Текст книги "Подарок ангела"

Автор книги: Мари Феррарелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Фрэнк вошел в свой гостиничный номер усталый после ожесточенной партии в теннис. Вчера на него, как гром с ясного неба, свалился Грег, чтобы предложить свой ключ от клуба. Теперь Фрэнк мог посещать клуб на правах его гостя до отъезда из Сиэтла. Обрадованный, Фрэнк убедил Донну пойти с ним. Донне удалось так перестроить свой день, чтобы выкроить час после обеда. Они встретились у спортивного клуба_ неподалеку от аэропорта. Изматывающий получился час.

     Чудесно было, думал он, падая на кровать, провести с ней немного времени наедине, хоть и пришлось все это время гоняться за мячом. Он чувствовал себя совершенно обессиленным. Он уже сто лет не играл в теннис. Донна была в гораздо лучшей форме.

     Ее форма, подумал он с блаженной улыбкой, превосходна.

     Фрэнк положил руки под голову, переплетя пальцы. Он разрушает выстроенные ею барьеры. Приходится нелегко, но теперь она чувствует себя с ним свободнее. И даже смеется. Пока не вспомнит о своем горе.

     И вот это надлежит изменить.

     Фрэнк знал, что зашел так далеко, как только мог. Ни с того ни с сего взятый недельный отпуск продолжался уже четвертую неделю. Джинни не может ждать его возвращения вечно.

     Загнанное в далекий закоулок души чувство вины не переставало, однако, скрестись там, и именно оно заставило Фрэнка дотянуться до стилизованного под старину телефонного аппарата и набрать домашний номер сестры.

     Трубку сняли, едва прозвучал первый гудок.

     – Алло?

     Фрэнк улыбнулся про себя очень уверенному и очень юному голосу Молли.

     – Привет, Молли. Это дядя Фрэнк. Мама дома?

     – Привет, дядя Фрэнк! – Ее радость рвалась из трубки.

     Мысленным взором он видел, как она зажимает трубку между плечом и ухом, придерживая рукой, как делала это всегда, подражая матери.

     – Нет, мамочка еще в клинике. Работает. – Светская дама исчезла, уступив место девочке. – Когда ты приедешь, дядя Фрэнк? Я скучаю по тебе, и мама теперь никогда не бывает дома. – Она замолчала, будто испугавшись, что выдала секрет. – Папочка старается изо всех сил, но все равно ужины у него получаются невкусные.

     Фрэнка поражало, как легко дети осваиваются с переменами. Как легко Молли стала называть Шейна папочкой почти с самого начала. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы Тейлор и Стивен стали называть его папой.

     Если такое вообще возможно.

     Но тут чувство вины вырвалось на свободу при мысли о том, что означали слова Молли.

     – У мамы сейчас много работы, да?

     Молли драматически вздохнула, и Фрэнк готов был поклясться, что это получилось у нее в точности как у взрослой женщины.

     – Постоянно. Первая медсестра уехала, а следующая, как сказала мамочка... – Молли напряглась, вспоминая, – не оправдала надежд. Потом была еще одна. Но она уехала через день. Теперь мамочке некогда даже пообедать со мной. Бабушка говорит, она совсем исхудала.

     Всякий раз, когда он звонил Джинни в клинику, сестра уверяла, что все идет как по маслу. Говорила, чтобы он не спешил с отъездом из Сиэтла, поскольку она вполне справляется. Зачем она лгала? Почему не сказала, как на самом деле лихорадит клинику?

     Вина поднималась, как тесто, в которое положили слишком много дрожжей. Больше нельзя давать себе поблажки.

     Он принял решение.

     – Скажи мамочке, что я еду домой. – Он встал. Неуверенность прокралась в едва родившийся план. – Буду не позже чем завтра вечером. До свидания, моя сладкая. – Он уже хотел повесить трубку, но услышал еще какой-то голос на том конце.

     – Подожди, дядя Фрэнк, не вешай трубку. Папочка хочет поговорить с тобой.

