Текст книги "Залечишь мои раны? (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)
– Не могу сказать, что мучения были такими уж… – на полпути Снежа развернулась. Не ожидала, что он снова ответит. Ей почему‑то казалось, что на этом все и закончится – так же молчаливо, как появился, этот мужчина накинет пальто, попрощается, услышит от нее, что фотографии будут готовы на протяжении двух дней, скажет, что на этот счет связаться лучше с его секретарем, а потом выйдет в ночь, туда, где кроются причины красной сеточки на глазах, морщинок на лбу, сжатых кулаков. Марк ее удивил. – Мы ведь так толком и не познакомились, Снежана.
Удивил сразу несколько раз.
– Ну, вы знаете, как зовут меня, я знаю вас, кажется, это называется знакомством, – губы девушки дрогнули в полуулыбке, а потом Снежа снова развернулась к мужчине спиной, продолжая свой вояж до стола.
– Я знаю не только, как вас зовут, я знаю о вашей карьере, длинной в десять лет, – а вот Марк двигаться не спешил. Он остался стоять под осветителями, провожая девушку взглядом.
Объяснить, зачем тянет, почему не благодарит, не уходит – толком не мог или не хотел. Да, скорее не хотел. Не хотел возвращаться из уюта студии, в которой существовал только мир этой комнаты, а время отмерялось щелчками фотоаппарата, в реальность. Туда, где есть причины для сжатых кулаков, проблем и сумбурных мыслей.
– Похвально, – вот только она не способствовала тому, чтобы Марку удалось задержаться. Своими короткими, деловитыми ответами будто подталкивала к двери. – Снимки будут готовы в…
– Что вы делаете сегодня вечером? – вопрос сорвался с губ сам собой. В тот же миг, как в голове мелькнула мысль – а вдруг дело не в комнате? Вдруг дело в ней? Вдруг ее присутствие поможет хотя бы на вечер забыть о мире проблем? Если это так – было бы прекрасно. Ему не нужна любовь до гроба, уж наелся, не нужны отношения, которые придется строить, по крайней мере, так Марку казалось, ему хотелось иметь хотя бы один вечер без проблем и ненужных мыслей. И он был не против провести этот вечер с незнакомкой, со следами ямочек на щеках.
– Занимаюсь вашими снимками, – она не оглянулась, только спина на секунду застыла, а обычно плавные движения Снежаны стали куда более резкими.
Такого она не ожидала. Точней, могла, конечно, ожидать. Не зря же он так смотрел, когда только вошел, но за два часа тишины и практически полнейшего безразличия к ней и фотоаппарату, девушка успела забыть, с чего все началось. Зря.
– И это нельзя перенести? – Марк шагнул в сторону стола, в ее сторону. И к собственному удивлению отметил, как девушка непроизвольно шарахнулась.
Никогда мужчина не считал, что его стоит бояться. Никогда его и не боялись. Уважали, относились с пиететом, иногда сторонились, но не боялись.
– Простите, я что‑то… – если изначально он сделал шаг в ее сторону для того, чтобы его предложение звучало более реалистично (со спиной, все же, разговаривать не так приятно), то теперь было искренне интересно, в чем причина такой странной реакции на него.
– Нет, ничего, – Снежа быстро взяла себя в руки, развернулась, справляясь с нервами, схватила со стола карандаш, попыталась с его помощью закрепить волосы на затылке. – Просто это лишнее. Ваше предложение, – она пояснила, будто сам он это понять был не в силах. – Когда я закончу со снимками, свяжусь с вашим помощником, с которым договаривалась о встрече.
Подтверждая свою уверенность и непоколебимость, Снежана бросила прямой взгляд на мужчину. Выдержала ответный, сначала непонимающий, брови Марка практически сошлись на переносице, вновь на лбу образовалась морщинка, а потом он будто понял… Или расслабился – на губах опять заиграла улыбка. Мужчина кивнул.
– Жаль, – и это была правда. Он не был бы против вечера в компании девушки. Впервые за долгие месяца у него вообще возникла такая мысль. И было искренне жаль, что мысли суждено остаться не реализованной.
