Текст книги "Крест любви. Евангелие от Магдалины"

Автор книги: Мариан Фредрикссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Я это понял.

А потом он почти в отчаянии вымолвил:

– Я даже не представлял, сколько зла в людях, Мария.

День ото дня становилось теплее, поля зеленели, первые анемоны заалели в зеленой траве. Настала пора отправляться в путь. Ученики собрались вокруг Него. Они собирались в Тир. Возможно, именно страстное желание Марии попасть к морю повлияло на решение Иисуса.

Человек на пашне разбрасывал зерно. Иисус взглянул на Марию.

– Смотри. Пока пшеничное зерно не упадет в землю и не умрет, оно остается просто зерном. Но когда оно умрет, вырастет богатый колос.

Мария поняла, но Его слова не утешили ее. Иисус заметил это.

– Даже моя душа полнится страхом.

Воцарилась долгая тишина, а потом Он добавил:

– Вы все должны взять свой крест и следовать за мной.

В тот миг Мария поняла, почему во сне видела Иисуса пригвожденным к дереву. Он избрал для себя самую ужасную из смертей – распятие.

Левий посмотрел на Марию и заявил:

– Ты бледна и выглядишь усталой. Давайте остановимся и передохнем.

На склоне горы они отыскали ручей, и Саломея, добрая душа, дала Марии напиться и растерла ей руки. Бледная как полотно женщина сильно продрогла, и Иисус глядел на нее потемневшими от горя глазами.

Слух о том, что Иисус вновь странствует, пронесся повсюду, и вокруг Него стали собираться люди. Везде находились несчастные, больные, отчаявшиеся, которые тесной толпой окружали Учителя. Он, по обыкновению, заходил в самую гущу и отпускал грехи людей, лечил их болезни. Мария наблюдала чудеса словно впервые.

«Все эти чудеса становятся возможными благодаря Его близости, – думала женщина. – Иисус встречает каждого из них, чувствует его боль, слышит немой вопрос: “Почему жизнь жестока ко мне?” И в тот миг, когда Он протягивает больному руку, происходит их полное единение. Быть может, сущность любви заключается в близости…»

Толпы жаждущих услышать проповедь Иисуса росли. «Его слова проникают в сердца людей, в их души», – думала Мария, осознавая наконец, почему Он всегда рассказывает какие-то истории. Нельзя заключить слово Божье в формулировки, ибо оно многозначно, поэтому воспринимается на примерах. Иисус рисовал иногда забавные, иногда грустные, но всегда поразительные картины. И в душе слушателя каждая из них обретала собственную жизнь.

«Он достигает самого сердца человека, минуя голову, – думала Мария. – И мы понимаем: то, что кажется нам бессмысленным, на самом деле это единственное, что имеет смысл».

Они ночевали, как частенько бывало во время странствий, в доме одного из соратников нового пророка. Впервые с начала их путешествия им отвели для ночлега два больших зала в доме, принадлежавшем другу Левия. Мужчины расстелили свои тюфяки в большом зале, а женщины устроились в том, что поменьше. Это означало, что Мария и Иисус не могли спать вдвоем. Когда обстоятельства складывались подобным образом, то обычно оба просыпались рано, чтобы немного побродить вместе. Так было и в то утро.

– Ночью у меня было много разных мыслей, – сказала Мария. – Может быть, Бог, о котором ты говоришь, еще не родился в наших сердцах? Может быть, ты намного всех нас обогнал?

Он отрицательно покачал головой.

– В каждом мужчине или женщине, которых я повстречал, есть Бог. Яснее всего я вижу его в обездоленных, больных.

– Но ведь, не зная, где искать Бога, нам очень сложно будет его найти.

– Это так печально, Мария. Он – как плод, созревающий в человеке. И настанет день, когда Он будет готов появиться на свет.

– Это будет непросто?

– Да. Нужно будет избавиться от всего отжившего.

Воспоминания Марии, сидевшей на кровати в Антиохии, иссякли. Добрались ли они до Тира? Она не знала. Увидела ли она море? Мария не могла вспомнить. Черная стена отчаяния, поглотившего ее душу, затмила все.

