355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Ефиминюк » Как все начиналось » Текст книги (страница 8)
Как все начиналось
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:17

Текст книги "Как все начиналось"


Автор книги: Марина Ефиминюк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Ваня, – строго сказала я, – ты не читал «Вестник Словении»? Там написали, что такие бутерброды – это не здоровая пища!

– А я сам не здоровый! – буркнул Петушков.

С таким аргументом было просто невозможно не согласиться, мы завернули к таверне, привязали лошадей к специальным стойкам и вошли в помещение.

Маленькие столики из светлого дерева, раскиданные по залу, огромная стойка с тремя кассами, выходящая прямо на кухню, на стене приколочена фанера с названиями кушаний. Народ толпился у стойки, и близоруко рассматривал мелкие кривые буквы в общем меню.

– Касса свободна! – заголосила пигалица в красном колпаке, больше похожем на клоунский.

Мы выбрали бутерброды с самыми невероятными названиями: «Большой Бутер», «Бутер с Сыром и Луком по Илюшевски», «Илюшка курица». Уложили все ящички на огромный поднос и уселись за столик.

Ваня набросился на еду, словно голодный волк, а я начала рассказывать о наших ночных приключениях.

– Знаешь, что, – произнёс Пан, не отрывая взгляда, от Вани, откусывающего огромный кусок от хлеба с луком, сыром и котлетой, – мне кажется, что Парашка такая баба, которая только с богатыми данийцами или приближёнными к Арвилю Фатиа общаться будет.

В это время Петушков прожевал, пошире раздвинул челюсти и отхватил ещё одну треть бутерброда.

– Значит, – продолжал строить логическую цепочку гном, – даниец, похитивший у нас ребёнка, достаточно богат и обладает некоторой властью.

Ваня подавился, закашлялся и поспешно отхлебнул коричневой жидкой мути «Кофейное чудо».

– Но ведь она меня узнала, – заметила я, – значит, кто-то меня подробно описывал.

Гном кивнул:

– У тебя есть влиятельные данийские друзья? – он внимательно посмотрел в мою сторону. Я замотала головой:

– Откуда? У меня, вообще, данийских знакомых отродясь не было, да Анук первый увиденный мной даниец.

– А влиятельные маги? – он окинул меня пытливым взглядом.

Я опять замотала головой.

– Это большая политика, – начал гном. В это время Ваня снова глотнул «Кофейное чудо», подавился напитком и начал судорожно кашлять, стараясь вздохнуть. – Петушков, – не выдержал гном, – ты жрёшь, как свинья!

Глава 6
Петенки

Представьте себе прекрасную девушку с густыми золотистыми волосами и пухленькими губками и огромными сияющими глазами, но с огромной отвратительной бородавкой или язвой на носу. Представили? Так вот, на теле Словении была такая же язва со звучным женским именем – Петенки.

Официально города не существовало, на картах между вотчиной Пяти островов и приграничными землями Нови чернели болота «Непролазные топи», но знающие люди и без условных обозначений обходили заповедное место за сто вёрст. Всем известно, Петенки – маленькое бандитское государство.

Не смотря на недолгое существование, история крохотного городка-царства оказалась насыщенной многочисленными событиями. Основал его и единолично царствовал здесь знаменитый разбойник со звучным именем Александр Графовский, в народе просто Граф. Александр, в своё время, прославился ужасными и леденящими душу злодеяниями, его банда орудовала на Большом Торговом пути к Стольному граду, сотни разграбленных обозов и тысячи невинно загубленных жизней лежали на нём смертным грехом. В один распрекрасный момент банду сумели изловить, но Графу удалось сбежать и затаиться. Магистр Ануфрий рвал на себе длинные седины, стараясь отыскать мерзавца, но все было тщетно, казалось, разбойник, как сквозь землю провалился, а на свои именины уважаемый Глава Совета получил похоронный венок и чёрную скорбную открытку с пожеланиями скорейшей кончины с короткой подписью «Граф». Круговерть началась по новой, во всей Словении на доски прибили портреты Графовского, обещали большие деньги за его голову, но даже среди готовых на все наёмников не оказалось ни одного сумасшедшего, готового потягаться с самим Графом.

