Текст книги "Тайна старинного парка"

Автор книги: Марина Елькина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА III
Петергоф

– Вот это да! – не смог сдержать восторженного выкрика Львенок, когда группе открылись фонтаны Большого каскада. – Гляди, Костян, как здорово!

Костя молчал. Он не умел так бурно выражать свою радость. Ему казалось, что словами нельзя передать чувства. Если передаешь их словами, сразу утрачивается что-то важное и неуловимое.

Еще никогда в жизни Костя не видел ничего более красивого, чем Петергоф. Он не мог отвести взгляда от водных брызг фонтанов, от длинного строгого канала, от сверкающих позолотой статуй. Сегодня он уже нисколько не жалел о том, что поехал по путевке в Петербург.

Сзади величественно возвышалась парадная резиденция Петра Первого, и экскурсовод рассказывал, что строительство этого дворца началось еще при Петре, а заканчивалось при Екатерине. Но Костя не смотрел на дворец. Парадная резиденция по сравнению с великолепным парком казалась обыкновенной.

Кто-то из ребят поинтересовался, будет ли экскурсия во дворец, и экскурсовод ответил, что посещение петергофских дворцов в программу не входит.

Потом экскурсовод подвел ребят поближе к Большому каскаду и долго объяснял значение позолоченных статуй.

– Первые фигуры, отлитые еще при Петре Первом, были из свинца. Непрочный, мягкий свинец со временем давал трещины, статуи начинали кривиться, терять форму. В начале девятнадцатого века свинцовые статуи были заменены золочеными бронзовыми…

Монотонный голос экскурсовода совсем не вязался с красками и праздничностью, с буйной зеленью парков и переливами воды.

– Пойдем, – дернул Костю за рукав Львенок. – А то опять отстанем.

Экскурсовод шагал вперед быстрым, широким шагом, нимало не заботясь, успевают ли за ним ребята. Костя и Львенок догнали группу, когда шел рассказ о самотечном водоводе.

– Водовод не имеет аналогов в мире. Вода поступает в фонтаны из речек, стекающих в низину, где расположен парк, проходит по сложной системе труб и вливается в Финский залив Балтийского моря. Таким образом, вода никогда не используется дважды. А это – фонтан «Шахматная гора».

По разрисованному на большие клетки склону стекали струи воды и делали огромную шахматную доску какой-то призрачной, необычной, таинственной. Костя снова застыл на месте. Он вообще любил шахматные рисунки. Ему нравилось строгое соединение двух цветов. А здесь клетки были гигантскими и, несмотря на свой размер, не мрачными, а веселыми.

Экскурсия продолжалась в невероятном темпе. Львенок сказал Косте:

– С экскурсоводом нам не повезло. Торопится, бежит, ничего толком посмотреть не успеваем.

Костя кивнул, хотя сейчас он готов был простить все на свете – и быстроту, и скучные рассказы, и невнятную дикцию. Все это не имело никакого значения, потому что был Петергоф, не нуждавшийся ни в чьих рассказах.

– Мы подходим к фонтану «Шутиха». Почему он так называется, вы поймете сразу. Достаточно только пройти по булыжнику вдоль скамейки.

Несколько мальчишек, и в их числе Львенок, ринулись к скамейке, не дослушав экскурсовода. Двое из них пробежали без всяких происшествий и недоуменно оглядывались. Зато всех остальных весело поливали струи воды, обрушившиеся на головы мальчишек неизвестно откуда.

У «Шутихи» группа провела не меньше получаса. Всем хотелось испытать этот чудо-фонтан и понять, как же он все-таки действует. Кто-то предполагал, что нужно наступить на определенный булыжник, кто-то говорил, что нужно бежать, кто-то возражал, что нужно спокойно идти.

Ребята проверяли одно предположение за другим, но логики в действиях фонтана не было никакой. Он обдавал людей водой в любой момент, когда вздумается. Словно в насмешку над тем, что кто-то пытается разгадать его загадку.

– Как он действует? – наперебой спрашивали ребята у экскурсовода.

– Маленькая тайна Петергофа, – лукаво улыбался тот.

– Он знает, – прошептал Львенок Косте. – Он знает эту тайну и не хочет нам говорить!

– Наверное, не имеет права.

– Не выдумывай! Просто такой вредный экскурсовод достался!

– Пойдемте дальше. Время экскурсии ограничено.

И экскурсовод еще быстрее побежал вперед, иногда останавливаясь и давая ребятам краткие пояснения.