Глава 29

Пока Мария записывала свои воспоминания зиме в Вифсаиде и путешествии в Тир, она тщательно обдумывала будущий разговор с тремя апостолами. О чем ей придется умолчать на этот раз?

Ни слова о доме сирийца, только о том, что Иисус смог там отдохнуть, пока шли дожди. А она заботилась о Нем, готовила еду, стирала и штопала одежду. Улыбка тронула ее губы при воспоминании о том, сколько хлопот доставляла починка Его плаща. Люди постоянно рвали его в стремлении получить толику силы Иисуса. Да уж, Мария кое-как штопала дырки, но только по возвращении в Капернаум, когда Сусанна, покачав головой, взяла дело в свои руки, плащ стал выглядеть лучше.

По обыкновению, устроились в беседке. День подарил прохладу, и гости наслаждались ею.

Павел сказал:

– Все свидетельства, которые нам удалось собрать, говорят о том, что вы с Ним часто оставались наедине. Значит, есть то, что Он говорил только тебе и что неизвестно другим.

Она рассказала о своих зимних кошмарах и о своем парализующем страхе.

– Утром я пришла к Нему с рассказом, в надежде услышать, что сны – мыльный пузырь, который тает в ярком свете дня. Но Он этого не сказал. Он объяснил, что сны – это весточка от моей души, которая знала и чувствовала больше меня. Но я как и большинство людей, отделена от того ядра, в котором живет Бог.

Павел дал знак мальчишке-писцу, это было важно.

– Позже, во время путешествия в Тир, я спросила Его: не может ли быть так, что душа, о которой Он говорил, еще не родилась в человеке и Он, возможно, первый на земле, кто почувствовал, что Бог живет в сердце человека? Тогда Он ответил: Бог есть в каждом, и особенно – в больных и обездоленных.

Пока Маркус записывал, возникла длительная пауза. Потом Павел продолжил:

– Ты не спросила, что Он имел в виду, говоря, что больные и обездоленные лучше знают свою душу?

– Нет, я не подумала.

Петр пришел ей на помощь:

– Сложно объяснить, почему мы не расспрашивали Его. Не потому, что боялись, а потому, что каждый полученный нами ответ оказывался совершенно неожиданным и приходилось долго его обдумывать.

– Так и было, – подтвердила Мария и повернулась к Павлу.

– И все-таки, мне кажется, я смогу ответить на твой вопрос. Он еще кое-что говорил.

Мария, задумавшись, умолкла, но ненадолго.

– Он говорил, для того, чтобы осознать Бога внутри себя, нужно от многого отказаться. От обычных представлений, на которых мы строим свою жизнь, от всех догм. От нашей гордыни, и, вероятно, это сложнее всего – отбросить чувство вины и забыть о наших ошибках. Рождение Бога в наших сердцах – великая мука, говорил Он.

Она снова ненадолго замолчала и обратилась к Павлу:

– Бедным, больным и обездоленным уже пришлось это сделать.

Павел кивнул, Маркус записал. Варнава поинтересовался:

– Как же это возможно?

– Он ведь говорил об этом. «Я с вами всегда».

– Ты права, – взволнованно согласился Павел. – Теперь Христос живет во мне.

Мария немного подумала и обернулась к Петру.

– Симон Петр, ты должен знать: одно или два слова в арамейском обозначают веру?

– Только одно.

– В греческом таких слов два: «вера» и «доверие». Может быть, именно доверие подразумевал Иисус, говоря: «Вера твоя помогла тебе».

Павел выглядел обескураженным.

– Но есть ли разница?

Мария коротко рассмеялась и ответила:

– Я знаю на собственном опыте.

Возникла долгая пауза, но потом Мария вновь заговорила:

– Я немногое помню из путешествия к побережью. Я была в смятении. Но то, чему я была свидетельницей, обрело полную ясность. Я, кажется, поняла, как происходили Его чудеса. У Него было время остановиться.

– Но, Мария, милая, – возразил Варнава, – ни у кого из нас нет времени, чтобы стоять на месте.

Мария улыбнулась и ответила:

– А у Него было, Варнава. Он встречал страждущего, смотрел прямо в его душу, как в вечность. И там они встречались и достигали полного единения. И происходило чудо. Понимаешь?

Было тихо. Мария продолжала:

– Помню, я думала, что именно это единение и есть любовь.

