Текст книги "Дыхание ветра"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Киона сдержанно наблюдала за этой суматохой. Девочка узнала колоколенку приходской школы, которую так часто описывала ей Эрмин, и миловидную Бетти Маруа.
– Это Киона, – закричал внезапно во все горло Мукки, заметив девочку. – Мари, Лоранс, Киона приехала! Она в санях!
Молодая женщина решила не ввязываться в снежный бой. А дети, в восторге от того, что она вернулась, сами бросили играть. Подошла Бетти.
– Какой чудесный мы провели день! – сообщила она Эрмин. – Такое солнце! Сугробы слегка подтаяли, и наши озорники воспользовались этим и бесились, как могли.
Продолжая говорить, она с любопытством разглядывала Киону. На крыльцо дома вышел Жозеф Маруа.
– Добрый вечер, Мимин! – бросил он. – Смотри-ка, Симон вел машину твоих родителей? А они где?
– Уехали в Шикутими, – ответила она, приветствуя его дружеским жестом. – Бетти, вот твои ленты. Ты была права, хозяйка галантерейного магазина, мадам Тереза, очень любезная дама. Узнала меня, даже несмотря на шарф и шапку. Холодает, я отведу детей домой. Жо, Бетти, это Киона, сестренка моего мужа.
– А я-то и не знала, что твоя свекровь вышла замуж! – удивилась Бетти. – Сколько лет малышке?
– Пять, скоро шесть. Она мечтала приехать в Валь-Жальбер. Еще раз спасибо, что присмотрела за моими. Приходите к нам на обед, мне это будет очень приятно. Мирей испечет оладьи.
Во время этого разговора Киона прижималась к Мадлен, которая сидела в санях. Кормилица чувствовала, что девочке не по себе, что она напугана. Но к ней подбежал Мукки, а за ним близнецы.
– Киона, как здорово, что ты приехала! – выпалил мальчик. – Будешь жить у нас. Увидишь автомобиль с цепями на колесах и загон для собак, который построил дедушка. Мама нас отведет туда.
– Да, конечно, – пробормотала она.
– А я дам тебе поиграть с моей фарфоровой куклой, – добавила Лоранс. – Мне ее бабушка подарила на день рождения.
Эрмин доехала на упряжке до прекрасного особняка, перешедшего во владение Лоры Шарден, ставшего ее убежищем. Киона увидела большое двухэтажное здание из камня и дерева с двускатной крышей. Под большим навесом качались на ветру зажженные фонарики. Балконные перила были украшены еловыми ветками с прикрепленными к ним красными бантами. Приходская школа показалась ей огромной и величественной.
– Как красиво! – сказала она Мадлен.
Из-за дома вышел Арман Маруа в ушанке с козырьком, в пальто из толстого драпа. Коренастый молодой человек, которому исполнился двадцать один год, продолжал помогать Шарденам по хозяйству, несмотря на то что начал работать на полставки неподалеку от Шамбора. Зимой, например, он следил за отоплением, расчищал снег на аллее и выполнял многие другие обязанности. Безработица еще свирепствовала, и любой доход имел значение в семейном бюджете.
– Привет честной компании! – завопил он, перекатывая за щекой жевательную резинку. – Мимин, я могу распрячь собак и накормить их. Я налил им теплой воды в кормушки.
– Отлично! – сказала она. – Спасибо тебе, Арман.
Молодая женщина не могла по-настоящему не оценить его предупредительность, ведь обычно он вел себя иначе – насмешливо и отстраненно. И это несмотря на то, что он рос на ее глазах и она часто присматривала за ним, чтобы помочь Бетти, которая с трудом справлялась со своим хозяйством.
Маруа оставались верны образу жизни, вошедшему в привычку в золотые времена Валь-Жальбера. Жозеф сумел выкупить свой дом и намеревался в нем же и умереть. Но он должен был полностью содержать семью. Каждый год откармливал поросенка, разводил птицу и заботился о том, чтобы старая корова Эжени телилась каждую весну. Огород в изобилии снабжал овощами, так что семья потребляла их свежими, а избыток консервировали. Старый рабочий очень этим гордился.
– Иди сюда, Киона! – ласково сказала Эрмин, беря девочку за руку. – Ты совсем замерзла, моя милая. И как будто не радуешься, что приехала сюда.
– Да нет, почему же, Мимин? – возразила девочка, послушно следуя за ней.
Эрмин подумала, что Тала и Киона расстались впервые.
– Скучаешь по маме? – спросила она.
– Нет, Мимин!
Мукки оттолкнул их, забежал вперед и открыл дверь. Он закричал во все горло, призывая Мирей. Та выбежала в большой коридор, украшенный зеркалами и картинами.
– Боже мой, – воскликнула она, – кто эта красивая барышня? Здравствуй, моя милая!
Экономка оглядела наряд гостьи, сшитый из оленьих шкур, и куртку, подбитую мехом бобра. Туника с бахромой и сапожки с узкими ремешками были украшены цветным бисером. Она провела пальцем по длинным золотисто-рыжим косичкам.
– Держу пари, что тебя зовут Киона, – произнесла она наконец. – А я Мирей!
Ее серебристые волосы блестели в свете лампы, а круглое доброжелательное лицо могло бы внушить доверие любому ребенку.
– Мимин все время о вас говорит, – подтвердила Киона. Эти слова сопровождались прелестной улыбкой. Мирей сначала растерялась, а потом почувствовала, что просто потрясена. Она наклонилась и поцеловала маленькую гостью.
– А ты мне нравишься! Думаю, что угощу тебя очень вкусным полдником, вам тоже достанется, ребятишки! Ну-ка, бегом в гостиную!
Казалось, к Кионе вернулось ее предотъездное радостное состояние. Мукки потащил ее к огромной сверкающей огнями елке. Близнецы тоже присоединились к ним. Раздались взрывы хохота. А Мирей посмотрела на Эрмин укоризненным взглядом.
– Ты притащила сюда дочь своего отца! – прошептала она. – Меня-то не проведешь.
– Я в этом не сомневалась, – призналась молодая женщина. – Тебе этого не понять, Мирей… Сегодня у нас праздник! Иди к своей плите, к ужину придут гости.
Эрмин нежно погладила экономку по щеке. Мирей воздела руки к небу. Но в глубине души она торжествовала.
Глава 8
Слезы ангела
Валь-Жальбер, в тот же вечер, понедельник, 18 декабря 1939 г.
Хотя день был переполнен событиями, Эрмин так и кипела энергией. После полдника она решила помочь Мадлен в ее обязанностях кормилицы. Конечно, слово «кормилица» ей больше не подходило, потому что дети уже выросли, но оно как-то прижилось за все эти годы. Молодая индианка большую часть времени занималась близнецами. Полтора года она кормила их грудью, вставала по ночам, если они начинали плакать, а теперь учила их шить, вышивать и многому другому. Мадлен была бесконечно привязана к Мари и Лоранс. И девочки питали к ней такую огромную любовь, что это часто огорчало их мать. Возможно, это взаимное чувство между Мадлен и близнецами и послужило причиной той глубокой нежности, которую Эрмин питала к Кионе.
– А сейчас пора привести себя в порядок и переодеться, – объявила Эрмин. – Все наверх! Я помогу Мадлен переодеть вас к ужину. У нас сегодня гости – Симон и Арман. И Шарлотта должна скоро вернуться.
Мукки и девочки, обрадованные перспективой оживленного веселого ужина, тотчас послушно ушли. Только Киона продолжала сидеть на месте, не сводя глаз со сверкающей рождественской елки, установленной в углу гостиной.
– Пойдем, дорогая, – ласково позвала ее Эрмин. – Я покажу тебе мою комнату. Ты будешь спать со мной.
– Я знаю, какая у тебя комната, – звонким голоском ответила девочка.
Эрмин убедилась в том, что Мадлен и дети действительно ушли, а затем спокойно и пристально посмотрела на сводную сестру.
– Ты в этом уверена? – спросила она у девочки. – Какого цвета у меня шторы на окнах? А что за подушка у меня на кровати?
