Текст книги "Молодая элита (ЛП)"

Автор книги: Мари Лу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Он проходит в комнату с той же смертельной грацией, какую я запомнила у костра. Видя, что я силюсь сесть, чтобы принять более подобающее положение, он небрежно взмахивает рукой. На его пальце вспыхивает золотое кольцо.

– Пожалуйста, расслабься, – говорит он, искоса глянув на меня.

Его голос я тоже узнаю – мягкий, глубокий, такой, словно за его бархатистостью прячется много секретов. Он садится в кресло с подушками, стоящее рядом с моей постелью. Откидывается на спинку, кладет ногу на ногу, одной рукой подпирает подбородок, другую оставляет на рукояти кинжала на поясе. Даже в доме он не снимает тонких перчаток. Приглядевшись, я вижу на них крошечные пятна крови. По моей спине пробегает холодок. Парень не улыбается.

– Ты частично тамуранка, – произносит он после непродолжительного молчания.

– Простите, что? – моргаю я.

– Амутеру – тамуранская фамилия, а не кенетреанская.

Откуда этот парень так много знает о Солнечных землях? Амутеру – редко встречающаяся тамуранская фамилия.

– В южной Кенетре полно тамуранских иммигрантов, – наконец, отвечаю я.

– Значит, в детстве тебя звали тамуранским именем, – спокойно говорит он, лениво ведя разговор, кажущийся мне невозможно странным после всего случившегося.

– Мама называла меня ками гоургаэм, ее волчонком.

Парень слегка наклоняет голову.

– Интересный выбор.

Его вопросы всколыхнули старое воспоминание о маме, за несколько месяцев до кровавой лихорадки. «В тебе горит огонь отца, ками гоургаэм, – сказала она, держа мое лицо в своих теплых ладонях, и улыбнулась мне улыбкой, от которой ее обычно мягкие черты ожесточились. Затем наклонилась и поцеловала меня в лоб. – Я рада. В этом мире он тебе пригодится».

– Просто мама считала волков красивыми животными, – отвечаю я.

Парень с легким любопытством изучает мое лицо. По моей спине скатывается капля пота. У меня возникает смутное чувство, что я уже где-то видела его, где-то до костра.

– Должно быть, тебе интересно, где ты находишься, волчонок?

– Да, пожалуйста, скажите мне. Я буду очень благодарна, – говорю я, всячески желая своими словами показать, что я безобидна. Последнее, что мне нужно сейчас – не понравиться убийце с запятнанными кровью перчатками.

Выражение лица парня по-прежнему холодно-сдержанное.

– Ты в центре Эстенции.

У меня перехватывает дыхание.

– Эстенции? – Портовой столице Кенетры, расположенной на северном побережье страны? Это, наверное, самый удаленный город от Далии и место, куда я и собиралась сбежать. Мне хочется выскочить из постели и посмотреть в окно на легендарный город, но я подавляю это желание, сосредоточив внимание на сидящем рядом аристократе и скрывая свое возбуждение.

– А кто вы? – спрашиваю я и, опомнившись, добавляю: – Сэр?

– Энцо, – склоняет он голову, представляясь.

– Они назвали вас… на костре… они назвали вас Жнецом.

– Под этим именем я тоже известен, да.

Волоски у меня на шее сзади встают дыбом.

– Почему вы меня спасли?

Его лицо впервые расслабляется, уголки губ приподнимаются в легкой насмешливой улыбке.

– А другие бы сначала поблагодарили.

– Спасибо. Почему вы меня спасли?

Я краснею под пристальным взглядом Энцо.

– Давай мы не спеша подойдем к ответу на этот вопрос. – Он снимает ногу с ноги, ударяя каблуком сапога по полу, и наклоняется вперед. Теперь мне видна гравировка в виде ромба на золотом кольце на его пальце. – Утро твоей казни. Ты впервые создала что-то столь противоестественное?

Прежде чем ответить, я некоторое время молчу. Мне солгать? Но он поймет, что я лгу, он же был на месте казни, он знает, за что меня приговорили к сожжению. Поэтому я правдиво отвечаю:

– Нет.