     Донесся шорох переходящей из рук в руки трубки. Теперь уже Фрэнк зажал трубку между плечом и шеей, достал из шкафа свой чемодан и бросил на кровать. И как раз успел расстегнуть молнию, когда раздался голос зятя.

     – Привет, бродяга. Как дела? Подожди, – перебил он Фрэнка, не дав ответить. – Молли, мой руки, ужин почти готов. Извини, я тебя снова слушаю, Фрэнк.

     Интересно, подумал Фрэнк, отдаленный стон был плодом его воображения или реакцией Молли на упоминание об ужине?

     – Вопрос не во мне, – ответил он на приветствие Шейна, – а в Джинни. Молли меня тут немножко просветила. Она говорит, что сестры расползаются из клиники, как тараканы.

     Неловкая пауза показала, что такая информированность застала Шейна врасплох. Данное жене слово боролось с нежеланием врать. Правдолюбие победило.

     – Да, счет пока три – ноль. Сейчас у нее нет никого, но ты же знаешь Джинни. Упрямая как осел.

     Да, и способная уработать себя до полусмерти.

     – Но почему... – начал Фрэнк.

     Шейн рассмеялся.

     – Она хотела дать тебе шанс пойти за своим ангелом. С тех пор как мы познакомились, Джинни искренне верит в предчувствия и предначертания. У нее такое чувство, что Донна – твоя суженая.

     Жаль только, что Донна смотрит на это иначе, подумал Фрэнк. Но как бы она ни смотрела, работа есть работа.

     – Что ж, если она назначена мне судьбой, то судьба позаботится о том, чтобы довести начатое до конца. Скажи Джинни, что завтра я буду дома.

     – Отлично! – В голосе Шейна смешались облегчение и озабоченность. – Мне не очень нравится твой голос. У тебя все в порядке?

     – Потом поговорим. – Фрэнк вдруг почувствовал себя шерифом, надевшим на плечо ремень своей винтовки и щурящимся на полуденное солнце. – Увидимся завтра вечером.

     – Обязательно позвони, когда прилетишь. Я заеду за тобой в аэропорт, – пообещал Шейн.

     Аэропорт находился в Ривердейле.

     – Это же двадцать пять миль, незачем тебе...

     Шейн оборвал его:

     – Кто-то забыл, что я из Лос-Анджелеса. Двадцать миль у нас не расстояние. Увидимся завтра вечером, шурин.

     – Добро.

     Фрэнк повесил трубку и вздохнул, разглядывая содержимое чемодана.

     Нельзя позволять сестре работать до изнеможения, пока он гоняется за миражами. Он взрослый человек, имеющий обязательства. Которыми слишком долго пренебрегал.

     Придется сказать Донне, что он уезжает. И остается надеяться, что она в конце концов согласится на совместное будущее.

     Когда он пришел в дом к Донне, там как раз накрывали обед. Стивен потащил его на кухню, болтая еще быстрее, чем всегда. Фрэнк подошел к своему обычному месту за столом и провел руками по спинке стула, чувствуя сосущую тяжесть в животе.

     Он не хотел задавать вопрос, на который последует «нет» от Донны.

     Донна повернулась в тот самый момент, когда Фрэнк входил на кухню. Руками в варежках-прихватках она держала горшочек, до краев наполненный куриным тетразини.

     – Эй, почему такая кислая мина? Сегодня у нас не тунец, – пошутила она, ставя горшочек на стол. Она явно рада была видеть его. – После сегодняшней игры я решила, что ты заслуживаешь хорошего обращения. Я выиграла у него шесть – ноль, – похвасталась она.

     Глаза ее сверкали. Донна подумала, что он изменил ее жизнь. Он заставил ее вспомнить о смехе и даже забыть на время о преследующих ее кошмарах.

     Можно будет сказать после ужина, решил Фрэнк. Зачем портить всем аппетит? И потом, он хотел поговорить с Донной наедине. Сейчас, когда все собрались за кухонным столом, момент был не самый подходящий.

     Лиза постучала ложечкой по стакану, призывая к молчанию, как только Донна села за стол.

     – У меня есть объявление: я сбросила шесть фунтов. – Она улыбнулась, накладывая себе тетразини. – И вы все знаете, что из этого следует.