– Фонтан «Пирамида», построенный по версальскому образцу… Большой канал… Дворец «Монплезир» – любимый дворец Петра Первого… Финский залив. Очень жаль, что сегодня туман. В ясную солнечную погоду отсюда открывается вид на Петербург и Кронштадт. Наша экскурсия подошла к концу. У вас есть еще сорок минут для самостоятельного осмотра парка и фотографирования. Встречаемся у выхода. Надеюсь, никто не заблудится. Весь парк очень симметричен. Выходите на Большой канал и идите вдоль него до каскада. Потом подниметесь по лестнице и увидите выход из парка. Всего хорошего. До встречи через сорок минут.

Фотоаппараты были у многих. У Львенка и у Кости тоже был фотоаппарат. Один на двоих. Точнее, он принадлежал Косте, но пленку было решено поделить по-братски – половину щелкает Костя, половину – Львенок.

У Иры и Зины тоже были фотоаппараты. Мальчишки предложили им сфотографироваться у Финского залива, но девчонки лишь пожали плечами.

– Сказано же – сегодня туман. Самого залива толком не видно. Мы пойдем на Большой каскад. Туда, где золотые скульптуры.

И девчонки убежали. Не понять им, что Финский залив – это настоящее море, пусть оно и тонет сегодня в тумане. А какой мальчишка не мечтает о морских путешествиях?

Львенок проворчал вдогонку девчонкам:

– Как сороки! Блестит, значит, красиво! Туман им мешает. Финский залив и в тумане Финский залив.

– Скульптуры и фонтаны тоже красивые, – вступился за девчонок Костя.

Костя еще по дороге успел сделать несколько снимков каскадов и красиво подстриженных парковых деревьев. Раньше он такие деревья видел только в книгах и в исторических фильмах про Францию.

– Да я не спорю. Просто говорю, что море интереснее.

– Снимки вряд ли получатся. Залив будет сплошным серым фоном.

– Попробуем.

Мальчишки сделали пару кадров, и Львенок радовался, что слева в кадр вошел мыс, от которого отходил туристский теплоход. Ну и зрение у Львенка! Костя теплохода не видел и мыс различал еле-еле. На то, что этот мыс выйдет на фотографии, надежды не было никакой, ведь удаленные объекты на снимках вообще редко получаются. Но Костя не стал расстраивать друга.

– Сколько времени?

– Еще двадцать пять минут осталось.

– Давай двигать к выходу. Парк большой, пока еще выберемся, – Костя всегда очень точно распределял время.

– Съедим по мороженому? – предложил Львенок, когда они выбрались на тихую безлюдную аллею.

В это время мимо них как раз проносился оригинальный фургончик, напоминавший трехколесный велосипед. На этих фургончиках по всему парку молодые люди в форменной одежде развозили мороженое. Фургончик притормозил рядом с ребятами, и мальчишки взяли два вафельных стаканчика.

– Садись, не на ходу же есть, – сказал Костя и повесил на спинку скамейки свой фотоаппарат.

– Сам же говорил, что выбираться еще долго.

Костя посмотрел на часы и решил:

– Успеем. Пойдем чуть-чуть побыстрее. Не переживай, автобус без нас не уйдет.

– Ну да! – возразил Львенок. – Вчера на экскурсию не попали, кто-нибудь вспомнил о нас?

– То экскурсия по городу, а эта – далекая. Видно же, что не все места в автобусе заняты.

– Под твою ответственность, – предупредил Львенок и плюхнулся на скамейку. – Ух, как ноги гудят! Огромный парк какой!

Костя ничего не ответил. Он вообще был человеком молчаливым, а когда получал новые впечатления, да еще в таком количестве, как сегодня, разговорить его было почти невозможно. Он обдумывал, запоминал, сравнивал, представлял себе систему самотечного водовода.

– Смотри! – Львенок толкнул Костю в бок и выпучил глаза.

Костя огляделся. Ничего примечательного. Напротив – Большой канал, вдалеке – дворец, аллея пустая, даже мороженщика уже и след простыл.

Но Львенок смотрел куда-то направо, в гущу деревьев.

– Медведь там, что ли? – с досадой спросил Костя, так ничего и не разглядев.

– Какой медведь? Сосед!

Костя ничего не понял. Как какой-то сосед из московского дома мог очутиться в Петергофе? У Львенка что, галлюцинации?

– Сосед?

– Да! Вчерашний! Из тридцать третьего номера!

Ах, вот оно что! Костя наконец заметил темную рубашку, мелькнувшую меж ветвей, пригляделся и узнал вчерашнего нервного мужчину из гостиницы.

– Ну и что? – спросил он у Львенка.

– Что он здесь делает?

– Гуляет. Тоже на экскурсию приехал. Нельзя, что ли?

– А зачем он гуляет вдалеке от фонтанов? Какая же это экскурсия?

– А ты зачем сидишь на скамейке вдали от фонтанов? Устал человек, захотел присесть, отдохнуть.

– Да не хочет он отдыхать! Бродит между деревьями!

