Текст книги "Как все начиналось"
Автор книги: Марина Ефиминюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Я дождалась, когда в коридорах все стихнет, и лёгким заклинанием, сама не ожидая положительного результата, практически бесшумно выломала доску приколоченную к окну и осторожно выглянула вниз. Моя темница находилась на третьем этаже, спрыгнуть с такой высоты без травм я не смогла бы ни за какие коврижки, поэтому, прикинув расстояние, скрутила жгутом простынь, привязала её к ножке кровати и начала спускаться вниз, недоумевая, отчего они не догадались опечатать окна. Ответ пришёл сам собой, за оконным выступом я не заметила, что моя комната располагается аккурат над балконом в апартаментах Графа. После того, как мои стройные ножки и я сама с задранным до талии платьем повисли над балконным ограждением, а потом пыхтящая и потная я посмотрела в изумлённые глаза-угли Александра Графоского, судьба моего побега была решена. Меня самым подлым образом связали, заткнули рот тряпкой, чтобы несильно голосила, посадили в тёмный чулан со старыми пыльными сундуками задыхаться от удушающего запаха нафталина, и припёрли дверь шкафом. Все! Конец!
* * *
На рынок живым товаром меня везли в закрытой чёрной карете, в потолке которой было окошко, загороженное железными прутьями. В него падали солнечные лучи, расчерчивая пол полосками. Я тряслась на жёсткой деревянной лавке и проклинала собственную глупость и неосторожность. Когда карета, наконец, остановилась, и открыли дверь, то меня ослепил яркий солнечный свет. Подслеповато щурясь, я огляделась, мы стояли посреди заполненной народом площади. Вокруг нагорожены маленькие деревянные сцены, словно вы оказались в огромном театре, но на подмостках демонстрируют не забавные цирковые номера, а живых рабов. Я впилась глазами в сутулую женщину, стоящую на таком деревянном возвышении, внизу толпились покупатели, спорили, ругались, выкрикивали свою цену, словно покупали лошадь, а не человека. «Пусть покажет зубы!» – заорал рыжий гном, а потом требовал продемонстрировать все её прелести. Меня передёрнуло.
– Шевелись! – стражник пихнул меня в спину, и, держа за верёвку, привязанную к шее, потащил к самой большой сцене. Там что-то шепнул худому, загорелому от постоянного стояния на солнце человеку, тот окинул меня недоверчивым взглядом и кивком головы предложил идти за ним.
Меня привели к клеткам, тут-то я и запаниковала, за толстыми железными прутьями, словно дикие животные, сидели люди; вокруг толпился народ, приглядывая себе покупку покачественнее. На шее каждого пленника висела табличка с ценой. На меня одели такую же табличку и пихнули в клетку. Я забилась в угол, сидя на грязном полу, и закрыла глаза, дабы не видеть любопытные ощупывающие взгляды.
– Ася! – раздался знакомый голос.
Я открыла глаза, рядом с клеткой, держась за прутья, стоял Пантелей.
– Пан! – я вскочила на ноги и кинулась к нему, впервые в жизни, чувствуя себя так, словно только что мою голову вытащили из петли. – Я так рада! – к горлу подступил горький комок. – Я так боялась, что вы меня не найдёте!
Пантелей выглядел уставшим и измученным, кроме забот и тревог мои поиски ничего не дали. Теперь, увидев меня в клетке в Петенках, гном чувствовал, в некотором роде, даже облегчение.
– Я пыталась убежать, но они меня все время связывали, я даже силой воспользоваться не могла.
Пан насторожённо оглядывался и нервничал, словно, боялся быть узнанным.
– За тебя просят 150 золотых! – пробормотал он. – У нас триста, постараемся перебить цену и выкупить тебя.
Я радостно улыбнулась. Теперь все будет хорошо!
– Где Анук?
– С Петушковым. Ванька тебя на другом рынке ищет. Ладно, я пошёл, главное, – он внимательно посмотрел на меня, – не бойся!
Я кивнула. Гном отошёл от клетки, принял скучающий вид и начал рассматривать других невольников. Кажется, никто не заметил нашего торопливого разговора.
