Текст книги "Смерть в белом халате"

Автор книги: Марина Жданова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Силен мужик! – рыжий Алексей посмотрел на часы. – Тебе теперь полтора часа гулять, а нам лучше не опаздывать.

– Может, составите мне компанию? – жалобным голосом попросил Александр.

– Не тру-усь, Сашка, мы за тебя Ильича-а попросим. Он, как-никак, поглавнее Доце-енко будет.

– Ладно, идите на лекцию, а то и вам достанется.

В это время к ограде подошла пожилая цыганка в длинной юбке и цветастом платке. Волосы ее были заплетены в сложную косу, на шее звенело монисто, на пальцах красовались перстни с огромными, явно фальшивыми камнями. Женщина пристально посмотрела на курсантов черными глазами и затянула:

– Позолотите ручку, вьюноши! Всю правду скажу! Жизнь у вас несчастливая, короткая! Смерть болезная, близкая! Я помогу беду отвести!

Рыжий оценивающе посмотрел на старуху и засмеялся.

– Иди себе, бабка! Нашла, кого сказками пугать!

Игорь тоже улыбнулся и поправил на носу очки.

– Леха пра-ав. У меня те-етка по отцовской линии колдуньей была. Так что зна-аем, как народ обманываете.

Цыганка протянула руку через прутья решетки и положила морщинистую ладонь на руку Игорька.

– Легко умерла женщина, да только нет ей житья на том свете. Нерожденный ребенок ее мучает, грызет изнутри!

Игорь вздрогнул, вырвал руку из цепкой хватки цыганки и отшатнулся от забора.

– Иди-и, куда шла. Не-ечего народ пугать!

Ефрейтор подмигнул друзьям, подошел вплотную к прутьям и протянул цыганке пятьдесят копеек.

– Мне скажи, как беду отвести!

Алексей хрюкнул, сдерживая смех, когда пожилая женщина стала разглядывать ладонь Савичева.

– Сглаз это, – уверенно сказала старуха. – Страшная жизнь у тебя будет. Темная. Вижу смерть близкую, но не твою, а вот этих, которые рядом стоят и зубы скалят. Все вижу! Женщины их убьют, а тебя не тронут. Тут уж мне верить можешь. Только кровь живая нужна. Твоя кровь! Будет кровь – будешь жить.

Цыганка наклонилась, плюнула на ладонь парня и накрыла своей рукой.

– Эй! – Савичев отдернул руку и вытер ладонь о штаны. – С ума сошли?

– Вали отсюда! – рыжий со смехом перекрестил воздух. – Нечистая!

Старуха подняла руку, заслоняясь от жеста молодого человека, и прошипела:

– Женщина на драконе будет виновата в твоей смерти. Женщина с сотней медных глаз!

– Тьфу, – плюнул рыжий. – Точно ненормальная. Пойдем, Игорек, а то к Доценко опоздаем.

Молодые люди ушли, а ефрейтор, обиженно посмотрев на цыганку, сказал:

– Что же вы, женщина! Деньги взяли, да еще на ладонь плюнули!

– Зато жить будешь! – старуха в цветастом платке улыбнулась, обнажив кривые зубы. – Обоих друзей своих переживешь. Но запомни, вьюноша, земля крови твоей требует. Будет кровь, останешься жив!

Савичев махнул рукой.

– Идите, куда шли.

Цыганка подняла руку и начертила в воздухе знак.

– Жить будешь!

* * *

Вечером друзья собрались в комнате общежития. Саша разгадывал кроссворд, Игорь, заложив руки за голову и довольно улыбаясь, лежал на койке, Алексей сосредоточенно пересчитывал деньги.

– Ну, как прошла лекция у Доценко? – поинтересовался ефрейтор.

Игорь покосился на Алексея, и, видя, что тот не собирается говорить, ответил:

– Как обы-ычно. Сначала он выгнал Петро-ова с Китаевым, потом ему показалось, будто Сере-ега Ивлиев кому-то записку передает, в о-общем, к концу лекции осталось примерно половина группы.

– А про меня говорил?

– Твоя фамилия не упоминалась, – уклончиво ответил Алексей, не отрываясь от основного занятия. – Двадцать пять, двадцать семь…

– Значит, говорил.

Игорь нахмурился, надул щеки и передразнил.

– Курение недопусти-имо! Вы – будущие офицеры! Приме-ер! Гордость!

