Текст книги "Катюша"

Автор книги: Марина Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Она достала из кармана куртки и показала Серому пистолет. Тоскливая щенячья поволока в глазах Серого сменилась острой радостью, а потом недоверием.

– За такой базар отвечать надо, – сказал он.

– Ответить – не проблема, – сказала Катя и протянула Серому пистолет. – Не узнаешь?

– Дай-ка глянуть... Точно, Студента пистолет! Где взяла?

– Сам дал... Теперь ты мне веришь?

– Хотелось бы. А ты точно того козла замочила?

– Точнее не бывает.

– А ты не подсадная? Что-то все у тебя, как в сказке, получается: и со Студентом ты была, когда его грохнули. Сама ты, заметь, жива и здорова. И гада того ты замочила, а у Валеры в голове, между прочим, дыра на девять миллиметров...

– Угу, – сказала Катя, извлекая из-под куртки “люгер”. – Вот из этого ее сделали.

Серый побледнел:

– Т-твари. Такого парня... Говорил я ему: не трогай ты этого долбанного Костика...

– Да он его и не трогал. Костик – тоже моя работа.

– Так это в твоей квартире его нашли?

– В моей.

– Слушай, ты кто – суперкиллер?

– Я Катя. Просто мне очень надо достать Банкира, понимаешь?

– Зачем тебе Банкир?

– Очень хочется посмотреть, какой камень поставят на его могилку.

– С ума сошла, чумовая... Ты соображаешь, что говоришь?

– Это он не соображал, что делает, когда отдавал своим уродам приказ меня убить. В долю войдешь?

– Как-то это все быстро у тебя... Подумать бы надо.

– Боишься, Серый?

– Я тебе не Серый, а Сергей Леонидович. Откуда мне знать, что ты не с Банкирова голоса поешь?

– Да, знать ты этого не можешь... Ну, и что ты теперь собираешься делать?

– Что-то придумаю... с голоду не помру.

– Да, с голоду ты точно не помрешь. Просто не успеешь. Сам подумай, чудак, – торопливо сказала Катя, увидев, как вскинулся ее собеседник. – Ведь это ты со Студентом на пару того хмыря в микрорайоне подстрелил?

– А ты-то откуда знаешь?

– От верблюда... Ну, как ты думаешь, долго ты теперь проживешь? У Банкира руки развязаны, Студента схоронили, люди свободны, так что тебя шлепнут мимоходом, чтобы под ногами не путался.

Они уже шли по аллее, шурша листвой, как парочка влюбленных. Катя тоже закурила и искоса поглядывала на Серого из-под темных очков. Серый колебался, и тогда она неторопливо наложила последний штрих.

– В принципе, – сказала она, – я могу обойтись без тебя. Вполне могу, поверь (это было чистой воды вранье, но Серый этого знать не мог). У меня в отличие от тебя в этом деле прямой интерес – за меня Банкиру денежки заплачены. Заодно и за Валеру отомщу, раз уж тебе недосуг. А ты, конечно, рви когти. Мальчик ты молодой, все у тебя впереди, зачем же шкурой рисковать? Может, если хорошо зароешься, Банкир тебя и не достанет...

– Фильтруй базар, – сквозь зубы процедил Серый.

Он был бледен, и на скулах его играли желваки. Катя усмехнулась, отвернув лицо в сторону, чтобы он не заметил улыбки.

– Придержи свой жаргон для своих приятелей, мальчик, – резко сказала она, – и не указывай мне, что я должна, а чего не должна говорить. Уж не думаешь ли ты, что можешь меня напугать?

Она остановилась, в упор глядя на Серого черными линзами очков и очень стараясь выглядеть целиком уверенной в себе. Некоторое время они молчали, разглядывая друг друга. Сигарета Серого догорела до фильтра и обожгла ему пальцы. Дернув щекой. Серый уронил сигарету на асфальт.

– Ну? – спросила, наконец, Катя.

– Почему ты пришла ко мне? – вопросом на вопрос ответил Серый.

– Валера про тебя рассказывал, – пожала плечами Катя. – И потом, мне понравилось, что ты остался возле могилы, когда закончилась вся эта церемониальная бодяга.

