Текст книги "2000 № 9"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Роберт Шекли,Далия Трускиновская,Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Эдуард Геворкян,Виталий Каплан,Сергей Соболев,Владимир Покровский,Дмитрий Байкалов,Сергей Синякин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Бедняга Пилот! Нет тебе ни имени в этом рассказе, ни памяти в этом мире. И даже улицы в построенном тобой городе не назовут твоим именем или, на худой конец, хотя бы этим невзрачным словом «Пилот». Ты будешь и исчезнешь, и никто о тебе не вспомнит. Ты горд, ты профессионален, но старый безумец Мэллар угадал правильно – ты чистая доска, навеки обреченная оставаться чистой. Иногда ты будешь ненавидеть Мэллара, иногда презирать, а чаще попросту обижаться и сваливать на него все свои неприятности, но ты все время будешь при деле, и львиная доля задуманных Мэлларом «идиотизмов» будет, в конце концов, реализована благодаря именно и только тебе. И никогда ты не усомнишься, никогда свою жизнь не оглянешь, чтобы посмотреть, правильна ли она – может быть, просто не успеешь, может, если бы дано было тебе хотя бы еще десятилетие, ты и перестал бы быть вечной чистой доской и на тебя обрушился бы весь ужас жизни.

Но все это домыслы, копание в сослагательных наклонениях, потому что сейчас, в конце рассказа, ты медленно проплываешь над неизвестной землей, тебя обуревают тысячи мыслей, напрочь забиваемых одной мыслью-рефреном:

– Какого черта он спросил меня насчет девушки?

Джек ХОЛДЕМАН. ЕСЛИ БЫ СВИНЬИ УМЕЛИ ЛЕТАТЬ…

Телевидение у меня в крови.

Я просто рожден, чтобы освещать новости. Крутые новости. Можно сказать, обжигающие. Чем горячее, тем лучше. Дайте мне классную выездную бригаду, да подвернись какая катастрофа или крушение, вы у меня от ящика не отклеитесь! Можете не сомневаться, я в этом просто супер, и если дело коснется очередной душераздирающей истории, будете хлюпать носами! Уж я сумею за двадцатисекундный репортаж выжать из вас все, до последней слезинки.

Только если начистоту, все это пока мечты… Сам я в бизнесе всего десять месяцев и заданий пока получил вовсе не так много, как хотелось бы. Но унывать не стоит, все это вопрос времени. В избранной мною профессии карьеру вот так с маху не сделаешь, приходится подниматься с одной ступеньки на другую. Уж что-что, а таланта у меня – хоть отбавляй! И когда наконец удача мне улыбнется, я встречу ее в полной боевой готовности.

Телевидение у меня в крови.

Вот увидите: я себя еще покажу! Через пару-тройку лет стану вторым Питером Дженнингсом или Уолтером Кронкайтом (* Известные американские радио– и тележурналисты. (Здесь и далее прим. перев.)) своего поколения. Жаль только, что слишком много времени потратил впустую, прежде чем обнаружил свое истинное призвание. Но думаю, Эйнштейн тоже не с колыбели знал, что когда-нибудь станет нехилым ученым. Таланту, как хорошему вину или импортному пиву, нужно время для вызревания.

– Сэм, оттащи-ка пленку к Буббе, в «Риал Пит Барбекю»! Узнай, какой из роликов им нравится больше!

– Будет сделано, Эрл, – откликнулся я, прислоняя метлу к столу. – Можно взять «кадиллак»?

Эрл нахмурился и покачал головой. Ничего не поделаешь, он владелец телестудии и его слово – закон. Жаль только, что мне никак не доверят «кадиллак». Хотя бы разочек!

И уже через несколько минут я пылил на старом, лязгавшем и скрипевшем грузовике «шевроле» по Сорок первому шоссе. Здорово они сочетались – пыльный, обожженный солнцем пейзаж Флориды и дряхлая развалина, лениво жующая милю за милей поросшей соснами равнины. Самое место для телестудии, ничего не скажешь.

Только мне все одно плевать! Нужно же с чего-то начать, если хочешь взобраться на самый верх!

До того как стать репортером, я подвизался в торговле. По правде говоря, не слишком это дело давалось, но теперь прошлое мне до лампочки! Просто пылесосы и я никак не могли состыковаться. Что же, бывает и такое. У меня куда лучше выходит сидеть перед камерой и вещать зрителям все, что им необходимо знать, а это и есть душа и сердце телевизионного бизнеса.

Кроме того, я успел накопить немалый жизненный опыт, что тоже, согласитесь, большое подспорье. До того, как стать коммивояжером, я развозил на грузовике товары для универмага… Готов голову прозакладывать: в том не было моей вины. Не нужно было строить эту кирпичную стену слишком близко к погрузочной платформе. Крупно не повезло мне, что в тот день я вез ящики с дорогой стеклянной посудой. И кто бы мог подумать, что компьютеры, лежащие под этой самой посудой так чертовски нежны! Могли бы упаковать их получше!

Думаю, о той работе у ветеринара, куда я нанялся мыть собак, и упо-г минать не стоит. Да и прокантовался я там всего пару дней, и псов почти всех успели переловить, так что…

Только вот уж очень я тоскую по Спрингфилду, с той поры, как мать отослала меня на юг, к дядюшке. Дейд-сити – городишко в порядке, как десятки других во Флориде, только скука тут смертная, и не слишком-то много чего случается. Но должен признать, мамаша была права. Сменить темп и начать сначала – самое то, чтобы найти истинное призвание.

Вот только по снегу я не скучаю. Если бы не снег, я, наверное, по сию пору развозил бы товары для этого дерьмового универмага вместо того, чтобы стать телезвездой.

Если честно, я еще не совсем звезда, но работаю над этим.

Буббин ресторанчик «Риэл Пит Барбекю» находился на пересечении Сорок первого и Девятнадцатого шоссе. Первоклассное местечко, где кроме Буббы располагались еще и дешевая пигная «Пик Квик», и ветхое деревянное строение, немного покосившееся вправо. В доме мирно уживались студия керамики, государственный нотариус и гадалка. Сидевшая в качалке на крыльце старуха колола орехи и прихлебывала из стакана чай. В воздухе висел густой запах горящего древесного угля и роуса для барбекю. Я помахал женщине и вошел в ресторанчик.

– Надеюсь, хоть это подойдет, – проворчал Бубба, взяв у меня видеокассету. – Не могу сказать, что мой бизнес особо процветает с тех пор, как я связался с рекламой.

– У меня два ролика на одной кассете, – сообщил я. – Какой-нибудь, да попадет в точку. Скоро здесь будет не протолкнуться от посетителей.

Должен признаться, я надеялся, что ему больше понравится первый ролик, поскольку сам написал сценарий и снимал тоже сам. Конечно, это не «Касабланка», но я гордился своим первым детищем. Эрл позволил, потому что пленки у него горы и стоит она сущие пустяки.

Похоже, дела у Буббы и впрямь шли не так чтобы. В зале сидело всего четверо посетителей, да и то двое ничего не заказали, кроме пива. Бубба вставил кассету в видик, и большой телеэкран на дальней стене переключился с ток-шоу на логотип студии. Шикарные часы начали обратный отсчет.

– Вот увидите: забойный ролик, – шепнул я. Бубба что-то буркнул. Один из ковбоев у стойки бара точно влюбился в ролик с первого же кадра. Заржал на весь зал.

– Что это за дьявольщина? – возопил Бубба.

– Корова, – пояснил я.

Черт, нужно было взять свинью. Свинина. Любое белое мясо. Свинья. Как же я не догадался?

– Проклятая корова пялится прямо в камеру, – рявкнул Бубба. – И все время жует!

– Взгляните на эти огромные карие глаза! – воскликнула женщина, отталкивая тарелку с жареными ребрышками. – Представить немыслимо, как можно хладнокровно есть существо с такими глазами!

– А что там намотано на шею этой скотины? – поинтересовался Бубба.

– Нагрудник, – пояснил я. – Видите ли, основная идея в том, что корова наслаждается классным обедом.

– Похоже, она просто жует жвачку. В жизни не встречал коровы-каннибала, – проворчал Бубба. – А этот нагрудник – ну в точности скатерть!

И как он угадал?

– Слушайте! – потребовал я. – Не пропустите саундтрек!

– Это что еще?

– Звуковое сопровождение. Такой технический термин у нас на телевидении.

– Я не об этом. Что там за шум?

– Корова чавкает. Говорю же, вкусная жрачка, и все такое.

– А я думал, кто-то рыгает. Не совсем тот имидж, какого я добивался. Все же у меня ресторан.

Лично мне казалось, что лучше не снимешь. Один раз чавканье почти совпало с кадром, на котором корова облизнула собственный нос.

Зато конец был моим piece de la resistance (* Основное блюдо, гвозд программы (франц.)) моим grand finale (** Грандирзный финал (ит.)). Я снял стадо коров, идущих по пастбищу на закате. На фоне заходящего солнца плыли огромные буквы:

РИЭЛ ПИТ БАРБЕКЮ. У БУББЫ

А голос за кадром вещал моим глубоким баритоном.

– У Буббы. Именно там вы встретите лучших в мире коров. Концовка была просто гениальной, но они так хохотали, что, скорее всего, не сумели оценить ее по достоинству. Только Бубба почему-то оставался хмурым и, нажав кнопку «пауза» на пульте, сокрушенно покачал головой.

– Просто глазам не верю! – высказался он.

– Уж это точно. Не тот товар, что выдают местные студии, верно? – гордо объявил я. – Такое качество можно требовать только от первоклассных нью-йоркских групп, с бюджетом до небес и обратно!

– Ну и дерьмо! – сплюнул Бубба. – Омерзительно!

– Да, нужно было снимать свинью, – пробормотал я.

– Посмотрим, что там еще у тебя.

Эрл снимал второй ролик прямо в зале ресторанчика, где я сейчас стоял. Тоска смертная! Всего лишь целая кодла, рассевшаяся за столиками. Пьют, едят, скармливают медяки музыкальному автомату, словом все, как обычно. Но Буббе почему-то понравилось.

– Вот это то, что надо, – одобрил он. – Народ по локоть в жиру и соусе для барбекю. И вывеска как на ладони. Передай Эрлу, что этот годится.

Я совсем повесил нос и молча побрел к грузовику. Старуха все еще раскачивалась в кресле. Она поманила меня, и я от нечего делать подошел.

– Почему это, парень, стоит тебе зайти к Буббе, ты тут же выскакиваешь обратно, как ошпаренный? Никогда не остаешься перекусить. Наверное, по-быстрому опрокидываешь пивка?

– Да нет, ничего такого, – засмеялся я. – Продаю время на телевидении.

– Продаешь время? Что за вздор!

Пекановая скорлупа была разбросана по всему крыльцу.

– Вы, возможно, видели меня по телевизору.

– У меня ничего такого нет. И не будет. Если чему-то суждено случиться, я и без того узнаю. У меня, видишь ли, дар!

Глаза у старухи были ужасно темные. И чем-то напоминали коровьи зенки. Мне стало как-то не по себе.

– Я… что же, пожалуй, мне пора.

– Погоди, – резко приказала она, сунув руку в карман передника. Я оцепенел. Но она преспокойно вручила мне что-то твердое. Я было подумал, что это пекан, но приглядевшись, увидел маленькую керамическую свинку размером с карамельку.

– Это свинья, – заметил я.

– Вижу, ты парень наблюдательный, – улыбнулась старуха. – Далеко пойдешь.

– Но почему свинья?

Она пожала плечами.

– Когда-то слепила штук пятьдесят. И представляешь, ни одну не продала.

– Это счастливая хрюшка? – допытывался я. – Что-то вроде талисмана?

– Понятия не имею. Наверное… если уж очень хочется.

– Удача мне не помешала бы. Уж сколько жду своего великого шанса, да все напрасно.

– О, вот увидишь, недолго осталось, – заверила старуха.

– Вы уверены?

– У меня дар, – повторила она. – Так сказали звезды.

Я немного приободрился и по пути на студию все пытался сообразить, как уломать Эрла использовать свинью в следующем рекламном ролике.

Эрл – мой дядя. Несколько лет назад он надыбал немного деньжонок и купил телестудию. Конечно, это не Бог весть что, но думаю, все должны начинать с чего-нибудь, даже я. Питер Дженнингс – он родом, как известно, из Канады – тоже начинал где-то в глуши. В захолустье, вроде Ноума. Возможно, снимал репортажи о моржах и китах-убийцах. При одной мысли об этом я благодарю небо, что очутился во Флориде, пусть тут и водятся жуки размером с кулак.

Я, правда, не верил, что дядя Эрл с ходу возьмет меня, но мамаша сказала, что он ей по-крупному обязан, и видно, так оно и было, поскольку меня в два счета приняли и определили жалованье.

Разумеется, племянник или нет, но не мог же я вот так, запросто вести шестичасовые новости. Так что, в основном, приходилось подметать студию и бегать по всяким поручениям. До сих пор это все еще входит в мои обязанности, но теперь и я появляюсь в эфире. Первым моим заданием было чтение объявлений. Пропавшие собаки, распродажа выпечки и тому подобное. И самое главное – голос за кадром в классном ролике, рекламирующем похоронное бюро «Бадди Шоу». Но час моего торжества настал немного позже.

Боба, мужа Бетти, перевели в Хоумстед. Первый и третий понедельник месяца Бетти освещала собрания городского совета, и мне поручили ее заменить. Надо было в основном следить, чтобы никто не споткнулся о протянутые по всему полу кабели, но в самом конце приходилось делать пятиминутные обзоры вечерних новостей. Я многому научился за это время, например, думать стоя. Дважды пришлось сочинять все, от начала до конца, потому что я просто-напросто заснул. Но, похоже, никто ничего не заметил. Я блестяще выворачивался, бормоча что-то о постановлениях, спаде и достижениях, и все сходило с рук.

Это всего лишь маленькая студия в забытом Богом городишке, что меня вполне устраивает. На этом этапе своей карьеры предпочитаю быть большой рыбой в крошечном пруду. Большую часть дня мы показываем старые фильмы и повторы комедий, о которых все благополучно успели позабыть. Видите ли, мы всего лишь придаток Тампы, и все по-настоящему забойные программы они отхватили себе. Но и у нас, в сельской глуши, есть свои поклонники, и мы балуем их местными новостями и местным колоритом. Зимой даже транслируем футбольные матчи между командами старшеклассников.

Все же и это не предел. Мне до зарезу нужен хотя бы один шанс. Настоящий шанс. Ничего, настанет и на моей улице праздник.

Телевидение у меня в крови.

Не успел я показаться на пороге, как Эрл вручил мне метлу.

– Ну? – осведомился он.

– Почти удалось, но твой понравился Буббе немного больше. Думаю, все дело в вывеске.

– Вывеска. Люди любят видеть на экране свою вывеску. Запомни, более эффектный кадр – разве что сам владелец. Это дело беспроигрышное. Но только владелец или вывеска – ничего больше просто не срабатывает. Правда, собаки – тоже неплохо. Вставь в ролик симпатичного пса, и дело в шляпе. Народ обожает собак.

– Я подумывал о свиньях, – с надеждой вставил я.

– Ты слишком много думаешь, – бросил он в ответ.

Пришлось прибраться и вынести мусор. Да и окна не мешало помыть. На студии всегда полно работы.

Жаль, конечно, что мне дают так мало эфирного времени, но это всеобщая беда. Даже самые большие «звезды» ноют насчет эфирного времени. Но все же это несправедливо. Кроме собраний городского совета, мне ничего не поручается. Стыдно упоминать об этом, но думаю, все дело в улыбке.

Не поймите меня превратно – у меня улыбка что надо. Просто я никак не могу с ней справиться. Стоит встать перед камерой, как губы сами собой растягиваются. И ничего тут не поделать. Не поверите, но я способен читать на телесуфлере сообщение о том, как самолет, битком набитый монахинями, врезался в детский приют под самое Рождество – вц скалиться при этом, как мешком ушибленный.

И все это знают. Я сам подслушал разговоры.

«Улыбчивый Сэм, – вот как они меня зовут. – Улыбчивый Сэм. И близко не подпускайте его к горячим новостям, – вот что они болтают.– Уж если придется дать ему эфирное время, пусть читает что-нибудь обтекаемое. Не слишком важное».

Но я им покажу. Всем покажу!

На телестудии время летит быстро. Не успел я опомниться, как шестичасовые новости подошли к концу. И поскольку собрания городского совета сегодня не предвиделось, я стал собирать шмотки, чтобы отправиться домой. Но, по правде говоря, не слишком торопился. Я живу в трейлере за домом дядюшки. Довольно уютно, хотя немного тесновато.

Поэтому, когда появился Эрл, я спокойно наблюдал, как Сара заряжает в камеру эпизод девятый фильма «Моя мать – автомобиль». Эрл казался взволнованным.

– Очень не хочется просить тебя, Сэм, – начал он, – но не мог бы ты сделать вечером внестудийную передачу?

Не мог бы я?!

Умереть – не встать!

– Еще бы!

– Сегодня вечером, в семь минут десятого, ожидается лунное затмение. Целая орава астрономов-любителей едет в аэропорт, чтобы наблюдать его. Поезжай, сними репортаж и привези обратно. Сара смонтирует его и покажет в одиннадцатичасовых новостях. Ну как, справишься?

– Легко, – заверил я. – Может, стоит добежать до библиотеки и посмотреть, что у них есть о затмениях.

– Ни к чему, Сэм. Мы имеем дело не с настоящими учеными, а с обычными людьми, которым нравится глазеть на звезды. Луна заходит в тень Земли. Не такое уж важное событие, если не считать специалистов.

– Ив чем тут гвоздь?

– Гвоздь?

– В каждой программе есть «гвоздь». Ну знаешь, что-то особенное, чем можно привлечь зрителей.

– Не такая уж это важная программа, Сэм. Весь округ к этому времени уже уляжется в постель. Но кое-что все-таки имеется. Комета. Одна из тех комет, которые подходят к Земле каждый миллион лет или около того. Может, тебе удастся уговорить дочь мэра, чтобы объяснила, откуда узнали, что Земля притянула комету так давно, ведь тогда некому было все это увидеть.

– Угу. Отпадная идея! И гвоздь – ничего. Я и сам всегда гадал, как это им все известно.

– Стен управится с камерой и звуком. Я уже вызвал его.

– Пойду приготовлю фургон.

Это не фургон, а игрушка. И оборудован по последнему слову науки. Сверкающий новый «додж», набитый кучей всяких прибамбасов.

– Через мой труп, – возразил Эрл. – Бери «футбол».

– Только не «футбол».

– Именно «футбол».

Если уж Эрл что решил, его с пути не свернешь. Да, неудача… но не все еще потеряно. Наконец-то мне дали самостоятельное задание. Внестудийная передача!

Эрл отправился домой, а я пошел готовить «футбол», старую грузовую платформу, с огромной трансляционной кабиной в виде футбольного мяча, оснащенной прожекторами в количестве, достаточном, чтобы ослепить полгорода. Жители Флориды с почтением относятся к футболу, даже если речь идет о соревнованиях старшеклассников.

Я приволок камеру и захватил побольше пленки. Пленки у нас навалом. Мы просто снимаем новый материал на старом, так что запасы не переводятся.

Но вот со Стеном вышла неувязка. Его привезла жена и, похоже, отыскала прямо в баре. Пришлось немало потрудиться, чтобы запихать его в «футбол». Совсем обессилев, я сел за руль, а Стен захрапел раньше, чем я выехал с парковки.

Аэропорт, собственно говоря, представлял собой полоску травы и единственный ангар в окрестностях города. Там обычно простаивало с полдюжины спортивных самолетов, половина из которых постоянно нуждалась в ремонте. Кто-то на въезде заставил меня выключить прожекторы. Я встал на краю поля.

Когда глаза немного привыкли к темноте, я сумел разглядеть «звездочетов». Собралась довольно-таки приличная толпа, вооруженная телескопами. Я подошел поближе, пока Стен возился с оборудованием.

В жизни не видел такого разнообразия телескопов и шикарных биноклей. Все таинственно перешептывались, что показалось мне довольно странным.

За пределами поля было темно, даже при том, что наступило полнолуние. Местность была ровной, как стол, и на мили вокруг не виднелось ни единого деревца. Кто-то сказал, что можно увидеть куда больше, если Луна не вышла, поэтому все и собрались здесь, полюбоваться на комету во время затмения.

Комету кликали как-то не по-нашему, так сложно, что у меня язык заплетался каждый раз, когда я пробовал произнести название. Оказалось, что ее поименовали в честь трех астрономов-любителей, которые и обнаружили эту штуку. Еще один неожиданный гвоздь, вернее, полугвоздь, но все же! Я тут же бросился расспрашивать здешних чудиков, уж не открыли и они кометы или планеты, или чего-то в этом роде. Облом – никому из них не выпало такого счастья. Я был разочарован. Жаль, конечно. Представляю, каким клевым было бы вступление!

Стен наконец умудрился установить оборудование по всем правилам, и я взял несколько интервью под Луной, правда, весьма сомнительного качества, поскольку освещение было совсем никудышным. Дочь мэра, пацанка лет пятнадцати, объяснила, как определялся возраст кометы. Для такой малышки она употребляла слишком много ученых слов, и я по большей части только кивал с умным видом, хотя ни фига не понимал. Насколько мне удалось сообразить, они всего-навсего предполагали… черт, да я делаю то же самое каждый раз, когда ставлю на лошадей в Тампа Даунс, и сами понимаете, сколько с этого поимел!

Пришлось попросить астрономов показать мне свои навороченные телескопы, и неплохо поразвлекся, хотя снять ничего не сумел. Звезды все выглядят на одно лицо, если не считать Сатурна. Это что-то! Жаль, что у других планет нет таких колечек!

Наконец настало время затмения. На краешек Луны наползала чернота. Сначала медленно, потом чуть быстрее. Честное слово, не по себе становится, когда видишь, как стирают Луну. Я наснимал пленки на целый специальный выпуск.

Уже к началу десятого Луна почти исчезла, зато звезд высыпала тьма-тьмущая. Астрономы нацелили телескопы на то место, где, по их вычислениям, должна была появиться комета. Кто-то начал отсчет:

– Пять… четыре… три… два… один…

И тут раздались восторженные вопли. Я ни черта не видел, поэтому подбежал к «футболу» и включил прожектора. Ослепительное сияние залило все поле.

– Я ослеп! – взвыл кто-то, сбив телескоп.

– Ничего не вижу! – вторил другой.

Люди спотыкались, падали, натыкались друг на друга: треножники с грохотом валились на землю. Я благоразумно стоял спиной к «футболу» и поэтому все прекрасно различал. Но такого… такого мне еще не приходилось наблюдать. Гигантский диск в форме блюдца медленно опускался на самую середину поля. Вот он, мой счастливый шанс!

Я схватил микрофон и ринулся к космическому кораблю.

– Снимай, Стен! Запускай камеру! – завопил я на бегу.

– Я ни черта не вижу, чтобы снимать, – возразил он. Я добрался до корабля как раз в тот момент, когда дверца скользнула в сторону и в проеме появилась свинья. Ну… если быть точным, не совсем свинья, но выглядела в точности как хрюшка в комбинезоне, зато шагала на задних ногах, а такого за свинками я до сих пор не замечал. Свинья-пришелец узрела меня и хрюкнула так громко, что даже сквозь шлем было слышно. Я, как всякий воспитанный человек, протянул руку, и моя ладонь тут же прилипла к чему-то твердому и липкому.

Едва наши руки соприкоснулись, как у меня в ушах тоненько зазвенело, совсем как радио, настроенное на неработающую станцию. Но уже через секунду все стихло, и в голове зазвучал странный квакающий голос, словно инопланетянин передавал мне свои мысли или что-то подобное.

– Мы прибыли, чтобы исцелить тебя, – объявил он. Он говорил так неразборчиво, что я так и не понял, то ли «исцелить», то ли «испепелить». Но предпочел надеяться на лучшее.

Пришелец отнял руку, оставив в моей ладони липкий ком. Наверняка подарил мне что-то. Не желая оставаться в долгу, я выудил из кармана керамическую свинку и вручил ему. Похоже, это не понравилось пришельцу, который сильно возбудился и поднял вверх мой сувенирчик, чтобы двое его товарищей могли получше его рассмотреть. Потом пришелец отшвырнул свинку, поднялся на корабль и без звука отчалил. Вся эта история заняла не больше тридцати секунд.

– Успел, Сэм? – окликнул я,

– Ты о чем? Я так ничего и не увидел.

Любители-астрономы превратились в незрячую неуправляемую толпу. Не желали ничего слушать ни о каких пришельцах и при мысли о том, что из-за паршивого «футбола» профукали счастье всей своей жизни, готовы были меня прикончить. Воображаемые инопланетяне прилетают и улетают каждый день, а вот комета не посетит Землю еще миллион лет. В нас стали швыряться комьями грязи и в конце концов прогнали с поля.

Выбравшись на шоссе, я позвонил Эрлу по сотовому.

– Приезжай на студию. У меня обалденная запись. Тебе во сне не снилось!

– Только не говори, что ради великого события к нам явились сразу Джимми Хоффа, Амелия Эрхарт и судья Крейтер (* Известный американский спортсмен; первая женщина летчик; судья, которому поручились самые громкие уголовные процессы в 40-х годах.).

– Кое-кто получше. Я заснял приземление летающего блюдца. И даже пожал руку пришельцу.

– Сэм, скажи честно, это кто-нибудь видел, кроме тебя?

– Боюсь, что нет. Смягчающие обстоятельства, видишь ли…

– У тебя всегда находятся смягчающие обстоятельства.

– Но зато у меня есть запись. Встречаемся на студии. Это отпад. Мы прославимся на весь мир.

– Не стоило мне слушать твою матушку, – вздохнул Эрл. – Я приеду, но особой надежды не питаю.

– Ты не пожалеешь, – уверил я, но Эрл уже отключился.

Мы прибыли на студию одновременно. Я вбежал в аппаратную и сунул кассету в плеер.

– Ужасно темно, – заметил Эрл.

– Это интервью, которые я взял до того, как приземлилось блюдце, – пояснил я.

– Вот! Эта белая штука и есть блюдце? – вмешался Стен.

– Это моя улыбка, – обиделся я. – Лунный свет отражается от моих зубов.

– Что же, по крайней мере, ты успел потолковать с дочкой мэра. – обрадовался Эрл. – Хоть ее и не видно, зато слышно. Вот ее старик обрадуется!

Я прокрутил ленту вперед и нажал на кнопку «пуск».

– Вот. Сейчас начнется.

По экрану пробежали полосы. Замелькали «снежинки», статические разряды, и вновь появилась картинка.

– Это корова, – сообщил Стен.

– Корова, обмотанная скатертью, – простонал Эрл. – И ради этого ты вытащил меня из постели?

– Должно быть, что-то стряслось с пленкой, – посетовал я. – Это старый коммерческий ролик.

– Тут ничего нет. Абсолютно ничего. Пшик, – пробурчал Эрл. – Я иду спать.

– Погоди, – остановил я, вытягивая руку. – Взгляни на это.

– Похоже на пекановый орех, – без особого интереса прокомментировал Эрл. – Их тут у нас навалом.

– Нет, это подарок пришельца! Настоящий инопланетный артефакт! Если мы коснемся его одновременно, сможем прочесть мысли друг друга.

– Не уверен, что мне так уж хочется читать твои мысли, – фыркнул Эрл. – И я уверен, что тебе не слишком понравятся мои.

– Брось, дядюшка! Давай попробуем!

– Липкий, – задумчиво пробормотал Эрл, дотрагиваясь до «пекана». – Может, он и в самом деле действует, поскольку я ни черта не улавливаю.

– Я тоже, – выпалил я.

После этого обстановка немного осложнилась. Эрл уволил меня, но потом снова нанял, когда матушка за него взялась. Зато больше не позволил мне освещать собрания городского совета. Говорит, что и близко не подпустит меня к эфиру. Местный астрономический клуб назначил награду за мою голову.

Единственное, что вышло хорошего из всех этих заморочек – теперь я понимаю свиней.

Этот передатчик мыслей, оставленный инопланетянином, срабатывает только тогда, когда имеешь дело со свиньями. К несчастью, у хрюшек не так уж много мыслей, а сказать им вовсе нечего.

Но с некоторых пор я приобрел привычку подолгу глядеть в небо. Там наверняка кроется сенсация, и не одна. И когда это произойдет, я буду наготове.

Я рожден для новостей.

Телевидение у меня в крови.

Перевела с английского

Татьяна ПЕРЦЕВА