Текст книги "Спектакль для одного зрителя"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Минут через десять послышался женский прокуренный голос:

– Что, эта б… уже успела родителям сообщить?

Было заметно, что дама явно подшофе и очень раздражена. Наконец она приблизилась к нам, и мы разглядели ее. Она окинула меня презрительным взглядом с головы до ног и, будто не замечая, посмотрела на охранника:

– Где тут моя сестра?

– Вот, – указал он на меня.

– Эту б… я не знаю, а этот мудак, – кивнула она на Лисицына, – муж той самой, про которую я предупреждала.

– Может быть, вызвать полицию? – с готовностью поинтересовался охранник.

– Не надо полиции, сейчас я с ними сама разберусь. По-русски.

– Только, пожалуйста, не на публике.

– Конечно, мы поговорим в курилке.

И Виноградова сделала утрированно-приглашающий жест. Спустя несколько секунд мы очутились в курительной комнате, где несколько женщин и мужчин сидели в уголке и дымили. По их одежде можно было предположить, что это обслуживающий персонал ресторана, – Ну так что? – с вызовом спросила Виноградова. – Пришел шантажировать меня? Лучше бы на себя посмотрели – то жена здесь со своим е..рем маячит, то муженек свою шлюху приводит!

– Лора, ты что, белены объелась? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Бен.

– Ах, мы же такие порядочные, я и забыла совсем! У нас Лиза вообще ни с кем не спит, а рожает путем почкования, не теряя девственности! – зашлась в истерике Виноградова.

На нас стали обращать внимание.

– Хватит нести пургу! – решительно оборвала я стриптизершу.

– А ты кто такая будешь?

– Я частный детектив.

– Да что мы говорим такое! Слушаешь и веришь!

– Так, тихо! – со змеиным шипом взвилась я. – Короче, дело заключается в том, что гражданка Лисицына Елизавета Андреевна исчезла в Баку несколько дней назад и я ее разыскиваю. Насколько я поняла из твоих слов, ты совсем недавно ее здесь видела. И мы бы очень хотели знать, при каких обстоятельствах…

– Ну, что ты будешь делать! – всплеснула руками Виноградова. – Жить спокойно не дают, ни там ни здесь!

– Говори, где Лиза?! – Бен угрожающе надвинулся на Ларису.

– Не знаю и знать не хочу! Но, думаю, она скоро объявится'. Такие, как она, не успокаиваются надолго.

– Да что произошло-то, в конце концов? – окончательно вышла я из себя.

– А то, что всегда происходило с этой порядочной женщиной! – Произнося это, Виноградова, казалось, вылила ведро яда. – Вы не слышали случайно про такую болезнь, которую в простонародье жадностью зовут? Говорят в определенных кругах, она фраера сгубила…

– Выражайся точнее! – попросила я.

– А точнее и не бывает. Живу, значит, здесь, в Баку, никого не трогаю, работаю… Уж и позабыла, что есть на свете актриса по имени Елизавета Лисицына.

А тут – на тебе! Позавчера… тоже, кстати, сестрою представилась. Охрана скоро будет думать, что я из многодетной семьи…

– Ну! – нетерпеливо торопил Бен. – Надеюсь, она пришла не молодость вспоминать?

– Ты бываешь чрезвычайно догадлив. – Виноградова посмотрела на Бена с выражением безграничного презрения. – Ей было не до того…

– Что же она от тебя хотела? – спросила я.

– Денег. И желательно в долларах.

– Сколько?

– Пять тысяч.

– За что?

– Ну, это, Лиза вжилась в роль рэкетира или шантажиста. Не знаю, правда, в каком те-ат-ре она сейчас играет! – Виноградова вылила очередную порцию яда. – Но, признаться, роль удается ей как нельзя лучше: она играет саму себя.

– Лариса, расскажи, пожалуйста, поподробнее, – примирительным тоном обратилась я к ней. – Мы тебя не обманываем, я действительно расследую это дело, и мы очень хотим найти Лизу.

Виноградова недоверчиво посмотрела на меня, перевела взгляд на Бена, и было в этом взгляде что-то такое, от чего он опустил глаза.

