Текст книги "О, мой принц!"
Автор книги: Мариэлла Вайз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Мариэлла Вайз
О, мой принц!
Глава 1
Элеонора.
Ну всё, уже край! Вставать и бегом в универ! Быстро, Элечка, быстро!
Пробегая мимо столовки с народным названием "Тошниловка", сквозь огромное пыльное окно вижу своего одногруппника Алиека. Алиек у нас национальный кадр. Дружественное государство послало нашего Алиека учиться инженерной науке, заплатив за обучение оного кругленькую сумму. Взгляды государства и самого Алиека на обучение несколько разнятся, посему на лекцию Алиек не торопится, не спеша наслаждаясь нехитрым завтраком.
Влетаю в аудиторию, оглядываю огромный наклонный как в цирке зал, выхватываю взглядом свободное местечко, молнией несусь, плюхаюсь, выдёргиваю из рюкзачка тетрадку с ручкой. Секунда на расслабон. В аудиторию бодрой походкой входит наш термодинамик, целеустремлённо направляясь к солидной кафедре из тёмного дуба.
Время переклички – моё любимое. Вальяжно откидываюсь на отполированную многими поколениями студентов спинку скамьи и взираю на наш многочисленный поток. На первом ряду наши отличницы – зубрилки. Эти девчонки всегда приходят заранее, минут за пятнадцать до начала, а до этого ещё и успевают в столовку. Это во сколько же они встают, учитывая, что живём мы в одной общаге, на одном этаже нашего третьего курса. Но Анька с Галинкой, правда, и ложатся в детское время, не позже одиннадцати, строго по режиму.
На пятом ряду признанный секс-символ нашей общаги Нелька. Откуда Нелька прибыла в столицу обучаться всё той же инженерной науке, не припомню. Но там, откуда она прибыла, Нелька смогла узнать очень много того, что приличной девочке знать совсем не положено, и вот уже третий год щедро делится этими знаниями со всеми желающими, правда, дозированно, в том смысле, что "до конца" она идет не со всеми.
Это Нелькино выражение, "до конца". Не знаю, что она под этим подразумевает, удивляет всех только одно, как Нелька умудряется не забеременеть и не заболеть. Презервативы она не любит, говорит, что не то, таблетки никакие тоже не пьёт, девчонки бы увидели.
Мы живём кто по четыре человека в комнате, кто по три, кому как повезёт, так что все на виду у всех, все про всех всё знают. Девчонок из Нелькиной комнаты жалеет весь этаж, потому что спокойных ночей у них практически нет.
Почти каждую ночь Нелька, дождавшись, когда девчонки заснут, тихонько запускает к себе старшекурсника Сашку Средова. Затем предсказуемо раздаются стоны и крики Нельки, сопение Сашки, пробуждение девчонок, громкое выдворение Сашки. Раньше Нелька бегала к Средову в комнату, но ребята быстро выперли их и оттуда.
Так что почти каждую ночь, как по расписанию, Нелька с выгнанным Сашкой спускаются куда-то в сторону подвала нашего общежития и там без помех предаются страсти.
Что удивительно, на лекции при этом Нелька не опаздывает и даже успевает позавтракать перед учёбой. Жаль, помыться не успевает, поэтому с ней рядом сидеть не каждый сможет. Меня раз чуть вообще не вырвало от жуткой вони, состоящей из смеси мочи и ещё чего-то отвратительного.
Поэтому девочек рядом с ней не увидеть, а вот ребята, пожалуйста, обоняние у них, что ли, отшибает? Вот и сейчас Нелька в окружении исключительно мальчишек, ещё и разговаривают с ней активно о чём-то.