     Стол хором проскандировал:

     – Больше шоколада!

     – Ты прекрасно ужилась бы с моей племянницей, – сказал Фрэнк, когда все отсмеялись. Он положил себе крошечную порцию. Блюдо пахло изумительно, но сейчас ничто не могло пробудить в нем аппетит. – Молли обожает шоколад.

     Стивен безуспешно пытался навертеть на вилку спагетти.

     – Да? – Он нагнул голову, шумно втягивая спагетти. – А сколько ей лет?

     – Молли – шесть, – сказал Фрэнк и добавил про себя: «Но можно дать двадцать восемь».

     Донна подала Стивену его салфетку. Мальчик перепачкал подбородок в соусе. Яростное растирание салфеткой привело только к тому, что пятно расползлось на пол-лица. Внимание Стивена делилось между едой и племянницей Фрэнка, что не способствовало аккуратности.

     – Когда ей исполнилось шесть?

     Фрэнку пришлось задуматься на минутку, чтобы вспомнить:

     – Второго мая.

     На лице мальчика появилась победная ухмылка мужского превосходства.

     – Ха! Я старше. Я родился в апреле. – Он снова вонзил вилку в спагетти, возобновляя безуспешные попытки. Вдруг Стивен с надеждой посмотрел на Фрэнка. – А я когда-нибудь увижу Молли?

     – Не знаю. – Фрэнк посмотрел на Донну и встретил ее сосредоточенный взгляд. – Это не мне решать.

     – А кому? – заинтригованный Тейлор задрал брови.

     – Вашей маме. – Фрэнк заметил, как Донна вдруг опустила глаза и вся погрузилась в поглощение ужина. Он снова обратился к детям: – Вы могли бы взять да и приехать в Уилмингтон-Фоллз.

     Стивен обдумал эту возможность.

     – А Молли не может приехать к нам?

     Джинни приедет в Сиэтл только в том случае, если он останется здесь, а Фрэнк уже решил про себя, что не сделает этого. Не может. Он прижился в Уилмингтон-Фоллзе, где все знают друг друга, и предпочитал удовлетворять потребность в «большом городе», когда таковая возникала, съездив в соседний город, а не выглянув в окно.

     – Она бы, наверное, не отказалась, – ответил Фрэнк, покончив с едой. – Но ее мама – доктор в клинике. Той самой, где я работаю медбратом, – добавил он и увидел, как Стивен прыснул в кулак. Стивен по-прежнему считал, что «медбрат» – это очень смешно. – И когда она уезжает надолго, клинику начинает немножко лихорадить. – Он снова почувствовал укол совести. То же самое можно было бы сказать и о его отъезде.

     – Ага, – быстро рассудил Стивен, – значит, ехать придется нам. – Он всем корпусом развернулся к матери. – Можно, ма? Пожалуйста.

     Фрэнк умеет подставлять, подумала Донна. Из-за него она снова должна выглядеть тираном. Искоса глянув на Фрэнка, она неуверенно пожала плечами.

     – Может быть. Когда-нибудь.

     Уклончивый тон многое сказал Фрэнку. Больше, чем он хотел бы.

     – Эй, Фрэнк, мама взяла для нас новый видик. С тем накачанным парнем, – возбужденно сообщил Тейлор, выходя из-за стола.

     – Знаешь, – весело подсказала Лиза, – тот, у которого фамилия такая же большая, как плечи.

     – Здорово, – попытался изобразить энтузиазм Фрэнк. – Только давай попозже, ладно? Я хочу помочь вашей маме с посудой.

     Стивен уже соскальзывал со стула с гибкостью, доказывающей, что в его возрасте наличие костей вовсе не обязательно.

     – Ладно. Пойдем, Тей, я покажу тебе, как останавливать картинку.

     – Замораживать картинку, Ставень. И я научился этому раньше тебя. – Тейлор поспешил за братом.

     Лиза оглянулась через плечо, выходя вслед за мальчиками.

     – Ведите себя хорошо. – Она обращалась к Донне и Фрэнку, а не к Тейлору и Стивену.