Теперь кивнула Снежана. А за кивком скрыла вздох облегчения. Нет, продолжай он настаивать, ничего бы изменилось, сделал бы только хуже – такой у нее характер. Чем больше давят на нее, тем сильней сопротивление. Чем ниже гнуть веточку к земле, чем больней она врежет, когда вырвется из цепких пальцев. Снежана почувствовала облегчение от того, что ей не придется резко разговаривать с этим человеком. С незнакомцем, с которым они и не увидятся, наверное, уже никогда.
Просто девушке не хотелось разочаровываться в нем. Пусть он останется в памяти как тот, кто смог отвлечь от сумбурных мыслей хотя бы на два часа. Согласись она, возможно, у него получилось бы продлить эффект забытья, но она не согласится.
– Тогда…
– Тогда, вы рады будете, если я наконец‑то оставлю вас наедине со снимками, а сам скроюсь с глаз долой, – под откровенно смеющимся взглядом мужчины, Снежана немного стушевалась, опуская взгляд. Благо, он сам смотрел недолго, еще несколько секунд и Марк резко развернулся, направляясь‑таки к вешалке. Поднять взгляд девушка почему‑то не решалась, только слышала, как скрипнули половицы под ногами Самойлова. – С вами приятно было работать, Снежана, – будто между ними только что не произошла не совсем приятная сцена, будто не было его предложения и ее отказа, Марк снова подошел, протянул руку для рукопожатия.
– Спасибо, – она вложила свою руку в ладонь мужчины, почувствовала легкий натиск. – Надеюсь, снимки вас устроят.
– Я тоже.
Пройдясь напоследок взглядом по лицу напротив, Марк направился к двери. Жаль. Хотя, ведь уже через несколько минут он о ней и не вспомнит. Снова возвращаться в реальность, в жизнь с проблемами, мчать домой, надеясь, что… Что все хорошо. Ждать, когда «хорошо» закончится. В этом круговороте определенно нет места интрижке с фотографом.
– До свидания, – Марк погружался в гущу своих мыслей моментально и слишком глубоко, чтобы услышать прощание. Оно повисло в воздухе, так и не достигнув широкой спины в темном пальто. Он вышел на лестничную клетку, проигнорировав лифт, направился вниз по лестнице, по ходу набирая нужный ему номер.
– Ты звонила, Саша? – она взяла трубку сразу же, как делала всегда. Кто‑кто, а она ждала его звонков днем и ночью.
* * *
Снежана проводила мужчину взглядом, а потом так и застыла, разглядывая белую дверь.
Что с ней не так? Сколько будет длиться это «не так»? Оно излечимо?
Если бы это был первый раз, когда она вот так, не дав себе времени подумать, просто отказывается от ужина, обеда, завтрака, от простого звонка или сообщения. Нельзя сказать, что подобные предложения сыплются со всех сторон, как из рога изобилия. Но они есть. Есть всегда, и всегда заканчиваются приблизительно одинаково – она просто не дает им шанса. Не дает шанса себе. Почему? Потому, что надоевшей занозой в сердце сидит память о том, кто никогда и не спрашивал.
Ярослав никогда не спрашивал, а даже спроси – Снежана бы не отказала, потому, что это он. Он, а не Марк, осветитель, модель, писатель, политик, кто угодно.
– Снежана, какая же ты дура! – резко развернувшись, девушка опустилась на высокий табурет, спрятав лицо в руках. Как есть дура. Раз динамит других лишь потому, что сохнет по бывшему, с которым давно покончено, который никогда не вернется и даже думать о ней забыл.
У девушки вдруг возникло странное желание – помчаться следом, догнать Самойлова, сказать, что погорячилась, согласиться на предложение, и пусть он посчитает неуравновешенной, это будет куда лучше, чем грызть себя весь вечер мыслями о Диме, о своей ничтожности и несправедливости мира. Но этому порыву суждено было угаснуть, так и оставшись лишь в планах. Мотнув головой, Снежана включила ноутбук. Нет, ее удел – именно то, что она так ненавидит – вечер наедине со своими мыслями. Сама отказалась – сама мучайся.