– И чего ты хочешь?

– Я хочу спокойно жить.

– Так живи спокойно, кто тебе не дает?

– Так уж вышло, что жить спокойно я смогу только после того, как отправлю Банкира землю парить. Сначала Банкира, а потом Профессора.

– Профессора? – удивился Серый. – Так Банкир же его давным-давно... того... и на Валеру свалил. Из-за этого же все и началось.

– Ты так думаешь? – спросила Катя голосом, которым обычно разговаривают с милыми, но глуповатыми детьми. – Боюсь, ты ошибаешься. Именно Профессор заказал оба убийства.

– Какие еще оба? – не понял Серый, не отличавшийся, как видно, остротой интеллекта. – А кого еще замочили?

– Меня, – пояснила Катя. – Только не до конца. Костик, понимаешь ли, собирался, да на полдороге яйца потерял.

– Поня-а-атно, – протянул Серый. – Так надо же братве сказать.

– Дурак, – отрезала Катя, – никакой братвы. Братва твоя сейчас ищет, к кому бы прислониться, а Банкир – это, как я понимаю, самая надежная крыша в околотке. Заложит нас кто-нибудь, костей не соберешь.

Серый открыл было рот, собираясь, по всей видимости, возразить, но тут по ту сторону глухой бетонной ограды, отделявшей кладбище от дороги, раздался оглушительный взрыв, над верхним краем забора поднялось густое черно-оранжевое облако и полетели, кувыркаясь, какие-то обломки. Через ограду перелетело дымящееся колесо, гулко ударилось о землю, несколько раз подскочило, прокатилось несколько метров и упало набок, ударившись о покосившийся чугунный крест с побитой ржавчиной, абсолютно нечитаемой табличкой.

– Что за хреновина? – испуганно спросил Серый, присев от неожиданности.

– Скорее всего, это как раз и есть твоя братва, – сказала Катя, стряхивая с головы застрявший в волосах мелкий мусор.

Над кладбищем с громкими криками носились кругами всполошенные взрывом вороны, похожие на чаинки в стакане только что энергично размешанного чая.

– Не может быть, – сказал Серый.

– По-твоему, это у кого-нибудь несварение желудка? – иронически поинтересовалась Катя. – Не валяй дурака, Серый, ты же отлично понимаешь, что это такое. Отсюда надо уносить ноги. Взрывчатку положили в машину специально для тебя, неужели непонятно? И если они во время взрыва были где-нибудь поблизости, то не могли не заметить, что тебя в машине не было.

– Так оно и есть, – сказал вдруг Серый упавшим голосом и указал рукой в ту сторону, где виднелась целеустремленно шагавшая к ним от центрального входа небольшая группа людей. По мере приближения эта тесная группа постепенно растягивалась цепью, охватывая Серого и Катю полукольцом. Тем, кто шел на флангах, приходилось прокладывать себе дорогу в запутанном лабиринте крестов и чугунных оградок, и поэтому шедшие по аллее немного замедлили шаг, чтобы фланговые не отставали. Катя насчитала семерых.

– Блин, – сказал Серый, бледнея еще больше.

– Ты еще заплачь, – с трудом шевеля непослушными губами, сказала Катя. – Пушка твоя где?

– Говорю же: блин, – огрызнулся Серый. – Нет у меня пушки. Что я, оловянный солдатик, чтобы везде пушку таскать?

– Эх ты, гангстер, – сказала Катя и сунула ему тяжелый “люгер”. – Возьми это, он мне уже все карманы изорвал.

– Это вещь, – немного оживился Серый. – Ну, держитесь, пидоры...

Катя с силой дернула его за рукав, увлекая в боковую аллею.

– Ты что, псих? – прошипела она. – Бежим!