Через несколько лет между приграничной зоной и неспокойным районом Пяти остравов появился город Петенки, названный в честь любимой женщины Графа. Все здесь было устроено в насмешку над великим Стольным градом, все улицы вымощены красным кирпичом, все стражники носили плащи с гербом города в виде перекрещённых мечей и черепа.

Было здесь и своё Училище, где подрастающее поколение разбойников обучали хитрому мастерству грабежа, сие заведение работало под девизом: «Научить делать так, чтоб все было, а за это ничего не было!» Когда Словению облетел Указ Совета о запрещении дуэлей и кровавых боев на выживание, здесь построили арену и казармы, где готовили самых беспощадных, жаждущих крови бойцов. Но самым страшным в городе был рынок рабов. Даже когда эльфов и гномов признали цивилизованной расой, здесь их продавали, как товар, а потом ассортимент разбавился и людьми. Данийцев и вурдалаков не трогали, очевидно, первых уважали, вторых боялись до полусмерти.

Совет, конечно, на такое безобразие закрывать глаза не мог, Петенки стирали с лица земли два раза, и оба раза он возрождался из пепла, как птица Феникс, краше и лучше прежнего. Тогда решили, что коль его нельзя уничтожить, можно просто не замечать, и город зарисовали на карте болотами. И только Магистр Ануфрий, несчастная жертва бессовестных нечестивцев, каждое пятое число марта продолжал получать похоронный венок и ласковые пожелания смерти.

С Петенками были связаны самые страшные, скандальные, а порой и курьёзные случаи. Не давеча, как месяц назад в газетном листке «Стольноградский вестник» написали занимательную историю «Маруся Распрекраснова против рабства». Честно говоря, когда я её читала, то давилась от смеха и просто мечтала пожать руку этой самой Маруси. Дело было так. Каждый год по осени в Словении во всех вотчинах проводят конкурсы самой красивой девки. Девушки, обряженные в национальные костюмы с разноцветными венками на очаровательных головках, поют, танцуют, водят хороводы и готовят каши, а победительницы едут в Стольный град, где и выбирается несомненная «Краса Словении». В этом, Х.Х.Х. году, конкурс выиграла та самая Маруся Распрекраснова, тогда её лубяные изображения на каждом углу прибивали, девка – кровь с молоком. После конкурса она должна была путешествовать по всей необъятной матушки Словении, дабы нести людям вечное и прекрасное. Подошло время отправляться в путь, а «Краса Словении» исчезла в неизвестном направлении. Искали её тщательно, с ног сбились и лапти поистоптали, и тут объявилась она в Петенках на рынке живым товаром в кандалах. Сбыли её за огромные деньги, только жалость – покупатель так и не смог снять сливок с ентого молока. Маруся в своё время окончила Училище борьбы свободным стилем и скрутила мерзавца ещё на подходах к своей опочивальне. Когда она появилась в Совете под руку с новоиспечённым хозяином, Магистры так и ахнули, глядя на синяки и переломы несчастного. Спросили, почему раньше не скрутила мерзавца, сказала, что хотела почувствовать себя, как в романе, и все ждала, когда её кто-нибудь спасёт. Не дождалась, поэтому начала действовать сама. Но история на этом не закончилась, прекрасное и вечное, конечно же, победило, и Маруся Распрекраснова вышла замуж за своего богатенького приобретателя. Поговаривают, что теперь в его семиэтажном тереме все прежние наложницы зубными щётками моют полы, а молодой супруг ходит по лестнице на цыпочках, дабы не потревожить благоверную.

Я Марусей Распрекрасновой не была, а всего лишь Аськой Вехровой, и Училищ борьбы вольным стилем не заканчивала. Вернее я, вообще, ничего не заканчивала, правда можно, если что, поварёшкой помахать в разные стороны, чему я блестяще научилась в Поварском Училище, но думается мне, бандитов это не впечатлит. Поэтому я предпочитала, сею дыру Петенки объехать ни за сотню, а за тысячу вёрст. Нет, не поймите меня превратно, я боялась не за себя, чего с меня взять: роста два вершка и локоть и четыре пегих кудряшки, а вот маленький Наследник мог стать лакомой добычей для подонков всех мастей. Один раз мы его уже потеряли, и второго я никак не могла допустить.