Он несколько секунд обдумывает мой ответ, затем протягивает ко мне руку в перчатке и щелкает пальцами. Над их кончиками оживает маленький огонек, жадно лижущий воздух. В отличие от того, что создала я, этот огонек реален – от него тепло щекам и воздух над ним плывет, искажаясь. В мозгу вспыхивают жуткие воспоминания с ночи моей казни, и я в ужасе дергаюсь в сторону. Огненная стена, созданная им, тоже была настоящей.

Энцо поворачивает запястье, и огонек тухнет, оставляя после себя тоненький завиток дыма. Мое сердце испуганно бьется в груди.

– Когда мне было двенадцать, – говорит он, – кровавая лихорадка дошла до Эстенции. Я заболел и излечился за год. В нашей семье заразился только я. Через год после того, как доктора объявили, что я полностью здоров, я всё еще не мог контролировать температуру собственного тела. В одно мгновение я весь горел, в другое – уже замерзал. А потом, однажды, сделал это. – Он опустил взгляд на свою руку, затем перевел его на меня. – Какая история у тебя?

Я открыла рот и тут же закрыла. Да, всё сходится. Лихорадка волнами гуляла по стране десять лет, начав с моего родного города Далии и закончив здесь, в Эстенции. Из всех кенетреанских городов, Эстенции досталось сильнее всего – сорок тысяч людей умерло и еще сорок тысяч на всю жизнь осталось с отметинами. Сложить их вместе, и получится треть всего городского населения. Город до сих пор пытается оправиться.

– Это слишком личная история, чтобы я рассказывала ее кому-то, кого только что встретила, – выдавливаю я.

Энцо встречает мой взгляд с непоколебимым спокойствием.

– Я рассказал тебе свою историю не для того, чтобы ты получше меня узнала, – говорит он. Я против воли заливаюсь краской. – Я рассказал тебе ее, чтобы предложить заключить сделку.

– Вы один из…

– Как и ты. Ты умеешь создавать иллюзии. Нет ничего удивительного в том, что ты привлекла мое внимание. – Увидев мой недоверчивый взгляд, он продолжает: – Говорят, что после случившегося с твоим отцом, храмы в Далии переполнены перепуганными прихожанами.

Я создаю иллюзии. Могу вызывать образы, которых на самом деле нет, и могу заставить людей поверить в их реальность. Изнутри поднимается противное чувство. «Ты монстр, Аделина». Я инстинктивно потираю ладонями руки, словно пытаясь стряхнуть с себя болезнь. Отец так старался разбудить во мне что-то подобное. И вот оно здесь. А он мертв.

Энцо терпеливо ждет, когда я снова заговорю. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я тихо начинаю рассказывать свою историю.

– Я заразилась кровавой лихорадкой в четыре года. Докторам пришлось лишить меня глаза. – Я нерешительно замолкаю, чтобы потом продолжить: – Я делала это… только дважды. В детстве ничего необычного за собой не замечала.

Энцо кивает.

– Некоторые обнаруживают в себе силы позже других, но все наши истории схожи. Я знаю, что такое расти меченым, Аделина. Все мы знаем, каково это – быть мерзкими выродками.

– Все мы? – переспрашиваю я. Мои мысли снова возвращаются к деревянным дощечкам с гравировкой, к слухам о Молодой Элите. – Есть и другие?

– Да.

Маг. Шагающая по ветру. Алхимик.

– Кто они? Сколько их?

– Немного. Но нас становится всё больше и больше. Примерно через десять лет после того, как в Кенетре утихла лихорадка, некоторые из нас начали заявлять о своем существовании. Странный случай тут, необычное происшествие там. Семь лет назад деревенские жители в Трис Ди Маре до смерти забили камнями маленькую девчушку за то, что она посреди лета покрыла местный пруд льдом. Пять лет назад люди в Удэре сожгли парня за то, что он прямо на глазах любимой заставил распуститься букет цветов. – Он сжимает руки, и мой взгляд снова останавливается на кровавых пятнах, покрывающих тонкую кожу перчаток. – Как видишь, я по вполне очевидным причинам держал в секрете свои способности. Но потом, встретив еще одного человека, которого лихорадка так же, как и меня, одарила странной силой, я передумал.

– Значит, вы – Молодая Элита. – Вот. Я, наконец-то, сказала это вслух.