– Хватит глупостями заниматься, – прервал рыжий. – Деньги у кого-нибудь есть? Рубля не хватает.

Саша полез в карман висящей на спинке стула форменной рубашки и разочаровано вздохнул.

– Забыл. Я ж последнее цыганке отдал!

– Ну, геро-ой! – засмеялся Игорь. – Что она тебе сказала, когда мы ушли-и?

– Ничего умного. У тебя деньги есть?

Игорь достал из кармана рубашки три рубля и протянул рыжему.

– На все-е возьми. Мы сегодня празднуем.

– Что празднуем? – спросил Савичев

– Твое избавление от сме-ерти, конечно! Выпьем за же-енщину на драконе!

Молодые люди засмеялись. Рыжий ушел, а Саша вернулся к кроссворду.

– «Звериная общага», семь букв.

– Теремо-ок.

– Подходит. – Савичев вписал ответ и прочел следующее определение. – «Одно из зоогеографических царств на суше; охватывает Северную Америку, Европу, Азию и Северную Африку». Восемь букв.

– Арктогее-ея.

– Откуда ты знаешь?

– У И-ивлиева спрашивал. Он все знает. Мы этот кроссворд уже реша-али. Найди другой.

Из открытой форточки донесся визг тормозов. Молодые люди подбежали к окну. С высоты пятого этажа было хорошо видно, что на обочине у ограды училища лежит покореженный красный мотоцикл, рядом с ним, неестественно вывернув руку – мотоциклист в большом шлеме и черной куртке, усеянной клепками.

– Пойдем, посмо-отрим! Он, наверное, в поворот не вписался.

К тому времени, как друзья спустились на первый этаж, у красного мотоцикла собралась небольшая толпа.

– Вызовите скорую! – крикнул высокий широкоплечий человек в военной форме с погонами подполковника. Он сидел на корточках и держал мотоциклиста за руку, пытаясь нащупать пульс.

– Это Доценко! – прошептал Савичев. – Я не пойду!

– Да ла-адно тебе! Не каждый день мотоциклисты в ава-арию попадают! – Игорь потащил Александра за рукав.

Мотоциклист поднял руку, показывая, чтобы с него сняли шлем. Подполковник осторожно расстегнул ремешок под подбородком пострадавшего. Мотоциклистом оказалась девушка. Длинные темные волнистые волосы ее рассыпались по земле. Она застонала и попыталась подняться.

– Не вставайте, – предупредил Доценко, – может, вы себе что-нибудь повредили. Сильно болит?

Девушка покачала головой.

– Где парень?

– Какой парень?

– Рыжий, в футболке. Он выбежал на дорогу, а я не успела затормозить и сбила его! – Девушка всхлипнула и закрыла лицо руками.

– Он здесь! – в пятнадцати метрах от лежащего на обочине мотоцикла у куста сирени стоял полный мужчина с большим пакетом в руках. – Кажется, он умер!

Игорь подбежал первым и в изумлении замер. Голова лежащего на земле рыжего парня был разбита, вокруг собралась небольшая лужица крови. Савичев судорожно вздохнул, узнав друга.

– Леха! Леха! Ты жи-ив?! – почти истерически взвизгнул Игорь.

Алексей застонал.

– Леха! Мы сейчас скорую вызовем! – Молодой человек засуетился. – Ты, главное, не двигайся! Ладно? Сашка! Бегом к телефону!

– Не надо, – одними губами прошептал Алексей. Изо рта его потекла тонкая бордовая струйка.

– Леха! Держи-ись! – всхлипнул Игорь. Глаза его за стеклами очков казались огромными озерами в половодье.

Савичев наклонился и приложил руку к вывернутой шее друга. Пульс был, но Саша видел, как из тела Алексея уходит жизнь. На глаза ефрейтора навернулись слезы, а через несколько секунд, несдерживаемым потоком они потекли по щекам.

* * *

На третий день после похорон, Игорь и Александр приехали на пригородное кладбище. Погост был старым и пустынным. Рассохшиеся кресты похороненных двадцать лет назад людей, укоризненно взирали на живых, осмелившихся потревожить их покой, венки блестели фальшивым золотом, будто подмигивали, а деревья подставляли под ноги длинные узловатые корни. Свежие холмики новых могил пахли мокрой землей. Вороны, не пугаясь незнакомцев, бесстыдно воровали с тарелок конфеты в промокших обертках и печенье. После дождя, кладбище казалось чисто вымытым покойником, приготовленным к последнему путешествию.

