Текст книги "Непозволительные удовольствия (СИ)"
Автор книги: Марина Лётная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
2.2
Цепкие руки Карлоса обхватили меня под грудью так, что я услышал своё собственное сердцебиение. Шея пульсировала, ноги превратились в вату, и тело непослушно осело в направлении пола. Необъяснимое волнение нахлынуло на организм, растекаясь дрожью, как только Мишель сверкнула мокрыми от слёз глазами и бесследно вышла из студии.
– Ты что делаешь, идиот?! Она же свалит от нас из-за тебя! ― Джастин яростно и укоризненно выплёвывал свои нотации, пока я безуспешно пытался придти в себя. ― Догони и извинись!
– Да пошло всё к чёрту!.. ― Злоба вспыхнула с новой разрушительной силой; взглядом я встретил своё отражение в зеркале и вздрогнул от пробирающего гнева. Лицо исказила отталкивающая гадкая гримасса. Джастин тут же заслонил собой зеркало и вцепился в мои плечи, до головокружения сотрясая картинку перед глазами. ― Ты помешался что ли? Отпусти!
– Это она помешалась на тебе! Не видишь, как смотрит влюблённо в твою сторону? ― В груди словно оборвалась нить, заземляющая всё это время ритмично постукивающее сердце. Кровь зациркулировала с бешеной скоростью, и я весь загорелся. ― Брэндон, будь ласковым котиком и извинись!
– “Ласковым котиком”?
До этих слов я и думать не мог о чём-то, кроме того, что Мишель может быть на стороне наших соперников, ведь это был её давний друг, я слышал из разговора капитана их команды за кулисами. К внезапному появлению требовательного хореографа, натаскивающего нас ради денег, я до сих пор относился скептически, хоть и метался от одного мнения к другому. Мишель противоречивая, во многом говорит и делает разные вещи, так почему ради гарантированного выигрыша ей не подставить нас перед своим другом? Может, это сговор…
– Разве ты не понимаешь, что она ведёт нас к победе?! Она делает всё, чтобы мы смотрелись выигрышно. Ты сам мог увидеть пару часов назад на сцене, что мы держим достойную планку? И если ты извинишься, мы продолжим как ни в чём не бывало и заберём эти чёртовы деньги!
В студию закралась гнетущая тишина. Джозеф стыдливо качнул головой, поджав губы, и тяжело выдохнул. Я переметнулся взглядом на Криса: он схватился за разгоряченный лоб, пытаясь спрятать глаза, а Карлос, последовав примеру хореографа, вышел в раздевалку, громко хлопая дверью шкафчика, распаляя в Джастине смешное, как по мне, состояние хищника, выжидающего добычу в ближайших кустах. Ему кажется, мы близки к успеху, как никогда, а я помешал, выстрелив раньше времени.
– Брэндон, ты упустишь её, а потом всем придётся расхлёбывать! Она уходит сейчас, а вместе с ней и наш гонорар!.. Ты же пойдёшь за Мишель? Сейчас она только тебя послушает, ― я обхватил ладонями мокрую от воды и потяжелевшую от домыслов голову, в висках зародилась ноющее напряжение. Как настырно и ультимативно капитан намекал мне на влияние на хореографа. Как это было важно для него: карие глаза налились страхом и едва сдерживаемым бешенством, от выхода которого меня уберегало только возможное согласие на извинения.
Речь зашла об одном постыдном поступке, в котором мы стали соучастниками за спиной у ничего не подозревающей Мишель.
– У тебя ведь нет никакой больной матери, ведь так? ― Джастин продолжал вынуждающе сверлить меня тёмными горящими глазами в ответ на горькую прямолинейность. На моих крепко сомкнутых кулаках выступили жилы, в пространстве снова заискрило разрядами агрессии – жадная у не чурающегося предательств Джастина, и моя, недоумевающая. ― Зачем тебе столько денег? Своей половины было не достаточно?