– Ну ладно, – после паузы произнесла она. – Она сюда явилась, как я уже говорила, позавчера вечером. Естественно, я очень удивилась ее появлению, наши отношения никогда нельзя было назвать дружескими. И даже если мы волею судьбы оказались в одном городе за рубежом, это не могло явиться поводом для встречи… Я спросила ее, что ей от меня нужно. На что она нагло заявила, что пять тысяч долларов. Мне аж дурно стало от подобного хамства. Честно говоря, тут же подумала, все ли у нее в порядке с головой.

– Она была одна?

– Да нет, я же сказала, с каким-то… – Виноградова замялась, подыскивая слово. – Простите меня, конечно, девушка, но я таких на самых худших вызовах не видала.

– Как он выглядел? – Мои вопросы были точны и конкретны.

– Мерзкого вида, голос такой гундосый, чем-то похож, извини уж меня, пожалуйста, Димочка, на тебя… В очках, такой же, как у Димки, нос. Но, чисто по-женски, – она приложила руку к груди, – ты, Димка, лучше. При всем моем неоднозначном отношении к тебе.

– Что он говорил?

– Да ничего не говорил, стоял и ждал ее, будто на шухере…

– А почему же тогда ты говоришь, что голос у него гундосый?

– Ну, сказал он ей пару фраз типа «Пойдем, в следующий раз заглянем как-нибудь».

– Но чем она обосновывала свои требования насчет пяти штук баксов?

– Хамством.

– То есть?

– Ну, наша праведница, – снова съехидничала Виноградова, – знаменитая на весь Тарасов своим целомудрием, заявила мне с ходу, что я, в отличие от нее, опустилась дальше некуда, тру своим телом столб, продаю себя направо и налево чуркам нерусским… А мать моя про это ничего не знает… Но вполне может узнать, благодаря стараниям доброжелательницы, а сердце у старушки слабое, может и не выдержать такого.

– Короче, она требовала пять тысяч за свое молчание?

– Да. При всем том, что я всего-навсего восемь здесь заработала за два года.

Виноградова заметно сникла. Она присела на скамью, затянулась сигаретным дымом.

– Вы меня извините за такой прием, ну… в начале нашего разговора. Вы, надеюсь, понимаете, что у меня с нервами непорядок…

– Нет проблем, – коротко ответила я. – Лучше расскажи, на чем вы расстались.

– Я послала ее куда подальше.

– А она?

– Думаю, с родней она меня рассорит окончательно, если, конечно, решится на такую подлость.

Деньги я ей все равно не дам. Так что, может быть, только из вредности… Но она обещала в скором времени навестить меня, надеясь на мое благоразумие.

Она прямо так и сказала, улыбнувшись в дверях своей знаменитой лицемерной улыбкой… Клеопатра, мать ее за ногу!

Виноградова подняла голову и гордо приосанилась. Видимо, она вспомнила тот самый эпизод из своей жизни, когда роль Клеопатры светила и ей.

И она не думала еще о том, что через несколько лет окажется в одной из стран ближнего зарубежья и будет играть совершенно другую роль. Роль проститутки, пускай элитной и высокооплачиваемой…

По лицу Ларисы текли слезы, и она каким-то поникшим голосом, словно вспомнив, что она актриса, а не шлюха, сказала:

– Извините, слабость…

– Ничего, бывает, – ответила я. – Мы, наверное, пойдем. Спасибо за беседу, Лариса.

И уже в дверях курилки я обернулась:

– Лиза не уточнила, когда в следующий раз собиралась посетить тебя?

– Нет, – покачала головой Виноградова.

Всю дорогу от «Турана» до нашей гостиницы Лисовский молчал. Он заговорил, только когда я закрыла на ключ дверь нашего номера.

– Таня, после всего услышанного сегодня и вообще за все последнее время… мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я, конечно, понимаю, у тебя тоже голова раскалывается. Слишком много за такой короткий срок произошло…

– Ничего, я привыкшая, в моей практике и не такое случалось. Так что ты конкретно хочешь сказать? – Я уже приготовилась выслушать сбивчивый монолог Димки и потянулась, перегибаясь через спинку кресла, за пачкой «Мальборо».

Но вместо конкретных замечаний или в крайнем случае раздражения, выраженного в определенных фразах, я услышала всхлипывания и стоны уткнувшегося в подушку человека.

Этого мне еще не хватало! Ну и мужики пошли!