Лекция начинается. Термодинамик читает хорошо, понятно, для меня, по крайней мере. Все сосредоточенно строчат в своих тетрадках. Широкий пыльный луч солнца неспешно гуляет по аудитории… Мне хорошо, спокойно, привычно…
Пока термодинамик объясняет что-то кому-то по второму разу, я, откинувшись на гладкую спинку длинной скамьи, лениво наблюдаю за причудливым танцем пылинок в вольно гуляющем солнечном луче… Постепенно голос термодинамика затихает… Солнечный луч становится всё шире и шире… У меня начинает слегка кружиться голова… От голода, что ли…
Я встряхиваюсь. Тщетно пытаюсь поймать затихающий голос лектора и рассмотреть формулы на доске, которая, словно в дурном сне, уплывает всё дальше и дальше в плотном клубящемся малиновом тумане.
Туман всё гуще… Голова кружится всё больше… Аудитория, ребята, лектор от меня всё дальше… Меня перекручивает, ломает, дикая боль сжимает виски… Аааа… Мне плохо… Я падаю куда-то, в животе раздирающие спазмы, мелькает мысль, что отравилась всё-таки вчера в "Тошниловке", отравилась… Меня дико тошнит и наконец как апогей рвёт прямо на пол аудитории.
Аудитории? Блестящий гладкий каменный пол чёрного цвета. Очень холодно. Сейчас же сентябрь, тепло ещё… Я стою на коленках, голова тяжёлая, хочется лечь и закрыть глаза… Может, тогда этот бред пройдёт. Останавливает только то, что прямо перед лицом блестит лужа блевотины. Это почему-то заботит больше всего, я пытаюсь отползти, но сил нет совсем.
С огромным трудом мне всё-таки удаётся немного отдалиться от зловонной лужи. Вот сейчас бы лечь уже, да пол дико холодный… Застужусь ещё, к чёртовой матери.
Откуда-то справа веет горячим воздухом. Не знаю, что там, но мне срочно нужно в тепло, холодом от пола несёт просто жутко, прямо как от склепа. Чувствуя себя героиней идиотского фильма ужасов, упорно ползу на вожделенное тепло. Но что это? Огонь… В помещении… Вот прикол, да это же камин! Доползаю, приваливаюсь к райски тёплому камню и мгновенно засыпаю, от всей души надеясь проснуться в родной общаге…
Глава 2
13-й век, графство Корнегейское, поселение Деревейко.
– Аааа! – очередной душераздирающий крик разорвал тишину зимней ночи.
– Да когда ж это кончится?! Прости, Создатель, грехи наши… – старый Евлампий накинул потёртый тулуп и, захватив самокрутку, вышел во двор, где, присев на рассохшуюся лавку, с наслаждением закурил вонючую траву, собранную бабкой на болотах прошлым летом.
Всё лучше, чем слушать вопли неведомо откуда свалившейся на них роженицы. Не споткнись о неё вчера вечером бабка, выходя по нужде, спали бы сейчас спокойно и горя не знали. А за ночь намело бы по окна, и нашли бы эту непутёвую лишь по весне, когда бы снег сошёл. А сейчас вон орёт как нанятая, аж в ушах звенит. Сначала-то только стонала тихонько, когда они с бабкой её в избу тащили, а теперь вошла в раж и никакого тебе покоя в своей же избе.
Чёрное небо зимней ночи мерцает загадочно драгоценными каменьями. Батюшка в храме сказывал, что бывало, падали каменья с небес и ждал тогда народ чуда дивного или беды великой. Взглянув последний раз на небесные каменья, Евлампий с трудом поднялся, собираясь двигаться обратно в хату. Открыв скрипучую дверь, старик, помедлив, переступил изъеденный короедом порог и не видел, как посыпались, посыпались каменья с небес сверкающими искрами, без конца и без края.
А в хате раздался слабенький крик новорожденной девочки. Нити же, что привязывали к жизни её юную мать, одна за другой покидали измученное родами хрупкое тело…
Новорожденная девочка пищала жалобно и слабо, как маленький котёнок. Дед с бабкой бестолково толклись около неё, заворачивая во все тряпки, что нашлись в их бедной избе. Рядом лежала бездыханная мать малышки.
– Что, бабка, надоть в замок отнесть, помрёт ведь у нас, кормить-то нечем. Мать её после схороним.
– Надоть. Собирайся, старый, – прошамкала бабка.
Старики соорудили из дедова тулупа конвертик для малышки, перевязали его видавшими виды разлохмаченными верёвками, чтобы не задувал ледяной зимний ветер, и, с трудом передвигая старые слабые ноги, направились по свежевыпавшему снегу в трудный путь к замку графа Эдуарда Корнегейского, владыки окрестных земель на много вёрст окрест. Дед нёс малышку, а бабка поддерживала самого деда, чтобы не завалился старый с дитём.
И бабке, и деду давно пора за грань, ушли их годы, да дал им ещё Создатель потоптать эту землю…
Глава 3
Элеонора.
Мне тепло, хорошо. Да, что-то было не то. Бред какой-то был. Ну отравилась, с каждым бывает.
– Вот свиньи, опять наблевали, чтоб вас всех перевернуло да подбросило, – а это кто? Санитарка баб Маня, что ли, из психушки? Голос вроде её, только баб Маня по-другому обычно выражается, покрепче. Так я в психушке, что ли? Сегодня же смена не моя. Поднимаю голову.
Да ёканый бабай! Да что же это?!
Опять всё тот же блестящий каменный пол. Теперь вижу, что я в огроменном зале, в углу мы с камином, в середине большой деревянный стол, при нём длинные скамьи, как у нас в аудиториях. Между мной и столом елозит на коленях бабка с тряпкой. Вытирает, похоже, всё ту же мою блевотину.
Одета бабка странновато. Верх вроде обычный, а вот юбка как будто с кринолином, что ли. Бабка подоткнула ещё эту юбку и смотрится как колобок какой-то. Прижимаюсь поплотнее к тёплой стенке, чтобы колобковая бабка меня не заметила.
Итак, Элеонора, ты всё же высшее образование получаешь, отставить панику и включила мозг. Вариант первый: поехала крыша. Отметаю, я по средам в психушке подрабатываю, так что уж в этом-то понимаю, я как раз в приёмном покое санитаркой тружусь. Санитарочкой. И уж психов повидала. Скорее уж Аллочка Некрасова из нашей группы истинный псих, никак не я. Нет ни одного симптома.
Хорошо, что это может быть тогда… Может, гипноз? Но кому это надо и зачем?
Ладно, обратимся к моим лучшим друзьям, которые всегда со мной. Мои лучшие, преданные и верные друзья это книги, с самого раннего моего счастливого детства. Как только в шесть лет я научилась читать, вот с тех пор моё любимейшее занятие это читать, читать и читать, ничего больше мне по-хорошему и не надо.
Я и в университет-то пошла, чтобы выучиться на научного работника и читать себе в рабочее время, да ещё и зарплату получать.
Может, например, швея-мотористка читать на рабочем месте? Или повар, или продавец? Правильно, никак. А вот моя тётя, которая в НИИ работает, она уже всю подписку фэнтези, например, на работе перечитала. Прочитала и мне подарила. Ко мне все девчонки с нашего этажа за книжками бегают. Я просто так не даю, только в обмен на другую книгу, желательно тоже подписную.
Как же в общагу-то хочется! Я бы сейчас даже наш общий коридор мыть согласилась. Обычно-то вместо меня кто-нибудь другой дежурит за домашку. Ну, у нас домашнюю работу по вариантам задают, не спишешь, а некоторым девчонкам легче подежурить за меня раз в три недели, зато я потом весь семестр ей домашку делаю.
Мне нетрудно, науки мне легко даются, элементарно. А полы за всеми мыть не хочу. Так, ну ладно, Элеонора, если ты у нас такая умная, думай давай! А то так и правда с ума сойти недолго. Вообще, в моём любимом фэнтези попасть в другой мир или в другое время обычное дело, там каждая вторая героиня по этим мирам и временам только так носится.
Вопрос: могла ли ты, Элеонора Сергеева, студентка группы двадцать семь, попасть в другой мир? В другое время? Что-то не по себе мне. Сформулируем вопрос по-другому: обладаешь ли ты, Элеонора, необходимой теоретической базой для путешествий по другим мирам – временам? И мой ответ: да! Конечно, обладаю! Да я книг перечитала столько, сколько другим и не снилось. Что же я, дорогу обратно не найду? В общагу мою любимую и родную, к ребятам…
Глава 4
13-й век. Графский замок округа Корнегейский.
Молодая графиня мучилась почти сутки, но ребёнок всё не рождался. Старая повитуха до дрожи в коленях боялась выйти к мрачному как ночь хозяину этих земель. Эх, была бы здесь сестра, она бы помогла, вместе справились бы как-никак. Но сестра стара больно, не дойти ей из своего Создателем забытого поселения.
Дверь, скрипя, отворилась. Кухарка, молодая крепкая девка, принесла бадью горячей воды. Да на что эта вода, сестру бы сюда, старую Глафирку…
– Уважаемая лекарь, Вы про сестру Вашу спрашиваете?
– Прости мои грехи, Создатель, я что, уже думаю вслух? – вздрогнула повитуха.
Да и немудрено, сутки почитай на ногах из-за этой несчастной графини. Что за баба такая, родить толком не может. А уж как её выбирали, как выбирали в жены их сиятельству, и на тебе, не выходит дитё и всё, хоть тресни.
А ведь и головы лишиться, если не приведи Создатель, плохо кончится, недолго. Спаси, Создатель, и сохрани рабу твою. Да что ж кухарка эта столбом-то стала, чего надоть-то ей? Чего она про сестру говорила-то? Чего толкует-то там?
– Простите, уважаемая лекарь, – кухарка низко кланялась, с благоговением глядя на повитуху. Старая Марьинила спасла прошлым летом их невестку от верной смерти, когда та не могла разродиться, – простите, но там пришли сестра Ваша с дедом своим, с их сиятельством говорить просятся, да боимся мы к их сиятельству сейчас. Вы спрашивали про сестру…
– Да веди ж ты сюда её, чего стала-то!
Кухарка развернулась, умчалась живенько. Хорошая девка, быстрая.
Скрипнули двери, пропуская старую Глафиру с каким-то кульком. Спросить бы, чего принесло сестру в такую даль, да не до того сейчас. Или обе в живых останутся, или не сносить головы Марьиниле, а теперь и Глафирке заодно. И прошлые заслуги не зачтёт никто, а ведь Марьинила ещё графскую матушку принимала…
Глава 5
Элеонора.
Ну что же, Элечка, разберём все возможные варианты и отметём лишние, как говорит наш информатик.
Первое пришедшее в голову, типа квеста, отметаем сразу. Такие фишки для одного человека никто устраивать не будет, а предположить, что весь наш поток в составе ста восьмидесяти человек покинул аудиторию вместе со мной, тоже никак. Последнее, что я видела, это активно строчащие лекцию однокурсники, последние же услышанные мною слова: "Итак, первый закон термодинамики гласит…" Значит, не квест.
Второе: сунуть мне под нос что-то одуряющее и утащить на глазах всё тех же ста восьмидесяти человек и лектора. Даже не смешно.
Остаётся третье: у моей, кстати, любимой 323-й аудитории не всё в порядке, так и хочется сказать, с головой, в смысле, с плотностью пространственного потока. Видимо, как раз в районе скамьи со знаменательной надписью "Алтушкина дура" есть что-то типа искривления пространства, например. Проще сказать, переход. Куда-нибудь.
Кстати, как раз примерно о таких явлениях я много читала не только в фэнтези, но и в фантастике, кажется, у Азимова, или Брэдбери, или Булычева… Сейчас от страха не вспомню у кого, но точно что-то было.
Фантастикой наполнено всё моё детство. Я бегала тогда в замечательную библиотеку, в которой были длинные – предлинные стеллажи, плотно заставленные томами фантастики. Они все были слегка потрёпанные, с тёмно-синими или тёмно-красными обложками и одуряюще пахли волшебными историями.
