Текст книги "Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Але
А когда – когда-нибудь – как в воду
И тебя потянет – в вечный путь,
Оправдай змеиную породу:
Дом – меня – мои стихи – забудь.
Знай одно: что завтра будешь старой.
Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,
Синеокою цыганкой будь.
Знай одно: никто тебе не пара —
И бросайся каждому на грудь.
Ах, горят парижские бульвары!
(Понимаешь – миллионы глаз!)
Ах, гремят мадридские гитары!
(Я о них писала – столько раз!)
Знай одно: (твой взгляд широк от жара,
Паруса надулись – добрый путь!)
Знай одно: что завтра будешь старой,
Остальное, деточка, – забудь.
11 июня 1917
«А царит над нашей стороной…»
А царит над нашей стороной —
Глаз дурной, дружок, да час худой.
А всего у нас, дружок, красы —
Что две русых, вдоль спины, косы,
Две несжатых, в поле, полосы.
А затем, чтобы в единый год
Не повис по рощам весь народ —
Для того у нас заведено
Зеленое шалое вино.
А по селам – ивы – дерева
Да плакун-трава, разрыв-трава…
Не снести тебе российской ноши.
– Проходите, господин хороший!
11 июня 1917
Юнкерам, убитым в Нижнем
Сабли взмах —
И вздохнули трубы тяжко —
Провожать
Легкий прах.
С веткой зелени фуражка —
В головах.
Глуше, глуше
Праздный гул.
Отдадим последний долг
Тем кто долгу отдал – душу.
Гул – смолк
– Слуша – ай! Нá – кра – ул!
Три фуражки.
Трубный звон.
Рвется сердце.
– Как, без шашки?
Без погон
Офицерских?
Поутру —
В безымянную дыру?
Смолкли трубы.
Доброй ночи —
Вам, разорванные в клочья —
На посту!
17 июля 1917
«Мое последнее величье…»
Мое последнее величье
На дерзком голоде заплат!
В сухие руки ростовщичьи
Снесен последний мой заклад.
Промотанному – в ночь – наследству
У Господа – особый счет.
Мой – не сошелся. Не по средствам
Мне эта роскошь: ночь и рот.
Простимся ж коротко и просто
– Раз руки не умеют красть! —
С тобой, нелепейшая роскошь,
Роскошная нелепость! – страсть!
1 сентября 1917
«Ночь. – Норд-Ост. – Рев солдат. – Рев волн…»
Ночь. – Норд-Ост. – Рев солдат. – Рев волн.
Разгромили винный склад. – Вдоль стен
По канавам – драгоценный поток,
И кровавая в нем пляшет луна.
Ошалелые столбы тополей.
Ошалелое – в ночú – пенье птиц.
Царский памятник вчерашний – пуст,
И над памятником царским – ночь.
Гавань пьет, казармы пьют. Мир – наш!
Наше в княжеских подвалах вино!
Целый город, топоча как бык,
К мутной луже припадая – пьет.
В винном облаке – луна. – Кто здесь?
Будь товарищем, красотка: пей!
А по городу – веселый слух:
Где-то двое потонули в вине.
Последние дни октября
Феодосия
Корнилов
…Сын казака, казак…
Так начиналась – речь.
– Родина. – Враг. – Мрак.
Всем головами лечь.
Бейте, попы, в набат.
– Нечего есть. – Честь.
– Не терять ни дня!
Должен солдат
Чистить коня…
4 декабря 1917
Москве
«1. Когда рыжеволосый Самозванец…»
Когда рыжеволосый Самозванец
Тебя схватил – ты не согнула плеч.
Где спесь твоя, княгинюшка? – Румянец,
Красавица? – Разумница, – где речь?
Как Петр-Царь, презрев закон сыновний,
Позарился на голову твою —
Боярыней Морозовой на дровнях
Ты отвечала Русскому Царю.
Не позабыли огненного пойла
Буонапарта хладные уста.
Не в первый раз в твоих соборах – стойла.
Всё вынесут кремлевские бока!
9 декабря 1917
«2. Гришка-Вор тебя не ополячил…»
Гришка-Вор тебя не ополячил,
Петр-Царь тебя не онемечил.
Что же делаешь, голубка? – Плачу.
Где же спесь твоя, Москва? – Далече.
– Голубочки где твои? – Нет корму.
– Кто унес его? – Да ворон черный.
– Где кресты твои святые? – Сбиты.
– Где сыны твои, Москва? – Убиты.