– Так люди называют нас и наши способности. Инквизиторам это ненавистно. – Энцо криво улыбается одним уголком губ. – Я лидер общества «Кинжала», группы Молодой Элиты, и мы стараемся найти себе подобных до того, как их найдет Инквизиция. Но мы не одни. Я уверен, по миру разбросано множество таких, как мы. Моя цель – найти нас всех и объединить. Казнь посредством сожжения Инквизиторы устраивают каждый раз, как, по их мнению, находят кого-то из Молодой Элиты. Некоторые люди бросают своих меченых членов семьи, боясь того, что те принесут несчастье. Король оправдывает свое ужасное правление существованием мальфетто. Как будто это мы виноваты в том, что население нищенствует. Если мы не будет бороться, то король с Инквизиторами уничтожат нас всех, каждого, кого пометила кровавая лихорадка. – Его взгляд ожесточается. – Но мы будем бороться. Будем же, Аделина?

Слова Энцо напоминают мне о странном шепоте, сопровождающем мои иллюзии – темном, мстительном, искушающем и властном. Тяжесть ложится на грудь. Я боюсь. Но заинтригована.

– Что вы будете делать? – шепчу я.

Энцо откидывается на спинку кресла и устремляет взгляд в окно.

– Захватим трон, разумеется. – Его голос звучит почти бесстрастно, словно он говорит о своем завтраке.

Он хочет убить короля? А как же Инквизиторы?

– Это невозможно, – выдыхаю я.

Он искоса смотрит на меня, одновременно грозно и с удивлением.

– Разве?

Мою кожу покалывает. Я всматриваюсь в него и ошеломленно прикрываю рот ладонью. Я знаю, где видела его.

– Вы… – запинаюсь я. – Вы принц.

Неудивительно, что его лицо кажется мне знакомым. Я видела множество детских портретов принца-первенца Кенетры. Тогда еще он был коронованным принцем, нашим будущим королем. Говорили, он чуть не умер от кровавой лихорадки, но выжил. Меченым. Неподходящим наследником трона. Это было последнее, что мы слышали о нем. После смерти его отца-короля, старшая сестра Энцо лишила его короны и изгнала из дворца, запретив когда-либо появляться рядом с королевской семьей. Королем стал ее муж, могущественный герцог.

Я опускаю взгляд и склоняю голову.

– Ваше королевское высочество, – говорю я.

Энцо отвечает едва заметным кивком.

– Теперь ты знаешь реальную причину, по которой король с королевой выступают против мальфетто. Если мальфетто – мерзкие выродки, то я не подходящий кандидат на трон.

У меня начинают дрожать руки. Теперь я понимаю. Он собирает команду, которая поможет вернуть ему то, что должно было стать его по праву рождения.

Энцо наклоняется ко мне так, что я могу разглядеть в его глазах ярко-красные вкрапления.

– Вот что я предлагаю тебе, Аделина Амутеру. Ты можешь провести остаток своей жизни в бегах, в одиночестве, без друзей, в постоянном страхе, что однажды Инквизиторы поймают тебя и осудят за преступление, которое ты не совершала. Или остаться и посмотреть: может быть, твое место – рядом с нами? Силы, что тебе подарила лихорадка, не настолько бесполезны, какими кажутся тебе. Их можно контролировать. За кажущимся тебе хаосом есть логические причины. Если пожелаешь, можешь обучиться контролю своих сил. И тебе за это хорошо заплатят.

Когда я ничего не отвечаю, Энцо поднимает руку и касается моего подбородка.

– Как много раз тебя обзывали выродком? – шепчет он. – Монстром? Никчемной?

Слишком много раз.

– Тогда позволь открыть тебе секрет. – Он придвигается ко мне так, что его губы почти касаются моего уха. По позвоночнику проходит дрожь. – Ты не выродок. Ты не просто мальфетто. Поэтому-то тебя и боятся. Боги наделили тебя силой, Аделина, потому что мы рождены, чтобы править миром.

Голову заполняют воспоминания – о детстве, о сестре и отце, о темнице Инквизиторов, о железном столбе, о бледных глазах Терена, о выступающей против меня людской толпе. Мне вспоминается, как часто я скрючившись сидела наверху ступеней в своем доме, представляя, как правлю свысока. Я могу подняться над всем этим, если стану одной из них. С ними я буду в безопасности.