Солнце стояло в зените и нещадно палило, когда начались торги. Стражи приходили к клеткам и вытаскивали один за другим пленников, через некоторое время, когда те уходили с молотка, возвращались за новой партией. Я видела хлипкие деревянные ступеньки, ведущие на главную сцену, куда уводили невольников. Четыре ступени до позора и неволи. «Хлип-хлип», – вторили они шагам заключённых. На другой стороне шумели и ругались, когда демонстрировали с тройной силой.
Я надеялась на лучшее, и старалась не замечать, как дрожат связанные руки и подгибаются колени. Вскоре пришли и за мной. Стражник выволок меня из клетки, и вот уже я делала четыре страшных шага, и уже под моим весом ступени прогибались «хлип-хлип», меня прошиб пот, а перед глазами все поплыло. К шее привязали верёвку, другой конец тройным узлом к столбу, чтобы не убежала. Я стояла на возвышенности, а внизу, словно речная гладь волновалась толпа, я не видела ничего кроме нескольких сотен голов, кто-то над ухом заорал:
– Девушка, 150 золотых!
Я вздрогнула, краски и звуки вернулись. По толпе прошёл недовольный ропот, за такие деньги можно было купить шикарную женщину, а не девочку-подростка с многочисленными синяками и ссадинами.
– Беру! – заорал Пан. Я попыталась рассмотреть его, но все лица расплывались и смешивались.
Ведущий торгов замолк, я испуганно посмотрела в его сторону: среднего роста, светлые волосы, густые брови, голубые глаза, таких не запоминающихся лиц тысячи в огромной Словении, но это точно до конца моих дней запечатлелось в моем мозгу. Он хитро улыбнулся в толпу и прокричал:
– Девушка обладает магическими способностями!
– Я беру её за двести! – снова услышала я голос Пана.
– Пусть продемонстрирует! – заорал кто-то из толпы. Ведущий не торопился, на его простоватом лице отражалась борьба мысли, скорее всего, его предупредили ЧТО я умею. Он понимал, стоит мне развязать руки, как я разнесу половину площади, а сама дам такого деру, что ни одна стража не поймает. Он недоверчиво посмотрел на меня, потом на охранника и коротко кивнул. Тот подошёл ко мне, приставил к горлу нож и прорычал мне в ухо: «Только рыпнись, и тебе конец!» Свободной рукой он развязал путы, «Колдуй», – услышала я приказ. Я усмехнулась в насторожённую толпу. «Ну, держитесь, детки!»
Я хлопнула в ладоши, ожидая увидеть над головой смертоносный шар, но, очевидно, нервный фактор, в виде приставленного к горлу острого лезвия наложил свой след, ничего не произошло.
– Да, она колдовать не умеет! – заорал кто-то.
– Беру и так! – снова заголосил Пантелей.
Тут из-под сцены тонкими струйками начал просачиваться жёлтый дым, сначала едва заметный, потом все сильнее и сильнее, он накрывал торговцев, и вскоре туман распространился по всей площади, стало не видно не зги. Потрясающая возможность улизнуть, я пыталась оторвать верёвку, но все было тщетно, только сильнее затягивалась хитро закрученная на шее петля. «Что, чёрт возьми, такое получилось, куда делся светильник?» Все вокруг заполнил гнилостный запах, проникал в ноздри, разливался по лёгким. Я закашлялась, и боялась даже согнуться, слишком сильно затянулась удавка. Я с трудом взмахнула руками, через секунду дыма не стало. Толпа безмолвствовала, а потом началось невообразимое. Память запечатлела только картинки, как лубяные портреты, тех, кто выкрикивал цену:
– 200! – это Пан.
– 210! – молодой обалдуй в дорогом модном камзоле чёрного бархата, явно сынок высокопоставленного папаши.
– 250! – старый хрыч, его поддерживают два молодца-халуя, чтобы тот мог как-то стоять на ногах.
– 260! – Пан, у гнома испуганное лицо, он боится проиграть.
– 350! – снова молодой в камзоле.
У меня перед глазами все поплыло, Пантелей не сможет перебить ставку. Одинокая слеза потекла по моему бледному лицу, я уже не слышала криков и нечего не видела, кроме шевелящихся губ гнома: «Мы отобьём тебя у покупателя!»
