Текст книги "Нина просто запуталась (СИ)"

Автор книги: Марина Копытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 5

– Итак, начнем.

Нина лежала на диване. Роберт устроился на кресле рядом с ней. Она разрешила ему записывать сеанс на диктофон, встроенный в его телефон. Роберту показалось это странным, ведь сейчас, как он полагал, он добьется у нее признания.

– Представь, что ты спускаешься по ступенькам. – Он начал медленно вводить ее в трансовое состояние. – С каждой ступенькой одна часть твоего тела расслабляется и растворяется, стекает на пол.

– Какой ужас, – вставила она.

– Ты не хочешь разговаривать, потому что твой рот настолько расслаблен, что ему не хочется двигаться. С каждой ступенькой часть твоего тела отделяется от тебя.

Он провел пятнадцать минут, вводя Нину в эриксоновский гипноз и, почувствовав, что она почти засыпает, дал установку.

– Сейчас ты будешь копаться в глубинах своего подсознания и отвечать на мои вопросы. Я – твой проводник, ты должна отвечать мне на любой вопрос, который я тебе задам. Ты понимаешь меня?

– Да, – тихо ответила она.

– Ты находишься в темном коридоре с множеством дверей. Тебя окутывает туман. Теперь ты хочешь открыть одну из дверей. За ней прячутся твои самые сокровенные страхи, то, что тебя беспокоит больше всего. Открывай.

– Открыла.

– Что ты видишь?

– Я не вижу ничего, я знаю. У меня очень плохо развито видение.

– Что ты знаешь?

– Я дома. Мне только что позвонила мама Эдди.

– Кто такой Эдди?

– Это моя любовь.

– Что сказала мама Эдди?

– Что он умер. – По щекам Нины покатились слезы.

– Нина, уходи оттуда. Давай перенесемся на полгода вперед. Что ты видишь?

– Я стою на краю крыши.

– И что ты там делаешь?

– Я хочу прыгнуть, но боюсь.

– Зачем тебе прыгать?

– Потому что я перестала быть человеком. Вся я – это одна боль. Мне не хочется больше чувствовать боль.

– Ты грустишь из-за смерти Эдди?

– Конечно, я грущу, идиот!

– Нина, а теперь выйди из этой двери и открой новую. Ты вышла?

– Да, выхожу.

– Теперь открывай дверь, за которой твое самое счастливое воспоминание. Где ты находишься?

– Я на пороге своего дома.

– Какой сейчас день?

– Третье июля две тысячи шестнадцатого.

– Что ты видишь?

– Я вижу Эдди. Он стоит у двери и смотрит на меня.

– Что ты делаешь.

– Я открываю дверь и впускаю его. Мы поднимаемся наверх и занимаемся сексом.

– Эдди сейчас жив?

– Нет, он все так же мертв. Просто я научилась его видеть.

– Кто он?

– Он – призрак. Только я могу его видеть. Он будет жить в моей квартире и не отойдет от меня ни на шаг.

– Это не галлюцинация?

– Я не знаю, но он рядом, и я счастлива.

– А теперь, Нина, выйди оттуда. И перенесись в туманный коридор.

– Я здесь.

– Теперь зайти в другую дверь, туда, где тебе десять лет.

– Я здесь. Я только что убила свою собаку.

Нина начинает выть и покачиваться, как будто убаюкивает себя.

– Что ты делаешь?

– Я стою перед мамой, она увидела, что я сделала. Она хочет меня наказать. Она стучит моей головой о стену. Мне больно.

– Зачем она это делает?

– Она говорит, что хочет выбить из меня все дерьмо. Она кричит на отца. Говорит, что это его проклятая наследственность. Что он ненормальный, и я такая же ненормальная, как он.

– Что ты делаешь?

– Я пытаюсь вырваться, но у меня не получается. Я думаю, что заслужила это.

– Зачем ты убила свою собаку?

– Я хотела, чтобы мы с ней помирились. Я хочу, чтобы ссоры родителей заканчивались так же. Я моделирую ситуацию примирения, потому что никогда не наблюдаю ее у родителей.

– И как часто ты это делала?

– Я постоянно била собаку, чтобы потом извиниться перед ней. Я мирилась с ней и Сноуи меня прощала. Она лизала мое лицо, как будто была благодарна мне, что я ее прощаю.

– Она думала, что провинилась перед тобой?

– Думаю, да. Я всегда находила повод, я выводила ее на ссору, задиралась, чтобы она на меня зарычала или укусила.

– Выйди оттуда, Нина. И зайди в другую комнату. В ту, где ты влюбилась в Ника Кейва.

– Я здесь.

– Что ты видишь?

– Я стою на улице и жду своего друга. Здесь темно, я рядом с перекрестком. Падает крупный снег.

– Что еще ты видишь?

– Светофор, на улице шумно, сигналят машины. Я слушаю Babe you turn me on Ника Кейва. Я очень устала, у меня был тяжелый рабочий день. Я зла на своего друга.

– Что это за друг?

– Не так важно, он мой бывший. Я его больше не люблю.

– Как его зовут?

– Алан. Я иногда позволяю ему заниматься с собой любовью. Только это не любовь, обыкновенное сношение. Меня достали наши отношения, в них нет тепла, нет искры.

– Ты собираешься его бросить?

– Нет, я никогда никого не бросаю. Это слишком больно.

– Больно для кого?

– Больно для тех, кого бросаю.

– А для тебя?

– Мне больно, когда другому человеку больно. Я не выношу душевную боль.

– А физическую?

– Сколько угодно.

– Что ты сейчас чувствуешь?

– Я слышу бархатистый голос, и меня он успокаивает. Он поет I put one hand on your round ripe heart.

– Тебе нравятся эти слова?

– Не в них дело. Следом он поет And the other down your panties, и у меня сжимается сердце.

– Почему?

– Просто такой момент. Вдруг, среди этой красивой улицы, среди моего блеклого настроения и усталости, я слышу его заигрывание. Я моментально влюбляюсь в него.

– В Ника Кейва?

– В кого же еще.

– Что ты делаешь дальше?

– Я ухожу. Я звоню Алану и говорю, что я передумала с ним встречаться. Я иду домой, включаю пластинку с его голосом. Весь вечер я лежу и представляю нас вместе с ним.

– С Ником?

– Да, потом я ищу в Гугле его следующее выступление, и у меня назревает план.

– Какой план?

– Я не могу позволить себе разлюбить его. Я не могу вечно цепляться за недостойных мужчин. Мама всегда говорила мне, что меня никто не достоин.

– Почему?

– Потому что я всегда идеализирую людей. Так всегда и оказывается. Когда я влюбляюсь в кого-то, он оборачивается не таким, каким я его себе представляла. И потом мне ужасно стыдно.

– Почему тебе стыдно?

– За то, что я так его любила. Я не позволю, чтобы с Ником так случилось. Я не позволю ему оказаться не таким замечательным, как я его себе представляла.

– А каким ты его себе представляла?

– Идеальным любовником, нежным, умным, красивым. Но он не так красив, и я это знаю. И если я к нему подойду, он не будет вести себя так, как я ожидаю.

– Нина, что за план у тебя на уме?

– Я хочу убить его.

– Зачем?

– Чтобы он навсегда остался таким же идеальным, какой он в моем воображении.

– Это поможет?

– Да. Он не успеет оказаться не тем человеком.

– Нина, выйди из этой двери. Вернись в коридор.

– Вернулась.

– Теперь зайди в дверь, где сейчас пятнадцатое сентября.

– Я здесь. Я иду по коридору, где гримерки.

– И что ты делаешь?

– Я захожу в его гримерку, прошу разрешения прибраться. Он сидит у зеркала, вокруг него маячит визажистка.

– Что ты делаешь?

– Я подхожу к нему и говорю, что я очень люблю его.

– Что он отвечает?

– Он благодарит меня и говорит, что очень любит всех своих фанатов. Меня это огорчает, ведь я не все. Я не такая, он не представляет, что он значит для меня сейчас.

– А какая ты?

– Я влюблена в него по-настоящему. Он не представляет, какую гамму чувств его музыка вызывает во мне.

– Что ты делаешь дальше?

– Я прошу его дать мне автограф и жму ему руку. Он расписывается в моем блокноте. Я говорю ему «прощай», забираю пакет из мусорной корзины и выхожу. Переодеваюсь и иду на улицу.

– Нина, это ты убила Ника Кейва?

– Да.

Глава 6

Никогда еще эриксоновский гипноз так не помогал ему. Он был ошарашен ответом Нины, и все еще не мог поверить в это. Он вывел ее из гипноза так же медленно, как и вводил. Она должна была все помнить, но он не был уверен.

– Ты осознаешь, что только что дала мне признание?

– Да.

– Что мы будем теперь делать, Нина? Как ты могла?

– Я не знаю. – Она заплакала.

Роберт обнял ее и попытался успокоить.

– Зачем ты это сделала?

– Ты и так все слышал. Я просто влюбилась.

– Нина, я не знаю, как нам дальше быть. Но только не этот ответ, нет! Я не смогу помочь тебе, если ты не признаешься, что у тебя проблемы с психикой.

– Я не могу в этом признаться.

– Убитая собака говорит сама за себя. У тебя были проблемы еще в детстве.

– Это не так, я просто была глупым ребенком. У меня нет психических проблем, просто однажды я пришла к неверным выводам.

– Эти выводы не просто неверные, они смертельные! Ты просто чертовски запуталась, Нина!

– Я делала это все сознательно. Я понимала, что делала. Я хотела этого. Я хочу этого всегда, когда влюбляюсь. Так проще и лучше. Если человек мертв, он не сможет меня разочаровать. Это то, что случилось с Эдди.

– Эдди имеет сильное влияние на тебя. Это не очень хорошо.

– Эдди – мой единственный и самый сокровенный возлюбленный, не смей его трогать!

– Прости. Но я буду настаивать на твоей невменяемости.

– Мне нужно заварить еще чаю, – сказала она и ушла на кухню.

Роберт очень хотел, чтобы рядом оказался кто-то, кому он мог бы снова сказать: «Я же говорил!» Но чем больше было это желание, тем хуже ему становилось. Съеденный завтрак рвался наружу, его тошнило. Он разгадал преступление, и в то же время ему хотелось, чтобы всего этого не было, чтобы Нина сейчас вошла в комнату и сказала, что она пошутила. Он не мог представить себе, как она хладнокровно продумывала это убийство, как готовила яд, какие черные мысли были у нее в голове. Она – психопатка, Роберт это понимал, но надеялся, что он ошибается. Маленькая надежда все еще теплилась в его сознании. Он услышал обрывки фраз Нины, доносящихся из кухни. Как будто она шепотом говорила с кем-то.

– Я должна это сделать. Я знаю, что это плохо, но иначе у меня нет шансов выплыть из этой истории.

У Роберта зазвонил телефон.

– Роберт Пэл? – прозвучал мужской голос. На фоне было слышно металлическое постукивание, как будто на том конце провода складывали в утку инструменты.

– Да, чем могу помочь?

– Это Гарри Гофман, судмедэксперт. Вы просили перезвонить, как только я сделаю вскрытие Алекса Коула.

– Да, спасибо. Каково ваше заключение?

– Он умер не в драке, а от удушья. Скорее всего, подействовал какой-то яд. Может, токсин. Что именно, мы не знаем, но легкие были спазмированы.

Роберт положил трубку и собирался спросить у Нины, с кем это она там советовалась, но не успел. В нос ударил едкий запах хлороформа, ноги стали ватными и подкосились. Он попытался вырваться, но сон наплывал на него огромной тяжелой тучей, и он был не в силах сопротивляться. Он закрыл глаза и, как ему показалось, умер. Последней его эмоцией было сожаление, что он никому не рассказал о Нине.

Часть 4. Заключение. Глава 1

Роберт кричал что есть мочи. Он кричал минут сорок подряд и в результате охрип. Поняв, что помощь не придет на звук, он начал пытаться ощупать пространство. Кругом была такая кромешная тьма, что первое время, когда он проснулся, он не мог понять, где он – все еще спит или умер, и это ад. Потом вкралось подозрение, что его заперли в каком-то подвале: пахло плесенью и прогнившими досками. Он ощупал то, на чем лежал: оказалось, это был матрац с постельным бельем. Даже с одеялом.

– Мерзотная аккуратистка, – сказал он вслух. – Говорить вслух не возбраняется, да, Нина? – крикнул он еще раз.

Звук собственного голоса как будто заглушался и не отскакивал от стен. Рядом с ним не было вертикальных поверхностей, поэтому он решил дойти до ближайшего края этого подземелья. Каждый шаг давался с большим трудом, в такой темноте казалось, что под ногами вот-вот кончится земля. Что-то шуршало. Он наклонился и ощупал пол: он был покрыт клеенкой. У Роберта екнуло сердце.

– Зачем тебе клеенка, Нина? – крикнул он, и темнота снова поглотила его голос. – Собираешься убить меня?

Ему казалось, что если он будет больше говорить, то будет больше ощущать реальность. Эта темнота и неизвестность угнетали его.

На корточках он достиг одной из стен и провел по ней рукой. Снова клеенка. Он вспомнил сериал «Декстер», и по спине пробежали мурашки. Сколько ему еще ждать, когда она объявит свой приговор?

Примерно полчаса ему понадобилось на то, чтобы обойти все помещение по периметру. Кое-где он спотыкался о какие-то инструменты и каждый раз боялся, что это человек. Он ни в чем не мог быть уверен, даже в том, что в подвале не находились другие люди или, еще хуже, мертвые люди.

Он не знал, сколько времени он там находился. Больше всего его страшило то, что про него могли забыть. Он нашел лестницу наверх и начал взбираться по ней. Наткнувшись на запертую железную дверь, он начал молотить по ней руками и кричать. Никто не отзывался. Его основные органы чувств – зрение и слух – были заблокированы этой молчаливой темнотой. Иногда он закрывал глаза и ходил так, все больше ощущая, что нет разницы, идти с открытыми глазами или с закрытыми. Он уже даже поверил, что научился видеть без глаз.

Через несколько часов к нему начали приходить видения. Всполохи красных огней проносились перед взором и взрывались фейерверком где-то под нижними веками. Он наблюдал за ними, представляя, что это салют в его честь. В честь человека, который скоро умрет.

В подвале была такая тишина, что он слышал свои мысли. А иногда он не мог понять, мысли это к нему приходят или он разговаривает вслух сам с собой.

Прошло еще несколько часов, прежде чем он нашел себе дело. Он решил не умирать, а использовать это время для очищения своей души. Он представил себе Карла, своего покойного брата, и тот тут же появился перед ним.

– Привет, Карл, – поздоровался Роберт.

– Привет, Роб, – отозвалась призрачная сущность.

– Как дела?

– Глупо спрашивать такое у мертвого.

– Ты прав. Ты любил меня?

– Больше всего на свете, братишка. Я сожалею, что так произошло.

– Ты не думаешь, что в этом есть виноватые?

– Нет.

– А как же родители, которые постоянно ругались?

– Они не виноваты. Они сделали все, что могли и как могли, все остальное было у меня в руках.

– Я пошел на психологический из-за тебя.

– Я знаю. Я ведь у тебя в голове.

– Да, точно. Но я бросил. Я хотел спасти тебя, а в итоге потерял еще одного близкого человека. – Он продолжал говорить, но Карл уже исчез.

Роберт не до конца понимал, как это работает. Сенсорная депривация? Только не в теплой соленой воде, а в черном кубе. Образ Карла то появлялся и представлялся ему живо, то снова пропадал, когда Роберт чуть больше нужного вглядывался в него. Кроме того, он не начинал фразы сам. Роберт на несколько минут затихал, ожидая, что брат сам начнет разговор, но только убеждался в том, что его голос был творением его собственного внутреннего диалога.

Он попытался представить себе Нину, но не вышло. Ее образ так волновал ее, что он никак не мог расслабиться. Как только он начинал видеть ее голубые глаза, его сердце принималось отстукивать чечетку и глаза растворялись темной дымкой, сливаясь с окружением.

В конце концов он лег на свой матрац, как щенок, которому указали на место, и уснул.

***

– Что ты собираешься с ним делать? – спросил Эдди, когда они ехали в автобусе.

– То же, что и всегда.

– Ты не думаешь, что копы быстро вычислят тебя, если обнаружат, что детектив Пэл пропал?

– Эдди, я готова умереть. Ты думаешь, я не готова сесть в тюрьму?

– Ты действительно так влюбилась в него?

– Без памяти. Прости меня. Снова. Я считаю минуты до нашей следующей встречи. Как только я потеряю к нему интерес, я убью его. Сейчас он мне нужен для получения эмоций.

– Может, тебе все-таки пора начать пить таблетки?

– Нет, не буду.

Нина не любила находиться в общественных местах из-за Эдди. Она не могла нормально общаться с ним, когда была на людях, ведь никто, кроме нее, не видел его, и ее шепот показался бы людям странным. А ей хватало подозрительных взглядов в свой адрес. Например, сегодня, когда она зашла в супермаркет, в котором бывала только во время своего отпуска, когда отдыхала в загородном домике.

– Какими судьбами? – спросил кассир, чье лицо успело ей запомниться, в отличие от имени.

– Решила выбраться на природу в выходные, хватит работать, – ответила она, вежливо улыбаясь.

Кассир один за другим погрузил в бумажный пакет хлеб, колбасу, сыр, пару пачек замороженных котлет, две бутылки вина, гору влажных салфеток, веревку и скотч.

– Интересный выбор для выходного дня, – прокомментировал он.

Она решила промолчать, потому что не сумела придумать ничего вразумительного.

– Нам ведь не нужны свидетели, – возразил Эдди. – Я считаю опрометчивым держать его именно здесь. Мы никогда не делали ничего подобного.

– Не волнуйся, завтра я поговорю с ними и развею все подозрения.

– А что будет, если ты его убьешь? Что ты будешь делать с телом?

– Не если, а когда. Брошу в океан.

***

Дверь открылась, и Роберт сощурился от хлынувшего в помещение яркого света. На пороге показался женский силуэт.

– Нина? – спросил он.

Она заглянула внутрь и снова прикрыла дверь, оставив его во мраке.

Этих нескольких секунд хватило ему, чтобы сориентироваться в пространстве: он быстро взобрался по лестнице и встал чуть сбоку от нее, чтобы нанести удар, как только она вновь откроется.

Дверь скрипнула, и из проема показался черный предмет.

– Роберт, отойди, – сказала Нина, – сейчас я зайду, и я хочу видеть тебя перед собой. Уйди оттуда.

– А иначе что? – спросил Роберт.

– Иначе я прострелю тебе ногу, – ответила она.

Роберт сдался. Он был уверен, что сможет совладать с Ниной, даже если у нее в руках будет оружие. Незачем было нападать со спины.

– Встань на свет, – приказала она.

Он послушался и вышел из-за двери. От ослепительной яркости в глазах начали скакать блики. Нина отворила дверь и приставила пистолет к его груди.

– А теперь очень медленно спускайся по лестнице.

С трудом передвигаясь, он сделал шаг вниз. Потом еще один.

– Ты правда убьешь меня?

– Может, и не убью, но ранить точно могу. Тебе будет не очень комфортно находиться здесь с огнестрельным ранением.

– Где ты взяла пистолет, Нина? – спросил он, достигнув нижней ступеньки.

Она улыбнулась. Все ясно, это был его пистолет.

В ее правой руке было блюдо. Он успел разглядеть, что на нем – бифштекс и зеленый горошек.

– Возьми у меня еду, – приказала она.

Он повиновался. Ему неожиданно страшно хотелось есть, как будто он просидел здесь несколько дней. Он жадно принялся поглощать ее, все еще находясь у нее на мушке.

Доев, он поставил тарелку на пол.

– Теперь повернись ко мне спиной.

Он снова сделал так, как она ему велела, удивившись своей исполнительности.

– Мы с тобой поговорим, но позже, – сказала она. – Когда я буду понимать, что нахожусь в безопасности.

Тут его пробрало на смех. Сама эта ситуация вдруг показалась ему такой комичной, что он хохотал несколько минут подряд. Она ждала.

– Что смешного? – серьезно спросила она в конце.

– Ты послушай себя, Нина. Когда ты будешь находиться в безопасности. Ты наставила на меня дуло пистолета и чувствуешь себя незащищенной?

Что-то зашуршало. Свободной рукой Нина достала какой-то пакет, в котором была салфетка. Роберт почувствовал едкий запах и снова оказался в темноте.

***

Он проснулся привязанным к стулу. Руки были отведены назад и накрепко перемотаны скотчем. Во рту все еще был привкус съеденного горошка. Нина сидела на стуле напротив него в полумраке, дверь наверх была по-прежнему открыта и впускала кусочек света. Он пытался разглядеть, что находилось за ней.

– Даже не пытайся кричать, все равно тебя никто не услышит. Мы находимся около озера, в пятидесяти километрах от ближайших соседей. Это мой дом, и если ты будешь хорошо себя вести, когда-нибудь я проведу тебе экскурсию по нему.

– Зачем я здесь?

– Во-первых, ты знаешь о том, что я убила Ника Кейва. В мои планы не входило попадать в тюрьму. Во-вторых, ты мне нравишься.

– Ты так поступаешь со всеми, кто тебе нравится?

– Так – только с тобой. Мне помогал Эдди. Плюс недюжинная удача.

– Эдди, который умер?

– Эдди, который живет во мне. Он не умер. Но я вижу его, и он помогает мне мириться с собой. Что-то пошло не так, Роберт. В моем сознании. Когда-то давно мне требовался психотерапевт. Когда-то, когда еще можно было что-то исправить.

– Ты и сейчас можешь все исправить. Отпусти меня, и я помогу тебе.

– Нет, Роберт. Я не могу этого сделать, как же ты не понимаешь! Я влюбилась в тебя, как девчонка, и пока я чувствую это, я живу. Ты мне нужен для того, чтобы я жила. У меня давно нет никаких эмоций, кроме этой. Я не чувствую боли, я не чувствую радости.

– Думаю, Нина, все началось в детстве. Та собака – первый звоночек. Это началось задолго до того, как ты узнала что такое любовь.

– Откуда тебе знать?

– Ты психопатка, и скорее всего, ты такой родилась.

– Нет, я сама себя сделала такой!

Нина разозлилась и пнула тарелку, стоявшую на полу. Та разбилась. Роберт вздрогнул. Она едва заметно сделала свой коронный жест, и ее лицо преобразилось, как будто она надела маску.

– Я спокойна, – сказала она едва слышно и принялась собирать осколки.

– Как долго я буду здесь находиться?

– Пока я не начну в тебе разочаровываться. В твоих интересах поддерживать во мне симпатию к своей персоне.

– А дальше?

– А дальше – один выход.

Она начала подниматься по лестнице.

– Нет, не уходи!

– Почему?

– Я не хочу сидеть в темноте! Я схожу здесь с ума.

– Явно не больше, чем я, да?

Она закрыла за собой дверь, оставив Роберта один на один со своими видениями.