Я мысленно перенеслась в небольшой военный городок моего детства с домом офицеров из солнечного жёлтого камня, в котором и была эта волшебная библиотека. Я пропадала там часами, набирала столько книг, сколько могла унести, проглатывала их за несколько дней и мчалась обратно. Помню, там всегда было солнечно и часто я была единственным посетителем. Больше никогда мне не приходилось видеть столько сокровищ, где бы я ни бывала.
Тёплые воспоминания детства приободрили меня, тысячи историй, как добрые друзья, услужливо развернулись передо мной. И да. Не знаю, где я и когда я, но это точно не самый худший вариант. По крайней мере, я не в диком лесу и не в жерле вулкана. Так что всё нормально, Сергеева, не дрейфь.
Тем временем колобковая бабка свалила, оставив после себя зеркально блестящий пол шикарного антрацитового цвета. Я осталась одна…
Огромнейший зал-то какой. Стены тёплого цвета кофе с молоком. Потолки, наверное, метров десять, не меньше. Под потолком, по-моему, витражи. Огромные, красочные. Изображены дикой красоты цветы, птицы типа жар-птиц из наших сказок, даже, кажется, золотые дракончики. Прикольненько так.
Ну что, Элечка, осваиваться здесь потихоньку надо, вот что я тебе скажу. Встаём с тёплого местечка, вытягиваемся в струночку. Осанка всегда должна быть на все сто, мало ли кто на пути попадётся. Отряхиваем юбочку и приступаем к исследованию территории. Кстати! Какое счастье, какое небывалое везение, что именно сегодня я решила выпендриться и надела юбочку в пол! Думаю, джинсы с дырками на коленях были бы здесь не в тему…
Итак, данное помещение имеет, ого, семь выходов! Не хило. Колобковская бабка скрылась в том, над которым витраж с белыми цветами. Ну что ж, думаю, разумнее туда, всё же бабка уже как бы своя.
Ладненько, отрываемся от тёпленькой стеночки и тихонечко идем к выходу с белыми цветочками.
Наша любимейшая кошечка Марыська, когда она у нас появилась котёнком, первые дня два передвигалась невозможно смешно: она вытягивала переднюю лапку параллельно полу и застывала на оставшихся трёх. Стояла так секунд десять, потом осторожно ставила лапку и те же манипуляции проделывала с остальными лапками. И так потихоньку совершала обход своего нового дома.
Я вот сейчас себе чётко напоминаю мою Марыську. Только сейчас я её поняла, кошечку мою. Очень хорошо поняла, да. Правда, дня через три Марыська уже носилась так, что аж лапки сверкали. Что же будет со мной через три дня? И где буду я через эти три денёчка? Ах…
Я потихонечку, медленно-медленно передвигаюсь, я, Элеонора-Марысечка. Ну а что, вдруг сейчас вылетит кто-то из-за угла и что мне делать, что говорить? Словно в ответ, вдали послышались чёткие громкие шаги кого-то, кто торопится, кого-то, кто крайне уверен в себе. Убежать не успею точно, вот ёлки-то-палки, а. Блин.
Ладно, Элеонора, что делает каждая приличная девушка в ситуации, когда она не знает, что делать? Совершенно верно, приличная девушка выпрямляет спинку и с царственным видом распахивает глазки, смотря на мир доверчиво и немного испуганно.
Шаги всё ближе, слышен шелест одежды, из арки с золотым драконом выходит…
Оу! Моя любимая-прелюбимая 323-я аудитория! Я обожаю тебя и твои пространственные сдвиги!
Высокий, с шикарным разворотом плеч, тёмно-русые волосы вьются кольцами! Именно кольцами, а не мелким бесом! Кольцами диаметром так где-то сантиметров семь, не меньше! Прямой нос, скульптурно вылепленные губы! И, как будто всего этого мало, ещё и длинные ресницы! Всё, всё точно так, как я люблю!
В белоснежной рубашке с распахнутым воротом, в чёрном блестящем плаще прекрасный принц из моих грёз стремительно пересекал, почему-то захотелось сказать аудиторию. Но нет, к сожалению, не аудиторию, а неведомый зал из неведомого мира и неведомого времени.
Блеснув зеленью взгляда, он пересёк зал и скрылся с моих глаз как не было.
Что это было? Он меня не увидел. Он прошёл в метре от меня, и он меня не увидел. Невидимка я, что ли? Не может же этого быть. Или может…
Погружённая в воспоминания об ужастике Уэллса, потрясённая недавним происшествием и сознанием того, что это самое недавнее происшествие для меня почему-то важнее событий, которые к этому происшествию привели, упорно продвигаюсь всё же к выходу с беленькими цветами, уже особо по сторонам не глядя.
Как оказалось, зря, потому что, задумавшись о чудесном явлении парня мечты всей моей сознательной жизни, я чуть не стукнулась лбами с плотненькой румяной девчушкой, шустренько куда-то спешащей.
– И чего ты тута растопырилась-то? Идёшь, не смотришь, – развеяла опасения насчёт моей невидимости девчушка.
– А одета чего чудно так? Тебя из обители Невест Создателя прислали? Рановато что-то, да их сиятельству виднее. Не наше это дело. Где ж одёжа-то твоя? Посушить, что ль, отдала? Ну пойдем, свою тебе пока дам.
Вопросы сыпались из девчонки как горох, ответить я бы не смогла при всём желании, потому что девчонка мгновенно отвечала себе сама.
– Чего молчаливая-то такая? Звать тебя как?
– Эля.
– А, Эли, ну хорошо, а я Гальяна, – представилась девчонка.
Не девчонка, а просто сокровище. Всё сама придумала, мне и напрягаться не пришлось. Да и что бы я сказала, откуда я? C лекции по термодинамике, что ли?
Глава 6
Элеонора.
Гальяна привела меня в маленькую уютненькую комнатку, где и выдала закрытую тёмненькую кофту, примерно такую же, как у неё, и, ёлки-палки, юбку с дурацким кринолином, в которой уже я стала напоминать какой-то колобок. Вид кошмарный, конечно.
Вообще Гальяна тарахтела без умолку, всё время что-то спрашивала и сама же и отвечала. В итоге я про себя узнала много нового. Оказывается, меня выписала сюда её сиятельство для своей невестки, коя вот-вот должна разродиться. А я должна за ребёночком смотреть, поскольку выросла-то я, оказывается, в некой обители для нянь.
Прикольно. Конечно, после психов смотреть за ребёнком это что-то вроде повышения по карьерной лестнице. Однако представить себя в роли прислуги как-то не айс. Не о том ты думаешь, Эли, не о том. Тебе тут обустроиться как-то надо, а уж потом о роли своей думать.
– Слушай, Гальяна, – попыталась я вставить хоть слово, -а поесть здесь где?
– Какой поесть, Эли! – возмутилась моя новая подружка, – нам к её светлости бечь надо, а не есть, что ты! Вот, на-ко, одевай чепец и побегли, нам ещё водицы взять. Чудная ты всё же, Эли, и нижняя одёжа у тебя чудная, распутная какая-то. Что же у вас тама, в обители этой, старухи совсем окопытились?
А вот это не поняла от слова совсем. Как это, моя юбка, вообще-то в пол, и моя футболка с рукавом три четверти и вырезом чуть ли не под горло перекочевали вдруг в нижнюю одёжу, да ещё и получили звание распутных? Три раза ха-ха. Видела бы Гальянка, как наши девчонки по универу, по общественному, кстати, месту, ходят, её бы вообще Кондратий хватил.
Тем временем Гальяна, полная праведного возмущения по поводу нравов, царящих в неизвестной мне обители, притащила меня за водицей в большое светлое помещение, где эта самая водица свободно и непрерывно льётся нехилыми такими струйками из светящихся отверстий, расположенных в зеркальной узорчатой стене, пропадая затем в дырчатом голубеньком каменном полу.