     На мгновение в кухне воцарилась тишина, составлявшая резкий контраст с происходящим в соседней комнате. Донна собрала тарелки и отнесла в раковину, чтобы ополоснуть. Почему-то у нее напряглись плечи. Жизнерадостное настроение последних дней исчезло. Она держалась за него, за смех, который Фрэнк внес в ее жизнь, потому что знала: все это временно и не накладывает на нее никаких обязательств. Это было безопасно и чудесно.

     А сейчас, похоже, кончалось.

     Она чувствовала приближение этого момента. Знала, что его не миновать. Но теперь, когда он пришел, внутри разрасталась пустота, угрожающая поглотить ее целиком.

     Донна спросила, стоя спиной к Фрэнку:

     – Ты уезжаешь, да?

     Она говорила так тихо, что Фрэнк не понял, что она чувствует.

     – Да.

     Последняя тарелка вымыта. Она рассматривала струю воды, разбивающуюся о пальцы, будто зрелище чрезвычайно ее интересовало. Будто внутри ее не воцарялся хаос.

     – Когда?

     – Завтра утром. Я позвонил Джинни сразу после игры. – Он просунул руку и закрыл воду.

     Донна подняла к нему глаза, и сердце заколотилось в самом горле.

     – И?..

     – Я не застал ее.

     Донна повернулась к нему. Его глаза искали в лице женщины следы волнения. Неужели его отъезд ей совершенно безразличен? Нет, для нее это важно. Он точно знал. И все же между ними оставался барьер, стена, которую он не мог пробить, как ни пытался. Что делать? Время уходило.

     – Она была еще в клинике. Все это время она задерживается в клинике до вечера. Я говорил с Молли и узнал, что Джинни приходится работать гораздо больше, чем обычно, что сестры, присылаемые агентством, не справляются. Шейн сказал, что сейчас у них вообще нет ни одной.

     Донна проскользнула мимо него и взяла кухонное полотенце. Она тщательно вытирала руки, будто это было для нее сейчас самым важным. Будто внутри у нее не шла ожесточенная борьба. Наконец она глубоко вздохнула.

     – Разумеется, тебе лучше вернуться домой.

     Он не верил своим ушам. Ее голос звучал совершенно бесстрастно. Ни следа сожаления. Ничего.

     – Вот так взять и уйти?

     Донна сглотнула, пытаясь увлажнить пересохший рот. Пытаясь проглотить поднимающиеся в горле слезы. Она заставила губы сложиться в улыбку.

     – Нет, лучше будет воспользоваться самолетом.

     Черт возьми, зачем она это делает?

     – Сейчас не лучшее время для шуток.

     Она отшвырнула полотенце, злясь на себя за то, что попала в плен двух разных миров: хочет его и боится этого желания. Страх привязанности и боли, неизбежно следующей за ней, имел над ней слишком большую власть, из-под которой ей уже не вырваться.

     Даже ради него.

     – А что я должна сказать: «Останься, Фрэнк. Останься со мной и мальчиками»? – Она покачала головой. – Не могу. Это не твой мир. – Просить его остаться было бы нечестно по отношению к ним обоим. Она даже не знает, способна ли дать ему то, чего он хочет. Не знает, сможет ли когда-нибудь разбить свои цепи.

     Он обнял Донну, надеясь, что физический контакт ослабит силовое поле, которое она соорудила вокруг своего сердца. Она любит его. Он знал, что она любит его. Она никогда этого не говорила, но не настолько у него буйная фантазия, чтобы все ее молчаливые ответы были плодом воображения.

     – Ты могла бы поехать со мной. Хоть ненадолго – ты и мальчики, – соблазнял он, запуская руку в ее волосы. – Посмотришь, как мы живем. И, может быть, тебе захочется остаться.

     Как он безжалостен! Она покачала головой.

     – Остаться я все равно не смогу.

     Он сражался за свою жизнь, и знал это. Гордость требовала отступиться, но что-то заставляло пойти дальше, чем он считал для себя возможным.

     – У нас там не такая глушь, как ты можешь подумать.