– Я это сказала понарошку, – ответила Киона. – Не знаю, ведь я же никогда раньше не бывала в твоем поселке. Но я не хочу мыться – я не грязная.
– Я это прекрасно вижу! Я говорила о том, что тебе надо причесаться и переодеться в сухое. У тебя брюки внизу совсем намокли от снега, поэтому я хотела дать тебе какое-нибудь платье Лоранс и красивые туфельки.
Это предложение, похоже, прельстило Киону, и она встала, слабо улыбнувшись. Неожиданно ее лицо снова посерьезнело, и она чуть слышно сказала:
– Как-то во сне я видела, что ты плачешь. Твоя подушка была обшита кружевом, у тебя была похожая… в другом доме… в лесном.
Эрмин внимательно слушала девочку. Взяв с собой Киону в Валь-Жальбер, она не собиралась расспрашивать ее о необъяснимых появлениях, происшедших в этом доме, но теперь представился удобный случай.
– Если хочешь, мы можем поговорить об этом в моей комнате. Пойдем скорее, дорогая.
Девочка шла за ней следом, ступая медленно, очень медленно. Провела пальцем по салфетке на круглом столике, погладила спинку кресла.
– Что с тобой, Киона? – удивилась Эрмин. – Только что ты играла с Мукки в шарики на ковре и казалась такой веселой. Перед ужином мы поставим пластинку с рождественскими гимнами. А я так надеялась, что тебе здесь будет хорошо! Можно подумать, что ты чем-то недовольна!
– Мимин, мне немножко грустно, – задумчиво ответила Киона. – Я не могу тебе сказать почему.
Эрмин с изумлением увидела, что по щекам ребенка текут крупные слезы. Она подняла Киону и прижала ее к своей груди.
– Бедняжка моя, я никогда не видела, чтобы ты плакала. Ну, что с тобой?
И, не выпуская Киону из рук, Эрмин поднялась с ней наверх. Растерянная Киона шмыгала носом. Заплаканная, она казалась маленькой и уязвимой.
– А вот и моя комната, – объявила Эрмин. – Никто не услышит, как ты будешь мне рассказывать, почему тебе грустно.
Девочка, восхищенная розовым сиянием лампы в изголовье кровати, обилием цветастых тканей и атласных подушечек, осмотрелась. Резная мебель нежного бледно-розового цвета показалась ей восхитительной. Эрмин посадила ее на кровать, на пышную перину.
– Тебе здесь нравится? – спросила она Киону.
– Да, Мимин. Все так красиво!
Эрмин тоже присела на кровать. Она старательно продолжала улыбаться, хотя чувствовала собственное бессилие перед лицом этой детской грусти, причины которой она страшилась узнать.
– Киона, девочка моя, я хотела доставить тебе радость, а ты плачешь, – вздохнула она. – Скажи мне, что тебя заботит.
– Мимин, ты здесь ни при чем. Просто, когда я что-то вижу, мне от этого грустно.
– А твоя мама знает об этом? – осторожно спросила Эрмин.
– Нет, об этом никто не знает!
– И что же ты видишь? Ты видишь это во сне? Когда спишь?
Чтобы снять напряжение, она расплела девочке косы и принялась расчесывать ее волосы цвета червонного золота.
– Мимин, а если я буду молиться, как Мадлен, как ты думаешь, это прекратится?
– Возможно, дорогая моя, только ты не ответила на мой вопрос. Что тебя огорчает из того, что ты видишь? Что-нибудь страшное?
Какое-то необъяснимое благоразумие удержало Эрмин, и она не стала рассказывать Кионе о том, что произошло в этом доме.
«А если в ее памяти ничего не сохранилось? – думала она. – Я могу встревожить ее, если скажу, что дважды видела ее здесь. И не только я… Мадлен, Мукки и близнецы тоже ее видели. Никаких резких движений, ни в коем случае».
Она продолжала нежно приглаживать густые шелковистые волосы Кионы, которая чуть слышно бормотала:
– Мне как-то не по себе… Мимин, я часто чувствую себя очень усталой, потом засыпаю и приходят сны. Я тебе уже говорила, что видела, как ты плачешь у себя на кровати, и мне хотелось тебя утешить. А в другой раз Мукки баловался, и я его окликнула. Знала бы ты, как я испугалась!