– 2500! – я встрепенулась. Ни черта себе! Я что, стою больше, чем жутко породистый эльфийский жеребец? Площадь снова затихла, все устремили взгляды на выкрикнувшего баснословную сумму. Он был среднего роста, широкие плечи под пыльной рубахой, чёрные, как смоль всклокоченные немытые волосы, недельная щетина, делающая его похожим на разбойника с большой дороги, крупный рот и глаза карие миндалевидные. Внезапно я поняла – он даниец! Мы смотрели друг на друга в упор, будто изучали друг друга, будто пытались понять, что нас ждёт, оба прекрасно осознавая, что я попытаюсь убежать сразу, как он меня развяжет.
– Продано! – раздался где-то далеко голос ведущего.
Мне снова завязали руки, даниец поспешил к сцене. Я спускалась, высоко подняв голову, словно, я была выше всего этого, а в груди слабой птицей билась надежда, что он меня отпустит.
Мы встретились, он схватился за верёвку, висящую, как поводок у меня на шее и грубо потянул:
– Пойдём! – голос, такой знакомый голос, такой мягкий бархатистый, как будто я его уже слышала где-то.
Осознание пришло само собой: это он! Он тогда украл Анука! Надежда растаяла, как первый осенний ещё робкий снег. Я смотрела на спину, идущего впереди. Или не он? Этот вроде крупнее, да и голос, конечно, знакомый, но кто даст гарантию, что я не ошибаюсь?
Я споткнулась и едва не рухнула на пыльную дорогу, краем глаза замечая Пана. Гном прошёл рядом, делая вид, что спешит по своим делам.
– Вставай! – рыкнул даниец и за руку рывком поднял меня.
– Развяжи руки, – прохрипела я, – у меня кожа в кровь содрана.
– Я видел твои штучки на рынке, – ухмыльнулся он, и его красивое лицо приобрело весьма неприятное злобное выражение, – нашла дурака.
– Раз так, – я почувствовала, как внутри шевельнулась змейка гнева, – тогда я никуда не пойду!
Я уселась в позу лотоса на дороге и пообещала себе, что он может меня удушить этой верёвкой, но с места я не сдвинусь.
– Дура! – буркнул он. В карих глазах полыхал гнев. – Дура!
Он подскочил ко мне, аки бес, схватил подмышки и поднял на добрые полметра над землёй:
– Так, ведьма, – зарычал он мне в лицо, – я только что отдал за тебя огромную сумму, поэтому заткнись и шевели своими ногами!
Как ни странно в этот момент я совсем не испытывала перед ним страха, только с любопытством ждала, когда же он превратиться в чудовище, какое описывал старый сторож Кузьма. Парень долго смотрел на меня, тут я и сделала ход конём:
– Я узнала тебя, ты попытался похитить Наследника! – радостно сообщила я ему.
– Что я попытался сделать? – поперхнулся он, миндалевидные глаза стали круглые, как золотой.
«Хм, может быть, я всё-таки поторопилась с выводами?» – усомнилась я про себя.
Парень опустил меня на землю:
– Пойдём!
– Не пойду! – я упрямо вздёрнула подбородок.
Даниец сплюнул, привязал болтающийся конец верёвки к своему широченному кожаному ремню, устало сгрёб меня в охапку и перекинул через плечо, словно мешок с зерном. Все, если до этого этот молодой хам вызывал у меня только неприязнь, то теперь меня обуяло чувство настоящей ненависти. Я болталась, как тряпичная кукла, с ужасом представляя, какой живописный вид открывается со спины.
– Где Наследник? – тихо прошипел он мне в ягодицы.
– Ты у меня спрашиваешь? – твёрдое плечо давило на желудок.
– А ты видишь здесь ещё кого-нибудь?
Лично я видела следовавшего в трех шагах от нас Пана. Он метился в голову парню увесистым булыжником и жестами предлагал мне как-нибудь отодвинуться, а я делала страшные глаза, умоляя его повременить, дабы не покалечить меня.
Пантелей не послушался, рядом с моим ухом просвистел камень, и я полетела вниз, при падении больно ударившись плечом о землю. Потом шустро вскочила на ноги.
– Бежим! – заорал Пан.
– Он меня к поясу привязал! – бросилась я к лежащему в пыли данийцу и попыталась отвязать верёвку.