Внезапно в присутствии члена Молодой Элиты власть Инквизиторов кажется мне далекой.

Я вижу, что Энцо наблюдает за сменой оттенков моих волос и ресниц. Его взгляд медленно скользит к занавешенному волосами изуродованному глазу. Я краснею. Он протягивает руку, но не дотрагивается до меня, будто ожидая, что я, оробев, отстранюсь, но я не двигаюсь. Энцо прикасается к моим волосам и аккуратно убирает их с моего лица, открывая шрам. От кончиков его пальцев исходит жаркое тепло, и от этого восхитительного ощущения у меня учащенно бьется сердце. Некоторое время он ничего не говорит, затем стягивает с одной руки перчатку. У меня вырывается судорожный вздох. Под кожей его ладонь – месиво сожженной плоти, большей частью зажившей и покрытой сетью чудовищных шрамов, которые, должно быть, скопились за долгие годы, но некоторые места все еще воспалены и сочатся кровью. Энцо снова натягивает перчатку, заменяя изуродованную кожу черной кожей, запятнанной кровью. От силы.

– Укрась свои изъяны, и они станут твоими достоинствами, – мягко говорит он. – И если ты станешь одной из нас, я научу тебя использовать их, как наемные убийцы используют кинжал. – Его глаза сужаются, легкая улыбка сменяется жесткой усмешкой. – Так скажи же мне, волчонок: ты хочешь наказать тех, кто причинил тебе зло?

Терен Санторо

Эстенция. Полдень.

Терен стоит за одной из колонн, окаймляющих дворцовый двор, сливаясь своей мантией Главного Инквизитора с белым мрамором. На его лице играют светотени. Сердце бьется где-то в горле. Вдалеке, по дворовой тропинке, частично скрытая из вида вьющимися по колонне розовыми кустами, идет в одиночестве королева Кенетры. Ее темные кудри уложены в высокую прическу, а кожа в солнечном свете приобрела теплый оттенок. Ее Величество, Королева Кенетры, Джульетта I.

Терен ждет, пока она не подойдет достаточно близко, и когда она проходит мимо него, хватает ее за запястье и мягко утягивает в тени за колонной.

Королева тихо ахает и улыбается, поняв, кто ее пленил.

– Ты вернулся из Далии, – шепчет она, – и вновь взялся за свои мальчишеские штучки?

Терен вжимает ее в колонну и скользит губами по шее. На королевском платье сегодня чересчур глубокий вырез, выставляющий на показ красивую полную грудь. Терен с ревностью думает о том, кого королева собралась искушать: короля или его? Король – зрелый мужчина, ему уже далеко за сорок. Терену же всего девятнадцать. «Ей нравится моя молодость? Скорее всего, она видит во мне слишком юного мальчика, моложе ее самой почти на пять лет». Он в который раз удивляется тому, как сильно ему повезло привлечь к себе внимание королевской особы.

– Я вернулся вчера вечером, – шепчет он в ответ и страстно ее целует. – Вы вызывали меня, Ваше Величество?

Терен покрывает поцелуями ее подбородок, и королева тихо вздыхает. Ее пальцы пробегаются по его серебристому ремню, и он выгибается ей навстречу, горя желанием.

– Да. – Она на секунду останавливает его, чтобы посмотреть прямо в лицо. Ее глаза темны – так темны, что порой кажутся черными пустотами, способными затянуть в себя и никогда не отпускать. – Они забрали ее?

– Забрали.

– И ты сможешь снова ее найти?

Терен кивает.

– Не знаю, за что боги разгневались на нас и наслали проклятье в виде этих демонов, но обещаю вам – мы используем ее. Она приведет меня к ним. Я уже собрал пять отрядов из своих самых лучших солдат.

– А сестра этой девушки? Ты упомянул ее в своем донесении.

Терен склоняет голову.

– Да, Ваше Величество. Виолетта Амутеру взята под мою охрану. – На его губах на мгновение появляется улыбка. – Она цела и невредима.

Королева одобрительно кивает. Протянув руку, расстегивает застежку на воротнике его мантии, открывая ямку на шее, и проводит по ней тонким пальчиком. У Терена вырывается вздох. «Боже, как же я хочу тебя! Я люблю тебя. Я не достоин тебя». Королева задумчиво сжимает губы и снова смотрит ему прямо в глаза.