С фотографии на небольшом памятнике, весело улыбался коротко стриженый парень. Даже на черно-белой фотографии можно было угадать цвет волос – рыжину выдавали веснушки на носу и щеках.

Игорь положил на могилу друга две белые розы и судорожно вздохнул.

– Ты как? – ефрейтор крепко сжал плечо товарища.

– Норма-ально. Голова болит.

– Сколько ты выпил?

Молодой человек закрыл глаза.

– В общей сложности бутылок пя-ять.

– За три дня?

Саша сглотнул, а Игорь, сняв очки с замотанной изолентой дужкой, еле слышно заметил:

– Те-етка у меня беременной умерла.

– Ты о чем? – по спине Александра пробежал холодок.

– По-омнишь, что цыганка сказала? Му-учается теперь моя тетка на том свете. Ребе-енок нерожденный ее грызет.

Савичев вздрогнул.

– Не смей так говорить! Это неправда!

– Почему-у неправда? Правда. На пятом ме-есяце она была. Уснула однажды и не просну-улась. То ли инсульт, то ли инфаркт во сне произошел. Она даже не заме-етила, как на небе оказалась.

Он посмотрел на могилу с краткой надписью: «Плетнев Алексей Олегович. 11.04.1964 – 28.04.1983» и вытер ладонью глаза.

– Не смей так думать! – огрызнулся ефрейтор. – Выдумки! Ведьма старая из ума выжила, а ты теперь думать будешь! Мало ли что она сказала!

Игорь опустился на колени перед могилой и, не оборачиваясь, устало спросил у ефрейтора:

– А же-енщина на драконе, скажешь непра-авда?

– Какая женщина?! Какой дракон?! – Саша пытался поднять друга на ноги, но тот был слишком тяжелым для худого и низкорослого Савичева. – Это совпадение!

– Значит, – еле шевеля губами, сказал Игорь, – ты то-оже все понял.

Александр толкнул молодого человека так, что тот упал на влажную после дождя траву, и крикнул.

– Ничего я не понял! Сказки! И дракон, и женщина, и медные глаза! Хватит!

– Дракон – это мотоцикл. На бензоба-аке нарисован был. И мотоциклист женщиной оказался. А медные глаза – это клее-епки на куртке. Все сходится.

– Ничего не сходится! – крикнул Саша. – Сказки!

– Не кричи, – тихо сказал Игорь. – Лехе бы это не понравилось.

Савичев замер и устало вздохнул:

– Я потерял друга. Не хватало, чтобы ты…

Игорь поднялся и отряхнул брюки.

– Цыганка сказа-ала, как я умру?

– Нет.

– Не ври! – Игорь внезапно схватил Александра за лацканы пиджака. – Я ведь не посмотрю-ю, что ты мой друг! Так врежу – искры посыплются!

Савичев зажмурился:

– Бей. Ничего она мне не сказала. Как только вы ушли, она тоже ушла.

– Но я все равно скоро умру-у! – Игорь побежал по тропинке, спотыкаясь о торчащие из земли корни деревьев. – Я то-оже умру! – крикнул он. – И ты-ы будешь виноват!

Саша побежал следом.

– Подожди! Игорь! Она мне ничего не сказала! Честное слово!

Савичев споткнулся и чуть не упал, а впереди споткнулся Игорь. Александр подбежал к другу. Тот лежал на животе и не шевелился.

– Она ничего не сказала! Ты не умрешь! – ефрейтор протянул руки, чтобы помочь Игорю подняться, но тот захрипел, из груди его послышался слабый стон.

Александр попытался перевернуть друга на спину, но голова лежащего на земле парня не двигалась, она словно приросла к мокрой земле.

– Игорь! – ефрейтор испугался. – Игорь! Хватит! Она правда ничего мне не сказала!

По дорожке потекло что-то темное. Кровь! Савичев с усилием рванул Игоря на себя и тот безвольно перевернулся на бок. В землю, в том месте, куда упал Игорь, был вбит острый алюминиевый колышек – разметка для ограды. С серого металлического штыря капала кровь. Лицо лежащего молодого человека было залито красным; единственный глаз был открыт, но уже ничего не видел.

– Игорь! – закричал ефрейтор. – Игорь! – крик тонул в шелесте листьев, исчезая среди крестов и памятников, уходя под землю. – Не умирай!