Они бросились бежать, петляя между памятниками. Позади сухо треснул первый выстрел, и отскочившая от старой, в полтора обхвата березы острая щепка больно задела Катину щеку. Пистолеты позади лаяли, как свора гончих. Бежавшему рядом с Катей Серому прострелили его развевающееся пальто. Он с разбега перемахнул через заплетенную высохшими сорняками оградку, до смешного похожий на киногангстера в этом своем пальто и с длиннющим пистолетом в правой руке, присел за отлитым из скверного крошащегося бетона памятником, зачем-то провел рукавом по лицу, прицелился, задержал дыхание и плавно нажал на спуск. “Люгер” внушительно бухнул, как в бочку, и бежавший впереди усач в кожанке вдруг остановился, словно налетев на столб, выронил пистолет и, обхватив руками пробитую голову, бревном повалился в запущенный розовый куст. Куст затрещал, посыпались мелкие лимонно-желтые листья. Торчавшие из куста ноги в дорогих кожаных туфлях несколько раз дернулись и затихли.

– Ага, блин! – истошно завопил Серый.

На памятник немедленно обрушился целый град пуль. Успевшая убежать далеко вперед Катя остановилась и, обернувшись, выпалила из пистолета Студента по перебегавшим между памятниками темным фигурам. Ей очень хотелось попасть, но она видела, что не попала. Это было очень плохо, потому что в пистолете оставалось всего три патрона. Она слишком много потратила на прапорщика Мороза, а запасная обойма у нее была только к “люгеру”. Еще у нее в кармане болтался глушитель, но чем он мог помочь в теперешней ситуации, Катя не знала. Тем не менее, выстрел не пропал даром – темные фигурки залегли, и Серый получил возможность опрометью проскочить отделявшее его от Кати расстояние. Добежав, он присел рядом с ней за гранитным обелиском со звездочкой наверху и снова выстрелил в преследователей. Ему опять ответили дружным залпом, но Катя заметила, что еще одна из этих темных фигур сложилась пополам и боком упала на землю, с отчетливым стуком ударившись головой о гранитный поребрик, ограждавший ближний памятник.

– Снайпер, – уважительно сказала она Серому.

– Эта пушка сама попадает, куда надо, – сказал повеселевший Серый. – Ты чего разлеглась? Беги, я прикрою. Пробежишь метров двадцать и прикроешь меня.

– У меня всего три патрона, – сказала Катя, но Серый уже вытолкнул ее из-за памятника, и ей волей-неволей пришлось пригнуться и бежать. Позади снова ударили пистолеты боевиков Банкира, и раскатисто кашлянул “люгер” прапорщика Мороза.

“Три патрона, – думала Катя на бегу. – Это, считай, ничего. Может быть, не останавливаться? У Серого хороший пистолет, и не станут же они штурмовать его до последнего человека – их всего-то пятеро осталось. Может, сам отобьется? А не отобьется, так какое мне до него, в сущности, дело?” Эта этическая проблема решилась сама собой – споткнувшись о какой-то сук, Катя кубарем прокатилась по шуршащему ковру опавшей листвы и больно ударилась о дерево забинтованной рукой. В ствол тут же звонко шлепнулась пуля, и на Катю посыпался мусор.

– Да ничего подобного, – прерывающимся от одышки голосом сказала Катя, встала на колени и тщательно прицелилась, подняв пистолет двумя руками. Это оказалось неожиданно удобно, и она без труда поймала на мушку сутулого верзилу с грубым, побитым оспой лицом и синим бритым черепом, который, не замечая ее, заходил Серому во фланг, ловко прыгая через оградки и дерзка пистолет дулом кверху у плеча, как американский полицейский. Не рассуждая и не пытаясь что-то рассчитывать, Катя выстрелила, и верзила на бегу запрокинулся назад, ноги его скользнули вперед, взметнув волну листьев, и он упал лицом вверх, удивленно глядя в небо правым глазом. Левый глаз, выбитый Катиной пулей, еще медленно вытекал из глазницы, а он уже умер. Оставшиеся в живых залегли, перенеся огонь на Катю, и ей пришлось срочно плюхнуться носом в листья, вздрагивая каждый раз, когда на спину и плечи сыпалась сбитая пулями кора. Она вспомнила, что должна прикрывать Серого, заставила себя оторвать голову от земли и выстрелила наугад, успев заметить, как ее пуля выбила облачко цементной пыли из белой плиты с мраморным ангелочком наверху. Высунувшаяся было из-за ангелочка голова в кожаной кепке поспешно отдернулась назад.