Гальяна моментом набирает два ведёрка, над одним из которых тонкими струйками поднимается пар. Сунув мне ведёрко с ледяной, судя по холоднющей ручке, водицей, Гальяна деловито повлекла меня вглубь замка.
Уж не знаю, чем руководствовался архитектор этого монументального сооружения, но без бутылки тут, как говорится, не разберёшь. Какие-то как нарочно запутанные коридоры, куча боковых ходов, в которые целеустремлённая Гальянка резко сворачивает, грозя плеснуть кипяточком мне на ноги.
Наконец мы вваливаемся в, иначе и не скажешь, светёлку. Такое светлое и радостное помещение. Стены цвета сливок, полы из чистого жёлтого дерева, что-то типа паркета, только очень крупного. Панорамные окна, светлые летящие шторы. В комнате так жарко натоплено, что окна приоткрыты, слышен щебет птиц, шорох ветвей. В общем, классно.
Вот только происходит здесь что-то совсем не классное. На громадной кровати посреди комнаты в отрубоне лежит явно беременная на сносях тетка или девка, возраст непонятен. Две бабки суетятся вокруг неё и явно желают вернуть беременную в сознание, но делают это как-то слишком деликатно, слегка дергают её за руки, говорят ей что-то почтительно.
Таак… Судя по тому, что кровать под тёткой мокрая, да ещё и в крови, процесс пошёл и пошёл не очень. Бабки, похоже, пребывают в отчаянии, возносят молитвы Создателю и, похоже, страшно боятся лежащую на кровати.
Да ёканый же ты бабай! Баба же сейчас коньки откинет с ребёнком вместе, о чем бабки думают-то?! Я подлетаю к несчастной беременной, опрокидываю на неё своё ведёрко с леденющей водицей, радуясь избавлению от тяжести, и с размаху хлещу дуру по мордам. Баба вскидывается, открывает затуманенные болью глаза и с возмущением! пялится на меня.
– Тужься, дура, тужься! – ору я.
Тут уже и бабки встрепенулись, вышли из ступора и весьма умело начали нажимать бабе на живот…
Раздается слабенький крик, суета уже радостная, мы с Гальянкой намешали тёплую водичку, бабки намывают ребёночка. Это девочка, вся сморщенная, синюшного цвета. Конечно, с таким деликатным родовспоможением хорошо, что вообще родилась. Роженица опять в отрубоне, но это, похоже, уже мало кого волнует, видимо, приоритет в этом мире отдан исключительно потомству.
Только сейчас обращаю внимание на лежащий в углу грязноватый кулёк, из которого периодически раздается еле слышный писк. Одновременно со мной заполошно вскидывается одна из бабок.
– Батюшки! – голосит бабка. – Про дитё-то и позабыла! Оно тут сопрело совсем в тулупе-то да в жаре-то!
Бабка выпрастывает из кучи тряпок ребёночка примерно в том же состоянии, что и появившаяся на свет только что девчулька.
– Не поняла, тут двойня, что ли? – удивляюсь я.
– Понятно, двойня, милостью Создателя, – удивляется моей непонятливости Гальянка, осторожненько принимает ребёночка из рук бормочущей что-то бабки. Мы вместе моем почему-то грязноватенькую девочку, и когда только успела так капитально записаться, заворачиваем в беленькую мягкую пелёночку, коих здесь приготовлена куча.
Берем каждая по ребёночку, любуемся крохотными личиками, кружимся с ними, смеёмся от облегчения, с сожалением укладываем в добротную просторную колыбельку. Вот ещё хочется понянькаться с такими кукляшками.
Да и кому бы не захотелось таких лапочек понянчить? Девчушки уже положены в колыбельку, глазки обе закрыли, разморило, видно, от горячей-то водички. От умилённого созерцания кукляшек нас с Гальяной вдруг отвлёк вопль одной из бабок.
– Девки! – орёт бабка. – Вы пошто дитёв-то вместе положили?!
Мы с Гальяной недоуменно переглянулись. Ну а куда, интересно, класть, если колыбелька одна? Тем более, в такую колыбельку ещё парочка влезет. Шикарная такая колыбелька, просто королевская.
– Да чё такое, баб Глафир, ты чего шумишь-то? Кормить дитёв-то надоть, – рассудительно вступила в разговор Гальянка.
– Дитё одно не графское! – заорала бабка. – А какое не графское, как таперича узнать-то?!
Вторая бабка истово крестилась и о чём-то просила Создателя, мы с Гальяной мало что понимали, кроме того, что детей накормить бы надо, а бабки в неадеквате.
– Эли, не знаю, чё с бабушкой Глафирой, я за молоком сбегаю, а ты тута побудь, – Гальянка унеслась, а я попыталась достучаться до впавшей в странность бабки.
Однако бабка упорно несла какую-то чушь про какой-то труп. В общем, типичная реакция на пережитый шок. Потому что как я поняла, если бы тётка не разродилась, то обеим бабкам точно был бы кирдык. Вторая бабуля тем временем занялась всё-таки бывшей роженицей. Та пришла в себя и взирала на всех нас огромными глазами цвета топлёного меда.
– Мой сын, – прошептала новоявленная мать.
– Дочки у Вас, мамаша, дочки, сразу две! – очень я люблю людей радовать.
Сзади меня раздаётся грохот. Да ёлки-палки, что ж здесь все слабые-то такие, а? Теперь бабуля Глафира без чувств откинулась. Бабка, обтиравшая мамашу, дернулась было помочь, но была остановлена властным окриком последней: "Куда, Марьинила, после".
– Простите, ваша светлость, – бабка, как выяснилось, Марьинила, быстро поклонившись, продолжила протирать влажной тряпкой телеса светлости.
Да, блин, и что это за дела-то?
Не, ну серьезно, не поняла, что это за кошёлка драная? Бабуля Глафира и так, вообще-то, никакая, ей лет уже, наверное, сто. А эта молодая здоровая кобыла, и не оторвись от неё, надо же, тварюка какая, а. Я метнулась к поверженной бабуле, плеснув водицей, собралась было уже приступить к искусственному дыханию, но слава, как здесь говорят, Создателю, обошлось. Бабуля вскинулась, заморгала.
– Это что за отроковица? – вдруг вопросила кошёлка.
Оу, она меня и не помнит, надо же, роды всё же стресс большой.
– Дайте дочек, – продолжала сотрясать воздух недавняя роженица.
Крайне радостные бабульки наперегонки кинулись выполнять. Вообще, такое впечатление, что бабки как-то прямо в эйфорию впали, как будто сами родили. Примчалась Гальянка с кувшином молока и двумя крохотными бутылочками с намотанными на них беленькими тряпочками, что-то типа сосок.
– Подожди, Гальян, а на фига им молоко-то это, – дошло до меня, – им же сейчас титьку сунуть, да и все дела.
– Да что ты, благородным нельзя, на это кормилицы прибудуть поутру.
– Как нельзя-то, малышки смотри, синие какие, им сейчас точно титька нужна, а то помрут ещё, – для острастки добавила я.
– Упаси, Создатель, ведь и правда, в чём души-то у них держатся, – поддержали меня обе бабки.
– Ваша светлость, – кланяясь, Марьинила уже подкладывала малышек к груди их мамаши, – извольте покормить разок деток, уж больно слабенькие оне, их сиятельство осерчает, ежели помрут-то.
Не знаю уж, какой довод подействовал, но её светлость всё же позволила бабулькам приложить к каждой груди по малышке. Те будто только того и ждали, захлюпали своими ротиками, будто век не ели, носики свои сморщили, порозовели, мамашка их разулыбалась, на дочек глядя, да и все мы с облегчением вздохнули. Всё же так приятно, когда всё путём…