Он оглянулся в поисках людей, но увидел лишь высокий деревянный крест могилы, для ограды которой и был вбит алюминиевый колышек.

«Цыганова Лидия Матвеевна», – гласила надпись.

– Нет! Игорь! Не умирай!

Александр опустился на сырую землю и прижал друга к себе.

* * *

Когда сторож вернулся из города, чтобы закрыть кладбищенские ворота на ночь, увидел припаркованный у входа жигуленок. Поздних посетителей нужно было выпроводить. Сторож прошелся по главным дорожкам, и, никого не обнаружив, свернул на второстепенную. У одной из могил он увидел парня с разбитой губой, который сидел рядом с чем-то темным и качался из стороны в сторону.

– Эй, ты домой собираешься? Темнеет уже! Не боишься ночью на кладбище-то?

Молодой человек посмотрел на сторожа невидящими глазами и лег на землю.

– Эй! Парень! Тебе плохо?!

Сторож побежал к юноше, но замер на полпути. С земли на него смотрело мертвое окровавленное лицо другого молодого человека. Парень с разбитой губой лежал на земле, обнимал покойника и царапал руку открывалкой для пива.

– Кровь! Нужна кровь! Иначе я умру! – шептал он, заливаясь слезами.

Ночь с 11 на 12 мая

Когда Виктор и Антон вышли из ординаторской, Плеханов увидел, что на полу в коридоре в позе эмбриона лежит Олег Павлович – тот самый недавно поступивший пациент, с которым Ольга Николаевна познакомила дежурного пару часов назад. Над ним, склонившись, стоял огромный загорелый мужчина.

– Вставай! – бубнил он, несильно пиная «эмбриона» носком тапка. – Вставай!

Виктор ахнул. Пациент увидел людей в белых халатах, попятился, потом отвернулся и побежал в свою комнату.

Антон смотрел на лежащего человека, открыв рот. «Эмбрион» не шевелился.

– Что он с ним сделал?!

– Не волнуйся. – Виктор подошел к Олегу Павловичу и попытался его поднять. – Помоги. Нужно отнести его в палату.

Поза человека была неудобной, мышцы напряжены до предела, нести его было тяжело. Молодые люди положили больного на кровать.

– Он всегда так лежит? – спросил Антон.

Плеханов кивнул и шепотом добавил:

– Говорят, он притворяется.

Эколог хмыкнул.

– Не завидую. А второй кто? Который убежал?

– Матвеев. Нужно его привязать.

– В каком смысле? – удивился парень.

– Если человек перестает контролировать свое поведение или нарушает правила клиники, его приходится привязывать к кровати. С Иваном Борисовичем такое бывает. Пойдем. Я вас познакомлю.

* * *

Матвеев притворялся спящим. Он лежал на спине, грудь его равномерно вздымалась, из носа отчетливо слышался тонкий свист.

– Настоящий человек-гора, – шепнул Антон, останавливаясь в дверях.

Тусклый свет лампочек давал недостаточно света, чтобы рассмотреть лицо лежащего на кровати человека, однако было видно, что у Матвеева смуглая кожа, дряблые щеки, покрытые редкой темной порослью и мясистый угреватый нос.

Виктор молча взял ремни и начал пристегивать пациента.

– Эй! Ты чего делаешь?!

Матвеев проворно схватил Виктора за руку. Плеханов вырвался:

– Нечего было вытаскивать его в коридор!

– Кого? Я что? Я ничего! Я спал!

– Так я тебе и поверил! А ну, протяни руки! – Виктор знал, что в подобных случаях нужно отринуть вежливость и брать силой и властным голосом.

Матвеев вдохнул. Плеханов испугался, что тот начнет кричать, но Иван Борисович молча выдохнул и позволил себя пристегнуть.

– Ну и козел же ты! – печально констатировал пациент. – Мне надо было проверить, вдруг он притворяется.

– И как? Проверил?

Матвеев довольно улыбнулся.

– Псих он.

– Иван Борисович, – Виктор поманил Антона подойти ближе. – Это наш новый сотрудник. Будет помогать мне с дежурством.

Медведеподобный мужик с мясистым носом и недельной щетиной, оскалился и громогласно посоветовал Антону:

– А ты спроси у него, куда старого дежурного дели! Спроси-спроси!