– Круто! – проорал ей Серый, вихрем проносясь мимо. – Давай, я прикрою! – крикнул он откуда-то из-за Катиной спины.

Катя, согнувшись в три погибели, метнулась назад, думая только о том, что в ее пистолете остался последний патрон. Осененная внезапной идеей, она резко остановилась, нашарила в кармане прикладистый цилиндрик глушителя и швырнула его назад. Все четверо преследователей, как по команде, плашмя рухнули на землю, прикрывая руками головы в ожидании взрыва и вихря горячих осколков. Не став долго наслаждаться этим зрелищем, Катя бросилась бежать.

Позади опять захлопали выстрелы, в воздухе засвистело и заныло, и бежавший в трех шагах впереди Кати Серый вдруг споткнулся, перекосился на левый бок, сделал еще с десяток неровных, заплетающихся шагов, выронил “люгер” и головой вперед нырнул под полуоблетевший куст сирени. За бетонной стеной пророкотал двигатель грузовика, коротко взвыла и тут же замолчала сирена, хлопнули дверцы и раздался множественный топот бегущих ног.

– Мусора!!! – отчаянно завопил кто-то позади, и преследователи бросились врассыпную, мгновенно превратившись из охотников в дичь.

Катя опустилась на корточки рядом с Серым, который трудно возился под сиренью, пытаясь не то подняться, не то просто подтянуть ноги к животу. На листьях вокруг него лаково поблескивала кровь. Крови было много. Почувствовав рядом Катю, он с трудом повернул голову и изо всех сил скосил глаза через плечо, чтобы увидеть ее. Позади них слышался топот, окрики, прозвучал одинокий выстрел, кто-то заверещал благим матом. Облава была в разгаре, и Катя порадовалась, что весь этот кавардак пока творится в стороне. Вот именно – пока, подумала она с чувством, близким к настоящей панике.

– Подстрелили... козлы, – с трудом выговорил Серый. – Ты знаешь, это, оказывается, не так... страшно. А я, дурак, боялся. Холодно только... очень. Ты иди. Я тут... полежу.

Катя смотрела на него, кусая губы.

– Идти сможешь? – спросила она, зная ответ.

– Ты иди... – упрямо повторил Серый, – заметут...

Катя знала, что он прав – их убежище вот-вот могли обнаружить, а беседа с майором Селивановым сейчас совсем не входила в ее планы. В то же время бросить Серого истекать кровью под этим полуосыпавшимся кустом она тоже не могла – против этого восставала вся ее натура.

“Стоп, стоп, красавица, – одернула себя Катя. – Какая такая особенная у тебя натура? Не надо только забивать мне баки, гражданка Скворцова. Давай рассуждать здраво. Рассуждать здраво в бредовой ситуации – штука непростая, но давай хотя бы попробуем. И давай не будем врать. Кровью он тут не истечет – через пять минут его найдут омоновцы и отвезут в больницу, где, как только он очухается, его непременно навестит следователь. Возможно, это опять будет майор Селиванов, и он не успокоится, пока не расколет этого мальчишку. И тогда, гражданка Скворцова, искать тебя начнут уже не как потерпевшую, и даже не как свидетеля...”

Катя ласково провела по колючему ежику на голове Серого затянутой в перчатку ладонью.

– Ты прости меня, Серый, – сказала она тихо. – Видишь, как не повезло...

Серый снова безумно скосил на нее мгновенно округлившиеся глаза – он все понял. Катя аккуратно приставила пистолет к его голове и, зажмурившись, спустила курок. Выстрел получился приглушенным. Тело Серого подпрыгнуло, выгнулось чудовищной дугой и безвольно обмякло. Катя отшвырнула подальше пистолет с опустевшей обоймой и, стараясь не смотреть на Серого, крадучись выбралась с кладбища, счастливо миновав обшаривавших кладбище омоновцев. Было безумно жаль потерянного “люгера”, но Катя прекрасно понимала, что ходить сейчас с этой мортирой за пазухой было бы более чем рискованно.