– Пусть бродит. Свежим воздухом дышит. Вставай! Нам уже надо торопиться. Через десять минут сбор.

Костя поднялся и зашагал вдоль Большого канала. Львенок пошел за ним, но еще долго оглядывался, с подозрением наблюдая за действиями соседа. Мужчина их не заметил. Он продолжал ходить от дерева к дереву, внимательно осматривал толстые стволы, ковырял носком ботинка дерн, а потом тщательно его утаптывал.

– Может, он сумасшедший? – спросил Львенок.

Костя пожал плечами:

– Тебе-то какая разница? Смотри лучше под ноги, а то грохнешься, сломаешь себе что-нибудь, тащи тебя потом до автобуса.

Ребята вернулись в гостиницу. Евгения Кирилловна объявила программу на завтра:

– Теплоходная экскурсия в Шлиссельбург, крепость Орешек.

– Класс! – восхитился Львенок. – На теплоходе! В настоящую крепость! Вот где можно сделать отличные фотографии!

И тут Костя вспомнил о фотоаппарате. Он оставил его в Петергофе, на спинке скамейки. Косте захотелось заплакать от обиды. Жалко было фотоаппарат, жалко было пленку со снимками Петергофа, а самое главное, почти не было надежды вернуть пропажу.

– Оставил фотоаппарат? – завопил Львенок. – Где? На скамейке? Как же ты так? Никакой памяти нет!

– А у тебя есть? – огрызнулся Костя. – Если такой умный, мог бы раньше о фотоаппарате вспомнить!

– Я за фотоаппарат не отвечал! Если бы он был в моих руках, то, будь уверен, я бы привез его обратно!

– Это ты виноват! Увидел соседа, глаза вытаращил и меня отвлек!

Львенок хотел было возразить, но у Кости был такой жалкий вид, что возражать не стоило. В конце концов, какая разница, кто виноват? Оба виноваты. Лучше подумать, как вернуть фотоаппарат.

– Как его вернешь? – отмахнулся Костя.

– Ну, есть же там какое-нибудь бюро находок!

– А ты бы сдал в бюро находок отличный новенький фотоаппарат, если бы нашел его на скамейке?

– Я? – Львенок задумался и ответил честно: – Наверное, нет. – Потом еще подумал и добавил: – А может, и сдал бы. Потому что тот, кто потерял, будет очень расстраиваться. Вот как мы сейчас. Ну, чего ты молчишь? Давай завтра поедем в Петергоф и поищем.

– Завтра?

– Ну да. Надо только узнать, как туда добраться на транспорте. Наверное, до Петергофа автобусы ходят или электричка.

– Нас не отпустят. Завтра экскурсия на теплоходе.

– Ну и что? Придется пропустить. Евгения Кирилловна говорила же, что все экскурсии по желанию. Скажем, что у нас нет желания осматривать Шлиссельбург.

Львенок предложил пожертвовать экскурсией в крепость, и Костя понимал, чего ему это стоило.

– У кого же мы узнаем, как добраться до Петергофа? – спросил он.

– Пойдем к Евгении Кирилловне. Все равно на завтра отпрашиваться надо.

Евгения Кирилловна восприняла отказ от экскурсии как что-то само собой разумеющееся:

– Молодцы, что предупредили.

– Мы не потому, что нам неинтересно… – начал оправдываться Костя, хотя его оправданий никто не ждал. – Мы сегодня в Петергофе фотоаппарат забыли.

– Забыли? – оживилась Евгения Кирилловна. – Эх вы! Надеетесь, что он до завтра будет вас ждать на том же месте? Его уже кто-нибудь нашел.

– Мы сидели на скамейке в дальней аллее, – ответил Львенок. – Там очень мало народу. Никого нет. Разве что мороженщики туда-сюда ездят, но они, скорее всего, фотоаппарат не заметят.

– Или в бюро находок сдадут, – добавил Костя. – Только мы не знаем, на чем до Петергофа доехать.

– На электричке. Сорок минут. Я сейчас объясню вам дорогу. Только, ради бога, не потеряйтесь и до позднего вечера в парке не пропадайте.

– Нет, что вы! Поищем фотоаппарат и вернемся! – заверил Львенок.

В холле включили телевизор, и Львенок отправился смотреть какой-то боевик. Костя вернулся в комнату. Хотелось побыть одному.

Он привык дома к одиночеству и теперь тяготился шумной ребячьей компанией и общими увеселениями. Увлечение микроскопом в последнее время отдалило от него всех друзей. Летом даже Львенок очень редко заглядывал к нему в гости. У Львенка были другие дела: утром он удил рыбу на прудах вместе с ребятами из соседнего дома, потом валялся на пляже, а вечерами торчал у компьютера, без конца играя в «стрелялки». Косте же, кроме микроскопа и специальных книг по биологии, не нужно было ничего на свете.