10 декабря 1917
«Новый год я встретила одна…»
Новый год я встретила одна.
Я, богатая, была бедна,
Я, крылатая, была проклятой.
Где-то было много-много сжатых
Рук – и много старого вина.
А крылатая была – проклятой!
А единая была – одна!
Как луна – одна, в глазу окна.
31 декабря 1917
1918
«На кортике своем: Марина…»
На кортике своем: Марина —
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни.
Я помню ночь и лик пресветлый
В аду солдатского вагона.
Я волосы гоню по ветру,
Я в ларчике храню погоны.
18 января 1918[10]10
Истинная дата написания этого стихотворения – июль 1919 года. Позже, когда Цветаева составляла книгу «Лебединый стан», она поставила его в самом начале и датировала днем отъезда Сергея Эфрона из Москвы в Добровольческую армию. См.: Е. Б. Коркина. Летопись жизни и творчества М. И. Цветаевой. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2012. – Ред.
[Закрыть]
Москва
«Закинув голову и опустив глаза…»
Закинув голову и опустив глаза,
Пред ликом Господа и всех святых – стою.
Сегодня праздник мой, сегодня – суд.
Сонм юных ангелов смущен до слез.
Бесстрастны праведники. Только ты,
На тронном облаке, глядишь, как друг.
Чтó хочешь – спрашивай. Ты добр и стар,
И ты поймешь, что с эдаким в груди
Кремлевским колоколом – лгать нельзя.
И ты поймешь, как страстно день и ночь
Боролись Промысел и произвол
В ворочающей жернова груди.
Тáк, смертной женщиной – опущен взор —
Тáк, гневным ангелом – закинут лоб —
В день Благовещенья, у Царских врат,
Перед лицом твоим – гляди! – стою.
А голос, голубем покинув грудь,
В червонном куполе обводит круг.
6 <19> марта 1918
«Белая гвардия, путь твой высок…»
Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу – грудь и висок.
Божье да белое твое дело:
Белое тело твое – в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира – последний сон:
Молодость – Доблесть – Вандея – Дон.
11 <24> марта 1918
«Кто уцелел – умрет, кто мертв – воспрянет…»
Кто уцелел – умрет, кто мертв – воспрянет.
И вот потомки, вспомнив старину:
– Где были вы? – Вопрос как громом грянет,
Ответ как громом грянет: – На Дону!
– Что делали? – Да принимали муки,
Потом устали и легли на сон.
И в словаре задумчивые внуки
За словом: долг напишут слово: Дон.
17 <30> марта 1918
«Идет по луговинам лития…»
Идет по луговинам лития.
Таинственная книга бытия
Российского – где судьбы мира скрыты —
Дочитана и наглухо закрыта.
И рыщет ветер, рыщет по степи:
– Россия! – Мученица! – С миром – спи!
17 <30> марта 1918
«Волны и молодость – вне закона!..»
Волны и молодость – вне закона!
Тронулся Дон. – Погибаем. – Тонем.
Ветру веков доверяем снесть
Внукам – лихую весть:
Да! Проломилась донская глыба!
Белая гвардия – да! – погибла.
Но покидая детей и жен,
Но уходя на Дон,
Белою стаей летя на плаху,
Мы за одно умирали: хаты!
Перекрестясь на последний храм,
Белогвардейская рать – векам.
Благовещение 1918
Москва
– дни разгрома Дона —
«..О, самозванцев жалкие усилья!..»
…О, самозванцев жалкие усилья!
Как сон, как снег, как смерть – святыни – всем.
Запрет на Кремль? Запрета нет на крылья!
И потому – запрета нет на Кремль!
Страстной понедельник 1918
«– Марина! Спасибо за мир!..»
– Марина! Спасибо за мир!
Дочернее странное слово.
И вот – расступился эфир
Над женщиной светлоголовой.
Но рот напряжен и суров.
Умру, – а восторга не выдам!
Так с неба Господь Саваоф
Внимал молодому Давиду.
Страстной понедельник 1918
Андрей Шенье
«1. Андрей Шенье взошел на эшафот…»
Андрей Шенье взошел на эшафот,
А я живу – и это страшный грех.
Есть времена – железные – для всех.
И не певец, кто в порохе – поет.
И не отец, кто с сына у ворот
Дрожа срывает воинский доспех.
Есть времена, где солнце – смертный грех.
Не человек – кто в наши дни – живет.
4 <17> апреля 1918
«2. Не узнаю в темноте…»
Не узнаю в темноте
Руки – свои иль чужие?
Мечется в страшной мечте
Черная Консьержерия.
Руки роняют тетрадь,
Щупают тонкую шею.
Утро крадется как тать.
Я дописать не успею.
4 <17> апреля 1918
«Не самозванка – я пришла домой…»
Не самозванка – я пришла домой,
И не служанка – мне не надо хлеба.
Я – страсть твоя, воскресный отдых твой,
Твой день седьмой, твое седьмое небо.
Там на земле мне подавали грош
И жерновов навешали на шею.
– Возлюбленный! – Ужель не узнаешь?
Я ласточка твоя – Психея!
30 апреля <13 мая> 1918
«Серафим – на орла! Вот бой!..»
Евгению Багратионовичу Вахтангову
Серафим – на орла! Вот бой! —
Примешь вызов? – Летим за тучи!
В год кровавый и громовой —
Смерть от равного – славный случай.
Гнев Господень нас в мир извéрг,
Дабы помнили люди – небо.
Мы сойдемся в Страстной Четверг
Над церковкой Бориса – и – Глеба.
Москва, Вербное воскресенье 1918
«Коли в землю солдаты всадили – штык…»
Коли в землю солдаты всадили – штык,
Коли красною тряпкой затмили – Лик[11]11
Красный флаг, к<отор>ым завесили лик Николая Чудотворца. Продолжение – известно (примеч. М. Цветаевой).
[Закрыть],
Коли Бог под ударами – глух и нем,
Коль на Пасху народ не пустили в Кремль —
Надо бражникам старым засесть за холст,
Рыбам – петь, бабам – умствовать, птицам —
ползть,
Конь на всаднике должен скакать верхом,
Новорожденных надо поить вином[12]12
Поили: г<оспо>жу де Жанлис. В Бургундии. Называлось «la miaulée». И жила, кажется, до 90-та лет. Но была ужасная лицемерка (примеч. М. Цветаевой).
[Закрыть],
Реки – жечь, мертвецов выносить – в окно,
Солнце красное в полночь всходить должно,
Имя суженой должен забыть жених…
Государыням нужно любить – простых[13]13
Любили (примеч. М. Цветаевой).
[Закрыть].
Третий день Пасхи 1918
«Это просто, как кровь и пот…»
Это просто, как кровь и пот:
Царь – народу, царю – народ.
Это ясно, как тайна двух:
Двое рядом, а третий – Дух.
Царь с небес на престол взведен:
Это чисто, как снег и сон.
Царь опять на престол взойдет —
Это свято, как кровь и пот.
24 апреля <7 мая> 1918
третий день Пасхи
«Орел и архангел! Господень гром!..»
Орел и архангел! Господень гром!
Не храм семиглавый, не царский дом
Да будет тебе гнездом.
Нет, – Красная площадь, где весь народ!
И – Лобное место сравняв – в поход;
Птенцов – собирать – сирот.
Народ обезглавлен и ждет главы.
Уж воздуху нету ни в чьей груди.
Архангел! – Орел! – Гряди!
Не зарева рыщут, не вихрь встает,
Не радуга пышет с небес, – то Петр
Птенцам производит смотр.
24 апреля <7 мая> 1918,
третий день Пасхи
«Московский герб: герой пронзает гада…»
Московский герб: герой пронзает гада.
Дракон в крови. Герой в луче. – Так надо.
Во имя Бога и души живой
Сойди с ворот, Господень часовой!
Верни нам вольность, Воин, им – живот.
Страж роковой Москвы – сойди с ворот!
И докажи – народу и дракону —
Что спят мужи – сражаются иконы.
26 апреля <9 мая> 1918
«Бог – прав…»
Бог – прав
Тлением трав,
Сухостью рек,
Воплем калек,
Вором и гадом,
Мором и гладом,
Срамом и смрадом,
Громом и градом.
Пóпранным Словом.
Прóклятым годом.
Пленом царевым.
Вставшим народом.
29 апреля <12 мая> 1918
«В черном небе – слова начертаны…»
В черном небе – слова начертаны —
И ослепли глаза прекрасные…
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.
В поте – пишущий, в поте – пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Легкий огнь над кудрями пляшущий, —
Дуновение – вдохновения!
1 <14> мая 1918
«Благословляю ежедневный труд…»
Благословляю ежедневный труд,
Благословляю еженощный сон.
Господню милость – и Господень суд,
Благой закон – и каменный закон.