– Пусти-ка, – гном вытащил своё мачете, легко махнул им, перерубив путы, я была свободна.
– Руки, – через секунду я смогла растереть затёкшие пораненные запястья.
– Давай быстрее! Он вечно спать не будет, – буркнула я, глядя на обыскивающего данийца гнома, Пан сорвал с пояса парня увесистый кошель.
Даниец слабо застонал и пошевелился, я бросила на него прощальный взгляд, непроизвольно замечая у него на шее золотой гладкий кругляшок на тонкой цепочке. «Как у Анука!» – мелькнуло у меня в голове прежде, чем мы кинулись прочь.
Мы спешно покидали город. Через час пути, когда мы поняли, что за нами никто не гонится, мы сбавили скорость. Скоро я заметила радостные улыбки проезжающих мимо мужчин и осуждающие ревнивые взгляды женщин. Мне это было очень странно, хотя ничего против, я не имела, более того, мне это ужасно нравилось, да, меня так не рассматривали с того момента, как я лежала тёплым комочком в колыбели. Я нарочно выпрямила спину, подняла повыше подбородок и прикрыла глаза. Ваня и Пантелей не выдержали и захохотали, глядя на них, засмеялся ехавший с Петушковым Анук.
– Что смешного? – я обернулась.
– Да, ты, Аська, у нас ого-го! – хохотнул Пан.
– Чего? – не поняла я, и только сейчас осознала, что короткое срамное платье сбилось у пояса, открывая проезжающим все мои немногочисленные прелести.
– Гады! – прошипела я, едва не плача от обиды и стараясь одёрнуть подол. – Могли бы и сказать.
* * *
Мы приближались к границе между Словенией и Солнечной Данийей, до нейтральных земель Нови оставалось около 40 миль, и мы надеялись уже назавтра пересечь Драконову реку, отделяющую Данийю от Нови, по Смородинову мосту.
Дорога проходила по выжженной войной пустыни, когда-то здесь зеленели леса, и текли голубые реки, но после ожесточённых магических боев земля разозлилась на живущих на ней неразумных существ и умерла. Бесконечные просторы с потрескавшейся почвой, кое-где встречались засохшие кустарники, в полуденном солнце они отбрасывали тени, растекающиеся по красноватому грунту. Нашими постоянными спутниками стали перекати-поле и дорожная пыль. Пыль была везде: на одежде, на руках, скрипела на зубах и попадала в глаза. Беспощадное солнце яростно палило, убивая последние остатки жизни на забытой Богом и людьми земле.
Мы следовали по иссохшему руслу реки, вокруг высились некогда высокие берега, в песке попадались большие, обточенные водой раскалённые серые речные камни. Разморённая зноем и измученная последними событиями я дремала в седле, рискуя свалиться с лошади и сломать себе шею. Мокрая от пота рубаха прилипла к разгорячённому телу, застоявшийся воздух плавился водной рябью.
Анук ехал вместе с гномом, привыкший к жаркому климату и ещё не знающий, что такое перепады давления, он крутился волчком и пытался дотянуться до ушей коня. Потный жеребец, окончательно уставший от жары, вяло шевелил ими. Стараясь отмахнуться от маленьких детских ручек, как от надоедливых мух, он безрезультатно оглаживал себя по бокам хвостом, ударяя по ногам Пантелея. В конце концов, гном не выдержал и перепоручил Наследника заботам Вани. Тот, пытаясь отвлечь внимание малыша от ушей своего коня, начал исполнять заунывную песню. Пел он тихо на одной ноте, но и при этом так сильно фальшивил, что я не выдержала:
– Вань, перестань выть!
– Не нравится, – огрызнулся адепт, – забирай мальца к себе.
Я посчитала за благо замолкнуть.
Мы начали подниматься в гору, далеко впереди на уровне горизонта темнела полоска леса, она чётко разграничивала красновато-коричневую землю и яркое без единого облачка небо. Я с облегчением вздохнула – мёртвые земли минули. Изнурённые кони, словно, почувствовав скорое избавление от жары, прибавили ходу.