Но по какой-то неизвестной мне причине, гном, к нашему дружному удивлению, заплутал, и мы оказались в восьми часах езды от города.

В маленькой деревеньке, где мы решили остаться на ночлег, постоялый двор оказался переполненным, более того списки прибывающих расписывались на трое суток вперёд, и знающие люди, среди который были довольно известные Словенские деятели, заранее присылали курьеров с нижайшими просьбами оставить закуточик для ночлега. Не помогли даже грамоты Петушкова с внушительной печатью Совета Магов. Как нам объяснил хмурый и уставший хозяин постоялого двора, был бы Ванятка хотя бы магом второй ступени, то, может быть, нам бы и выделили место для ночлега в конюшнях в стойлах собственных лошадей. Но так как Ваня имел только пятую ступень, то нам прямая без поворотов дорога в лес под открытое небо. Спорить мы не стали, Петушкову до второй ступени учиться ещё полжизни, и не факт, что он её получит, а поэтому, понурив головы, мы отправились на свежий воздух. Пред нами встал нелёгкий выбор: ночевать в чистом поле или у реки в молодом леске. Альтернатива, прямо скажем, не блестящая, и мы предпочли последнее, рассудив, что в лесу всё-таки не так ветрено, как в поле.

Напрасно. Ровно через пять минут у нас началась битва не на жизнь, а на смерть с маленькими оголодавшими рыжими кровопийцами, противно пищащими над ухом. Они нападали стайками, сразу со всех сторон, отыскивали обнажённые места и впивались, впивались. Тогда мы развели костёр, но комары быстро раскусили наш хитрый манёвр и нападали на ту жертву, на которую не попадал дым, нам не помогали даже специальные травки, брошенные в огонь. От их вони мы едва не задохнулись сами, а пищащим гадам хоть бы что, пищат себе по-прежнему, даже с большим энтузиазмом.

После того, как я согнулась пополам от приступа кашля, а потом с громким шлепком убила очередного комара, то взвыла:

– Ваня, в конце концов, мы из-за тебя сюда попали, так что давай, отпугивай комаров!

– Это ещё, почему мы из-за меня сюда попали?

– А это ж ты не пошёл на курсы повышения квалификации, думаешь, получил диплом Училища Магов, попал на службу в Совет и все, можно про учебники забыть? Если бы не твоя лень мы сейчас спали на мягких чистых постелях и ели копчёные рёбрышки, а так мы коптимся сами, и жрут нас!

– Не справедливо! Как я, по-твоему, могу их отогнать? Расставить руки и с бешеным криком бегать по полянке, приговаривая: брысь, брысь, брысь? – обиделся Петушков.

– Можно и так, – одобрила я, – мне пришло в голову всего лишь охранное заклятье.

– Ну, чисто бабья логика, – отозвался гном, которому явно надоела наша перепалка, – Аська, не бурчи, лучше усыпи их всех, у тебя это отлично получается.

Ваня противно захохотал.

– Да идите вы! – обиделась я, и, взяв полотенце и чистую рубаху, пошла к реке, искупаться и смыть дорожную пыль.

– Аська! – крикнул мне вдогонку гном. – Если утонешь, обратно не приходи – не приму!

Скинув всю одежду, я с визгом плюхнулась в реку. Тёплая ночь, оказалась всего лишь обманной уловкой природы, вода была не просто холодная, а ледяная. Завизжала я ещё громче и выскочила обратно на берег. Клацая зубами, я начала растираться: вот и искупалась. От холода сердце зашлось в бешеном ритме, чтобы хоть как-то согреться я решила побегать вокруг куста, на котором висела моя одежда. На четвёртом круге я уколола ногу о скошенную травинку, едва не расплакалась от боли, поскользнулась на мокрой гладкой дорожке, упала и поняла, что не только не согрелась, а замёрзла ещё сильнее и перепачкалась ещё больше, но чувство оскорблённой женской гордости не позволяло вернуться к приятелям так скоро.

– Хорошо, девка, носишься! – раздался в темноте мужской голос.