– Я согласна, что все это невесело. А тебе не снилось, что ты слушаешь, как я пою какую-то рождественскую песню?
– Снилось, – подтвердила девочка.
Потрясенная Эрмин взяла девочку на руки и стала укачивать ее. Ей так хотелось успокоить Киону, а для этого надо было уяснить причину этого поистине ошеломляющего явления. По-видимому, когда Киона спит, ей что-то снится, и сама она, точнее, ее образ перемещается в пространстве. Эрмин участливо сказала девочке:
– Киона, я уверена, что тебе снится не только плохое, но и хорошее. Постарайся вспомнить.
– Да, снилась Шарлотта в белом платье в каком-то саду. Там очень зеленая трава и много цветов. Она выходит замуж за того большого мальчика, который вел машину, – пробормотала Киона.
– Дорогая моя, твоя мама думает, что у тебя много разных способностей, а способности – это то, чем Господь, будь то Бог индейцев или Бог белых, одаривает нас при рождении. Но ты у нас еще очень маленькая, и я думаю, что тебе совсем не хочется видеть такие сны. Ну а в том, что ты мне рассказала, вовсе нет ничего печального, не из-за чего плакать.
– Но бывает, я что-то вижу, и когда не сплю, – призналась Киона. – Вот этот дом я видела мрачным, покинутым, с обвалившимися стенами. Я даже заплакала.
На этот раз Эрмин посмотрела на сестру с бесконечным состраданием. Ей было жалко Киону, но она даже не пыталась найти какое-либо объяснение ее словам.
«Если бы у Мукки или близнецов появилась склонность к таким проявлениям сверхъестественного, я бы места себе не находила, – подумала она. – Кионе вовсе незачем отдавать себе отчет в том, что у нее бывают видения».
– Дорогая моя, – начала Эрмин, – не беспокойся. Я полагаю, что есть и другие люди, которые, как и ты, способны видеть картинки из будущего. Завтра мы с тобой прогуляемся по Валь-Жальберу, и я тебе покажу дома, которые горели при пожаре, или другие, где крыши провалились под тяжестью снега. В нашем поселке почти никого не осталось, а зимние бури, дожди и морозы мало-помалу разрушают здания. Мои родители, наверное, тоже останутся здесь недолго. Однако сегодня, несмотря ни на что, будем веселиться!
Через час Эрмин и Мадлен спустились в гостиную в сопровождении четырех безукоризненно одетых, тщательно причесанных детей, чьи мордашки буквально светились от чистоты. На Мари и Лоранс были бархатные платья с белым воротничком, одинакового покроя, но разных цветов: у одной – голубое, у другой – розовое. Мукки красовался в белой рубашке, жилете и новых твидовых брюках. Сияющая Киона держала его за руку, и золотистые волосы струились по ее худеньким плечам. После нескольких примерок Эрмин выбрала для сводной сестры зеленое шерстяное платье, украшенное красной вышивкой на манжетах и на груди. В таком наряде девочка походила на лесную фею, облаченную в наряд из листьев и мха. В туфельках ей было неудобно, поэтому она надела свои сапожки.
– А теперь, дорогие мои, ведите себя хорошо! – обратилась к ним Эрмин. – Не возиться, не шуметь! Сейчас вы послушаете пластинку, которую бабушка купила к Рождеству.
Еще в детской Эрмин наблюдала за Кионой. В компании Лоранс и Мари, которые выбрали для нее самые красивые свои игрушки, девочка быстро поддалась общему веселью. Мукки, очень привязавшийся к Кионе, искал любой случай, чтобы доставить ей удовольствие, и принес свою любимую книжку с картинками. К великому облегчению подруг, в комнате воцарилось спокойствие.
Мадлен села на диван, рядом с ней примостилась и Эрмин.
– Похоже, они довольны, что снова все вместе, – заметила кормилица.