Сейчас он сидел в пустом гостиничном номере и размышлял. Наверное, он какой-то не такой, как все. Почему ему не нравится удить рыбу на прудах? Почему он не любит загорать? Почему у него кружится голова от трехмерных компьютерных игр? Наверное, это плохо. Наверное, он кажется другим очень скучным. И Ире тоже.

Подумав об Ире, Костя вздохнул. Не получается так, как он себе представлял. Вот сегодня она весь день была рядом, а перекинулись только парой ничего не значащих фраз. Какие уж тут совместные прогулки и долгие беседы!

Ира и Зинка уже подружились с девчонками из группы, болтают о чем-то своем, смеются. Зачем Ире Костя? О чем с ним говорить?

Вот и в Шлиссельбург они с Львенком завтра не попадут. А там, наверное, так же интересно, как в Петергофе. Костя представил себе старинную серую крепость на холме с башенками и узкими окошками. Может, Шлиссельбург совсем не такой. Когда он еще туда поедет? Когда станет взрослым?

Мысли становились все мрачнее и мрачнее. Это все из-за забытого фотоаппарата. Испортился такой хороший день.

Костя встал и пошел в холл. Смотреть боевик с середины было бессмысленно. Он не понимал, кто в кого стреляет и зачем, да и не пытался понять. Просто хотел разогнать плохое настроение.

Посидев у телевизора минут пятнадцать, Костя снова вздохнул и поплелся в комнату. От громкого звука телевизора разболелась голова.

В коридоре он столкнулся с Ирой.

– Как дела? – весело поинтересовалась она.

– Мы со Львенком завтра не поедем на экскурсию, – сказал Костя.

– Почему? – удивилась Ира.

– Фотоаппарат в Петергофе забыли, придется съездить.

– Ну, растеряхи! – протянула Ира.

Костя почему-то разозлился и резко ответил:

– Что мы в том Шлиссельбурге не видели? И вообще, зря сюда приехали!

Ира удивленно посмотрела на него, помолчала и улыбнулась:

– Не расстраивайся. Найдется фотоаппарат.

Костя кивнул. Вот тебе и длинная беседа! Вот и поговорили. Почему он разозлился и наболтал всякой чепухи?

В тридцать третью комнату вернулся сосед. Он наклонился к замочной скважине, повернул ключ и быстро нырнул в номер. Вот кто во всем виноват! Не встретили бы они его в Петергофе, не оставили бы фотоаппарат, поехали бы завтра в Шлиссельбург, и Костя совсем не так поговорил бы с Ирой.

ГЛАВА IV
Снова сосед

Костя никак не мог уснуть. Львенок уже давно посапывал, свернувшись калачиком, а Костя ворочался с боку на бок из-за грустных мыслей.

Потом он повернулся на спину, открыл глаза и стал смотреть на потолок, по которому иногда пробегали полоски света от проезжавших по проспекту машин. За стенкой, в тридцать третьем номере, тоже не спали. Там монотонно гудели два мужских голоса.

Слов Костя не разбирал, да и разбирать не хотел. Что ему за дело до чужих разговоров? Просто голоса сливались с бессонной ночью и казались чем-то неотъемлемым от посапывания Львенка и от бликов света на потолке.

Костя даже загадал – если он уснет раньше, чем умолкнут голоса за стеной, то фотоаппарат завтра обязательно найдется. Сон не шел, но и голоса в соседней комнате гудели тихо и равномерно. Без пауз и громких возгласов. Сначала говорил один, потом другой. Даже тембры голосов были похожи. Только у одного слышалось чуть больше металла, а другой говорил мягко и даже вкрадчиво…

– Вставай! – Костю тряс за плечо Львенок. – Наши уже на экскурсию уехали, а мы все дрыхнем!

Костя открыл глаза, и первое, о чем он подумал, было радостное сознание того, что он все-таки заснул раньше окончания соседского разговора. Странное дело! Костя, не придававший никогда значения приметам, сегодня был убежден, что фотоаппарат найдется. И даже более того – в душе поселилось неясное ожидание чего-то необычного, загадочного, странного.

– Нам надо было хотя бы до столовки вместе с группой доехать! – ворчал в это время Львенок. – Где завтракать будем?

– По дороге купим твой любимый хот-дог, – беззаботно отозвался Костя, натягивая джинсы.

– Я не завтракаю хот-догами!

– Значит, купишь булочку и стакан чая.

– Не понимаю твоего оптимизма! Может, мы зря едем!

– А может, не зря. Чего ты разворчался?

– Вчера ты думал по-другому.

– За ночь что-то изменилось.