Я на мгновение застыла от изумления, а потом со скоростью, какой позавидует адепт-новобранец начала натягивать одежды. Попав четвёртый раз двумя ногами в одну штанину, я матюгнулась, а одетую наизнанку рубаху посчитала за благо. Я отдышалась и, аки ястреб, попыталась рассмотреть в темноте подглядывавшего за мной и ставшего свидетелем моего позора мужлана. Темнота приоткрывать завесу тайны отказалась, а из-за кустов снова послышался голос:

– Чего перепугалась, я не буйный, побалуюсь и отпущу.

– Ну, иди сюда, – заорала я с ярко выраженным стольноградским акцентом, – я с тобой сейчас тоже побалуюсь! – я начала петушиться, сжала маленькие кулачки и представила, как легко уложу оппонента ударом левой. – Я тебе покажу, как подглядывать за девицами, принимающими ванны!

– Ванна в грязном болоте? – хмыкнул голос, и из темноты вышел мужчина.

Он оказался здоровяком богатырского роста, судя по фосфорициирующей в темноте белой рубахе «с косою саженью в плечах». Мои кулачки разжались сами собой, такого громилу я и в мечтах не смогу с ног сбить, хотя если ударить его с разбегу головой в живот, то, может быть, он и качнётся.

Потом мысли понеслись самым странным образом. Я, некстати, вспомнила один любовным роман, прочитанный мной под одеялом в тайне от Марфы, с благозвучным названием «Страсть на Висле» (замечу, Висла – река между Московией и Бурундией). Так вот в ней главный герой – богатырь спасает девку из жуткой передряги с бандитами, погибает сам, но честь девушки остаётся незапятнанной. Может быть, это и есть мой богатырь? Кто знает, романтическая обстановка, ночь, река… Мои бредни вовремя прервал резкий удар по голове, кажется, дубиной, а может быть «мой герой» опустил мне на макушку свой семи пудовый кулак. Уже угасающим сознанием мне подумалось: «Вот ведь точно – ночью все кошки серые».

* * *

Лучше бы я сразу умерла, сознание возвращалось с мучительной болью в каждой клеточке мозга и в каждой мышце на теле, как после ночной попойки. Я с трудом приоткрыла тяжёлые веки, к горлу моментально подступила тошнота, а в ушах установился равномерный гул. Когда пелена перед глазами рассеялась, я попыталась приподняться и осмотреться. Шею рассекла резкая боль, затёкшее тело отказывалось слушаться, я дёрнулась и вернулась в исходную позицию, дабы перевести дыхание.

Осознание того, что происходит, пришло не сразу. Сначала я поняла, что куда-то еду и это меня насторожило, потом я рассмотрела прямо перед глазами пыльные доски пола, и почувствовала, что мои руки и ноги связаны. Потом я вспомнила вчерашний вечер, мою ссору с друзьями, незнакомого богатыря и удар по голове. Меня похитили!

От злости на собственную глупость и беспомощность я застонала и с трудом перевернулась на спину. Взгляд упёрся в дырявый брезент раскачивающегося полога повозки, поддерживаемый ржавыми кольцами, вокруг меня валялись тюки с сеном. Настил повозки оказался ужасно грязным, и на моих светлых портах появились чёрные пыльные полосы, почему-то именно это обстоятельство меня расстроило особенно сильно. Я тихо заскулила, по щекам побежали горячие слезы, пропитывая солёной влагой рубашку.

Теперь меня везут в неизвестном направлении, легко предположить, что в Петенки, а там продадут какому-нибудь богатенькому дядечке за пару медяков, потому что дороже я всё равно не стою, и никто меня больше никогда не увидит. Да восславится невезучесть Асии Прохоровны Вехровой, самой глупой ведьмы-недоучки в Словении! Почему же я не закончила хотя бы Училища борьбы вольным стилем? Попробовать колдовать? Я с сомнением вспомнила, как все вокруг загоралось красным колдовским пламенем и в одночасье превращалось в горку пепла. Да и с завязанными руками много не наколдуешь, технику магии через взгляд я освоить так и не сумела, а потому, когда решалась сотворить что-нибудь незапланированное чудо, то прихлопывала, притопывала и колотила себя по бокам.