– Да, какие же они милые! Я им пообещала, что сегодня они лягут спать позже. Знала бы мама, что я нарушаю установленные правила! Она скоро позвонит. Наверное, я лучше дождусь ее возвращения и тогда сообщу, что пригласила Киону сюда, под ее кров.
Патефон заиграл знаменитую песню «Царица ель»[35]35
«О Tannenbaum», слова Эрнста Аншютца (1824 г.).
[Закрыть] в исполнении детского хора.
Царица ель, краса лесов,
Люблю наряд твой изумрудный!
Когда зимой, среди снегов,
Стоят деревья без листов,
Царица ель, краса лесов.
Лишь ты одета в бархат чудный.
Тебя приводит Рождество
В наш дом на праздник, всеми чтимый,
Царица ель, милей всего
Твоих подарков волшебство,
Тебя приводит Рождество
Руками матушки любимой[36]36
Пер. М. Квятковской.
[Закрыть].
Склонившаяся над книжкой с картинками Киона выпрямилась и прислушалась, широко улыбаясь. Потом вскочила и подбежала к Эрмин.
– Мимин, а что такое «святое торжество»? – спросила она. – Как мне нравится эта песня!
– Святое торжество – это Рождество, рождение Иисуса Христа. Он для нас мессия, наш Спаситель. Как бы тебе это объяснить? Твоя мама молится Великому Духу, который вселяет жизнь в деревья, в воду в реках, в земных тварей, а многие люди молятся Иисусу Христу.
Мадлен принялась с благоговением рассказывать Кионе о рождении Сына Божьего в Вифлееме. И почти сразу же зазвучали с пластинки первые аккорды песни «Родился он, божественный ребенок»[37]37
Одна из самых знаменитых французских песен, которая впервые была опубликована в 1874 г. в сборнике «Рождественские песни Лотарингии».
[Закрыть].
– Понятно, но не совсем, – серьезно сказала Киона. – Если Иисус пришел, чтобы спасти всех, значит, и меня тоже?
– И тебя тоже, дорогая, – подтвердила Эрмин, думая о том, как была бы рада сестра Аполлония, что Киона проявляет такой интерес к христианской вере.
Внезапный крик нарушил благостную атмосферу, царившую в гостиной – истошно закричала Мирей:
– Боже мой, как больно!
Эрмин бросилась в кухню, а следом за ней – дети и Мадлен. Экономка стояла, согнувшись пополам, ее левая рука была обмотана тряпкой.
– Зря вас всполошила, – простонала она. – Ничего серьезного.
– Что случилось, Мирей? – встревоженно спросил Мукки. – Тут вода кругом разлита.
– Не вода, а прекрасный куриный суп, – жалобно сказала экономка. – Не знаю, как я умудрилась опрокинуть кастрюлю.
– Ты ошпарилась! – воскликнула Эрмин. – Дай посмотрю.
– Да нет, ничего серьезного. Если бы кто-нибудь набрал снега в тазик, я бы подержала руку в снегу. Так моя бабушка лечила ожоги.
Мадлен бросилась за снегом, но тут из двери, ведущей в дровяной сарай, вышел Арман Маруа. Молодой человек приветствовал всех, приподняв одним пальцем свою ушанку.
– Арман, ты не мог бы вернуться на улицу и принести тазик снега? – спросила Эрмин. – Мирей ошпарилась.
– Будет сделано!
Он тут же принес снега, и уже через несколько минут Мирей заявила, что ей легче. Ей было неловко, словно ее уличили в том, что она не в состоянии справиться со своими обязанностями по кухне и дому.
– Марш все отсюда, мне надо дело делать, – заворчала она. – У меня больше ничего не болит. Суп пропал, значит, сварю другой.
– Я накрою на стол, – вызвалась Мадлен. – Все вам помогут.
Зная особую крестьянскую гордость Мирей, Эрмин без лишних слов повиновалась. Она шла по коридору в окружении детей, когда во входную дверь, ведущую на крыльцо, постучались Шарлотта и Симон. Мадлен, отодвинув щеколду, открыла дверь.
– Лолотта! – возликовал Мукки.
Шарлотта быстро расцеловала малышей и увидела Киону.