– Пойдем, – Виктор потянул Антона за рукав. – Не обращай внимания. Никуда мы дежурного не дели. Заболел. Если послезавтра не придет, будут искать замену.

– Козел он был! – крикнул Иван Борисович. – И ты козел!

Молодые люди вышли из палаты Матвеева, и Виктор вопросительно посмотрел на эколога.

– Ты не против, что я тебя как сотрудника представил?

– Нет, – лицо Антона расцвело от широкой улыбки. – Это даже хорошо! Может, уважать меня будут! А какой диагноз у этого дядьки?

– Геннадий Андреевич поставил диагноз «шизофрения», только честно тебе скажу, думается мне, этот бугай абсолютно здоров!

Брови молодого человека медленно поползли вверх.

– Да ты не удивляйся! – махнул рукой Плеханов. – В психушках такое часто встречается. Договариваются с заведующим и лежат себе. Матвеев, думаю, именно такой. Либо уголовник, либо от жены прячется, либо с криминалом связался. Да мало ли какие причины могут быть. Только ты никому не говори!

– Ладно. А тут все такие?

– Какие?

– Ненормальные!

Виктор засмеялся.

– Пойдем, покажу.

* * *

– Вставай, Саша! – прошептал голос. – Земля требует крови!

Савичев вздрогнул и открыл глаза. Судя по темноте за окном, до утра было далеко.

– Мне нужно острое! Очень нужно! Острое!

Александр Алексеевич осмотрелся, но в его палате давно не было ничего острого. Всю обстановку составляли две скрипучие кровати с металлическими пластинами вместо панцирной сетки, пыльная тумбочка со сменой белья и пластиковая вешалка для одежды – разрезать ей руку было невозможно. Савичев вздохнул. Может, в других палатах что-нибудь найдется? К эпилептику вчера приходила сестра, но она вряд ли принесла нож. А вот открывалку – могла. Эпилептик любит консервы.

Савичев осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. Дежурного на месте не было…

* * *

Пациенты жили в палатах, располагавшихся по левую сторону коридора. С правой стороны протекала крыша, и помещения пришлось закрыть. Первые две комнаты пустовали. В третьей на кровати сидел невысокий грустный человек неопределенного возраста. Глаза его были закрыты, он тихо мычал, раскачиваясь из стороны в сторону. Больничная пижама была надета наизнанку, на коленях лежал грязный носовой платок. Мужчина вздрагивал, поводил плечами и наклонял голову на бок, будто стараясь рассмотреть нечто скрытое под платком. На скрип открывающейся двери человек не отреагировал.

– Семенов Павел Петрович, – Плеханов подошел к пациенту и погладил его по голове. – Тихий, замкнутый, чрезвычайно спокойный. Он еще никогда никому не доставлял неприятностей. Правда, Павел Петрович?

Мужчина постучал по тумбочке.

– Антон, – представился эколог.

Семенов поднял голову. Глаза его загорелись, он вскочил, обошел вокруг испуганно взирающего на него молодого человека, и начал ощупывать его с ног до головы.

– Все нормально, – успокоил Виктор Антона. – Это такой ритуал.

Павел Петрович достал из кармана джинсов парня в белом халате водительские права и пристально посмотрел на фотографию.

– Где-то я вас уже видел, молодой человек, – задумчиво сказал он и водворил права на место. – Определенно видел.

– Может, по телевизору? Мы часто выступаем!

Но Семенов уже вернулся на кровать и снова начал раскачиваться.

– Какой у него диагноз? – тихо спросил Антон, когда они вышли в коридор.

Виктор улыбнулся.

– Врачебную тайну открыть требуешь? Мания у него. Один в квартире жил, от одиночества с ума сошел. Наткнулся однажды на статью о приметах, прочел все книги, которые сумел найти по этой теме, и теперь шагу не делает без оберегающих действий. По дереву стучит, лишь бы не сглазили, в одной тапочке никогда не ходит, все время что-то новое придумывает. Посмотри завтра утром, как он с кровати встает. Сначала двадцать минут с открытыми глазами лежит – от трехсот в обратном порядке считает, одеяло обязательно левой рукой откидывает, левую ногу на пол ставит. Потом уж правую. И снова сидит, считает. Потом одеяло в валик скатывает, на тумбочку кладет. По стене рукой проводит, потом по лицу. В общем, у него целая система. Уж не помню, что в каком порядке он делает, только уходит на этот «оберег» около двух часов. Представляешь? И злится очень, если ему кто-нибудь мешает. А если собьется, то обязательно сначала начинает. А так, он тихий. К другим не пристает, не дерется, в общем, никакого беспокойства не доставляет. А он тебя действительно только по телевизору видел? – Виктор с любопытством посмотрел на смутившегося эколога.