– Ты имеешь в виду, что именно способность останавливать время отличала Его от прочих людей?

– Варнава, ну почему же ты все так буквально воспринимаешь? То, что отличало Его от нас, – это осознание того, что Он пребывал в Боге, а Бог в Нем. Петр, ты должен помнить, как Он говорил о свете. Тот, в ком есть свет, не станет прятать его. Он имел в виду, что именно это мы и делаем. У нас есть знание, но мы не даем возможности этому свету засиять.

– Сначала ты говорила, что Он слышал голос Бога, а теперь твердишь о свете.

– Но Он ведь всегда находил новые метафоры, чтобы нам было понятнее. Я не думаю, что какой-то голос говорил с ним на обычном языке. Помню, в самом начале я спросила: почему Он уверен, что Его внутренний голос – голос Бога? А Он просто ответил: «Я знаю это».

Глава 30

Терентиус и Кипа отправились на гностическое собрание, поэтому Леонидас и Мария ужинали по-простому, в кухне. У Марии был скверный аппетит, и Леонидас с тревогой поглядывал на нее. Она побледнела от усталости.

– Я чувствую себя разбитой, – пожаловалась она.

Леонидас еще больше встревожился, жена никогда не жаловалась. Как и все в Антиохии, грек боялся чумы, которая могла поразить город после долгого и жаркого лета.

– У тебя жар?

– Нет, я всего лишь устала.

Мария рано ушла спать, но Леонидас сидел рядом с женой до тех пор, пока не убедился в том, что она уснула. «Для нее это чересчур», – в смятении подумал он и решил остаться дома на следующий день, когда придут апостолы. Марию обрадовало его решение. Она хорошо отдохнула утром и лишь ненадолго вышла прогуляться в сад.

– Сегодня в моей голове светло, – сообщила она. – В такие благословенные моменты нет ни раздумий, ни странных мыслей.

Но беспокойство вновь овладело ею перед приходом апостолов. Когда они устроились в беседке Мария еле удержалась от того, чтобы взять Леонидаса за руку. Настроение пришедших было не таким, как обычно. Присутствие Леонидаса заставило их надеть маски гордости и достоинства. Ведь они вели речь о сложных вещах, чтобы собрать воедино фрагменты учения Иисуса и придать им завершенную форму.

Леонидас подмигнул Марии:

– Я вижу, твои братья хотят, чтобы ты была немного точнее. Они хотят знать факты.

– Вам же известно, что заповеди Иисуса – не просто факты.

– Но это никоим образом не означает, что апостолам они не нужны.

Марии показалось, она слышит смех Иисуса. Теперь она сама оказалась в Его положении, только не обладала способностью живописать в речи противоречивые, захватывающие и значимые картины.

Павел хотел быть точным:

– Говорят, когда Иисус странствовал по дорогам близ Тира, Он встретил хананеянку, которая хотела вылечить свою дочь. Он сказал ей, что послан к заблудшим овцам стада Израилева и не может отобрать хлеб у ребенка и скормить псам.

Мария покраснела от негодования:

– Это неправда! Я была там и знаю. Это женщина говорила, а не Он. Она была в отчаянии и в надежде разжалобить Иисуса произнесла те унизительные слова о собаках, выпрашивающих кусок возле богатого стола. Но Он и так был исполнен сострадания, поэтому просто сказал: «Вера твоя помогла тебе».

Мария оглядела гостей, взгляд остановился на Петре.

– Ты ведь знаешь, что Он никогда бы не сказал ничего подобного. Он долго и внимательно говорил с самаритянкой у колодца. Он как брата принял грека Леонидаса. Он ни минуты не сомневался, прежде чем войти в дом римского офицера в Капернауме и излечить больного слугу. Это римлянин хотел Ему воспрепятствовать. «Скажи слово, и мальчишка выздоровеет».

Симон Петр молчал. Мария хлопнула ладонью по столу:

– Тебе отлично известно, что Он никогда не делал разницы между мужчинами и женщинами, язычниками и иудеями.

Варнава решил поддержать Петра:

– Мария, тем не менее ты не можешь отрицать, что Израилю было суждено стать колыбелью христианства.