– Дай мне знать, когда найдешь девушку. Мне неприятно, что Элита насмехается над короной.

«Я все что угодно сделаю для тебя».

– Как вам будет угодно, Ваше Величество.

Джульетта с нежностью касается его щеки. Ее ладонь холодна.

– Король будет рад это услышать, как только вылезет из постели своей любовницы. – На последних словах она делает акцент.

Терен мрачнеет. Король должен был сейчас находиться на совете, а не кувыркаться в постели с возлюбленной. Он не король. Он – герцог, за которого насильно выдали королеву. Развязный, надменный, непочтительный герцог.

Терен приникает к губам королевы, срывая с них еще один страстный поцелуй.

– Пожалуйста, скажи мне, когда сможешь прийти ко мне опять, – молит он прерывисто, с нежностью в голосе.

– Я приду к тебе сегодня вечером.

Королева многозначительно улыбается ему, и ее улыбка полна секретов. Это улыбка женщины точно знающей, что сказать безумно влюбленному в нее юноше. Она притягивает его к себе и шепчет на ухо:

– Я тоже соскучилась по тебе.

Существует четыре места, где всё еще обитают духи…

Покрытая снегом Ночная Тьма, забытый рай Собри Элан,

Стеклянные Столпы Дюмона и человеческий разум —

Бесконечный и непостижимый мир, где призраки будут пребывать вечно.

– «Исследование древних и современных мифов», Мордове Сениа.

Аделина Амутеру

Неделю я не выхожу из своей спальни. Я погружаюсь и выплываю из сна, просыпаясь только для того, чтобы полакомиться сладостями и жареным мясом, ежедневно приносимым в мою комнату, и позволить служанке сменить мне повязки и одежду.

Иногда меня заходит проведать Энцо, всегда с непроницаемым лицом и в перчатках. Больше меня никто не беспокоит. Больше мне ничего не говорят об обществе «Кинжала». Я понятия не имею, что они будут со мной делать.

Проходят дни – проспери, эва, мора, сапьен[2]2
  Проспери, эва, мора, сапьен – названия дней недели.


[Закрыть]. Я представляю, чем сейчас занята Виолетта, и гадаю: думает ли она обо мне? В безопасности она или нет? Ищет меня или спокойно живет себе дальше?

Когда снова наступает проспери, я оправляюсь достаточно для того, чтобы снять все повязки. Синяки на запястьях и лодыжках побледнели, и кожа на них зажила. Со щеки спала опухоль, и лицо вновь стало нормальным. Но я похудела, и волосы свалялись в колтуны, а место на голове, где отец выдрал волосы, всё еще ноет.

Я каждый вечер рассматриваю свое отражение в зеркале, наблюдая за тем, как оранжевый отсвет свечей играет на моем лице, как он высвечивает шрамированную кожу поверх потерянного глаза. В уголках сознания всплывают темные мысли. Я слышу шепот, и что-то в нем живет, требует моего внимания, манит меня в самую глубину теней, и я боюсь его слушать.

Я выгляжу так же, как раньше. И в то же время сама себя не узнаю.

* * *

Разговор у моей спальни пробуждает меня ото сна, окуная в золотистый свет утра. Неподвижно лежа в постели, я прислушиваюсь к доносящимся из-за двери голосам и тут же их узнаю. Это Энцо и моя служанка.

– … неотложные дела. Госпожа Амутеру. Как она?

– Намного лучше. – Пауза. – Чем мне занять ее сегодня, Ваше Высочество? Она выздоровела и не находит себе места. Может быть, показать ей дворец?

Короткое молчание. Я представляю Энцо, отвернувшегося от служанки и сжимающего в руке перчатки, с лицом столь же равнодушным, как и его голос.

– Отведи ее к Рафаэлю, – наконец отвечает он.

– Да, Ваше Высочество.

На этом разговор окончен. Я слышу удаляющиеся шаги, звук которых сначала затихает, а потом и вовсе пропадает. Меня пронзает странное разочарование от мысли, что Энцо не будет рядом со мной. Я надеялась порасспрашивать его. Служанка хотела показать мне дворец. Что это за дворец? Королевский? И кто такой Рафаэль?