Или разревется, как баба, или уж такой тупой гоблин, что ни дать ни взять – сплошное воплощение брутальности. Ну почему, почему перевелись нормальные мужики, рыцари, в конце концов? Которые и розы умеют дарить, и сонет написать, и защитить даму. Да уж, обмельчало мужское сословие.

– Бен, успокойся! Я, конечно, все понимаю… Это для тебя неожиданное открытие, но, мне кажется, мы не можем делать никаких окончательных выводов, так как начатое нами дело еще не завершено. Это во-первых…

– Да не хочу я никакого дела! Все ясно – она, как выяснилось, шлюха и преступница… Скорее всего связалась с какой-то бандой и теперь там что-то вроде наводчицы, шантажистки, не знаю, как это точнее назвать. Можно не продолжать расследование. Я уже сделал для себя вывод, что с этой женщиной меня больше ничего не связывает. Боже, какой же я был дурак! – И Бена понесло.

Это был монолог почти в стиле Отелло. Я даже подумала о том, что, находись Лиза здесь, он ее, наверное бы, задушил собственным галстуком.

– Во-вторых, – перебила его я, – мы так и не продвинулись в поисках твоего брата. Бог с ней, с Лизой… Это твое личное дело, в конце концов, как решать проблему отношений со своей женой.

– Да, да… Теперь я точно не сомневаюсь, – раздраженно кричал Бен, размахивая руками так, что я даже испугалась, что мы побеспокоим соседей по гостинице. – Я точно знаю, для этого не надо быть частным детективом. Я просто уверен на все сто процентов, что она, связавшись с преступниками, или убила моего брата, или похитила. Сейчас его держит в рабстве какой-нибудь тип, наподобие Джебраилова.

– Сулеймана Агаевича, – с ехидцей добавила я. – Ты что, и к нему изменил свое отношение?

– Представь себе, да. Пелена спала с глаз Адама, – процитировал Бен Библию, – и он увидел, что они с Евой голые.

– У тебя прекрасные познания в области истории религии, но давай все-таки приступим к нашему делу. – Я закурила и села в кресло. – Бен, а давай-ка начистоту, расскажи мне, что за люди появлялись в вашем доме. И, пожалуйста, давай обойдемся без фраз типа «она Афродита», «воплощение красоты и целомудрия»… А уж на определение «порядочная женщина» в твоем исполнении у меня вообще выработался устойчивый рвотный рефлекс…

– Да-да, конечно!

– Словом, я не хочу слушать весь этот сентиментальный бред.

– Да, да! – Бен был донельзя раздражен. – Теперь я буду называть ее исключительно шлюхой.

– Не бросайся в крайности, дружок. Сам-то ты тоже не ангел… – Я явно намекала на события, произошедшие на кровати, где он сейчас сидел. – То, что произошло между нами, конечно, можно назвать ностальгией по прошлому, если бы это были одни слова и не было бы при этом определенных телодвижений.

Я насмешливо посмотрела на него. Бен покраснел еще больше и тоже закурил. Теперь он был похож на персонаж картины «Брат Красной Шапочки в раздумье»: лицо его напоминало спелый помидор, а грустные глаза выражали полное отчаяние. Поистине, нет в этом мире места для радужных грез.

– Начнем с Джебраилова, – затянувшись сигаретой, начал Бен. – С этого самого Сулеймана Агаевича, или Кинг-Конга. Ну, так вот… Я не хотел тебе сначала этого говорить.

– Не скрывай ничего, выкладывай все, даже то, что ты не считаешь важным.

– Он бывал у нас часто, и только такой наивный дурак, как я, мог думать, что эта… – Он осекся на полуслове.

Я просила его сдерживать свои эмоции, и он сдержался в определении неверности своей жены. Ведь, как известно, эмоции только больше запутывали мысли. А в данной ситуации требовалось как раз холодное, рассудительное отношение к событиям.

– Ну, так что у нас там произошло с этой порядочной женщиной? – не удержалась я.

– На Восьмое марта к нам как-то были приглашены все лучшие люди, так называемые друзья семьи… – В голосе Лисовского послышались саркастические нотки.

Несмотря на то что ситуацию в каком-то смысле можно назвать трагичной, я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Лисовский, слава богу, как-то продвинулся в понимании юмора и более критично стал воспринимать действительность. Я была искренне рада.

– Мой брат Андрей также присутствовал. И произошла ссора между ним и Джебраиловым.

– По причине несовпадения интеллекта?

– Таня, – укоризненно посмотрел на меня Бен. – Все, конечно, подвыпили, и этот правоверный мусульманин от русской водочки не отказывался тоже, все время что-то шептал моей жене на ухо. Видно, читал лекцию о культурных традициях своей древней азербайджанской земли…

«Браво, Дима, браво!» – в душе рукоплескала я своему бывшему однокласснику.

– Моему брату это не понравилось, я один тогда в розовых облаках витал… И плохо помню детали.

Единственное, что запомнилось, – напряженный разговор между ними у нас на кухне. Джебраилов, держа за шкирку Андрея и приперев его к стене, говорил: "Ты зачем лезешь, когда я с Лизой разговариваю?!

Ты что, совсем баран, что ли, вообще не понимаешь, что мы о культуре разговариваем?" Брат что-то пытался возразить. Но тут зашли мы с Лизой, и они сразу успокоились. Скандал замяли, решили просто, что выпили лишку… с кем не бывает. Подняли еще один тост за дружбу между народами, и Лиза по-дружески поцеловала их обоих.

– А позже между Джебраиловым и твоим братом были какие-нибудь стычки?

– По сути, нет, потому что где им было встречаться, кроме как у нас дома?.. – Бен пожал плечами. – Мы старались их вместе больше не сводить. Но, честно говоря, сейчас, трезво оценивая ситуацию, я не исключаю, что Джебраилов по своим дикарским соображениям вполне мог убить моего брата или держать где-нибудь в подвале. Ведь крест-то под его матрацем принадлежал Андрею, да и помнишь ту записку с подписью «Кинг-Конг»?

Я не ответила, погруженная в свои мысли. Действительно, совпадений что-то набиралось слишком много. И все указывало на то, что Джебраилов причастен к исчезновению Андрея Лисицына. Непонятно, правда, где его искать в этом большом восточном городе. А может быть, даже и не в городе, а в ауле…

Но, с другой стороны, мотивы какие-то непонятные.

Если только Лиза, которая окончательно вырисовывалась в неприглядном свете, натравила Джебраилова на своего зятя? Но зачем?

Вопросов сдавалось много, а времени до наступления рассвета мало. И, откровенно говоря, слишком насыщенная программа нашего пребывания в Баку давала о себе знать. Я чувствовала себя усталой и разбитой, мне необходим был хотя бы трехчасовой отдых.

Бен продолжал что-то говорить, но это уже не относилось к делу, скорее являлось продолжением исповеди о том, что давно накипело на душе и просилось наружу. Он ходил по комнате, курил, а я уже лежала в кровати, и слова его долетали сквозь полудрему.

Наконец он замолчал. Я закрыла глаза и почти уснула, но вдруг почувствовала прикосновение его руки и горячее, порывистое дыхание. В следующий момент Бен прильнул к моей шее губами, потом они переместились ниже, к розовым бутонам моих сосков.

Я поняла, что в ближайшие полчаса сна мне не видать, и, следуя древней китайской мудрости, отдалась воле дао – пути, который в этот предрассветный час вел меня навстречу страсти.

Глава 7

Согласно моему плану, следующим пунктом программы пребывания в Баку стало посещение небезызвестной фирмы «Апшерон Интернэшнл», которая являлась дочерней фирмой тарасовской «Панорамы».

Офис «Апшерон Интернэйшнл» был почти копией «Панорамы» – яблоко от яблони далеко не падает, с той лишь только разницей, что офис занимал чуть больше места, а евродизайн был подороже и более стильно оформленным.

В коридорах здания компании сновали озабоченные риэлтеры; развалившись в мягких удобных креслах, сидели богатые клиенты, которым недосуг было самим подыскивать себе недвижимость. Они, как и их российские собратья – представители мира капитала, манерно курили дорогие сигареты, выставляли напоказ дорогую одежду и украшения.