Кроме того, ей было жаль тщательно разработанного плана, в котором Серому отводилась немаловажная роль. О плане следовало как можно скорее забыть и в срочном порядке заняться разработкой нового, так что жалеть приходилось еще и о впустую потраченном времени, которого, насколько понимала Катя, у нее и без того было немного.

И, наконец, ей было жаль Серого. Бесцельно бредя по улице, она спрашивала себя, как у нее поднялась рука хладнокровно пристрелить этого совсем молодого паренька, ни в чем перед ней лично не виноватого. Да, он представлял собой потенциальную опасность, но Кате никогда и в голову не могло прийти, что она способна на такое.

Тряхнув волосами, она выбросила из головы всю эту чепуху: что сделано, то сделано, и ничто на свете не стоит того, чтобы о нем долго сожалели. В этой новой философии было что-то неотразимо привлекательное, и, пройдя еще квартала два, Катя поняла, что это было: свобода. Такой подход к решению жизненных проблем целиком и полностью развязывал руки и оправдывал все, что угодно. Это была философия победителя.

Катя поглубже засунула руки в карманы куртки и криво усмехнулась своим мыслям: ни хитрец Профессор, ни, тем более, уголовная рожа Банкир ни за что не смогли бы догадаться, что беззащитный ягненок способен за каких-то два-три дня усвоить волчьи повадки. На ее стороне было преимущество внезапности, и им следовало воспользоваться в полной мере. Кроме того, подумала Катя, в этой игре победителю полагается суперприз, который, в принципе, стоит любых усилий. Профессор надеется, что сумеет удержать его в своих руках. Что ж, вольному воля. Надежда, так сказать, наш компас земной...

Ей вдруг подумалось, что неплохо было бы сейчас положить рядом с Серым какую-нибудь безымянную девку в кожаной куртке – в конце концов, Банкир не знает ее в лицо, а если это лицо немного подправить, хотя бы и кирпичом, то его не узнает и хитрец Профессор. Подумав так, Катя ужаснулась своим мыслям – это было уже чересчур, убить человека только для того, чтобы замести собственный кровавый след... В самом деле, это было бы слишком.

Кроме того, в данный момент она была безоружна.

Последнее обстоятельство не слишком ее огорчало: по огромному городу ходило никем не считанное количество придурков с широкими плечами и пистолетами за поясом, которые только и ждали, чтобы им врезали промеж глаз и отобрали оружие. Каждый, кто носит оружие без особой необходимости, поняла она вдруг, – просто поставщик стволов для тех, кому они по-настоящему нужны.

Удовлетворенная этой родившейся в ее мозгу чеканной формулировкой, она спокойно влезла в полупустой троллейбус. За окном люди в черных масках и темно-серых бронежилетах профессионально забивали в “воронок” выловленных на кладбище стрелков. В стоявшую рядом “скорую помощь” те же деловитые ребята заносили трупы, и Катя машинально отметила, что, если считать Серого, трупов было больше, чем оставшихся в живых.

– Бог устал вас любить, – сказала она одними губами, и троллейбус тронулся.

Глава 11

Майор Селиванов с грохотом обрушил трубку на рычаги. Многострадальный телефон, переживший в этом прокуренном кабинете не одного следователя, покорно звякнул и немедленно притворился, что его здесь нет – он хорошо знал, как себя вести, когда у хозяев не идут дела.

– А вот возьму и не поеду, – сказал майор Селиванов в пространство.

Пространство тоже промолчало, поскольку ему случалось видеть и не такое, и нервы очередного майора, занимавшего столь малую его часть, ему были до фонаря.

Майор яростно раскурил восемнадцатую за день папиросу.

Ну что за дело! Материала – на пять полновесных уголовных дел, и все пять – типичные “глухари”. “Кому бы это их скинуть, – между делом подумал майор, ненадолго давая волю энтропии. – Скинуть и забыть, а самому заняться разгадыванием зловещей тайны исчезновения пододеяльника, принадлежавшего гражданке Леоновой Вере Павловне, каковой пододеяльник был вывешен во дворе для просушки и бесследно исчез вместе с двумя наволочками, трикотажными рейтузами и бельевой веревкой, принадлежавшими все той же гражданке Леоновой”.