Через некоторое время я успокоилась и даже попыталась рассуждать логически, в конце концов, можно как-то договориться с похитителем. Через дыры изношенного брезента просачивалось восходящее солнце, колымагу трясло на разбитой дороге, оси жалобно скрипели в утренней тишине. Верёвки сильно натёрли руки и ноги, в этих местах начало жечь, пить хотелось невыносимо, от жажды пересохло горло, а язык прилип к небу.

– Эй, – крикнула я из последних сил, в горле сразу запершило от сухости, – я пить хочу!

Где-то раздалось тихое «Пру», повозка качнулась и остановилась, раздались тяжёлые шаги, полог приоткрылся и перед моим мутным взором появился давешний знакомый. В утреннем свете я смогла его рассмотреть в полной красе, великолепный образчик мужской особи: к богатырскому телосложению, прибавились золотые кудри, чёрные брови, густая рыжая борода и орлиный нос, только вот глаза подкачали – круглые, навыкате и косые. Про таких говорят: «Одним глазом на соседа смотрит, а другим тебе в карман». Вид у него оказался настолько придурковатый, что я, позабыв про все свои горести, широко ухмыльнулась.

– Очнулась? – пробасил он.

Я кивнула:

– Не заметил что ли? Куда мы едем?

– Мы? – вскинул брови громила.

– Хорошо, – терпеливо поправила я, – куда ты меня везёшь?

– Любопытная, – буркнул он.

– Какая есть! – разозлилась я. Парень поджал губы, и я решила сменить тон: – Я пить очень хочу!

– Пить, – протянул мучитель, долго и пристально посмотрел на меня, потом улыбнулся и вышел. Через минуту передо мной стояло ведро с водой. – Пей, – дружелюбно предложил он.

– Развяжи мне руки, – попросила я.

– А ты так лакай!

– Да, пошёл ты в баню! – заорала я, что есть мочи.

– Раз так, то слизывай водичку! – ласково улыбнулся он и толкнул ведро. На жестяном боку появилась внушительная вмятина, ёмкость перевернулась, и вожделенная жидкость моментально растеклась по грязному настилу. Через секунду я лежала в мокрой луже, мучаясь от зверской жажды, с горьким комком в горле, по щеке покатилась непрошеная слеза. Ну, не облизывать же мне доски, в самом деле?

– Напилась? – ехидно спросил он, а потом спрыгнул с повозки и задёрнул полог. Раздался его довольный свист, виртуозно исполняемой скабрёзной песенки, а через некоторое время: «Пошла!» и повозка тронулась с места. Я снова затряслась среди мешков, глотая ставшую тягучей слюну и глядя на то, как по доскам растекаются тонкие ручейки.

Когда-то давно, когда вурдалаки ступили на тропу войны за независимость, они устраивали показательные захваты зданий с мирными горожанами. Тогда в Стольном граде в обязательном порядке всех одаривали книженцией, отпечатанной на дешёвой газетной бумаге, «Как вести себя, если вы попали в плен к вурдалакам», и я прочитала её забавы ради. Главная мысль которую несла книга: доказать самому похитителю, что ты несчастная жертва и единственный друг у тебя твой же мучитель. Я долго теребила толстые верёвки, разодрала кожу в кровь, поцарапала локти и колени, а потом заорала:

– Развяжи хотя бы ноги, уже в кровь стёрла!

Повозка сразу же остановилась, парень заглянул через отогнутый брезент, поставил на пол ведро воды, а потом залез сам. «Ага, – подумала я со злорадством, – совесть замучила! Думал, нет её, пропил всю, так нет же, заговорила внутри!»

Он молча подошёл ко мне, грубо развернул и начал развязывать верёвки, внезапно его руки застыли:

– Ты что ведьма? – раздался напряжённый голос.

Я прикусила губу, ну, как же не вовремя эти звёздочки загорелись!

– Нет, – пролепетала я, – я ничего не умею, горят себе и горят, – я запнулась, когда увидела его хмурый взгляд. Вы себе можете представить озлобленного косоглазого мужика? Поверьте, зрелище не для слабонервных!