Наконец, мы въехали в сосновый бор. Сухая бурая земля без единой травинки, застеленная многолетним слоем хвои, мало располагала к отдыху. Зато здесь было прохладно, солнечные лучи практически не проникали через густые кроны, у земли царил вечный полумрак. Я вытерла пыльным рукавом потный лоб и потянулась в седле. От узкой дороги ответвлялась другая маленькая, едва заметная, рядом с ней стоял столб с указателем: «До Егорьевского скита 2 мили».
– А что такое «Егорьевский скит»? – заинтересовалась я, останавливаясь и рассматривая полустёртые буквы.
– Да, монастырь, – пояснил гном, оборачиваясь. – Говорят, там старец чудной живёт, он раньше, вроде как, магическую «Данийскую Книгу Жизни» охранял, а теперь знает ответы на все вопросы.
– "Данийская Книга Жизни"? – озадачилась я.
В своей жизни, конечно, помимо многочисленных тёткиных «инструкций», я прочитала четыре книги, две из них считала просто жизненно важными для девушки моих лет: «Как сделать приворот», «Как сделать отворот», ещё «Непредсказуемых убийц драконов» – эту новомодную муть поглощали всей Гильдией и умирали от смеха над незадачливым главным героем, а последнее творение о пылкой любви и предательстве я прятала, буквально, под подушкой, чтобы никто не видел моего позора, книга называлась «Страсть на Висле», впрочем, о ней я уже рассказывала. В общем, ознакомившись с этими незыблемыми опусами, я, вполне, справедливо относила себя к начитанным под завязку дамам и даже, в некоторой степени, этим гордилась, поэтому незнакомое название меня заинтересовало.
– По преданию в книге этой написана все судьбы данийцев и людей, вроде как каждый в ней видит всю свою жизнь от рождения до смерти. Хотя, – махнул гном рукой, продолжая путь, – все это россказни, нет никакой книги.
Ваня хмыкнул и последовал за ним, продолжая разговор:
– Я тоже слышал про эту книгу, что, мол, её в замке Мальи прячут. Говорят, она какой-то силой обладает, так что может перевернуть всю нашу жизнь, – для наглядности Ваня помахал руками, изображая, как может перевернуться устоявшийся уклад.
Я не сдвинулась с места.
– Конечно, – подтвердил гном, – они специально говорят, что книгу хранят у Мальи. Кто ж в здравом уме туда сунется и проверит, существует ли она на самом деле?
Замок Мальи, сильных и страшных в своей беспощадности ведьм, перерождённых из проклятых утопленниц, находился у самой северной границы, рядом с Великими горами, ведущими в бесконечность. Старые замковые стены были окутаны чёрными заклинаниями, и являлись живым мыслящим существом.
– Ребят, – я не сдвинулась с места, – я хочу туда!
– В замок Мальи? – удивился Ваня, поворачиваясь и посылая мне убийственный взгляд.
– В Егорьевский скит, баран! – рявкнула я.
Гном застонал, повернул коня и подъехал ко мне, ласково, словно душевнобольной, заглядывая в глаза:
– Деточка, ну, что ты там забыла?
– Вопросы хочу этому старцу задать!
Вопросов у меня действительно накопилось много, один интереснее другого. Кто такая Бабочка и отчего её все боятся? Почему меня так называли? Что со мной произошло тогда на поляне? Почему моя сила мне не поддаётся, хотя я чувствую каждой клеточкой своего худого тела, как она просто фонтанирует во мне? И ещё: отдаст мне Совет, наконец-то, честно заработанные 750 золотых за Анука или мне придётся ограбить Хранилище, чтобы их получить?
– Аська, – крикнул отъехавший на приличное расстояние адепт, – хочу огорчить тебя – монастырь мужской!
– И чего?
– Тебя туда не примут!
– Зато тебя примут, ты как раз у нас чист, как нетронутый лист! – съехидничала я. Даже издалека я разглядела, как у Вани вытянулось и залилось багрянцем лицо.
Пантелей смотрел на меня умоляющим взглядом.
– Не понимаю, – передёрнула я плечами, – почему вы так не хотите туда заехать, это ненадолго!
– Мы опаздываем, – напомнил гном. – Вот, если бы тебя не похитили, – он многозначно умолк.