Не люблю эти чванливые лица. Гордость таких людей составляет лишь сознание того, что денег у них больше, чем у остальных, и достаются они им намного легче. Эти счастливчики, которым в жизни повезло больше, чем другим, – просто так сложились обстоятельства, – считают себя, соответственно, умнее других, обосновывая свои выводы циничным афоризмом: «Если ты такой умный, где твои деньги?» Людей они оценивают по стоимости прикида, а хорошие качества и манеры заменяют принятые в их кругу дистанция общения и стиль жизни, согласно которым они подбирают себе и друзей.

Мы с Беном зашли в приемную и увидели за столом смуглую девушку с какими-то легкомысленными стекляшками в волосах. По внешнему виду, ставшему негласной униформой всех секретарш, она очень напоминала «панорамовскую» Олю Гаврилову На ней, как и на Оленьке, была обтягивающая мини-юбка и полупрозрачная блузка. Эти два момента подчеркивали главные достоинства представительниц данной профессии, в обязанности которых входило отвечать на телефонные звонки и подавать чай и кофе по первому требованию шефа.

Ярко накрашенные глазки Шехерезады, как мысленно я окрестила секретаршу, с вызовом посмотрели на нас.

– Из руководства кто-нибудь свободен? – спросила я.

– А что вы хотели?

– Мы из Тарасова.

В глазах Шехерезады при упоминании моего родного города отразилось все столичное пренебрежение к глухой русской деревне.

– Откуда? – переспросила она. – Так вы что, из России?

– Да, – проигнорировав ее издевательский тон, ответила я. – Нам хотелось бы увидеть кого-нибудь из руководства компании.

– Асим Кулиевич, наш директор, сейчас разговаривает с Сулейман-беем.

– Уж не с Джебраиловым ли? – подал голос Дима.

– Да. Господин Джебраилов прилетел вчера из вашего Тарасова, – почти официальным тоном дикторши телевидения сообщила нам секретарша.

Это мне стало интересно, поэтому я решила во что бы то ни стало попасть в кабинет и вывести на чистую воду этого Джебраилова. Я попробовала войти к нему, но вскочившая с кресла Шехерезада пуленепробиваемой стеной встала между мной и дверью.

– Не знаю, как там принято у вас в России, но у нас нужно подождать окончания разговора, тем более когда беседу ведут такие люди.

Последние слова она произнесла так, как, наверное, легендарные дикторы эпохи развитого социализма вещали о встрече товарища Брежнева с хлопкоробами Узбекистана, двигавшимися через упорный физический труд к вершинам коммунизма в духе решений очередного съезда партии.

Ее категоричность даже развеселила меня. Неужели Джебраилов в ее представлении нечто неординарное или, по крайней мере, заслуживающее такого преклонения?

Я пожала плечами, и мы с Беном, послушные приглашающему жесту Шехерезады, который выглядел почти как приказ, опустились на сиденья мягких кожаных кресел. За дверью были слышны громкие голоса, причем в диалоге доминировал явно один из них – тот, который, вероятнее всего, принадлежал Джебраилову. А слабые потявкивания в ответ скорее всего принадлежали Асиму Кулиевичу: по его тону я поняла, что он оправдывается перед громоподобным боссом. Мне даже показалось, что они скандалят и что Асим Кулиевич и его собеседник вот-вот вцепятся друг в друга. Хотя, возможно, в местном субкультурном понимании это была всего-навсего мирная беседа двух коллег по работе.

Скандал этот между Кинг-Конгом и директором «Апшерон Интернэшнл» я интуитивно почему-то связывала с историей нашей бедной Лизы. И оказалась права. Я не понимала ни турецкого, ни азербайджанского, но имя «Лиза» понятно на этих языках без перевода.

Я слышала только что-то типа: «Гыр-гыр-гыр Лиза!» – и в ответ слабое тявканье: «Рыр-дыр-мыр Лиза…», потом повторялось все сначала.

И вот наконец накал страстей достиг своего апогея. За дверью явственно послышался звон разбиваемой посуды и падение каких-то тяжелых предметов.

Усилились звуковые вибрации баса, а слабое потявкивание постепенно превращалось в стон.

Я посмотрела на Шехерезаду. Ее лицо, как и несколько минут назад, ничего не выражало, ну разве что легкое пренебрежение к нам и ко всему русскому.

Однако вскоре забеспокоилась и секретарша, так как наш Отелло приступил к третьему акту шекспировской пьесы, заменив при этом, за неимением лучшего, Дездемону коварным сплетником Яго. А предварительная беседа на высшем уровне была, вероятно, своеобразной интерпретацией знаменитых строк – «Молился ли ты Аллаху, Асим-бей?» или нечто в том же духе.

Что-то напугало вдруг секретаршу, и она, стремглав вскочив с рабочего места, рванулась в кабинет.

Мы припустились следом за ней, пользуясь предоставленной возможностью, и стали свидетелями несколько странного для кабинета директора риэлтерской фирмы зрелища.

Среди порушенной мебели и осколков чайного сервиза на полу трепыхалось тщедушное тельце абсолютно лысого человечка, лицо которого было искажено жуткой гримасой боли. А верхом на нем восседал огромный, чем-то очень похожий на орангутанга джентльмен, довольно страстно сжимавший куриную шейку лежащего под ним лысого.

По описаниям ранее видевших и общавшихся с Джебраиловым, нетрудно было догадаться, что Сулейман-бей был сверху, а Асим-бей снизу.

Шехерезада же принялась что-то выкрикивать по-азербайджански, вероятно вступая на равных в диалогическую часть в качестве не предусмотренного режиссером персонажа.

Сулейман-бей, посмотрев на взволнованную красавицу, оторвал лапы от худосочной шейки Асима Кулиевича. И через мгновенье, собираясь с мыслями, которые, по-видимому, нечасто обуревали его буйную головушку, с размаху апперкотом врезал мощным кулаком в морщинистое личико директора «Апшерон Интернэйшнл».

Секретарша истошно заорала. В ответ Джебраилов, только что вырубивший Асима Кулиевича, вскочил и буквально вышвырнул девушку из кабинета в приемную, приговаривая при этом что-то гневное на родном языке.

Потом он наконец обратил внимание на нас и, увидев своего знакомого Лисицы на, вдруг грубо и в то же время с удивлением обратился к Бену, надавливая на него своей махиной:

– А тебе чего надо?

– Это ты впутал Лизу в дела своего преступного мира?

Сулейман-бей отреагировал удивленно:

– Какой преступный мир? Ты что, савсэм баран?

Не понимаешь, что Лиза теперь мой жена?

Брови Бена удивленно взметнулись вверх.

– Каким это образом? – спросил он.

– Нэ знаю я, каким образом, а калым я заплатил.

– Какой калым? – тут же вклинилась я.

– А ты кто такая, женщина? – с презрением обратился ко мне Джебраилов. – Ты вообще молчи!

– Я частный детектив Татьяна Иванова.

– Детектив – што такое?

Я несколько растерялась. Можно сказать, первый раз в жизни мне довелось встретиться с человеком, которому необходимо было объяснять сущность моей профессии. Я как-то совсем забыла, что Джебраилов прожил значительную часть жизни в горном ауле, уда-. ленном от цивилизации. К тому же он очень плохо владел русским языком.

– Ну, это почти как полиция… – наконец выдавила я из себя.

– Какой полиция? – На лице Джебраилова отразилось некое подобие испуга. – Женщина? Полиция?

Ты не думай вообще – я Лиза насиловал, как она хотел.

– Как насиловал? – насторожилась я.

– Ты что, ее изнасиловал, козел? – Худосочный Бен взял Джебраилова за грудки.

– Сам козел! – отпихнул его от себя Сулейман-бей, и Бен отлетел к стенке. – Лиза меня любить, и я ее…

Бен, однако, не успокоился и, схватив пепельницу, запустил ею в Джебраилова.

– Падла! – держась за лицо, в которое попала пепельница и поранила ему щеку, вскричал Джебраилов. – Сука! Ишак! Твой мама я е..!

И, подскочив к Бену, он ударил его кулаком в живот, отчего Димка согнулся пополам и лицо его исказилось в страшных потугах, подобных тому, что бывают при запорах.

– Вот тебе, вот тебе, падла! – Джебраилов ударил Бена еще раз, на сей раз – в пах ногой. – Ишак! Козел! Обезьян! Дурак такой!

Я поняла, что пора вмешаться, и, подскочив к приготовившемуся нанести очередной удар Сулейман-бею, со спины огрела его по голове тяжелым пресс-папье, которое схватила со стола.

Джебраилов издал удивленный вскрик и медленно осел на пол.