– Знаю я вас магов, – прорычал он, – все покалечить норовите! Сиди так!

– Ах, так! – снова сорвалась я. – Тогда я покалечу себя, и ты не сможешь меня дорого продать!

Верзила хмыкнул:

– Да, я тебя и так дорого не продам! Ты худая, как палка, одно хорошо, колдовать умеешь!

– Ты сам захотел! – зло крикнула я, а потом приложилась лбом к полу. Раздался гулкий звук, словно упал пустой бочонок, в глазах у меня потемнело, шум в голове переродился в звон, а по лицу потекла красная струйка из рассечённой брови. Похититель развеселился:

– Дура!

Мы снова тронулись в путь. Мои мучения продолжались, усугубляясь тем, что теперь вода стояла рядом и расплёскивалась из ведра на пол. Я подползла к помятой жестянке, опустила туда лицо и с жадностью втянула прохладную струйку, влага попала не в то горло, я зашлась кашлем, мужик расхохотался:

– Ты там живая или все калечишь себя?

– Да пошёл ты! – буркнула я себе под нос, стараясь хлебнуть воду так, чтобы не подавиться.

Казалось, мы ехали целую вечность, с каждым часом становилось все жарче. Свежего воздуха под брезент практически не попадало, он раскалился, а мне пришло в голову, что мой персональный ад за все грешки настиг меня раньше смерти. Все тело покрылось липким потом, разодранные руки горели огнём. Через маленькую дырочку в пологе извне тянулась тонкая прохладная струйка, я подставила под неё разгорячённые щеки, спасаясь тем самым от духоты.

В голове крутились страшные мысли: а что если Пантелей и Иван не догадаются, что со мной случилось? Если не поймут, где меня искать? Мне надо отсюда бежать!

Через четыре тысячи лет мы остановились, полог приоткрылся и мне в лицо ударил прохладный воздух. Я жадно вдохнула, и с облегчением почувствовала лёгкий ветерок, обдувающий лицо. Громила развязал мне ноги, на которых остались красные кровавые рубцы, и выволок за шкирку из повозки.

Мы стояли посреди крохотного захламлённого двора; здесь сваленные в одну кучу гнили старые колёса от бричек и повозок, сломленные клинки, какие-то ящики, тряпки, сундуки с вывернутыми петлями. Рядом с домом-избушкой из голой вытоптанной почвы торчало кривое засохшее дерево. Сама избушка маленькая, вросшая в землю почти до грязных окошек, крыша застелена потемневшей, давно не перестланной, соломой.

Я с омерзением рассматривала сие убожество и не могла придти в себя. Перед глазами вставали картины одна страшнее другой: окровавленные пальцы под столом в домике, заспиртованная печёнка в баночке на полке, я привязанная к тому самому столу и абориген, похитивший меня, с занесённым надо мной топором. Я мелко затряслась, а затёкшие ноги отказались слушаться, колени подогнулись, и я рухнула на землю.

Парень удивился, схватил меня за шкирку и потащил к двери. Я хотела заорать, но от страха пропал голос, поэтому только тихо поскуливала. Верзила втолкнул меня в сени. После яркого солнечного света в глазах потемнело; мой мучитель бросил меня в угол на домотканый половичок, а сам принялся стягивать сапоги и разворачивать портянки, потом привязал меня к ножке прибитой к полу скамейки и вошёл в дом.

Я попыталась вырваться, но верёвка надёжно держала на одном месте, шансы на спасение приближались к нулю. Я сидела в своём углу и дрожала от страха. С другой стороны, если бы он хотел надо мной надругаться, то сделал бы это ещё в лесу ночью, а не вёз в собственный дом на удобную постель. А может он получает удовольствие от расчленения молодых девок? Перед глазами снова проплыла размытая картинка отрезанных пальцев, я прикусила губу, стараясь не захлебнуться собственными слезами. Тут дверь отворилась, в сени вошла высокая худая, как жердь, женщина. Лицо её в мелких морщинках, взгляд острый, как иголка, пробирающий до костей, волосы с проседью гладко зачёсаны назад.

Она окинула меня тем взглядом, каким тогда в «Райском блаженстве» рассматривала Эллиада, и поджала губы.