Я остаюсь в постели в ожидании служанки.

– Доброе утро, госпожа, – входит она с шелками и кувшином горячей воды, над которым поднимается пар. – Поглядите-ка! Да ваши щечки порозовели! Это очаровательно.

Мне непривычно, что кто-то всё время говорит мне комплименты и выполняет любую мою прихоть. Я благодарно улыбаюсь.

После того как служанка помогает мне вымыться и надеть бело-голубое платье, я закрываю волосами отсутствующий глаз и морщусь, когда она проводит расческой по больному месту на коже головы.

Наконец, я готова. Подойдя к двери, я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Затем впервые выхожу из своей спальни.

Идя по узкому коридору, рассматриваю стены. Их украшают картины с изображением богов – восходящий из моря прекрасный Пулькритас и падающий с небес юный Лаэтес. Краски на картинах столь ярки и свежи, словно их рисовали совсем недавно. Сводчатый потолок очерчивает мраморный бордюр. Я так увлекаюсь разглядыванием всего этого богатства, что отстаю от служанки, и лишь после ее просьбы поторопиться, отвожу взгляд от окружающей меня красоты и ускоряю шаг. Догнав девушку, я пытаюсь придумать, что ей сказать, но каждый раз, как открываю рот, она вежливо улыбается мне и смотрит в сторону, не проявляя ни малейшего интереса. Я решаю, что лучше мне помолчать. После очередного поворота мы внезапно останавливаемся перед сплошной стеной с колоннами.

Проведя ладонью по одной из колонн, служанка толкает стену рукой, и я потрясенно вижу, как та разворачивается, открывая за собой еще один коридор.

– Идемте, молодая госпожа, – зовет меня девушка через плечо.

Ошеломленная, я следую за ней. Стена за нашими спинами возвращается на свое место, словно за ней ничего не существует.

Чем дальше мы идем, тем сильнее меня одолевает любопытство. Такая планировка дворца, конечно же, не случайна. Если здесь прячется Молодая Элита – ассасины, разыскиваемые Инквизицией, – то вполне понятно, что к ним нельзя запросто войти через дверь с улицы. Элита скрывается за стенами другого здания. Но что же это за дворец такой?

Служанка останавливается у высоких двойных дверей в конце коридора. На них искусно выгравированы страстно обнимающиеся Амаре с Фортуной – бог любви и богиня удачи и процветания. У меня перехватывает дыхание. Теперь я знаю, где нахожусь.

В борделе.

Служанка открывает двери, и мы входим в пышно убранную гостиную с еще одной дверью, вероятно ведущей в спальню. От этой мысли у меня вспыхивают щеки. Часть комнаты открывает вид на полный зелени внутренний дворик. Чуть колышутся полупрозрачные шелковые занавески, на легком ветерке поют серебряные колокольчики. В воздухе пахнет жасмином.

Служанка стучит в дверь спальни.

– Да? – отвечает ей кто-то.

Голос приглушен, но несмотря на это я слышу, что он необычайно красив. Как у менестрелей.

Девушка склоняет голову, хотя кроме меня ее никто не видит.

– К вам пришла госпожа Амутеру.

Молчание. Затем раздаются тихие шаги. Через мгновение дверь распахивается, и я, потеряв дар речи, во все глаза смотрю на появившегося парня.

Знаменитый поэт из Солнечных земель в своей оде нашим трем лунам восхвалял их чудесный свет, отражающийся в морской воде. Красивое лицо «поцеловано луной и водой», – писал он. И в его устах это был комплимент всего лишь двум людям: его матери и последней принцессе империи Фейсен. Если бы он еще жил и видел того, на кого я сейчас смотрю, то этой поэтической похвалы удостоился бы и третий человек. Луна с водой, должно быть, зацеловали этого парня.

Его блестящие черные волосы собраны в свободную косу. Оливковая кожа гладка и без единого изъяна. Он окутан слабым мускусным ароматом ночных лилий – дурманящим и обещающим запретные удовольствия.

Я настолько потрясена его внешностью, что не сразу замечаю его метку – разного цвета глаза под завесой длинных, темных ресниц: один – медово-золотистый, а другой – изумрудно-зеленый, как летняя листва.