– Не только. Не хотел тебе говорить. Думал, он меня не вспомнит. – Антон почесал затылок. – Павел Петрович преподавателем работал, «Уголовное право» у нас вел. Умный мужик был. Два раза меня на экзамене заваливал. – Антон помолчал. – Сын у него года два назад погиб, вот он из университета и уволился.

– Как погиб?

– Несчастный случай. Он акробатом в цирке работал. С высоты упал и разбился.

Виктор помолчал.

– Понятно теперь, почему с ума сошел.

Они прошли мимо четвертой палаты, где лежал «эмбрион», и мимо пятой, где ворчал Матвеев.

Шестая комната поразила Антона. Аккуратно застеленная кровать, тумбочка, накрытая салфеткой, никаких бумажек на полу, разбросанных вещей – чистота и порядок. У окна стоял худой печальный юноша с острым носом и огромными, на выкате, глазами. Пижама его была выглажена, не было складок даже на локтях и коленях, словно он никогда не садился.

– Пятьдесят девять, – констатировал пациент.

Виктор подошел к нему и шепнул:

– Знакомьтесь, Сергей Сергеевич, это Антон. Будет помогать мне с дежурством.

– Восемнадцать.

– Очень приятно, – Антон опасливо протянул руку, и молодой человек мягко ее пожал. – А что вы считаете?

– Он все считает! – крикнул из-за стенки Матвеев. – Счетчик, хренов! Рыба пучеглазая!

Пациент вжал голову в плечи, присел, закрыв уши руками. Плеханов похлопал его по плечу.

– Не бойтесь. Иван Борисович сегодня наказан.

Человек-счетчик вздохнул и шмыгнул носом.

– А я все не сплю, – тихо произнес он. – Уже сто тридцать восемь ночей подряд. Вон, и под глазами круги. А этот не унимается, зарезать хочет.

В дальнем конце коридора послышался грохот.

– Виктор Евгеньевич! – крикнул кто-то. – Скорее!

– Это эпилептик! – Плеханов побежал, Антон поспешил следом.

В последней по левую сторону коридора палате на полу лежал человек. Он извивался всем телом, выгибаясь дугой, его трясло. Изо рта текла слюна.

– Скорее! – Виктор вытащил из кармана деревянную палочку и попытался засунуть ее в рот эпилептику. Человек корчился, бился головой об пол, стучал ногами и вертелся. Подойти к нему не было никакой возможности.

Антон стоял, не зная, чем может помочь и что вообще следует делать в таких случаях. Из книжек он помнил: главная опасность для эпилептика – прикусить язык или подавиться им, но с началом приступа сделать было ничего нельзя.

– Не стой столбом, – Виктор сердито посмотрел на молодого человека, – дай подушку, чтобы он себе макушку не разбил!

Антон схватил с кровати подушку, сунул ее под голову изгибающемуся человеку.

– Придержи его!

Эколог опустился на колени, попытался удержать голову эпилептика на подушке. Тот дергался и извивался с необыкновенной силой, Антон взмок. Наконец судороги ослабли и прекратились.

– Теперь он будет спать, – сказал Виктор. – Молодец, ты здорово помог.

– Как же ты один с ним справляешься?!

– Я ему помогаю!

Антон обернулся. В суматохе он не заметил еще одного пациента, а тот все время находился в палате. Невысокий, пожилой, приятной наружности человек с любопытством разглядывал новичка.

– Вы новый доктор? Очень приятно! Очень, очень приятно. Новый доктор!

– Он не доктор, – сказал Виктор, но мужчина в пижаме уже протянул Антону руку.

Парень ответил на рукопожатие. Человек показался ему вполне здоровым: внимательные умные глаза, аккуратно причесанные волосы, оживленные движения.

– Савичев Александр Алексеевич, – представился мужчина, – очень приятно.

– Антон.

– Заглядывайте в гости. Моя комната под номером семь. Счастливый номер. Никаких сквозняков, сплошные удовольствия и манная каша утром. Заглядывайте обязательно. Седьмая палата. Заглядывайте в гости.

