Текст книги "Доченька"

Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Никогда, мое сокровище! Теперь мы всегда будем вместе, обещаю! Дорогая, как ты выросла! Дай посмотрю на тебя!

Мари с Адрианом вошли в дом. Нанетт в кухне уже гремела кастрюлями, собираясь подать на стол все, что было в доме.

Но Адриану есть совсем не хотелось. Стараясь, чтобы голос звучал весело, он объявил, что хочет немного поспать. Оставив Камиллу с Нанетт, Мари последовала за мужем в спальню.

Им нужно было столько рассказать друг другу!.. Адриан поведал жене об ужасах войны. Она негромким голосом сообщила, кто из жителей Корреза погиб или пропал без вести. Адриан слушал, вытянувшись на кровати, и ему все не верилось, что он дома.

– Я думала, что это никогда не кончится, Адриан!

– Чтобы забыть, понадобится время, – отозвался он. – Хотя, думаю, такое не забывается.

– Ты прав! Я не знаю ни одной семьи, которой не коснулась бы беда. У кого-то умер член семьи, многие потеряли друзей. Недалеко отсюда, в деревне Перрье, что возле Бейна, в перестрелке с немцами погибли пятеро партизан. И – страшно подумать! – четверым было меньше двадцати лет! Среди них мог оказаться и Поль…

Адриан взял супругу за руку:

– Ты сказала, что Поль ранен. Это серьезное ранение?

– Он в госпитале в Перигё. Я езжу к нему дважды в неделю. Его обещают скоро выписать. Врачи заверяют, что ранение не будет иметь последствий. Я долго считала его погибшим, пока однажды ночью к нам не пришел Клод. Он сказал, что мой сын тяжело ранен, но Леони смогла оказать ему первую помощь на месте и переправила в Дордонь. Бедная моя Леони! Немцы изнасиловали ее, а потом расстреляли. Клод передал мне ее крестильный медальон. Через неделю он сам погиб под пулями.

Мари замолчала. Столько смертей… Она так часто плакала, что глаза ее казались какими-то выцветшими. «Дань Макарию» – так она называла свою тайну, это постыдное изнасилование, – принадлежала далекому прошлому. Мари надеялась, что правды никто никогда не узнает.

– Венсану повезло – он не стал жертвой массовых убийств в Тюле. Немцы повесили девяносто человек и больше сотни депортировали. Слава Богу, он в это время был у своего кузена в Эглетоне. Они с Лизон вернулись в Тюль и сейчас ждут второго малыша.

Адриан стал засыпать, умиротворенный покоем вновь обретенного дома. Мари добавила:

– Матильда обручена. Она решила стать парикмахером. Но я, похоже, утомила тебя разговорами! Война закончилась, ты, любовь моя, дома, а ведь я уже и не надеялась тебя увидеть… Когда десант союзников высадился в Нормандии, я танцевала на площади с мужем Ирэн! Мне хотелось плакать и смеяться…

– Так и должно быть, дорогая! Нужно радоваться, прогонять из сердца тревогу. Жизнь и радость всегда должны торжествовать!

Мари еще долго сидела у кровати, на которой спал Адриан.

Соединив ладони, она молила Господа и Пресвятую Деву позаботиться о Леони и Клоде, который, когда партизаны попали в засаду, спас ее сыну жизнь. Поль очень тяжело переживал эту утрату. Клод, всегда такой нелюдимый, однажды зимним утром признался ему, что они кровные братья. Она вспомнила слова сына: «И тогда я понял, почему он сторонился Матильды, которой так хотелось ему понравиться. Клод был хороший парень, папа был бы рад иметь такого сына…»

Многие семьи разбросало по миру, многие мужчины погибли или получили ранения. Оккупанты насиловали женщин, жгли фермы и дома… И все-таки воспоминания о пережитых ужасах понемногу стирались из памяти людей. Раны на телах и сердцах постепенно заживали, все снова учились жить, как свободные люди…

Сидя на краю постели, Мари с наслаждением вдохнула аромат цветущих под окном роз. У ее детей и внуков теперь есть будущее… И через неделю они устроят большой семейный обед, настоящий праздник…

* * *

Через два месяца, когда Адриан немного восстановил силы и снова открыл свой кабинет, в их дом явилась неожиданная гостья. Было раннее утро. Мари открыла входную дверь и увидела перед собой женщину, которую горе сделало практически неузнаваемой. Это была Элоди Прессиго.

– Входите, дорогая! – воскликнула хозяйка дома.

Мари провела гостью в кухню.

– Присаживайтесь, Элоди! Сейчас я сварю нам кофе!

Мари знала, что предстоит разговор о Клоде и его трагической смерти, и она искренне сочувствовала удрученной горем матери, поэтому, как могла, постаралась ее утешить. Однако вскоре выяснилось, что Элоди приехала не только затем, чтобы поговорить о сыне.

– Ах, мадам Мари! Вы такая славная! А я причинила вам столько горя! Как подумаю об этом… Вы столько лет присылали мне деньги на мальчика, вы приняли его в своем доме… Он познакомился с Нан, своей бабкой… Она сама мне рассказала, когда я заходила к вам недели две назад, но не застала, потому что вы с мужем уехали на побережье…

– Мне жаль, что мы тогда не встретились. И очень странно, что Нанетт ничего не сказала мне о вашем визите.

– Бедная старушка, наверное, понемногу выживает из ума! Мари, вы, должно быть, слышали, что после освобождения люди свели счеты со многими полицаями. Так вот, Макария Герена не спасли даже его деньги – месяц назад его расстреляли. Жена его повесилась в риге папаши Бенуа, она там пряталась. Их мальчика отдали на воспитание кому-то из двоюродных братьев или сестер. Я зарабатываю на жизнь тем, что прибираю в домах, вот мэр и предложил мне навести порядок в «Бори». Моя дочка Роз вызвалась мне помочь. Видели бы вы, какой там был разгром! Часть мебели разбита, остальная перевернута, многих вещей недостает… И вот когда я расставляла книги вашего отца, мсье Кюзенака, я нашла листок бумаги. Роз образованнее меня, она стала читать, и, представьте себе, это оказалось завещание! Поэтому я быстро собралась и села на поезд, чтобы вам его привезти.

Мари терпеливо выслушала этот длинный монолог, произнесенный плаксивым голосом, но слово «завещание» пронзило ее, словно удар молнии. Элоди достала из сумки сложенный вчетверо листок.

– Спасибо, Элоди! Но мне понадобятся очки.

В этот момент в кухню вошел Адриан. Он наклонился, чтобы лучше рассмотреть пожелтевший документ, в то время как его супруга начала читать. Текст был недлинным, но вполне конкретным.

Мари вскрикнула, сняла очки и протянула листок Адриану. Срывающимся голосом, с глазами, полными слез, она проговорила:

– Прочитай, дорогой, я не могу в это поверить! Это – единственное законное завещание моего отца, и оно столько лет пролежало в книге! А ведь мы после похорон пересматривали и разбирали библиотеку!

Удивленный Адриан только развел руками. Документ свидетельствовал, что Жан Кюзенак оставил Мари все свое имущество – земли, фермы и дом «Бори» со всей обстановкой. Далее следовало оформленное по всем правилам официальное заявление, в котором мсье Кюзенак признавал Мари своей дочерью и единственной наследницей. Своему племяннику Макарию он оставил два дома – один в Лиможе, второй в Сен-Жюньене.

Лицо Мари порозовело от волнения, когда она сказала:

– Папа завещал мне «Бори»! Мой дом! Я знала, что он мой, что несправедливо было выгонять нас оттуда…

Элоди кивнула и произнесла несколько довольно грубых слов в адрес покойного Макария. Адриан щедро вознаградил ее за хлопоты и честность. Вместе они позавтракали, и Элоди отправилась на вокзал ждать обратного поезда. Нанетт обняла ее на прощание.

– Мы с вами теперь прямо как одна семья! – воскликнула Элоди, когда пришло время прощаться. – До скорой встречи в Прессиньяке, мадам Мари!

* * *

Месяц спустя, в субботу, Мари подкрасилась и принарядилась. Вся семья собиралась ехать в Прессиньяк.

К встрече с любимым домом Мари купила новое платье и попросила Ману сделать ей модную прическу. Средняя дочь охотно ее подстригла. Условились, что Лизон и Венсан вместе с Жаком сразу отправятся в «Бори», не заезжая в Обазин.

Матильда очень изменилась с трагического дня своего ареста – стала менее эгоистичной, более рассудительной. Ее любовь к матери переросла в безграничное обожание. По большому секрету она призналась Мари, что со своим женихом наконец познала радость взаимной любви.

Камилла, которой недавно исполнилось двенадцать, подросла и похорошела. Она была точной копией своей матери в том же возрасте. Девочка сгорала от нетерпения, так ей хотелось увидеть Прессиньяк, колокол по имени Мария-Антуанетта, пруд Шоффи, небольшую речушку, сам «Бори» и остальные чудеса, о которых рассказывала мать.

Поль, хотя еще и не совсем поправился, тоже решил ехать. Меньше всего энтузиазма проявлял Адриан. Он часто шутил, что «у супруги, похоже, одно на уме – запереться в „Бори“ и жить там безвылазно».

Мари ушла из школы. На ее место взяли молоденькую выпускницу института.

Не стала она возвращаться и на работу в приют. В стенах старинного аббатства обитало слишком много дорогих сердцу призраков прошлого – сироты, мечтавшей обрести родителей, другой девочки – голубоглазой Леони, и Жака, отца Пьера, сеющего фасоль на огороде…

Спокойная жизнь с Адрианом – что могло быть лучше? У них было множество планов: съездить в Париж, посетить Лувр, увидеть Версаль, отправиться в Грецию и, конечно же, в Италию…

* * *

Мари смотрела вперед, зная, что в любую секунду может показаться окруженный парком Большой дом на холме. Пока они ехали, она без конца рассказывала Камилле о «Бори». Внимательно слушала рассказ матери и Матильда, которая совершенно не помнила эти места.

– В парке есть огромная ель, а под ней – каменная скамья. И всюду – кусты красных роз… Рядом с домом находится конюшня. У меня была своя рыжая лошадка, очень послушная. Гостиная обшита дубовыми панелями, а в кухне – огромная чугунная печь!

За окнами автомобиля проплывали знакомые пейзажи. Нанетт, которую долгая поездка совсем не утомила, широко улыбалась. Камилла, Поль и Ману с удовольствием слушали ее рассказы о ферме, об овцах и коровах и, конечно, о том, как однажды в дождливый вечер на ферму приехала их мать:

– Она тогда была совсем крошка, наша Мари! Мокрая насквозь, в грязных башмаках… И всего боялась! А уж худенькая… Такая, как ты, Камилла! Но у тебя, мое золото, щечки розовенькие, а она была бледная, страшно смотреть! Потом-то я ее откормила – щечки округлились, появился румянец… А сразу по приезде она заболела. Я уж и не думала, что поправится… И все из-за хозяйки. Злая была женщина Амели Кюзенак!

Воспоминания сменяли одно другое. Мари чувствовала, как нарастает волнение и нетерпение. Наконец показалась колокольня прессиньякской церкви, потом и обсаженная липами площадь. Когда они проезжали мимо школы, Адриан снизил скорость.

– Смотрите, Лизон уже приехала! – воскликнула Камилла.

Это была чистая правда: Лизон и ее семейство приехали в Прессиньяк раньше, чем планировали, и решили погулять по городку. Поскольку оба были учителями, неудивительно, что ноги сами привели их к местной школе.

Так и вышло, что в дом на холме семья явилась в полном составе. Мари предварительно съездила в Брив и уладила с нотариусом все вопросы относительно прав собственности на дом и землю. С трудом сдерживая слезы, Мари вошла в парк. Сжав в кулаке ключ, она подошла к крыльцу. Бледность ее напряженного лица встревожила Поля. Когда сын спросил, все ли в порядке, она ответила изменившимся голосом:

– Просто я слишком счастлива! Это мой дом! Мой дорогой и любимый дом!

Мари отметила изменения в обстановке: некоторые предметы мебели переставлены, иных недостает… И все же ей показалось, что время обратилось вспять и она вернулась на многие годы назад. С каждым шагом перед глазами возникали картинки из прошлого. Сидя вот в этом кресле, Жан Кюзенак сообщил ей о том, что она – его дочь… Жан-Пьер, ее первенец, умерший через несколько часов после рождения, увидел свет дня в этой комнате… За этим столом Лизон делала уроки…

И все же тишина в доме была давящей. Мрачное впечатление производили и пустая конюшня, и заросший сорняками парк.

День еще не кончился, но Мари поняла – она больше никогда не сможет жить в «Бори». В доме, который был свидетелем ее полной печалей и радостей супружеской жизни, помнил Амели Кюзенак и ее супруга Жана…

– Папа обожал «Бори» также, как и я, – сказала она детям, – но его уже давно нет с нами. И в городке я теперь никого не знаю…

Адриан положил руку на плечо супруге:

– Дорогая, лично я предпочел бы наш дом в Обазине. «Бори» ты можешь отдать в аренду за хорошие деньги или продать. Это было бы правильно, потому что дом не должен оставаться нежилым.

Поль, Матильда и Камилла поднялись по лестнице, чтобы увидеть каморку на чердаке – ту самую комнатушку горничной, о которой мать столько рассказывала. Мари осталась стоять посреди гостиной, не зная, как поступить с «Бори». Взгляд ее упал на Лизон и Венсана. Молодая чета сидела у камина и разговаривала шепотом. Маленький Жан играл на ковре с плюшевой собачкой. На глазах у Мари округлившийся живот старшей дочери пришел в движение – ребенок шевельнулся.

– Мамочка, это первый раз, когда он так сильно толкается! – радостно воскликнула молодая женщина. – Наверное, ему, как и мне, в «Бори» очень нравится!