Служанка склоняет голову в знак прощания с нами и поспешно выходит в коридор, оставляя нас наедине. Парень улыбается мне, и на его щеках появляются ямочки.

– Рад познакомиться с тобой, Аделинетта.

Он берет меня за руки и, наклонившись, целует в обе щеки. От прикосновения его мягких губ по коже пробегают мурашки. У него прохладные нежные руки, на узких пальцах тонкие золотые кольца, ногти блестят. А голос такой же мелодичный, каким слышался из-за двери.

– Я Рафаэль.

Меня отвлекает движение за его спиной. Спальня тускло освещена, но тем не менее я отчетливо вижу очертания переворачивающегося на постели мужчины и его каштановые волосы. Я перевожу взгляд на Рафаэля. Это, и правда, бордель. А Рафаэль, должно быть, – клиент.

Рафаэль замечает мое смятение и, покраснев, опускает пушистые ресницы. Никогда еще такое простое действие не казалось мне столь соблазнительным.

– Прошу меня простить. Зачастую приходится работать до самого утра.

– О, – удается выдавить мне. Я идиотка. Он вовсе не клиент. Это мужчина в спальне – клиент, а Рафаэль – его консорт. Я должна была бы сразу это понять, но для меня консорт – это человек, занимающийся уличной проституцией. Бедный и отчаявшийся, продающий себя на обочине или в борделях. Но никак не парень с лицом, являющимся практически произведением искусства.

Рафаэль оглядывается и, убедившись, что его клиент снова погрузился в глубокий сон, выходит из своей спальни и неслышно притворяет дверь.

– Меркантские принцы имеют обыкновение долго спать по утрам, – мягко улыбнувшись, объясняет он и кивком зовет меня за собой.

Я иду за ним, восхищаясь изяществом его движений, простых, но идеально-утонченных. Наверное, именно таким и должен быть консорт высокопоставленных особ. Эти гостиная и внутренний двор принадлежат ему?

– Головокружительное ощущение – чувствовать твою энергию так близко, – говорит Рафаэль.

– Ты можешь чувствовать меня?

– Я первым тебя обнаружил.

– О чем ты? – хмурюсь я.

Мы с Рафаэлем выходим из гостиной в коридор, а потом – во двор к фонтанам. Ветер треплет его черные волосы, открывая несколько ярких сапфировых прядей – будто вплетенных в канву ночи ниточек драгоценных камней. Вторая метка.

– В ту ночь, когда ты сбежала из дома, – продолжает Рафаэль, – ты остановилась на рыночной площади Далии.

Я вздрагиваю. Перед глазами мелькает залитое дождем лицо отца и его растянутые в жестокой усмешке губы.

– Да, – шепчу я.

– Энцо на несколько месяцев отослал меня на юг Кенетры искать таких, как ты. Я почувствовал тебя сразу же, как приехал в Далию. Однако твоя энергия ощущалась слабо, она то проявлялась, то исчезала, и мне потребовалось несколько недель, чтобы сузить район поисков. – Рафаэль останавливается перед самым большим фонтаном. – Но увидел я тебя впервые на рыночной площади. Ты скакала на коне под дождем. Я сразу же отправил Его Высочеству послание.

Значит, меня действительно кто-то видел той ночью. Парень, который может чувствовать таких, как я. Наверное, это его особая способность, как у Энцо вызывать огонь, а у меня – иллюзии.

– Так вы привлекаете Молодую Элиту в общество «Кинжала»?

– Да. Меня зовут Посланником. Я занимаюсь поиском новых членов общества. Из тысячи мальфетто всегда найдется тот самый, единственный. Но если потенциальный новобранец попадает в руки Инквизиторов, спасти его довольно трудно. Ты первая, кого нам удалось практически вырвать из их лап. – Рафаэль подмигивает мне изумрудным глазом. – Поздравляю.

Жнец. Посланник. Общество людей с двойными именами и скрытыми в них значениями. Я глубоко вздыхаю, вспомнив о других слышанных мной именах.

– Меня никто не предупредил, что у вас тут… бордель, – замечаю я.

– Дворец удовольствий, – поправляет меня Рафаэль. – Бордели для бедняков и людей с дурным вкусом.

