Текст книги "Из глубины прошедших лет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– А Ваш отец знал, что у Дмитрия Александровича есть внебрачный сын от Кати? – задал Штольман вопрос, который съедал его.

– Да Господь с Вами! Нет, конечно! Он бы тогда и Катю, и Вас со свету сжил. И поверьте, у него для этого были большие возможности. Думаю, поначалу Дмитрий, возможно, и хотел признаться отцу, а потом понял, какая доля вас ждет, и решил оставить все как есть.

– А Вы что-нибудь про мою матушка знаете? Я ведь про родителей совсем ничего не знаю.

– Про Катеньку-то? Не так много, я ведь тогда был мальчишкой. Ее отец Вольдемар был кузеном графа. Родители у нее умерли, что там случилось, я не знаю. Жила она у родственников, фамилия у них была точно не Ридигер, я бы запомнил, значит родня со стороны матери. Их имение было неподалеку от одного из имений Ливенов, куда отец тогда отправил Дмитрия подальше от городских соблазнов. А соблазн-то оказался как раз там… Потом эти родственники выдали Катю за своего знакомого, который давно на нее глаз положил. Говорили, что мужчина положительный, тихий, спокойный, только на много лет старше ее, как его звали, я тогда не знал. Знал только, что муж увез ее довольно далеко от родственников. Про это мне Дмитрий сам сказал, когда печалился. Я тогда не понял и сказал ему, что, мол, ну и что, что далеко, взял бы да и съездил, раз так горюет, чай не на край света ехать. А он так печально ответил: «Павлуша, не понимаешь ты еще ничего в жизни. Дело не в том, где она живет, а с кем. Я не могу туда поехать. Она теперь мужняя жена, я не хочу ей проблем». А потом все же, как выясняется, поехал… И принес ей проблемы, каких наверное, никогда не ожидал…

После этого Дмитрий решил вообще не жениться. А как ему к пятидесяти стало приближаться, отец просто с ума сошел. Говорит, обязан жениться, и все тут. Да еще наследника ему вынь да положь. А не кочевряжился бы за двадцать лет до этого, что Катя ему не ко двору пришлась, может, наследников бы уже целая вереница была. И опять завел свою песню про то, что лишит его всего и Гришку наследником сделает. Какой из того наследник? Последние мозги и те пропил. Нет чтоб Господь его раньше прибрал. Я вообще удивляюсь, сколько он протянул. Умер, когда уже Сашка родился. Невесту отец Дмитрию нашел, какая его устраивала – графская дочь, с богатым приданым и главное – безропотная. Ничего от нее не ждали, только чтоб наследника князю родила.

А с наследником у Дмитрия была беда. Он как-то по глупости дрался на дуэли на шпагах и получил пару уколов в пах. Думал, вроде бы все закончилось хорошо, все залечилось, только вот детей ему Господь после этого уже не дал. А потом, вскоре после женитьбы, он сильно заболел, после этого и про супружеские обязанности можно было забыть. А наследник был нужен. Ну и задумал Дмитрий заполучить его как угодно, только чтоб отец его всего не лишил.

– Как угодно, – пробормотал Штольман.

– Вы это о себе? Да не смущайтесь, Яков. Я знаю, что Вы были любовником Лизы, недолго, но были. Это Дмитрий придумал, мол, родная кровь как никак. Не сын, так хоть внук будет. Я Дмитрия очень любил, но видел, что у него, бывало, проскальзывал отцовский характер, тоже умел людьми манипулировать, когда хотел. А как до дела у Вас с Лизой дошло, через некоторое время он передумал. Сказал, что никогда не был отцом Вам и было бы несправедливо, если бы он лишил Вас еще и сына…

– А как же Лиза? Не бессловесное же создание была. Неужели согласилась на подобное? Извините, лечь с сыном своего мужа, хоть и незаконным… – Штольман выпил очередную рюмку. – Я-то хоть не знал ничего, для меня она была просто красивой одинокой женщиной, которая позволила стать ее любовником… – он до сих пор не мог прийти в себя, что, как оказалось, у него была связь с молодой женой его настоящего отца. Это не укладывалось в голове и не входило ни в какие рамки…

– Да кто же ей бы про такое сказал?! Дмитрий попросил кого-то из своих знакомых свести ее и Вас. Мол, Вы – человек молодой, темпераментный, симпатичный, не без шарма… Она – красавица, нуждающаяся в мужском внимании, вдова. Не могла же она сказать Вам, что замужем… Дело было только за малым – дождаться, когда у Вас все случится.