– Изменилось? – удивился Львенок. – Что?

– Сам не знаю. Давай, поторапливайся.

Львенок так и ворчал всю дорогу до Петергофа. Сегодня ему не нравилось все на свете: булка невкусная, чай холодный, метро не московское, электричка гремит, окно не открывается. Костя воспринимал его недовольство с невероятной терпимостью. Вчера бы он уже сто раз нахамил другу, а сегодня ничто не могло разрушить его приподнятого настроения.

Вагон был полупустой. Вперед сидели только старушка с маленькой внучкой и молодой матрос в белой форменке.

Электричка уже приближалась к Петергофу, когда через вагон стремительно прошел сухощавый человек в темной рубашке. Костя в это время смотрел в окно и не обратил на человека никакого внимания.

– Наш сосед тоже фотоаппарат забыл? – усмехнулся Львенок.

Костя быстро обернулся и проводил глазами темную рубашку мужчины. С первого дня все их действия по какой-то забавной случайности совпадают с действиями соседа.

Костина мама уже испугалась бы и сказала бы, что это неспроста. Она увлекалась мистикой, астрологией, гаданиями и безоговорочно верила во все приметы. Примет было много. Так много, что иногда они просто противоречили одна другой. Но мама в этом море примет не терялась никогда.

Ребята, приходившие к Косте, часто разувались кое-как и бросали ботинки носками врозь. Мама аккуратно ставила каждую пару как положено, но вовсе не из-за того, что страстно любила порядок, а для того, чтобы ни у кого из ребят «не пошла жизнь наперекосяк». Мама свято верила в черную кошку, в пустое ведро и в число тринадцать и так искренне расстраивалась, ожидая неприятностей, что это ожидание само становилось неприятностью, даже если ничего плохого в тот день не происходило.

Костя всегда посмеивался над мамиными суевериями, а иногда разыгрывал ее, рассказывая о каких-нибудь новых, совершенно невероятных приметах. Маму очень легко было ввести в заблуждение. Делал это Костя не со зла и сразу же весело объявлял о своей выдумке. Мама смеялась вместе с ним, а он советовал ей не покупать новые сборники примет и гаданий, потому что ни один сборник не содержал столько примет, сколько знала его мама.

Интересно, а если несколько дней подряд то и дело сталкиваться с одним и тем же незнакомым человеком, что тогда? Плохая это примета или хорошая? Надо не забыть спросить об этом у мамы после поездки. Впрочем, до возвращения еще далеко. Костя и сам успеет проследить, к чему приведут эти каждодневные встречи с соседом из тридцать третьего номера.

– Ты выходишь или едешь дальше? – поинтересовался Львенок, выводя Костю из глубоких раздумий о приметах. – Приехали!

Сосед шел по платформе чуть впереди ребят.

– Давай не будем его обгонять, – предложил Львенок.

– Почему?

– Да ну его! Скажет еще, что мы за ним следим!

– Очень надо!

– Вот именно. Поэтому лучше пойдем помедленнее. И вообще, чего ему здесь каждый день нужно?

– Мало ли. Может, специально человек приехал из-за Петергофа.

– Если специально, мог бы поселиться где-нибудь поближе, а не ездить каждый день из Петербурга.

– Слушай, чего ты сегодня такой злой, Львенок?

Львенок сердито помолчал, а потом ответил:

– Придется потерпеть. Вчера ты был злой, и я терпел, а сегодня у меня настроение отвратительное.

Костя улыбнулся.

– А тут еще этот тип! – добавил Львенок.

– Он тебе настроение портит?

– Не то слово! Как увижу его, так сразу вспоминаю его крик тогда.

– Когда мы к нему в номер ворвались?

– Ага.

– Ну, так в этом мы сами виноваты. Он-то тут при чем?

– Всякое бывает. Могут люди номером ошибиться. Зачем же орать на весь этаж?

– Злопамятный ты, Львенок.

– Да не беги ты! Не видишь, уже почти что его догнали. Сейчас опять разорется.

– Не переживай, он нас не замечает.

– Послушай, куда он идет?

– Не знаю. В музей, наверное.

– В какой музей? Он в ту же аллею сворачивает, где мы вчера были.

– Ну и что? И мы свернем. Там наша скамейка.

Ребята свернули.

– А он где? – недоуменно спросил Львенок.

Соседа в аллее не было.

– Вот дает! Шапка-невидимка у него, что ли?

Но Косте было уже не до соседа, он торопился ко вчерашней скамейке.

Скамейка была пуста. Никакого фотоаппарата на ее спинке не было. Костино настроение тут же испортилось. Он почему-то думал, что фотоаппарат по-прежнему висит на спинке скамейки.

– Нету, – растерянно сказал Костя.

– Надо искать комнату находок.