Майор прекрасно видел, как роют копытами землю его ребята. Особенно старался выглядевший из-за всего этого как-то уж очень комично Колокольчиков. Ну, еще бы: гора трупов, прямо-таки Чикаго начала тридцатых, вагон отобранного у раненых и снятого с тел убитых оружия, которое многие из ребят, в том числе и Колокольчиков, видели только в кино да на плохих фотографиях в милицейских сводках. Есть, от чего закружиться голове...

Майор невесело усмехнулся. Лучше всего, по его мнению, было бы утопить и оружие, и вообще все материалы по этому делу в ближайшем болоте, привязав к ним стальной проволокой двухпудовую гирю, чтобы это дерьмо никогда больше не смогло всплыть.

Селиванов тихо удивился самому себе: прямо под его носом людей шлепали одного за другим, как глиняные тарелки в тире, а его это все едва ли не забавляло. Да и то сказать: кто были потерпевшие? Насильник, садист и маньяк-убийца Костик, какой-то не до конца проясненный прапорщик со своей заваленной ворованным военным имуществом квартирой, явный уголовник Панин, его дружок по кличке Серый – из молодых, да ранний, и трое мордоворотов, подобранных вместе с Серым на загородном кладбище. Все это был мусор, не поддающийся перевоспитанию и, если уж на то пошло, никакой ценности для общества не представляющий, и грустить по этим людям майор Селиванов не собирался. Другое дело, что разгуливал по городу некто, для кого человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша, а это, как всю жизнь считал майор Селиванов, была как раз та ситуация, ради предотвращения которой он на корню загубил свою личную жизнь.

Этот некто явно стремился к совершенно определенной цели и был неплохо вооружен. Одно оружие могло запутать кого угодно. Для начала, как видно, в качестве разминки, из некоего пистолета системы Макарова был убит в строящемся микрорайоне один из боевиков Костика, читай – Банкира. Затем, уже на кладбище, из этого же пистолета в ходе состоявшейся там перестрелки был убит еще один человек Банкира, и сразу же вслед за ним из того же ствола застрелили Сергея Горохова по кличке Серый, известного майору как ближайший друг и доверенное лицо Студента. Это уже было черт знает что, но самое интересное заключалось в том, что пистолетик этот числился за одним небезызвестным в военных и политических кругах генералом и был объявлен им потерянным черт знает когда, сразу после вывода наших войск из Афганистана. Майору Селиванову пришлось спалить никак не меньше пяти миллиардов нервных клеток и перелопатить тонну совершенно секретной документации, чтобы найти в окружении общительного генерала знакомое имя. Этим человеком оказался сосед Панина по подъезду прапорщик Мороз, в которого, между прочим, в упор всадили четыре пули из того же пистолета. И сделано это было, уже после смерти Студента.

Далее, в деле фигурировал пистолет ТТ, из которого стреляли на квартире у Кати Скворцовой. Пистолет этот был найден дома у прапорщика Мороза, а на его рукоятке красовались отпечатки не только бравого прапорщика, но и Костика (что было логично и вполне укладывалось в версию майора, считавшего, что дома у Кати палил недокастрированный Костик) и, как это ни парадоксально. Студента.

И, конечно же, посреди всего этого насквозь гнилого дела колом торчал “люгер” – великолепная девятимиллиметровая игрушка с удлиненным стволом, специальной планкой для оптического прицела и резьбой на наружной поверхности ствола для того, чтобы навинчивать глушитель. Глушитель совершенно случайно нашли на кладбище, где он преспокойно лежал в куче палой листвы, а сам “люгер”, из которого был застрелен Панин, лежал в шаге от тела его лучшего друга Серого. Из этого “люгера” Серый застрелил двоих Банкировых боевиков, а “Макаров”, из которого добили его самого, валялся совсем рядом.