     Она отстранилась.

     – Я знаю. Ты уже рассказывал. – Донна на мгновение закрыла глаза, скрывая слезы. Когда она снова подняла веки, слезы блестели в глазах. – Дело не в городе, Фрэнк, дело во мне.

     Он сдерживался изо всех сил. Почему она отказывается от того, что – они оба это знают – хорошо и правильно? Губы его горько скривились.

     – Ты единственная, с кем я хотел бы связать свою жизнь. И ты не даешь мне даже шанса. – Ему так хотелось встряхнуть ее, трясти, пока рассудок не вернется в ее голову, что Фрэнк сунул руки в карманы. – Мальчики привыкнут. Уилмингтон-Фоллз хорош для малышей, и к тому же городок разрастается. – Он видел, что слова просто не доходят до нее. – Не с головокружительной скоростью, но скотину мы уже держим в хлеву. Она ест с нами за одним столом только по воскресеньям.

     Донна видела, как боль и гнев растут в его глазах, и знала, что виной этому она. Чувство вины боролось с инстинктом самосохранения. Разум искал приемлемого объяснения. Любого объяснения.

     – Я вовсе не думаю, что вы там спите на соломе. Просто не могу взять и сняться с места. Мальчики здесь определены... – Она сбилась.

     Все это был жалкий лепет.

     – Школьный год почти закончился.

     – А моя фирма? – вдруг вскинулась она. Столько трудов положено, чтобы восстановить дело. И эта работа спасла ее. Только работа спасла ее от сумасшествия после смерти Тони.

     – Ты можешь перебазироваться. Ничего трудного. – Он вытащил руки из карманов. – Черт возьми, все можно было бы организовать. Если бы ты хотела. Если бы ты думала о нас.

     Она покачала головой и глубоко вздохнула. Это не помогло. Боль не покидала сердце.

     – Не может быть никаких «нас».

     – Почему? Почему не может быть «нас»? – Если бы она дала ему понятный ответ, хоть какой-нибудь вразумительный ответ, он оставил бы ее в покое. Он повернулся бы и вышел вон, чего бы это ни стоило.

     Но он знал, что объяснения быть не может. Несмотря на страх в ее глазах, Фрэнк видел, что Донна хочет этого не меньше, чем он. Как же заставить ее понять? Какие слова нужны, чтобы она их услышала?

     Он терпеливо начал сначала:

     – Мне тридцать два года, Донна, и я никогда не просил женщину пойти за меня замуж. Мы живем уже не в том обществе, где чувствуешь себя неполноценным, не имея жены и двух-трех малышей. В моей жизни есть все, чтобы чувствовать ее наполненной. Или было. – Он пропускал ее волосы через пальцы, заглядывая в глаза. – Я прошу тебя...

     Ее охватывал панический страх. Донна прижала пальцы к его губам, не дав договорить.

     – Нет, не надо.

     Он отбросил ее руку. Глаза его гневно сверкали.

     – Что «не надо»? Не просить тебя выйти за меня? Не любить тебя? Что?

     Донна сжала губы, подавляя рыдания.

     – Я не хочу любить тебя, Фрэнк.

     – Не знал, что любовь можно открывать и закрывать, как вентиль. Мне казалось, что она либо случается, либо нет. – Он видел муку в ее глазах и чувствовал себя виновным в ее страданиях, но не мог остановиться. Он был зол на нее, зол за то, что она отказывает им обоим в том, что было бы чудесно. – Я вовсе не искал любви, но она пришла ко мне. И к тебе тоже. – Требует расплаты, думал он. – Называй это роком, озарением, стрелой Амура или колдовством, но я полюбил тебя с первого взгляда. Только не знал, насколько это серьезно. Это мне предстояло выяснить. – Он смотрел на нее почти торжественно. Никогда он не думал, что полюбит кого-нибудь так сильно. – Но теперь я знаю.

     Она не хотела причинять ему боль. Она никому не хотела причинять боль.

     – Это просто увлечение.

     Фрэнк понимал, к чему она ведет, но не собирался отпускать ее так легко.

     – Увлечение – это то, через что я прошел три недели назад. Я люблю тебя, Донна, со всем, что есть в тебе хорошего и плохого.

     – Плохого?

     Улыбка, тронувшая его губы, не добралась до глаз.

     – Думаешь, с тобой легко? И, кроме того, ты упорно отказываешься следовать здравому смыслу.

     Ей надо было что-то делать, чем-то занять руки. Донна начала методически устанавливать тарелки в посудомоечную машину, хотя вряд ли замечала, что делает.

     – Наоборот, я строго следую здравому смыслу. Раз обжегшись, не играют со спичками.

     Как она может такое говорить? Неужели она не понимала, что делала все эти недели?

     – Но ты играла, Донна, играла! – Никакие отрицания не могут обмануть никого из них.

     – Да, – спокойно сказала она. – Однажды. И думала, что нашла счастье. У меня было двое прекрасных сыновей, хорошее дело и муж, которым я восхищалась. – Она внутренне напряглась, собираясь продолжать. Пришло время сказать ему правду. Пора ему было узнать, в кого он влюбился.

     Донна повернулась лицом к нему, в ее глазах блестели слезы.

     – Ты знаешь, как умер мой муж?

     Ее голос был странно пустым. Он почувствовал приближение чего-то страшного.

     – Нет.

     – Я убила его.

     Фрэнк на мгновение онемел.

     – Ты? – Это не могло быть правдой. Должно быть какое-то объяснение.

     – Да. – Не глядя ему в глаза, она колебалась. Но сказано слишком много, чтобы останавливаться. – После смерти моего отца дело вел Тони. У него были большие мечты – целый воздушный флот с нашими эмблемами на фюзеляжах. – Печальная улыбка тронула ее губы и тут же отлетела. – Он слишком увлекся, расширяя компанию. – Рассказывая, она заново переживала все. Ей стоило больших усилий не расплакаться. – Всякий раз, когда я задавала вопросы об этом, он замыкался, говорил, что нет причин для волнений, что все идет хорошо. – Она сжала губы, чтобы загнать слезы в глубину сердца. – Мы заложили все, до последнего винтика, и банк угрожал лишить нас права выкупа. Когда по почте пришло уведомление об этом, разразился страшный скандал. Он выбежал из дому. Я не пыталась остановить его. Тони не приходил домой всю ночь. – Она снова посмотрела Фрэнку в глаза. – А я за ночь не успела остыть настолько, чтобы отправиться на его поиски. А надо было. Ой как надо было.

     Она закрыла глаза, но от этого стало только хуже. Она увидела Тони. Как живого. Донна вздрогнула и открыла глаза.

     – Я пришла в офис на следующий день рано утром, и... он... был... там. Он... висел там. – Донна зажала рукой рот, чтобы не разрыдаться. Когда Фрэнк шагнул к ней и протянул руки, она отчаянно замотала головой. Она должна была наконец все высказать. Если он обнимет ее сейчас, она сломается. – Он оставил записку. Он написал, что я была права, что он все погубил. Что ему стыдно смотреть мне в глаза. – Она проглотила слезы. – И вот... он избавился от этой необходимости. – У нее дрогнул голос. – Я довела его до этого. Неужели ты не понимаешь, что я не могу начинать все сначала? Я убила его.

     Фрэнк стоял не двигаясь, страдая от невозможности найти слова, чтобы объяснить ей, насколько она ошибается.

     – Донна, ты не можешь винить себя за его слабость. Это сделал он, а не ты. Другой человек попытался бы найти выход.

     Она восприняла это как оскорбление памяти мужа.

     – Тони был хорошим человеком!

     Фрэнк находился на грани отчаяния.

     – Я не отрицаю этого. Я только говорю, что я тоже хороший человек. И заслуживаю шанса. Мы оба заслуживаем, Донна.

     – Я не могу рисковать. – Она покачала головой. – Это слишком большой риск для меня – полюбить снова. Да я и не заслуживаю любви. Уезжай. – Она отвернулась и снова принялась ставить тарелки одну за другой на решетку посудомоечной машины.

     Фрэнк развернул ее к себе так резко, что Донна задохнулась. А потом он поцеловал ее. Долго, крепко и зло. Он передал ей всю свою тоску и отчаяние, прижимая ее к себе, пожирая, стараясь возненавидеть.

     Но он не мог ненавидеть ее.

     Он целовал ее, скорбя обо всех счастливых мгновениях, которых у них не будет, о детях, которых они не родят, о жизни, которую они не проживут вместе.

     Потом с проклятьем оторвал ее от себя, стараясь не слышать ее сдавленный вскрик.

     – Я должен попрощаться с мальчиками.

     Он решительно, не оглядываясь, вышел из кухни.

     Фрэнк старался не думать о выражении их лиц, но они преследовали его всю дорогу до дома. И потом не раз возникали в мозгу. Прошло две недели, а он все не мог прийти в себя, не мог стряхнуть окутавший его морок. Не мог избавиться от воспоминания о вытянувшихся лицах Тейлора и Стивена.

     – Я думал, ты останешься и будешь нашим папой, – сказал Стивен, когда Фрэнк позвал его с Тейлором в гостиную, чтобы сказать о своем отъезде.

     – Да, – подтвердил Тейлор.

     Фрэнк знал, что мальчик не скажет ничего больше, потому что его голос надломился на этом единственном слове. Фрэнк погладил волосы Стивена. Точно такие же, как у Донны. Расставание с ними оказалось тяжелее, чем он думал.

     – Я должен вернуться на работу, парни. – Он старался говорить бодрым голосом. – Я и так уже задержался. – Чересчур задержался.

     Фрэнк боролся с нахлынувшими чувствами. У него болело сердце.

     – Дело не в деньгах, Стивен, – у меня есть обязанности.

     Но Стивен не понимал. Он знал только, что Фрэнк покидает их.

     – Разве ты не можешь освободиться от них?

     Фрэнк тяжело вздохнул. Даже если бы мог, не так все просто. Донна отвернулась от него. И от себя тоже.

     – Нет. Есть обязанности, от которых нельзя освободиться.

     Мягко спустив Стивена со своих коленей, он встал. Он знал, что Донна в своей комнате. Он слышал, как хлопнула дверь.

     – Я хотел бы, чтобы вы, парни, не обижали маму и заботились о ней и тете Лизе. Ладно?

     Они кивнули, не сказав ничего в ответ. Опустившись на колени, Фрэнк раскрыл объятия, и мальчики кинулись к нему. Мгновение они все тесно прижимались друг к другу. Потом Фрэнк осторожно высвободился.

     – Не забывайте практиковаться. Оба. Надеюсь, ты скоро будешь читать книги, Стивен. Большие.

     – Ты вернешься? – спросил вдруг Тейлор. С надеждой.

     – Конечно, вернусь, – солгал Фрэнк.

     Лиза остановила его у двери. Она положила ладонь на его руку.

     – Я поработаю над ней.

     Фрэнк покачал головой и печально улыбнулся женщине, с которой хотел бы встретиться по-дружески.

     – Нет. Спасибо за предложение, но здесь что-то такое, с чем она должна справиться сама. Ничего хорошего у нас не выйдет, если ее должен убеждать кто-то третий. Ты не цыган-барышник, а я не слепая кобыла.

     Лиза поцеловала его в щеку. Донна отталкивает хорошего человека, подумала она. Идиотка.

     – Ты совсем не похож на слепую кобылу. – Она прикусила губу и оглянулась. – У Донны еще болит.

     Он знал, но пора было похоронить старую боль и жить дальше. Они оба это знали.

     – Боль не пройдет, если не похоронить ее.

     Лиза кивнула.

     – Я передам ей. Что-нибудь еще?

     Он открыл дверь.

     – Да. Что у нее есть номер моего телефона.

     И он у нее действительно есть, думал он, стеля свежую бумажную простыню на смотровой стол. Он скомкал прежнюю, помявшуюся под грузным телом миссис Абернати. Номер-то у нее есть. Просто она его не запомнила. Или запомнила, но не видит необходимости воспользоваться.

     – Кофе остался, Фрэнк?

     Фрэнк обернулся и увидел входящую в комнату Джинни.

     – Только тот, что я приберег, чтобы подновить дорожку перед гаражом.

     Она наблюдала за ним несколько секунд, прежде чем войти. Сердце болело за него. Джинни не помнила, чтобы Фрэнк когда-нибудь был так печален. Как будто из Сиэтла вернулся другой человек. Очень мало похожий на шалопая братишку, с которым она выросла.

     – Благая весть. – Она кивнула в сторону закутка, где у них стояла кофеварка. – Составишь компанию?

     Он вздохнул, бросая бумагу в корзину.

     – А что мне может помешать? – Он прошел за сестрой в крохотный холл, за которым находился их закуток. Все помещения клиники жались одно к другому, словно дети, собравшиеся поделиться страшной тайной. – Гудрон – мой любимый напиток.

     Она налила ему чашку, потом еще одну для себя. Из кофейника текла сплошная гуща, но они оба любили крепкий кофе. Джинни обхватила белую кружку обеими ладонями и поднесла к губам, не отводя взгляда от Фрэнка.

     – Это была последняя пациентка на сегодня. Мама уже ушла домой. У меня есть немного времени. Поговорим?

     Не хотел он ни о чем говорить. Он вообще не знал, чего бы захотеть. Прошло две недели, а он все не находил места в своем собственном доме.

     Он осушил кружку, не почувствовав вкуса.

     – Нет. Лучше иди домой и дай мне убраться здесь.

     – Здесь чисто, Фрэнк.

     Джинни поставила кружку.

     – Она запала тебе в душу, так?

     С тех пор как приехал, он ни словом не обмолвился о женщине, которая осталась в Сиэтле. Джинни сделала из этого вывод, что все очень серьезно. Они с Фрэнком всегда делились. Всем.

     Он вздохнул и отошел к окну. Две вороны вышагивали по широкой лужайке перед клиникой как часовые.

     – Да.

     Джинни сунула руки в широкие карманы халата.

     – Так что же ты делаешь здесь?

     Он пожал плечами, продолжая разглядывать птиц.

     – Я нужен тебе.

     Она подошла сзади и положила руки ему на плечи.

     – Не сваливай на меня, Фрэнк. Тебе трудно найти замену, но рано или поздно я найду. – Она чуть улыбнулась. – Хоть и долго придется искать.

     – Спасибо. – Он ухмыльнулся, и Джинни немножко успокоилась. С тех пор как Фрэнк вернулся, он улыбался по-настоящему только Молли. – География здесь ни при чем, – сообщил он. – Донна не хочет постоянных отношений. Она ясно дала это понять.

     С минуту Джинни обдумывала его слова.

     – Говоря с профессиональной точки зрения, Фрэнк, – я слышала это от лучших авторитетов, если женишься на дуре, то с вероятностью пятьдесят процентов дети у тебя будут дураками. – Она улыбнулась, любовно глядя на него снизу вверх. Если бы она могла втолковать ему это. Но она не могла. Она могла только быть рядом с ним. – А она должна быть круглой идиоткой, если отказывается от такого мужика.

     Он взъерошил ей волосы, как делал это, когда они были маленькими.

     – Спасибо, Разбойница. – Он вздохнул. Жизнь продолжается, хочет он того или нет. – Не волнуйся за меня. В конце концов, все как-то улаживается.

     – Папа так говорил, – вспомнила она.

     – Папа был прав. – Он посмотрел на часы. – Я назначил ребятам встречу в «Дакоте», – сказал он, имея в виду городской клуб, в котором играл его ансамбль. – В пользу заведения. Не хочешь зайти попозже с Шейном и Молли? Может быть, мы даже дадим Молли спеть.

     Джинни рассмеялась. Ее дочь видела себя в будущем не иначе как знаменитой певицей.

     – Можете на нее рассчитывать. – Она дружески ткнула его в бок. – Все действительно уладится, Фрэнк. Я чувствую.

     Он кивнул, только чтобы успокоить Джинни. Сам он далеко не был в этом уверен.