Стремительно поднявшись на ноги и не дожидаясь достойного ответа на риторические вопросы, я зацепил из раздевалки сумку и на ходу натянул сухую футболку, скрываясь в дверях в след давно сбежавшей в слезах девушке. Джастин хочет, чтобы я догнал… Догоню! Только эти грязные деньги никому не принесут удовлетворения и добра, если только они не достанутся бездомной печальной брюнетке, оставившую сгнивающую с головы команду наедине с совестью и холодными зеркалами студии.
Торопливо спускаясь по лестничному пролёту, я заглядывал в окна, пытаясь высмотреть тёмную копну волос и красный спортивный костюмчик. Он сказал, что Мишель влюбилась. Влюблённый взгляд, вот, что это было! Я пересчитал ногами ступени, и с приятной истомой осознал, что недолгие несколько минут до грядущего неприятного разговора смогу погрузиться в смысл прогремевших в моей голове слов. Под кожей возник мучительный жар, пробирающий до самых костей. Особое внимание Мишель ― наигранно радостной, загадочно грустной, отвратительно правильной, омерзительно беспринципной ― влюблённость в меня. Щёки и лоб вспыхнули: сквозь клеточки кожи прорывались самодовольство и тянущее удовольствие от этой льстившей мысли; моя протухшая душонка возликовала! Сам бы я никогда не пришёл к подобным выводам, но со стороны, видимо, виднее.
Я выскочил на улицу и втопил вслед удаляющейся дрожащей фигурке в облегающих спортивных трико, чуть не сбивая по пути идущих на встречу прохожих. Догнать её оказалось легко, но как заговорить с Мишель после того, как я обскандалился в репетиционной, попросту не знал. Всё шёл и шёл ей вслед, отбиваясь от гадких и справедливых обвинений, которые хореограф могла бы справедливо на меня обрушить. Страх перед глубиной её обиды меня сковывал, но ведь вот-вот я ещё хамил и лез в драку, не гнушался грязных провокаций, теряясь в догадках по поводу мотивов её нелинейных поступков. А теперь нужно извиниться… Но не ради денег, ни за что. Просто потому, что она не заслужила такого отношения.
Когда мы почти поравнялись, слух уловил надрывные всхлипы: Мишель слабо брела, несмотря под ноги, периодически спотыкаясь, и прятала склонённую голову в дрожащие руки. Тогда мои уши загорелись от снедающего стыда, лёгкие стянуло ноющей болью, и ноги сами замедлили ход. Мне стало так жаль, так неловко. Ведь она ревела из-за меня…
Я запрокинул голову, пытаясь сглотнуть подступивший к горлу ком. Нужно извиниться, нужно найти хоть немного веских доводов, почему я так себя вёл. Так почему же?
Но я сам не мог понять, зачем мне взбрело перевоспитывать взрослую девушку. Почему ненавидел и искал подвох там, где его не оказалось. У неё и без нас какие-то большие неприятности… У неё ещё будут проблемы, а я добавил огонька.
Так гадко. Я значительно отдалился, но не теряя Мишель из виду. Раньше мне было ровным счётом плевать на женские чувства, но эти слёзы вызывали болезненный в теле страх. Рот сковало непривычной раздражающей неуверенностью, кожа похолодела: что я могу сказать полезного Мишель? И так уже сполна высказался… Нет надобности в никчемных успокаивающих фразочках озлобленного безмозглого грубияна, потому что мне нечего ей больше предложить.
Мишель вдруг свернула на перекрёстке вниз, резво устремляясь в сторону внезапно обретённой цели. Требовательные лёгкие холодными рывками воздуха обдирали горло: угнаться за брюнеткой теперь казалось непосильной задачей. Что-то вспомнила или, наоборот, бежала, куда глаза глядят, да так неожиданно, что я поначалу опешил, но решил довести дело до конца. В пути я всё ещё бессвязно обдумывал, какими словами начну разговор. Но пока Мишель только отдалялась, демонстрируя мне прекрасную физическую подготовку, петляя между толпами прогуливавшихся молодых людей в свете алого садящегося солнца. Мы бежали с горки по спуску, и колени неприятно гудели от твёрдого сопротивляющегося под стопами асфальта. Перед глазами пролетали улицы, и я с трудом пытался обозначить ориентиры, чтобы запомнить адрес. Вдруг, ещё пригодится.