Это был самый настоящий, грязный шантаж! Я фыркнула гному в лицо и повернула на маленькую дорогу. Приятелям ничего не оставалось, как только следовать за мной, громким шёпотом посылая мне в спину проклятья.
Вскоре мы увидели высокий частокол по виду совершенно неприступный. Гостей здесь явно не ждали и не жаловали. Пан подъехал к огромным воротам и, схватившись за ржавый молоток, ударил три раза. Гулкий звук разнёсся по всему лесу, где-то, громко каркая, взлетели с веток испуганные вороны. Я задрала голову и посмотрела на высящееся над лесом огромное небо, но так и не увидела птиц.
На уровне лошадиных ног открылось оконце, и чей-то тонкий голос грубо спросил:
– Чего надо?
Гном свесился, держась за седло, и почти засунул большую башку в квадратный проем:
– Девица тут одна к старцу вашему Питриму просится.
– Убери свою страшную харю от моего лица, – прошипел голос, – и передай своей девице, что у нас приёмные дни только по средам, а сегодня четверг.
– Да иди ты со своим расписанием! – рявкнул Пан. – Мы всю Словению проехали, чтобы с вашим святым угодником свидеться!
– Ничего не знаю! – оконце с глухим стуком захлопнулось и ударило гнома по носу. Тот свалился с коня, вскочил на ноги и начал яростно барабанить по воротам:
– Открой эту калитку!
– А вы лагерь здесь разбейте до среды! – съехидничал голос.
– Тоже мне нашёл паломников! – злился гном. – Я тебе тут весь скит разнесу! Открой немедленно!
Я покусала губу, а потом заорала:
– Меня зовут Ася Вехрова – я Бабочка! Я хочу знать, что это значит!
Может, и прозвучало помпезно, но через мгновение мы услышали скрежет отпираемого засова. Ворота со скрипом отворились, и нашему взору предстал огромный чистый двор с множеством построек.
В центре стоял большой дом-сруб из цельных стволов с высоким крыльцом, на котором сидела чёрная кошка, осматривающая нас круглыми жёлтыми глазами; на окнах резные наличники, ставни открыты и лёгкий ветерок колышет белые ситцевые занавески, на крыше вместо петушка позолоченный крест. Солнце практически не попадало на него, но он всё равно сиял.
– Аська, – буркнул гном, подходя ко мне, – знаешь заветное слово, сразу говори, а не придуряйся!
Я засмотрелась на крест светящийся в вышине:
– Интересно он золотой? – спросила я пустоту.
– Обижаешь, – пробурчал Пан, – высшая проба!
К нам вышли двое монахов. Один упитанный, бородатый, в чёрной рясе из грубого материала, подвязанной поясом – верёвкой, волосы длинные спутанные, под одеждой явственно проступал живот. Он шёл со смирением в каждой чёрточке румяного лица, сложив руки на животике. Второй длинный, сутулый, ряса висела на нём, как на деревянной вешалке, ещё сильнее выделяя неестественную худобу, сам безусый, волосы на голове, в отличие от собрата, жидкие светлые, сосульками свисающие с остроконечного черепа. В глазах смирение и покорность, отчего-то мне захотелось прижать его к своей груди и утешить, как маленького потерявшегося ребёнка.
– Здравствуйте, – приятным басом поприветствовал нас первый, – меня зовут брат Еримей.
– Очень приятно, – я кивнула, – а я Ася, просто Ася.
Я протянула руку, но мой жест остался незамеченным, очевидно, у отшельников было не принято в качестве приветствия пожимать руки. Может, они раскланиваются в пояс? Но кланяться перед нами никто не собирался.
– Зачем пожаловали? – тем же тоном поинтересовался брат Еремей.
– Мне бы с Питримом встретиться, – пролепетала я, уже жалея о своей затее.
– Старец никого не принимает, – блаженно произнёс Еремей, как ни старался он показать смирение, на лицо лезла подленькая злорадная улыбочка.
– Ага, – я кивнула и беспомощно посмотрела на гнома, тот пожал плечами, но нам ответил второй монах:
– Старец Питрим скорбит о детях неразумных. К нам адепты на прошлой неделе заезжали и …
– Действительно, – встряла я, прерывая его меланхоличную речь, – а Ваня у нас тоже адепт.
