Текст книги "Из глубины прошедших лет (СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Этот горький опыт научил его двум вещам – не впускать никого в свое сердце, так как потом может быть больно. И не доверять людям, так как за любыми благими намерениями могут скрываться неблаговидные поступки. Нет, он не подозревал всех и каждого, просто старался держать людей на расстоянии, чтоб у них не было возможности быть частью его жизни. Доверительные отношения возможны лишь в рамках служебных. К сожалению, следовать этому принципу получалось не всегда. Одним из его «провалов» была связь с Нежинской. После этого его недоверие к людям достигло апогея. Он помнил, что он пытался выискивать «второе дно» в интересе к нему Анны Викторовны. Да, «второе дно» было – помимо интереса к нему как к следователю Анна Викторовна испытывала к нему интерес как к мужчине, но ее интерес шел от чистого сердца. Сколько же времени понадобилось ему, чтоб принять это и позволить ей понемногу входить в его жизнь и в его сердце. А потом и полностью завладеть им.
========== Часть 9 ==========
Штольман в ожидании Анны стоял в спальне в одних пижамных штанах. Незадолго до отъезда в Затонск в английском магазине в Петербурге он нашел такую замечательную вещь как пижама. Сама идея ему очень понравилась, ведь когда было холодно, можно было спать во всем комплекте, а когда тепло – в один штанах, а не мучиться в ночной сорочке, а летом… Кроме того, глядя на себя в зеркало, он подумал, что обнаженный по пояс мужчина в пижамных штанах выглядел для жены гораздо привлекательнее, чем в ночной рубашке.
Анна не смогла сдержать любопытства и открыла подарки. В одной коробке была нижняя рубашка и панталоны точно такого же вида как ночная сорочка, которая понравилась Якову. Очаровательно, но как же это носить?
Содержимое второй коробки привело ее в восхищение. Она поняла, какой роскошный подарок она получила. Ночная сорочка была произведением искусства и больше проходила на платье. Лиф с довольно глубоким вырезом был расшит чудесным орнаментом из маленьких жемчужинок и цветов, элементы которых были вышиты по всей ткани. Сорочка была украшена кружевами и лентами даже по подолу, под лифом лента завязывалась на бант, который можно было легко развязать и приспустить рубашку… Анна улыбнулась – бант недолго останется завязанным, она уже знала мужа довольно хорошо, чтоб представить, что за этим последует… От этой мысли она почувствовала томление по ласкам Якова. Она переоделась в сорочку и пеньюар, который отличался от нее лишь тем, что был более закрытым и имел длинные рукава. И распустила волосы. Все, она готова. Она видела, какое печальное и тревожное выражение лица появлялось у Якова, когда она не отвлекала его разговорами о красотах Петербурга и других ничего не значащих вещах, как тяготили его мысли о ситуации, в которой он оказался. Она хотела отвлечь его от этих горьких мыслей хоть ненадолго. И она знала – как.
Яков Платонович увидел жену – в полупрозрачном незастегнутом пеньюаре и такой же полупрозрачной сорочке, под которыми прорисовавался силуэт ее тела и четко очерченная грудь под лифом… Анна была такой такой женственной, такой притягательной, соблазнительной и манящей… Ни одной женщины раньше он не желал так сильно, как Анны. Даже если бы она была в обносках. А в таком облачении она просто лишала его самообладания.
– Анечка, что это на тебе? Ты меня хочешь соблазнить? – попытался пошутить он, стараясь немного прийти в себя.
– Да хочу. Не все же время тебе соблазнять меня, – улыбнулась Анна.
Это фраза только разожгла его страсть. Но Анна, по-видимому, действительно решила его соблазнить и скинула пеньюар. Затем подошла к нему вплотную и прижалась к нему всем телом. Штольман понял, что долго не выдержит.
– Аннушка, родная, что же ты со мной делаешь? – прошептал он. – Я же не смогу быть с тобой нежным как вчера, у меня не хватит на это воли…
Поцелуи Якова обжигали кожу, ласки были настойчивыми и откровенными. Анна чувствовала его желание и чувствовала, как сильно она сама желала своего любимого мужчину. Как хотела принадлежать ему и быть с ним единым целым… И как хотела сделать его счастливым…
========== Часть 10 ==========
– Дмитрий Александрович, я бы никогда не написал Вам, если бы не смерть Екатерины Владимировны. При ней я бы не посмел этого сделать. А она держала все в тайне. Яков – Ваш. Думаю, Вы этого не знали, иначе бы явились сюда еще несколько лет назад.
– Не знал. Я знал, что у Кати родился сын, но был уверен, что его отец – Вы. Как бы плохо Вы о ней не думали, у нас с ней был только один раз, тогда, шесть лет назад… И больше никогда.
– И этого одного раза хватило, чтоб разрушить наш брак.
– Вы ее так и не простили?
– Я бы смог простить измену, ведь она меня никогда не любила. Но простить чужого ребенка – это для меня невозможно. Я бы хотел, чтоб он был моим, но, увы, я к этому никак не причастен. Я бы, возможно, и смирился, если бы он был похож на нее. Но в нем нет ничего от Ридигеров, он – Ваша копия. А видеть каждый день Ливена – это чересчур даже для меня.
– Платон Павлович, я Вас понимаю. Но я ничего не могу поделать. Я не могу забрать незаконного сына, даже от Кати. Отец не потерпит такого скандала. Я могу только принять негласное участие в его воспитании. Наймите для него гувернера, разумеется за мой счет. Потом я определю его в хороший пансион, и Вы его больше никогда не увидите. Но прошу Вас, умоляю, не срываете на нем свою злость. Он-то ни в чем не виноват, и не ему отвечать за грехи родителей.
Анна снова проснулась от того, что ее сердце отчаянно билось и ей было трудно дышать, будто ее ударили в живот. Еще один странный сон… Садясь в кровати, она случайно стянула с мужа одеяло, и он пробурчал:
– Аня, ну ты дашь мне сегодня поспать? Что на этот раз?
Анна старалась не шевелиться, чтоб окончательно не разбудить Якова, но он уже открыл глаза. Анна выглядела совсем неважно. Сон прошел мгновенно. Вот дурак! Ей же плохо, а он думает про сон. Он не знал, что с ней может быть, когда она видит странные сны, но когда она раньше видела духов, ей бывало очень дурно – до обмороков.
– Анечка, на тебе лица нет… Тебе плохо? Больно? – он придвинулся к Анне и обнял ее. – Да тебя же всю трясет!
«Еще бы ее не трясло в такой легкой ночнушке. Зачем вообще шьют такие сорочки, когда человек в них мерзнет?». Он окинул взглядом спальню и, не увидев шали, снял с себя пижамную куртку, набросил на плечи Анны и снова обнял ее. – Успокойся, я с тобой, все хорошо. Тебе опять что-то приснилось?
– Приснилось. Но я не хотела тебя разбудить.
– Это неважно, – он посмотрел на часы, был шестой час утра. – Что мне для тебя сделать? Принести воды? Чего-нибудь еще? Хочешь, чтоб я погладил тебя по спине или по голове? А, может, ты хочешь ванну? Говорят, теплая вода успокаивает…
– Яша, какой же ты у меня хороший, – она провела рукой по его щеке. – Просто не отпускай меня, посиди со мной так. Не беспокойся, ничего страшного. Уже почти все прошло, – действительно от заботы Якова ей стало намного легче. – Я хочу рассказать тебе про сон, пока не забыла. Это очень важно. Но прежде хочу кое-что знать. Твоего отца звали Платон Павлович?
– Да, это так, – Штольман не помнил, чтоб когда-либо называл Анне полное имя отца.
– У тебя был гувернер? В хорошем ли пансионе ты жил?
– Да, гувернер у меня был. Он появился после смерти матушки, немец Иван Карлович. Да, пансион был хорошим и, как я понимаю, довольно дорогим, дети там были из весьма приличных семей. В основном дети дворян, проживавших в провинции, где не было гимназий.
Анна пересказала свой сон, стараясь не упустить ни малейшей детали.
– Видишь, твой отец был не таким уж плохим человеком, он просто не смог простить твою мать. Так бывает. И зная, что ты – не его сын, он хоть и старался не замечать тебя, но не превратил твою жизнь в ад. Он не бил тебя, не унижал, не издевался над тобой. Ты не видел его любви, но ты и не боялся его, не вздрагивал каждый раз при его появлении… Он рассказал Ливену о тебе после смерти твоей матери. И Дмитрий не был таким уж подонком. Да, он не смог или не захотел признать тебя, но он взял на себя обязательства по отношению к тебе. Благодаря ему ты получил блестящее образование, которое дало тебе основу для карьеры. Разве это мало?
– Да, не могу с тобой не согласиться. Вряд ли такое образование мне смог бы обеспечить отец. Просто раньше я принимал это как должное. Хотя давно бы мог задуматься, следователь ведь как никак. Со мной учились отпрыски графов, баронов, высших правительственных чинов, генералов… Были, конечно, и такие как я, но думаю, у их родителей были большие связи или влиятельные родственники. Еще меня сейчас смущает, что я получил место в Петербурге, тогда как многим пришлось начинать службу в провинции.
– Думаешь, Дмитрий и к этому причастен?
– Трудно сказать. Возможно, и так. Теперь мы уже вряд ли узнаем. Если только этот малолетний сыщик еще что-нибудь не раскопает в бумагах. Я не удивлюсь, что он теперь перероет все архивы старого князя. Сыщик и интриган.
– Интриган?
– Еще какой! Мог ведь сказать просто, мол, Вы – не мой отец, но, возможно, мы – родственники. А он целый спектакль разыграл перед нами и наслаждался этим.
– Но он же мальчишка, хотел произвести впечатление и добился этого.
– Но умный… Взял факты из разных мест и сложил вместе – как два и два.
– Может, это родственное? – подначила Анна мужа.
– Способности к дедукции или знание арифметики? – ухмыльнулся Штольман.
Анна увидела, что Яков уже немного отпустил ситуацию, и решила задать важный вопрос.
– Яша, ты сильно злишься на князя, что он не признал тебя?
– Чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к тому, что он поступил разумно, что оставил все, как есть. Аня, признать незаконного ребенка практически невозможно, тем более появившегося в результате прелюбодеяния. Он, конечно, мог бы попытаться, но это вряд ли бы у него получилось. Зато разразился бы большой скандал, и в него были бы вовлечены не только он и я, но и отец и матушка. Отца бы выставили дураком и рогоносцем, матушку – девицей легкого поведения, а уж что было бы со мной – лучше и не думать. Ты правильно сказала, что у меня был хоть какой-то отец. По крайней мере меня крестили и я получил фамилию мужа матушки, потомственного дворянина. Да, Анна, я – потомственный дворянин, а мог бы быть записан в податное сословие, как и любой другой бастард, если бы Штольман отказался считать себя моим отцом. Сейчас я понимаю, что хотя бы за это должен быть ему благодарен. Пусть он меня и не любил, но с его фамилией у меня была нормальная жизнь, хоть и не такая счастливая, но и не такая ужасная, как бывает у незаконнорожденных, у которых нет вообще никаких прав… Да, он был ко мне равнодушен, но меня любила хотя бы матушка… Аня, если у нас когда-нибудь будет ребенок, я буду его любить, любого, главное, что твоего.
– Да, нам очень повезло, ведь Александра искать уже не надо. Никто и не заподозрит, что не твой, – с иронией сказала Анна. – Яков Платонович, Вы… мало биты были?
Штольман понял, какую глупость он сказал, но не знал, как выпутаться из ситуации.
– Так это когда уж было… А что? Я не молод да и ранен был…
– Но не туда же… Яков, у меня впечатление, что ты тогда не две рюмки, а две бутылки выпил, а хмель так и не выветрился, – покачала головой Анна.
– Аня, ты меня простишь за то, что я наговорил тогда? Я вел себя безобразно, омерзительно. Устроил сцену, был чрезвычайно груб и ругался при тебе последними словами… Я не должен был опускаться до такого, что бы ни случилось. И как ты меня такого терпишь…
– Терплю, потому что люблю тебя. Кроме того, я столько много новых слов узнала, – она хихикнула.
– Да, словарный запас у меня богатый… Но, как сказал Александр, не для дамских ушей. А то, что я сказал сейчас – Аннушка, я ничего подобного не имел ввиду, просто ляпнул глупость. За это тоже прости…
– А меня бы простил? – с языка Анны сорвался совершенно нелепый вопрос, но было уже поздно.
Штольман прекрасно понял, о чем спросила Анна. Об измене. Он верил, что Анна, его Анна никогда ему не изменит. И ему не хотелось думать по-другому. Но вопрос был задан и требовал ответа.
– Аня, я сделаю все, чтобы тебе никогда не был нужен другой мужчина, – серьезно сказал Яков Платонович, глядя прямо в глаза жены. – Если вдруг это все же когда-нибудь случится, то в этом будет только моя вина.
– Этого никогда не случится, – ответила Анна, не отводя взгляда. – Яша, и ты меня прости… Я совсем не хотела это сказать…
Вот уж воистину говорят: язык – враг мой. И кто дернул ее за язык? У Якова и так сейчас душа в клочья, а она просто растерзала ее своим глупым вопросом. Она видела, сколько боли было в его пронзительном взгляде, когда он смотрел ей прямо в глаза. Конечно, ей никогда не будет нужен другой мужчина. Зачем ей другой, если она любит Штольмана? И ей необходимо показать ему, что это так. Она попыталась скинуть пижамную куртку мужа.
– Нет, нет, наоборот надень, Аннушка, ты же мерзнешь. Сейчас прохладно, – он бережно, как на ребенка надел на нее куртку и застегнул пуговицы. Пижама полностью скрыла фривольную сорочку, которая так впечатлила Якова накануне.
– А как же ты?
– А меня твоя любовь греет.
– Ты в пижаме такой… домашний…
– Нравится? – чуть улыбнулся Штольман. – Тогда нам нужно купить еще несколько, пока мы в Петербурге.
– Очень нравится. А без пижамы ты мне нравишься еще больше, – улыбнулась Анна в ответ и чуть покраснела.
Только сейчас Штольман догадался, зачем она хотела избавиться от его пижамной куртки.
– Аня, ты хочешь быть со мной? – спросил он с робкой надеждой в голосе. – Правда хочешь? – он взял ее ладонь и легко сжал.
– Правда. Хочу. Сейчас. И не только сейчас, – она взяла Якова за другую руку и положила его пальцы на верхнюю пуговицу пижамы.
========== Часть 11 ==========
Когда они собирались спуститься вниз, в дверь постучали. Коридорный вручил Якову Платоновичу конверт с княжеским гербом: «Господин Штольман, Вам письмо от его Сиятельства князя Ливена».
– Александр прислал письмо? Не думал, что он так скоро проявится, – Штольман вскрыл конверт и стал читать.
«Любезный кузен Яков Платонович!
Я очень надеялся встретиться с Вами еще раз, пока Вы в Петербурге. К сожалению, дела вынуждают меня уехать в имение незамедлительно.
Я продолжил разбирать бумаги отца и нашел несколько записей, касаемых Вас. Я переписал их для Вас от руки. Извините, оригиналы отдать Вам не могу. Вы сможете увидеть их, когда мы в следующий раз встретимся.
Я дерзну высказать свое мнение. По записям видно, что Дмитрий Александрович был по-своему к Вам привязан. Мне очень жаль, что он не смог быть Вам отцом или хотя бы открыться Вам. Надеюсь, что это не помешает нам продолжить знакомство.
Кланяйтесь от меня Анне Викторовне.
Ваш Александр»
Штольман развернул остальные листы бумаги и начал просматривать заметки, написанные полудетским почерком Александра.
«Наконец Ш. привез моего мальчика в пансион. Сегодня я пошел посмотреть на него. Я не видел его более трех лет и тем не менее сразу узнал его среди других воспитанников на прогулке. Жаль, что я не могу даже приблизиться к нему, ведь наше родство будет очевидным. Он слишком похож на меня, чтобы это кто-то не заметил.»
«Как только я прибыл в Петербург, сразу же поехал к пансиону и стал ждать, когда они выйдут на прогулку. Как мой мальчик быстро растет и как быстро бежит время. Через третьих лиц я узнаю об его успехах. Он большой молодец. Пансион, конечно, хороший. Но что он ему даст? Нужно будет на следующий год поместить его в Императорское училище правоведения. После него он сможет сделать карьеру, а при его уме, способностях, упорстве и честолюбии я в этом не сомневаюсь.»
«Видел сегодня моего мальчика, когда их водили в Летний сад. Увидел на улице группу мальчишек в мундирах и моего среди них и пошел за ними. Я почти столкнулся с ним. Он странно посмотрел на меня и помотал головой, как будто ему что-то померещилось. За это время я успел отступить за статую. Как жалко, что я не могу просто подойти к нему и сказать, кто я. Как я иногда негодую, что я не могу поступать, как бы мне хотелось, а должен все время оглядываться на отца… Когда это произойдет, мой мальчик будет уже слишком взрослый, чтоб я мог войти в его жизнь.»
– Аня, прочитай…
Анна внимательно прочла записи Дмитрия Ливена.
– Значит, Дмитрий действительно знал о тебе. И даже тайно приходил посмотреть на тебя. Ты помнишь тот случай в саду?
– Сейчас что-то припоминаю. Мне показалось, что я как бы увидел себя в зеркале времени, себя, но только взрослого. Наверное, я подумал, что брежу.
– Значит, ты все же видел своего настоящего отца, хотя бы один раз и несколько мгновений.
– Получается, что так.
– И это он устроил тебя в пансион и в училище…
– Да, как ты и видела во сне. Как ты и сказала, он взял на себя обязательства по моему воспитанию. Знаешь, это все же лучше, чем если бы он притворился, что меня вообще не существует. И гораздо лучше, чем если бы я остался с отцом, который бы меня игнорировал до тех пор, пока я достаточно не повзрослел, чтоб уйти из дома самому. Сейчас я это понимаю. Жаль, что понимание некоторых вещей приходит слишком поздно…
– Яков, а что было бы лучше, если бы тебе рассказали тогда, в детстве, что Штольман – не твой родной отец, что ты родился от связи своей матушки с князем, но вынужден жить с ее мужем? Думаю, что тебе было лучше оставаться в неведении, чем получить такой удар. Ты сейчас взрослый мужчина, и то тебе очень тяжело с этим справиться. Подумай, как бы это повлияло на тебя, когда ты был ребенком.
– Аня, почему мне иногда кажется, что ты старше меня, так здраво ты рассуждаешь…
– Я не старше тебя. Просто ты сейчас чувствуешь как тот ребенок, которого оставил отец, только и всего.
– Маменька Аня, ты ведь не оставишь меня? – полушутя полусерьезно спросил Штольман.
– На оставлю, Яшенька, никогда не оставлю, – Анна погладила Якова по голове. – Я всегда буду с тобой. Пойдем на прогулку, мой дорогой.
Прогулка на этот раз была дальше, чем за несколько кварталов от гостиницы, где они остановились. Анне очень хотелось посмотреть на Мариинский театр, а еще больше побывать в нем и послушать оперу. Естественно, отправляясь в Петербург всего на четыре-пять дней, они взяли с собой багажа по минимуму, в основном те вещи, в которых они могли гулять по городу. К сожалению, вечернее платье осталось дома, и поэтому о посещении театра не было и речи. Штольман предложил Анне купить платье у мадам Дезире, но она отказалась. Покупать дорогое платье только для посещения театра, а потом еще везти его в Затонск казалось ей неразумным. Тем более она видела, что поездка в Петербург и так получалась накладной. Она сказала мужу, что в этот раз ей будет достаточно просто взглянуть на театр, а если они поедут в Петербург на более длительный срок, то тогда они непременнно должны будут сходить в оперу. Яков Платонович был немного расстроен, он понимал мотив Анны отказаться от посещения театра в этот раз, и ему было неловко, что это упиралось в финансовую сторону их брака. Как и говорил тесть, семейная жизнь – дело недешевое, и им вскоре предстояло платить за съем дома, который был пока оплачен Виктором Ивановичем. Но пару пижам они могли позволить и на обратном пути зашли за ними в английский магазин. Там же они купили Анне прелестную шляпку, которая освежала ее повседневное платье.
– Аннушка, ты у меня красавица, – искренне сказал Штольман, любуясь своей женой.
– Да будет Вам, Яков Платонович, это шляпка красивая, а не я. Буду модничать в Затонске в заграничной шляпке из Петербурга.
– И воздыхатели тебе никакого прохода не дадут, – пошутил Штольман. В его шутке была большая часть правды, он видел как мужчины смотрели на его жену, особенно, когда ее лицо озаряла улыбка.
– Да кто же в Затонске на это отважится, если у меня муж – начальник сыскного отделения? Пропадет несчастный человек, и так его и не найдут, тело-то ведь спрячет тот, кто его потом разыскивать будет, – ответила шуткой Анна.
– Анна, а это замечательная идея!
– Этак у нас половина Затонска исчезнет… Вы уж, Яков Платонович, постарайтесь держать себя в руках, а то у нас в Затонске и так преступлений не счесть.
– Да уж, когда я ехал в Затонск, никак не думал, что в таком городке подобная обстановка, – серьезно ответил Штольман. – Знаешь, я очень рад, что ты помогала мне раскрывать преступления. Я, конечно, был к тебе несправедлив, особенно поначалу, но я всегда ценил твою помощь. Сейчас мне очень не хватает твоего присутствия в ходе расследований.
– Я надеюсь, что дар ко мне со временем вернется, и я смогу использовать его снова. И только ради помощи тебе и людям, а не для того, чтоб привлечь твое внимание, как ты считал когда-то.
Штольман понял, какую ситуацию имела ввиду Анна.
– Аня, ты ведь и сама знаешь, что ты завладела моим вниманием гораздо раньше, чем ты услышала от меня эти несправедливые слова. Это я был чудовищем – грозным, рычащим и раненым в самое сердце.
Анна посмотрела на него:
– Яков, ты именно таким тогда и был. Как точно ты сказал. И знаешь что мне хотелось в тот момент больше всего? Чтоб это грозное рычащее раненое чудовище кинулось за мной, остановило меня, а я могла обнять его и не отпускать от себя…
– Не отпускай. Аня, я еще не раз буду чудовищем. Но не отпускай меня. Никогда.
Не успели они дойти до номера, как в дверь постучали.
– Да что же это за такое сегодня? – недовольно сказал Яков Платонович. – Никакого покоя.
– Господин Штольман, к Вам подполковник Ливен, ожидает Вас в ресторане, – сообщил коридорный.
Штольман и Анна переглянулись: Подполковник Ливен? Павел?
– Аннушка, я спущусь к нему?
Штольман сразу же увидел Ливена. Ему можно было даже не представляться. Александр был очень похож на него, да и со Штольманом они выглядели как родные братья. Павел, судя по всему, был лет на десять старше Якова.
– Ливен Павел Александрович, подполковник.
– Штольман Яков Платонович, коллежский советник.
– Очень приятно, – Ливен протянул руку для пожатия. – Вот наконец мы и встретились, Яков Дмитриевич.
– Платонович, – машинально поправил его Штольман.
– Дмитриевич, однозначно Дмитриевич. В этом нет никаких сомнений. Я не могу Вас называть Платоновичем, не поворачивается язык. И не Штольман Вы для меня… Я смотрю на Вас и вижу молодого Дмитрия Ливена, своего любимого брата. Можно я Вас буду называть просто по имени? Я понимаю, что через пару секунд знакомства это кажется чересчур фривольным, но ведь я – Ваш дядя, для меня называть племянника по имени-отчеству как-то абсурдно.
– Вы можете обращаться ко мне как Вам угодно, – Штольман решил не вступать в пререкания с возможным новым родственником, который к тому же был заместителем Варфоломеева.
– Здесь недалеко есть одно приличное место, только для своих. Там нам никто не помешает. Я хочу поговорить с Вами наедине. Разговор предстоит долгий.
– Я только предупрежу Анну Викторовну.
– Аннушка, Ливен хочет со мной поговорить тет-а-тет. Ты не рассердишься, если я тебя оставлю?
– От чего же? Конечно, иди. Я, возможно, прилягу, а потом приму ванну.
Анна обрадовалась и одновременно забеспокоилась, что пришел Павел. С какими намерениями он хотел встретиться? Будет ли так же снисходителен и приветлив как Александр, узнав о возможном новом родственнике? Или на правах дяди, точнее отца Александра пришел сказать, чтоб Штольман больше не появлялся в их жизни? Что Александр в силу своего юного возраста сделал глупость, рассказав Штольману о его возможном настоящем отце? И что он не потерпит, чтоб Александр общался с княжеском бастардом и тем самым унизил себя. Она надеялась, что если Яков пришелся не ко двору, то Ливен хотя бы найдет деликатные выражения, чтоб сообщить ему об этом.
========== Часть 12 ==========
Заведение было небольшим, но уютным и с красивым интерьером. Штольман увидел несколько человек из высшего света и понял, что, как и сказал Павел, оно было только для своих, что-то вроде закрытого клуба. Ливен заказал графин коньяка и закуску.
– Давайте выпьем за знакомство, – предложил Ливен. Штольман не отказался.
– Яков, я узнал о Вас не так давно. Дмитрий рассказал мне о Вас перед смертью. Мне рассказал о Вас, а Саше – о нем самом. Саша о Вас ничего не знал, сам явно дошел до всего своим не всегда в меру острым умом… Я ведь хотел написать Вам и не один раз брался за это, да так и не сподобился. А вчера нашел одни документы, хотел с ним обсудить, поехал сегодня к нему, и оказалось, что мы разминулись. Он спешно уехал в имение, только отправил лакея в гостиницу с письмом для некоего Штольмана. Я решил, что это судьба. Не смог Вам написать, так должен встретиться и все рассказать. Чтоб не повторяться, что Вам сказал Саша?
– Показал портреты Дмитрия Александровича, записку к нему от моей матери, отдал ее портрет. Ну и сказал, что по всему выходит, что я – сын его Сиятельства.
– Не выходит, а абсолютно точно. Яков, Вы – его сын.
– Да, Александр Дмитриевич мне еще сегодня прислал заметки, где его Сиятельство пишет несколько строк обо мне, – чуть не забыл Яков Платонович.
– У него определенно о Вас не несколько строк. Но, предполагаю, в основном все бумаги в имениях. Так что потребуется время, чтоб что-то найти. Я очень рад, искренне рад, что Дмитрий мне поведал о Вас, что, как оказалось, у него остался родной сын. Конечно, меня расстроило, что с Вами получилось все так трагично, но прошлого не вернешь. Я надеюсь, что мы с Вами найдем взаимопонимание, и что наше знакомство не ограничится только сегодняшней встречей.
Вы наверняка хотите знать, как получилось так, что Вы оказались внебрачным сыном Дмитрия. Думаю, мне стоит начать рассказ с нашего семейства, это объяснит многое. Наверное, Вам кажется, что родиться в княжеской семье – это такое счастье. Я Вам расскажу о нас и после этого не удивлюсь, что Вы сочтете, что немного потеряли без такого родства.
Наш отец, Александр Николаевич, был деспот и самодур, играл людьми как куклами. Любил дергать за веревочки и наслаждаться представлением. Вершитель судеб, черт бы его побрал… Дмитрия он с рождения готовил на свое место. Но как? Всю волю ему сломал, тот дышал и то по его команде. Как же это что-то сделать не так? Это же его Сиятельство огорчить…
Гришка – материн баловень, ему все позволялось. Для отца он интереса не представлял, а мать в нем души не чаяла, во всем потакала. Ну попортил пару дворовых девок, так растет мальчик. Напился как свинья – так горе у барина, соседу в карты проигрался… В каждой семье бывает черная овца, так наша – целого стада стоила. Назовите мне любой порок – и я удивлюсь, что его не было у Гришки…
Евгений с Михаилом – погодки, всегда были вместе. Причем настолько близки, что как будто другие братья им чужие. Хотя это и понятно. С Дмитрием и со мной у них слишком большая разница, а с Гришкой, материным любимчиком, отношения не сложились. Кому же понравится, если один с малолетства во все тяжкие пустился и оставался безнаказанным, а их за малейшую провинность отец бил нещадно. Причем, если один провинился, бил обоих, мол, другому в назидание. Ладно хоть если за дело, а то ведь и просто в дурном настроении или по пьяни ни за что. Они общаются только между собой, других братьев как у них и нет. Обычные провинциальные дворяне, живущие размеренной семейной жизнью в соседних имениях.
Я – последыш, родился, когда уже никто и не ждал. Говорят, обычно самый младший ребенок – родительская отрада, баловень. Я же был просто не нужен. Меня сразу отдали мамкам да нянькам, затем гувернерам, родителей в детстве я едва помню. У меня был только Дмитрий, я жил с ним какое-то время. Потом родители определили меня в корпус, мол, хоть какой-то толк от меня будет, и, можно сказать, забыли.
Штольман внимательно слушал Ливена и думал, не про него ли тот рассказал. Так похоже все казалось… А ведь это законный княжеский сын. Пусть последний, но законный… и не нужный…
– Знаете, кто ко мне приезжал в корпус? Нет, не родители, Дмитрий. А кто забирал меня к себе на каникулы? Опять же Дмитрий. Он был мне больше, чем просто старший брат, он в какой-то мере заменил мне отца. Когда я вырос, Дмитрий говорил мне не раз, как завидовал мне, что на меня у отца не было никаких планов кроме военной карьеры. Что я могу жить, как хочу. А не так, как от него требовал отец.
Он же ему всю жизнь исковеркал. Дмитрий мне такое рассказал, что мне до сих пор не по себе. Катенька, Ваша мать, отцу не приглянулась. А она ведь была милая, добрая, красивая, а уж как Дмитрия любила… Кстати, Дмитрий только Кате позволял называть себя Митя. Он ведь с малых лет был только Дмитрий и Дмитрий Александрович. Даже для меня он не был Митя. Я называл его Димий.
– Как? – не понял Штольман.
– Ну маленький я не мог выговорить Дмитрий, получалось Димий. Так и осталось между нами.
Дмитрий ведь любил Катю и хотел жениться на ней, да отец не позволил. Сказал, мол, что она не ровня, что не нужна ему такая невестка. Кто она – дочь кузена графа, сирота, почти без приданого, и кто Дмитрий – князь. Пригрозил, коли Дмитрий женится, он его всего лишит. И все наследует Гришка, а он за год всех Ливенов по миру пустит. То ли на испуг брал, то ли действительно так сделать хотел, кто его знает. Но Дмитрий против воли отца не пошел, знал, что если отец и правда Гришку наследником сделает, всей семье придет конец. Да и просто не смел ему перечить.
Дмитрий со мной поделился, что отец ему тогда прямо сказал, что, мол, знает, что тот задумал. Что он собирается Катю совратить, и тогда ему как честному человеку придется на ней жениться, а семья будет вынуждена с этим смириться. Так вот даже если он Катю обесчестит, жениться отец ему все равно не даст, пусть она так опозоренная и будет. Сказал такую гнусность и смеялся в лицо…
Штольман подумал, до чего должен дойти человек, чтоб ему в голову пришла такая дурная мысль как намеренно обесчестить любимую, чтоб ему позволили на ней жениться. И вспомнил фразу из сна Анны «Нам не дадут быть вместе. Даже после всего…» От волнения он выпил рюмку.
– Но, слава Богу, у Дмитрия хватило тогда ума не доводить дело до беды. А то ведь и так между ними уже много чего было. Сам я только видел, как они целовались в саду… А вот когда Катя уже была замужем, тогда они и согрешили. Катя хотела хоть раз почувствовать, как это быть с любимым мужчиной. А не выполнять супружеские обязанности. Вот и почувствовала… И Дмитрий, видно, совсем голову потерял, раз ни о чем другом не думал… А потом ей стало стыдно, что она изменила мужу, хоть и нелюбимому. Муж-то к ней хорошо относился, думаю, до тех пор, пока не узнал, что она беременная. По-видимому, никак уж не получалось, что он – отец ребенка. А когда увидел Вас, Яков, то наверняка и сомнений не осталось, кто отец…