– Авдотий! – крикнула она скрипучим громким голосом. – Да, мы эту замарашку и за сотню не сбудем! Ты посмотри на неё!

Верзила высунул голову в дверной проем и виновато посмотрел на женщину.

– Люсь, зато она колдовать умеет!

– А у неё это что на лбу написано! – взъелась та.

– Нет, у неё звезды у пальца горят!

– Какие звезды? – насторожилась женщина.

– Да мелкие такие, семь штук!

Я слушала их перебранку, так, словно, они обсуждали не меня, а кого-то находящегося за много миль от избушки.

– Ведьма, значит, – уже задумчиво протянула Люся, внимательно рассматривая моё чумазое лицо, – тогда отправим-ка её к Графу, он, пожалуй, на неё раскошелится.

Они ушли обратно в дом, а у меня закружилась голова. Значит, убивать меня точно никто не собирается, но и отпускать тоже не будут, а отвезут на продажу к самому известному разбойнику Словении. Пантелей, спаси меня!

Я слышала о целых семейных кланах, промышляющих похищением и продажей в рабство людей, но никогда не думала, что мне не посчастливиться столкнуться с ними.

Только я решила поплакать о судьбе своей горькой, как Авдотий вышел в сени, схватил меня за загривок и потащил во двор.

– Куда тащишь? – прохрипела я, разорванный ворот давил на горло.

– Мыться! – кротко бросил он.

Понятие о мытьё он имел самое странное. Облил меня четырьмя вёдрами ледяной воды из колодца и потащил обратно в дом. Я не могла идти, а потому волочилась за ним, оставляя мокрый след на земле. Я провела ужасную ночь в сенях, связанная по рукам и ногам, кроме того, привязанная к ножке лавки. Каждый раз, когда я пыталась пошевелиться, верёвка, опутанная вокруг шеи, впивалась в нежную кожу, оставляя рубцы.

Утром Авдотий взвалил меня на плечо, как поклажу, и перенёс в повозку, куда предварительно постелили старое одеяло, дабы я не испачкалась после ледяного «душа». Не было сил, ни сопротивляться, ни плакать, ни бежать. К тому же, при всей моей изобретательности и изворотливости, в обнимку с лавкой далеко не убежишь.

Ехали мы долго, я даже успела прикорнуть, после холодного пола сеней, тёплое одеяло, разложенное в повозке, показалось королевским ложем. Очевидно, спала я очень крепко, потому что открыла глаза только тогда, когда кто-то грубо схватил меня за плечо и выволок на свет божий. Солнечный свет ослепил, я близоруко прищурилась и невольно сладко зевнула, ничего не понимая со сна.

Мы стояли посреди огромного двора, я увидела высокую белую стену, и шапочки башенок на ней. Вокруг толпились стражи, разряженные, даже не смотря на невыносимую жару, в чёрные плащи с эмблемой из черепа и скрещённых мечей. Они рассматривали меня, как неведомую зверюшку и хищно скалили зубы. Авдея нигде не было, за руку меня держал невысокий коренастый стражник с большим фиолетовым синяком под глазом. Я окончательно проснулась и начала вертеть головой, рассматривая окружающую обстановку.

Справа высился двухэтажный дом с белоснежными стенами и гладкими изящными колоннами с лепниной. Высокая лестница с полусотней ступенек вела к парадному входу, рядом с которым дежурили стражи. Слева стояли клетки, у меня по спине пробежал холодок, а в желудке неприятно кольнуло. В них сидели люди, измождённые, грязные, худые, в лохмотьях вместо одежды. Маленькая оборванная девочка прислонилась к толстым металлическим прутьям и с интересом и недетской жестокостью в глазах следила за мной. Меня передёрнуло: неужели и я буду сидеть рядом с этими несчастными и с затаённой радостной злобой рассматривать вновь прибывших?

– Говорят ты ведьма? – вдруг сказал мой охранник, сиплым прокуренным голосом, я покосилась на мужика с неприкрытым превосходством:

– Развяжи руки, и я сейчас же ваш притон взорву!