Обоих как-то странно перекосило. Еремей откашлялся, покосился на собрата и начал перечислять, загибая пальцы:
– Они залезли в погреб и выпили месячный запас пива, – я вытянула губы; хорошо мальчики повеселились за чужой счёт, – потом выпустили черта четырех копытного, – я едва не поперхнулась, значит сейчас по территории бегает маленький проказник, не дающий покоя жителям, – и написали на стене прибежища блаженного старца Питрима срамное слово! – загробным голосом закончил Еремей.
– Срамное слово? – ужаснулась я. – Наш Ваня не такой, он милый интеллигентный парень.
В этот момент «интеллигентный парень» с выбитым зубом и синяком под глазом, вполне, безобидно заинтересовался миленькими голубенькими цветочками, торчащими в хаотичном порядке на огромной, больше похожей на могильный холмик, клумбе. Он долго тянулся к одному из венчиков, не удержался в седле и начал медленно заваливаться набок. Раздался глухой удар, Ваня распластался на клумбе, потом, надеясь, что никто не заметил недоразумения, вскочил на ноги и, махнув рукой, вернул помятые цветочки в первоначальный вид. Только чего-то он не рассчитал, и ровно через секунду клумба вместо облезлых стебельков пышно зацвела ярко-багряными неизвестного происхождения бутонами.
Мы в оцепенении следили за Петушковым, а тот, как ни в чём не бывало, понюхал один из цветов, сморщился и направился в нашу сторону.
– Они, наверное, потрясающе пахнут, – оскалился гном в притворной улыбке.
Лёгкий ветерок донёс до нас резкий запах отхожего места, мы недоуменно уставились на клумбу: цветы распадались на глазах, и летели вслед адепту невероятным красным облаком, накрывая Ивана и тая в воздухе.
– Красота, – откашлялась я.
Святые отцы не двигались с места, на застывших лицах отражалось недоверие. Ещё немного и они были готовы нас выставить за ворота.
– Вы говорите, бесёнок по скиту носится? – фальшиво улыбнулась я, делая отчаянную попытку остаться в ските. – Так давайте мы его выловим!
Брат Еремей недоверчиво посмотрел на меня.
– Да, мы с Ваней всех чертей Словении переловили, – ещё шире улыбнулась я.
– Наш зело шустрый!
– Да и мы не лыком шиты! – попыталась убедить его я.
Братья отошли в сторонку, дабы посовещаться, стоит ли впускать на территорию скита подозрительных странников. Пантелей подскочил ко мне и горячо зашептал мне в ухо:
– Аська, ты рехнулась! Вы с Ваняткой весь скит разгромите, пока будете отлавливать безобразника!
– Ты хочешь сказать, мы зря делали круг? – буркнула я. Довод оказался безошибочным, гном поджал губы и замолк, всем своим видом демонстрируя, что он нас предупредил, остальное наши проблемы.
Братья что-то долго обсуждали и спорили, вероятно, подсчитывали предстоящие убытки. Потом подошли к нам с хмурыми лицами.
– Ладно, – изрёк Еремей, – вы ночью черта отлавливаете, а я о встрече со старцем Питримом на утро договариваюсь.
– А наоборот нельзя? Сначала встреча – потом черт! – встрял гном, искренне надеющийся избежать ловли беса.
– Можно, – задумчиво кивнул Еремей, – но черт вперёд!
Мы, нарушая все церковные каноны, плюнули и ударили по рукам.
Вечером нам с Ваней выдали подсобный материал для отлова бесёнка: проржавелое с одной стороны кадило, стоящее с неделю ведро святой воды, пяток церковных свечей и склянку с жидким ладаном, впрочем, последним нам наказали пользоваться в крайних случаях, как особо дефицитным в этих местах продуктом.
– Ась, ты представляешь, где его искать? – поинтересовался Ваня, деловито переливая воду во флягу.
Я покачала головой:
– Понятие не имею.
Ваня с возмущением посмотрел на меня:
– Так зачем ты меня в это дело втянула?
– Чтобы в лесу не ночевать! – огрызнулась я.