– Где?

– Сейчас узнаем.

Мимо неторопливо проезжал мороженщик на своем фургончике-велосипеде.

– Извините! – побежал к нему Львенок. – А где у вас тут комната находок?

Мороженщик остановился:

– Что-то потеряли?

– Да. Фотоаппарат вчера забыли. Вот на этой скамейке.

– Вам надо к Леониду Матвеевичу. У него все находки.

– А кто это?

– Это… – мороженщик улыбнулся. – Петергофский домовой.

– Кто?! – в один голос спросили мальчишки.

– Мы его так называем. Старичок один. Сторожем сейчас работает.

– А где его найти?

– Пройдете вон туда, до указателя, а там по диагонали. Увидите небольшой домик, свернете направо и спросите.

Фургончик-велосипед покатился дальше.

– Пошли искать домового, – сказал Львенок.

– Как-то путано он нам дорогу объяснил, – покачал головой Костя. – Может, еще у кого-нибудь спросим?

– Что ж тут непонятного? Туда, до указателя. Пошли.

До указателя ребята дошли довольно быстро.

– Ну, вот! – обрадовался Львенок. – Теперь по диагонали до небольшого домика.

– По диагонали – это туда или сюда? – Костя указал на две асфальтированные дорожки.

Строго по диагонали не вела ни одна из них. Одна чуть влево, другая – чуть вправо. Небольшого домика в обозримом пространстве не было.

– Не знаю, – растерялся Львенок. – Давай направо.

– А может, налево?

– О чем спорите, молодые люди?

Мальчишки даже вздрогнули от неожиданного оклика за спиной. Они не слышали приближающихся шагов.

– Я могу быть вам полезным? – продолжал высокий старик с небольшой седой бородкой.

– Мы ищем Леонида Матвеевича.

– Стало быть, это я.

Костя и Львенок переглянулись. Вправду, что ли, домовой? Возник неизвестно откуда.

– Вы за фотоаппаратом? – не дождавшись от них ответа, спросил старик.

Костя удивленно кивнул. Ну, точно домовой! Все наперед знает! Разве так бывает?

– Чего вы удивляетесь? – спросил старик. – Ничего удивительного тут нет. Вчера в парке оставили один фотоаппарат. Больше никаких находок не было. Раз вы искали меня, значит, пришли за фотоаппаратом. Так?

– Так, – Львенок наконец обрел дар речи. – Мы его на скамейке забыли.

– Пойдемте.

Костя был безмерно счастлив. Фотоаппарат нашелся.

– А вы откуда? – поинтересовался Леонид Матвеевич.

– Из Москвы. По туристической путевке.

– Я так и понял, что туристы, – кивнул Леонид Матвеевич. – Туристы такой народ – теряют все на свете. Как вас зовут?

– Меня – Костя. А это – Львенок.

– Львенок? – изумился старик. – Прозвище такое?

– Нет, – насупился Львенок. – Имя такое – Лев.

– Ах, Лев! Прошу прощения, если обидел. Впрочем, Львенок лучше, чем Лев. Необычно. Ну, вот и познакомились. Вы, наверное, с самого утра ничего не ели? У меня есть пара бутербродов. Сейчас подогрею чай. Как вам Петергоф?

– Очень красиво, – ответил Костя. – Только экскурсовод наш про все торопливо рассказывал. Наверное, мы многое не услышали.

– Такое бывает, – согласился Леонид Матвеевич. – Может, тряхнуть стариной да поработать для вас экскурсоводом?

– А вы были экскурсоводом?

– Не совсем. Но экскурсии проводить иногда приходилось. Давайте-ка я вам расскажу что-нибудь интересное. Я ведь с Петергофом всю жизнь. Это еще вопрос, кто друг друга лучше знает, я – Петергоф или Петергоф – меня. Заодно дойдем до той аллейки, где вы вчера фотоаппарат оставили. Покажете мне скамейку. Чтобы, значит, убедиться.

– Что мы не врем? – нахохлился Львенок. – Не верите, что наш фотоаппарат?

– Ну-ну, какой обидчивый. Верить-то я верю, да работа такая. Вдруг я вам вещь отдам, а через полчаса еще какие-нибудь хозяева явятся?

– Никто к вам не явится, – заверил Львенок.

– Это хорошо. Но формальности лучше соблюсти.

– Пойдемте, – сказал Костя.

Он очень не хотел, чтобы Львенок и Леонид Матвеевич поссорились. Ему понравился старик. Да и что тут такого? Тяжело показать скамейку, что ли?

– Тогда пойдемте сразу в аллею, – не соглашался на перемирие Львенок. – Не надо нам экскурсии.

Леонид Матвеевич улыбнулся и ответил:

– Как хотите.