И все было бы именно так, не подвинь она ноутбук ближе к краю стола, не задень тот стоявшую на краю чашку, а она… На пол полетели часы. Часы, оставленные Самойловым. Она сама попросила мужчину снять их, чтобы не пускали блики, не засвечивали фотографии, он снял, а надеть забыл.
Не давая себе времени на раздумья, Снежана схватила их с полу, на ходу набрасывая на плечи куртку, хлопнула дверью, вылетая на лестничную клетку. Она неслась по лестнице с такой скоростью, что казалось – не успей отдать часы владельцу, потеряет свой единственный в жизни шанс. Улица встретила ее мартовским морозом. Изо рта вырвался клуб пара, за ним еще один и еще. Девушка крутила головой, пытаясь понять, где может стоять машина Марка. Он не мог успеть уехать. Прошло не так‑то много времени, разве что и он мчал вниз, как угорелый. Но окинув стоянку взглядом трижды, никакой подсказки она не обнаружила. Ударила ладонью по карману куртки, надеясь найти там телефон, набрать помощника, узнать у него номер босса, а потом позвонить уже ему, но тот, как назло, остался в студии.
– Черт, – она редко ругалась. Запрещала себе. Пыталась воспитывать силу воли в малом, чтоб легче было в большом, но сейчас сдержаться не смогла.
И дело ведь не в часах. Она сможет вернуть их завтра, послезавтра, через неделю или месяц. Может не возвращать вообще, оставить себе как памятный сувенир. Может отдать лично или передать человеку, с которым свяжется насчет фотографий по электронке. Дело не в этом. Дело в том, что картинка, которая почему‑то мелькнула в голове, стоило увидеть лежащие на полу часы, не оживет.
Она не вылетит на улицу, не столкнется в дверях с Марком, который, вспомнив о часах, решит вернуться. Она не улыбнется застенчиво, протягивая находку, а он не поблагодарит. Не будет неловкой паузы в несколько секунд, а потом они не заговорят в унисон, он не усмехнется, давая право слова ей, и Снежана не скажет, что в кафе неподалеку варят неплохой кофе.
Ее новая история не начнется сегодня. Новый этап ее жизни, новый цикл не начнется сегодня. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
Сжав часы в кулаке, девушка побрела обратно к зданию. Такой жалкой она не чувствовала себя еще никогда. И даже боль от того, что металл часов впился в мягкую кожу ладони, сейчас радовала, хоть немного отвлекая от собственных безнадежных мыслей.
Глава 2
– Мамацька! – лишь через пять минут усердных попыток привлечь ее внимание, Саша поняла, что она в комнате больше не одна.
Остекленевший взгляд, направленный до этого на входную дверь, девушка перевела на дочь.
– Что, малышка? – Саша попыталась улыбнуться, получилось не совсем так, как хотелось – чтоб беззаботно, искренне, открыто, но лучше, чем все дни до этого.
– Ты обесяла косицку! – Лиза важно продемонстрировала гребень, сжатый в одной ладошке, а потом одетую на запястье резинку – со звенящими подвесочками, красочную, любимую, подарок отца.
– Иди сюда, – подсадив совсем уже большую дочку на диван, рядом с собой, Саша забрала у нее из рук гребень, провела по мягким волосам. Раз, второй, третий… Гребень запутался в кудряшках, Саша попыталась справиться с колтуном так, чтоб Лизе не пришлось мчаться за выручкой к Глафире. Вроде бы получилось. Это у нее получилось. Почему же тогда все остальное идет в жизни наперекосяк?
Механическими, отлаженными движениями Саша разделила волосы на две пряди, заплетая любимую дочкину необычную косу. Это занятие должно было бы отвлечь, а получилось наоборот – она снова с головой нырнула в воспоминания. Воспоминания недельной давности, которые не отпускали до сих пор, мешали думать, жить, дышать, спать, есть и радоваться всему вышеперечисленному.
Она сама все испортила. На этот раз – окончательно…
* * *
– Ярослав? – когда Саша увидела машину Яра под подъездом, удивилась, но почему‑то посчитала, что это скорей всего заехал Артем, чтобы забрать какие‑то документы. Она считала так до тех пор, пока не увидела висящую на вешалке куртку мужа, в которой самолично снаряжала его утром в офис.
Бросив ключи на полку в прихожей, она прошла в квартиру. Самарский редко оказывался дома днем в последнее время – слишком много дел в фирме, кроме того, если они действительно собираются скрыться от всех на долгих десять дней в конце месяца – ему стоило обеспечить себе надежный тыл. Это Саша понимала прекрасно, а потому с каждым шагом сомневалась в реальности происходящего все больше.
Но нет, это действительно был он.
– Привет, – Саша растерянно улыбнулась, обнаружив мужа в спальне. Прежде чем оказаться тут, она зашла на кухню, в гостиную, даже в детскую, вдруг, он забыл, что сегодня у Лизы занятия и теперь переворачивает вверх дном весь дом, в поисках любимой дочери. Он заметил ее не сразу. Сначала, бросил очередные джинсы в и без того полную уже сумку, а потом обернулся на звук ее голоса.
– Привет, – его улыбка была куда более открытой, чем Сашина. Резко, быстро, как делал всегда, он подошел к жене, обнял, прикоснулся к губам, – где была?
– У Лизы группа, я отвозила ее… А что? – прожив с Самарским три года, Саша неплохо его изучила. Когда он не хочет заводить разговор на действительно важные темы, ведет себя именно так – отвлекал. Будто позабыв о сборах, он прошелся поцелуями по щеке жены, к шее, вернулся к лицу, не давая закончить фразу, накрыл ее губы своими. – Подожди, – веди он так себя при других обстоятельствах, Саша бы даже не думала о том, чтобы отстраниться, но мысли уже складывались в голове в замысловатый пазл, который, вряд ли мог ей понравиться. – Подожди, слышишь? – она увернулась от очередного поцелуя, заставила расцепить руки, сжавшиеся на талии.
– Жду, – в глазах напротив блеснула досада. Он явно надеялся, что разговора удастся избежать.
– Ты куда‑то едешь? – Саша заглянула за спину мужа, окидывая взглядом приличную стопку вещей, лежавшую на кровати и полусобранный уже чемодан.
– Да, – Яр не сдвинулся с места, продолжая закрывать ей проход в спальню.
– Куда? – прекрасно понимая, что он с удовольствием сменил бы тему, отступать Саша не собиралась.
– Работа.
В подобном русле разговор мог растянуться на часы – она задает вопросы, он отвечает одним словом, причем не конкретизируя. Куда? Работа. На сколько? Ненадолго. Зачем? Так нужно, Саша. Кому нужно? Работа… И так по кругу. Но Саша хотела не этого.
– Что за работа? Очередной проект? Или проблемы со старым?
– Почти, – Яр скривился. Врать жене он не любил. Когда‑то дал себе зарок, что это больше не понадобится и пытался его держать. Получалось не всегда – если не ложь, то недомолвки все еще существовали. Зачем ей знать и волноваться из‑за того, во что он все равно ее не посвятит даже под страхом смерти?
– Почти что? Ярослав? – а вот теперь отступила уже Саша. Тревога возросла во стократ, а вместе с ней родилось раздражение. С некоторых пор она нуждалась в ясности и искренности. Каждая недомолвка провоцировала слишком много сомнений и страхов.
– Малышка, мне нужно уехать на пару дней, ничего особенного… К субботе я вернусь.
– Почему тогда так срочно? Вчера ты не собирался никуда ехать. Или собирался, но меня поставить в известность забыл? – резко развернувшись, Саша вышла из комнаты.
Заводиться с полуоборота она тоже научилась у собственного мужа. И если обычно удавалось с подобным справляться, сегодня волнение, страх, мучающее уже несколько дней плохое предчувствие и усталость просили выхода.
– Саша, – Яр сделал то, чего Самарская хотела больше всего и одновременно опасалась – пошел следом, попытался поймать ее за руку, но девушка вырвалась, лишь зло сверкнув глазами.
– Что, Саша?
– Опять? – а вот теперь уставшим выглядел уже Ярослав. Он искренне надеялся, что угадал со временем, что Саша будет ждать окончания занятий Лизы в городе, что вернутся они уже после обеда, когда чемодан будет погружен в багажник, а ему придется лишь поцеловать растерянную жену на прощание, а дочери пообещать миллион первую куклу. Ранний же приход Саши стал не самым приятным сюрпризом.
– Снова, Самарский! Снова! – такое было с ней уже не в первый раз. Еще минуту тому совершенно спокойная, сейчас Саша готова была крушить все вокруг. Но главное – крушить стену его спокойствия. – Куда ты едешь? Я так понимаю, мне не положено было узнать об этом так? Мне нужно было застать тебя на пороге? Или получить записку на холодильнике? «Прости, я уехал туда, куда тебе лучше не совать свой нос, жди весточки?».
Ответить Ярославу было нечего – в идеале, все произошло бы именно так.
– Это так важно? – смиряясь с тем, что очередную бурю ему предстоит просто пережить, мужчина опустился на диван, следя взглядом за прохаживающей по комнате Сашей.
– Важно! Важно, Ярослав! Я волнуюсь за тебя, неужели не понятно?
– Не волнуйся, это просто дела…
– Какие? В какие дела ты не можешь меня посвятить? Я не совсем идиотка, Самарский. Ты снова ищешь Ермолова, я ведь знаю!
Три долгих года прошло с тех пор, как Дмитрий Ермолов, когда‑то друг Ярослава, перешел из разряда самых дорогих людей Самарского в категорию тех, с кем Яр планировал расквитаться.
Дима стал соучастником похищения Саши. Те часы, которые Яр не знал, где находится тогда еще не жена, но уже любимая, стали худшими в его жизни. Страх потерять ее – тем страхом, который не искоренит из сердца уже ничего, а осознание того, что ко всему этому кошмару причастен Дима – фундаментом для жажды найти друга. Не просто найти, найти и сделать так, чтобы он больше никогда не смог представить угрозу Саше, Лизе, его миру – его семье.
Он жил с такими мыслями три долгих года, и Саша не могла этого не замечать. Требовала поклясться, что он не будет искать встречи с Ермоловым. Сотни и тысячи раз говорила, что давно простила неудавшегося похитителя, уверяла, что с такой охраной, какой обеспечил жену и дочь Самарский, даже муха не пролетит незамеченной. Он делал вид, что верит, думает так же, а сам… Продолжал искать. Однажды, об этом проговорился Артем, начальник охраны Самарского, когда‑то Саша сама случайно нашла документы, фотографии, свидетельствующие о продолжающихся поисках. Из каждого этого случая вырастал скандал. Скандал, спровоцированный ее страхом и его упрямством. И оба эти чувства были так сильны, что победителя в споре определить так и не получилось.
– Да, – его односкладные, прямые ответы выводили куда больше, чем возможная ложь.
Саша резко остановилась, сжимая руки в кулаках. Хорошо, что Лизы нет дома. Меньше всего Самарская хотела, чтоб такой ее видела дочь. Щеки пылали от гнева и бессилия, голос предательски дрожал, грозя перейти на крик.
– Я же просила… – получилось предельно тихо. Она сдержалась из последних сил. Сдержалась от крика, от грубости, даже от слез.
– Что ты просила, Саша? Понять и простить? Я пойму, обязательно пойму, когда найду и буду убежден, что он никогда больше не появится в нашей жизни. И прощу, когда он получит по заслугам. Это не обсуждается, – еще минуту тому будто уставший, Яр резко поднялся с дивана, меняясь ролями – теперь все было как всегда – он подавлял ее волю одним своим присутствием и этим вечным «я так сказал».
– Не обсуждается? – Саша вскинула подбородок, бросая злой взгляд на мужа. Может, когда‑то, пребывая в статусе заложницы, она согласилась бы с такой формулировкой, ведь знала – с ним легче согласиться, чем сдвинуть скалу с места, но не теперь. Он хотел защитить ее и дочь, защитить свою семью, но проблема в том, что Саша хотела того же. Хотела защитить его.
– Ты хочешь ссоры?
– А мы уже ссоримся, Самарский, не заметил?
– Я не ссорюсь, Саша, я просто объясняю, что есть вещи, которые я обязан делать. Я обязан защищать вас, а потому…
– Потому рвешься на рожон? Он способен на все, Ярослав! На все! Был способен тогда и способен сейчас!
– Именно поэтому, я не могу позволить, чтобы он ходил где‑то рядом.
С уст Саши сорвался нервный смешок. Нет, в его словах не было ничего смешного, все было наоборот – они звучали слишком страшно.
– И что ты сделаешь?
– Найду…
– Это я слышала уже миллион раз, что потом? Найдешь и что? Убьешь? Ты хоть представляешь, что собираешься сделать с ним после того, как найдешь? Или так далеко ты не заглядывал?
– Саша…
– Молчи! – голос все же сорвался. – Молчи и слушай, Ярослав, – сделав вдох, Саша попыталась придать голосу уверенности. – Если ты дорожишь тем… Тем, что у нас есть… Ты никогда, слышишь? Никогда не будешь искать Диму! Если я хоть что‑то значу для тебя, ты выбросишь это из головы, и мы будем жить, как жили.
– А если нет? – Ярослав слушал ее молча, вот только лицо с каждым словом каменело все больше. Он не любил условий. Ставя других в рамки, ненавидел, когда так же поступают с ним.
– А если нет… – слезы щипали глаза, руки предательски дрожали, но страх пересиливал это. Саша готова была на все, лишь бы он передумал. Даже снова почувствовать, как по ней полоснут взглядом, злым, как когда‑то. Лишь бы выбросил из головы Ермолова. – Я не хочу иметь ничего общего с тем, кто ставит месть выше, чем чувства близких.
Полоснуть получилось у нее… Непроизвольно, но куда больней, чем мог бы он.
– Ты понимаешь, что ты говоришь? – Яр застыл на полпути между диваном и выходом из гостиной.
И как бы Саша не хотела, пути назад уже не было.
– В своей мании, ты слишком похож на него, Ярослав. Слишком…
Только когда слова сорвались с губ, Саша поняла, что сказала и наделала. Не было вещи худшей, которая могла бы встать между ними. Лишь тень того, с кем, Ярослав знал и сам, часто бывает слишком похож. Тень того, схожесть с кем, по сути, и стала первым шагом в чувствах Саши.
– Я. Не. Он. Саша, – нет, в его взгляде не было злости. Боль. Чистая боль. Боль, причиной которой стала она.
В кромешной тишине Ярослав вышел из гостиной, вернулся в спальню. Боясь пошевелиться, Саша долго просто стояла, прислушиваясь к доносящимся из смежной комнаты звукам. Он продолжал собираться, а у Саши с каждой секундной все больше холодело сердце.
– Господи, – осознав, что она только что сказала, девушка обессилено опустилась на кресло. Из ступора ее вывел только звук шагов – сначала в спальне, потом в коридоре, в прихожей.
Она метнулась к двери.
– Завтра прилетает Глаша, сама решай, что скажешь ей, – он даже не обернулся, закинул сумку на плечо, другой рукой схватил висевшее на вешалке пальто. – Лизе я позвоню вечером.
Осознание того, что сейчас происходит, сковало сразу и разум, и тело Саши. Она могла только молча следить за тем, как он проворачивает ключ в замке раз, потом еще раз, и еще. Как дверь открывается, он переступает порог…
– Ты этого хотела? – а брошенный напоследок взгляд заставил сердце пропустить удар.
Этого ли она хотела? Нет.
Она хотела, чтобы из жизни пропало даже упоминание о Дмитрие Ермолове, а вместо этого…
Очень давно, чертовски давно Ярослав клялся ей, что если она захочет – он уйдет. Просто потому, что он не такой, как тот, другой. И всего нескольких ее слов хватило, чтобы Самарский исполнил свое обещание.
Он не такой как ее отец.
Дверь за мужчиной закрылась, а Саша продолжала стоять, не в силах сделать вдох. Он ушел. Не уехал на поиски Димы. Не в очередную командировку. Он ушел. Ушел, как обещал сделать, если она захочет.
Ушел из‑за брошенных ею же слов.
«Я. Не. Он. Саша».
– Что я наделала? – спрятав лицо в ладонях, Самарская выдохнула, пытаясь осознать хоть что‑то.
Худшее, что она могла совершить – сравнить Ярослава со своим отцом, Константином Титовым. И, кажется, именно это она и сделала…
* * *
– Глааася! – Саша почувствовала, как мягкие волосы ускользают из‑под пальцев, моргнув, попыталась вновь сосредоточиться на реальности. – Мамоцька опять задумалась, – забрав из рук Саши гребень, Лиза помчалась в кухню, чтобы доверить плетение косы той, в ком была уверена на все сто – Глафира справится с задачей на ура.
А Саша… Закрыв лицо руками, она дала волю слезам, в сотый и тысячный раз коря себя за то, что натворила.
Брошенное напоследок «ты этого хотела?» эхом раздавалось на периферии памяти ежесекундно. Нет. Она хотела не этого.
Она даже не могла до конца понять, как все получилось так… Так неправильно. Между утром, в которое, уходя, Ярослав в миллионный раз сказал, что любит, а она в шутку ответила, что спать любит больше, и днем, когда он ушел, даже не хлопнув дверью, прошло несколько часов. Обычных часов их привычной жизни. В которые все было как всегда. Но хватило одной фразы. Одной чертовой фразы, чтоб отправить все в тартар.
Возможно, в жизни обычной семьи сравнение женой мужа с отцом – явление нормальное, часто лестное. В этом смысле, нормальной семьи у них не получилось.
Когда‑то Константин Титов был для Саши личным божеством. Самым любимым, нужным, важным в мире человеком. Пусть он предпочитал общению с ней все, что только возможно, это не давало ей права свергнуть отца с пьедестала. Он вырастил ее сам. Ведь мать бросила их, когда Саше было всего четыре. Не намного больше, чем сейчас Лизе. Долгих семнадцать лет, после исчезновения женщины, считающейся ее биологической матерью, Саша была уверена – Константину приходится жертвовать многим ради ее счастья и благополучия, а его холодность – следствие боли. Возможно, так оно и было. Но она понятия не имела, что за боль гложет отца.
Все изменилось в один день, когда Саша узнала правду. Жуткую правду об отце и причинах, по которым ее мать пропала из их жизни.
Как пережить известие о том, что любимый папа, оказался жестоким убийцей? Человеком, забравшим у нее мать? Саша вряд ли смогла справиться с этим, если бы не Ярослав. Он караулил ее сон ночами, отогревал душу днями, стал единственным нужным лекарством, способным помочь справиться с болью.
И как она ему отплатила? «Ты слишком похож на него…»
– Сашенька, – девушка вздрогнула, когда в комнату заглянула Глаша.
– Да? – пытаясь сделать это незаметно, Саша утерла глаза, повернулась к когда‑то няне Самарского, а теперь лучшей бабушке для Лизы, улыбнулась, как могла.
– Идем пить чай, малышка. Хочу с тобой поговорить, – каким бы мягким взглядом Глаша не смотрела, Саша знала – это не предложение, это прямой приказ. И разговору быть, потому лучше не сопротивляться. Кроме того, он нужен не только Глафире, в первую очередь, в нем нуждается сама Саша.
* * *
Лиза не сопротивлялась, когда Глаша попросила ее поиграть в своей комнате – схватив куклу, она деловито кивнула, а потом молча проследовала прочь. Это удивило и Сашу, и саму Глафиру, которые прекрасно помнили о том, кто умеет в этом доме торговаться лучше остальных. И это был не делок – Ярослав, а его дочь. Лишь у порога она остановилась:
– Только быстло, – девочка бросила суровый взгляд на мать, покачала головой, а потом пошла дальше.
Дети иногда бывают куда серьезней взрослых. Будь Саша хоть в немного лучшем настроении, посмеялась бы, но сейчас было не до смеху.
Глафира действительно заварила чай, наполнила ароматным бергамотовым напитком две чашки, а потом села напротив Самарской, впиваясь в лицо девушки пристальным взглядом.
– Что у вас произошло?
И если изначально, Саша собиралась рассказать все как на духу, облегчить душу, то набрав в грудь воздух, получилось только… шумно выдохнуть.
– Он забрал вещи из кабинета.
Глафира приехала к ним несколько дней тому. Узнав, что Ярослава нет, даже не подала виду, что удивилась или тем более обиделась. Мало ли?
Саша на вопрос о муже проблеяла что‑то невразумительное, а вот Артем юлить не стал. Глафира уж не знала – сделал он это по незнанию или неосторожности, когда начальник охраны Самарского заехал днем, он направился прямиком в кабинет.
– Ярослав Анатольевич просил привезти кое – какие вещи.
– Куда? – Глаша застыла на пороге личной комнаты Яра, следя за манипуляциями охранника.
– К нему, – не замечая ее удивленного взгляда, Артем выбирал какие‑то папки.
– В смысле, к нему? Отправить?
– Зачем отправлять? – закончив, мужчина выпрямился, непонимающе уставился на няню Самарского. – Я сам отвезу в офис.
– В офис?
– Да… – Артем бросил подозрительный взгляд на Глашу. Кажется, понял, что взболтнул лишнего, но отступать было поздно.
– Он в Киеве?
– Ну да… – теперь на лице Артема явно читалось желание прикусить язык или улизнуть от разговора. Но не тут‑то было.
– Если он в Киеве, то почему..?
– Понятия не имею, Глаша, простите. Я не лезу в их дела. Спросите у Саши, – посчитав, что лучше слыть трусом, зато живим трусом, Артем просочился мимо всеми любимой Глафиры, уносясь из квартиры.
А Глаша так и осталась стоять, в попытке осмыслить то, что только что услышала. Самой осмыслить не получилось, потому, ответ предстояло держать Саше.
– Так что произошло, малышка? Вы поссорились?
И опять Саша нашла в себе силы только кивнуть.
Слишком часто в последнее время у нее пропадал дар речи. Тогда, когда Яр уходил, она ведь тоже не смогла и слова сказать.
– Настолько, что он… Ты хоть знаешь, где он?
– Знаю, – Саша опустила взгляд, следя за тем, как чаинки раскрываются в чашке. – В нашей старой квартире. Я дура, Глаша. Просто дура, – со столовыми приборами разговаривать было легче, чем признаваться во всем человеку. – Он снова собирался заниматься поисками Димы. А я больше не могу так! Не могу постоянно за него волноваться. Прошло три года, о нем – ни слуху, ни духу. Я надеялась, он успокоится, забудет. А он никогда не забывает. И теперь опять собирался куда‑то ехать на его поиски. Я сказала… – Глаша поймала мимолетный загнанный взгляд, а потом Саша снова сосредоточилась на глади чая. – Я сказала, что он ведет себя как отец.
Девушка ожидала какой‑то реакции – подтверждения, что действительно дура, непонимания, жалости, но Глаша осталась безучастной, по крайней мере, внешне.
– А он?
– Он ушел. Просто ушел. Спросил, этого ли я хотела.
– А ты хотела этого? – теперь Саша обводила взглядом комнату, все так же избегая смотреть в глаза Глаше.
– Нет, – от окна к плите, за спиной няни Самарского. – Не знаю, – поверх ее головы, в сторону двери. – Не знаю, Глаша, я ничего не знаю! – обратно к окну, а потом с мольбой прямо на Глафиру. Будто она могла знать. – В последнее время, у нас все сложно. Очень сложно. Иногда – слишком сложно, и дело ведь не только в Диме.
– А в чем? – Саша удивлялась тому хладнокровию, с которым Глаша вела свой допрос. Хотя, именно поэтому, ей скорей всего и было настолько легко открывать душу. Жалей ее Глафира или ругай, Самарская давно бы вновь сменила слова на слезы, а сейчас хотелось именно говорить.
– В нас. Он устает, я раздражаюсь, мы ругаемся. Я злюсь на себя, раздражаюсь еще больше, мы снова ругаемся, и так по кругу. Но самое ужасное… – очередной вздох показался самой Саше слишком тяжким. – Я думаю… Глаша, может так лучше?
– То, что он ушел?
– Да.
– Кому?
– Нам. Может, это правильно?
– Я надеюсь, ему ты это не говорила? – как бы бесстрастно Глаша не выглядела, ее сердце обрывалось на каждом слове девушки напротив. Все сказанное звучало для нее абсурдно. Начиная от причин ссоры, заканчивая мыслями о правильности ухода Ярослава.