Начать мы решили с погреба. Черти по природе своей очень любят сырые укромные уголки. Мы спустились по скрипучим ступенькам и надёжно прикрыли за собой дверь. Внизу пахло квашеной капустой и прокисшим молоком, нас со всех сторон обступил подземный холод. Зажжённый огарок восковой свечи тускло освещал тёмное полупустое помещение. Памятуя о последнем визите адептов, братья убрали из погреба все мало-мальски ценное: оставшиеся бочки с пивом, копчёные рульки, запасы сушёных грибов. Они хотели вытащить и кадку с мочёными яблоками, но та оказалась такая тяжёлая, что братья смогли дотащить её только до лестницы, и теперь она сиротливо перегораживала проход.
Протиснувшись с трудом между холодной стеной и мокрым боком кадки, мы начали приготовления. Расставили и зажгли по углам святые свечи, какой от них прок мы не знали, но лучше так, чем, вообще, никак. Кое-где капнули драгоценным ладаном, со злорадством представляя, как бы вытаращился на такое безобразие Еремей. Развалившись на мешках с зерном, мы принялись ждать полуночи. Время текло, как густой кисель. Я начала засыпать, ткнувшись головой в плечо адепта, Ваня зорко разглядывал освещённую, почти догоревшими свечами, комнату. Далеко заполночь по стенам пробежали голубые искры, тёмный угол осветился яркой вспышкой, раздался глухой хлопок и появился черт. Вернее чертёнок, совсем маленький, лет сто отроду, худенькое мохнатое тельце, переливалось разными цветами, нос пяточком, крохотные копытца на тоненьких лапках, хвост с облезлой кисточкой, больше походил на крысиный.
– Появился! – Ваня ощутимо толкнул меня в бок.
– Да, вижу я.
Между тем, чертёнок перестал мерцать, стал ровного серого цвета и повёл по воздуху мохнатым рыльцем. Мы затаили дыхание, ужасно боясь, что он нас заметит. Черт на задних копытцах подошёл к сваленным мешкам и встал практически возле наших ног, с любопытством разглядывая чёрными глазками-бусинками огромные Ваняткины сапоги. Петушков бесшумно поднял кадило, бес насторожился, через секунду Ваня подпрыгнул, как на пружинах, и стал махать оным, как булавой, во все стороны, заполняя комнату приторным запахом ладана.
– Чур, меня, чур, меня! – повторял он как заклинание.
Бес скорее удивлённо, нежели испугано, оглядел чудище со странной штуковиной в руках и исчез с тихим хлопком, на его месте лишь заклубилось маленькое облачко дыма. Я подняла голову, немедленно получила кадилом между глаз и пригнулась, надеясь, что адепт меня не покалечит.
– Чур, меня, чур, меня! – орал, как сумасшедший Ванятка. Не замечая, ничего вокруг, особенно того, что жертва растворилась в воздухе, он носился по квадратному подвалу, поднимая пыль и размахивая кадилом. В какой-то момент он не успел притормозить и успокоился, только перелетев кадку с мочёными яблоками.
– Чтоб меня! – фыркнул он, поднимаясь и пытаясь отряхнуть с портов грязь.
– Ваня, – я спокойно слезла с мешков на пол, – он ушёл.
– Как ушёл? – изумился адепт, вытаращив на меня свои чистые небесно-голубые очи.
Я почувствовала несвоевременный приступ веселья и, с трудом сдерживаясь, проговорила:
– Пока ты тут, как шальной, носился и голосил, он исчез.
– Дела, – протянул Ваня и почесал затылок, – пойдём на улице поищем.
В кромешной темноте двора, не зажигая энергетических шаров, чтобы не спугнуть черта, мы добрались до стены со срамной надписью домика Питрима. Бесёнок сидел на заборе, беспечно свесив ноги, и рассматривал звезды. «Романтик», – подумала я.
Ваня прислонил палец к губам с просьбой молчать, осторожно снял с пояса флягу со святой водой, прицелился и по мере сил окатил водицей беса. Скорее всего, после недельной выдержки у святой воды закончился срок годности, черт только встряхнулся, разбрызгав вокруг мелкие капли воды, соскочил с забора и бросился наутёк.
– Держи его! – заорали мы с Ваней в два голоса.
Гонка началась, мы носились, как полоумные по двору, больше похожие не на охотников, а на двух загнанных болонок, отлавливающих лесного зайца.
