Текст книги "Подарок ангела"

Автор книги: Мари Феррарелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     К удивлению Фрэнка, Грег все-таки вернулся. По привычке Фрэнк набирал номер этого типа через день. Услышав наконец человеческий голос вместо надоевшего автоответчика, Фрэнк незамедлительно составил план встречи.

     Стремясь наверстать вынужденно потерянное время, Грег взял выходной. День был проведен в воспоминаниях о старых проделках, которых было немало. И все это время Фрэнк чувствовал, как ему не хватает Донны.

     К концу вечера Фрэнк понял, что за прошедшие пять лет они оба повзрослели и сильно изменились. Сохранив дружеское расположение, они уже не были, однако, друзьями в истинном смысле этого слова. Проведя в ресторане второй вечер, оба признали, что все связывающее их, принадлежит прошлому.

     Фрэнка сейчас больше интересовало настоящее. И будущее. Будущее с Донной.

     – Желаю удачи, – сказал на прощание Грег. – Пусть тебе повезет больше, чем мне. Два – ноль. А мне придется искать дальше.

     Фрэнк знал, что ему искать не надо. Надо было только убедить Донну.

     – Пиши, – попросил Грег напоследок. И Фрэнк пообещал, искренне веря, что исполнит обещание. В конце концов, если бы не письмо Грега, ничего бы этого не случилось.

     События продолжали развиваться помимо ее воли, одно звено нанизывалось на другое, составляя цепь, которая казалась уже бесконечной. Немного напоминает, подумала Донна, перелистывая принесенные вчера деловые бумаги, компьютерную игру, где за одним шатким подвесным мостом следует другой, а едва увернувшись от метеорита, оказываешься под угрозой нового.

     Думала она не о бумагах. Она думала о своих чувствах к Фрэнку.

     Донна не могла положить этому конец, как ни старалась. Самые твердые ее решения растворялись в воздухе, стоило Фрэнку оказаться рядом.

     Но рано или поздно он уедет, уедет, когда захочет. Это только вопрос времени. И она старалась приготовиться к этому, хоть и говорила себе, что будет только рада облегчению, которое принесет его отъезд. Когда он уедет, наступит конец бушевавшему внутри ее смерчу. Все происходящее только эпизод, и именно так нужно к этому относиться.

     Она взглянула на Фрэнка, который, сидя на диване, смотрел мультфильмы с ее младшим. Можно было подумать, что ему действительно нравится.

     – Так сколько же на самом деле ты собираешься пробыть в Сиэтле? – Фрэнк отвел взгляд от телевизора. Она слегка запнулась. – Разве тебе не нужно возвращаться?

     Невозможно было поверить в то, что Фрэнк может и дальше безнаказанно откладывать отъезд, даже если он в самом деле работает с родной сестрой. И вообще, насколько же мал и тих этот Уилмингтон-Фоллз?

     Она хотела, чтобы он остался. Фрэнк был уверен в этом, ее выдавали глаза и губы, тем не менее она фактически выставляла его. С этой дамой можно потерять всякое терпение.

     Поскольку мультфильм все равно закончился, он встал и подошел к ее столу.

     – Я не брал настоящего отпуска – разве что изредка день-другой к выходным – уже многие годы. Я недавно звонил домой и узнал, что Джинни взяла сестру-практикантку на месяц. – По его лицу расплылась торжествующая улыбка. – По моим подсчетам, это позволяет задержаться здесь еще на пару деньков и довести Тейлора до кондиции.

     А меня довести до полного сумасшествия, в отчаянии подумала она. Если бы только не это постоянное внутреннее сопротивление. Если бы она могла влюбляться и любить, как любая женщина.

     Но она не могла.

     И все же ей было так приятно ощущать нежность его взгляда, более действенного, чем прикосновение.

     Фрэнк улыбнулся, увидев, как потеплели ее глаза.

     – Ты знаешь, при всей своей недогадливости я сообразил наконец, что нам с тобой нужно провести вечер вдвоем в городе. – Ему хотелось пойти с ней в какой-нибудь интимный, полутемный ресторанчик, где официанты надолго забывают посетителей и вечер кажется бесконечным.