– А также его гробом, сейчас это можно гораздо чаще услышать, – ледяным голосом произнес равви Амаха.

– Я тоже слышал о том, что Пилат позволил решать народу, – заметил Леонидас. – Но это так нелепо, что никто бы не поверил. Вы думаете, римский прокуратор пошел бы на поводу у ревущей толпы? Иисус был осужден за подстрекательство к бунту и приговорен к распятию – форме казни, которую используют только римляне.

Симон Петр взял слово:

– Говорят, Пилат умыл руки.

– Во имя всех богов! – вскричал грек. – Я знаком с Понтием Пилатом, холодным, жестоким и надменным. Римлянин худшего сорта. Он презирает иудеев. Стал бы он взывать к толпе ради спасения жизни безумца! Это глупо, – заключил Леонидас и ударил кулаком по столу. – Можете себе представить римского прокуратора, умывающего руки из-за того, что пришлось осудить на смерть иудея? Вам точно также, как и мне, известно, что Пилат позволил распять тысячи иудеев. А это умывание рук – не более чем иудейский обычай, о котором узнал Пилат.

Тишина в беседке стала тяжелой, непроницаемой. После длительной паузы Леонидас заговорил:

– Я понимаю, что сейчас жизнь Иисуса быстро обрастает мифами, но некоторые из них поражают меня своей пошлостью. Как, например, Его рождение от непорочной девы.

– Я никогда не говорил подобного, – ответил Павел, – но знаю, что в некоторых кругах эта легенда популярна.

Варнава перехватил инициативу:

– Мария, ты когда-нибудь слышала, чтобы Иисус говорил о своем происхождении?

– Нет. Однажды Он сказал, что Его отец, Иосиф, был добрым и справедливым человеком. Однако добавил, что отец не знал Его.

Мария на секунду задумалась. В голосе женщины слышалось сомнение:

– Случилось что-то другое, что-то, что… Это было, когда я говорила с Его матерью, и она рассказала, что ей было всего пятнадцать, когда родился Иисус… Она как будто о чем-то вспоминала. Но потом замкнулась и начала жаловаться на то, что никогда не имела влияния на сына.

– Тут замешан мужчина, – предположил Леонидас.

Апостолы выглядели испуганно.

– Как бы ты сформулировал Его моральные заповеди? – спросил Леонидаса Варнава.

– Его учение в основном строилось на древней мудрости. Но Иисус сумел так поразительно ее адаптировать к новой действительности!

– Что ты подразумеваешь под древней мудростью?

– Заповеди Моисея, имеющие большое сходство с законами Хаммурапи. Если не принимать в расчет древних египтян. Известно ли вам, что умерший будет держать ответ перед Озирисом, встретившись с ним в Царстве Мертвых? Мария, у тебя хорошая память, ты можешь вспомнить.

Она минуту колебалась, но все же произнесла:

– В общих чертах я помню так: «Господь Истины, тебе открываю я правду… Я уничтожил зло в себе. Я не убивал, не приносил горя. Я не заставлял никого голодать, не держал в страхе, не кичился своим именем. И я никогда не подвергал сомнению существование Бога».

– Мария, – вновь задал вопрос Варнава, – ты иудейка или язычница?

Мария спокойно встретила его взгляд.

– Я христианка. Меня крестил сам Учитель.

Леонидас и равви Амаха улыбались. Мария повернулась к Петру:

– Как ты думаешь, зачем тебе был послан сон в котором сам Господь сказал, что нет в Его творении нечистых животных? Чтобы ты заставил себя пойти к римлянину Корнелиусу и рассказать ему об Иисусе.

Петр не понял сути вопроса.

– У тебя ведь был и завет Иисуса: «Идите и расскажите всем…»

Петр колебался, но наконец сказал:

– Это непростой шаг для иудея. Но я смирился, я странствую по миру и несу Его слова язычникам.

– Ты никогда не задумывался над тем, что иудеи единственные в мире, кто делит людей на правоверных и язычников? – спросил Леонидас.

Во внезапно возникшей тишине вновь упрямо зазвучал голос грека:

– Люди, как монеты, несут на себе отпечаток – своего воспитания. Но вы – единственные, кто утверждает, что истина ведома вам одним. Это сложно понять.

– У нас есть Божье слово. Он избрал нас, – ответил Варнава.