И пыльный пурпур свой, где столько дыр…
И пыльный посох свой, где все лучи!
Еще, Господь, благословляю – мир!
В чужом дому – и хлеб в чужой печи.
8 <21> мая 1918
«Полюбил богатый – бедную…»
Полюбил богатый – бедную,
Полюбил ученый – глупую,
Полюбил румяный – бледную,
Полюбил хороший – вредную:
Золотой – полушку медную.
– Где, купец, твое роскошество?
«Во дырявом во лукошечке!»
– Где, гордец, твои учености?
«Под подушкой у девчоночки!»
– Где, красавец, щеки алые?
«Зá ночь черную – растаяли».
– Крест серебряный с цепочкою?
«У девчонки под сапожками!»
Не люби, богатый, – бедную,
Не люби, ученый, – глупую,
Не люби, румяный, – бледную,
Не люби, хороший, – вредную:
Золотой – полушку медную!
Между 8 и 13 <21 и 26> мая 1918
«Мракобесие. – Смерч. – Содом…»
Мракобесие. – Смерч. – Содом.
Берегите Гнездо и Дом.
Долг и Верность спустив с цепи,
Человек молодой – не спи!
В воротáх, как Благая Весть,
Белым стражем да встанет – Честь.
* * *
Обведите свой дом – межой,
Да не внúдет в него – Чужой.
Берегите от злобы волн
Садик сына и дедов холм.
Под ударами злой судьбы —
Выше – прáдедовы дубы!
24 мая <6 июня> 1918
«Я – страница твоему перу…»
Я – страница твоему перу.
Всё приму. Я белая страница.
Я – хранитель твоему добру:
Возращу и возвращу сторицей.
Я – деревня, черная земля.
Ты мне – луч и дождевая влага.
Ты – Господь и Господин, а я —
Чернозем – и белая бумага!
27 июня <10 июля> 1918
«Как правая и левая рука…»
Как правая и левая рука —
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает – и бездна пролегла
От правого – до левого крыла!
27 июня <10 июля> 1918
«Мой день беспутен и нелеп…»
Мой день беспутен и нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,
В иголку продеваю – луч,
Грабителю вручаю – ключ,
Белилами румяню бледность.
Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,
Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья —
Над днем без славы и без толку.
14 <27> июля 1918
«– Где лебеди? – А лебеди ушли…»
– Где лебеди? – А лебеди ушли.
– А вóроны? – А вóроны – остались.
– Куда ушли? – Куда и журавли.
– Зачем ушли? – Чтоб крылья не достались.
– А папа где? – Спи, спи, за нами Сон,
Сон на степном коне сейчас приедет.
– Куда возьмет? – На лебединый Дон.
Там у меня – ты знаешь? – белый лебедь…
27 июля <9 августа> 1918
«Белогвардейцы! Гордиев узел…»
Белогвардейцы! Гордиев узел
Доблести русской! Белогвардейцы!
Белые грузди
Песенки русской!
Белогвардейцы! Белые звезды!
С неба не выскрести!
Белогвардейцы! Черные гвозди
В ребра Антихристу!
27 июля <9 августа> 1918
«Стихи растут, как звезды и как розы…»
Стихи растут, как звезды и как розы,
Как красота – ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы —
Один ответ: – Откуда мне сие?
Мы спим – и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом – во сне – открыты
Закон звезды и формула цветка.
1 <14> августа 1918
«Мое убежище от диких орд…»
Мое убежище от диких орд,
Мой щит и панцирь, мой последний форт
От злобы добрых и от злобы злых —
Ты – в самых ребрах мне засевший стих!
3 <16> августа 1918
«Если душа родилась крылатой…»
Если душа родилась крылатой —
Чтó ей хоромы – и чтó ей хаты!
Что Чингис-Хан ей и чтó – Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных – и сытость сытых!
5 <18> августа 1918
Але
«1. Не знаю, гдé ты и где я…»«2. И бродим с тобой по церквам…»
Не знаю, гдé ты и где я.
Те ж песни и те же заботы.
Такие с тобою друзья!
Такие с тобою сироты!
И так хорошо нам вдвоем:
Бездомным, бессонным и сирым…
Две птицы: чуть встали – поём.
Две странницы: кормимся миром.
«3. И как под землею трава…»
И бродим с тобой по церквам
Великим – и малым, приходским.
И бродим с тобой по домам
Убогим – и знатным, господским.
Когда-то сказала: – Купи! —
Сверкнув на кремлевские башни.
Кремль – твой от рождения. – Спи,
Мой первенец светлый и страшный.
И как под землею трава
Дружится с рудою железной, —
Всё видят пресветлые два
Провала в небесную бездну.
Сивилла! – Зачем моему
Ребенку – такая судьбина?
Ведь русская доля – ему…
И век ей: Россия, рябина…
11 <24> августа 1918
«Под рокот гражданских бурь…»
Под рокот гражданских бурь,
В лихую годину,
Даю тебе имя – мир,
В наследье – лазурь.
Отыйди, отыйди, Враг!
Храни, Триединый,
Наследницу вечных благ
Младенца Ирину!
26 августа <8 сентября> 1918
«Колыбель, овеянная красным!..»
Колыбель, овеянная красным!
Колыбель, качаемая чернью!
Гром солдат – вдоль храмов – за вечерней…
А ребенок вырастет – прекрасным.
С молоком кормилицы рязанской
Он всосал наследственные блага:
Триединство Господа – и флага.
Русский гимн – и русские пространства.
В нужный День, на Божьем солнце ясном,
Вспомнит долг дворянский и дочерний —
Колыбель, качаемая чернью,
Колыбель, овеянная красным!
26 августа <8 сентября> 1918
«Над черною пучиной водною…»
Над черною пучиной водною —
Последний звон.
Лавиною простонародною
Низринут трон.
Волóчится кровавым вóлоком
Пурпур царей.
Греми, греми, последний колокол
Русских церквей!
Кропите, слéзные жемчужинки,
Трон и алтарь.
Крепитесь, верные содружники:
Церковь и царь!
Цари земные низвергаются.
– Царствие! – Будь!
От колокола содрогаются
Город и грудь.
26 сентября <9 октября> 1918,
День Иоанна Богослова
«Не смущаю, не пою…»
Не смущаю, не пою
Женскою отравою.
Руку верную даю —
Пишущую, правую.
Той, которою крещу
На ночь – ненаглядную.
Той, которою пишу
То, что Богом задано.
Левая – она дерзка,
Льстивая, лукавая.
Вот тебе моя рука —
Праведная, правая!
10 <23> октября 1918
«Царь и Бог! Простите малым…»
Царь и Бог! Простите малым —
Слабым – глупым – грешным – шалым,
В страшную воронку втянутым,
Обольщенным и обманутым, —
Царь и Бог! Жестокой казнию
Не казните Стеньку Разина!
Царь! Господь тебе отплатит!
С нас сиротских воплей – хватит!
Хватит, хватит с нас покойников!
Царский Сын, – прости Разбойнику!
В отчий дом – дороги разные.
Пощадите Стеньку Разина!
Разин! Разин! Сказ твой сказан!
Красный зверь смирён и связан.
Зубья страшные поломаны,
Но за жизнь его за темную,
Да за удаль несуразную —
Развяжите Стеньку Разина!
Родина! Исток и устье!
Радость! Снова пахнет Русью!
Просияйте, очи тусклые!
Веселися, сердце русское!
Царь и Бог! Для ради празднику —
Отпустите Стеньку Разина!
1-ая годовщина Октября
Москва
«Не любовь, а лихорадка!..»
Не любовь, а лихорадка!
Легкий бой лукав и лжив.
Нынче тошно, завтра сладко,
Нынче помер, завтра жив.
Бой кипит. Смешно обоим:
Как умен – и как умна!
Героиней и героем
Я равно обольщена.
Жезл пастуший – или шпага?
Зритель, бой – или гавот?
Шаг вперед – назад три шага,
Шаг назад – и три вперед.
Рот как мед, в очах доверье,
Но уже взлетает бровь.
Не любовь, а лицемерье,
Лицедейство – не любовь!
И итогом этих (в скобках —
Несодеянных!) грехов —
Будет легонькая стопка
Восхитительных стихов.
7 <20> ноября 1918
«Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!..»
Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!
Прекрасные глаза, глядите осторожно!
Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться.
Тебе ль остановить кружáщееся сердце?
Порукою тетрадь – не выйдешь господином!
Пристало ли вздыхать над действом
комедийным?
Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.
Вчерашний день прошел – и мы его схороним.
7 <20> ноября 1918
«Я счастлива жить образцово и просто…»
Я счастлива жить образцово и просто:
Как солнце – как маятник – как календарь.
Быть светской пустынницей стройного роста,
Премудрой – как всякая Божия тварь.
Знать: дух – мой сподвижник, и дух – мой
вожатый!
Входить без доклада, как луч и как взгляд.
Жить так, как пишу: образцово и сжато, —
Как Бог повелел и друзья не велят.
9 <22> ноября 1918
«Не успокоюсь, пока не увижу…»
Не успокоюсь, пока не увижу.
Не успокоюсь, пока не услышу.
Вашего взора пока не увижу,
Вашего слова пока не услышу.
Что-то не сходится – самая малость!
Кто мне в задаче исправит ошибку?
Солоно-солоно сердцу досталась
Сладкая-сладкая Ваша улыбка!
– Баба! – мне внуки на урне напишут.
И повторяю – упрямо и слабо:
Не успокоюсь, пока не увижу,
Не успокоюсь, пока не услышу.
10 <23> ноября 1918
«Вы столь забывчивы, сколь незабвенны…»
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? – Златого утра краше!
Сказать еще? – Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
Друг, разрешите мне на лад старинный
Сказать любовь, нежнейшую на свете.
Я Вас люблю. – В камине воет ветер.
Облокотись – уставясь в жар каминный —
Я Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я говорю, как маленькие дети.
Друг! Всё пройдет! Виски в ладонях сжаты,
Жизнь разожмет! – Младой военнопленный,
Любовь отпустит вас, но – вдохновенный
– Всем пророкочет голос мой крылатый —
О том, что жили на земле когда-то
Вы – столь забывчивый, сколь незабвенный!
12 <25> ноября 1918
«Нá смех и нá зло…»
Нá смех и нá зло:
Здравому смыслу,
Ясному солнцу,
Белому снегу —
Я полюбила:
Мутную полночь,
Льстивую флейту,
Праздные мысли.
Этому сердцу
Родина – Спарта.
Помнишь лисёнка,
Сердце спартанца?
– Легче лисёнка
Скрыть под одеждой,
Чем утаить вас,
Ревность и нежность!
18 ноября <1 декабря> 1918
«Мне тебя уже не надо…»
Мне тебя уже не надо,
Милый – и не оттого что
С первой почтой – не писал.
И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать – смеясь.
(Писанные мной одною —
Одному тебе! – впервые! —
Расколдуешь – не один.)
И не оттого что кудри
До щеки коснутся – мастер
Я сама читать вдвоем! —
И не оттого что вместе
– Над неясностью заглавных! —
Вы вздохнете, наклонясь.
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся – труден
Почерк, – да к тому – стихи!
Нет, дружочек! – Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо —
Оттого что – оттого что —
Мне тебя уже не надо!
20 ноября <3 декабря> 1918
«Я Вас люблю всю жизнь и каждый день…»
Я Вас люблю всю жизнь и каждый день,
Вы надо мною, как большая тень,
Как древний дым полярных деревень.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Всё началось – и кончилось – без Вас.
Я что-то помню: звонкая дуга,
Огромный ворот, чистые снега,
Унизанные звездами рога…
И от рогов – в полнебосвода – тень…
И древний дым полярных деревень…
– Я поняла: Вы северный олень.
24 ноября <7 декабря> 1918
«Ваш нежный рот – сплошное целованье…»
Ваш нежный рот – сплошное целованье…
– И это все, и я совсем как нищий.
Кто я теперь? – Единая? – Нет, тыща!
Завоеватель? – Нет, завоеванье!
Любовь ли это – или любованье,
Пера причуда – иль первопричина,
Томленье ли по ангельскому чину —
Иль чуточку притворства – по призванью…
– Души печаль, очей очарованье,
Пера ли росчерк – ах! – не все равно ли,
Как назовут сие уста – доколе
Ваш нежный рот – сплошное целованье!
Ноябрь <декабрь?> 1918
1919
«Друзья мои! Родное триединство!..»
Друзья мои! Родное триединство!
Роднее чем в родстве!
Друзья мои в советской – якобинской —
Маратовой Москве!
С вас начинаю, пылкий Антокольский,
Любимец хладных Муз,
Запомнивший лишь то, что – панны польской
Я именем зовусь.
И этого – виновен холод братский,
И сеть иных помех! —
И этого не помнящий – Завадский!
Памятнейший из всех!
И, наконец – герой меж лицедеев —
От слова бытиё
Все имена забывший – Алексеев!
Забывший и свое!
И, упражняясь в старческом искусстве
Скрывать себя, как черный бриллиант,
Я слушаю вас с нежностью и грустью,
Как древняя Сивилла – и Жорж Занд.
31 декабря <13 января 1919>