– Мне казалось, что я ей нравился… – тихо сказал Яков Платонович. – Неужели весь ее интерес ко мне был только из-за ребенка? – его рука потянулась за рюмкой коньяка.

– А Вы ей и нравились, очень нравились. Я это точно знаю… Вы ее поймите, ее выдали замуж за абсолютно безразличного к ней мужчину, который был старше ее более чем на двадцать пять лет да еще и вскоре перестал быть мужчиной… А тут в ее жизни появился молодой человек, пусть даже для определенной цели, но который заинтересовался ей как женщиной и дал ей почувствовать себя женщиной… Когда Дмитрий увез ее в имение, она по Вам тосковала… А чем тоску можно вылечить? Правильно, новыми чувствами. Я-то в нее давно был влюблен, еще до того, как отец на ней Дмитрия женил. Ну и решил утешить ее. А она не отказала, может быть, таким образом хотела забыть Вас… Так у нас Саша и получился… То, что он мой – я знал всегда. Дмитрий только мне одному рассказал, что у него уже не может быть детей. Никто больше из родственников этого не знал. Сказал, что потом, если что, сделает меня опекуном Саши, Лиза ведь умерла, когда Саше не было и года. Сначала после родов оправиться не могла, а потом чахотку подхватила. И сгорела как свечка. Если бы не это, мы с ней так бы и оставались вместе…

Знаете, что самое печальное? Дмитрию она была женой только формально. А мне – настоящей женой, матерью моего сына. Помните, я говорил, что отец был кукловодом, а мы куклы в его театре? Я ведь просил отца не женить на ней Дмитрия, а позволить мне жениться на ней. Как я и сказал, я был влюблен в Лизу, она по крайней мере испытывала тогда ко мне симпатию. Дмитрий был к ней абсолютно равнодушен, как и она к нему. Отец надо мной посмеялся: «Ну ты и хватил! Такая партия не для тебя! Не для такого как ты, чтоб таскаться с ним по гарнизонам». А, может, Лиза лучше бы таскалась со мной по гарнизонам, чем вышла за Дмитрия, а потом пыталась родить для него сына от кого-то другого, а после этого вскоре умерла. А самая трагичность и абсурдность ситуации в том, что отец умер, когда Лиза была беременная, так что он так и не узнал, родился наследник или нет. А сколько из-за этого в жертву было принесено… И Лиза – основная жертва этой трагедии…

– А Вас-то Лиза полюбила потом? Была хоть немного счастлива? – спросил Штольман.

– Да, полюбила. Мы были с ней счастливы, правда, виделись не так часто. Я же на службе был, но приезжал к ней, а потом к ней и Саше, когда мог. А когда она умерла, Дмитрий Сашу забрал себе. Сказал, что раз Саша – его законный наследник, он его и воспитает, а я могу видеть его, когда захочу…

Ну что, как Вам, дорогой племянник Яков, новые родственники? Один – безвольный бесхребетный человек, который не мог отстоять свою любовь, сына предал, а потом хотел использовать. Другой с женой своего брата во грехе жил и сына для него родил. Еще один – сборище всех возможных пороков. И двое – которые своей семьи сторонятся и за родственников не считают. И еще дед – сволочь, прости Господи, каких еще поискать. Говорят, чти отца своего, да лучше быть сиротой, чем с таким отцом… Я думаю, что изо всех братьев мне повезло больше всех, я его хоть в детстве почти не видел. Поэтому и говорю, что хорошо, что Дмитрий не рассказал ему о Вас, хоть Вас наша участь миновала.

Штольман подумал, что Анна правильно сказала, что его отец Платон Павлович был не таким плохим человеком, что он был просто к нему равнодушен, но не издевался, не превратил его жизнь в ад… Теперь ему было с чем сравнить свою жизнь – безрадостную, но спокойную и без унижений и насилия.

Интересно, что от Ливенов передалось ему по наследству? Неужели одни пороки? Или все же что-то хорошее? Пристрастие к игре, желание иногда хорошенько приложиться к бутылке – это от Григория. Тяга к дуэлям, видимо, от Дмитрия. Необременительные отношения с женщинами в течение многих лет – тоже от него, так же, как и женитьба в зрелом возрасте на женщине много моложе себя. В отличии от Дмитрия он женился не вынужденным браком, а по любви. Но с единственной любовью в его жизни он венчался тайно и, что греха таить – после того, как уже сделал ее своей женой… Но было в нем, как он считал, и положительное – верность долгу, честь, неподкупность, скорее всего, это – от Павла, ведь без этого он не смог бы стать заместителем Варфоломеева, даже если был князем. Любопытно, а другие незаконные отпрыски Дмитрия похожи на Ливенов?

По-видимому, коньяк ударил Штольману в голову, так как он спросил о том, о чем никогда бы не отважился спросить трезвым.

– Павел Александрович, у меня вопрос, который я, возможно, не в праве задавать, я – ведь не единственный внебрачный ребенок Дмитрия Александровича?

– Почему Вы так решили?

– Насколько я понял, у него была бурная молодость и, соответственно, последствия такой жизни.

Ливен рассмеялся:

– Узнаю Сашку. Сделал свой вывод, что раз у Дмитрия было много женщин, то, значит, и много детей от них. Не знаю, как ему это удавалось, но детей у него не было. Точнее кроме Вас не было. Вы – его единственный сын.

– Я – его единственный сын?? – не поверил Яков. На этот раз одной рюмкой он уже не ограничился.

– Ну да, Саша ведь ему не родной. У меня, кстати, Саша – тоже единственный. Любовницы у меня, естественно, были, а вот детей больше нет. А что у Вас много?

– Насколько я знаю, тоже нет. Я думал, что Александр, возможно, мой. Это все.

Павел еще раз засмеялся:

– Видно, отец столько нагрешил, что нас обошла эта доля. В нашем поколении с детьми вообще туго. У Евгения одна дочь, у Михаила один сын. Про кого не знаю, так это про Гришку, если только в глубокой молодости, сомневаюсь что потом он был вообще на что-то способен… Теперь вот надежда на Сашу, что когда женится, на одном наследнике не остановится. Но этот тоже, если и женится, то явно не скоро. Кровь Ливенов сказывается, пока не нагуляется в волю, о женитьбе думать не будет. Одно хорошо, мозги есть, на ком попало жениться не будет, а если выберет суженую, никто ему запретить жениться на ней не сможет. Кто же ему запретит? Это только Дмитрию да мне так не повезло.

– Да, везения в подобном мало… – согласился Яков Платонович. – Жену надо самому выбирать. С ней же не родителям и не родственникам, а самому жить, да и спать тоже, и детей заводить… – потянуло его на философию.

Павел посмотрел на своего не вполне трезвого новообретенного племянника.

– Яков, давайте нашу сегодняшнюю встречу закончим, у нас будет еще не один раз поговорить обо всем. У меня для Вас есть письмо от Дмитрия, только прошу Вас, сегодня его на пьяную голову не читайте. Оставьте до завтра. Я Вам его в гостинице отдам.

========== Часть 13 ==========

– Пошли, княже, до жены, – пробормотал себе под нос Ливен.

Извозчика, как назло, не было и пришлось идти пешком. Штольман шел сам, но покачивало его прилично, и Павлу приходилось его поддерживать да еще слушать его стенания.

– Моя Аня меня выгонит.

– Да не выгонит тебя твоя Аня. То ли ты в первый раз пьяный придешь… – Павел, не заметив того, перешел «на ты».

– Так первый…

– Ну первый-то раз точно простит.

– А если не простит? Куда же я тогда? Я ведь ее сильно люблю. Я жить без нее не могу.

Якова не было уже довольно долго, но Анна не беспокоилась, так как понимала, что его разговор с Павлом мог затянуться. Она смогла вздремнуть, приняла ванну и сидела и читала книгу о Петербурге, которую купили накануне. Вдруг дверь открылась, и вошли Ливен и Штольман. Точнее Ливен пришел и привел Якова.

– Аня, ты меня сильно не брани. Я сам пришел… Ты прости меня…

– Горе ты мое!

– Аннушка, Вы его и правда не браните. Он немного выпил, не знаю, с чего его так развезло, от переживаний, наверное… Мы, Ливены, вообще-то к выпивке стойкие. Ничего, проспится.

– Яков, ты до спальни-то дойдёшь?

– Нечего его баловать. Пусть в гостиной на диване спит, – принял решение Ливен.

– Да как же это так? – не поняла Анна.

– А чтоб когда проснулся, знал, почему в супружескую спальню не пустили, и задумался о своем поведении.

Штольман сидел на диване, смотрел блуждающим взглядом на Анну и Павла и не мог понять, о чем они говорят.

– Аннушка, принесите ему подушку и что-нибудь укрыть его.

Анна ушла в спальню. За это время Ливен снял с Якова сюртук и ботинки. Возвращаясь, она услышала, как Ливен говорил Якову:

– Да успокойся ты наконец! Ложись! Никуда твоя Аня от тебя не ушла. Нет, она тебя не бросила. Просто вышла.

Он подсунул Якову под голову подушку и накрыл его одеялом.

– Ну наконец угомонился. Аннушка, Вы его и правда не браните. На него столько в последние дни свалилось…

– Да не собиралась я его ругать. Я ведь понимаю, от таких новостей с ума можно сойти… Быстро Вы с ним.

– Так я ведь в этом деле человек опытный. Полжизни по казармам да гарнизонам. А теперь своих приходится в чувство приводить. А вояки-то пьют не чета нашему Якову, до зеленых чертей. Этот хоть смирный. А моих некоторых пока в карцер не посадишь, не угомонить, то драку затеют, то стрелять начнут…

Я для него письмо оставлю. Только Вы ему его с похмелья читать не давайте, а то еще дурь какая в голову придет… Я приду с ним поговорить завтра до обеда. Да, чуть не забыл представиться, Ливен Павел Александрович, дядя Вашего Якова. Вообще-то хорошо, что он напился и заснул, – кивнул Ливен на Штольмана. – А то я хотел с Вами перекинуться парой слов, но не знал, как это сделать без него.

– Я Вас слушаю, Ваше Сиятельство.

– Анна, на правах родственника прошу Вас называть меня по имени, Павел Александрович. Я многое рассказал Якову о нашей семье, о Дмитрии. Но, думаю, он расскажет Вам все сам, я не буду Вас этим утомлять. Вам же я хочу сказать, что Яков – действительно сын Дмитрия, его единственный родной сын. Я понимаю, что такое откровение – большой удар, и это трудно осознать, а еще труднее принять. Якову будет нужно время, чтоб к этому прийти.

Саша и я, мы оба будем рады принять Якова в нашу семью. Не из чувства долга, не из жалости или милости. От всего сердца. Просто я очень рад, что у моего любимого брата остался сын, пусть и незаконный. Для меня не имеет значения, что он не носит нашей фамилии. Но это может иметь значение для Якова. Ему может быть неловко и даже стыдно общаться с нами, даже если в душе он этого хочет. Я же понимаю, что в своих собственных глазах он – не ровня князьям, тем более со своим неоднозначным происхождением. Но я бы очень хотел, чтоб со временем его мнение изменилось, и я очень надеюсь, что Вы ему в этом поможете. И еще одно, как бы Яков ни хотел, его жизнь уже не будет прежней. Он может не понимать этого сейчас, но это неизбежно.

Штольман проснулся на диване в гостиной – у него болела голова и затекло все тело.

– Аня!

– С добрым утром.

– Аня, а почему я здесь спал? Ты меня в спальню не пустила? Хотя правильно, зачем тебе в спальне пьяный муж…

– Тебя Павел сюда положил. Сказал, что ты должен подумать над своим поведением.

– Я вчера сильно пьяный был? Сколько я вчера выпил?

– Ну пришел ты на своих ногах, но с помощью Павла. Сколько выпил, я не знаю. Павел сказал, что немного. Но сколько «немного» в его понимании – не представляю.

– Аннушка, ты на меня сильно сердишься? Я не знаю, как так получилось…

– Я на тебя не сержусь. Честно, не сержусь. Я понимаю, что ты очень переживаешь и просто не заметил, как выпил, возможно, больше, чем следовало бы. Мне просто не хотелось бы, чтоб такое было регулярно. Ты же знаешь, что мой дядюшка – тоже любитель пропустить несколько рюмок, так что для меня не новость, что мужчина может прийти «навеселе». Но у тебя в отличии от дяди – служба и у тебя нет возможности по три для отлеживаться после возлияний.

«Ох не прост дядя, ох не прост…» Ему всегда хотелось знать, что скрывалось у Петра Миронова под маской любителя выпивки и женщин.

– По три дня? Это же как надо набраться? Нет, Аня, я столько не пью. Мне вообще не хотелось бы, чтоб ты меня видела в любой степени подпития, а уж таким и вовсе… Нет, трезвенником, похоже, я не буду никогда, одну-две рюмки время от времени я пропускать буду, но напиваться – очень надеюсь, что у меня никогда не будет поводов для этого. Да и поводы – не оправдание для подобного.

– Ты себя как чувствуешь?

– Вполне нормально. Бывало гораздо хуже. Мне приснилось, что я тебя видел ночью?

– Не приснилось, я проверяла, как ты там…

– Да что со мной случится, коли на своих ногах пришел? Аннушка, так ты поди всю ночь туда-сюда и ходила? – догадался Штольман. – А то я смотрю, что ты совсем уставшей выглядишь… Вот уж никакого покоя по ночам у тебя в Петербурге, то сны странные, то муж пьяный… Может, ты хочешь прилечь или наоборот кофе выпить?

– Лучше кофе.

– Тогда я освежусь, переоденусь и мы выпьем кофе или чая внизу.

Крепкий чай с лимоном, который ему подали, прояснил мысли в голове Якова Платоновича, и он задумался над тем, что накануне рассказал ему Ливен. Он хотел поделиться новостями с Анной.

– Аня, Павел мне рассказал вчера очень многое. Если быть кратким, Дмитрий любил Катю и хотел на ней жениться, но ему не позволил отец. Сказал, что лишит его всего, если он женится. Матушку выдали замуж, тогда у них все и случилось, но не до ее замужества. А потом родился я… Вот такая грустная история…

– Яков, Павел оставил вчера для тебя письмо от Дмитрия.

– Тогда пойдем скорее, мне не терпится его прочитать.

«Мой милый мальчик!

Я так хотел увидеть тебя, да, видно, не судьба. Мне уже недолго осталось, а ты пропал… Я не верю, что тебя больше нет. Я бы почувствовал. Думаю, что когда ты объявишься, меня уже не будет на этом свете.

Говорят, твое сердце принадлежит Анне Викторовне, барышне красивой, доброй, хоть и со странностями. Сын, не будь дураком как я, не упускай своего счастья. Женись на своей Анне и живи с ней в любви, мире и согласии. Никакая служба, карьера, долг и даже титул и состояние не заменят счастья с любимой женщиной. Жаль, что я не понял этого в свое время. Я любил Катеньку, твою матушку. Только ее и любил в своей жизни. И не сберег эту любовь, пошел на поводу у отца и отрекся от нее. Да не один раз, а два. Сначала, когда отец запретил на ней жениться, а потом – после единственного раза с ней. Не осуждай ее за то, что, будучи замужем, она решилась провести со мной ночь, ведь она меня тоже любила, очень любила. Ты – взрослый мужчина и, надеюсь, поймешь меня. Это была самая лучшая ночь в моей жизни, я никогда не был так счастлив. Наверное, поэтому и появился ты. Жаль, Катя не сказала мне сразу, что ты – мой сын. Я узнал об этом только после ее смерти. Но я снова поступил низко – так боялся отца, что не отважился пойти на скандал и хотя бы попытаться признать тебя. Жизнь меня за это наказала. У меня нет детей кроме тебя. Александр, мой наследник, не мой родной сын. Я люблю его как родного, но он не мой. Он – хороший мальчик, как и Павел. Надеюсь, у вас сложатся родственные отношения. Я уверен, что они оба примут тебя, прими их и ты.

Я верю, что когда-нибудь ты вернешься в столицу. Я очень хочу, чтоб ты был счастлив с Анной в своей собственной квартире в Петербурге.

Прости меня за все,

твой отец Дмитрий»

Штольман был обескуражен. Старый князь, его родной отец, написал ему письмо перед смертью… И… оставил ему квартиру? Он еще раз перечитал конец письма. Нет, он не ошибся, именно так и следовало понимать слова князя. Как это возможно? Но, даже если представить, что это возможно… Нужно ли ему что-то от такого отца? Хотелось сказать – нет. Как подсказывала ему уязвленная гордость. Но он подумал об Анне, его Аннушке. Теперь он должен думать не только о себе, а о них двоих, и в будущем, скорее всего, больше, чем только о двоих… Что он мог дать Анне кроме своей любви? Ничего. Ни-че-го. Почти сорок лет, ни кола, ни двора, лишь жалование. Не самое низкое, но и не такое высокое, чтоб на него жить в Петербурге, не оглядываясь на расходы. Он знал, какое дорогое жилье было в Петербурге, даже при его чине это было очень накладно. Сейчас же, даже если они пока будут только вдвоем, будет нужно что-то получше того, чем где он жил один. Да, квартира в Петербурге была бы кстати, более чем кстати. И он мог это устроить… Его гордость, которая для него всегда так много значила… Что значит его гордость в сравнении с тем, что он мог сделать жизнь единственного по-настоящему родного ему человека лучше – благоустроенной и, возможно, более радостной и приятной? Изменить к лучшему жизнь женщины, которая любит его больше, чем он мог себе когда-то представить. Любит его как человека и как мужчину. Его, княжеского бастарда, от которого, он знал точно, могли бы отвернуться другие женщины и даже пальцем не позволить потом прикоснуться к себе. И он бы никогда не осудил их за это. Да, он – внебрачный сын князя, такая вот незавидная доля… И вместе с этим – возможность дать его единственной любимой женщине хотя бы немногое из того, чего она достойна… Он решил, что если ему действительно представится такая возможность, он примет подарок. Из-за Анны. Для Анны. Но сейчас это казалось ему таким невероятным. И он подумал, что Анне лучше пока об этом не говорить.

Анна захотела пойти прогуляться в Летний сад, как туда дойти, она уже запомнила. И просила Якова о ней не беспокоиться. На самом деле ей просто хотелось оставить мужа наедине с Павлом, который должен был скоро к нему прийти.

========== Часть 14 ==========

Павел пришел почти сразу после ухода Анны.

– Павел Александрович…

– А почему не Ваше Сиятельство? – прищурился Ливен. – Ведь хотел меня вчера так назвать. Хотел, но не назвал. Так почему?

– Но Вы же сразу сказали, что не можете называть меня по имени-отчеству, только по имени. То есть сами взяли более неформальный тон. Я и подумал, что если я после этого обратился бы в Вам по титулу, Вам могло бы это не понравиться. Да и представились Вы как подполковник, а не как князь, – объяснил Штольман.

– А ты на лету схватываешь. Ты прав, не понравилось бы. Давай договоримся, Павел и «на ты». Все, никаких церемоний. Хочешь, называй меня дядя. Хотя какой из меня тебе дядя, если между нами разница десять лет? У меня с Дмитрием и то двадцать была. Так что я для тебя Павел.

– Хорошо, Павел, я постараюсь.

– Ну вот и отлично. Как ты после вчерашнего?

– Нормально.

– Ну и хорошо. А Анна как, не ругала? Не выгнала, как ты боялся? Не бросила? – ухмыльнулся Ливен.

Штольман недоуменно посмотрел на Павла:

– Ты о чем? – как ни странно, он не испытал неловкости, назвав Павла «на ты», это как будто само собой разумелось. С первой минуты знакомства он чувствовал какое-то притяжение к Ливену. Неужели так сказывалось кровное родство, которое ему было до этого не знакомо?

– О том, что ты любишь ее без ума и боишься, что она тебя может оставить… Сам об этом вчера мне несколько раз говорил.

– Люблю. Без ума. И боюсь ее потерять… Это правда, – согласился Яков Платонович. – Только об этом я никому не говорил. Это как же я вчера набрался, что меня на такие откровения потянуло?

– Да не набрался ты. По крайней мере не так чтобы очень. Просто после нашего откровенного разговора ты не успел закрыться и сказал все, что было у тебя на душе. Ты что, стыдишься своих чувств к ней? Вот бы не подумал.

– Не стыжусь. Как я могу такого стыдиться? Просто не привык о них говорить с другими людьми.

– Что, и с друзьями-приятелями не говорил? Как так?

– У меня никого нет. Никого кроме Анны. Мне не с кем говорить о подобных вещах, – серьезно сказал Штольман.

– Вот это да… Так привыкай. Мы с Сашей теперь тебе не чужие, с нами можешь говорить о чем угодно. И про любовь говорить – в этом нет ничего зазорного. Я был приятно удивлен, что у тебя такие сильные чувства к Анне. И очень рад, что твоя любовь взаимна. Это не так часто бывает, как может показаться. Да, о любви. После вчерашнего разговора мне не давала покоя одна мысль. Похоже, в нашем поколении у нас рождались дети только от любви. Мистика какая-то. Понимаешь?

– Нет.

– Ну не от связи, не от романа, а только от любви. У нас всех было много женщин, а дети только от любимых. Я любил Лизу, и у меня родился Саша. Евгений и Михаил женились по любви, и у них по одному ребенку в браке, других детей тоже нет. Саша у нас получился сразу, но в любом случае, у нас с Лизой были отношения. С братьями и так все понятно, раз они женаты. А с Дмитрием точно какая-то мистика. Ты у него родился после единственной ночи с любимой женщиной…

– Дети только от любви? Так не бывает, – скептически покачал головой Штольман.

– Я же говорю, что мистика. Ты кого-то любил кроме своей Анны?

– Нет, никого.

– Вот и детей у тебя нет. А любил бы, может, и были. Хотя сейчас, когда ты женат на Анне, это и к лучшему. У вас еще все впереди. Но вам нужно поторопиться. Конечно, Аннушка у тебя молодая, но тебе-то ведь уже почти сорок. Ладно, у меня Саша появился, когда мне было чуть за тридцать, но Дмитрию-то уже шестой десяток пошел, в это время у других уже внуки вовсю. Нет, старый отец – не такая большая радость. Ладно, у Саши хоть я есть. Саша слишком молодой, чтоб остаться без отца.

– А как он воспринял то, что его настоящий отец – не Дмитрий, а ты?

– Намного спокойнее, чем можно было ожидать. Просто принял к сведению.

– Я правильно понял, что никто кроме тебя, а сейчас и Александра не знает, что ты – его отец? Никто из родственников?

– Нет, неправильно. Об этом знаешь еще ты. Единственный из родственников. Другим об этом знать незачем.

Единственный из родственников? Штольман взял эту ремарку Ливена на заметку.

– А как он называет тебя?

– Павел. Как же еще? Маленький он пытался называть меня дядюшка, но я это пресек. Не дядя я ему, хоть тогда он этого и не знал. Павел – это нейтрально, так можно назвать любого родственника. А когда еще и такая запутанная ситуация как у нас, то это лучше всего. Хорошо, что я все время был в его жизни, так что по сути дела для Саши ничего не изменилось. А вот то, что Дмитрий умер – это, конечно, для него было огромным ударом и горем. Как, естественно, и для меня.

– А от чего умер Дмитрий Александрович, я могу спросить?

– Дмитрий же был уже в возрасте, сам знаешь, у стариков вечно что-то болит, то одно, то другое, да и сердце у него было слабое. А как он узнал, что ты пропал и что неизвестно, что с тобой случилось, жив ты или нет, то он совсем занемог.

– Откуда он об этом узнал? – у Штольмана защемило сердце.

– Из газеты. Но я об этом узнал от него только в последний раз, когда я его видел. Когда он меня вызвал, он рассказал очень многое, со всеми подробностями, можно сказать, исповедался… Но без имени. Точнее он называл тебя Яков. Но что это за Яков, я понятия не имел, я не знал фамилии того, за кого Катенька вышла замуж. А в последний день он наконец сказал, что пропавший Штольман и есть его внебрачный сын от Кати. И оставил для тебя письмо. Сказал, что оставил для тебя еще что-то, но я не понял что, а переспросить не смог, так как он умер в ту же ночь. Одним из его последних желаний было дожить до того, когда ты женишься…

– А когда он умер?

Ливен назвал дату.

– Он дожил, только не узнал, – печально сказал Яков.

Старый князь умер через две ночи после того, как Штольман сочетался тайным браком с Анной в уединенной церкви и меньше чем за неделю до того, как он инкогнито вернулся в Петербург.

– Ты извини, что я раньше тебе не написал. Если честно, у меня просто не хватило на это духа. Я пытался, но так и не смог… Так вот, насчет того, что еще Дмитрий оставил тебе. Это квартира в Петербурге. Просто конверт с документами был подписан на мое имя и затерялся среди прочих бумаг, которые мне передали после смерти Дмитрия. Я их полностью так и не удосужился разобрать. А позавчера начал просматривать одну коробку и нашел этот конверт. Хотел поговорить об этом с Сашей. Сказать, что Дмитрий рассказал мне о своем внебрачном сыне перед смертью, и что теперь мы обязательно должны написать ему и исполнить волю Дмитрия относительно его. А оказалось, что Саша с тобой уже виделся. Так что остается только последнее.

– А как же Александр? Это же его наследство, его имущество.

– Во-первых, против воли Дмитрия он не пойдет никогда. Во-вторых, это ты называешь имуществом? Ну ты и насмешил! Скажи, зачем ему эта квартирка, если у него в Петербурге особняк? Ладно бы женат был, так там хоть с любовницами мог встречаться… А так, к чему ему еще эта обуза? Ему бы время найти, чтоб все имения по Империи объехать… А в-третьих, он же сейчас знает, что он – не родной сын Дмитрия. Его единственный родной сын – это ты.

– Даже если и так, я не понимаю, как я могу что-то получить, ведь я князю никто, совершенно никто. Это вы знаете, что я – его внебрачный сын. Но даже это не дало бы мне никаких прав на наследство князя.

– Ну имущество можно оставить кому угодно, просто надо знать, как это устроить. Поверь мне, Дмитрий знал, как. Он смог все сделать так, что ты будешь законным владельцем этой квартиры. Да, и не удивлюсь, если Саша в недалеком будущем проиграет тебе в карты какое-нибудь завалящее именьице, которое ему даром не нужно.

– Я больше не играю в карты. Научен горьким опытом, – хмуро сказал Штольман, услышав только про игру в карты, которая не раз довела его до беды, но пропустив мимо ушей смысл сказанного Павлом.

– Зато Саша играет. И может позволить себе проиграть такую малость как небольшую усадебку в нескольких часах от Петербурга, ну или на пари проспорить, – в очередной раз ухмыльнулся Ливен.

– Подожди, ты хочешь сказать…

– Яков, я слишком хорошо знаю Сашу и могу предугадать, как он себя поведет… Вот ты думаешь, что он просто по глупости рассказал тебе о том, что считает тебя сыном Дмитрия?

– А как же иначе? Нет, он сопоставил факты и сделал выводы – это, конечно, говорит о том, что он – человек умный. Но сказать мне об этом – тут больше, конечно, от мальчишеской глупости или наивности – как это ни назови.

– Нет, Яков, – покачал головой Павел. – Он слишком умен, чтоб просто сболтнуть такое. После смерти Дмитрия у него остался только я, больше никого. Я тебе сказал, что два моих брата общаются только между собой, а нас как и нет. Думаешь, это изменилось после смерти Дмитрия? Ничуть! Они Саше даже письма с соболезнованиями не прислали. Вот такие дядюшки… А тут появляется возможность обрести нового родственника, пусть и незаконного. Ему все равно, каким образом ты родился, что у тебя другая фамилия, для него важно, что ты ему родной по крови, что ты очень похож на того человека, которого он всю жизнь считал отцом. И он очень надеется, что ты не повернешься к нему спиной. Так что прими это к сведению. Я уверен, что ты ему понравился. Более того, я скажу, что и твоя Анна ему тоже понравилась, как, впрочем, и мне…