Леонидас тяжело вздохнул.

Павел все время давал знаки мальчишке-писцу, и каждое произнесенное слово было им записано, но теперь он неподвижно сидел и глядел на Марию.

– Уже в первую нашу встречу ты обвинила Петра в том, что он выгнал тебя и тех, кого ты называешь ученицами Иисуса. Но если бы Петр послал женщин проповедовать учение Иисуса, его задача оказалась бы невыполнима.

– Почему же? – удивилась Мария.

– Тебе очень хорошо известно, что закон велит женщине спокойно учиться и все время подчиняться. Я никогда бы не позволил женщине проповедовать наше учение.

– Но почему?

– Потому, что Господь создал Адама первым. И еще потому, что именно женщину смог искусить змей, а она совратила мужчину.

Мария и Леонидас словно застыли, глядя друг на друга. Равви Амаха взволнованно заговорил:

– В другом месте в Писании говорится, что Бог создал людей по своему образу и подобию. «Мужчиной и женщиной сделал он их».

Он обратился к Леонидасу:

– Согласно иудейскому богословию – у Мудрости женская сущность. В Писании рассказывается о Софии, дочери Бога, рожденной задолго до человека. Она посещает землю для того, чтобы люди научились познавать и слушать.

Он перевел дыхание.

– Мне всегда казалось, что ее заповеди имеют большое сходство с тем, что говорил Иисус.

Ответ Павла был краток:

– Ты цитируешь плохо известные мне части Писания.

– Но ты ведь книжник, фарисей! – воскликнул Леонидас. – Среди прочего ты согласился с заветом Учителя нести Его слово людям. Мне многое известно о твоих делах, Павел, больше, чем ты думаешь. Насколько я понял, твоя успешная деятельность по созданию христианских общин держится на свободных и самостоятельных женщинах. Лидия в Филиппах, Дамарис в Афинах и Присцилла в Коринфе. Еще одна Присцилла в Риме и Лидия в Тиатире. И это далеко не все из них.

– В разных местах разные обычаи, – начал было оправдываться Павел, но своим видом выдавал, что загнан в угол.

– Я знаю также, что тебя тревожат дела в Коринфе. Там есть женщины, которые считают себя посланницами Мудрости. Они верят, что жизнь и деяния Иисуса – продолжение учения Софии, – заявил Леонидас.

Лицо Павла ожесточилось, но ему нечем было парировать.

– Но важнее всего то, что сам Иисус не смотрел на женщин как на низшие существа. Ты, Петр, разве не помнишь, о чем Он однажды говорил?

– Ты имеешь в виду Его слова о том, что мужчины должны стать подобными женщинам, а женщины подобными мужчинам, – неохотно отозвался Петр. Он некоторое время помолчал, словно обдумывая что-то, а потом вновь заговорил: – Я тогда этого не понял, не понимаю и сейчас.

– Это, тем не менее, не так уж и сложно, – саркастически ответил Леонидас. – Но мне пора заканчивать, нельзя же использовать предрассудки в качестве аргументов.

Варнава побледнел от гнева:

– Хочешь сказать, предрассудков нет у тебя, последователь Зевса и прочих отвратительных идолов?

Леонидас расхохотался:

– Я никогда не исповедовал культ Зевса. Кстати, ты совсем не разбираешься в греческом пантеоне, он гораздо более символичен, нежели ты думаешь. Сейчас я, как и Мария, христианин. Прискорбно то, что вы все еще скованы старыми догмами.

Мария наполнила чаши гостей, они выпили и, несмотря ни на что, расстались как обычно. Внезапно на ум Леонидасу пришло, что иудеи любили переливать из пустого в порожнее. «Это их отличительная черта», – невольно подумал грек.

Прощаясь у ворот с Марией, Павел сказал:

– Когда-нибудь ты должна будешь рассказать о том, что видела в день Воскресения. И о Его смерти.

Мария закрыла глаза.

– Тебе до сих пор больно? После всех этих лет…

– Да.

По дороге обратно в синагогу Варнава заявил:

– Она хочет, чтобы мы отреклись от наследия наших предков.

– Насколько я понял, именно этого требовал ваш Учитель, – ответил равви Амаха.