Тот охнул и отвесил мне такой подзатыльник, что я отлетела на две сажени и уткнулась носом в пыльную землю. В голове зазвенело ещё сильнее. Нет, положительно, ещё один удар и на всю жизнь останусь дурочкой. Стражи загоготали, я неловко, стараясь сохранить равновесие и не рухнуть обратно, поднялась на ноги.

– Что ты делаешь, халдей! – вдруг услышала я испуганный крик Авдея.

Он выскочил из-за угла дома, как черт из табакерки, кинулся ко мне и начал безуспешно отчищать мои грязные порты и вывернутую наизнанку рубаху. От его неуёмной заботы меня шатало, особо он не нежничал, отряхал, оставляя на всем теле синяки. Но когда он плюнул себе на рукав и попытался оттереть моё чумазое лицо, меня перекосило от отвращения, и я отступила от него на шаг.

– Где же твоя ведьма? – услышала я и уже без всякого интереса повернулась на звук голоса. К нам шёл высокий полный улыбающийся мужчина, разряженный в белый саван, делающий его похожим на приходского священника. Чёрная аккуратно подстриженная борода, седые волосы зачёсаны назад, пухлые лоснящиеся щеки, он мог бы казаться добродушным весельчаком, если бы не пугающий взгляд чёрных глубоко посажёных глаз. Рядом с ним, подобно ручной собачке, семенил крохотный человечек с пером и свитком в руках и записывал каждое произнесённое толстяком слово. Я присвистнула про себя, если бы за мной писали, знатный бы «Словарь глупостей Асии Вехровой получился».

– Александр Митрофанович! – залебезил Авдотий. – Вот она.

Он осторожно подтолкнул меня в спину, я непроизвольно сделал шаг вперёд и уставилась на толстяка. Граф так напоминал плюшевого мишку, что не вызвал у меня никакого страха.

– Она? – усомнился он.

Авдотий сглотнул и быстро закивал:

– Она, она.

– Худая, грязная оборванка и есть твоя ведьма?

– Она дом обещала взорвать, если мы ей руки развяжем, – вдруг подал голос стражник с синяком. Я бросила на него уничтожающий взгляд, предатель.

– Развяжите ей руки! – кивнул Граф.

Меня немедленно освободили от пут, я начала быстро растирать пораненные запястья, с ужасом гадая, как скоро заживут рубцы от верёвок.

– Ну, давай, – опять кивнул Александр.

Я недоуменно воззрилась на него: он чего действительно хочет, чтобы я его дом взорвала?

– Она словенский понимает? – вдруг спросил он у Авдотия.

– Вчера болтала, – пожал тот плечами.

Я тяжело вздохнула: сами напросились. Громко хлопнула в ладоши, от этого звука все вздрогнули, а охранники непроизвольно отступили на шаг. Над нашими головами загорелся энергетический шар.

– Уже лучше, – кивнул Граф. – А что ещё можешь?

Я снова вздохнула и взмахом руки отправила его в кирпичную стену ограждения дома. Раздался жуткий взрыв, нас накрыло пыльной волной, сверху посыпались каменные осколки, я на всякий случай прикрыла голову руками и присела. Туман рассеялся, стражники осторожно приподнялись с пыльной земли, Авдей лежал без сознания, поверженный кирпичом. Граф стоял на том же месте и радостно хохотал, его лицо было чёрное от сажи, белый саван стал грязно-серого цвета.

– Дайте этому идиоту 100 золотых, – смеялся он, тыча пальцем в валяющегося в пыли Авдея, – а девку под стражу, продадим завтра какому-нибудь барану, пусть потом сам пеняет, что боевого мага себе захотел!

Ночь я провела в доме в крохотном чулане со связанными руками и ногами, а заодно заткнутым кляпом ртом. Случилось это так: после моей демонстрации силы, меня притащили в помпезно и безвкусно отделанный особняк, закрыли в маленькой душной комнатке с огромной кроватью и заколоченными окнами, а местный ведьмак наложил печать на дверь, дабы я не смогла сбежать ночью. Мне разрешили умыться и даже нарядили в короткое чёрное платьице, едва прикрывающее срамоту, на ноги одели открытые сандалики из мягкой кожи, больше всего похожей на человеческую.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю