Текст книги "Его личная звезда. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Кистяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Богдан молча выслушал пламенную речь и негромко заговорил:

– Стас, я с самого раннего детства на своей шкуре испытываю влияние этой самой, как ты выразился, тени. И живу. Привык. И мне нравится. Просто стоит пересмотреть отношение к окружающим людям и перестать заморачиваться их мнением. Теперь у тебя есть работа. На остальное – плевать. И да, я всё ещё жду, когда ты поделишься впечатлениями о своем первом трудодне.

Его спокойная речь подействовала на Стаса успокаивающе. Желание немедленно пойти и намылить лицо некоторым личностям мгновенно испарилось, и он вспомнил, что находится дома, а напротив сидит друг, который не раз и не два вытаскивал, как его самого, так и его семью из дерьма.

И вот сейчас он, только вернувшись на Аром, первым делом поинтересовался его работой и, услышав, что тот сидит уже несколько месяцев дома и открыто хандрит, так же спокойно спросил:

– К нам работать пойдешь?

Стас не стал скрывать недоумения.

– К вам – это к кому?

– К нам.

– Емкий у тебя ответ. А поподробнее?

– Я тебе предлагал вечерком прошвырнуться по городу? Предлагал. Вот заодно и увидишь моих друзей.

Откровенно говоря, Стас рассчитывал нарваться на парней из Высшего эшелона. На таких же, как Богдан. Ни хрена. Нарвался на куда более интересных личностей. На латунцев.

Стас, как и другие аромцы, воспитывался в духе недоверия к латунцам. В затаенной, подавляемой злости, искусственно взращиваемой в каждом индивиде. Оно и понятно, ведь латунцы – раса, под чьим колпаком, точнее, кулаком, они живут вот уже третье столетие. Вроде бы латунцы их особо не притесняют, наоборот, помогают с природными ресурсами, обеспечивают новейшими разработками во многих сферах. И лишь при необходимости напоминают, что Аром – колония Латунии.

И да... женщины. Молоденькие девушки. Но это уже другой разговор.

Как только Стас с Богданом подсели к латунцам, Стас стал держаться особняком. Смотрел исподлобья, прислушивался к тому, что говорят вокруг. В голове засела настырная, не делающая ему чести мысль, что он Богдана не видел долгое время и непонятно, где тот был. Стас виделся с парнями из Высшего эшелона, и те ему сказали, что не видели Богдана на Латунии. Так где пропадал Славинский?

Но потом разговор перешел к медицине, Богдан представил его, как молодого генетика – и понеслось. Через час Стас понял, почему латунцам покоряются другие миры – их интересует все. Абсолютно всё. И они во всем разбираются. Особняком для них как раз стоит генетика. Всё, что касалось изменений в генетическом коде человека – их интересовало больше всего.

Когда Стас узнал, что латунцы выкупили (с выкупом история темная и вызывающая сомнения, что был заплачен хоть один уел) "Неон", его удивлению не было предела. На фиг латунцам клиника?

И лишь по мере разговора понял, для чего. Сказать, что порадовался – было бы преувеличением. Понимал, что ему раскрыли не все карты, многое осталось недоговоренным, как и истинная причина происходящего. Правильно, кто он такой, чтобы латунцы ему рассказывали об истинных причинах? Ну привел Богдан какого-то парня, дал лестную характеристику, но никто его не видел в деле. Стас, окажись на их месте, вообще бы отнесся скептически. Хотя... Возможно, они доверяли Богдану, как своему. Стас краем уха слышал, что между латунцами существует некое братство, что если они однажды назвали человека другом, то порвут за него любого. Богдан был их другом. Хотя не все в Высшем эшелоне удостаивалось такой чести.

Сейчас же, находясь у себя в квартире, после того, как он снова окунулся в работу, ощущения были прямо противоположные. О чем он, не таясь, и сообщил Богдану.

– Здорово снова работать. Чувствовать себя причастным к хорошему делу. Ты же знаешь, как я люблю свою работу. Но... Меня смущают латунцы, будь они не ладны! И не смотри на меня с иронией! Это ты там с ними... А мы, на Ароме, по-прежнему относимся к ним, как к захватчикам. И работать на них... э-э-э... двояко как-то.