Павел не принимал участия в разговоре, он молчал, отдавшись размышлениям о том, каким образом Леонидасу удалось столько узнать о христианских собраниях в греко-римском мире. И прежде всего, откуда грек получил сведения о внутренних распрях в Коринфе? «Однажды я спрошу его, и он ответит», – подумал Павел.

Глава 31

– Давай до обеда погуляем по саду? – предложил Леонидас, когда Мария вернулась в беседку. Она, улыбаясь, кивнула.

– Считаешь, нам стоит остыть?

Леонидас засмеялся.

– Ну, вообще-то я ни удивлен, ни обеспокоен.

По петляющей тропке взобрались они на верхнюю террасу, и взгляды их обратились к морю, в котором вскоре должно было исчезнуть солнце.

– Я кое о чем хотел сказать тебе наедине, – заявил Леонидас. – Ты заметила, что Терентиус постоянно крутится рядом во время наших бесед с апостолами? Он как всегда учтив и замкнут, но уши его прямо-таки горят от любопытства.

Мария выглядела такой потрясенной, что Леонидас не выдержал и рассмеялся. Потом он внезапно посерьезнел. Увидев, как покраснела Мария, он поспешно сказал:

– Ты не должна бояться. Он предан и деликатен – это он впитал с молоком матери.

– Я не боюсь, – возразила Мария. – Мне стыдно. Я вдруг поняла, что Терентиус с женой в моем доме стали чем-то самим собой разумеющимся, словно это не люди, а мебель. Это ужасно.

Леонидас удивился.

– Он ведь сам держит дистанцию.

Мария молчала, так и было, но Иисус никогда бы этого не одобрил, Он бы заставил их встретиться и поговорить.

Леонидас продолжал:

– Когда я покупал обоих у Ливии, она мимоходом заметила: единственное, что можно поставить в вину Терентиусу, – это их с женой принадлежность к ужасной христианской секте.

Мария остолбенела.

– Ты ведь понимаешь, какое впечатление на него произвело то, что ты оказалась Марией Магдалиной. В Антиохии есть секты, для членов которых твое имя почти так же свято, как имя Иисуса.

Мария глядела на город, вспоминая, как ходила по этим широким улицам и слушала речи буддистских монахов в шафранно-желтых одеждах и проповеди зороастрийских жрецов. В Антиохии сталкивались персидские учения о вознесении души, иудейское представление о мудрости, вавилонская астрология и греческая философия. Мария часто останавливалась послушать индийских проповедников, их учение о человеческой сущности, которая есть Бог. Она узнавала эти слова, их мог бы говорить Иисус, хотя здесь они звучали иначе. Она никогда не слышала о тайном христианском обществе, но оно, тем не менее, существовало.

Следующим утром, когда Леонидас ушел в контору, Мария приняла решение. Она перехватила Терентиуса по дороге на рынок и твердо сказала:

– Нам нужно поговорить.

Он совсем не волновался, до тех пор пока Мария не предложила ему присесть напротив своего стола в библиотеке. Красивое лицо темнокожего слуги помрачнело, и Мария вдруг поняла, как можно начать разговор.

– Я поняла, что у нас с тобой один и тот же Учитель. Перед лицом Иисуса все люди равны. Если ты настаиваешь на том, чтобы стоять, я сделаю так же.

И она выпрямилась, как статуя, с руками, скрещенными на груди. Неожиданно она заметила, как подрагивают утолки его губ, и удивленно подумала, что слуга почти улыбается. Он сел, Мария тоже.

– Расскажи о своей вере, – это звучало как приказ, Мария сама удивилась собственному тону. Однако слова ее возымели действие, и нубиец, хоть и скудно, но все же начал описывать гностическое собрание. Он рассказал о знании, постичь которое можно, лишь пойдя против своей сущности.

Мария, выслушав его, спросила:

– Как ты думаешь, ты бы мог взять меня на одно из ваших собраний?

– Да.

– Как ты понимаешь, я очень надеюсь быть неузнанной.

– Я знаю. Нет никакого риска. Ты пойдешь в черной накидке и закроешь лицо покрывалом. Я скажу, что ты – друг. Вечером, когда станет темно.

– Хорошо, – согласилась Мария. – И спасибо за то, что согласился поговорить.

