Текст книги "Непозволительные удовольствия (СИ)"
Автор книги: Марина Лётная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
1.1
Мой маленький нежный мышонок, мне страшно.
Здесь я оставляю тебя. Но о чём ты можешь думать сейчас, когда твои реснички так вздрагивают, и ты ловишь тусклым взглядом складки на своей выцветшей синей юбочке, тревожно перебирая их пальцами? Бормочешь себе под нос о нашем с тобой будущем, удерживая в грудной клетке всхлипы, и не поднимая на меня взгляд серых блестящих от детских слёз глаз, говоришь слишком по-взрослому: “Я буду ждать, когда всё наладится, Мишель”. Я вынуждена оставить тебя здесь, мой маленький комочек тревоги, но от этого ты будешь ещё самостоятельнее и рассудительнее. Случись что, я не смогу отгородить тебя от опасности узнать этот мир с его худшей стороны… Хотя, куда уж хуже ― лишь если я вернусь к тебе ни с чем.
Когда они умерли, я едва успела закончить школу. С разницей в возрасте в восемнадцать лет и моей худощавой фигурой ты и я походили на залетевшую восьмиклассницу с младенцем на руках. В моих руках оказалось твоё будущее, мышонок. В руках девушки, у которой в этой жизни лишь и был аттестат об окончании школы. И жуткая пробирающая паника: мы совсем одни с тобой на этой просторной кухне. Гремлю кастрюлями в гробовой тишине, а ты не улюлюкаешь, как все дети, а смиренно наблюдаешь, как твоя старшая сестра пытается стать подобием матери.
– Вспоминаешь их сейчас? ― Молли пробирается на мою сторону кровати, рассеивая тоскливые мысли, и запускает свою похолодевшую ладонь в мою, а я в ответ слабо её сжимаю. ― Не говори мне. Иначе я снова буду плакать…
– Мне жаль, малыш, но это всё, что в моих силах.
– Ты лучшая сестра, ― она доверительно медленно склоняет голову мне на плечо и снова говорит вещи слишком серьезные, не свойственные детям её возраста, от чего мне щимет в ребрах. ― Нет, правда! Ты так много делаешь для нас… для меня. Мишель, я обещаю, что буду гордиться тобой, чем бы это всё не закончилось! И ждать! Я уже жду, Мишель…
Я обернула её своими нетерпеливыми объятиями и вслушалась в приближающиеся шаги.
– Мишель, за тобой уже приехали, – женщина аккуратно заглянула в комнату, судя по тому, как щелкнула ручка двери, и застала меня с крепко закрытыми от надвигающихся слез глазами, целующую макушку сестры. ― Не терзай себя, милая. Молли будет под нашим присмотром сколько потребуется, ей с Лорой должно быть комфортно. Я постелила девочкам…
– Мисс Райт, посмотрите, какой у меня есть цветок! ― на восхищенном выдохе вскрикнула Молли, утерев красные глаза, и вскочила за своей сумкой, разорвав наши объятия, превращающиеся в невыносимые прощальные муки. Она отвернулась, пряча раскрасневшееся лицо, встретилась со мной взглядом на выходе, и постаралась радостно подмигнуть. Я тихо попрощалась и скрылась в проходной, ощущая, что могла бы вот-вот схватить Молли на руки и бежать отсюда.
Только бежать было некуда: апартаменты давно уже не принадлежали нам, а последние месяцы мы “пережидали” по моим немногочисленным знакомым. С работой совсем не ладилось, а новые счета об оплате, что сыпались в ящик, стали последним предупреждением, на которое я умудрялась успешно закрывать глаза. Всё ждала, что подвернется возможность реабилитироваться в глазах сестры.
Потому что я самой себе не верила, что работаю, черт возьми, танцовщицей.
Для меня эта сфера жизни с раннего детства стала отдушиной; творческая стезя, в которую я направляла все имеющиеся эмоциональные ресурсы, взрастила во мне дисциплинированного бойца в балетках, я могла бы добиться многого. И как бы я не относилась серьёзно к своему значимому увлечению, как бы я не мечтала связать свою взрослую жизнь с танцами, сейчас это кажется мне полнейшим абсурдом: творчество не приносит денег, оно лишь обманывает наши надежды иметь кров и не нуждаться хотя бы в чём-то малом. Теперь каждый раз, когда я говорю об этом, это слово будто покрывается налётом грязи и недостоенности. “Танцы”… Невозможно считать танцы серьезным заработком для девушки, не имеющей крова и образования, но с багажом ответственности за будущее ребенка. К сожалению, это всё, что я могу предложить этому миру, моей маленькой Молли.
***
Чарльз был мой давний знакомый ещё со школы. Знакомый ― настолько широкое понятие, что может вместить в себя и прохожего на улице, обмолвившегося с вами парой слов, и бывшего любовника, предававшегося с вами плотским утехам. Чарльз был совестливый знакомый. Чувствовал за собой вину в моих обманутых юных надеждах и при встрече со мной его лицо всегда выражало гадкое сожаление. От этой жалости его лицо так кривилось, что мне самой хотелось его утешить. Так утешить, чтобы он забыл дорогу в мою студию. Я вспоминаю, как последний раз мы стояли у заколоченных дверей в полудень, в жаркое пекло. У меня по вискам стекал пот: то ли от пробирающего жара, то ли от напряжения.
Из жалости к нашей с Молли сложившейся судьбе он при встрече убеждался, наверное, что не зря сделал от меня ноги, и предлагал деньги, которые я не могла позволить себе взять.
– Лучше скажи, есть ли какая-нибудь работа для меня, ― мужчина, скептически потирая небритый подбородок, пустил в мою сторону осторожный взгляд исподлобья.
– Джерарду требуются официанты в его ресторан. Но контингент там, честно говоря…
–Я согласна! Пожалуйста, Чарльз, познакомь нас сегодня же! ― мне было всё равно. Любая работа, любые деньги: мы сегодня лишились дома, Молли ещё не вернулась из школы. Я бросила понурый взгляд на заколоченную дверь, вспоминая, как ещё с утра я выходила отсюда с ощущением защищенности и небольшой уверенности в завтрашнем дне. Сейчас же возвращаться было некуда.
Мужчина невысокого роста, опрятно одетый в непримечательный серый пиджак, встретил нас с Чарльзом у входа в “Palermo” с такой же непримечательной вывеской. Вероятный Джерард неприветливо раскуривал сигаретку, смерив меня равнодушным взглядом.
– Ей очень нужна работа, Джер. Моя хорошая знакомая. Её сегодня выселили из дома… ― он безучастливо пожал руку Чарльза, потом, имитируя нотки вежливости и жалости, поздоровался со мной.
– Сегодня на смену выйдешь? Не хватает обслуживающего персонала, а зал обещает быть переполненным…
– Да! Да, я могу приступить, как только заберу сестру из школы. Это где-то через полчаса…
– Оу… ― Джерард затушил сигарету о кирпичную стену и небрежно выкинул окурок себе под ноги. ― Как тебя? ― я выпалила своё имя. ― Мишель… Так вот. Ты же не собираешься привести сюда ребенка? Попрошу, никаких детей в этом заведении. Девочка сама будет не в восторге. А ресторан открывается только через пять часов, мы работаем ночные смены. Правда, я здесь круглосуточно. Пристрой ребенка куда-нибудь, дорогуша. Время есть…
Мужчина был категорично прав, но другого выхода для нас не существовало. Страх показать Молли жизнь на улице неумолимо завладел моим ртом, заставляя бездумно твердить глупые уговоры.
– Джерард? Прошу вас! Могу ли я привести её сегодня? Всего один раз! ― я нервно сглотнула подступающий к горлу ком и обхватила руками лицо, едва сдерживая дрожь. ― Это произошло буквально только что… Я не знаю, к кому обратиться, чтобы переночевать даже до завтрашнего дня…
Слабость. Мужчина шумно и недовольно выдохнул, заставляя чувствовать меня совершенно бесполезным и проблемным работником в его глазах, хотя рабочий день ещё даже не начался.
– Она не проблемная девочка! Спокойная, тихая. Просто подождёт меня после работы… Прошу! Мне не на кого её оставить… ― Чарльз всё это время не участвовавший в разговоре, отстраненно отвернулся, недовольно сложив руки на груди. Ситуация неловкая, он буквально привёл меня в руки Джерарда, смятённо бегающего взглядом где бы то ни было, кроме моего загоревшегося от жгучих слёз лица. И, кажется, совестливое сострадание на секунду скорчило его непоколебимую мимику.
– Что ж… Я разрешу тебе один раз привести её. Но сделай пожалуйста так, чтобы ни я, ни наши посетители не видели ребёнка в зале… ― Джерард бросил последний неуверенный взгляд в мою сторону и скрылся в дверях под моё тихое "спасибо". Он говорит “ребёнок”, а кажется, будто "кусок мяса".
Ресторан этот не привлекал особого внимания пошарпанной вывеской с итальянским названием, перешедшим вместе с интерьером от предыдущего владельца. Я бы никогда не подумала, что здесь есть ресторан, а потому всегда проходила мимо и правильно делала. Темный зал с тусклыми шторами, пахнущими пылью, не навевали аппетита, как и пресная еда на прогорклом масле в придачу с грубым персоналом. Мы попали в какой-то гадюшник. Молли тихо сопела в коморке, спрятавшись за грудой пожелтевших не глаженных скатертей. Приближался первый час ночи. Я едва успевала поглядывать на неё, пробегая между кухней и залом с разносом, заставленным тарелками с бледной едой. Всё это вызывало во мне блевотное ощущение дешёвого паба, куда стекалось население после трудного рабочего дня, чтобы задавить кружкой пива чувство обреченности.
Ноги гудели от тяжести. Вместе с двумя напарницами я устало облокотилась о холодную стену и потеряно принялась осматривать в зале гостей, выглядывая из-за проема.
– Остановись уже, ― одна из сладких на внешность официанток вымученно улыбнулась, откидывая с лица светлые пряди волос, и заговорчески прошептала: “Сейчас будет время отдохнуть”.
Кулисные шторы незамедлительно всколыхнулись, в глубине зала на сцене показалась мужская, красиво сложенная фигура в строгом костюме. Молодой брюнет оказался привлекателен, но недельная щетина придавала налёт грубости и развязности. Одарив горячим вызывающим взглядом собравшуюся публику, он произнёс приветственные слова и пообещал дамам жаркую ночь. Я с удивлением заметила, что в зале в основном сидели женщины.
– Не думала, что тут могут проходить какие-то развлекательные мероприятия… ― девушка сдавленно хихикнула, уголки её губ оголили белоснежные зубы, и она уже довольно и расслабленно присела на ящик со столовыми приборами, натирая влажной тряпкой, источающей едкий запах уксуса, вилки.
– Сейчас увидишь…
Ресторан утонул в женских выкриках и визгах, перекрывая первые ноты едва зазвучавшей музыки. Спиной к залу на сцене оказались пятеро мужчин в приталенных брюках и рубашках, плотно врезающихся в широкие мускулистые спины. Глядя на их силуэты у меня моментально засосало под ложечкой. Я со странной смесью отвращения и интереса подметила про себя, что энергетика артистов, чьих глаз ещё не видел зал, вызывает импульсы взволнованности даже со спины.
Мужчины разворачивались в зал по одному, цепляясь взглядами за каждую пару глаз, направленных на них, и, не торопясь оголяться, дарили зрительницам короткие сольные партии движений. Первый, кто оказался лицом к возбужденным женщинам, был тот брюнет, что вышел объявлять номер. На несколько наивно коротких секунд мужчина привиделся мне простым ведущим какого-нибудь дешёвого корпоротива, привычно встречающего зрителей с кисловатой улыбочкой. Увы, это был не менее дешёвый стриптиз. Он ненавязчиво пробежался пальцами по своей одежде, задавая своим движениям плавный, но нарастающий темп. В темных блестящих глазах читалось вожделение и вызов к публике, который подогревали визжащие толпы девушек, едва удерживающиеся на своих местах. А они здесь завсегдатай… Брюнет передал эстафету следующему парню, и я резко отвернулась, пересиливая в себе интерес к происходящему.
– Тебе что, не нравится? Посмотри, какие сочные красавчики… ― я взволнованно заглянула за дверной косяк коморки и немного выдохнула, обнаружив всё ещё спящую Молли, свернувшуюся на полу калачиком.
– Впечатляет, ― попыталась ответить я безучастно, но сколько есть достаточно честно, чтобы та от меня отстала, и скользнула взглядом по очередному стриптизеру, провоцирующем среди публики очередную вспышку визгов. Он будто в замедленной съёмке смахнул с лица пряди длинных темно-русых волос и, покачивая бёдрами, расстегнул одну верхнюю пуговицу рубашки.
В зале было душно и приторно пахло алкоголем в перемешку с дешёвым парфюмом. Я всё никак не могла уняться, не знала, куда деть свой взгляд. Женщины повскакивали со своих мест, устремляясь к сцене, закрывая мне и моим напарницам обзор. Официантка дёрнула меня за руку, рывком заставляя подняться и, найдя опору в дверном проёме между подсобным помещением и залом, мы принялись жадно досматривать финал уже разгоряченного интимного танца.
Движения стали ритмичными, смелыми, громкими. Каждый из мужчин выглядел по-своему пикантным и заполнял пространство своей энергией тела, которую словно можно было увидеть и потрогать как что-то материальное, но выглядели они как элементы целой завершенной картины. Хоть и слишком вызывающей для моего воспаленного сознания. Я со странной приятной брезгливостью подметила, что такие точеные движения делают этих парней действительно привлекательными в глазах хореографа ― в моих. Я осматривала каждого уже с нескрываемым любопытством как возможный объект моего танцевального перфоманса, и задержалась на уложенных светлых волосах одного из танцоров.
Он пронзительно, словно выстрелил дымовой пушкой в сторону подсобок, зацепил мой взгляд глаза в глаза, и я ощутила, как пространство вокруг теряет четкость ― меня неконтролируемо пробрало от его нахального томного взгляда голубых глаз. Я, уже не в силах оторваться, будто завороженная проследила за его ладонями сильных напряженных рук, на которых выступали вены: на грани пошлости он коснулся своего лица, задевая приоткрытые губы. Его бледные пальцы дразняще продолжили путь по шее, оголенному рельефному торсу и потянулись к пряжке ремня. Он закусил влажную губу, и мои мышцы внизу живота свело ноющей болью от подобного зрелища. И не подумала бы, что стриптиз возымеет на меня такой предательский эффект. На последнем истомном издыхании я набрала воздуха, насколько позволял объем лёгких, и двинулась в зал, пытаясь выровнять своё нервное шумное дыхание.
– Эй, ты куда?
Танец был закончен, а атмосфера напряженности ещё долго будет окутывать зал. Я встряхнула свой заляпанный фартук и стала настойчиво просачиваться через толпу разгоряченных женщин, облепивших сцену. Сегодня в ресторане “Palermo” витала предельная концентрация феромонов, зрительницы словно ловили их частицы и сливались в толпе восторженными обсуждениями. Полураздетые танцоры вот-вот должны были покинуть сцену, ловя каждый возглас и купаясь в женских авациях, я же пыталась успеть проследовать за ними, пока дверь гримерки не закроется перед моим любопытным вздернутым носом. Но увидев в толпе вульгарно одетых девушек Молли, я резко сменила траекторию и поспешила обхватить ладонями её недоумевающее испуганное личико.
– Мишель, я испугалась! Тут такой крик поднялся, а тебя долго не было… Что происходит?..― я вижу по её наполненными слезами глазам, что она жутко смущена и увидела лишнее.
– Молли, мышонок, скоро ресторан закроется и все посетители уйдут. Мы сможем немного отоспаться, а перед этим мы поговорим… Всё в порядке… ― я вижу в её глазах немой вопрос, и мне жаль, что рядом со мной ей приходится видеть кадры взрослой жизни, которые я предпочла бы не показывать ребенку в таком возрасте. Но она много уже знает.
"Мишель! Ей нельзя быть в зале!"
Над моим ухом раздался громкий шепот. Напарница грубо потянула нас в сторону подсобки, и, прежде, чем я успела себе что-либо вообразить, тяжелые мужские руки остановили нас, впившись в плечи крепкими пальцами.
– Гостьи спрашивают администратора! Почему в зале ребёнок, Мишель?
И в этот момент я ощутила, как сотни тонн невыносимого стыда оседают на моё напуганное лицо посторонними осуждающими взглядами. Сколько их было – я точно не узнаю, ведь так боялась поднять глаза хотя бы на внезапно появившегося Джерарда, уже пожалевшего о том, что согласился на мою просьбу.
– Вот, это тебе за сегодняшний день, но больше не приходи, ― он протянул десять баксов ― смену можешь не сдавать.
Дрожащими руками я потянулась к деньгам, словно презирающих моё существование одним своим видом, и увидела, как Молли утирает частые слезы. Ну и к чёрту! Ресторан гадкий, работа – дрянь. Шеф резво удалился из затемнённого, всполошившегося оживлёнными гостями, зала.
– Ты хорошо работала сегодня. Нам будет тяжело вдвоем, ― белокурая официантка потрепала меня за плечо. ― Если останешься закрыть смену, будем очень тебе благодарны. Мы накинем пару баксов. Джерарду плевать…
– Я помогу, ― уныло выдавила я.
Молли больше не могла уснуть. Обернувшись в одну из мятых скатертей, она терпеливо ждала, пока я выгружала тяжелые стеклянные кипы тарелок на полки в подсобке. Уходя домой, повар дал ей пару пшеничных булок, но Молли к ним так и не притронулась. Официантки, у которых я даже не удосужилась узнать имена, вместе со мной вымученно расставляли стекло по полкам, когда я услышала, как хлопнула дверь заднего хода и раздались мужские тягучие голоса.
– Мышонок, прошу, никуда не уходи! Я сейчас!
Я выскочила на холодный воздух во двор ресторана и поспешила в след удаляющимся фигурам в сторону парковки. Это были они! И тогда-то я и поняла, что если не догоню сейчас, больше шанса не будет.
– Пожалуйста, стойте! ― прокричала я, подлетая к брюнету и оттягивая его за руку, сбавляя ход. Пятеро мужчин остановились посреди улицы и наградили меня взглядом, состоящим из смеси любопытства и усталости за прошедший вечер. ― Я вам нужна!
1.2
― Мисс Райт! Я бесконечно вам благодарна… ― её теплые длинные пальцы обхватили мою ладонь. ― Я обязательно отблагодарю вас, я найду способ! Знайте, что можете на меня рассчитывать!
По щекам текли солёные слёзы благодарности. То, что эта добрая, мало знакомая женщина помогает мне и моей сестре выглядело, как небесная манна. Я искренне, до глубины души была удивлена и тронута её поступком: приютить на неопределённый срок незнакомую маленькую девочку. Её внучка Лора училась с Молли в одном классе, они были хорошими подругами. Пожалуй, это единственный человек, с которым контактировала сестра помимо меня почти также тепло и открыто.
Её присутствие в жизни Молли меня непередаваемо радовало, в чём-то приносило облегчение, но ничуть не снимало с меня ответственности. Мышонок совсем замкнулась в себе, я чувствовала, что её нежная психика травмируется с каждым моим опрометчивым поступком: куда бы я не повела девочку за собой, она неминуемо сталкивалась с грязными человеческими пороками и разочаровывалась в собственной судьбе всё больше. Поэтому я и приняла решение найти для неё “укромное место”, чтобы хотя бы она была в безопасности и хотя бы на тот период, пока я буду совершать чертовски много ошибок в этой жизни.
На днях мне в руки попала глянцевая реклама, повествовавшая про помпезный танцевальный конкурс, где в несколько этапов можно добраться до баснословного денежного выигрыша. Пафосно, иллюзорно, нереально ― одним словом, мышеловка. Наверное, для такой отчаявшейся как я. Мои дурные мысли сразу проиллюстрировали в голове, как только я увидела их: мерцающий свет софитов, отражающийся на коже поджарых танцоров, бешенная энергетика отточенных каскадов движений устремляется в зал, и вот он взрывается в восторженных выкриках…
Эти ребята зря растрачивали свой талант в дешёвых ресторанах, превращая своё искусное видение во всё более опошлившуюся хореографию. Они предлагали зрительницам пабов то, что те хотели видеть, и прекрасно угождали их возбуждённой фантазии. Но я могла предложить им большее, чем танцы на грани удовлетворения физиологический потребностей! Это могла бы быть настоящая квинтэссенция мастерства и страсти, если бы я только могла заинтересовать этих молодых людей в своих личных целях… Им бесспорно нужны были деньги, как и мне. Я сразу разглядела под жирным слоем пошлости нужду в финансовой составляющей, и решила сыграть на желании обладать “легкими” деньгами.
Стоя на неосвещенной парковке недалеко от “Palermo”, мы все понимали, что круглая сумма не упадёт на нас с неба. Уж не знаю, насколько убедительно выглядела девушка с потрепанными темными волосами в грязном фартуке, уверяющая незнакомцев в том, что она гуру танцевального дела, но молодые люди моментально откликнулись на мою авантюру, от чего я едва сдерживала слёзы радости и облегчения. Они могли лишь догадываться о моем жизненном положении, но не должны были знать о всей его серьезности.
Джастин ― привлекательный брюнет и капитан свежеиспечённой команды ― выглядел деловито собранным и особенно заинтересованным игрой в соперничество на популярном танцевальном конкурсе.
– Это станет прекрасным опытом и толчком к новым творческим планам для нашего скромного коллектива, ― он называл своих парней “коллективом”, благодаря чему я осторожно узнавала о глубине их отношения к танцевальной карьере. Этот вопрос не мог не волновать после выбранного мужчинами недвусмысленного жанра.
Брюнет на долю секунды обратился с немым вопросом к молодым парням, и я заметила, как нежно и невесомо длинноволосый танцор касается рук одного из своих напарников. Я понимала, что впускаю в свою жизнь людей с интересным прошлым и не менее интригующим будущим: горячие, упрямые, не всегда играющие по правилам красавцы одобряюще улыбались и изучали мой потрепанный после рабочего дня внешний вид.
Тогда я и поняла, что они достаточно горячи, чтобы принести нам выигрыш. Ответственный Джастин, нежные и непривычные моему гетеросексуальному взору Кристиан и Джозеф, добродушный мулат Карлос и, наконец, он. Строптивый блондин, изучающий меня слишком уж пристально на предмет женской привлекательности. Пожалуй, он были через чур горячи, чтобы Молли знала, чем я буду зарабатывать деньги на наше новое светлое будущее.
***
С особым непомерным аппетитом к его трепетным губам я выжидала, когда он в очередной раз обернётся, и наши взгляды встретятся: мой строжащий и его нагловатый, с лисьей хитрецой. Я не позволяла себе смотреть в эти голубые выразительные глаза дольше двух секунд: как только со мной случится третья секунда, счётчик сердечного ритма не простит мне эмоциональный инсульт. Пока что я испытывала блаженное удовлетворение от максимального самоконтроля; власть над своими ощущениями и телами пяти танцоров в хореографическом зале приносило мне опьяняющее чувство уверенности. Мы шли к своей цели: денежный приз за несколько успешно преодолённых этапов новомодного конкурса. Группа стриптизёров объединились с молодой амбициозной девушкой ради призрачного выигрыша. И всё же, я вкладывала в свою работу душу.
Это не была запланированная хореография ― это был продуманный танец. Танцем я называю каждый шаг и движения, что сопровождаются высокой концентрацией осознанности и чувств. Пока команда в самый разгар тренировки поглощала как всегда дежурную, а мне пока что мне непривычную провокацию блондина и реагировала на эмоциональные выбросы своего капитана, я пыталась втолочь в их головы свою танцевальную философию.
– Живо встали в планку! ― мой образ бесстрастной наставницы в купе с громкими криками наводил на всех приступы уважения, благо хрупкой маленькой девушке в моем лице удалось убедить мужчин в своей власти над ними. Планка была моим любимейшим наказанием.
– Я готов избить тебя, урод! ― прошипел Джастин и напряженно опустил руки к полу, удерживая своё дрожащее от злости тело. За ним последовал Карлос, всегда радовавший меня своим послушным кротким нравом, а затем уставшие Кристиан и Джозеф, которых явно не устраивало очередной раз быть наказанными за выходки бунтливых напарников. Я всё ещё ликовала внутри себя, что Джастин не позволял себе драки в коллективе, учитывая накал страстей, ведь ссоры между капитаном и моей тайной симпатией стали завсегадай наших совместных тренировок. И что только было на его уме…
– Тебе нужно особое приглашение, Брэндон? ― взгляды парней, направленные в пол, выглядели измученными и серьезными после свежих ругательств, но только не его. Он словно шаловливый ребёнок, не скрывая своей радости за полученную порцию внимания, облизнул губы и растянул их в довольной широкой улыбке.
– Хотелось бы от тебя персонального приглашения, лапуля, ― сладко протянул он, потирая раскрасневшиеся щёки.
С этого прозвища началось саморазрушение меня как хореографа в этой команде. Я чувствовала, как становлюсь на ступеньку ниже: он как бы невзначай отрывал по кусочку от моего неоспоримого авторитета, подрывая его своими слащавыми фамильярностями. И это было лишь тонкое, едва уловимое предчувствие. Неспешно опустившись на пол, Брэндон всё-таки соизволил вытянуть своё разгоряченное тело в упражнении, а я победно выдохнула, прогуливаясь вдоль штабеля привлекательных мужчин у моих ног. Стоило ли упоминать об их превосходной физической форме?
– Ты что, думаешь – особенный? ― с новой силой завёлся Джастин, не поворачивая головы в сторону блондина.
Те недолгие тренировки, проведённые в кругу мужчин, давали мне догадки, что так оно и есть. Брэндон считал себя пупом. Я молча ждала, когда у них не хватит сил переговариваться, и поймала на себе самодовольный прищур голубых глаз. Смотреть на него сверху вниз ― непередаваемое удовольствие. Я ехидно улыбнулась.
– Такого как я ты больше не найдёшь.
– Да, такую редкостную сволочь ещё надо поискать… ― на их спинах появлялись блестящие капельки пота, стекали по рукам, и после пяти минут моего излюбленного наказания, у мужчин задрожали мышцы.
На таких мощных атлетов приходилось находить внушительную управу. Я всё думала, что их останавливает от того, чтобы сойти с позиций и набить друг другу морды, с лёгким разрастающимся самомнением заключая, что это, пожалуй, был мой пока что незыблемый авторитет.
– Всё, я курить… ― блондин хотел было ослабить затёкшие руки, переминаясь с одной на другую, и шкодливо взглянул на моё суровое лицо, будто ощупывая почву.
Быть центром его внимания даже на недолгие пару секунд приносило мне удовольствие, возможно, которое я ещё мало осознавала. Но под проницательным взглядом я всё же боялась обнажить намёк на интерес к его нагловатому характеру. Уже в который раз мне на помощь приходила женская провокационная хитрость.
– Хиловато… Я думала, ты парень покрепче, ― не сдержала я надменной ухмылки. Сработало как ведро ледяной воды, вылитое на его светлую, уже мокрую голову. Он сверкнул по мне суровым взглядом и насупился, не сходя с позиции.
Надо же, как по-детски непосредственно мужчина вёлся на мои уловки… И раз уж на то пошло.
– А вы, ребята, можете идти на перерыв, ― завершила довольная я первую половину тренировки, заметив в остальной части коллектива смиренное спокойствие, и направилась в сторону раздевалки.
– То есть, меня ты не отпускаешь, лапуля?
– Ну ты же у нас особенный…
Где-то за моей спиной груда напряжённых обессиленных мускул рухнула с грохотом на пол.
Студия была уютной, но небольшого размера. Это помещение парни выкупили ещё лет пять назад для тренировок, сами сделали чистовую отделку и превратили это место в свой второй дом. В раздевалке был рабочий холодильник, электрический чайник, пара скрипящих раскладушек и маленькая походная плитка, но самое восхитительное ― это душ, который после тренировок был просто необходим. Джастин доверил мне дубликат ключей и сказал, что я на правах хореографа должна иметь доступ к тренировочному залу двадцать четыре часа в сутки. Я понятия не имела, где мне жить тот период, что мы вместе готовимся к конкурсу, а потому решила даже не посвящать команду в свои гениальные домыслы жить эти месяцы в их студии. Парни платили мне зарплату сдельно по моей просьбе: я копила, оставляла себе на еду, некоторую сумму относила Молли.
После перерыва работа возобновилась: мы учили танцевальную связку короткими частями, всё время добавляя с конца по паре новых штрихов, и углубляли смысл каждого движения по ходу отработки. Выбор стиля пал на южный дансхолл: для команды это стало неожиданным решением, для меня ― ставка ва-банк. Эти парни могут прекрасно гармонировать в сочном экзотическом жанре, не теряя своей мужественной сексуальности. Они и сами чувствуют, что идут по верному пути, совсем близко к тому, чтобы ухватить стремительный посыл и энергетику реггетона.
Предложенный мной набор пространственных фигур обогащался инициативами Карлоса: он прекрасно чувствовал ход моих идей, которые я доносила до парней через особый волнообразный ритм, и иногда развивал мою начатую мысль в умелой импровизации. Стройный русоволосый Джозеф, всегда притягивающий взгляды развитой мимикой, прекрасно справлялся с предложенным мною видением, но делал это в свойской для себя манере. Его длинноволосый молодой человек – Крис и наш капитан команды исполнительно вторили моему танцу, но проникнуться до конца у них никак не получалось: я просила их слушать музыку в свободное от тренировок время, чтобы уловить пока что скрытый от них смысл. Через новый танец мы узнавали друг друга ближе.
Брэндон оказался проблемным мальчиком.
– Мишель, чёрта с два я это повторю! ― “лапуля” теряла свои издёвочные краски, и приходилось прибегать к моему имени, ведь он был так зол, что оказывался в отстающих.
– Уж повтори хоть как-нибудь для начала.
Он как всегда, словно запрыгивая в последний вагон, умело воспроизвёл танец, но от чего-то напряженно, недовольно и с сопротивлением. Я расслабленно потрепала его за напряженные мускулы, заставляя ослабить хватку, и почувствовала на подушечках пальцев тепло его вздрогнувшего тела. Мне даже удалось вдохнуть запах его бледной кожи: спокойный, мягкий, несмотря на его жаркий пыл.
– Вот так. Спину немного прогнуть, ― я невесомо коснулась его поясницы. Не поворачивая головы, он проследил за мной краем глаза, пряча своё частое дыхание за каменной напряженностью в теле. ― Я всё чувствую! Тебе нужно расслабиться.
Непередаваемое сопротивление бунтовало в его мышцах, не свойственное профессиональному танцору. Единичными призывами я не могла повлиять на его неудачи, зато одним лишь скромным прикосновением пустила в свою душу тревогу. Мы редко позволяли друг друга касаться, лишь в особо тяжёлых случаях, где человеческая речь была бессильна перед движениями эмоционального танца. С тех пор я заразилась его напряжением: оно залегло мне в грудь поверхностным давящим дыханием, словно перед надвигающейся гигантской волной. Что-то невыразимо неизбежное норовило захлестнуть меня с головой, и я, боясь в этом захлебнуться, поспешила отойти в сторону от сбившегося с ритма блондина, увлекая коллектив в продолжение нашего танца.
В зеркалах отражались энергичные импульсы тел, зал вновь и вновь наполнялся грубыми акцентами музыки, а я нашла себе в отражении точку, откуда высматривала синхронность, чтобы чувствовать себя в безопасности.