– Что вы делаете? – подал голос маленький лысый человечек позади меня. – Я сейчас вызову полицию…

И потянулся было к телефону.

– Я покажу тебе полицию! – неожиданно со злобой сказала я и, развернувшись, отработанным ударом ладони в живот выключила Асима Кулиевича из мира реальности.

Потом, оглядев поле брани и придя к выводу, что все участники событий пока что неспособны к каким-либо активным действиям, я выглянула в приемную.

Звонить в полицию Шехерезада не собиралась, она молча с испуганным лицом сидела в углу, поджав под себя колени, и плакала, что-то шепча по-арабски, скорее всего молитву.

– Закройте дверь в приемную, – распорядилась я. – Никого сюда не пускать.

– А вы что, из русской мафии? – робко, но уже с уважением в голосе спросила секретарша, тут же бросившись выполнять мое распоряжение.

– Да, – решила не разочаровывать я ее и, убедившись, что дверь закрыта, вернулась обратно в кабинет.

Обстановка там, в принципе, особенно не изменилась. Только Джебраилов из абсолютно недвижимого тела превратился в относительно движимое: он держался за голову и постанывал. Я решила, что он уже в состоянии ответить на ряд интересующих меня вопросов, и врезала ему с размаху пощечину.

Как ни странно, но этот мой жест ускорил его возвращение в реальность. Он дернул головой и уставился на меня огромными черными глазами, в которых прочитались ярость и гнев.

– Где Лиза? – спросила его я.

– А я тебе спросить хочу, где Лиза?

– Не поняла.

– Ты что, русский тоже не понимашь? Я тебя хочу спросить… – На лице обезьяноподобного джентльмена застыло недоумение.

– Если не будешь говорить по существу, сейчас я из тебя кишки выпущу, всю жизнь евнухом в гареме будешь перебиваться! – Я решила вести разговор с ним в жестком ключе.

– Евнух – это нехарашо. Не хочу евнух быть!

Я убью тебя сейчас!

В глазах Джебраилова зажегся недобрый огонек.

Секунду спустя он выхватил из кармана нож-бабочку и стал перед моим лицом демонстрировать фокусы с летающим лезвием.

– Сейчас я из тебе евнух делать, биляд такой!

На его паясничанье я ответила решительностью: не дожидаясь дальнейшего развития событий, я зарядила ему ногой в живот, а затем ударом руки врезала что было силы по лицу. Джебраилов опять стал оседать на пол.

– Отвечать строго на мои вопросы, отвечать четко и правдиво! – заорала я. – У тебя только десять минут. Если не узнаю всей правды о Лизе, считай, что ты уже евнух.

И в качестве подтверждения своей решимости двигаться в этом направлении я слегка пощекотала носком своих туфель между ног Джебраилова.

– Что ты хочешь от меня?

– Услышать от тебя историю похищения Елизаветы Лисицыной и брата ее мужа, а также вовлечения ее в авантюру.

– Какая авантюра? Какое хищение? – вскричал Джебраилов. – Не знаю, какое хищение! Лиза в Баку не приехал вообще.

– Почему ты так решил?

– Потому что мои люди встречал Лиза в аэропорт Бина, но Лиза не приехал… Вот этого видишь? – Он указал на Асима Кулиевича, лежащего в углу кабинета. – Я его за что бил? Он должен был послать людей, чтобы ее встретить. Я сказал этому барану – приедет красивый женщин, черный волос, не худой не толстый, а красивый! Но русский женщин… А он мне говорит, что такой женщин не было вообще в самолете.

Была только один женщин, но белый волос и красный-красный пальто! Этот баран говорит, что похожа, но не та.

– Что по поводу Андрея Лисицына? У тебя в квартире обнаружен принадлежащий ему крест и записка с угрозами в его адрес.

Я вынула из кармана записку и показала ее Джебраилову – Ты писал?

– Канещно, я писал! Видишь, почерк красивый, крупный буква! Сразу понятно, что я писал! А то…

– Зачем писал? – прервала я его панегирик своему собственному почерку.

– Как зачем писал? Я его убить хотел. И сейчас тоже хочу!

– Дело в том, что Андрей Лисицын пропал две недели назад. Вещь, принадлежащая ему, найдена у тебя в доме под матрацем. Записка – улика против тебя. – Я уже начала раздражаться по поводу тупости своего собеседника. – Я хочу услышать всю правду – Какой правда? Ты сама не правда! Это не его крест, это Лиза крест, сказала, что «мой Аллах – твой Аллах, это наша любовь».

Я поняла – Джебраилов хочет мне сказать, что крест был подарен Лизой ему в качестве знака их пламенной любви, в которую она вкладывала религиозный смысл.

– Когда она подарила тебе крест?

– Две недели как прошло.

– Ты не убивал и не похищал Андрея Лисицына?

– Жалко, я его не убил! Надо было ему голова отрезать!

– За что?

– Он тоже хотел Лиза насиловать, как я.

Тут до меня дошло, что слово «насиловать» Джебраилов наивно понимал как «заниматься любовью» и, вероятнее всего, ревновал Лизу к Андрею. Но он ревновал, насколько я была наслышана, даже к такому мужчине, как Николай Львович Любимцев, администратор драматического театра.

– Ты зачем приехал в Баку? Искать Лизу?

– А как же, канещно, Лиза искать! Эти бараны ее не встретили, а она, наверное, заблудилась…

– Зачем твои люди должны были ее встретить?

Насколько я знаю, она не первый раз приезжает в Баку.

– Как зачем? – Джебраилов вдруг замялся.

Повисла пауза, и он вдруг опустил глаза в пол.

– Ты говорил про какой-то калым, – вспомнила я начало разговора. – Что за калым ты заплатил и за что?

Джебраилов молчал. Я подошла к нему и с размаху отвесила пощечину.

– Мы, по-моему, договорились, что ты отвечаешь на мои вопросы честно и правдиво! Понял?

– Калым заплатил Лиза я, – потирая щеку от моего удара, ответил Джебраилов. – Раньше калым давали родителям, а теперь можно сразу жене.

– То есть ты ей заплатил деньги? – вступил в разговор Лисовский.

– Не просто деньги, а доллары заплатил! – ответил Джебраилов. – Это ты баран, ты не понимал, что Лиза любит меня и хочет замуж за настоящего мужчину! То есть меня… У тебя нет столько доллар, а у меня есть! И я могу купить твой жена!

– Сколько же стоила тебе Лиза? – спросила я.

– Двадцать тысяч баксов.

Бен присвистнул, а я продолжила задавать вопросы.

– Где деньги?

– Как где? В банке лежат деньги, на имя Лиза.

Как положено сделал, чтобы все культурно было.

– Она приехала в Баку и хочет остаться с тобой?

– Канещно, со мной! Мы бы потом развод оформили, немного погодя… Но ее не встретили эти бараны.

– Ты уверен, что она летела этим рейсом?

– Я сам ее посадил на самолет.

– Она не могла переодеться в самолета в другой плащ?

– Какой другой плащ? У нее в руках была только маленькая сумочка.

– Ты не знаешь, какого цвета была подкладка у ее плаща?

– Красного, – тут же ответил Бен.

Для меня стало более-менее понятно, что могло произойти в аэропорту Бина после прибытия самолета с Лизой на борту, – она располагала достаточным временем, чтобы изменить свой имидж. Стоило зайти в туалет, вывернуть наизнанку плащ, надеть парик и, скажем, дымчатые очки, чтобы азербайджанцы не узнали ее.

– Кто ездил встречать ее в аэропорт? Можно поговорить с этими людьми?

– Если тебе с этими баранами надо разговаривать, пожалуйста.

– Я спрашиваю, где их найти.

– Сейчас Гюле скажу, она их приведет.

Джебраилов поднялся на ноги, прихрамывая, подошел к столу и нажал кнопку селекторной связи. Через несколько минут в кабинет вошли двое мужчин в галстуках. Они представились Керимом и Селимом и были, в общем-то, похожи друг на друга. Оба отличались достаточно крепкой комплекцией и олицетворяли собой типичных людей своей профессии – телохранителей: губы сомкнуты, взгляд холодный, безупречная одежда и предельная корректность. После разговора с Джебраиловым, слова которого надо было осмысливать и переводить на нормальный язык, беседа с Керимом и Селимом показалась мне даже в чем-то приятной, по крайней мере, они хорошо владели русским и не столь субъективно смотрели на жизнь.