Богдан лениво покачал головой.

– Не на них, а с ними. Это разные вещи.

Стас нахмурился.

– Это ты сейчас о чем?

– Возможно, тебе придется слетать на Латунию. Как ты на это смотришь?

Стас поперхнулся пивом, закашлялся и нелицеприятно выругался.

– Ты серьезно?

– Да.

Казалось, ещё немного – и Богдан рассмеется.

– Нет, ты шутишь?

– Похоже, что я шучу?

– На Латунию! Еперный театр! Да туда же, кроме Высшего эшелона, никого не пускают! Шатлы сшибают, даже не спросив, кто к ним собирается наведаться и с какой целью!

– Тебя пустят.

Ответить Стас ничего не успел. Входная дверь плавно отъехала в сторону, пропуская счастливую Ириду.

То, что девушка сияла от счастья, не заметил бы только слепой. Волосы разметались по ее плечам в легком беспорядке. Кто-то в этом увидит следствия порочно проведенного времени, а кто-то уже видел, как они разметались во время заводного танца. Щеки разрумянились от волнения и от непоколебимой уверенности, что она не оступилась, что она сделала правильный выбор. Глаза сияли от восхитительного, непередаваемого ощущения влюбленности. Знания, что ее любят.

Ирида, всё ещё пребывая в легкой эйфории, ловко скинула туфли и бросилась к Стасу, не обращая внимания на стремительно меняющееся лицо Богдана.

Вот он сидел, с непритязательной ленцой беседуя с другом. И вот медленно поворачивает голову за несколько секунд до того, как дверь распахнется. Замирает, когда видит ЕЁ лицо. Столь восхитительно нежное, ранимое. И каменеет, когда слышит ЕЁ слова:

– Стас, Кир мне сделал предложение! Я буду его женой!

Девочка – ЕГО девочка – подбегает к дивану и, не стесняясь посторонних, проявляя ещё не изжившую себя детскую непосредственность, бросается брату на шею.

Стас, удивленный её порывом, едва успел отставить бутылку в сторону.

– Эй!

Он не мог не улыбнуться. Ещё толком не осознав сказанные ею слова, обнял сестру, чувствуя, как сердце наполняется непередаваемой нежностью, щемящей братской любовью.

– Стас, ты меня слышал?! – засмеялась Ирида, отрываясь от близкого человека и порывисто целуя его в щеку.

Не видя, как темно-синие глаза гостя становятся едва ли не черными.

– Э... Кажется, да, но...

Стас осторожно взял сестру за плечи и отстранил от себя. Он-то как раз видел лицо Богдана и не мог не заметить, как оно меняется. Не в лучшую сторону. И снова в голове всколыхнулась шальная мысль, что Богдан относится к Ириде, не как к сестре друга. Его взгляд, пронзающий насквозь, его жестко сжатые губы, желваки, выступившие на скулах, сказали о многом. Слов тут не потребовалось.

Вместо того, чтобы порадоваться за сестру, Стас насторожился, напрягшись всем телом. Заставив себя посмотреть на Ириду, он продолжал наблюдать за Богданом, который медленно выпрямлялся.

– Что тебе сделал твой Кирилл? – насупив брови, растерянно спросил Стас.

– Вот!

Ирида выставила вперед правую руку, на которой гордо красовалось обручальное кольцо.

– Мило.

Чужой голос резанул по нервам, заставив мгновенно оторваться от Стаса и обернуться. Ирида, находящаяся под властью эмоций, ворвалась в квартиру, как маленький ураганчик, и даже не оглянулась по сторонам. Увидела брата и поспешила поделиться радостью. Она так надеялась, что он её теперь поймет и поддержит! Что останутся в прошлом его тревоги по поводу её дальнейшей судьбы. Что теперь, когда она обручилась с Киром, он примет его, и они, пусть если и не подружатся, то хотя бы начнут нормально общаться. Ирида их знакомила, но мужчины не нашли общего языка. Стас демонстративно хамил и всё время намеками спрашивал, как называют мужчин, пользующихся доверчивостью молоденьких девочек?

Услышав голос Славинского, Ирида растерялась, даже немного разозлилась. Почему он снова у них в квартире? Мало того, что как только он вернулся на Аром, то мгновенно стал эпицентром событий. Куда бы она ни пошла, что бы ни делала – наталкивалась или на него самого, или на последствия его поступков. Те же гладии... Почему она их не выкинула? Почему невольно сравнивала два букета, подаренных одновременно?

Когда пошли разговоры, что Богдан пропал, Ирида вздохнула с облегчением. Ей было стыдно за свою радость, и она её старательно прятала от цепких глаз брата. Но она ничего не могла с собой поделать – она не желала видеть этого человека в своей жизни! Не желала с ним сталкиваться! Не желала с ним разговаривала! И тем более, не желала, чтобы он находился в их доме.

Она боялась его.

Боялась его прошлого.

Боялась его глаз.

– Богдан, – проговорила она вместо приветствия, отодвигаясь от брата и поспешно приводя в порядок одежду. Отчего-то стало стыдно, что она влетела в квартиру и повела себя, как маленькая девочка.

И снова на неё обрушилось ощущение из подростковой поры – он в квартире, и всё сужается, подавляется лишь одним его присутствием. Как такое может быть? Почему она воспринимает его, как угрозу?

Эти мысли в голове промелькнули за краткую долю секунды.

Богдан порывисто встал и в два шага преодолел разделяющее их расстояние.

А потом взял правую руку девушки в свою и впился взглядом в кольцо.

После чего, не прощаясь, развернулся и вышел.

Ирида, пораженная до глубины души его поступком, обернулась и посмотрела на брата:

– Стас, что это сейчас было? – глухо выдохнула она.

– Хороший вопрос.

Радость от помолвки продолжала биться в её душе, но на неё тягуче-предупреждающе наложился отпечаток от прикосновения Богдана. Ирида пожалела, что не заглянула ему в глаза, тогда, возможно, она смогла бы сама ответить на этот вопрос.

Стас успел заглянуть. И то, что он там увидел, заставило его хорошо призадуматься.

ГЛАВА 9

Как он не разбил лифт вдребезги – не понятно. Хватило бы одного удара, чтобы стекло, закаленное и обработанное в специальных условиях, пошло трещинами.

Хотел ударить и в стену. Раскрошить её, изуродовать, чтобы зигзагообразные трещины пошли по серым панелям, снося к чертям собачьим всю охранную систему и панельные коды.

Богдан сдержался. Хваленый самоконтроль, взращиваемый едва ли не с младенчества, и на этот раз не дал сбоя.

Мужчина спустился на подземную стоянку, вышел к своему черному айростену, сел за руль и не дрогнувшей рукой нажал вызов на стейлсе. Ответили практически сразу же.

– Слушаю, Богдан.

– Мне надо как можно быстрее узнать всё об одном человеке. Кирилл Истов. Чем дышит, что любит, какую музыку слушает. Вплоть до того, что ест на завтрак. Все его слабости. Каждый его порок. Хочу знать об этом человеке абсолютно всё.

Короткий кивок послужил ему ответом.

– Сделаем. Завтра к утру вся информация на этого парня будет у тебя.

– Спасибо.

Отключив стейлс, Богдан прикрыл глаза.

Ирида, черт побери, что же ты творишь, девочка...

Он собирался играть по правилам. Прилетев на родную планету, программировал себя на достойное поведение. Что будет действовать в рамках закона, что забудет то, как и чем жил последнее время. Даже собирался не использовать свои полномочия и возможности.

Видимо, у него помутился разум за четыре года рабства, раз подобные мысли могли прийти в его голову. Никто давно уже не играет по правилам. Есть сильнейшие с их правом получать то, что они пожелают. И все остальные.

Богдан относил себя к первой категории.

И он желал Ириду.

Небеса, как же он желал свою девочку...

Выдохнув через сжатые зубы, он запустил айростен на автоматическое управление, указав адрес дома, который с недавних пор числился за ним. Большой двухэтажный коттедж с чужими вещами и чужим дизайном. Богдан был неприхотлив – пока ещё – и его всё устраивало. Привычка к комфортной жизни возвращалась медленно. Его по-прежнему тянуло на минимализм. Была бы мягкая кровать да полная тарелка мяса – с остальными неудобствами можно было свыкнуться.

Да, Славинский, хорошо же тебя припечатало.

Невесело ухмыльнувшись, Богдан откинулся на автокресло, тотчас подстроившееся под его мощную фигуру.

Думать о чем угодно – о доме, об айростене, о небе, о клинике, о проекте Загара! Об Ароме и Латунии! Мать твою, о чем угодно, только не о белокурой шалунье, от вида которой его внутренности завязываются в тугой узел и выворачивает наизнанку всю его сущность.

Ирида.

Девочка.

ЕГО девочка, трахающаяся с каким-то ублюдочным мудаком!

Гнев колыхнулся внутри Богдана. Чуть-чуть, совсем немного – и ярость вырвется на свободу, и тогда он изменит маршрут и наведается в гости к молокососу Истову. Сожмет его хилую шею двумя пальцами и будет спокойно наблюдать, как тот корчится в муках и умоляет его не убивать. Да, вот тогда Богдан будет спокоен, ни один мускул не дрогнет на его лице.

Он это проходил – хорошо знает.

И что самое интересное и поразительное для него – ни одна живая душа на Ароме ему ничего не сделает.

В пору молодости он часто задавался вопросом: "А кто дал им такую безграничную свободу действий и власть?" Его это даже раздражало. Где бы он ни появился, как и другие парни из Высшего эшелона, перед ними все расступались, и они, зачастую, могли творить то, за что других жителей Арома давно бы сослали на планету-тюрьму Ярмис.

Люди любят себе создавать идолов.

Вот из них и сделали таковых.

Только отчего тогда собственные матери отворачивают от них лица и прячут глаза?

Богдан холодно улыбнулся. Свою мать по возвращению на Аром он навестил один раз. Этого оказалось достаточно.

А вот семья Арисовых – тут всё иначе. Из их скромной квартиры он уходить не хотел. Более того, с превеликим удовольствием обосновался бы в отсеке Ириды. И не выпускал бы её оттуда черт знает сколько времени!

Снова Ирида.

Всегда Ирида.

В груди, там, где в ускоренном темпе билось сердце, раскрыла пасть ядовитая змея ревности. Яд капал медленно, капал в одно и то же место, грозясь в скором времени выжечь его душу до дна, отравить кислотой, разрушить те ростки добра и справедливости, что ещё имели место там быть. Любовь – сложная штука, непредсказуемая в своей порывистости. Ты можешь сегодня боготворить объект своей любви, а завтра отправить его на плаху без зазрения совести, из-за мести, из-за того, что любимая позволила себе такую роскошь, как не ответить взаимностью, плюнула в лицо, отказалась от защиты. Любовь может превратиться в самую жгущую и одновременно холодную ненависть, когда ты действуешь расчетливо, просчитывая свои шаги наперед. Такую любовь принято называть одержимостью. Болезнью. И это правильно. Совершенно точное определение, с которым Богдан был согласен на сто процентов.

Так и у него.

Он болен Иридой.

А как иначе объяснить его паталогическое влечение к юной девушке, едва ли не девочке?

Всё было сложно.

Очень сложно.

И когда Богдан выходил на красный песок арены, окрашенной разными оттенками крови представителей неизвестных планет и галактик, перед его внутренним взором всегда стояла ОНА. Её нежная застенчивая улыбка, робкий взгляд, мелодичный голос. И каскад белокурых волос, которые так и хотелось пропустить между пальцев, или, уткнувшись в макушку, вдохнуть их цветочный аромат. Его девочка пахла чертовски вкусно. Именно вкусно. Свежестью и утренней росой.

И он знал – он должен вернуться. Живым. Более того, он знал точную дату, к которой должен был вырваться из плена и вернуться на Аром. По-другому никак. Он дрался лучше любого зверя, убивал тварей, о существовании которых и помыслить не мог, рвал глотки голыми руками и издавал торжествующий вопль, когда поверженный враг падал к его ногам, а толпа, жаждущая зрелищ и состоявшая из зажравшихся подонков, приветствовала его ликующими криками.