     – Сегодня? – Почему всякий раз, когда он подходит близко, дыхание оказывается трудом, требующим сосредоточенного внимания? – Сегодня вечером будет школьный конкурс, – сказала Донна.

     Он знал это лучше ее. Все утро Тейлора бросало с вершин самонадеянности в бездны страха, пока он повторял свои номера.

     – Я имел в виду какой-нибудь другой вечер.

     Она не хотела оставаться наедине с Фрэнком. Слишком беспомощной оказывалась она в таких ситуациях.

     – Что ж, обсудим, когда придет время.

     Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке.

     – Может быть, оно уже здесь. – Он произнес это так тихо, что Донне показалось, будто слова прозвучали в ней самой.

     – Фрэнк, у меня не выходит последняя песня. Помоги, – долетел отчаянный призыв Тейлора из гостиной.

     Очень сильным было искушение похитить еще минуту у Донны, но Фрэнк знал, что из минуты вырастет нечто большее. Что ему еще не позволено. Пока.

     Он кивнул в сторону гостиной.

     – Служба зовет.

     Донна молчаливо согласилась, а в ушах неумолчно колотили молоточки. Это отзвук сердцебиения. То ли она заболевала гриппом, то ли чем-то гораздо более опасным.

     – Ты уж лучше отзовись.

     – Мам, где моя джинсовая куртка? – возопил из своей комнаты Тейлор. Электронные часы на его секретере отсчитывали минуты с невероятной скоростью. Ладони у него были липкими, а обед чуть не пошел обратно, хотя нельзя сказать, что ел он много.

     Донна, застегнув сережку, шарила по полу в поисках другой. Собирая Стивена на школьный вечер, она вышла из графика. Фрэнк, естественно, явился загодя. Она оставила его с Лизой в гостиной, надеясь избавиться от этого человека хоть на время, пока будет одеваться. Она нервничала, как кошка на заборе, под которым прыгает разъяренный бульдог.

     Вторую сережку Донна уронила на светло-серый палас и тихонько ругалась, пытаясь найти ее.

     – Там, куда ты ее положил, – раздраженно крикнула она Тейлору в ответ.

     – Ма-ам!

     Жалобный вопль Тейлора свидетельствовал о том, что мальчик понятия не имел, куда положил свою куртку. Мужчина есть мужчина, нежно подумала она.

     Донна подцепила сережку с паласа и поспешила на помощь.

     – Иду.

     Войдя в комнату сына, она совершила невозможное – воздержалась от замечаний по поводу его вида: рубашка висела поверх брюк, а волосы стояли дыбом. Открытая банка мусса стояла на раковине в его ванной, окруженная клочьями пены.

     Направившись прямиком к шкафу, Донна сдвинула в сторону три вешалки и достала требуемую куртку. Подав ее на плечиках сыну, она услышала некое бормотание, которое при желании можно было принять за «спасибо».

     У Донны сочувственно сжалось сердце.

     – Все будет хорошо.

     Он что-то промычал в ответ.

     Вздохнув, Донна оставила сына переживать дальше.

     Когда она вошла в гостиную, то обнаружила там Стивена, который извивался, будто ему за шиворот бросили гусеницу. Мальчик пытался удобно устроиться внутри пиджака, но терпел жалкое поражение. Лиза, только что вернувшаяся из больницы, сидела на диване с пультом дистанционного управления в руках. Похоже, она готовилась провести вечер перед телевизором, пока остальные члены семьи будут потеть от волнения в зрительном зале.

     Лиза взглянула на вошедшую Донну.

     – Жаль, что я не могу поехать с вами.

     Но об этом нечего было и думать. Доктор строго-настрого приказал избегать всяческих волнений в первую неделю дома, и Лиза понимала, что никто не позволит ей нарушить предписание.

     Донна поджала губы.

     – Как бы я хотела, чтобы это уже закончилось. – Она положила руку на живот, в котором все переворачивалось при одной мысли о том, как ее первенец окажется на сцене, очень скоро, совсем один.