Решение оказалось настолько простым, что Мари удивилась, почему не подумала об этом раньше: Лизон будет под этой крышей очень счастлива, и ее дети вырастут в собственном доме. Они будут играть возле большой ели, а в рождественский вечер расставлять башмачки возле этого камина… Она подошла к дочери:

– Лизон, дорогая, ты всегда стремилась помочь и утешить меня! Переезжай сюда жить! Ты помнишь этот дом, тебе было жаль отсюда уезжать. Он принадлежит тебе по праву. А я останусь в Обазине, потому что мое сердце теперь бьется спокойно только в Коррезе. Там, где я вышла замуж за Адриана…

Лизон попыталась возразить, но радость ее была очевидна:

– Мамочка, но сможем ли мы жить здесь? Венсан не из породы «джентльменов-фермеров», хотя мне сельская жизнь очень нравится! Ты права, я люблю «Бори», я здесь росла!

Мари подхватила обрадованно:

– Я буду часто приезжать к вам в гости! Мы сможем на Рождество собираться в этом доме всей семьей! Дорога поездом не займет много времени. Наведите справки, может, в местных школах есть вакансии.

Лизон сказала мечтательно:

– Было бы замечательно жить в «Бори»! Но не слишком ли велик для нас этот дом?

– Во флигеле Алсида может поселиться Луиза, мама Венсана.

– О мамочка, это было бы просто чудесно! Мама Луиза сможет жить с нами! И вы станете приезжать часто-часто! Кстати, а я помню Алсида. Это старый конюх, верно? А ты, мам, его помнишь?

– Конечно! Когда я пришла в этот дом горничной, Алсид каждое утро заглядывал в кухню и я наливала ему стаканчик спиртного, так что он уходил веселый. Дорогая, прошу, соглашайся! Мы ведь теперь богаты: я продам землю и разделю между вами деньги. И ты сможешь содержать «Бори».

Венсан не стал спорить. Он сообщил теще, что, прогуливаясь возле школы, от какой-то местной кумушки они узнали, что учитель в школе для мальчиков в этом году уходит на пенсию.

– Я могу подать заявку на это место. Лизон родит малыша, да и Жан еще маленький, поэтому как минимум год ей придется побыть дома. Мы смогли отложить немного денег, так что проживем.

Все семейство вышло в сад, за которым когда-то столь заботливо ухаживал Алсид. Камилла стала носиться по дорожкам.

Адриан ласково обнял Мари:

– Я очень рад, что ты выбрала Обазин, моя любимая женушка. Пока Камилла с Лизон гуляют, может, ты покажешь мне этот знаменитый Волчий лес?

Мари прижалась щекой к груди мужа:

– Нет, давай лучше вернемся в дом. В глубине этого леса есть источник, который местные старики считают чудотворным. Впрочем, сейчас он, наверное, зарос колючками и бузиной. Я не хочу возвращаться на то место. Оно принадлежит Пьеру, понимаешь?

– Да, ты права. Не станем больше вспоминать о маленькой Мари из «Волчьего Леса», которая бродила когда-то по этим дорогам. Я хочу до конца моих дней жить с мадам Меснье, моей супругой, самой прекрасной и великодушной женщиной из всех, кого я знаю! Я уже говорил тебе сегодня, что ты очень красива?

Мари вздохнула:

– Это и есть счастье!

Показались веселые Поль и Матильда. Они собрались в Прессиньяк поздороваться с Элоди, и Камилла решила пойти с ними.

– Мам, я пообещал Клоду позаботиться о его матери. Мы решили срезать для нее розы. Можно?

– Ну конечно! И передай ей от меня привет!

Лизон и Венсан разговаривали в парке, с обожанием глядя на резвящегося на траве сына. Нанетт, которую утомила «вся эта суета», спала в садовом кресле – худенькая, в черном платье, с неизменным чепцом на седых волосах.

Мари привела Адриана в свою каморку под крышей, где теперь царил жуткий беспорядок. Он знал, какая драма разыгралась здесь однажды ночью. Мари прижалась к мужу и сказала тихо:

– Пьер никогда не любил подниматься на чердак. Здесь бывали я, папа, Амели, ну и Макарий. Я хочу, чтобы ты стер все следы несчастья, подарив мне поцелуй любви, как если бы нам было по двадцать лет и это было бы наше первое свидание! А потом мы будем счастливы навсегда, ты и я!

Адриан коснулся ее губ своими губами. Глаза его радостно сияли, когда он прошептал:

– Но ведь нам и правда по двадцать, обожаемая моя Мари! И этот поцелуй мы никогда не забудем, как и наш первый поцелуй! А потом я отвезу тебя в Коррез, на нашу родную землю, и сумею сделать так, что все твои печали забудутся…

Мари закрыла глаза. Лизон станет хозяйкой Большого дома на холме, а она, Мари, будет обычной жительницей Обазина. «Хотя и в Коррезе есть свой „Волчий лес“… – подумалось ей. – У меня найдется много историй, которые мои внуки будут слушать, как зачарованные, когда мы вместе усядемся возле камина! И дома, и здесь, в „Бори“…»

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.