Антон попытался выдернуть руку из цепкой хватки пожилого человека, но тот не отпускал.

– Цыганка, правда, приходит, но она больше по моей части. Если все время причесываться, ветра не будет. Цыганка, да, по моей части. Ветра нет. Нет ветра.

Виктор осторожно взял мужчину за плечи, тот сразу присмирел и сгорбился. Плеханов подозрительно прищурился.

– Александр Алексеевич, что вы здесь делали?

Савичев покраснел.

– Я не хотел его пугать, честное слово! Он сам упал! Я ничего не делал! Правда-правда! Ничего не делал.

– Я верю. Но больше сюда не ходите.

Пациент приложил ладонь к груди.

– Не приду! Клянусь! Только и вы исполните обещание. Выгоните цыганку! Обязательно! Выгоните! Выгоните!

Дежурный кивнул, и они вышли из палаты эпилептика. Савичев отправился в свою комнату, а Виктор указал рукой на нишу в стене, где стоял большой поцарапанный письменный стол и стул.

– Во время дежурства я сижу здесь. Можешь пока отправиться в ординаторскую, вздремнуть, а лучше – иди в палату. В начале коридора, перед комнатой Семенова есть две свободные. Там кровати удобнее, чем диван в ординаторской.

– Ну, уж нет! – Антон поднял указательный палец. – Я не псих, чтобы в палате ночевать!

– Но тебя все равно никто не увидит. А я никому не скажу.

– И не уговаривай, – категорично заявил эколог. – Я сам себе противен буду, если стану спать на кровати, где лежал сумасшедший! К тому же, там двери не запираются.

Плеханов понял: на самом деле молодой человек боится находиться в непосредственной близости от пациентов. Дверь ординаторской закрывалась на ключ, а у палат не было даже задвижек, чтобы больные не смогли запереться.

– Не бойся! Я же буду сидеть в коридоре! И увижу, если кто-то выйдет из палаты.

Антон поежился.

– Спасибо за заботу, но я лучше на диванчике. Кстати, ты мне про человека-счетчика рассказать не успел. Что они с Матвеевым не поделили?

– Если следовать моей теории – исходить из понятия, что Матвеев вовсе не сумасшедший, – то это для привлечения внимания и подтверждения легенды. А «счетчик» на самом деле болен. Все считает: слова, шаги, кто сколько раз по коридору прошел, сколько раз ему давали лекарство, сколько мух в комнате, все подряд. Диагноз у него сложный – психоз какой-то.

– Маниакально-депрессивный?

– Нет. МДП в новое отделение перевели. Ну, и, слава Богу. У них весной обострение начинается, а нам тут Матвеева достаточно – здоровый он или больной.

– А смешной дядька, который просил тебя цыганку выгнать? – спросил Антон.

– Савичев самый натуральный сумасшедший. Никаких сомнений. Вены режет.

– Самоубийца!? – ахнул эколог.

– Нет. Шизофреник. Патологическая тяга к крови. Если где-нибудь подходящую вещь найдет, с помощью которой можно кровь пустить – сразу руки протыкает.

– Ужас. А зачем ему кровь?

– Длинная история. Как-нибудь расскажу. Нравится ему кровь. Вены вскроет, и сидит, смотрит на лужу. Цыганка ему нагадала: чтобы не умереть, нужно обязательно руку или ногу до крови разрезать.

– Да уж! А с виду вполне представительный пожилой человек! Сразу ней поймешь, болен или здоров! Про цыганку рассказывает.

– Это бред. У него и галлюцинации бывают, правда, в основном слуховые: шум, голоса, шепот.

Виктор помолчал. Пришла пора возвращаться, но он хотел задать Антону вопрос.

– Ты, как здесь оказался? Мне Ольга Николаевна какую-то жуткую историю рассказала.

Антон загадочно улыбнулся.

– Я, вообще-то, за экологию выступаю, против городской Администрации. Являюсь помощником главы студенческого профсоюза! Наша деятельность не понравилась властям. После сегодняшнего выступления они меня сюда и поместили. Нервы полечить.

Виктор опешил.

– Просто так? Без объяснений?

– Хорошо, в милицию не сдали! Я там ненароком витрину разбил… Представляешь, эти козлы хотят новый закон ввести, а про окружающую среду не думают! Везде одни деньги!