Слуга повернулся к двери.

В просторном зале богатого дома собралось много людей. На полу на подушках сидели рабы и господа, женщины и мужчины – все вместе. Многие тепло приветствовали Терентиуса с женой, и никто не спросил, кем была женщина в темной накидке. Настроение у всех было торжественное. Начался жребий: кому вести службу, кто будет читать молитву и совершать таинства.

– В роли священника может оказаться любой из нас, – шепнул Терентиус, видя удивление Марии. – Здесь все равны.

Жребий пал на женщину, высокую и стройную, в огненно-красном одеянии. Она была немолода, года и опыт морщинами врезались в ее лицо.

– Мы, какими создал нас Демиург, знаем, что та сила, которой наивные поклоняются как творцу и вседержителю есть всего лишь метафора, – начала она. – Истинный Бог – не правитель и господин, не он пишет законы, не он жаждет мести, не он посылает людей на кровавую бойню.

Женщина все время двигалась, выразительно жестикулируя руками и переступая, будто в танце. Но вдруг она остановилась:

– Знание – это взгляд на источник истины, в сущность вещей. Каждый, кто постиг этот источник, постиг себя.

У Марии бешено забилось сердце. Женщина продолжала:

– Апостолы распространяют учение о телесном воскрешении Иисуса. Но мы знаем, что Он – дух и Он с нами во всех наших делах. Мы также знаем, что воскреснуть из мертвых нам суждено при жизни. Те, кто говорит, что вначале нужно умереть, а затем восстать в бренном теле – лгуны.

Мария засомневалась, она вспомнила притчу о пшеничном зерне:

«То, что не падает в землю и не умирает…»

– Мы знаем, что Христос после распятия являлся некоторым ученикам в видениях. Прежде всего, Марии Магдалине. Она рассказала об этом на встрече в Иерусалиме.

Дальше Мария лишь частично воспринимала речь женщины. Та слово в слово повторяла некогда произнесенное Марией. Это уцелело, кто-то помнит об этом… Слезы затуманили глаза, покрывало на лице душило ее, она вспотела под плотной накидкой.

Конец службы Мария пропустила. Когда Терентиус с женой пошли вкусить хлеба и вина, их спутница уже медленно спускалась по лестнице. На улице она глубоко вдохнула прохладный ночной воздух.

В тишине все трое вернулись домой. Мария надеялась застать Леонидаса, нужно было с ним поделиться, но грека не было дома, и она словно в трансе прошла в свою комнату, разделась, легла и подумала: «Я никогда не засну».

В следующий миг она уже спала.

Проснувшись на рассвете с тяжестью в теле Мария прошла в спальню Леонидаса и бесцеремонно растормошила мужа:

– Мне нужно с тобой поговорить.

И она рассказала. Он выслушал и заключил:

– Тебя втягивают в игру – гораздо более сложную, чем мы могли предположить.

– Что за игра?

– Речь идет о власти. Власти, на которой будет строиться новая церковь.

Мужчина сидел в кровати, лицо его стало очень серьезным.

– Не дай себя использовать. Прошу тебя, Мария. Держись подальше от любых сект. Даже от Петра и Павла.

Глава 32

Тем же утром, после завтрака, когда Леонидас исчез в направлении к своей конторе, Мария отправилась поговорить с Терентиусом. Слуга подметал двор.

– Мы можем поговорить?

Он отряхнул одежду и последовал за Марией в беседку.

– Садись.

– Я лучше постою.

Мария, вздохнув, продолжила:

– Ты, конечно, понимаешь, что для меня участие в этом богослужении было связано с большими… переживаниями. Тебе известно, откуда у вас сведения о том… инциденте в Иерусалиме?

– Нет.

– Как ты думаешь, я могла бы встретиться с той женщиной, которая вчера вела службу?

Терентиус встревожился.

– Конечно, это можно устроить, – ответил он, – но разумно ли? Она весьма сообразительна и быстро поймет, кто ты.

Мария согласилась, слуга был прав.

– Если хочешь, я могу держать тебя в курсе того, что происходит у гностиков, – добавил Терентиус.

– Я буду тебе благодарна. А кто такой Демиург?