Всё это он делал ради нее. Той единственной, что предназначена была только для него. И больше ни для кого.

Богдан особо не волновался о девственности Ириды. За ней должны были присматривать. Никого к ней не подпускать. Беречь. Отгонять всех представителей мужского рода на пушечный выстрел. Он четко дал понять, что она – ЕГО. Всё, разговор был окончен, точки расставлены.

Какового же было его удивление, когда ему сообщили, что тот ублюдок не справился с заданием. Что у его Ириды есть молодой человек. И ладно, если бы просто парень, с которым она веселится в клубе и рассекает по ночному небу на айростене.

У неё был любовник.

Малышка Ирида оказалась легко поддающейся на чувства, наивной глупышкой, верящей, что первая любовь – истинная, и что она случается раз – и на всю жизнь. Ребенок, что тут с неё возьмешь.

Сначала Богдан к этому относился с легкой долей снисходительности, даже упрекнул себя. Мол, а чего ты хотел? Шлялся непонятно где, вместо того, чтобы самому быть с ней рядом и никого к ней не подпускать. Достаточно было пустить легкий слушок, что он в ней заинтересован, и никто не посмел бы даже пригласить её на танец. Связываться с представителем Высшего эшелона никто бы не рискнул.

Но иногда обстоятельства бывают сильнее наших желаний. Происходит то, что мы не в состоянии изменить, повернуть вспять.

Богдан несколько дней провел в коттедже, свыкаясь с мыслью, что у Ириды есть любовник. Что она раздевалась для него. Позволяла трогать себя. Целовать свои губы, груди, возможно, и свою сладкую расщелину. От картины, где Ирида лежала на кровати полностью обнаженная, с раскинутыми ногами, а некий индивид мужского пола устроился между ее бедрами и жадно целует нежную плоть, снова и снова вылизывая влажные лепестки и вдыхая аромат желания, Богдан начинал крушить мебель. Успокоившись, заказывал новую, чтобы на следующий день история повторилась.

Ему необходимо было выпустить пар, стабилизировать внутренний мир и держать ревнивого зверя, что жил внутри него, под контролем. Он не мог позволить себе заявиться в квартиру к Стасу и Ириде и выйти из себя. Предстать перед своей малышкой в полной красе. Испугается, глупая, и тогда уже никакие доводы разума не заставят её посмотреть на него, как на партнера. Как на супруга.

Если спросить, когда началось его безумие, он не ответит. Оно просто было в его жизни всегда. Говорить, что он полюбил маленькую девочку с белыми кудряшками – кощунство и попахивает педофилией. Его тянуло к ней, да, с этим не поспоришь. Хотелось приходить в дом к Стасу, самому сесть в игровой и смотреть, как забавная малышка, сопя и морща нос, сооружает замок из небольших деталей конструктора. А на следующий день притащить конструктор с ещё большим количеством деталей.

И так было всегда. Стоило Богдану увидеть, чем увлечена Ирида, как он тотчас отправлялся в магазин и заказывал аналогичные игрушки. Какая у него была при этом цель? Порадовать ребенка? Увидеть, как она радостно улыбается? Или привязать малышку Ириду к себе? Чтобы она ждала его прихода? Тогда отчего девочка всё равно раз за разом пряталась от него и смущенно убегала в детский отсек?

Предчувствие? Интуиция?

Когда Богдан вынужден был лететь на Латунию, его ломало. Каждый нерв, каждая мышца, каждый мускул скучал по белокурой девочке. Хотелось сорваться, послать всё к чертям собачьим, схватить первый попавшийся шаттл и вернуться в тот дом, где засыпало и просыпалось очаровательное создание, насквозь пропитавшее его жизнь. Её детский лепет, её робкое "спасибо" снилось ему по ночам и помогало справляться с адской болью, когда его тело ломалось и перерождалось.

Детство – прекрасная пора, проходящая очень быстро. В его случае это было на благо.

Он помнил тот день, когда вернулся с Латунии и увидел, что девочка резко выросла. Вытянулась, коротко остригла волосы и теперь смотрела на мир затравленным взглядом. На него – в том числе. Но он её не винил, на то были причины. Тогда как раз была объявлена травля на их родителей. Кристину и Олега Арисовых обвиняли в государственной измене. Они вели разработки по созданию альтернативного топлива, и в какой-то момент все архивы исчезли. Чип доступа был только у них. Правительство особо не разбиралось – осудили быстро. И если бы Богдан не отсрочил приведение приговора, их бы отправили на Ярмис в тот же день. А для Стаса и Ириды начались бы очень трудные времена. Их лишили бы всех пособий, выгнали из учебных заведений и обрекли на нищенское существование. Им бы даже отказали в социальном жилье. Единственный выход для детей предателей – задворки планеты, Зона Отчуждения, где обитают преступники и изгои. Туда же периодически сбегают и девушки, достигшие двадцатилетия, но не получившие метку. Они согласны стать шлюхами, но с аромцами, чем превратиться в постельную игрушку для латунцев. Наивные. Жизнь шлюхи коротка и жестока, особенно среди тех, кто однажды уже преступил черту закона и для кого больше не существует нравственных норм.

Богдану хватило дня, чтобы разобраться в подставе Арисовых. Нашёл он так же и виновного. Перед судом тот не предстал – остался его должником. Иногда полезно иметь вот таких "должников" в своем личном арсенале.

С Арисовых сняли все обвинения. Оставили их на свободе, но с должностей попросили. Ситуация осложнилась тем, что они погибли полгода спустя.

Пришлось снова подключать людей, чтобы вторично избежать гонений на Стаса и Ириду. Стас к тому времени окончил институт и планировал устроиться на работу. На волне слухов, что Арисовы дружат с парнями из Высшего эшелона, он без проблем получил должность в одной из лабораторий, где с головой погрузился в исследовательскую деятельность. Но надо отдать ему должное, он не забывал про сестру. Каждую свободную минуту проводил с Иридой, на которую было больно смотреть. Подросток, потерявший родителей, замкнувшийся в себе. Благо, она не пустилась во все тяжкие, да это и сложно сделать на Ароме, где за подростковым поведением внимательно следят и если находят, что подросток ступил на скользкую тропу, применяют соответствующие меры.

Те времена Богдан вспоминал с ностальгией и теплотой. По одной простой причине – он был рядом с Иридой. Приходил к Стасу по любому поводу лишь с одной целью – увидеть ЕЁ. Печальную, с колючими неприветливыми глазами, спешившую спрятаться от него. О да! Он видел, что она не желает общаться с ним, избегает малейшего столкновения. Но не тут-то было. Богдан тащил Стаса развлекаться, Стас брал с собой Ириду. Развлекались они культурно, взрослые кабаки обходили стороной. Парки, экскурсии на другие планеты, гонки на айростенах, где чаще присутствовали в качестве зрителей. Да много чего было. И всё ради того, чтобы Ирида хоть ненадолго забылась и вспомнила, как это – улыбаться и радоваться тому, что ты просто живешь.

Уже тогда Богдан в полной мере осознал, что эта девочка будет его. Наверное, так было задумано изначально. Не им, и не ею. А кем-то свыше.

Богдан горько усмехнулся, перебирая в памяти события минувших дней.

Слышали бы его знакомые, вот бы они посмеялись от души. Он размышляет о Высших силах! А что? Имеет право в минуты слабости. В такие вот, как сейчас. Когда сдерживаешь себя из последних сил, чтобы не натворить непоправимых бед, уговариваешь, что осталось немного, какие-то жалкие три недели, и девушка, что снилась тебе каждую ночь – будет твоей.

Он её заслужил. Потом и кровью. Заслужил иметь ту, по которой сходит с ума. Чье имя выкрикивал, когда брал других женщин. Ради которой затевал многие безумные авантюры.

Она – его.

Только его.

И пусть её страх сейчас перед ним вполне ощутим, пусть она до сих пор смотрит на него с недоверием, сторонится, но скоро наступит время, когда она признает его своим защитником. Позволит поставить метку на шее – знак того, что они едины, что отныне и во веки веков принадлежат друг другу, и никто иной не смеет претендовать на них.