– Дворец удовольствий, – эхом повторяю я.

– Наши клиенты приходят сюда послушать музыку, насладиться красотой, поговорить, посмеяться и поупражняться в острословии. Они ужинают и выпивают с нами. Забывают обо всех своих тревогах. – Рафаэль улыбается с притворной скромностью. – Иногда за пределами спальни. Иногда – в ее пределах.

Я бросаю на него искоса опасливый взгляд.

– Надеюсь, чтобы присоединиться к обществу «Кинжала» мне не нужно становиться консортом? – спрашиваю я и поспешно добавляю: – Я, конечно же, не хотела тебя этим обидеть.

Рафаэль отвечает мне тихим смехом – чудным, как и все остальное в нем, приятным как звон летних колокольчиков, и от этого звука на сердце становится светло и хорошо.

– То, где ты спишь, не говорит о том, кто ты. Ты несовершеннолетняя, Аделинетта. Никто во дворце Фортуны не может заставить тебя прислуживать клиентам, если только ты сама этого не захочешь.

От такого предположения я зарделась.

Мы с Рафаэлем огибаем двор. Здесь ветер приносит с собой сладкие ароматы весны. Я понимаю, что бордель – дворец удовольствий – находится на холме, но когда открывается вид на город, расположенный внизу, у меня перехватывает дыхание.

Эстенция.

Дома из красного кирпича и широкие чистые дороги. Остроконечные шпили и изогнутые арки. Узкие переулки утопают в цветах и лозах. На солнце блестят огромные монументы. Главные площади полны зелени и суетящихся людей. Лошади тянут груженые ящиками и бочонками телеги. Вход в гавань подпирают статуи двенадцати богов и ангелов. В синеве моря отражаются белые паруса тяжелых галеонов и легких, подвижных каравелл, их флаги – радужное разноцветье королевств со всех концов света. Меж них скользят гондолы – светлячки среди морских исполинов. Где-то в отдалении звонят колокола. На горизонте видны расплывчатые очертания островков, дальше – лишь гладь Солнечного моря. А в небесах…

Я восторженно ахаю, заметив громадное существо, напоминающее ската, медленно летящее по небу над гаванью. Его гладкие, просвечивающиеся крылья вытянуты в длинную линию. Кто-то – почти невидимая глазу крохотная точка – сидит у него на спине. Существо издает низкий звук, эхом разносящийся по городу.

– Балира! – восклицаю я.

Рафаэль смотрит на меня через плечо – так величественно и спокойно, что его с легкостью можно было бы принять за члена королевской семьи. Он улыбается, видя мою радость.

– Живя рядом с водопадами, ты должна была бы часто видеть, как они доставляют груз в Далию.

– Но никогда в такой близости.

– Понятно. Что ж, у нас тут теплое мелководье, поэтому они собираются здесь летом для разведения потомства. Ты еще насмотришься на них, обещаю.

Покачав головой, я продолжаю любоваться открывшимся видом.

– Город прекрасен.

– Только для новоприбывшего. – С лица Рафаэля сходит улыбка. – Мы – не народ Снежных земель. Если его лихорадка еле затронула, оставив после себя лишь несколько меченых, которых все чтят, то Эстенцию она опустошила. И город до сих пор никак не оправится. Торговля в упадке. В море свирепствуют пираты. Город беднеет, и люди голодают. Из мальфетто делают козлов отпущения. Только вчера убили девочку-мальфетто, закололи на улице насмерть. Инквизиторы закрывают на это глаза.

Мой восторг угасает, и, снова взглянув на распростертый внизу город, я замечаю множество заколоченных досками магазинов, нищих, белые мантии Инквизиторов. Мне становится не по себе, и я отворачиваюсь.

– В Далии почти то же самое, – тихо говорю я и, коротко помолчав, спрашиваю: – А где все остальные из Элиты?

Мы подходим к ничем не примечательной каменной стене, находящейся за углом внутреннего дворика. Не знай, что здесь за стенами прячется, никогда у такой не остановишься. Рафаэль проводит по ней пальцами и толкает. Стена бесшумно сдвигается, и нас встречает порыв холодного воздуха. Я заглядываю внутрь. Стертые каменные ступени ведут вниз, во тьму.