– Бог, в которого верят иудеи. Мы считаем его падшим ангелом, который вечно противостоит Богу.

– Удивительное учение.

Терентиус промолчал и поклонился, собираясь уходить, но Мария его остановила.

– Почему твоя жена всегда молчит?

Если нубиец и покраснел, Мария все равно не смогла бы этого заметить на темном лице, однако она поняла замечание Леонидаса о красных ушах слуги. Терентиус нерешительно ответил:

– В возрасте семи лет Кипу продали в бордель в Фивах. Месяцами ее насиловали и мучили, девочка все время кричала, и от нее все устали. Кипе вырезали язык и выбросили ее на улицу. Там я ее и нашел.

Мария резко поднялась и, миновав слугу, прошла в кухню, где Кипа чистила овощи. Мария подошла прямо к девушке и обняла ее. Они долго так стояли, а потом обе расплакались.

После всего этого Мария почувствовала усталость и поступила весьма необычным образом: отправилась в спальню и легла в кровать. Голова была тяжелой, в ней роились непонятные мысли, которые не могли привести Марию к каким-либо выводам. Она пыталась молиться, но даже на это не было сил. Вскоре женщина погрузилась в сон.

Темная комната на верхнем этаже большого дома в Иерусалиме. Иисус рядом с ней. Он спал, а Марию разбудил стук в ворота. Даже во сне женщина почувствовала внутреннее сопротивление, она не хотела возвращаться в Иерусалим, ни сейчас, ни когда-либо еще. Но сон продолжался. Она услышала голос Андрея (была его очередь сторожить), а четкий и требовательный голос его собеседника выдавал привычку командовать. Иисус проснулся и крикнул в лестничный пролет:

– Скажи ему, я спускаюсь.

Надевая плащ поверх тоги, Он пояснил Марии:

– Это Никодим, один из членов совета Синедриона.

Мария хотела сказать «Не ходи», но уже привыкла не показывать свой страх. Она тоже накинула плащ, тихо спустилась вниз и села на ступеньку. Мария знала, что Иисус и Андрей заметили ее.

Голос пришельца смягчился:

– Мы знаем, что ты послан Богом. Никто не может делать такое, если Бог не с ним.

Ответ Иисуса удивил даже Марию:

– Тот, кто не родился заново, не может увидеть Царство Божее.

Никодим тоже удивился:

– Как можно родиться, если ты стар? Нельзя вернуться в лоно матери и родиться вновь.

– Я говорю: тот, кто не был рожден духом и водой, не войдет в Царство Бога. Рожденное плотью – плоть, рожденное духом – дух. Не удивляйся тому, что я сказал: нужно родиться заново. Ветер дует, куда захочет, и ты слышишь его гул, но не знаешь, откуда он и где исчезнет. Так и с каждым, кто рожден духом.

В следующий миг Мария увидела удаляющуюся фигуру рослого человека в плаще с кистями. Когда ворота закрылись, Мария проснулась в Антиохии, в своей постели, спокойная, с прояснившимся сознанием. Она приняла ванну, вымыла волосы и переоделась в чистую одежду. Потом устроилась в саду так, чтобы солнце высушило распущенные волосы. Было тепло, но с моря дул прохладный ветерок. «Ветер дует, куда хочет», – подумала Мария, закрыла глаза и стала вспоминать.

Часть третья

Глава 33

На лодке они переплыли озеро и отправились в Иерихон. Мария была в неожиданно хорошем расположении духа. Тревога ненадолго покинула ее. Взгляд Марии был ясен, как у ребенка, и она замечала то, чего не видела раньше. Распустившие кроны деревья, полевые цветы, анемоны в скошенной траве – они не сеют и не жнут, просто живут на радость себе, людям и Богу.

«И голос горлицы слышен в стране нашей…»

Они шли вдоль русла Иордана, иногда останавливаясь, чтобы в бурлящей воде омыть пыльные ноги. Но чем дальше на юг они продвигались, тем сложнее становилось спуститься к городу. Буйная растительность мешала идти. Акации, колючий терновник, тростник. Пахучий камыш. Папирус покрывал берега и уходил далеко в воду. Через час воздух наполнился каким-то ароматом, Мария остановилась и потянула носом воздух. Левий, видя ее недоумение, пояснил: