Текст книги "Залечишь мои раны? (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Глава 9
Они договорились встретиться с Глафирой чертовски давно, еще на празднике у Самарского, но все как‑то не получалось решить со временем и местом. А теперь, наконец‑то получилось.
Снежана сидела за столиком уютного кафе, разглядывая карандаши, торчащие из подставки для приборов. Эти карандаши должны были служить развлечением гостям во время ожидания блюд или людей, с которыми у них были назначены встречи. Салфетками в заведении служили эскизы, которые можно было разукрашивать с помощью цветных грифелей – в общем‑то, хорошее развлечение, вот только Снежане было совсем не до этого.
Разговор с Марком оставил неприятное горькое послевкусие, и невероятный коктейль облегчения и раскаянья на душе. Облегчения из‑за того, что свой страх перед отношениями победить у Снежаны так и не получилось, а раскаянья, потому, что она до сих пор мечтала с ним справить.
Ей почему‑то вспомнился последний их разговор вживую у двери ее квартиры. И тогда, стоило ему заикнуться о новой встрече, сердце ведь начало биться быстрее, а в голове пронеслись мысли о том, какой эта встреча должна стать. Волнующей, приятной, слишком быстро подошедшей к концу… С ним и два дня подошли к концу слишком быстро.
– Снежка, – из горьких мыслей девушку вырвал оклик вошедшей в кафе Глаши. Освободившись от верхней одежды, она подошла к их столику, раскрыла объятья.
– Глашенька, – оказавшись в этих объятьях, Снежане вдруг нестерпимо захотелось расплакаться, а потом поделиться с ней всеми своими горестями и проблемами. Но душить свои желания она умела отлично, а потому мягко отстранилась, разглядывая лицо в мелких морщинках и давая Глаше возможность рассмотреть себя.
– Какая же ты красивая стала, Снежка, словами не передать, – не выпуская руку девушки из своей ладони, Глафира опустилась на стул, продолжая изучать лицо напротив.
Когда‑то она следила за тем, как маленькая девочка, Снежка Ермолова, идет в первый класс школы, в которую Ярослав ходил уже семь лет, потом следила за тем, как девочка превращается в девушку, причем практически на ее глазах, потом – не просто в девушку, а в любимую девушку ее воспитанника, как она взрослеет, умнеет, совершает ошибки и пытается их исправить самостоятельно, а когда не получалось – бежит к ней. Глаша помнила, как она примчала к ним, чтобы сообщить Яру важнейшие новости в жизни – что закончила с отличием школу, поступила в университет, впервые получила заказ на съемку. Еще Глаша помнила, как с изменениями в жизни Ярослава изменилась и Снежана, как она взрослела не по годам, пытаясь не отставать от него, как старалась не ревновать, как скрывала обиду за то, что он снова предпочел работу ей, как пыталась скрыть досаду каждый раз, открывая бархатный футляр с драгоценным подарком и видя там очередные сережки.
Никогда Глаша не кривила душой, говоря, что рада за них. Она была рада. Любила Ярослава, любила Снежану, а вместе их любила еще больше, но было между ними что‑то, не дающее увериться – так будет всегда. Он всегда будет заставлять ее улыбаться, а она – уравновешивать его вспыльчивость. Это «что‑то» появилось в их жизни неожиданно, изменив эту жизнь слишком кардинально, чтобы оставить хоть один шанс вернуть все обратно.
– Чай, – неслышно подошедший официант откланялся, получив заказ, а Глафира моргнула, возвращаясь в реальность.
– Как твои дела?
А еще Глафира знала – жаловаться Снежана не умеет. А значит, ответом ей станет дежурное «хорошо», под которым кроется множество проблем.
– Неплохо.
– Неплохо настолько, что… – осознавая, что скорей всего, из девушки придется вытягивать по слову, Глафира решила взять инициативу в свои руки.
– Съемки каждый день, ничего не успеваю, сроки горят, ночами редактирую, днями фотографирую, но это, наверное, хорошо, – Снежана немного смущено улыбнулась женщине напротив. – Только страшно, что после такого ажиотажа наступит затишье…
– Не наступит, а даже если да – отдохнешь, ты заслужила.
Хмыкнув, Снежана бросила взгляд в окно. Да уж. Меньше всего ей сейчас светил отдых. Находясь днями и ночами будто на иголках, ожидая, что жизнь со дня на день явит новый виток проблем, даже думать об отдыхе смешно.
– Ну а не в работе? – вновь привлекая к себе внимание девушки, Глафира накрыла ее руку своей.
– А меня нет «не в работе», Глашенька, – Снежана попыталась отшутиться, скрывая горечь под маской напускной самоиронии. – «Не в работе», я сплю, даже ем я в работе.
– Снежка, ты ведь еще такая молоденькая, – в голосе няни Самарского прозвучало самое настоящее сожаление. – Ты должна нянчить малыша, а не есть на работе, девочка моя.
Слышать это сожаление, а еще чувствовать участливый взгляд и жалость, было безумно горько.
– Другие нянчат малышей, Глафира. Другие, – настолько, что сдержать в себе обиду Снежане не удалось.
Наверное, это была дурацкая идея – из встречи не получится ничего хорошего, но встать и уйти Снеже не позволило бы элементарное чувство благодарности по отношению к Глафире за все, что она когда‑то для нее сделала. Их спасителем стал принесший заказ официант.
– Спасибо, – Глафира подарила свою фирменную улыбку молодому человеку, а потом снова сосредоточила все свое внимание на Снежане. – Прости, я не хотела тебя задеть.
– Ты не задела. Просто я слушаю о малышах слишком часто, Глаша. И эти разговоры не из приятных, прости.
Каждый звонок мамы заканчивался закономерным вопросом о том, как у нее дела в личной жизни. Возможно, этим вопросом разговоры бы не заканчивались, но избегая на них отвечать, Снежана находила сотню предлогов, лишь бы сбросить звонок, прямо как с Марком…
Брать трубку, когда звонили подруги в какой‑то момент Снежана тоже начала бояться. Она любила этих людей, холила воспоминания о их прошлых совместных взлетах и падениях, но в какой‑то миг их встречи и разговоры превратились в консультации молодых мам и не менее молодых жен, а она… А она могла только сидеть и улыбаться, делая вид, что подобное ее не задевает. Причем делать вид, как перед ними, так и перед собой. А в действительности – ее уже все это достало. Достало, гнаться за чем‑то в работе, убегать от заинтересованных в ней мужчин, жить воспоминаниями прошлого и лелеять в сердце ничтожную никому не нужную привязанность к давно забывшем о ней мужчине.
Но как только у нее появился шанс избавиться от всего этого – она сама его бездарно потратила.
– Это ты меня прости, я просто жду не дождусь, когда ты приведешь ко мне знакомить маленьких Снежинок, – во взгляде Глаши было столько надежды и искренности, что раздражаться Снежана не могла, только улыбаться, сожалея, что одного желания этой женщины недостаточно.
– Это обязательно произойдет… Когда‑то, – может быть… – Славный род Ермоловых ведь не должен прерваться, правда?
Простая шутка, слетевшая с языка, повисла в воздухе, вызвав совсем не те ассоциации и мысли, на которые надеялась Снежана. Тут же вспомнился Дима, его возможный приезд, страх…
– Глаша, скажи мне, он до сих пор ненавидит Диму? – видимо, на ее лице отобразилось волнение, потому что прежде чем ответить, Глафира несколько раз открывала рот, не издавая при этом ни звука – думала, сомневалась, решала.
– Ты ведь толком не знаешь, что тогда случилось, да?
– Я знаю, что Дима обманом… – говорить такое о собственном брате было сложно, но правду ведь не скрыть. – Знаю, что он мстил Яру за что‑то, что выкрал Сашу, но не сам, а с кем‑то… Да ничего я толком не знаю, Глаша, – признавая свое бессилие, Снежана закрыла лицо ладошами, судорожно вздыхая. Каждый раз, стоило коснуться этой темы мысли и эмоции путались.
– Все началось задолго до этого, Снежка. Задолго… – оглянувшись, Глаша убедилась, что слышать их не могут ни официанты, стоящие у стойки, ни посетители, расположившиеся в противоположном углу. Вряд ли Яр одобрил бы то, что она собиралась сделать, но ей почему‑то казалось, что сейчас это будет правильным. Пусть через три года, но Снежана имеет право знать все, ведь тогда изменилась и ее жизнь. – Ты ведь не знаешь, как Ярослав с Сашей познакомились?
Вынырнув из своего укрытия из рук, Снежана мотнула головой, почему‑то затаив дыхание. Истории их знакомства она так и не узнала. Сначала, не хотела она, а потом – было уже не у кого спрашивать.
– Помнишь, он занимался французским проектом? Как раз в канун твоей первой выставки?
Не желая спугнуть Глашу хоть словом, Снежана лишь кивнула.
– Тем проектом была Саша. Александра Титова – дочь конкурента Ярослава по тогдашнему тендеру.
– Он что…? Он закрутил с ней роман из‑за тендера? – а вот на этот раз сделаться от вопроса не удалось. Слишком это звучало странно.
– Хуже, – губы Глафиры изогнулись в не слишком радостной улыбке. – Он ее похитил, требуя от отца отказаться от заказа на строительство.
Прежде чем Снежана пришла в себя, на ее лице пронеслась масса эмоций. И они все менялись, менялись, менялись, а Глафира говорила и говорила…
– Он поступил ужасно, я ведь знала не с самого начала, но когда узнала – поступила не лучше, не помогла ей сбежать, не вразумила, не приказала отпустить, не сделала ничего. Уж не знаю, чья это была идея, Славы или Димы, но ошибки они обычно совершают вместе. Это была одна из их многочисленных ошибок. Сначала, он действительно ждал, что отец Саши исполнит его условие, не решится рисковать дочерью в угоду бизнесу, но что‑то пошло не так. «Быстро и эффективно» у них не получилось, весь этот ужас затянулся. На неделю, две недели, месяц. А потом… В какой‑то момент он признался даже мне – когда все закончится, ее он уже не отпустит. Да и окончания он перестал ждать. Он влюбился как мальчишка.
Слышать это было жутко… Совсем не так Снежана представляла себе начало не ее истории. Она ведь завидовала… Завидовала Саше черной завистью. Потому, что он смотрит на нее так, но Снежана и подумать не могла, с чего все началось.
– И она влюбилась. Представь, боялась, до колик в желудке, сначала его жестокости, он умеет быть жестоким, потом уже его интереса, а потом боялась себя – потому что не могла ненавидеть, хоть и должна была. Я видела, насколько ей сложно. Разрываться между любовью к родному отцу и неправильной любовью к своему похитителю – ужасно, а она разрывалась, и, в конце концов, не выдержала – сбежала.
– Господи, – выдохнув, Снежана закрыла на какое‑то время глаза. Услышанное было для нее слишком… сложным, неправильным, жутким… правдивым. И слишком хорошо она знала Ярослава, чтобы представлять, как он мог взорваться из‑за побега.
– Сбежала, а вот что было дальше, я знаю уже смутно. В Киев я приехала только когда Саша была уже в больнице. Но кое‑что я все же знаю. Ее отца убили на ее же глазах, а обвинили в этом Ярослава.
– Я помню, – события трехгодичной давности ожили перед глазами. Заголовки всех газет пестрили тогда сообщением о резонансном убийстве.
– Она была уже беременна. Когда бежала – уже была беременна. А Ярославу не сказала. Я никогда не спрашивала – почему. Да и теперь это уже не важно, но узнал он о том, что Саша ждет ребенка в тот же день, когда она пропала.
– Что между ними произошло? Глаша, что могло произойти, чтобы Дима поступил… так? – когда‑то Дима говорил, что мстил за нее. Но в это Снежана не верила. Любила брата, но слишком хорошо знала – он эгоист. А эгоисты мстят за себя, лишь прикрывая свои низкие мотивы высокими материями.
– У них с Ярославом все разладилось тогда же. Еще во Франции, а тут продолжало копиться, копиться, и вот… Знаешь, я много думаю о том, что было бы, не соверши Дима ошибки…
– Я тоже, – Снежана часто проводила за этим занятием дни напролет. Что было бы, не соверши Дима ошибку, не встреться Ярослав с Сашей, знай она больше? Сумела бы уговорить брата? Смогла бы удержаться Яра?
– И я не знаю… Между ними что‑то сломалось, Снежок. Дружба сломалась. А чинить они уже не захотели, и, в конце концов, это вылилось в то, во что вылилось. – Помолчав несколько минут, Глаша продолжила. – Знаешь… Когда Саша лежала без сознания, он не отходил от постели, все сидел, просил проснуться, клял себя, за то, что допустил такое, себя. Во всем винил себя. Он до сих пор во всем винит себя…
– Но зачем тогда ищет Диму? Он же ищет, правда? – как Ярослав никогда не спрашивал у нее напрямую, контачат ли они с братом, так и Снежана никогда не осмеливалась в лоб спросить, продолжает ли он поиски друга – предателя.
– Зачем? – Глаша горько усмехнулась. – Потому, что считает себя виновным еще и в том, что до сих пор не обеспечил абсолютной безопасности своей семье. Он не успокоится, пока не будет уверен – Дима никогда уже не навредит.
– Боже, какие же они дураки!
В той истории не было стороны добра и зла. Это был путь ошибок, причем ошибались все, но ошибка Димы могла стоить куда дороже, чем все, сделанные до этого, а еще… Дело ведь в прощении. Ярослава простили – простила сама Саша, а вот Диму прощать не спешили. Да и достоин ли он этого прощения?
– Беспросветные, Снежок.
В голове почему‑то звенела фраза, брошенная когда‑то Самарской в ответ на ее попытку посеять в голове «золотой девочки» сомненья. Сомненья в ней, в Ярославе:
«Я знаю только того Самарского, которого впору ненавидеть. Всей душой и сердцем, от которого нужно бежать, пока не поздно. И именно этого Ярослава… я люблю.»
Тогда Снежана не поняла смысл сказанного, да и не пыталась его понять, слишком было горько, обидно, слишком хотелось уколоть, а теперь поняла… Он делал больно ей. Когда‑то Снежане казалось, что делал слишком больно, что любящий столько боли причинить не может, а оказалось, что боль, причиняемая Самарским, пропорциональна его любви. И Саше этой любви досталось с лихвой, так же, как и боли.
– И я – дура, – обеденный чай в кафе, залитом солнечным светом, стал совсем не таким радостным, как Снежана надеялась.
– Зря я начала.
– Нет, не зря. Спасибо, Глаша, просто я была не готова, наверное. Вот и все.
– Я ведь не просто так начала этого разговор, – как бы там ни было, тайны, которые Глаша сегодня раскрыла, принадлежали не ей. Но делала она это не бесцельно, не желая потешить любопытство Снежи. Нет, у нее были свои мотивы. – Убеди Диму держаться отсюда подальше.
– Я не…
– Ты не… что? Он не смог бы все это время скрываться еще и от тебя. Это Дима, а ему нужна поддержка, твоя. Потому я не стану спрашивать, как ты это сделаешь, но умоляю – сделай. Если он вернется, он ведь наломает дров. Сначала он, а потом Ярослав. Нельзя этого допускать, Снежа.
– Я понимаю, – увиливать смысла не было. – Но они меня никогда не слушали, Глаш. Никогда не пускали в свои дела.
– Ду – ра – ки, – характеристика получилась краткой, но емкой. Вот только констатация факта не сильно помогла в решении проблемы. А решать ее нужно было срочно, ведь Снежана прекрасно помнила – Дима может появиться на пороге с минуты на минуту. А там, его уже будет ждать Ярослав.
– Я что‑то придумаю, Глашенька, обязательно придумаю, – пытаясь подбодрить задумавшуюся женщину, Снежана подарила ей одну из самых своих уверенных улыбок.
Придумает. Непременно придумает. Иначе ведь и быть не может, верно? Только бы Дима еще раз позвонил. Хотя бы раз…
* * *
После сложных разговоров не так‑то просто перейти на отвлеченные темы, обсудить планы на лето, последние сплетни и новости, погоду. У Глаши со Снежаной сделать это не получилось.
Когда пришло время расставаться, обеим было чуточку обидно, что пришлось потратить драгоценные минуты не на те разговоры, которые они хотели бы разделить, а еще было тревожно, будто перед грядущим дождем, когда ветер уже гонит черные тучи, но разразиться ливнем они пока не спешат.
– Береги себя, девочка моя, – Глаша сжала тонкие плечи Снежаны руками немного сильней, чем делала это обычно, заглянула в ее спокойное лицо, а потом нырнула в подъехавшее такси.
– Буду, – проводив машину долгим взглядом, девушка развернулась, разыскивая в сумочке ключи от своего авто. Сегодня ей предстояла еще одна съемка, а потом им с Аней нужно было поработать у себя…
Мимо, на достаточно большой скорости пронеслась машины, практически чиркнув плечо Снежаны. От неожиданности, из ее рук вылетела сумочка.
– Идиот…ка, – бросив быстрый взгляд на удаляющийся автомобиль, она наклонилась, чтобы собрать разлетевшееся вокруг содержимое.
К сожалению, придурков в мире предостаточно и чаще всего они уже не лечатся.
Последним, Снежана подняла выпавший из рук телефон. Благо, не разбился. Девушка разблокировала девайс, глянула на экран, а потом тяжело вздохнула.
Сегодня Марк смотрел на нее как‑то слишком уж укоризненно. Хотя… Нет, не слишком. Она повела себя с ним ужасно. А что самое глупое – сделала это без причины. Не потому, что передумала на его счет, не потому, что так и не смогла забыть о фотографии Самарской в бардачке, а просто потому, что ей показалось – так будет легче. Без него со своими проблемами жить будет легче.
Вновь заблокировав телефон, Снежана заткнула его в карман, не выдержав взгляда карих глаз. Жалеть смысла нет – он ведь сказал, что в такие игры не играет. Значит, вероятность того, что он снова появится в ее жизни – мизерна. Разве что с экрана мобильного будет смотреть… какое‑то время. А потом она сменит эту заставку на другую, ставя жирную точку в истории, состоявшей из трех неудавшихся свиданий и еще одного, бонусного.
* * *
Марина вырулила с парковки, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Снежана метнула в ее сторону такой яростный взгляд, что впору было испугаться, да и губы сложили слово, явно даже отдаленно не напоминающее комплимент, но женщина почему‑то все равно улыбнулась.
Улыбнулась, уже набирая пасынка.
– Марк Леонидович, – раздражать его «зайчонком» или «Маркушей» Марина сегодня не стала. Он и без того ходил какой‑то дерганый.
– Почему ты не на работе? – еще более дерганый, чем обычно в такие дни.
– Я еду, Марк Леонидович, обед ведь в нашей фирме никто не отменял, а я как‑никак сотрудник, право имею, все такое…
Когда это требовалось ей, Марина умела быть очень сдержанной, деликатной, вежливой и почтительной. Сейчас это нужно было для того, чтоб Самойлов младший не бросил трубку.
– Что тебе нужно?
– Ничего, просто встретила твоего друга…
– Какого друга? – его голос практически сочился раздражением.
– Снежану. Она ведь друг, да?
– И что? – последний вопрос Марк намеренно проигнорировал.
– Да ничего, Марк, ничего, просто подумала, что тебе будет интересно узнать…
– Мне не интересно, – на «не» было сделано особенное ударение. – И вообще, сколько еще раз тебя просить не лезть в мою жизнь?
– Ну и разве я лезу? Лезу я в жизнь твоего отца, а в твою…
– Марина, – прерывая ее предстоящую тираду, Марк рявкнул так, что даже вечно готовая к неожиданным поворотам Самойлова вздрогнула. – Не лезь туда, куда тебя не приглашают, ясно?
– Ясно, – а когда он в таком состоянии, с ним лучше не спорить. Даже Лёня спорить не решается, а ей и самой еще хочется немного пожить. – Просто увидела твою Снежану в кафе, подумала, что тебе будет интересно знать. Вот и все.
На том конце провода какое‑то время просто дышали – тяжело, глубоко, угрожающе.
– Мне не интересно.
– Вы что, поссорились?
– Марина… – будь они в одной комнате, женщина давно уже ретировала бы подальше от пасынка, но по телефону можно было позволить себе чуть больше.
– Ну, слушай, она ведь не одна в мире. Жаль, конечно, времени…
– У тебя все так просто, – теперь голос Марка звучал ядовито. Марина могла поклясться чем угодно – наверняка сощурился, испепеляя взглядом пространство перед собой, представляя при этом ее.
– А у тебя нет? Милая девочка, я не спорю. Но неужели что‑то большее? Ты в нее влюбился, а она отшила?
– Не мели чушь.
– Чушь?
– Не лезь не в свои дела, Марина, предупреждаю тебя в последний раз.
– Прежде чем предупреждать меня в последний раз, рискни подумать в первый, Маркуша. Ты в женщинах понимаешь ровно столько же, сколько твой отец. То есть не понимаешь ничего. А в таких случаях, умные люди предпочитают пользоваться советами тех, кто более мудрый и опытный чем они сами. Потому, Маркуша, слушай и внимай. Перепуганные девочки часто ведут себя нелогично. Причем как в пятнадцать лет, так и двадцать пять, да и в сорок тоже. А мудрый мужчина отличается от идиота тем, что он не пойдет на поводу у этой глупости, а объяснит – таким его не спугнуть. А теперь вернемся к вопросы: ты что, в нее влюбился?
– Не знаю, – на этот раз ответ звучал уже не так резко и агрессивно.
– Ну, так узнай, подумай, а потом уж как‑то поставь в известность ее. И не веди себя как идиот, Маркуша, умоляю. Знаешь, сколько таких в мире? Пусть хоть один из вас будет на что‑то годен. А я смогу гордиться, что воспитала истинного мужчину, – Марина усмехнулась своим же словам. Воспитала…
– За психологическую консультацию счет пришлешь? – он усмехнулся в ответ.
– Премию, главное, выписать не забудь. А остальное стребую с твоего отца. Я скоро буду, – скинув, Марина сильней нажала на педаль газа, ускоряя бег машины.
В этой ситуации важен ей был Марк. Впрочем, очень часто важен ей был только Марк. Если ему по какой‑то причине нужна именно эта девочка, пусть будет с ней. Если она нужна ему не только для дела, но и для души – тем более. Главное, чтоб он быстрее решил свои проблемы. Раньше, чем…
Марине иногда казалось, что Лёня умеет читать ее мысли. Телефон вновь зазвонил.
– Привет, – женщина взяла трубку, улыбаясь своему отражению в зеркале заднего вида. – Я? Еду в офис… А ты? – он что‑то ответил, в сущности, Марине даже не важно было что – ей просто нужно было слышать его голос. Чем‑то похожий на голос Марка, но на двадцать с лишним лет старший и куда более спокойный. – Я люблю тебя, – часто, ей не хватало терпения дождаться, когда Лёня закончит фразу, слова рвались с губ сами собой.
Самойлов рассмеялся, в миллионный раз удивляясь тому, какой жена бывает нетерпеливой, а потом продолжил рассказывать что‑то своим спокойным монотонным низким голосом, чтобы через несколько секунд она снова перебила его своим спонтанным признанием в любви.
Говорят ведь, что противоположности притягиваются. Они тянулись друг к другу слишком долго, а теперь им приходилось наверстывать все те годы, пока не поздно…
