Текст книги "Доченька"

Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Мари проговорила все это на одном дыхании. Нанетт с ошеломленным видом «переваривала» новости, что не мешало ей с интересом поглядывать на незнакомую девочку, неловко жавшуюся у печки.

– Я очень за тебя рада, моя крошка! Так значит, скоро ты уедешь в Коррез, будешь жить далеко от дома?

Мари обняла Нанетт за плечи.

– Самое раннее – в октябре, моя дорогая Нан! Это значит, что у нас еще полно времени! Но мне придется упорно учиться. Мадам Десмонд одолжила мне целую стопку книг. А сейчас я хочу познакомить тебя с Леони!

Леони, щечки которой порозовели от волнения, кивнула. Жан Кюзенак решил, что пришло время объяснений:

– Леони двенадцать. Это подружка Мари по приюту и ее подопечная. Раз уж Мари решила поступать в Эколь Нормаль, ей придется много времени проводить за книгами. Один бывший преподаватель из Шабанэ (он теперь не у дел) будет приезжать и помогать ей наверстывать упущенное. Мы сделаем все, чтобы она получила свидетельство о среднем образовании и поступила в институт. Кроме того, преподаватель будет заниматься с ней литературой, алгеброй и геометрией. Вы, Нанетт, не сможете в одиночку содержать в порядке два дома. Поэтому я подумал, что было бы неплохо взять Мари помощницу. К тому же Леони очень расстроилась, узнав, что ее старшая подруга снова уезжает. Девочка будет жить с нами.

Мари взяла Леони за руку. Говоря тихим, успокаивающим тоном, она показала девочке печь, ружье Жака, с которым он вскоре будет ходить на охоту, лестницу, ведущую на чердак, чан, в котором Нанетт месит тесто, низкую скамеечку…

– Смотри, Леони, по вечерам я обычно садилась вот тут, поближе к огню, а Нан рассказывала мне разные истории. Завтра мы придем сюда снова, и я покажу тебе коров, овец и моих курочек!

Леони молча кивала и все крепче прижималась к Мари. Девочке казалось, что ей все это снится – то, что она уехала из приюта, что отец Мари купил ей новую одежду, что они все вместе сели на поезд, а потом ехали в большом экипаже, запряженном парой лошадей! Теперь она воочию видела доброе лицо Нанетт, о которой Мари много рассказывала по пути, и собаку по кличке Пато, и столько всего интересного…

У Леони от радости замирало сердце. Выходит, чудеса и правда случаются! Мари вернулась и забрала ее с собой, именно ее, Леони Делапорт [20]20
  Букв. перевод с французского – «от двери».


[Закрыть]. Эту фамилию девочке дали потому, что мать оставила ее на чужом крыльце.

А еще Мари рассказывала ей о Большом доме – «Бори», о конюшне и о библиотеке. Леони повторяла про себя магические слова «большой дом», и они звучали для нее, словно таинственная песня…

– Нанетт, Пьер не дома? – уже стоя на пороге, спросила Мари.

– Ох, этот парень совсем от рук отбился, это я, его мать, тебе говорю! Мари, скажи ему, чтоб одумался, иначе отец ему ребра переломает!

Жан Кюзенак нахмурился. Капризы и постоянные вспышки гнева «этого молодого шалопая» были ему не по нраву.

– Нанетт, когда Пьер вернется, скажи ему, что завтра к девяти я жду его в «Бори», – сказал он недовольным тоном. – Хочу с ним поговорить. Я полагаю, что юноша, которому посчастливилось завоевать любовь такой девушки, как Мари, должен перестать повесничать и взяться за ум! Ты знаешь, что я дал свое согласие на обручение и на брак. Пусть одумается, или я заберу свое слово назад!

Июль 1914 года

– Только представь, Леони, в октябре я получу свою первую работу! Думаю, для меня найдется место в Бриве или в Тюле. Конечно, мне бы больше хотелось работать поближе к дому, чтобы чаще видеть папу, но нельзя желать невозможного!

Мари расставляла букеты красных роз в вазы в гостиной. Леони, которая превратилась теперь в симпатичную четырнадцатилетнюю девушку, сидела у распахнутого настежь окна, выходившего в залитый солнечным светом сад.

– Я так рада! – с энтузиазмом отозвалась она. – Ученики будут обожать тебя, Мари!

– Надеюсь, что так, Леони. А пока давай поедим белых грибов, которые принес Пьер!

Жан Кюзенак вошел в комнату в тот момент, когда девушки собрались уходить. Глядя на них, привычно держащихся за руки, он вздохнул с облегчением. Два года назад именно он принял решение забрать Леони в Прессиньяк. Причина была проста: он хотел, чтобы у дочери появилась подруга и помощница, к тому же было очевидно, что Мари очень привязана к этому ребенку.

Он навсегда запомнил выражение огромного счастья на личике Леони, когда они на обратном пути из Тюля вернулись в приют, чтобы забрать ее.

К тому же, частенько думалось ему, этот поступок – прекрасный способ искупить ошибки прошлого.

В «Бори» Леони расцвела, как хрупкий цветок расцветает на плодородной земле под рукой заботливого хозяина, и удивительно похорошела.

Мари устроила подругу в маленькой гостевой спальне. Леони не покладая рук хлопотала по хозяйству, трудилась в кухне, но никогда не чувствовала себя прислугой.

Когда Мари, получив свидетельство о среднем образовании и успешно сдав вступительные экзамены, сияя от радости, уехала учиться в Тюль, Жан Кюзенак лишний раз порадовался, что в его доме живет послушный и веселый ребенок. Прошло не так много времени, а он уже баловал девочку не меньше, чем родную дочь.

В Большом доме царило спокойное счастье, такое безмятежное, что Пьер понемногу поддался общему настроению и забыл и думать о своих выкрутасах. На первых порах, узнав о планах Мари и ее отца, он сильно разозлился. «Что ж, поезжай в свой Тюль и кокетничай там с парнями! Забудь меня, ты ведь этого хочешь!»

Эти слова ревнивца Мари услышала в октябре 1912 года, незадолго до своего отъезда в институт. Она восприняла их как оскорбление. Пьер стоял и смотрел, как она со слезами на глазах поворачивается и уходит, красивая, как никогда.

Первые месяцы расставания принесли свои плоды: получив нагоняй не только от отца, но и от мсье Кюзенака, сын фермеров стал реже наведываться в бистро и снова с удовольствием работал на земле.

Леони тоже приложила руку к этому маленькому чуду. С Пьером они познакомились в кухне «Бори». Он принес свежее молоко и яйца. Пьер так удивился, увидев возле печки незнакомую девочку, что, казалось, язык проглотил. Девочка же спросила, как его зовут, и, получив ответ, вскричала:

– Так это ты – Пьер! Жених Мари! Она так много о тебе рассказывала! Она сказала даже, что ты – единственный мужчина в мире, которого она любит. Не считая папы, конечно. Какой ты счастливый, она так тебя любит!

Эти непроизвольно вырвавшиеся, искренние слова еще долго звучали в голове у Пьера. Он запомнил их крепко-накрепко, как и сказанное Леони после отъезда Мари.

– Знаешь, Пьер, Мари очень расстраивается, когда ты ведешь себя плохо. Она сказала, что ее мечта стать учительницей скоро исполнится, а вот у тебя мечты больше нет! Скажи, а какая у тебя была мечта?

Девочка так доверчиво смотрела на него своими голубыми глазами, что Пьер опустил голову. Он вспомнил о поцелуе, которым они обменялись с Мари среди деревьев Волчьего леса. Как сказала бы Нанетт, «наконец-то к парню стал возвращаться ум»…

Он считал, что теряет Мари, а оказалось, что это он сам пытался прогнать ее из своего сердца, отказался от нее. Мари не изменилась, несмотря на красивые платья и свое желание учиться. Она шла своим путем, оставаясь верной детским мечтам, но никогда не переставала его любить.

В одно осеннее утро Пьер ступил под сень Волчьего леса и сквозь заросли кустов и молодых деревьев пробрался к источнику. Шел дождь, всюду лежали мертвые листья, и от напитавшейся влагой земли исходил характерный запах осени.

Раздумье юноши длилось долго. Наконец он бросил в воду монетку в одно су, пообещав, что больше не будет обижать Мари, будет нежно ее любить и станет достойным ее любви.

Поэтому, когда девушка вернулась домой на Рождество, на дороге к ферме ее встретил совсем другой Пьер – с ясным и сияющим взглядом мальчишки, которого она полюбила. Он обнял ее и шепотом, на ушко, смиренно попросил прощения.

Нанетт, следившая за ними из окна, шутливо порекомендовала Мари, как только молодые люди вошли в дом:

– Смотри не наступи коту на хвост и не урони ни листочка из салатницы, когда станешь перемешивать латук! Сколько будет таких досадных промахов – столько лет нам, горемычным, придется ждать вашей свадьбы!

Они все от души посмеялись над забавными суевериями жителей Лимузена.

Через несколько месяцев Жан Кюзенак заговорил с Пьером о свадьбе.

– Единственное, о чем я прошу тебя, – сделай мою дочь счастливой!

И поскольку парень в будущем должен был стать его зятем, муссюр решил приобщить его к хозяйственным делам.

Нанетт хвалилась в городке:

– Да, наш муссюр хочет сделать моего парня своим управляющим. Возит его с собой по фермам, показывает бумаги. Пьеру это нравится. Представьте, он даже водит хозяйский автомобиль!

Престиж Нанетт рос как на дрожжах. Когда она видела сына за рулем машины мсье Кюзенака, ее сердце переполнялось радостью и гордостью.

– Давайте сходим погуляем после обеда! – как-то предложила Мари.

Они все обедали в столовой. В этот день на стол было подано рагу из курицы с белыми грибами и легкое прозрачное вино. Но не только от вина Пьер, Мари, Леони и Жан Кюзенак были веселы: на дворе стоял прекрасный жаркий июльский день.

– Я, дети мои, предпочитаю остаться в прохладе гостиной. Мне нужно просмотреть почту. Да и вам, молодым, без меня будет веселее!

Мари укоризненно посмотрела на отца, который, по ее мнению, слишком рано примерил на себя роль патриарха, ведь ему не исполнилось и шестидесяти! И все-таки взгляд ее был полон дочерней любви.

– А я знаю, куда мы пойдем! – воскликнула Леони. – В Волчий лес! Там я нашла маленький источник…

Мари и Пьер расхохотались. Леони, девочка очень чувствительная, удивилась и даже немного обиделась.

– Почему вы надо мной смеетесь? – спросила она.

– Это секрет, милая Леони! – ответила Мари, обнимая девочку. – Я не стану тебе его рассказывать, но, думаю, сегодня мы замечательно проведем день!

Успокоенная Леони стала убирать со стола. Пьер ей помогал. Мари поднялась к себе в комнату переодеться. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем прогулка по сельским дорогам и лугам, но сейчас ей хотелось ненадолго остаться наедине с собой. Оказавшись у себя в комнате, она в задумчивости остановилась у большого зеркала.

– Слишком много счастья для меня одной! Пьер скоро станет моим мужем, и мы будем жить здесь, в «Бори»!

* * *

Девушка посмотрела на кольцо, полученное в подарок в день помолвки, – скромный сапфир в серебряной оправе. Потом перевела взгляд на каминную полочку, где стояла фотография, запечатлевшая ее, Мари Кюзенак, в день двадцатилетия.

Глядя на свой черно-белый снимок, Мари вдруг подумала о матери. В Бриве отец водил ее к могиле Марианны, умершей в возрасте двадцати двух лет. Они положили под деревянным крестом букет тепличных цветов – белых лилий с пронзительным и сладким ароматом…

– Мамочка! – прошептала Мари. – Я знаю, ты там, на небе! Прошу, защити меня и всех тех, кого я люблю!

Глава 14
Туманная осень

Сентябрь 1914 года

Нанетт купила в бистро Марселя Прессиго немного табака для мужа и как раз выходила на улицу, когда увидела на площади мсье Элуа, местного полицейского. Старик стучал в барабан, и вокруг него уже начинали собираться любопытствующие местные жители.

У Нанетт неизвестно почему появилось плохое предчувствие, и она поспешила присоединиться к толпе. Мсье Кюзенак, каждое утро читавший газеты, не раз говорил, что скоро может начаться война. Нанетт мало что понимала из этих разговоров. Многие слова, упоминаемые муссюром, не имели для нее никакого смысла – Сараево, покушение…

Элуа достал какой-то документ и стал читать вслух. На этот раз все было понятно, но от этого не менее ужасно.

– «Всеобщая мобилизация»!

Гул голосов, испуганные и гневные крики… Молодые мужчины, жители Прессиньяка, собрались в кучку, обсуждая свой скорый отъезд. Раз нужно защищать Родину, значит нужно, они не из пугливых…

Встревоженная Нанетт бежала до самой фермы. Жак, который вышел ей навстречу, посмотрел на жену с удивлением: белый чепец съехал набок, щеки кирпичного цвета…

– Что случилось? Уж не с самим ли чертом ты повстречалась на дороге?

Едва переведя дух, она повторила слова старого Элуа: «Всеобщая мобилизация»!

Лицо Жака стало мертвенно-бледным. Он вошел в дом и налил себе стакан вина.

– Пьер не уедет! – сердито сказал он, стукнув кулаком по столу. – Он наш единственный сын! Я не отправлю его под пули этих пруссаков!

Нанетт, присев на низкую скамеечку у печи, где тушилось заячье рагу, заплакала.

– Ты слышишь, жена? Мой сын останется с нами. Муссюр все для этого сделает! Пьер ему уже как зять, и он не позволит нашему сыну уехать!

Нанетт его слова немного успокоили, и она вытерла глаза. Но тут же вскочила и взмолилась со слезами в голосе:

– Жак, скорее иди в Большой дом и предупреди хозяина! Я пойду с тобой…

* * *

Жан Кюзенак обрадовался их приходу, но, услышав жалобные стенания Нанетт, нахмурил брови. Первое, что сказала бедная женщина, было: «Всеобщая мобилизация».

Известие не обрадовало хозяина. Похлопав Жака по плечу, он обнял всхлипывающую Нанетт:

– Не плачьте, дорогая! Пьер и Мари на ярмарке в Шабанэ. Думаю, они тоже слышали новость.

Леони, встревоженная визитом фермеров, которые крайне редко появлялись в «Бори» утром, тем более в будний день, прибежала спросить, что случилось.

– Что происходит, Нан?

Нанетт отдала всю свою любовь Мари, которую считала дочкой. К Леони она относилась доброжелательно, по-соседски, но не более того. Однако сегодня эмоции переполняли женщину, и она прижала девушку к своей пышной груди:

– Крошка моя, началась война! Наши мужчины уедут сражаться, и я даже не знаю куда! Пушечное мясо – вот что для них наши сыновья и мужья! А кто будет пахать и сеять, кто будет ухаживать за скотиной?

Испуганная Леони бросилась к Жану Кюзенаку:

– Папа Жан, вы ведь не поедете на войну, правда? Вы останетесь с нами?

Мсье Кюзенак ласково погладил девушку по волосам:

– Я слишком стар для армии, так что обо мне не переживай. Жак, Нанетт, идемте в кухню. Думаю, нам не помешает выпить по стаканчику – успокоить нервы.

Они проговорили уже больше часа, когда послышался шум мотора. Леони подбежала к окну.

– Машину ведет какой-то чужой мужчина, я его никогда раньше не видела! И Мари с ним одна, без Пьера!

Нанетт окаменела на своем стуле. Жак стянул с головы картуз. Он словно потерял дар речи от изумления. В кухню вбежала Мари, а следом за ней вошел седовласый мужчина, в котором Жан Кюзенак узнал знакомого животновода по имени Андрэ Фор.

– Нан, Пьер уехал! – вскричала девушка. Плечи ее сотрясались от рыданий, когда она добавила: – Он попросил меня попрощаться с вами за него!

Мари бросилась в объятия отца. Чуть позже, все еще с трудом сдерживая слезы, она объяснила:

– Мсье Фор любезно согласился отвезти меня домой. Мы встретились на ярмарке. Папа, я хотела удержать Пьера, но он упросил меня его отпустить. Он сказал, что, если вернется домой, ему будет труднее решиться…

– Доченька, мне так жаль тебя! Но я горжусь поступком моего будущего зятя, он показал себя настоящим мужчиной! Он решил сражаться, чтобы защитить тебя и всех нас. Поверь, проклятая война быстро закончится…

Леони на цыпочках подошла к Мари и взяла ее за руку.

– Нужно утешить бедную Нан, – сказала она шепотом.

Через мгновение девушки обнимали Нанетт, утирающую слезы и всхлипывавшую. Для трех женщин, для Жана Кюзенака и для Жака, как и для тысяч других женщин и мужчин, для множества семей это были первые минуты долгого и мучительного ожидания.

Перед уходом Пьера Мари успела сунуть в карман его куртки, поближе к сердцу, фотографию Пресвятой Девы Обазинской в позолоченной рамочке, украшенной фиалками, которые он подарил ей в один прекрасный весенний день.

10 октября 1915 года

Мари задержалась в классе. Ее ученики только что вышли из школы и теперь под проливным дождем расходились по домам.

Рядом гудела большая чугунная печь. За окнами ночь, казалось, готова была обрушиться на опечаленный край. Прессиньяк потерял не меньше тридцати молодых и сильных мужчин. Тогда никто не знал, что до конца военных действий погибнет еще двадцать. Как тяжела наложенная войной дань! Война забрала славных парней, которые любили ловить карпов и щук в реке и танцевать вокруг огня на площади в праздник Святого Иоанна.

Луизон, сын кузнеца, Альбер, сын трактирщика… Племянница Фаншон по имени Элоди осталась вдовой с двумя малышами, держащимися за ее юбку. Не вернутся домой Жанно, Люсьен и многие, многие другие…

Мари вздохнула. Учительницей в Прессиньяке она стала просто благодаря стечению обстоятельств. Ее предшественница отказалась от места, узнав о смерти своего жениха, который погиб на фронте в первые дни сражений. Мэр поселка, зная, что Мари уже может приступить к работе, поторопился уладить все формальности при активном содействии Жана Кюзенака. Хозяин «Бори» вздохнул с облегчением, узнав, что дочь останется с ним.

Для Мари это было большой радостью. Она не раз вспоминала свои детские мечты, проходя мимо этой школы. И вот, наконец, она «мадемуазель учительница» и ходит на работу в длинной черной юбке, бежевой блузке, а волосы укладывает в строгий узел. Каждое утро отец отвозил ее к школе на автомобиле, но вечером – и это было ее собственное решение – она всегда возвращалась в «Бори» пешком, в любую погоду.

Часто Мари заходила к Нанетт, чтобы подбодрить ее и поговорить о Пьере. От молодого солдата они получили всего пять открыток – хрупкие листки бумаги, которые доходили до Прессиньяка через много-много дней после отправки, судя по дате.

Последние два месяца писем от Пьера не было. Мари пыталась убедить себя, что ее жених все еще жив. Она писала ему письма, полные любви, и эта любовь, подпитанная разлукой, перерождалась в страсть. Мари никому об этом не рассказывала, но как же она сожалела о том, что сохранила целомудрие! Ну почему она не уступила мольбам Пьера, пылкого влюбленного, когда он просил ее подарить ему нечто большее, чем поцелуи?

– Он может умереть, – шепотом сказала она себе, – а я не дала ему то, что могла дать, хотя принадлежу ему столько лет! Ненавижу эту войну, я хочу, чтобы мой Пьер был со мной!

Сидя за столом, Мари положила голову на скрещенные на столешнице руки. Она долго плакала, позабыв о времени и о том, где находится.

* * *

Весь день она держала себя в руках, поэтому ученицы не догадывались, что творится на душе у их учительницы. Работа доставляла Мари истинное удовольствие, несмотря на давящий страх, от которого невозможно было избавиться. Она радовалась, глядя на своих прилежных учениц в форменных фартучках, которые сидели за партами и ловили каждое слово учительницы. В обеденное время Мари присматривала за самыми маленькими, листала вместе с ними книги с картинками, разогревала для них еду.

Помимо того, что работала учительницей, Мари исполняла обязанности секретаря мэрии. В поселке многие не умели как следует писать, поэтому люди приходили к девушке с просьбой составить ходатайство или написать письмо на фронт. Письма солдатам Мари писала особенно охотно, зная, как тяжело родственникам выносить ожидание и какой радостью станут эти несколько строк для супруга, жениха или сына. Она не была одинока в своей печали. Она чувствовала себя членом огромной сплоченной семьи, которой стали все те, кто ждал…

За ужином Мари рассказывала отцу и Леони, как прошел день в школе, об остроумных шутках малышки Колетт и печалях маленькой рыжеволосой Мадлен…

Не раз она развлекала своими рассказами об ученицах и Нанетт, заставляя ее улыбаться. Мари не уставала повторять:

– Наш Пьер вернется, вот увидишь!

* * *

За окном чернела ночь. Мари встала из-за стола и стала торопливо расставлять стулья в классе, упрекая себя за то, что поддалась отчаянию. Огонь в печи потух. Девушка быстро надела манто, ботинки и вышла из школы. Небо немного прояснилось, дождь прекратился.

Сегодня Мари с удовольствием доехала бы до дома на автомобиле, такой измученной она себя чувствовала.

– Что ж, в путь! Папа наверняка выйдет мне навстречу, он всегда волнуется, если я задерживаюсь на работе.

Ясно вырисовывалась дорога, пролегающая среди спящих холмов. Мари ускорила шаг, желая побыстрее оказаться в Большом доме, стоящем высоко на холме. Она решила на этот раз не заходить на ферму. Нанетт на нее не обидится.

Проходя мимо опушки Волчьего леса, девушка замедлила шаг. Запах грибов и влажной земли пробудил в памяти множество воспоминаний. Она тряхнула головой и посмотрела в сторону холма. В «Бори» ярко светились окна, поэтому дом четко вырисовывался на фоне неба. Должно быть, Леони ждет ее возвращения. Мари успела рассказать младшей подруге все о своем прошлом, поэтому Леони по вечерам зажигала свет во всех комнатах.

– Так ты увидишь дом издалека!

Дорогая крошка Леони! С какой любовью и заботой она играет роль ангела-хранителя! Мари подошла к развилке. Одна дорога вела к Большому дому, вторая – в Шабанэ.

Девушка по привычке посмотрела по сторонам. Ей показалось, что по второй дороге кто-то идет.

Снедаемая волнением и любопытством, Мари решила немного подождать. Она не ошиблась – кто-то, как и она, куда-то шел сквозь тьму осенней ночи. Рядом журчал ручей, от него поднимались вытянутые лоскуты тумана, которые повисали в метре от земли, меняя форму и сгущаясь, чтобы потом растаять в лесу.

Половина неба совсем очистилась от туч, и показался серп луны. В голубоватом лунном свете туман заиграл всеми цветами радуги. Мари теперь не видела ничего на расстоянии двух метров, но звук шагов был отчетливо слышен. И вдруг ее осенила догадка. Конечно же, это ее отец!

– Папа! Папа, я здесь! – обрадованно воскликнула она.

Ей ответил молодой и сильный голос:

– Мари, это ты? Мари!

У девушки голова пошла кругом. Разве могла она не узнать этот голос?

– Пьер! Милый мой Пьер! – вскричала она, бросаясь ему навстречу.

Это был он! На плече Пьер нес рюкзак. Мари прижалась к его широкой груди, от счастья не чувствуя под собой ног.

– Пьер, ты вернулся! Спасибо тебе, Господи!

Пьер нашел губами ее губы. Мари почувствовала, что у него по щекам катятся слезы. Она еще крепче обняла его, растворившись в этом страстном поцелуе.

Когда же, наконец, ей удалось перевести дыхание, девушка воскликнула с волнением в голосе:

– Вот Нанетт обрадуется! И я тоже так рада, Пьер! Ты получил отпуск, да? Какое счастье! Идем скорее домой!

Но Пьер остался стоять на месте.

– Подожди, Мари! – сказал он наконец. – Я не в отпуске, я демобилизовался. Теперь я иду к родителям. С тобой я думал поговорить завтра.

Удивленная Мари отступила, и Пьер шагнул к ней. Потухшим голосом он сказал:

– Мари, неужели ты не видишь? Я хромаю! Это потому, что я потерял ногу. Я не решился вам об этом написать. Я был в госпитале с июня. Они сделали мне протез. И если ходить с ним долго, это больно.

Пьер вынул из внутреннего кармана куртки портрет Пресвятой Девы Обазинской.

– Еще меня ранило в грудь, с левой стороны. Удар штыком пришелся в самое сердце, но металл скользнул по стеклу, и оно даже не разбилось. Так что этот портрет спас мне жизнь. Штык раскроил мне бок, но рана быстро затянулась. Это настоящее чудо!

Мари снова прижалась к Пьеру.

– Но я думаю, было бы лучше, если бы я умер, – продолжал юноша с горечью. – Я теперь безногий, конченый человек! Я калека, Мари… Поэтому я возвращаю тебе твое обещание. На войне очень страшно. Если б ты только знала… Скотобойня, смерть кругом…

Девушка заставила его замолчать поцелуем, более нежным и строгим. Она обняла его за шею, прижалась к нему всем своим молодым телом:

– Пьер! Пресвятая Дева сберегла тебя, ты жив! Ты здесь, ты вернулся, и я люблю тебя, как я тебя люблю! И всегда буду любить! Я хочу только тебя, и никого другого, Пьер, любимый! Ты пострадал, защищая нашу Родину, и в моих глазах ты герой, как и в глазах наших будущих детей! Пьер, прошу тебя, больше никогда не покидай меня!

Жан Кюзенак, которого и вправду обеспокоило долгое отсутствие дочери, спускался с холма. В месте, где сходились две дороги, он увидел обнимавшуюся пару. Он узнал голос Мари, которая повторяла: «Пьер! Пьер!»

Он все понял и повернул назад, к дому. Через полчаса, а может, завтра, он услышит рассказ Пьера. А пока влюбленных лучше оставить наедине друг с другом…