Виктор нахмурился. Похоже, в клинике действительно лежат не только больные люди.

– Ладно, я дежурить пойду.

Антон кивнул на прощание и отправился в ординаторскую.

* * *

Виктор сел за стол и написал в журнале о том, как Матвеев вытащил Олега Павловича в коридор, о приступе эпилептика. Следовало проверить, как там «эмбрион».

Олег Павлович сидел на кровати и жевал колбасу. На вид ему было около тридцати. Выглядел он великолепно – небольшие, но явно заметные бицепсы, приятное лицо, открытый взгляд, тонкие, почти девичьи брови. Если у него нет супруги, наверняка есть множество подруг.

– Вы! Вы… – Плеханов опешил. Он не ожидал увидеть человека, пролежавшего без движения целый день, не отреагировавшего на то, что огромный психически нездоровый мужик вытащил его в коридор, сидящим на кровати. Про себя он уже считал сомнения Геннадия Андреевича ошибочными и был уверен в психическом нездоровье «эмбриона».

– Угу, – мужчина проглотил откусанное и вытер ладонью рот. – Нехорошо получилось. Матвеев меня пребольно головой об пол стукнул, прежде чем вы пришли.

– Значит, вы не больны?! – Плеханов попятился обратно к двери.

– Да не волнуйтесь вы так! Я не сумасшедший. Проголодался жутко. Пришлось в холодильник соседней палаты заглянуть. Благо, товарищ Счетчик дрыхнет без задних ног. – Он снова откусил колбасу. – Правильно Матвеева привязали, – сказал он жуя. – Нечего потенциально опасным психам по коридорам шляться. Пусть полежит ночку, подумает о своем поведении. Если умеет думать.

– Я буду вынужден сообщить о вас заведующему, – предупредил Виктор. – Геннадий Андреевич подозревал, что вы притворяетесь.

– А зачем сообщать? Что вы с этого иметь будете? Лишнюю головную боль. Может, договоримся? – Олег Павлович подмигнул, но тут же нахмурился. – Я тут, между прочим, не по собственному горячему желанию сижу, а потому что обвинили меня в том, чего не совершал. Слышали, наверное, шайка орудует, одиноких стариков убивает? Вот на меня и повесили одно такое убийство. А я не виноват! Пришлось на ходу соображать, как от тюрьмы отвертеться.

Виктор скрестил руки на груди.

– Просто так никто никого ни в чем не обвиняет.

Мужчина усмехнулся.

– Вы, молодой человек, слишком мало на свете прожили, чтобы знать, какие безобразия у нас в стране творятся! Обвиняют! Еще как обвиняют! И ботинками пинают побольнее, чем Матвеев! Любопытство меня подвело. Возвращался с работы, лифт, как всегда, сломался, пришлось на восьмой этаж пешком подниматься. На шестом дверь открытую в квартиру увидел, и нет бы, дураку, мимо пройти! Заглянуть решил. А там старичок на полу, кровь везде… Ужас. Тут менты понаехали, меня скрутили и в «бобик». Попинали по дороге, сволочи! Все мои заверения мимо ушей пропустили! В общем, беспредел. Ну, думаю, убийство повесят. Тем более, мне один лейтенантик усатый так и заявил. Раскрываемость у них плохая, в общем.… Слушать меня никто не стал бы. Закричал, на пол свалился. С тех пор стараюсь не шевелиться.

Плеханов нахмурился. Верить ли этому человеку? Действительно ли он здоров? А вдруг, его болезнь именно в том и заключается, чтобы притворяться здоровым, который притворяется больным? Или он на самом деле убийца?

– Полежи вот так целый день! – вздохнул «эмбрион» и потянулся. – Думал, помру! Все затекает, мышцы судорогой сводит, а разогнуться нельзя, иначе – тюрьма. Хорошо, хоть ночью врачи по домам расходятся. Только дежурные остаются, а с ними и поговорить можно, и договориться, – Олег Павлович многозначительно помолчал. – Записали в журнал, как меня Матвеев в коридор вытащил? Хорошо. Теперь можно будет разминаться иногда. Благо, стекла матовые, из коридора не видно, а стены тонкие, когда кто-нибудь по коридору идет – все слышно. Если на кровать залезть не успею – на полу лягу. Все подумают, будто это Матвеев меня стащил. Очень удобно! – мужчина засмеялся и вытер руки о пижаму. – Олег Павлович, – представился он.