Десятиминутная пробежка привела девушку на тихую пустую улицу, явно ей знакомую, и мне пришлось задержаться в переулке, чтобы отдышаться, собраться с тревожными мотыляющимися в черепной коробке мыслями. Я вынырнул светлой головой из-за угла, наблюдая, как Мишель застыла у лестницы одного из неприметных пошарпанных домов, тяжело вздымая грудь и встряхивая спутанные густые волосы на плечах. Убежала от меня, как бешеная лань! Она принялась размазывать по раскрасневшемуся припухшему лицу уже редкие слёзы, протёрла глаза и устало села на скамью около входа, нетерпеливо вглядываясь в окна. Значит, кого-то ждала.
Сейчас её взор мог быть направлен на меня, и чтобы не стать раскрытым в своём непреднамеренном шпионаже, я полностью исчез за холодной каменной стеной, приводя слух в максимальную чувствительность. К кому может прибежать девушка в слезах? Мишель поселилась в студии, значит, с домом у неё проблемы, как и с близкими людьми, раз не у кого переночевать…
Кожу спины и шеи неконтролируемо окатили мурашки, когда я услышал детский голос. Что-то неразборчивое, вроде бы, радостное. Слишком тихо.
Я не удержался, чтобы выглянуть одним глазом, но потом полностью выступил из-за угла, потому что Мишель стала всецело увлечена присутствием небольшого роста тёмненькой девочки. От немого удивления и необъяснимого душераздирающего сожаления я накрыл приоткрытый рот ладонью. Девочка и хореограф были так похожи, как две песчинки с пляжа Сан-Франциско. Непредвиденное открытие далось мне ценой огромного разочарования. Я сам не понимал, почему расстроен, почему живот прострелило и неприятно стянуло от сожаления и горечи. Ладони похолодели и сомкнулись в кулаки, пока моё не смиряющееся сознание упорно искало иные объяснения увиденному.
Мишель обнимала девочку, гладила по шёлковым как у неё самой волосам, усаживая к себе на руки, целовала в розовые щёки, грустно щебеча ей какие-то милости на ухо ― не знаю, о чём разговаривают мамы с маленькими дочками, но девочка улыбалась, перенимая во взгляде такую же печаль, как у Мишель, с аутентичной подлинностью. Это была её дочка…
Мне захотелось уйти. Сделать ноги. Так, как бежала Мишель пару мгновений назад, скрываясь за частыми однотипными поворотами.
Или отмотать на минут десять назад и не идти за ней вслед, чтобы не знать Мишель, как открывшуюся мне влюблённую девушку и маму маленькой дочки в качестве одного человека. Грудь сдавило, словно жестяную банку из под пива сложили гармошкой, и я опустился на землю, хороня на неопределенное время лицо в ледяных ладонях.
А ведь я действительно на миг подумал, что мог бы её заполучить. Может что и вышло бы даже после всего того, что наговорил.
Отрывками доносились их голоса: гибкий и спокойный, и звонкий, совсем иногда сдержанно смеющийся. Мне не представлялось возможным разобрать их разговор, и в какой-то момент я завязал свой внутренний диалог. "Молодая девушка с ребёнком, должно быть, самое ответственное существо на планете? Или безответственное? Она что, залетела в школе? Ну это и не показалось бы мне удивительным ещё сегодняшней ночью…" Больше я не мог думать ни о чём, кроме, как о Мишель и ребёнке, как о неприятной проблеме, обузе в её жизни. И в моей тоже. Ведь, оказывается, последний месяц я только и занимался тем, что мысленно отлюбливал Мишель в разных позах или вёл нравоучительные монологи. И даже, когда желанный план сам собой претворился в жизнь, мои мысли не покидал хореограф.
Ну надо же, как проблема решилась сама собой. Не нужно извиняться, не нужно подбирать слова и взращивать надежды, ведь у неё есть ребёнок. Я здесь буду явно лишний. Так я уговаривал себя, как только мог, что ничего сверхъестественного не произошло, но от чего-то всё глубже уходил в угрюмые размышления, облокотившись о стену в подворотне.
– Долго тут сидишь? ― её удивлённый и рассерженный взгляд явно смягчался встречей с дочерью. Мишель сложила руки на груди, стоя надо мной, и я заметил как непривычно после слежки смотреть в её мрачные заплаканные глаза с такого близкого расстояния.
– Шёл за тобой, когда ты выбежала… ― голос прозвучал так серьёзно и печально, будто мы встретились на похоронах. Я достал пачку сигарет, не поднимаясь с холодного асфальта. ― Будешь? ― она нерешительно кивнула и медленно опустилась рядом, сторонясь случайных прикосновений. В ход пошла зажигалка.
– Я просто… ― Ком в горле коверкал голос, задерживая извинения в горле. ― Хотел…
Мишель прикурила и отвернулась в сторону тихой проезжей части, глубоко втягивая расслабляющий горький вкус тлеющей сигареты. Я почувствовал себя пустым местом.
– Извини, Мишель… ― мне стоили эти слова вывернутой наизнанку, как мне казалось, не существующей души. Ещё когда мы сломя головы бежали по улицам, я был готов предложить ей пожить у меня, чтобы искупить вину за отвратительное поведение, но ребёнок… ― Это твоя дочка?
Девушка упрямо отмалчивалась и не собиралась изливать душу, не удосужившись даже кивнуть. Внутри всё похолодело с новой силой.
– Теперь я догадываюсь, зачем тебе выигрыш… ― Неловкая тишина выдавала волнение обоих, от чего непонимание разрасталось до чудовищной величины. Мишель докурила сигарету и потушила о кирпичик, а я так и не приступил к поглощению никотина, пристально всматриваясь в её искусанные чувственные губы. Она снова неожиданно резко встала и побрела в обратную сторону, откуда мы прибежали. Я потянулся следом, не понимая, чего ещё ожидать. Но теперь извинения давались мне гораздо легче.
– Мишель! Я обидел тебя! Прости… ― Девушка упорно шла вперёд. ― Я совсем тебя не знал! Осудил тебя, возненавидел непонятно за что! А на самом деле… ― Она тихо жалобно всхлипнула, и я понял, что опять говорю что-то лишнее.
Хореограф вдруг развернулась ко мне лицом, остановившись посреди пустой улицы, и мне пришлось столкнуться лицом к лицу с её мокрыми от свежих слёз серыми глазами. В который раз за день мне стало невыносимо страшно до рефлекторного озноба и вспотевших ладоней.
– Я буду надеяться, что в команде наступит перемирие. Нам нужна победа.
– Больше такого не повторится, ― зачем-то потянулся за её тоненькой маленькой рукой, но девушка осеклась. Похоже, мне стало нравиться лезть на рожон и чувствовать, как Мишель холодна и неприступна, доводя мой организм до трепещущей материальной боли и истощения от невозможности легко завладеть её прикосновением.
– Завтра как ни в чём не бывало. Как месяц назад, ― она шумно сглотнула слюну, выжидая мою реакцию. Я нехотя кивнул, но вдогонку отворачивающейся девушке вдруг выпалил очередную нелепость.
– Я не смогу, как месяц назад… Всё время думаю о нашем сексе… ― Мишель неконтролируемо дёрнулась, и я даже со спины ощутил, как прикрыла вздрагивающие опухшие веки. Я делаю тебе больно, не могу остановиться. Даже до конца не уверен, что могу что-то обещать, узнав твой маленький несносный секрет, ведь я избегаю и простых человеческих отношений, не говоря уж об отношениях со взрослой самостоятельной женщиной, воспитывающей ребёнка.
– Ты хуже, чем я о тебе думала. Жестокий… ― Девушка разочарованно шумно выдохнула и от чего-то уверенно зашагала в сторону студии. Я шёл следом ещё какое-то время, пытаясь успеть за торопливой походкой, но потом замедлился и окончательно отстал, упуская Мишель из виду: она оставляла меня позади в буквальном и переносном смысле. Теперь мне и надеяться на её благосклонность было глупо, всё было испорчено до основания.
2.3
― Согни уже, пожалуйста, колени! ― Мишель сдерживала раздражение с особым старанием, лишний раз избегая делать мне замечания, но в отражении я улавливал, как выбиваюсь из чётко сложенного рисунка: светловолосый мерзавец сильно портил синхронность непринуждённо двигающихся жарких тел. Удержаться от комментариев в роли хореографа и я бы не смог, видя как у танцора напрочь отсутствует чувство ритма. Бывает, тело от чего-то непослушно, и его невозможно растанцевать ― неудачный день ― мой затянулся на полмесяца. Это не могло не выбивать из колеи и добавляло нервозности, ведь отборочный этап конкурса был намечен на завтра.
Давно смело и не скрываясь я изучал состояние лапули, отразившееся на её внешнем виде: в преддверии отборочного этапа брюнетка не собирала в хвост свои шёлковые гладкие волосы, они трепались за время тренировки и пушились, от этого женский облик принимал особый интимный вид, как во время нашего уединения. Усовершенствованный танец предполагал элементы ненавистного ей стриптиза: взглядом хореограф неловко и с брезгливым удовольствием проскальзывала по моему полуголому телу и торопилась схватиться взором за что бы то ни было, только бы это не был я. Мишель не прятала печаль и едва горящий влюблённый огонёк в глазах, но мне приходилось чувствовать в каждом её действии окончательное разочарование ― что бы девушка не испытывала, она была настроена решительно через это перешагнуть и стала преувеличенно равнодушна во многих отношениях ко мне.
Я начал страдать. Жизнь превратилась в вымученный набор запланированных действий, больше не включавший в себя алкоголь и мимолётные знакомства ― две недели привели заядлого ловеласа в сексуальное истощение и беспамятство о себе как о привлекательной личности. Последние тренировки превращали организм в сублимированный овощ, я приходил домой поспать, чтобы на утро снова тренироваться, слабо отдавая отчёт в своей мотивации. Это ли не ради выигрыша для Мишель?
Мишель…
Теперь, когда девушка отдалилась, я изводил себя душевными терзаниями. Вместо очередной галочки в списке самоуверенного бабника зародилось гнетущее, болезненное чувство сожаления. Зачем она только появилась в моей жизни? Официантка дешёвого паба, профессиональный хореограф и мать детсадовской малолетки. Раньше мне бывало всё равно, кто готов раздвинуть передо мной ноги, социальные роли в обществе не заботили, ведь жажда удовольствий свойственна любым категориям женщин. А что сейчас? Связь с Мишель неприятна, терзает мою из ниоткуда появившуюся совесть. Мне искренне жаль, что я добавил ей неприятностей, а не сожалеть было невозможно ― каждый день лицом к лицу мы сталкивались на репетициях.
Танцы, а вечерами бесцельное передвижение по квартире, сопровождала тяжесть в грудной клетке; при редкой возможности уловить взгляд светлых блестящих глаз на себе организм испытывал ноющую боль, заземляющую и приводившую меня в странное живое состояние. Вдруг особенно остро я ощущал широкое пространство студии, ограниченное стенами, тяжесть потолка, осознавал, что танцуем мы на метрах пяти от твёрдого асфальта под окнами на отёкших ватных ногах, а при взгляде на зеркальное отражение напротив улавливал пугающую глубину так, что перед глазами темнело. На душе делалось пусто, а впереди у самых зеркал стояла стройная милая Мишель, невзначай подарившая мне один взгляд, и её присутствие уже начинало казаться естественно привычным и необходимым в моей жизни.
Постепенно приходило смирение. Думать о ней становилось немного легче, и я уже осознавал, что добровольно отдаю себя в рабство мыслям о Мишель как о главной причине не только моего душевного беспокойства, но и восхищения. Я привык видеть её сильной и морально собранной, упорствующей в работе и требовательной, а зная её жизненную ситуацию, становилось очевидно, что она несёт своё бремя достойно, как бы не было трудно. И даже в редкие моменты уязвимости при взгляде на меня хореограф оставалась непоколебимой, хоть и будучи отрезвлённой мерзким поведением бабника. Девушка сторонилась меня, старалась избегать любого телесного контакта во время тренировок и боязливо озиралась после их окончания, не желая сталкиваться со мной лицом к лицу наедине. А я ни за что не собирался этого делать…
Маленький ребёнок оставался большой проблемой, как и нежелательные чувства. Я однозначно ничего не собирался предпринимать, ощущая как органы ноюще тлеют изнутри, стоит мне только уловить знакомый образ. Стараться реабилитироваться в её глазах, взращивать свои и женские надежды, когда между нами всегда будет стоять её дочка. Я не смог пойти бы на это и под пушечным выстрелом… Такая ответственность уготовлена не для меня.
– Блондин, на тебя смотреть больно! Ты всё портишь! ― Джастин крепко сжал пальцами моё плечо, вырывая из заученной автоматической хореографии и тягостных размышлений. ― Соберись уже, а то как пюре, размазанное по тарелке! Выглядишь невкусно…
Как и обещал, я не агрессировал, и это даже не составляло мне большого труда. Сложно провоцировать на злость “размазанное по тарелке пюре”.
– Кого ты там имел опять всю ночь до смерти? До своей собственной!
– Никого.
Весь коллектив видел и знал о наших теперь напряжённых отношениях с хореографом, как и об очевидном легкомысленном флирте в недалеком прошлом, наверняка увенчавшимся концовкой моего излюбленного сценария. Ведь так и было. Никто не смел подавать виду и хоть как-то открыто осуждать девушку, и только Джастин охотно пихал меня в её объятия, а как только понял, что я больше не состоятелен в качестве её возлюбленного, начал воздействовать на Карлоса. Мы оба справились бы и без капитана команды стриптизёров в любовных делах, но Джастин считал своим долгом обеспечить Мишель эмоциональную занятость и отвлечь от любых серьёзных мыслей о выигрыше. Пока девушка погружена в душевные переживания, принятые решения ускользнут мимо её невнимательного взора.
И хоть я знал, что нас взаимно друг к другу тянет, на место нездорового наслаждения заступила провоцирующая невыносимый сердечный ритм тревога, унять которую никак не удавалось, как и Карлос упорно стремился занять моё место в сердце хореографа. Он осторожно и едва заметно для Мишель шёл к этому с самого первого дня ― спокойный, рассудительный, мужественный, надёжный ― и теперь у него были все шансы заполучить её доверие. Карлос и детей не боялся, и был готов к серьёзным отношениям, а в стриптизе оказался лишь чтобы помочь родителям с тяжелым материальным положением. Это похоже на саму Мишель, и это благородно. На месте здравомыслящей матери-одиночки я бы не упустил такого шанса, поэтому я бы точно понял интерес хореографа к благородному красавчику-мулату. Я бы понял…
Но он активизировался так некстати! В реалиях жизни ― я скотина, которой лучше к Мишель не приближаться, но в мыслях… Там я способен извиниться достойно, предложить ей попробовать общение, и… Любить хореографа? И хоть это был для меня роскошный, непозволительный риск, я опрометчиво продолжал фантазировать о ней, а про ребёнка и думать забыл. В мыслях девушка стала моей.
Сегодняшняя последняя тренировка перед отборами вынуждала меня чувствовать себя паршиво, как никогда в этой беззаботной жизни. Его симпатия, ранее не выходившая за рамки любезностей, переросла в настойчивое желание касаться её хрупкого тела. Я сбивался на каждом шагу, портил тонко созданную атмосферу номера, с неприязнью улавливая каждое тактильное взаимодействие Мишель и Карлоса, самопроизвольно представлял на моём месте, грубо ласкающего нежное податливое тело, мускулистого мулата. Сожаление и тихая злость на себя томили в груди мучительную горечь, я готов был искусать локти до алой крови: для Мишель наглый, требующий внимания блондин уходил на второй план её жизни.
Соблазнительный энергичный танец был доведён парнями до желаемого идеала: пластичные рывки голых торсов и массивных рук, волнообразные перемещения корпусов в пространстве на присогнутых крепких ногах напоминали вальяжные львиные повадки. Амплуа самоуверенного, сознававшего масштабы своей безграничной сексуальности опасного животного безупречно приходилось по нраву каждому амбициозному танцору нашей команды, Джастину, Карлосу. Но впервые в подобной роли я чувствовал себя не в своей тарелке, машинально оттанцовывая заезженный мною номер. Пока напарники наслаждались ролями искусителей, вкладывая осознанный смысл в движения, я мысленно метался между удушающим страхом и желанием подойти к Мишель после тренировки, чтобы хоть ещё на несколько секунд завладеть напряжённым вниманием хореографа, перетянуть его на себя и тлеть в воспоминаниях о коротком разговоре оставшийся вечер.
– Я должна вас похвалить. Вы проделали огромную работу, выглядит достойно! ― Она вымученно выдохнула в завершение сегодняшнего муторного вечера. ― У вас есть все шансы занять завтра лидирующую позицию. Собираемся за час до начала в предоставленной нам гримёрке. Подготовим ваш внешний вид и будем ждать выхода, ― Мишель обвела парней облегченным и слегка радостным взглядом, а потом остановилась на мне, теряя всякие задатки веселья. ― Брэндон…
Девушка нервно сглотнула слюну, чем привела меня в окаменелое состояние.
– Я надеюсь, что завтра ты соберёшься.
Джозеф и Кристиан уже шли по направлению раздевалки, по пути подбирая мокрые стянутые майки с пола, Джастин недовольно копался в сумке. Я хотел было сделать шаг в сторону отключающей музыкальное оборудование Мишель, с трудом сдерживая дрожь в теле, как Карлос оказался на два шага вперёд. Парень уверенно обхватил тонкую талию, предлагая хореографу свою помощь.
– Мишель, мы совсем тебя утомили! Отдохни, я сам всё приведу в порядок…
Какая идиотская была затея… Я быстро сник, удаляясь вслед устало беседующей пары в раздевалке.
***
Будильник громко затрещал, отрывая меня от двухчасовых утренних размышлений. Другой мужчина в её жизни превратился в откровенный для меня вызов и непреодолимую проблему. Завладеть вниманием Мишель, ухватить в ласковые объятия, спутывая густые волосы, гладить губами теплеющую от дыхания кожу, прижимать и чувствовать, как она покорно позволяет к себе прикасаться, с осторожностью вбирать чувственные губы во влажный рот и пробовать их от сладости до солёной крови – эта роль должна принадлежать только мне; я хотел во что бы то ни стало её согласия на мои бесконечные трепетные ласки. Этим утром меня уже не так сильно пугал ребёнок, как высокий смуглый мужчина, щедро одаривающий Мишель заботой. Я готов был смириться с мелюзгой в юбке!
Я посчитал теперь, что это делает Мишель той, кем она является. Ответственная, серьёзная, чуткая, выгорающая на любимой работе ради своей семьи… У девушки есть семья. А где же отец её ребёнка? Почему он оставил её… Кольца у неё точно не было.
Босыми ногами я вскочил на холодный пол и с тревогой заметался по квартире, беспорядочно сгребая вещи для сегодняшнего выступления в ком на не застеленной кровати. Нужно собираться, чтобы быть за кулисами вовремя и не заставлять нервничать хореографа. Словно находясь в бреду, я задвинул шуршащую, полупрозрачную шторку в ванной, давно неконтролируемо представляя, как Мишель находилась бы рядом, прижимаясь ко мне голым тёплым телом, и крутанул холодный вентиль. Под расползающимися по телу струями прохладной воды я какое-то время шептал губами вслух свои беспокойства.
Наверное, в детях нет ничего страшного… Мы все были когда-то детьми, и до тех пор, пока родители могли давать поддержку. Некоторые дети ограничены выбором только в силу возраста, но бывает, что они уже обременены ответственностью не по годам. А эта девочка явно не погодам серьёзная, раз они с Мишель разлучены… Это отталкивало меня ещё больше, чем просто тупое дитя.
Что может чувствовать мама маленькой дочки, когда ей приходится бегать на короткие встречи с ребёнком? Как же вообще вышло, что они не вместе…
Вытирая тело махровым полотенцем до красноты, я встретился в зеркале с отражением холодного беспокойного взгляда. Мишель растит такую же сильную, самостоятельную и выносливую девушку, как она сама ― с такой принцессой было бы тяжело налаживать контакт. С любым ребёнком было бы тяжело, но с её… Особенно. Потому что я мог бы иметь к ней непосредственное отношение. Сомневаюсь, что из меня вышел бы хороший заботливый отец, но я мог бы отвозить её в школу на машине. Девочка могла бы спать в гостиной на моём любимом кожаном диване, если, конечно, она умеет контролировать нужду по ночам… Да какая разница. Главное, что не в спальне же?
Столкнувшись в зеркале с удручённым побледневшим лицом, я шумно выдохнул и удивился своим мыслям.
***
За кулисами пахло канифолью, и я с волнением ловил взглядом в свете прожекторов мерцающие частицы пыли между ударными движениями группы танцоров на сцене. На противоположной стороне в разных карманах кулис готовились к выходу Джастин, Кристиан и Джозеф, растирая ладони и разминая шеи; на правой стороне за плотной непроницаемой тканью в полуметре от меня ждал нашего номера спокойный собранный Карлос. Солнечное сплетение и конечности потряхивало, ладони и ступни одолевал озноб в ожидании скорого выступления: я боялся залажать и испортить весь труд Мишель на глазах полного шумного зала.
Девушка обошла каждого нашего танцора, заботливо что-то нашёптывая на ухо и вызывая уверенные одобрительные ухмылки, потом юркнула за внутреннюю часть бархата, желая обогнуть сцену. Я наблюдал за этим с нарастающим сердечным ритмом, отстукивающим в ушах, и боязливо ждал, что и ко мне она подойдет тоже.
Бесконечных два номера она провела за плотной шторой, беседуя с Карлосом. Я слышал её глубокий звенящий голос, иногда слабо посмеивающийся, и мужской глухой, сгорая от нахлынувших разочарования и ревности. У них наладилось общение, возможно, была и симпатия. Хореограф поддержала капитана, дала хороший настрой Крису и Джо. По-доброму и подолгу ворковала со своим новым поклонником, а наш номер приближался. Мне показалось даже, что ко мне девушка совсем не подойдёт, но среди стихших голосов я вдруг услышал её аккуратные шаги. Страх перед выходом на сцену и её чуткий визит распалили в конечностях мелкую дрожь.
В последнюю очередь Мишель неуверенно заглянула в мой карман кулисы: до начала оставалось минуты две, и на моём лице её ждала дежурная ухмылка.
– Волнуешься? ― Неужели это так заметно… Она неловко приблизилась и маленькой тонкой ручкой обернула кончики холодных дрожащих пальцев. ― Будь, что будет. Мы сделали всё, что было в наших силах. Вы хорошие танцоры, и я вам благодарна за труд.
Стандартные вопросы и фразы, с которыми может поинтересоваться хореограф. Но мы оба знали, что за ними притаились невыясненные отношения и обида. Не дожидаясь моей реакции, брюнетка двинулась вглубь темноты, но я крепко сжал её ладонь в свою и обернулся, закрывая собой её стройное тело от взглядов парней из противоположных кулис. Её дрогнувшее в неизъяснимой тревоге лицо оказалось в моей тени.
– Я хотел сказать, что восхищён тобой… ― Мишель пристально смотрела в глубину моих глаз, от чего в крови перемешались страх, волнение и болезненное удовольствие. У неё светлая, печально-туманная серая радужка. Этот разговор мог бы никогда не состояться, если бы меня не подталкивал к этому смуглый, уверенный в себе Карлос. ― Ты сильная, мне до тебя не дотянуться…
Она слабо кивнула, и я рискнул продолжить импровизированную речь.
– Самодостаточная, серьёзная, с ребёнком на руках… Только не понимаю, что тебя сподвигло со мной переспать, из головы не выходит… ― Девушка тяжело вздохнула, не разрывая зрительного контакта, а потом уверенно заговорила сквозь басящую на сцене из мониторов музыку.
