже едва различали рисунок кирпичной кладки прямо перед носом, кто-то коснулся его руки – как будто прямо из земли чем-то холодным и влажным дотронулся, – и скрипучий женский голосок злобно сказал в затылок:

– Ищешь?.. Завтра найдешь смерть!

Он тут же узнал голос вчерашней горбуньи. Но не успел дядя Вася поворотить к ней укоризненного взгляда – как снова старуха будто испарилась. Ни следа ее не углядел нигде дядя Вася, ни намека: ни ветка в соседних кустах не шевельнулась, ни тени старухиной не мелькнуло. Как сумела ведьма столь стремительно скрыться – дядя Вася так и не понял. Только затылок почесал.

– Ну, небось всю жизнь в прятки на деньги играет. Сквозь землю, что ли, провалилась?! Это ж надо же!

Следующие два дня были выходными.

Дядя Вася решил навестить одного своего старинного приятеля, Олега Переслегина, человека весьма образованного, во многих науках осведомленного. «Может, он и с заскоками, но заскоки у него в правильном, в научном направлении», – думал о нем дядя Вася; именно этого Олега он выбрал, чтобы посоветоваться насчет странных происшествий на работе.

Олег Переслегин выслушал приятеля с восхищенным вниманием и ни разу не перебил. Спросил только:

– А где ж эта беседка находится?

Услышав ответ, радостно захлопал в ладоши.

– Ну, все понятно! – заявил он. – Останкинский кладенец. Я догадался!

Дядя Вася попросил разъяснить, потому что ничего не понял. Хотя слово «кладенец» его насторожило: про найденную им и его товарищами золотую монету он Олегу не рассказывал. Просто забыл. Откуда же тот догадался про клад?

А Олег Переслегин тем временем с восторгом кинулся объяснять.

– Видишь ли, какое дело, – сказал он дяде Васе, – не старуха тебе смерть предрекает, а кладенец. Старухи же никакой на самом деле нет, есть лишь образ ее, фантом. Мнимое воображаемое. Дух!

Ты ведь слыхал, поди, про заговоренные клады? Так вот: есть клады с заговорами, а есть клады с кладенцами. Кладенцы – особые духи, их создают магическими чарами специально для защиты сокровищ. Самый типичный способ: убить кого-нибудь и под телом убитого зарыть драгоценности. Чтобы дух сам охранял свою могилу. Где-то, видимо, неподалеку от того сгнившего павильончика, который тебе велели ремонтировать, клад и хранится. Похоже, большие богатства в нем спрятаны – иначе не стали бы люди возиться – создавать кладенец ради горшка с медными копейками.

– Нет. Это ты не в курсе дела, – не согласился дядя Вася. – У каждого из людей своя мерка: что ценно, а что нет. Видел бы ты, как мой шурин поллитру от жены прятал в Большой Советской Энциклопедии – никакой Штирлиц не догадается! И как потом жену проклинал, когда она эту Большую Советскую Энциклопедию случайно племяннику подарила. Эх, говорит, колхозница ты, Марфуся, так безграмотной дурой, без энциклопедии, и помрешь. Убивался сильно. Да.

Олег Переслегин пожал плечами. Он думал о чем-то другом.

– А можно ли от этой старухи избавиться? – спросил дядя Вася. – Уж больно въедливая!

Олег почесал нос и ответил:

– Увы! От кладенца может избавить только тот, кто его создал. Дело вообще нелегкое. А уж этот, останкинский кладенец… Ему ведь уже почти четыре века сравнялось!

– Ой ты! – подивился дядя Вася. – Откуда ж это известно?

– Есть свидетельства в летописных источниках. Старуха из Останкина, пророчащая смерть, каждый раз появляется, когда усадьбе грозят какие-либо перемены и переустройства. Кладенец активизируется, чтобы отпугнуть случайных людей и любым способом сберечь клад для хозяина.

– Хозяин, я так понимаю, давно умер? Я чисто для интересу, – прищурился дядя Вася.

– Если он не бессмертный Кащей – увы, – развел руками приятель. – Когда-то на месте Останкинской усадьбы был придорожный трактир. Что за люди в нем торговали – неизвестно, но сама земля принадлежала иноземному опричнику по фамилии Орн. Считался он одним из самых злобных слуг Ивана Грозного. В московских преданиях есть сведения, что как-то раз в трактире остановились на ночь итальянские купцы – непростые были люди. Ехали они от какого-то тайного ордена к московскому государю и везли в дар ему таинственный магический перстень со знаком «Мироздание». Было с ними много товара, золота и разных иноземных диковинок. Вот тот Орн и позарился на их сокровища, среди ночи ворвался в покои и убил купцов. Но убийство ему не на пользу пошло: никаких богатств в их комнатах не обнаружилось. Купцы все ловко спрятать успели. А между тем слух до царя дошел о своеволии его слуги-душегубца.