Майору Селиванову очень не нравилась эта чехарда с пистолетами. На первый взгляд все это выглядело так, будто некий очень опытный профессионал нарочно затеял игру без правил, чтобы запутать любого, кто попытается разобраться в этом деле. Однако майор так не считал. Его упорно не оставляло ощущение, что все карты спутал совершенно случайно попавший в эту мясорубку человек – несомненно, очень везучий, поскольку труп его до сих пор не был найден. Майор Селиванов знал двоих таких людей: коллекционера Прудникова и безработного фотографа Катю Скворцову. Оба они исчезли, как сквозь землю провалившись, при весьма необычных обстоятельствах. И эта фотография Прудникова у Кати дома!.. Что, черт возьми, это должно означать?

Майор яростно затянулся окурком папиросы, наглотался горячего табака, закашлялся, отхаркиваясь и энергично сплевывая в угол, в сердцах раздавил окурок прямо о полированный стол и раздраженно упал на свой протестующе взвизгнувший стул.

– Убью, – пообещал стулу майор, и стул немедленно заткнулся, вообразив, по всей видимости, некий мебельный ад, как две капли воды похожий на чугунную печку-буржуйку, простую и неприхотливую, способную извлечь тепло из чего угодно – от дамского носового платка до много повидавшего казенного полумягкого стула.

“Конечно, – думал майор, – не исключено, что вся эта бодяга затеяна каким-то совершенно неизвестным нам лицом с богатой фантазией и еще более богатым опытом, но как-то все это получалось громоздко и совершенно бессмысленно. Должна же, черт побери, существовать какая-то причина, мотив, из-за которого началась эта бойня! Стоп, – сказал он себе, – давай разберемся по порядку”.

Он с отвращением закурил новую папиросу и стал разбираться по порядку. Увлекшись, он даже придвинул к себе первый попавшийся лист бумаги, оказавшийся циркулярным письмом за подписью министра внутренних дел, и стал чертить на обратной стороне кружочки и стрелки.

“Вначале был Прудников с его богатой коллекцией и с его странными, мягко говоря, связями. Впрочем, пусть бросит камень, кто без греха, подумал майор. Взять хотя бы некоторых моих знакомых... Жил себе человек, обстряпывал какие-то свои делишки, и вдруг исчез, оставив после себя лужу крови и коллекцию, из которой исчезли самые ценные экспонаты. И еще остались улики, прямо и недвусмысленно указывающие на то, что главным злодеем является Студент. У Студента алиби, и потом, убийства и похищения – все-таки не его профиль, совсем не его... Майор был почти уверен, что Панина попросту пытались подставить, причем довольно грубо и неумело. Если бы этим занимался Банкир, он придумал бы что-нибудь более убедительное, по этой части он дока... И потом, куда все-таки подевался Прудников? Похоже, что весь этот любительский спектакль он сам и организовал. Вот только почему выбрал козлом отпущения именно Панина?

Ну хорошо, – продолжал рассуждать майор, – сказал он себе, предположим, что так оно и было: Прудников почему-то решил исчезнуть, утопив при этом Панина. Панина утопить ему не удалось, и тогда за ним почему-то начал охотиться Банкир, до той поры взиравший на проделки Студента со снисходительным полупрезрением и далее, по слухам, любивший перекинуться с ним в картишки. Впрочем, подобные вещи случаются сплошь и рядом, причем порой по совершенно ничтожным поводам. Тут интересно другое: практически одновременно Банкир зачем-то вплотную взялся за Катю Скворцову, которую он ни разу в жизни в глаза не видел. Наверняка не видел, потому что подруга Скворцовой Волгина была убита явно по ошибке.

Брать у Скворцовой было нечего, и, выходит, интересовать Банкира в ее квартире могла только фотография Прудникова – та самая, которую я подобрал на полу среди окровавленных осколков стекла. Знать бы, когда был сделан этот снимок, – подумал майор. – Все могло бы быть гораздо проще... Если предположить, что Скворцова щелкнула Прудникова уже после его исчезновения, то получается, что Банкир действовал по заказу, причем вполне понятно, по чьему именно...

В довершение всего, в исчезновении Скворцовой оказался каким-то образом замешан вездесущий Студент. Что ему было от нее нужно? Господи, да ясно же, что! Конечно, эта треклятая фотография... Как-то он узнал про этот снимок, кто-то ему о нем рассказал, вот он и примчался туда, попав, похоже, на самое интересное... Вот вопрос, – подумал майор, – сама она управилась с Костиком или Студент помог? Да нет, сама, конечно: на топорике, которым раскроили череп Костику, и на том бутылочном горлышке, которым его без малого кастрировали, обнаружены отпечатки только Катиных пальцев”.

Вспомнив Костика, майор зябко передернул плечами.

Костик стрелял в Катю четыре раза, и ни разу не попал. Все четыре пули нашли в квартире. Четыре гильзы и четыре пули, и еще изуродованный труп стрелка... Выходило, что Катя все-таки жива, и уехать она могла только вместе со Студентом, вопрос только, по своей ли воле. Скорее всего, да. Зачем Панин стал бы ее насильно увозить? Ведь дураку ясно, что она в этом деле – человек случайный, а Панин далеко не дурак. “Был не дурак, – поправил себя майор. – Достал-таки его Банкир... А прапорщик, похоже, был большой хитрец: пистолет Панину продал явно он, и Панина Банкиру продал он же... и его же потом из этого же пистолета...”

Майор снова вздрогнул: его рассуждения завели его далековато. Из них прямо следовало, что чересчур умного прапорщика расстреляла Катя. Само по себе такое предположение не выглядело таким уж диким: в конце концов, никто из нас не знает, как поведет себя, дойдя до последней черты, но то, что сделали с прапорщиком Морозом, было не просто убийством – это могло быть только пыткой. Раздробленные пальцы правой руки, пуля в левом локте, пуля в коленной чашечке, и только потом – пуля в затылок. Совсем как Студенту... Трудно было представить себе хрупкую большеглазую Катю с пистолетом Макарова в руке, хладнокровно расстреливающую лежащего на полу человека. С Костиком все было ясно – его она изрубила на куски в состоянии аффекта, не помня себя от ужаса. Но это... И потом, если прапорщика убила Катя, то и Серый, выходит, ее работа... Серый и еще тот хмырь на кладбище, которого, как ему только что доложили по телефону, свалили на бегу выстрелом в глаз с расстояния в пятнадцать-двадцать метров, как какую-нибудь белку. И шкурка цела...

Вспомнив про кладбище, майор недовольно пожевал губами и даже закряхтел от переживаний – на кладбище ехать ему совершенно не хотелось. “Ну, чего я там не видал, – подумал он. – Жмуриков я там не видал? Так их уже всех увезли, все-таки общественное место, а те, которые остались, уже не по нашей части, пусть себе лежат...”

Небо услышало его молитвы – дверь без стука отворилась, и в образовавшееся отверстие боком протиснулся Колокольчиков, казавшийся на фоне убогой обстановки майорского кабинета особенно огромным. По обыкновению молча пройдя в кабинет, он без приглашения опустился на стул для посетителей и, забывшись, откинулся на спинку. Спинка угрожающе хрустнула, и Колокольчиков поспешно сел прямо.

– Ну, что там у тебя? – устало спросил майор. День только начинался, а он уже чувствовал себя вымотанным, словно сутки разгружал мешки с цементом. – Ты с кладбища?

Колокольчиков кивнул тяжелой головой.

– Оттуда... В общем, Сан Саныч, это, конечно, Банкир. Уделал он таки Студентову компанию, почитай что всю целиком. Машину заминировали, там спецы возятся до сих пор, кумекают, что да как.

– А почему Серый со всеми не поехал, удалось выяснить?

– Взяли там четверых хмырей, все Банкирова братва. Мужики тертые, один, правда, пожиже будет. В общем, он уже начал петь. Сказал, что Серого задержала на кладбище какая-то баба...

– Молодая, невысокая, худощавая, волосы темные, стрижка короткая... Так? – упавшим голосом спросил майор.

– В точности так, – снова кивнул Колокольчиков. – Кожаная куртка, джинсы и темные очки. Они за Серым, в общем-то, приехали, но за эту девку им Банкир, оказывается, тоже премию обещал. То-то радости у них было...