Все трое молча двинулись к аллее. Косте было почему-то неудобно за Львенка перед Леонидом Матвеевичем. Наверное, следовало как-нибудь начать разговор, но Костя не знал, как и о чем.

– Вот эта скамейка, – с вызовом объявил Львенок.

– Чудесно, – кивнул Леонид Матвеевич. – Именно здесь я вчера нашел ваш фотоаппарат. Кстати, кто-то еще что-то потерял.

Леонид Матвеевич показал в глубину парка. Мальчишки повернулись и замерли в недоумении. Между деревьями ходил сосед из тридцать третьего номера. Он не отрывал взгляда от земли, будто что-то искал.

– Спросите! – забыв о своей обиде, воскликнул Львенок. – Спросите у него, пожалуйста, что он здесь ищет?

Леонид Матвеевич ничего не понял, пожал плечами, но послушно пошел в сторону деревьев.

– Вы что-то потеряли? – участливо осведомился он у соседа.

Сосед вздрогнул от неожиданности, нахмурился и довольно резко ответил:

– Ничего я не потерял.

– Может, я помогу вам. Я работаю в комнате находок.

– Спасибо, я ничего не терял, – сердито повторил сосед. – Оставьте меня в покое.

– Как будет угодно, – сказал Леонид Матвеевич и отошел.

Сосед раздраженно посмотрел ему вслед, нервно поправил ворот рубашки и пошел прочь.

– Мы его спугнули, – решил Львенок.

– С чего ты взял?

– Он сразу ушел. А ведь точно что-то искал.

– Может, какую-нибудь пуговицу или значок, – улыбнулся Леонид Матвеевич. – Из-за таких мелочей в комнату находок обращаться не станешь, а они могут быть очень дороги владельцу.

– Нет, – решительно отверг такое предположение Львенок. – Он и вчера что-то искал в этой же аллее. Дерн ковырял.

– Возможно, это какой-нибудь научный сотрудник. Или из ботанического сада. Изучает строение почвы, растительность. У нас ведь необычная растительность. В нашей оранжерее много экзотических деревьев и цветов. Это в северном-то климате! Еще царь Петр оранжерею велел построить, чтобы диковинками гостей удивлять.

– Не похож он на ботаника, – помотал головой Львенок. – И на ученого не похож. Любой ученый вежливо объяснил бы, что он ищет. В этом ведь нет ничего таинственного. А он тайны вокруг себя напускает, отмалчивается, сразу уходит.

– Тогда есть еще один вариант, – сказал Леонид Матвеевич. – Этот человек может быть из породы кладоискателей.

– Ну да? – изумились мальчишки. – Разве в парке зарыты клады?

– Парк старинный. Кто знает, что хранит его земля. Впрочем, такие кладоискатели в глубь веков не погружаются. Вряд ли он надеется найти сундучок с золотыми монетами петровских времен. Все гораздо проще – во время Великой Отечественной Петергоф был оккупирован фашистами. Любители, наверное, до сих пор могут обнаружить снарядные осколки, гильзы, заряды тех лет. Мне приходилось сталкиваться с такого рода кладоискателями. Не скажу, что это очень приятные люди.

– Как наш сосед, – кивнул Львенок. – Его приятным никак не назовешь.

– Ковыряя дерн носком ботинка, много ли найдешь? – усмехнулся Костя. – Все эти рассказы о кладоискателях звучали как-то неправдоподобно.

– Э-э! Молодой человек! Костя! Вы, кажется, не верите моим словам? Зря! Я ведь все это получше других знаю.

– Вы? – удивился Костя.

Леонид Матвеевич был, конечно, старик, но Костин дедушка, например, войну не помнил, он был тогда совсем маленьким мальчиком.

Леонид Матвеевич не обратил внимания на недоверчивое восклицание Кости.

– Подобные находки теперь редки. Сами понимаете, здесь каждый год все перекапывается. Много лет после войны прошло. Все осколки и снаряды давно вытащили. Но, может, человек надеется какой-нибудь заброшенный, заросший немецкий блиндаж найти. В этой стороне парка таких блиндажей после войны много было. Вот тогда саперы трудились! День и ночь! Все мины да снаряды обезвреживали. Я сам после войны поработал кладоискателем.

– Искали патроны? – удивился Костя.

– Нет. Не патроны. Вам, наверное, известно, что при эвакуации музейные экспонаты и скульптуры фонтанов зарывали в землянки. Некоторые экспонаты найти так и не удалось. Фашисты их уничтожили или увезли с собой при отступлении. А оставшиеся тайники искать было нелегко. Карты-то впопыхах составлялись. Какие во время войны затерялись, какие были составлены так бестолково, что ничего не найдешь.

– И вы знаете об этих поисках? – спросил Львенок.