     – Нервничаете, мамаша? – спросил Фрэнк и нежно рассмеялся.

     Она кивнула.

     – Трясусь от страха. – И тут же вспыхнула, представив, как смешно это должно звучать для него. – А чего волноваться: маленький школьный зал и совсем немного публики. – Она не знала, кому это говорит, Фрэнку или себе.

     – Да, но на сцене будет твой сын. – Фрэнк взял ее за руку и, прищурившись, тепло посмотрел в глаза. – Он справится.

     Тот факт, что Фрэнк смог понять ее переживания, а не высмеял их, невероятно успокоил ее.

     – Ты правда так думаешь? – Она отчаянно хотела, чтобы Тейлор не ударил лицом в грязь. Это так много для него значило и он так старался последние недели!

     Фрэнк подумал, что она сама должна знать.

     – Ты же слышала его игру.

     – Да, но он играл для тебя, – напомнила она. На мгновение она позволила себе абсолютную откровенность, позабыв о защитных барьерах. – Мне кажется, для тебя он сделает все что угодно.

     Фрэнк отмахнулся, но она видела, как тронули его эти слова.

     – Я уверен, что он достаточно подготовлен, чтобы справиться, и таланта у него тоже достаточно.

     Ставен все вертелся, будто у него между лопатками уже ползала сотня муравьев. Наконец он бросился к матери.

     – А почему я должен идти в этом? – Вопрос прозвучал почти враждебно и сопровождался яростным дерганьем галстука.

     Она поправила галстук и выровняла узел.

     – Мы все одеваемся по-праздничному, мой сладкий.

     Донна украдкой глянула на Фрэнка. Вот уж это точно. Она впервые видела его в пиджаке и галстуке и с трудом скрывала восхищение. В приличной одежде он выглядел еще лучше, чем в джинсах.

     Ну и дура, дивилась она себе, пытаясь удержать чувство, набирающее силу горного обвала. Любая другая женщина пошла бы на убийство, чтобы заполучить такого красавца хоть на какое-то время.

     Но она не другая женщина. Она – это она, Донна Маккалоу, и она знает пределы своих возможностей.

     И свои ночные кошмары.

     – Тейлор оделся совсем не по-праздничному, – возразил Стивен. Он отодвинулся, но уже не трогал туговато затянутый галстук.

     Она подумала о джинсовой куртке, которую раскопала в шкафу.

     – Тейлор выступает на сцене. – Потом громче: – Тейлор, нам лучше поспешить, а то мы опоздаем на концерт.

     Ответа не последовало. Минуту спустя вышел Тейлор, нервно сжимающий в руках гитару. Куртки на нем не было, рубашка оставалась лишь до половины застегнутой.

     – Видишь? Он не одет! – обрадовался подтверждению своих слов Стивен.

     Лицо Тейлора было бледным, как ванильное мороженое.

     – Я не еду.

     – Что? – Вопрос сорвался с губ Донны без участия ее воли.

     Тейлор проглотил стоящие в горле слезы. Он чувствовал их вкус.

     – С самого начала это была идиотская затея. Я не еду. – Гитара выпала из его потной руки. Он вперил в нее обвиняющий взгляд, потом развернулся и выбежал из комнаты.

     Донна и Лиза обменялись взглядами.

     – И что же теперь? – прошептала Донна.

     – Страх перед сценой. – Фрэнк подошел и поднял гитару.

     Если Тейлор так боится, лучше поставить на этом крест. Она не хочет подвергать сына такому испытанию.

     – Наверное, нам лучше не принуждать его. – Она не заметила, что этим «мы« бессознательно включила Фрэнка в число принимающих решение.

     Но он медленно покачал головой, оставляя за собой право принять собственное решение.

     – Есть время, когда можно остановиться, и есть время, когда можно только идти вперед. – Он многозначительно посмотрел на Донну. – Если Тейлор сейчас останется дома, он не научится этому и когда вырастет.

     Фрэнк вышел из комнаты, а Донна осталась ждать, затаив дыхание. Она могла поклясться – по крайней мере в этот момент, – что он говорил ей о ней, а не о Тейлоре.

     Фрэнк легонько постучал в дверной косяк, поскольку дверь была открыта, и вошел в маленькую спальню. Тейлор сидел на столе, подперев голову кулаками. Вид у него был совершенно несчастный.

     – Эй, Тейлор!

     – Сам ты «эй», – пробормотал Тейлор и исподлобья взглянул Фрэнку в лицо. – Разочаровался во мне? – Он искренне ожидал услышать в ответ «да».

     – Нет. – В голосе Фрэнка не было и тени сомнения. – Просто жаль, что весь труд твоих последних недель пойдет насмарку. – Он положил гитару, взял оранжевый мячик и небрежно бросил его в кольцо, укрепленное на стенке шкафа. – Ну, может быть, чуть-чуть разочарован из-за того, что никто, кроме нас, не услышит, сколь многого ты достиг. – Он нагнулся за мячиком и снова бросил его, на этот раз из дальнего конца комнаты.

     – Я достиг немногого.

     Фрэнк поднял поролоновый мячик и подал Тейлору.

     – Я думаю иначе.

     Тейлор нахмурился. Он прицелился и метнул. Мячик попрыгал в красном ободе и провалился в кольцо.

     – Ты просто должен так говорить.

     – Я ничего не должен.

     Ровный, спокойный тон заставил Тейлора взглянуть на Фрэнка. Страх выплеснулся наружу.

     – А вдруг я опозорюсь?

     – Не опозоришься. – Фрэнк говорил твердо и уверенно. – Если ударишь не по той струне, просто продолжай играть. Никто в зале и не заметит. – Он отбросил мячик в сторону и повернулся к Тейлору. – А вот что они действительно заметят, так это если ты остановишься. Или вообще не выйдешь.

     Фрэнк положил руки Тейлору на плечи и посмотрел ему прямо в глаза.

     – Тейлор, все волнуются, когда надо выходить на публику.

     Тейлор не поверил.

     – И ты?

     Фрэнк рассмеялся, мотая головой, вспомнив свой первый выход. И второй. Он их очень хорошо помнил.

     – И я. И еще как!

     У Тейлора округлились глаза и раскрылся рот.

     – Врешь!

     – Послушай меня, Тейлор. – Фрэнк наклонил голову к мальчику. – Нервы – хорошая штука. Они не позволяют расслабляться. У величайших в мире исполнителей тоже есть страх перед сценой. Некоторые испытывают его все время, другие – периодически, но никто, никто, не обладает полным иммунитетом.

     – У меня этот страх перед сценой уже в кишках. – Тейлор взялся рукой за живот. Его поташнивало. – Почему же они выходят на сцену?

     Одна из великих загадок жизни, подумал Фрэнк, искренне заинтересовавшись вопросом.

     – Потому что не могут жить без сцены. – В его случае было именно так. – Сцена для них важнее, чем спокойные нервы.

     Он нежно обнял мальчика за шею и стащил с насеста.

     – Есть что-то у них в крови, что заставляет делать это. – Фрэнк заглянул в невинное мальчишеское лицо и увидел там едва различимое сходство с самим собой в прошлом. – Не у всех есть призвание, Тейлор. Некоторые люди плывут по поверхности безо всякой цели. Любовь к сцене – это цель. Любовь к чему бы то ни было – цель. Нельзя сдаваться только потому, что тебе трудно или страшно. Потом ты сам будешь жалеть, что не отважился на попытку, и уже не сможешь уважать себя по-настоящему.

     Тейлор облизнул губы и посмотрел на гитару.

     – Ты думаешь, мне нужно идти?

     Он хотел крикнуть «да». Но решение должно принадлежать Тейлору.

     – А как думаешь ты?

     Тейлор поднял глаза, и брови исчезли под челкой. Он вдруг показался Фрэнку очень маленьким и неуверенным в себе.

     – Наверное, должен.

     Фрэнк рассмеялся с облегчением и подал Тейлору куртку.

     – Значит, мы заодно. Поехали, вышибем из них дух.

     Тейлор помнил, что Фрэнк обещал быть на концерте, но ему нужно было услышать это еще раз.

     – Ты там будешь?

     – Конечно, буду. Как увидишь парня с распухшими от аплодисментов руками, знай: это я.

     Тейлор приободрился.

     – Даже если я где-нибудь ошибусь?

     Тут не могло быть никаких сомнений.

     – Даже если ты где-нибудь ошибешься.

     Тейлор вошел в гостиную впереди Фрэнка и застенчиво посмотрел на мать. Донна не знала, что сказать. После того, что сделал Фрэнк, всякие слова казались излишними. Главное, ее мальчик снова здесь и готов к выступлению. Доверившись инстинкту, она просто обняла сына и прижала к себе.

     На мгновение – словно он был еще малышом и нуждался в материнской ласке – Тейлор позволил ей это. Но потом отступил назад, вспомнив, что он взрослый одиннадцатилетний мужчина.

     – Мама, ты помнешь куртку.

     Она нежно улыбнулась в ответ.

     – Извини, я забыла.

     Фрэнк, вошедший за Тейлором с гитарой в руках, подал мальчику инструмент.

     – Пора в дорогу, старина.

     Они расстались с Тейлором у заднего входа в школьный зал, где его немедленно поглотила беспокойная толпа, состоящая из детей, двух учителей и одного помощника учителя.

     В зале Фрэнк выбрал три места в третьем ряду, почти в самом центре. Едва они сели, капельдинерша в белых носочках и бледно-розовом вечернем платье подала им синюю программку.

     Донна пробежала листок взглядом. Имя Тейлора стояло восьмым. Великолепно. Она успеет трижды умереть от страха.

     После каждого номера, едва исполнитель покидал полутемную сцену, сердце Донны начинало колотиться так, что болели барабанные перепонки и содрогалось все тело. Приближалась очередь Тейлора.

     И наконец она настала.

     Тейлор вышел на сцену, где для него был приготовлен табурет. Перед ним стоял микрофон, а позади не было ничего, кроме зеленого занавеса. Сердце замерло у Донны в груди.

     Она нагнулась к Фрэнку.

     – Он кажется там таким маленьким...

     Ему нравилось ощущение прильнувшего тела, нравилось, что она так доверительно шепчет ему на ухо.

     – Это обман зрения.

     Она чуть повернулась к нему и почти коснулась губами его уха. Но тут же подалась назад.

     – Потому что сцена такая большая?

     Он улыбнулся.

     – Нет, для тебя он всегда будет маленьким, потому что так устроено зрение матери.

     – Шш, он начинает, – нервно шикнула Донна. Она сложила пальцы крестом и впилась глазами в сцену.

     Тейлор постучал по микрофону, и удары гулко разнеслись по залу. Она видела, как сын набрал полные легкие воздуха, будто собираясь броситься в воду.

     – Первым номером, – обратился к аудитории Тейлор, и его голос звучал тоньше, чем обычно, – я хотел бы исполнить «Зеленые рукава». Посвящается моей маме. – Он посмотрел в зал и представил себе ее лицо. Яркий свет софитов не позволял разглядеть даже сидящих в первом ряду.

     В ответ на это посвящение раздалось несколько смешков. Донна сморгнула слезы и всхлипнула.

     – Он еще не начал, – прошептал ей Фрэнк.

     – Начал, – возразила она. Донна не заметила, что ее рука нашла руку Фрэнка и сплелась с ней пальцами. Так она и просидела все три номера, каждый из которых был лучше предыдущего. Тейлор начал неуверенно, но, когда он погрузился в музыку, пальцы заработали смелее. В последней вещи он не сделал ни одной ошибки.

     Когда он закончил, зал хлопал искренне, а не с равнодушной вежливостью, как предыдущим исполнителям.

     Донна хлопала, пока не отбила ладони. Рядом с ней вопил от восторга Стивен.

     – Посмотри на него, – сказала она Фрэнку, не отводя глаз от Тейлора. – Он такой гордый!

     Фрэнк оглушительно хлопал вместе с ней.

     – У него есть на это право.

     Фрэнк опустил руки и стал разрабатывать левую.

     Донна смотрела на руку, удивленная тем, что он не аплодирует больше.

     – Что случилось?

     Он рассмеялся. Тем временем аплодисменты смолкли, и Тейлор ушел со сцены. Учитель вынес магнитофон, и вышли две девочки в похожих костюмах.

     – Хватка у тебя почище, чем у Розмари в разгар родов. – Он вгляделся в ее лицо в приглушенном снова свете. – Был момент, когда я боялся остаться без руки.

     Донна виновато улыбнулась и наклонилась, чтобы никто, кроме него, не слышал.

     – Просто я волновалась за него.

     – Я догадался.

     Донна слышала смех в его голосе.

     Она едва дождалась окончания концерта. Когда наконец включили свет, Донна, Фрэнк и Стивен пробились сквозь толпу родителей, братьев, сестер, всевозможных родственников и друзей, теснящихся у кулис, чтобы забрать Тейлора. Они нашли его разговаривающим с группой старших мальчиков – не составляло труда догадаться, что это и были те самые «негодяи», обидевшие Тейлора две недели назад. Теперь все выглядели лучшими друзьями.

     Миссия исполнена, подумала она.

     Тейлор увидел их и быстро попрощался с мальчиками. Он летел к семье, не касаясь земли.

     – Слышали? – выкрикнул Тейлор, нетерпеливо ожидавший их одобрения. – Слышали?

     Донна обняла его, но тут же отпустила, боясь смутить такой нежностью в присутствии только что завоеванных друзей.

     – Конечно, слышали!

     На лице мальчика не было и тени смущения – только гордость.

     – Я выступил шикарно!

     Фрэнк рассмеялся и хлопнул его по плечу.

     – Это точно.

     Стивен подпрыгивал, отчаянно желая оказаться около триумфатора.

     – Можно я понесу гитару, Тей? Можно?

     Тейлор благосклонно внял мольбе.

     – Конечно, Стивен. Только не сломай.

     Донна не помнила, чтобы Тейлор когда-нибудь называл брата полным именем.

     Стивен молча и благоговейно взял инструмент обеими руками и попытался повернуть его вертикально. Фрэнк осторожно помог ему.

     – Тебе понравилось, мама? – спросил Тейлор, пока они пробирались наружу.

     – Да, очень понравилось. – Черный бархат ночи принял их в нежные объятия. Легкий ветерок уносил духоту дня.

     – А что больше всего? – не успокаивался Тейлор, заглядывая ей в лицо по дороге к машине.

     Она взяла сына за плечо, чтобы он не наткнулся на кого-нибудь.

     – Все.

     Он сиял.

     – Я посвятил первый номер тебе.

     Она снова сморгнула слезы, но одна все-таки сбежала по щеке.

     – Да, я слышала. – Она вытерла слезу рукой.

     Тейлор не понимал, почему мама плачет, если она счастлива. Плакать можно, когда болит, и то если никто не видит.

     – Ну, мам, нечего плакать.

     Донна глубоко вздохнула и улыбнулась. Как он взрослеет, подумала она.

     – Извини, расчувствовалась. Мне очень понравилась песня. – Она коснулась губами его щеки. – Спасибо. – Отныне «Зеленые рукава» будут принадлежать им – ей и Тейлору. Жизнь продолжается.

     Когда они добрались до машины, Тейлор вдруг прервал свой возбужденный рассказ о том, что происходило за кулисами до и после его номера, и посмотрел на Фрэнка. Потом бросился в его объятия.

     – Спасибо.

     Удивленный, Фрэнк позволил себе момент наслаждения этим теплом. Потом похлопал мальчика по спине.

     – Не за что. Я, между прочим, тут ни при чем. Ты выступал один.

     Тейлор был не настолько исполнен триумфа, чтобы забыть, как все начиналось.

     – Ты научил меня. И заставил выйти на сцену.

     – Нет, – Фрэнк покачал головой. – Ты заставил себя выйти. Я не смог бы заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь на самом деле. – Он скользнул пальцем по носу мальчугана. – Запомни это.

     Когда Тейлор снова обнял его, Фрэнк посмотрел поверх его головы на Донну и подумал, поняла ли она.