Текст книги "Нина просто запуталась (СИ)"

Автор книги: Марина Копытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 2

Роберт совсем потерял счет времени. Кажется, она вернулась только ночью, чтобы развязать его. Она тогда сказала, что пора ложиться спать. Он не понимал, сколько и когда он спит и что из его видений сон, а что реальность. Ему казалось, что он постоянно слышит шаги наверху, иногда это один человек, а иногда целая толпа. Ему снилось, что она пришла, и они в темноте занялись любовью, но он не понимал, было ли это на самом деле. Он совсем обессилел.

Только по приемам пищи он мог ориентироваться. Когда она принесла поднос с овсянкой, он предположил, что сейчас, должно быть, утро.

Она всегда заставала его врасплох своим посещением. Роберт жил на грани реальности и сна и, удивительно для себя, даже не пытался сбежать. Он искренне хотел ей помочь, и у него уже почти появился план.

Утром, помимо завтрака, она принесла ему чистую одежду. Она отвернулась, когда он переодевался.

– Ты знаешь, что твой брат мертв? – Он понимал, что это не очень удачная тема для разговора, но почему-то начал с нее.

– Алекс Коул?

– Значит, знала. Это все тоже ты сделала?

– Да. Я подкинула ему в карман бумажку с планом побега. Из-за нее началась драка.

– Он был отравлен.

– Да. Ты же помнишь моих букашек?

– Где ты их взяла?

– В Ботсване.

– Специально туда ездила?

– Нет, так получилось. Стечение обстоятельств.

– Нина, я не могу больше здесь находиться. Тут темно и сыро. Я, кажется, начинаю заболевать. – Он изобразил кашель.

– Я куплю тебе таблетки.

– Я начинаю путаться в мыслях. Я вижу всякие вещи.

– Роберт, перестань. Отсюда один выход, и тебя он не устроит. – Она навела на него пистолет. – Ты знал моего брата. Знал, на что он способен. Думаю, теперь ты знаешь, на что способна его сестра.

Она снова отвернулась от него, и сейчас был лучший момент для побега. Он неслышно подошел к ней, намереваясь огреть ее по голове и выхватить оружие, но под рукой был только поднос с тарелкой. Он замер с ним в руках, когда она повернулась, и весь завтрак упал на пол.

– Что ты наделал, Роберт? – Она была зла. Он никогда не видел ее такой злой, как будто очередная ее маска теперь была снята. – Ты что, хотел на меня напасть?

Он молча кивнул.

– Оставайся теперь без завтрака. И без обеда, потому что сегодня я еду по делам. Придется тебе немного поголодать.

– По каким делам?

– Так я тебе и сказала.

– Ты знаешь, что у тебя на самом деле есть эмоции?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты только что сильно разозлилась.

– Но я ничего не чувствовала.

– Я видел злость.

– Не знаю, о чем ты. Может, тебе показалось?

Он больше не хотел ее злить, в гневе она выглядела чудовищно. Он тоскливо вздохнул и принялся собирать остатки еды с пола.

– Я сама, – снова приказала она.

Он отошел от нее не несколько метров, она краем глаза следила за ним.

– Я хотел бы тебе помочь, Нина, – начал он.

– Как?

– Мы можем провести сеансы регрессии.

– Это все та чепуха, которой пичкали тебя на учебе?

– Между прочим, мы узнали с помощью нее кое-что о твоем прошлом.

– Знаешь, а было даже здорово. – Внезапно ее лицо прояснилось. – Я как будто пережила тот день заново.

– А что бы ты сделала, если бы у тебя был шанс все исправить?

– Я бы ничего не стала исправлять. Мне нравится прошлое. Оно помогает не делать ошибок в будущем. Я бы не стала менять ни один кусочек своей жизни.

– Даже смерть Эдди?

– Даже его смерть. Если бы он не умер, кто знает, в каких бы мы были отношениях сейчас. А так – он всегда теперь рядом. Мне не нужно ни к кому его ревновать. Он безраздельно мой, и в этом прелесть того, что он призрак.

– Так он все-таки призрак?

– Я не знаю. Мне кажется, да. А ты веришь в это все? – Она собирала осколки.

– Я ни разу не видел призраков.

– Мой отец видел. Когда он надевал маску, он мог с ними общаться. Помнишь, я рассказывала про его дедушку?

– Да.

– Я уверена, что он на самом деле был там. Он не просто видел его, он действительно существовал в нашем мире. Кто знает, может, я все-таки унаследовала от отца этот дар.

– А ты сама видела своего прадеда?

– Мне кажется, один раз да. – Она сказала это, перематывая скотчем его кисти. – Однажды папа пошел в ванную. Он всегда туда ходил, когда мама говорила ему, чтобы он пришел в себя. Думаю, он там плакал. Так вот, когда он туда заходил, я решила за ним подсмотреть. Дверь была приоткрыта, и он там общался с дедом. Я уверена, что слышала, как тот ему отвечал. А еще я видела краешек одежды, зеленую униформу. У отца такой не было. И бряцанье часов, хотя он никогда их не носил. Я думаю, что тоже видела его.

– И что ты сделала? – спросил он, располагая ноги поудобнее, так, чтобы Нина привязала их послабее. Однако она туго затянула веревку.

– Я убежала. Мне стало страшно.

– Мы можем провести сеансы регрессии, чтобы докопаться до причин твоего безумия. Мы даже можем побывать в твоем детстве.

– Я где-то читала, что регрессия не работает. Что мозг имеет свойство выдумывать свое прошлое, если его об этом просят.

– Да, он действительно выдумывает. Но то, что он выдумывает, тоже имеет ценность. Скажем, ты не стала бы выдумывать такое событие, как убийство Ника Кейва, если бы ты никогда не думала об этом, если бы никогда этого не хотела.

– Что ж, это логично.

– Все, что ты выдумаешь во время регрессии, поможет нам так же, как и истинные воспоминания.

– Я подумаю над этим.

Она взяла в руки пистолет и принялась ходить вокруг него. Она над чем-то раздумывала. И снова этот жест. Она опять стала неузнаваемой, коснувшись лица. Роберт начинал побаиваться ее.

Нина подошла к нему спереди и начала снимать с него ботинки.

– Зачем? – спросил он.

– Потому что тебе будет некомфортно с опухшей ногой.

Она выстрелила и сделала дыру в большом пальце его правой ноги. Он завопил от неожиданности и боли, разрывающей его. Она уже поднималась по лестнице.

– Что, если я умру здесь? – кричал он сквозь слезы. Он уже не видел ничего из-за красной пелены, которая окутала его закрытые глаза.

– Я вернусь раньше, чем это произойдет, – ответила она. – Ты и моргнуть не успеешь.

***

Нина явилась в полицейский участок в леопардовом платье, совсем как в тот день, когда ее впервые задержали за превышение скорости. Мода имеет свойство возвращаться раз в тридцать лет, цикличность, с которой тот или иной предмет гардероба становится неприемлемым в конкретный период истории, поражала ее. Но этим был и прекрасен ее возраст, можно было не выкидывать некоторые вещи в течение долгих лет, а потом поразить всех тем, что теперь называлось винтаж. Детективы Маккормик и Кюмри явно оценили ее внешний вид, когда она демонстративно изящно прошла в кабинет для допросов.

– Нина Грин, – переспросил Джон, – расскажите еще раз, что вы делали в тот момент, когда Кэтрин вышла из здания?

– Я распечатала отчет, который она создала, взяла бутылку, положила ее в сумочку и продолжила свой рабочий день.

– Вы ничего не делали с этой бутылкой? – подключился Кюмри. – Не открывали ее? Не выливали содержимое? Не могли ее перепутать?

– Нет, что вы, в лаборатории запрещается держать еду или напитки. Только вот…

– Что? – Джон оживился.

– Только вот Кэти показалась мне странной. Какой-то… обеспокоенной, что ли.

– Из-за чего, как вы думаете, она могла беспокоиться?

– Она всю ночь не спала, и мне кажется, какое-то событие ее очень взволновало. Она сильно суетилась.

– Пойдем выйдем, – сказал Джеймс и увел напарника из кабинета.

– Думаешь, это Кэтрин могла подменить воду? – спросил Джон.

– А что еще думать? Всю ночь проторчала на работе, вела себя странно. В конце концов, это ей доверили анализ. Почему она сама не отдала Роберту результаты?

– То есть она находит в бутылке диамфотоксин, очищает бутылку, обрабатывает ее хлоркой и просит Грин доставить ее нам?

– Почему бы и нет. Она сама не хочет говорить, потому что боится, что не сможет совладать с собой. Раскроет себя.

– А почему тогда она сказала нам, что там было на допросе?

– Потому что думала, что мы сами все выяснили.

– Это очень странно.

– Помнишь, как она плакала? – спросил Джеймс. – Интересно, это были слезы страха или раскаяния?

– Я не разбираюсь в эмоциях настолько, чтобы точно сказать. Но все может быть.

– Давай пока не будем снимать со счетов эту Нину. Последим за ней какое-то время. Посмотрим, как она ходит на работу, как себя ведет. Я могу взять это на себя.

– Ага, леопардовая юбка! – Джон подмигнул ему.

– Нет, не из-за этого, – оборвал его Кюмри. – Просто чтобы удостовериться.

– Назначишь ей свидание?

– Это против правил, ты же знаешь.

Они вернулись в кабинет. Кюмри сел за стол и закинул руки за голову. Нина отшатнулась и провела рукой по лицу.

– Почему вы так реагируете?

– Типичное поведение типичнейшего полицейского.

– Да ну? – Он сощурился и наклонился к ней.

– А вот с этим – осторожнее, – предупредила она. – Я могу воспринять это как попытку заигрывания. Вам же не нужны проблемы, детектив.

– Не нужны. Как вы смотрите на то, чтобы показать мне лабораторию как-нибудь в рабочий день? Вдруг оттуда я лучше пойму, кто именно из вас сделал это?

– Запросто, – ответила она, – приходите завтра.

Выходя из участка, она специально обернулась, надеясь поймать взгляд Кюмри. Он разглядывал ее ягодицы.

Глава 3

Ему казалось, что кровь не остановится никогда. Он возил ногой по полу, чтобы оставшимися в живых пальцами почувствовать, теплая ли на деревянных досках жидкость. Только часа через четыре нога начала прилипать к полу, и еще через час то, что было на полу, полностью засохло.

Рана начала покрываться липкой корочкой. От этого было еще больнее: когда он пытался пошевелить ногой, она вскрывалась, корочка трескалась, и из-под нее сочилась свежая сукровица, обливая ногу горячей жижей. Он просидел так до ее возвращения, в полной темноте и тишине, прерываемой только своими рыданиями.

Роберт всегда считал, что самая большая боль, которую он чувствовал, было его падение со второго этажа их дома, когда ему было пять лет. Он тогда переломал себе несколько костей, включая до сих пор не зажившее повреждение шейного позвонка. Он высунулся из окна слишком сильно, чтобы посмотреть, куда Карл пошел гулять с мальчишками без него, и не удержался на подоконнике. Мама была сильно расстроена, она ругала брата, и Роберту было стыдно за это. Больнее всего был именно этот стыд, ведь он знал, что Карл ни в чем не виноват. А мама считала, что он обязан был взять младшего с собой, тогда бы с ним ничего не случилось.

Сейчас Роберт мог бы написать диссертацию о боли, потому что теперь, как ему казалось, он знал об этом все. Та боль вовсе не была болью вообще, ведь тогда он был маленьким мальчиком, и скорее всего, помнил он именно душевную боль – тот самый стыд, – а не физическую. Сейчас он прочувствовал все краски настоящей, человеческой, телесной боли. Она прорывалась сквозь его сознание и путала разум. Он был готов умолять Нину о прощении, только чтобы она дала ему таблетки от этой адской боли. Он был готов сам признаться в убийстве, лишь бы она помогла ему не чувствовать больше этого. Не готов он был только мириться с этой болью, потому что пять часов подряд она высасывала из него все силы.

Вспышка света из открывшейся двери заставила его снова завыть, она, казалось, вонзилась в его голову своими маленькими мерзкими лучиками. Теперь он понял, как хорошо ему было в темноте.

– Ты еще жив? – спросила она. Ее голос был бодрым.

– Нет. – Он заплакал.

– Я тут принесла тебе кое-что.

Она спустилась по лестнице, неся в руках тазик с водой, бинты и аптечку.

– Сейчас я буду делать тебе перевязку, а ты постарайся терпеть. Ты же взрослый мальчик? – Он не понимал ее веселого тона.

– Зачем ты сделала это? – спросил он.

– Это же очевидно, Роберт. Не буду же я тебя все время привязывать, это не очень хорошо. Иногда мне придется отлучаться на целые сутки, как же ты будешь тогда спать? Я не настолько изверг, чтобы не давать тебе спать.

– Ты изверг, это на сто процентов, – простонал он.

– Нет, я просто не хочу, чтобы ты убежал. Если тебе не будет, на чем бежать, ты ведь тогда не убежишь? – Она улыбнулась. Роберт не мог поверить в дерзость своего сознания, потому что счел ее улыбку соблазнительной. Он мысленно отругал себя за это.

– Я не убегу, честно. – В его голосе слышалась мольба. – Только не делай больше так.

– Не могу обещать. У тебя ведь все еще есть твоя вторая нога.

Он похолодел от ужаса.

– Нет, не бойся, точно не сегодня. – Она принялась обмывать его ногу намоченным вафельным полотенцем, он вздрагивал каждый раз, когда она к нему прикасалась. – Слишком много потрясений на сегодня, а то ты еще скончаешься от потери крови.

Закончив, она перевязала его ногу бинтом, сквозь ткань тут же проступили кровавые разводы. Она кинула мокрые салфетки в таз и направилась к выходу.

– Ты вернешься?

– Я принесу тебе ужин.

Она вернулась все с тем же подносом в руках и принялась кормить его. Зачерпывала ложкой суп, дула на него, совсем как мама в детстве, и подносила ложку ко рту. Роберт почувствовал облегчение, когда теплая жидкость спускалась вниз по пищеводу. Он немного ожил.

После кормления она начала развязывать его. Он не сопротивлялся. Ему не хотелось бежать сегодня, ему больше ничего не хотелось, только бы коснуться головой подушки и чтобы сон отпустил его боль. Она сделала ему укол кетопрофена и взбила подушку.

– Ты мне все еще нравишься, Роберт. Пусть все останется, как есть. Не пытайся бежать, тогда не придется простреливать тебе вторую ногу.

– Я не буду, – ответил он.

Она приблизилась к нему и поцеловала его в губы. Он ответил на поцелуй.

– Вот что мне в тебе нравится, – сказала она. – То, что ты, несмотря на боль, чувствуешь ко мне симпатию. Это чертовски возбуждает.

– Я не буду сегодня.

Но он не смог ей противостоять. Она стащила с него штаны, помогая ему освободить раненую ногу, и оседлала его. Она все сделала сама – ему практически не пришлось двигаться. Разрядка была очень кстати. После ее ухода он уснул как младенец. Только во сне ему являлся его пистолет, который говорил человеческим языком и просил спасти его из плена. Когда-нибудь, когда он выспится, он так и сделает.

Глава 4

Он проснулся от грохота. Нина стояла спиной к нему и устанавливала неподалеку от Роберта какую-то коробку. Она отошла, и он увидел террариум, заполненный личинками диамфидии.

– Видишь, что ты наделал?

Роберт испугался, что сейчас она снова начнет причинять ему боль, и молчал, затаившись.

– Из-за тебя пришлось перенести сюда террариум.

– Почему из-за меня? – Он решился на требовательный тон, хотя боялся ее.

– Детектив Кюмри, твой коллега, между прочим, может заявиться ко мне домой в любую минуту. Если бы ты не начал этого дела с ядом, то ничего этого не случилось бы. Хотя… знаешь, я даже рада, что все так получилось. Это дает нам повод получше узнать друг друга.

– Не могу сказать того же.

– Ты все еще обижен за свою ногу? Перестань, все ведь хорошо. Твоя нога в порядке, я делала тебе новую перевязку, пока ты спал.

Роберт был удивлен. Неужели он мог не заметить этого? Неужели так крепко спал? Это было плохо, очень плохо, такими темпами не получится никакого побега.

– Зачем ты принесла его именно сюда?

– Здесь его точно никто не найдет. Ну и я не хочу, чтобы ты лишний раз разгуливал здесь. Иначе ты можешь наткнуться на нежелательных соседей. – Она хихикнула.

– Разгуливать с простреленной ногой?

– Поверь, Роберт, я не могу тебя недооценивать. Я знаю, на что ты способен. Прости за ногу, это была вынужденная мера.

Он все еще помнил, что она обещала прострелить ему вторую ногу, но боялся спросить у нее, хотя это ожидание его убивало.

– Ты больше ничего не собираешься со мной делать?

– Пока – нет.

Он выдохнул.

– А когда – да?

– Если ты будешь хорошо себя вести, то никогда. Знаешь, я общалась с твоим коллегой. Он показался мне очень милым.

– Его ты тоже собираешься убить?

– Я пока не собираюсь тебя убивать.

– Пока – нет.

– Точно. Мы с ним встречались в моей лаборатории, он заходил посмотреть, как я работаю. Мне кажется, он мной заинтересовался.

– В каком плане?

– Как женщиной. Он слабо верит в то, что женщина может работать биоинформатиком. Он в каком-то смысле шовинист, не поверил в то, что мне хватает мозгов программировать.

– Он тебя подозревает?

– Конечно. Спасибо тебе, Роберт.

– Что еще он знает?

– Они пока не уверены, но подозреваемых сейчас всего двое – я и Кэт.

– Тебе не стыдно?

– За Кэт? Есть немного, но она сама виновата в своей неаккуратности. Я уговорила ее закончить анализ, хотя у нас так не делают. Бедняжка слишком сильно устала за ночь, поэтому я склонила ее на проступок. Иначе это никак не назовешь. Я пообещала ей, что никому не скажу, но ведь речь идет о моем спасении. Все средства хороши, когда дело касается свободы.

– Ты дьявол.

– Называй меня, как хочешь. Ты еще не передумал по поводу регрессии?

– А ты решилась?

– Думаю, да. Я готова покопаться в своем прошлом.

– Что мне за это будет?

– Я не убью тебя.

– А ты меня отпустишь?

– Не могу обещать. Но если все повернется так, что ты меня убедишь сдаться, то почему бы и нет. На самом деле, Роберт, я хочу стать нормальной, искренне хочу. Но я не могу сделать это сама. Я пока что сомнительно отношусь к твоей инициативе, но готова попробовать.

– Когда начинаем?

– Прямо сегодня. Только мне нужно кое-что сделать. Тебе это понравится, обещаю.

Глава 5

Она вернулась с каким-то предметом в руке, Роберт никак не мог разобрать, что это. Когда достала из дальнего угла стремянку и встала на нее, он понял. Это был лампочка.

– Да будет свет! – радостно провозгласила она. – Мне не терпится начать.

Роберт сидел на полу, на своем матрасе. Она примостилась рядом, легла и закрыла глаза.

– С чего начнем? – спросил он.

– У меня проблема с отношениями, – ответила она, – думаю, стоит рассмотреть их все. С самого начала.

***

– Зак был моим первым парнем. Я познакомилась с ним в школе, он был первой любовью моей близкой подруги. Я увела его у нее. Помню наше первое выступление на шоу талантов. Мы с ней пели у микрофонов, в одном номере, а он пришел посмотреть. Он как-то сразу проникся ко мне, хотя я была скованной и замкнутой девочкой. Все говорили, что я красивая, а я себе казалась нескладной уродиной. Господи, как я ошибалась. Я стала уродиной позже. Он был первым мальчишкой, кто сказал мне о моей красоте.

– И ты сразу поверила?

– Да, он был для меня авторитетом. Он был старше нас. Я помню его руки – большие ладони и короткие пальцы с обкусанными ногтями. Сейчас я бы назвала их гномьими, но тогда, кажется, я влюбилась именно в них. Он помог мне завязать галстук (да, у меня был эпатажный костюм с галстуком). Я так сильно ощущала тепло, исходящее от его рук, что задержала дыхание, боясь попасться на симпатии. Когда он случайно слегка коснулся моей шеи, я дернулась, как от удара током. Он заметил мое смущение, поэтому смотрел на меня, пока возился с чертовым галстуком. Наблюдал за моей реакцией. Он поймал мой взгляд, и я залилась краской. С этого момента между нами все было ясно. Неотвратимая химия. Он понимал это, и я понимала.

После выступления мы пошли к нему домой вместе с подругой, втроем. Они постоянно целовались, мне было ужасно неловко. Он поглядывал на меня с интересом, и я боялась, что сделаю больно подруге. Но я все-таки сделала. Однажды я позвала его в загородный дом своих родителей. Без нее. Там мы с ним впервые поцеловались. Это вообще был мой первый поцелуй.

– Тебе понравилось?

– В целом, да. Хотя это было мокро и не очень гигиенично. Мы начали встречаться. Он расстался с ней, и она долго вспоминала этот случай много лет спустя. Она была ужасно огорчена.

– И долго вы встречались?

– Почти три месяца. А потом все само собой сошло на нет. Был один инцидент… Когда он был у меня в гостях, мы с ним заперлись на кухне и целовались. Я сидела у него на коленях, а он гладил мою спину. И тут вошел папа. Он попросил Зака уйти, пообещал спустить с лестницы. Я до сих пор не понимаю, что такого мы сделали, хотя мне было ужасно стыдно. Мне и до сих пор стыдно.

– Это не закрытый вопрос для тебя?

– Пожалуй. Мне было неловко перед Заком и неловко перед отцом. Мне было четырнадцать, и спустя год папа ушел.

– И ты так и не спросила его, почему он выгнал Зака?

– Нет. Когда мы с ним расстались, моя влюбленность была уже так далеко во времени, что мне было очень стыдно за свое поведение. Знаешь, ведь он был ну совсем никаким. Учился на слесаря, родители пьяницы, сам он ни капельки не симпатичный, грубый, глупый.

– Что бы ты сказала ему, если бы встретила сейчас?

– Я бы извинилась.

– За что?

– За то, что я дала ему ложную надежду. За то, что папа тогда его выгнал. За то, что не ценила его и не могла оценить, потому что он был совсем не моим вариантом. Я позарилась на него из-за подруги, она любила его так, что мне было завидно.

– Ты завидовала ей?

– Я завидовала их любви. Он был у нее первым, и мне тоже хотелось такой любви. Я думала, что я смогу ее получить, если заберу его.

– Ты извинилась перед подругой?

– Не просто извинилась. Спустя день после того, как мы расстались, она мне позвонила и простила меня. Мы проболтали с ней до глубокой ночи. Она на тот момент уже не была в него влюблена, и я тоже. Мы обе считали друг друга дурочками, ведь он не подходил никому из нас.

Наверху зазвонил телефон.

– Я должна ответить.

Она удалилась. У Роберта в голове начала складываться картинка. Зак, первая любовь Нины, вызывал у нее чувство стыда. Именно в этом ощущении, как полагал Роберт, крылась проблема ее влюбленности. Ей был стыдно за себя. Стыдно, что она полюбила такого, как Зак.

– Звонил детектив Кюмри, – сказала она, спускаясь по лестнице. – С меня сняты все обвинения. Они арестовали Кэт.