Леонид Матвеевич хитро улыбнулся:

– Экскурсия все-таки состоится. Не совсем такая, как обычно, но, я думаю, вам она будет интересна. Давайте я расскажу вам все по порядку. И начну с сорок первого года.

ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ЛЕОНИДА МАТВЕЕВИЧА

Мне в те дни было двенадцать. Наши отцы и старшие братья ушли на фронт. Мы тоже рвались в бой, убегали из дома, прыгали в военные эшелоны, прятались под вагонами. Обычно доезжали мы только до первой станции. Там нас обнаруживали и отправляли домой. Кого-то после такого путешествия дома ждала основательная трепка, кому-то запрещали выходить на улицу, общаться с друзьями.

Моя мама была человеком интеллигентным, она работала старшим научным сотрудником в музее Петергофа. Она не умела ругаться. Не умела наказывать меня. Просто однажды, после очередной доставки меня домой, она присела на край моей кровати, вздохнула и очень серьезно спросила:

– Зачем ты уже пятый раз бежишь из дома?

– На фронт, – твердо сказал я. – К отцу.

– Ты же умный мальчик. Ты прекрасно понимаешь, что еще мал для войны.

– Мал?! – подскочил я. – Я уже взрослый!

– Оставь это, – поморщилась мама. – Я не думала, что тебе нужно объяснять очевидные вещи. Ты отнимаешь время у милиции.

Я был крайне удивлен таким обвинением.

– Да-да, отнимаешь время. Милиция доставляет тебя и твоих друзей по домам вместо того, чтобы заниматься более важными делами. По существу, ты не помогаешь фронту, а мешаешь ему.

Я удрученно молча. Не то чтобы я полностью был согласен с мамиными словами, но большая доля правды в них все-таки была.

Мама погладила меня по голове и сказала:

– А ведь ты можешь совсем по-другому помочь фронту.

Я поднял глаза.

– Ты же знаешь, что сейчас идет эвакуация Петергофа. Музейные ценности и скульптуры вывозят эшелонами. Но из наших работников остались только женщины да трое стариков. Нам нужна сейчас любая сила. С каждым днем линия фронта все приближается и приближается. Через несколько дней эшелоны не смогут прорываться в тыл. Ценности окажутся в руках фашистов. Мы просто потеряем их. Понимаешь?

Я кивнул:

– Я буду помогать.

Мама устало улыбнулась:

– Я знала, что ты меня поймешь. А теперь давай-ка спать. На работу очень рано.

В Петергофе меня приняли очень ласково.

– Мужичок! – называли меня сотрудницы.

И я старался. Я помогал, как мог. Осень сорок первого обрушивалась на Петергоф бомбардировками. Грохот взрывов сотрясал вековые парковые деревья. От дворца один за другим отходили грузовики, увозя лучшие вещи из дворцового убранства и тяжелые бронзовые фигуры, уложенные в громадные ящики.

Мы копали среди деревьев и газонов огромные глубокие ямы. В них прятали мраморные скульптуры парка. Скульптуры укладывали в эти ямы, засыпали песком и закрывали деревянными щитами. Потом разравнивали дерн.

Делалось все это очень торопливо. Две женщины – сотрудницы музея составляли план тайников. План был неточный. В описании указывались только зримые ориентиры: здания, фонтаны, павильоны, постаменты от снятых скульптур. Ни отметок на карте, ни точной геодезической съемки. В нашем распоряжении имелся только самый обыкновенный компас.

Статуи были неподъемные. Мы наваливались на них все бригадой, чтобы чуть сдвинуть с места. А ведь еще нужно было не повредить мрамор! Поднимать приходилось самыми примитивным средствами: рычагами, канатами и собственными руками.

Наступил день, когда грузовики уже не смогли подойти к Петергофу: фашисты входили в город. К этому времени мы почти закончили работу, но покидать пустой Петергоф было больно до слез.

Никто и не скрывал этих слез. Плакали, глядя на пустые постаменты, на молчащие фонтаны, на одинокие дворцы.

Многие из сотрудников эвакуировались за Урал. Мы с мамой вернулись в Ленинград. Там был наш дом. Там была больная бабушка. Мы еще надеялись успеть и собирались в эвакуацию, но фашисты сжали кольцо. Мы оказались в блокаде.

Я не хочу рассказывать о тех днях. Не смогу просто. Это было так страшно, что словами не передать. Во время блокады от голода умерли и мама, и бабушка. Меня забрала к себе тетка. Я выдержал блокаду от первого до последнего дня. Меня так и не увезли на Большую землю. Иногда мне кажется, что я выжил только потому, что Петергоф нуждался во мне. Как нуждался? Долгая история. А сегодня я уже притомился. Расскажу в другой раз.