Текст книги "Темная сторона Москвы"

Автор книги: Мария Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Дешевый экипаж

Ул. Кузнецкий Мост

В альманахе «Московские антики» за 1862 год издатели опубликовали небольшую романтическую новеллу авторства некоего графа NN. Читатели встретили ее благосклонно. Многие из них предполагали, что псевдоним этот скрывает под собой, вероятнее всего, господина Антоновского. Этот беллетрист-оригинал был известен своим пристрастием ко всему фантастическому, страшному и часто печатал демонические повести под выдуманными именами.

Подписчики журнала были бы крайне изумлены, доведись им случайно узнать правду.

Ибо истинным автором новеллы был государственный чиновник – следственный дознаватель московского департамента обер-полицмейстера столицы, господин Гудков.

В течение нескольких лет этому чиновнику, скромному дилетанту на литературной ниве, довелось расследовать исчезновения людей. Дела о человеческих пропажах оказались удручающе сходны. И в первую очередь тем, что ни один из пропавших так и не был никогда найден ни живым, ни мертвым.

Расследование, таким образом, вышло совершенно неудачное. Свое отчаяние и бессилие перед загадкой господин Гудков выразил в художественной форме. Далее приведена перепечатка оригинального текста новеллы.

* * *

«Интересные сведения содержит популярный сонник Миллера.

На слова «Игорный дом, игорное заведение» этот справочник сновидца сообщает следующее: «Видеть себя во сне в игорном доме выигрывающим означает вульгарное общество и удовольствия за счет других. Если же Вы проигрываете – это означает, что Ваше бесчестное поведение будет причиной гибели близкого Вам человека».

Одним словом, куда ни кинь – всюду клин, по мнению проклятого справочника.

Это надо же, какие времена настали: сонники – и те морализируют!

Алексей Аркадьевич Всесвятов усмехнулся и отбросил книгу.

Сон ему приснился под самое утро и был так ярок, так ощутим, что в первые мгновения после пробуждения Алексей Аркадьевич, а вернее – Алешенька, как его называли чаще всего, просто не мог расстаться с мыслью, что это не он в самом деле только что выиграл двадцать тысяч рублей. Из которых он тотчас же, как честный человек, отсчитал семь тысяч долга и сделался навсегда свободен и счастлив.

Оказалось: все это сон.

И ничем сонник не помог молодому Всесвятову. Как бы узнать – сбываются ли подобные сны?..

А впрочем, все равно! Все иные возможности собрать денег для отдачи долга Алешенька уже испробовал, и они ни к чему не привели. Видимо, разум сам себе через сон подсказал последний оставшийся выход. Или идти и выигрывать, или… Но об альтернативе думать не хотелось.

Двадцатилетний юноша Алешенька, посланный старушкой матерью в Москву купить кой-какие пустяки для немудреного их хозяйства, остановился у родственников, близко сошелся с шумной компанией офицеров – приятелей своих кузенов и умудрился в три дня растратить капитал в пять тысяч, данный ему на покупки и расходы, и еще на две тысячи написать расписок.

Как это оно так получилось у него скоропалительно и глупо – сказал бы кто, и сам бы Алешенька не поверил три дня назад. А теперь верь – не верь, уж поздно!

Долг, по обычаю дворянской чести, или отдавать надо, или кровью смывать. Раз – и все! Не идти же дворянину в долговую яму – это хуже всякого позора, на одну доску с ворьем себя поставить.

В деревне, где Алешенька вырос, в их родовом гнезде, все верили: сон, приснившийся в ночь с четверга на пятницу, непременно сбывается. Особенно хорошо, если в пятницу церковный праздник. Сегодня как раз и был такой – собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, Архангелов Гавриила, Рафаила и др.

Ну, так выручайте же, Небесные Силы бесплотные!.. Накрыв сонник подушкой, Алексей Аркадьевич засобирался в знакомый ему клуб, где играли. Поначалу привлекла его туда пустая детская озорная мечта: а вот если он возьмет да и выиграет миллион! Все новички, говорят, необыкновенно много выигрывают, потому что им везет чрезвычайно. В том и друзья новые его уверяли с жаром. Да он и сам знал!

Но только Алешенька почему-то не выиграл.

Поначалу звала его в карточный клуб надежда отыграться и вернуть себе и достоинство, и честное имя.

Теперь влекла его туда прямая нужда: если не отыграется, то… Об этом вот «то» он снова и снова запрещал себе думать.

Нет, нет. Все будет отлично! Он отыграется. Теперь он снова шел в тот же игорный клуб, где его ждали кредиторы, и чувствовал, как озноб пробегает по спине.

Шагая по Кузнецкому Мосту, оглядывая весело витрины и рассеянно улыбаясь дамам, думал Алешенька все об одном… А подойдя к заветному дому и дернув на себя тяжелую солидную дубовую дверь, почувствовал, как внутри что-то ухнуло и захолонуло: будто он в ледяной омут головой вниз кувыркнулся. Сон! Даже и теперь, когда утро давно миновало, и ночные фантомы развеялись от резкого света дня, сон о выигрыше оставался все таким же ярким и явственным. В него нельзя было не поверить: да, так все и случится! Сон в руку. К черту унылого зануду Миллера!

Увы. Шесть часов спустя, когда поздним вечером Алексей Аркадьевич Всесвятов, выходил, дрожащий, на пустынный и темный Кузнецкий Мост из тайного игорного заведения для чистой публики, сон по-прежнему казался ему таким же ярким и совершенно возможным.

Хотя и не сбылся. Ничего не сбылось.

Но несчастный Алексей Аркадьевич продолжал чувствовать себя как во сне: шел, ничего вокруг не сознавая. И даже глупо, бессмысленно улыбался чему-то. Невозможно же было поверить, что проигрыш в общей сложности двенадцати тысяч – всего-то! какие пустяки! – будет стоить одному неосторожному молодому человеку жизни. Понимаете ли?! Жизни!

Да к тому же этот неосторожный молодой человек – не кто иной, как именно он сам, Алешенька Всесвятов.

Вот уж это настоящий сон: умирать в двадцать лет из-за каких-то денег, из-за долгов, неизвестно откуда в три дня налетевших! Чушь. Болезненный кошмар!

Неожиданно встав посреди улицы, будто громом пораженный, Алексей Аркадьевич застонал и ухватился за голову. «Стреляться. Теперь только это и осталось», – прозвучал чей-то ясный голос в мозгу. Настолько ясный и отчужденный, что бедный Алешенька даже оглянулся – не мог поверить, что это он сам себе такое сказал.

– Барин, в любой конец за гривенничек свезу, – вкрадчиво обратился к нему кто-то из темноты.

Алексей Аркадьевич вгляделся во тьму: совсем рядом по мостовой, видимо, уже какое-то время двигался экипаж. Серый, с поднятым верхом кабриолет, запряженный двумя вороными красавцами. Возница сидит, завернутый в какой-то лохматый бурнус, подняв воротник так, что лица совсем не видать. Кони же до того темны, что померещилось на мгновение, будто экипаж движется сам по себе. Просто плывет посреди улицы… Как во сне.

Алексей Аркадьевич нервно хихикнул.

– Неужто за гривенничек да в любой? А ежели я далеко живу?! – глумливо поинтересовался он у возницы. – Неужто себе в убыток повезешь?

– А где бы ни жил, барин! Мне и коням моим все едино… убытка не будет, – равнодушно проронил в ответ невидимый возница. У него как бы отсутствовало лицо и вообще человеческая внешность: всю фигуру ночного извозчика все время скрывала густая тень, что настораживало Алексея Аркадьевича. Было б куда спокойней встретить живой человеческий взгляд – пусть даже недобрый, с воровским прищуром… Черные лошади, невидимые в ночи, хищно и нетерпеливо всхрапывали.

Внезапно Алексей Аркадьевич расхохотался. Ему пришла в голову отчаянно смешная, хоть одновременно и горькая мысль: бояться ли ему разбойников, грабителей, лихих людишек, вспарывающих животы, перерезающих горла ради кошельков – бояться ли их ему? Ему, задумавшему самоубийство и вот только что, минуту назад, хладнокровно назначившему себе не пережить эту ночь?! Вот уж глупости! В его ситуации самый лютый грабитель оказался б только кстати. Избавил бы от греха… Алексей Аркадьевич потянулся рукой, чтобы перекреститься, но кони в темноте неожиданно всхрапнули и шарахнулись. А возница сердито прикрикнул:

– Эй, барин, коней моих испугал!.. Садишься, что ль, али как? За гривенник! Никого в такое время не поймаешь везти. Смотри, все улицы пусты. Со мной не поедешь – на своих двоих топать придется. К утру только, может, дойдешь… За гривенник!

– Да у меня, может, и гривенника нет! – усмехнулся Алешенька. – Я, знаешь, только что все проиграл… До копейки денежки спустил.

– Дело известное, – подтвердил возница. Голос у него теперь звучал сыто и на редкость благодушно.

Несчастный Алексей Аркадьевич был не только в расстроенных нервах, но и пьян (а на трезвую голову разве выдержишь шесть часов кряду проигрывать?). В голове у него все мешалось и плыло. Он все что-то пытался сообразить, но ничего путного не складывалось… Возница снова пристал:

– В карманах-то посмотрите!

– Да нет у меня ничего! – в раздражении воскликнул Алексей Аркадьевич. – На, смотри!

И вывернул было карман, намереваясь показать его пустоту. Но из кармана, как назло, выпала и, звякнув, покатилась по мостовой серебряная монета. Алексей Аркадьевич растерянно поднял ее и повертел в руке. Гривенник. Дичь какая. Он минуту назад держал руку в том самом кармане и мог бы поклясться, что никакой монеты в нем не имелось!

А все-таки садиться в серый экипаж Алексею Аркадьевичу не хотелось. Но упорный возница не отставал, а никаких аргументов против поездки Всесвятов так и не придумал. Хотя к чему бы тут аргументы? Сказать приставучему неуместному доброхоту: пошел вон! Да и все дела.

Но, видимо, с диким своим проигрышем вместе Алексей Аркадьевич утратил такую огромную часть самоуважения, что у него духу на такие дела не стало. Мысли о близкой неминуемой смерти отравили мозг, парализовали волю. И несчастный Алешенька сдался.

Будто во сне, протянул он руку, положил ее на край коляски, намереваясь взобраться на место седока.

Серая кожа под рукой неприятно скрипнула, и тут же раздался рядом чей-то утробный гадкий смешок.

Алексею Аркадьевичу так это не понравилось, что еще секунда – и он бы выскочил обратно на мостовую!

Но именно эту нужную секунду у него отняли. Едва только нога Всесвятова коснулась ступеньки коляски, возница что-то страшно закричал, махнул кнутом и хлестнул коней.

Зловещие вороные взметнулись на дыбы и, заржав, рванули с места так, что Алексей Аркадьевич с малодушным щенячьим взвизгом повалился на дно коляски и уж больше не поднялся.

Серый экипаж помчался во тьму. По пустынным улицам прокатилось гулкое рокочущее эхо. От коней вытянулась длинная черная тень; какое-то время она бежала по стенам и крышам, будто запутавшись в хитросплетении городских построек, но вскоре грозно выгнулась, вскочила на ближайшую крышу и рванулась выше, еще выше… Выше кремлевских башен; выше колокольни Ивана Великого, в беззвездное черное небо поднялась скачком… И в бездне сгинула. Громадные черные кони с повозкой втянулись, словно дым в трубу, в какое-то неведомое небесное отверстие.

Алексея Аркадьевича Всесвятова с той поры больше никто и никогда не видел.

Да и к чему?..

У живых картежников много кредиторов, а у тех, кто позорней всего продулся и замыслил дьявольское дело – самоубийство, кредитор уже только один: Смерть.

Для нее-то и ездил ночами по Кузнецкому дешевый серый экипаж, всего за гривенничек в любой конец Москвы.

«Если во сне видите Вы себя в игорном доме проигрывающим – Ваше бесчестное поведение будет причиной гибели близкого человека».

Как ни бездарен толкователь снов Миллер, а Алексею Всесвятову он честно напророчил: кто же может быть ближе человеку, нежели он сам?»

Доходный дом

Ул. Мясницкая

Всякий мастер своего дела издревле на Руси пользовался благоговейным уважением народа.

Искусство кузнеца, плотника, каменщика, сапожника, швеца, мельника почиталось таинством и даже приравнивалось к колдовству.

Важнее всего прочего считалось, конечно, строительство дома. Умные заказчики-хозяева непременно соблюдали все обряды по народной традиции: заручное, обложейное, обсевание матицы, обмывание углов и другие – все, как положено.

Потому что если попадется мастерам прижимистый, скупой хозяин, да не заплатит уговоренных денег в срок, обманет или обидит работников – пенять такому жмоту придется только на себя, тут уж не обессудьте!

Эта история о том, как мастера наказали скрягу. Так рассказывали ее когда-то московские старожилы.

* * *

Незнатные жители Москвы – супруги Кусовниковы, обое из мелкопоместных дворян, были бездетны, и под старость от множества родственников унаследовали много имущества; мало и редко они что-то тратили; в свете ни с кем почти не общались; деньги копили; дурных привычек не завели.

А получили они в собственность несколько имений в Рязанской, Тамбовской и Костромской губерниях, конный завод под Владимиром, мануфактуры в Брянске.

Старик Кусовников банкам ни капли не доверял: опасался, что обманут. Весь немалый капитал – доход с имущества – хранил у себя дома, прятал, что называется, в чулке под матрасом.

Но ведь кроме мошенников существуют на свете еще и воры-домушники, и разбойники-налетчики! Богатство, о котором приходилось столько думать, стало причиной таких волнений и переживаний, какие разве что самые трепетные и нежные родители испытывают иногда из-за детей. Болезненные, трудные волнения.

У стариков сделалось почти манией – не расстаться с деньгами, не потерять их. Они настолько этой мыслью прониклись, что, даже посещая церковь, ни полушки не подавали нищим.

«Притворы! Вымогатели!» – ругался Кусовников, продираясь сквозь лес протянутых из толпы рук. Ухватившись за полу его сюртука, за мужем поспевала старушка Кусовникова и тоже ворчала и сердилась.

Богатство требовало от стариков постоянных жертв. И они жертвовали ему, не жалея себя. Они вынужденно отказались от прислуги. Слабея и дряхлея, боялись пускать в дом незнакомых людей: не ровен час, попадутся злодеи, вызнают секреты, ограбят и по миру пустят. Но и в одиночестве своего большого, но пустого дома проживать без прислуги было им страшно.

Вот тогда и пришла старику Кусовникову светлая мысль: отстроить на часть капиталов доходный дом. С тем, чтобы поселиться в одной из его квартир и таким способом сэкономить на содержании собственных хором. В жильцы дома отбирать только солидных и по рекомендации. И зажить: вроде как и среди людей – а вроде как и сами по себе. Опять же, и капитал будет работать, доход приносить.

Мысль, казалось, вполне разумная. Но на деле вышло ужасно.

Начав действовать согласно плану, Кусовников купил участок земли для постройки на Мясницкой улице.

Эта местность считалась в те времена грязной – по слухам, когда-то была тут обширная свалка отходов и даже скотомогильник. Жилых домов на улице не строили – только магазины. По соседству как раз возводили «Чай-Кофе» в замысловатом азиатском стиле, а дальше в ряду шли одни только торговые и меняльные лавки, магазины готового платья да сапожная мастерская на углу.

Кусовников дурной репутацией местности нисколько не смутился. Напротив: обрадовался, что участок удалось купить по дешевке. Проект дома выбрал самый простецкий и недорогой. Нанял подрядчика для строительных работ, но, не доверяя своему наемнику ни на мизинец, то и дело шпионил за ним, проверяя счета, вымарывая всякий лишний расход, торгуясь по каждому гнутому гвоздю.

Несчастный подрядчик вынужден был экономить на всем: покупать материалы до смущения дешевые, нанимать бригады каменщиков, печников, плотников по самым людоедским расценкам. Все это – себе в убыток. Потому что выгадать какой-либо прибыли при таком выжиге-хозяине не сумел бы даже сам прехитрый негоциант Гермес, будь он при Кусовникове подрядчиком!

И злость, и досада брали строителей, и смех, и грех.

Каждый день собачился подрядчик с Кусовниковым, предрекая старику, что ведь дом-то и «двадцати лет не простоит».

– Вся твоя жадность боком тебе выйдет, старик! Гляди, ой, гляди! До смерти твоей дом рухнет! – в отчаянии грозился мужик. Но Кусовников только усмехался, приговаривая:

– Ничего-ничего! Разорители-погубители… На мой век хватит, а вам всем – дулю. Расточители чужого добра… Ишь, негодники! На чужой каравай… На чужой кусок… рты поразевали… Дулю всем! Дулю!

Наконец, так ли, сяк ли, но к осени доходный дом закончили. Кусовниковы радовались осуществлению своей мечты. Они полюбили думать, что их доходный дом успокоит их страдания, и про себя, между прочим, уже называли будущее свое заведение как бы и в шутку, а как бы и всерьез «Негой упокоения». Думали даже: не сделать ли и вывеску с таким названием? Но, разумеется, спохватились: лишний расход!

В каморке у ворот в качестве охраны и в соответствии с городскими правилами поселился дворник, непьющий мастеровой мужик, вдовец без детей.

Сами Кусовниковы, продав прежний свой дом, переехали в квартиру под крышей. Там им казалось безопаснее от грабителей. Новые квартиры заняли постепенно съемщики-жильцы.

Казалось бы, вот оно, счастье, исполнение мечты – живи да радуйся!

Нет. Тут-то и пошла чертовщина!

Первым делом заметили, что всех проживающих в доме мучают головные боли, непонятно отчего и постоянно.

Потом начали шептаться жильцы о кикиморе, вселившейся незваной в новый дом: уж больно громкие звуки издавали печные трубы, особенно в ветреный день. Дико, заунывно, так, что и жуть брала среди ночи, и тоска нападала днем.

Вообще с приходом холодов жизнь в доме сделалась неприятной: дров на отопление уходила целая прорва, что накладно, а тепло в комнатах совершенно не держалось. Из каких-то невидимых щелей протянулись ледяные нитки сквозняков, оплели все углы и закуты, отчего постояльцы начали чихать, кашлять и болеть, а стены дома – покрываться плесенью.

Старики Кусовниковы тем временем отчаянно считали расходы: содержание дома обходилось им почему-то куда дороже, нежели они рассчитывали. А их каждое лишнее полено, необходимое для печей, выводило из равновесия!

И еще удар под дых: в первом этаже, в самой большой и дорогой квартире богатая полковница с дочерьми отказалась платить арендную плату. До тех пор, пока домовладельцы «привидение из комнат не уберут». Ультиматум поставила: дескать, иначе съедет!

Полковница и впрямь натерпелась немало.

Дело в том, что в ее квартире при входе в гостиную залу в одном углу мерещился каждому входящему… мертвец.

Из-за того бедная полковница и в гости никого не решалась пригласить.

Особая игра света была тому виной или еще какая иллюзия – не сумели разобраться. Но кто ни войди в зал – всякий вздрагивал от ужаса: в самом темном углу горбатился протухший мертвец, весь в пятнах разложения. И запах в комнате стоял соответствующий – могильный. Комнату и одеколонами брызгали, и полы водкой по совету знакомой знахарки натирали – ничего не помогло.

Призвали батюшку – святой водой углы окропить. Поп, едва войдя, так и шарахнулся: надо же, мертвец в доме сидит! Тем не менее, обряд священнослужитель выполнил по совести, хотя и это обстановки не переменило.

Наконец, кто-то из сочувствующих женщине друзей не выдержал и вызвал в дом плотника, чтобы тот полы поднял. На всякий случай.

Мастер пришел, поднял доски и – что бы вы думали? – обнаружил под ними, ко всеобщему ужасу, полусгнившую крышку от гроба. После такого открытия ничего полковнице больше не оставалось, как съехать из проклятой квартиры с дочерьми навсегда.

А новых квартирантов на те покинутые апартаменты, разумеется, уже не нашлось.

В городе пошли неприятные слухи о доходном доме Кусовниковых: дескать, и неспокойно в нем, и неуютно – черти играют, порядочной публике жить никак не возможно. Жильцы один за другим, все, кто мог, отказывались от квартир и съезжали. Пришлось Кусовникову поступиться привычками: снизить плату за жилье против рыночной средней цены вдвое. Лишь бы совсем без постояльцев не остаться «Неге упокоения»!

Старики пали духом. Доходный дом не то что не приносил им прибыли, но прямо-таки лишал достатка! За все починки, поправки и переделки в строении владельцы вносили денежки из своего кармана. Можно сказать, бросали деньги на ветер. Это мучило старых крохоборов беспредельно.

А тут новая беда: то ли черт принялся над ними куражиться, то ли умом они тронулись, но вскоре Кусовниковы совершенно лишились сна.

Как-то ночью услыхали подозрительный шепот и голготание на чердаке.

– Воры. Сговариваются нас убить, а денежки прибрать, – в ужасе решили старики. Всю ночь дрожали, запершись у себя в квартире, а утром вызвали дворника и заставили его проверить чердак.

Дворник обнаружил на чердаке только стаю приблудных голубей. Если и были под крышей какие воры, то следов они после себя не оставили.

Кусовниковы потравили голубей отравой, заперли чердак на железную решетку. Повсюду в доме понавешали замков и запоров.

Но на следующую ночь вновь раздались с лестницы тихие голоса, тайно подговаривая убить и ограбить Кусовниковых. Замирая от страха, старики прислушивались к скрипу деревянных ступенек, ожидали: не идут ли с чердака воры?..

Весь дом пропитался безумием. Последние жильцы, кто еще не сбежал, постарались найти другое пристанище. В пустеющем день ото дня доме оставались только самые горемыки, кому некуда и невозможно было податься.

Кусовниковы отчаянно боролись за свое богатство. В крохотной своей квартирке они навесили амбарные железные засовы, окна затворили наглухо ставнями. Жить пришлось в темноте, растрачивая, правда, на свечах лишнего. Зато за наглухо закрытыми ставнями они ощущали себя и оберегаемые ими сокровища в большей сохранности.

От такой, в прямом смысле, затворнической жизни и постоянного, непреходящего страха старики спятили окончательно.

Как-то понадобилось им выехать по делам в одно из имений. Но ведь не везти набитую ассигнациями кубышку с собой! А куда же ее девать? Решили припрятать. Да не в своей квартире, разумеется, а у дворника в каморке!

Никому не доверяя, поступили хитро. Чтобы сам мужик ничего о тайнике не прознал, отослали его, будто бы по делу, и пока того дома не было – спрятали все свои деньги в печную трубу. Стояло лето, а летом какой дурак станет печь топить?

С их-то несусветной жадностью подобное расточительство казалось им немыслимым. Летом дрова расходовать? Да это ж почти кощунство! Что там – святотатство!

Так уж над ними черт подшутил. Разумеется – просчитались.

Не знали они, что их дворник страдает ревматизмом. Лекарь посоветовал мужику прогревать больные места на теле утюгом. В утюг же требовались угли. Вот и затопил дворник печь в каморке, решив к ночи побольше углей в утюг заготовить.

Когда Кусовниковы внезапно вернулись, в дворниковой печи уже горячо полыхали все их лелеемые миллионы!

От невыносимого потрясения старуха Кусовникова на месте пала замертво, а старик, не заметив смерти супружницы, полез прямо в огонь спасать денежки. Подвывал от ужаса, но лез, не замечая, как загорается на нем суконная одежда. Повытаскал из печи и разбросал по каморке горящие поленья, отчего комната занялась огнем, а за ней и весь дом полыхнул.

Благо, пожарная часть была рядом – дом отстояли. Старик же и при виде начавшегося грандиозного пожара не унимался – все рвался в пекло спасать капиталы. Сей скупой рыцарь обгорел, едва не задохнулся дымом, но не унялся, пока окончательно не лишился чувств. Помер, до последнего вздоха горюя об одном – об утраченном сокровище. Ох уж эта проклятая «Нега упокоения»! Упокоив и Кусовникова, и супругу его, никакой неги несчастным не дала: обманула!

А ведь все могло бы иначе повернуться.

Мастера, строившие доходный дом Кусовникова, ни с какой нечистой силой шашней не водили. Они просто воспользовались своими профессиональными секретами.

Хороший мастер умеет и благо, и черную пакость творить одинаково.

Печники, например, могли вмазать в трубу гусиные перья, дудочку или свистульку из тростника, и после в таком доме навсегда поселялась «кикимора». Или кирпич в печи так положить, что печка будет поддымливать, отчего у людей постоянно головы болят.

Плотники и каменщики знают, как подложить щепки в кладку, чтоб дом толком проконопатить стало невозможно или чтоб камень правильной осадки не дал – оттого и останутся в доме вечные гниющие холодные углы. Или вложат в стену горлышко бутылки, и тогда завоет в доме «домовой».

Нет страшнее подобного мастера-умельца, потому что после его работы никакие иконы и освящения уже дом не избавят от всаженного туда «черта».

* * *

Говорят, и теперь ужасный доходный дом, в котором несчастный Кусовников все свои доходы потерял, не отпускает от себя своего владельца. Бродит по дому ночами неприкаянный призрак: растерянный старичок с безумным взглядом. Озираясь и потирая слабые паучьи ручки, приговаривает жалобно: «Ох, денежки мои, денежки!» И до того тоскливо… Самое черствое сердце жалостью раздерет.