– Какая ты нарядная! – сказала она девочке. – Я знала, что встречу тебя здесь, ведь за мной в Шамбор приехал мой жених, он и рассказал о тебе.
– А вот и моя гостья, – сказала Эрмин. – Добрый вечер, Симон. Виновата, мне надо было сказать: «Добрый вечер, жених и невеста!» Теперь все законно.
Шарлотта рассмеялась. Она сияла, хмельная от долгожданного счастья. С тех пор как Симон совершенно определенно заявил о своем намерении жениться на ней, она парила в облаках.
– Поскольку мои родители вместе с Луи находятся в Шикутими, этим вечером в доме я хозяйка, – уточнила Эрмин.
– Симон мне и об этом рассказал, – заметила Шарлотта. – Я так рада, что вокруг одна молодежь.
К ним присоединился Арман, завязался оживленный разговор, а музыкальным фоном служили напеваемые близнецами вполголоса песенки-считалки. Никто не видел, как Киона тихонько отошла от всех и проскользнула в кухню. Она застала Мирей в ту минуту, когда та сморкалась в платок, а ее глаза были полны слез.
– Тебя Эрмин прислала? – довольно резко спросила экономка, недовольная тем, что ее беспокоят.
– Нет, я хотела вас утешить.
– А откуда ты узнала, что я плачу, как последняя старая дура? Нехорошо подсматривать.
На Киону эти слова не произвели никакого впечатления. Она подошла к Мирей, молча и пристально глядя на нее, и взгляд ее золотистых глаз был полон безмерной доброты.
– Не доставляй мне лишних хлопот, – сказала женщина, садясь на табурет. – Когда страдает тело, то частенько и сердце болит заодно с ним. Обожженная рука еще побаливает, а у меня, даже не пойму отчего, грустно на душе. Родом я из Тадуссака[38]38
Тадуссак – первое французское владение в Северной Америке. В первые годы колонизации там была создана пушная фактория. Поселок Тадуссак признан самым старым в Квебеке – он отметил свое четырехсотлетие в 2000 г.
[Закрыть], и в твои годы боялась только одного: покинуть свой поселок. Я его любила. Летом ходила на реку смотреть на большие пароходы, которые шли до Сагенея или еще дальше, до Квебека. Но где оно теперь, мое детство… Мои родители лежат на кладбище, а я большую часть жизни провела в Монреале. Частенько мне хочется вернуться назад в Тадуссак, все это всплывает в памяти, и тогда я лью слезы.
– Мирей, я тебя очень люблю! – убежденно заявила Киона.
– Не говори глупостей! Ведь я тебе совсем чужая. Нельзя любить человека, которого не знаешь, – отрезала экономка, однако признание девочки умилило ее.
– Мимин все время говорит, что ты очень добрая, что ты ей немножко бабушка.
Растроганная Мирей слегка качнула головой и пригляделась к девочке. Киона улыбалась так очаровательно и так ласково, что экономка ощутила какое-то странное спокойствие. Она подыскивала, что бы такое сказать, чтобы рассеять эти чары, но отшутиться язык не поворачивался.
– Может быть, ты и вернешься туда, в Тадуссак, – совсем тихо проговорила наконец Киона.
– Кто знает, может, и вернусь, – ответила Мирей. – Чудачка ты и красивая, как солнышко.
Киона вышла из кухни, и экономка пожалела о том, что не поцеловала ее.
«Приготовлю-ка я завтра карамель из кленового сиропа, – подумала она. – И оладий напеку».
Мирей доказывала свою преданность ближним, с еще большим старанием вкладывая свое умение и силы в кулинарные изыски. Приободрившись, она стала насвистывать что-то из своей любимой Болдюк. Грусть улетучилась.
Мадлен, раскладывая приборы на столе, болтала с Арманом. Дети играли в шарики на роскошном ковре возле рождественской елки. Шарлотта заявила, что поднимается наверх привести себя в порядок. Тут же близнецы бросили своего брата и вызвались пойти вместе с ней. Шарлотта стала большой кокеткой, она накопила впечатляющий арсенал разных видов помады, дешевых духов и побрякушек. Мари и Лоранс обожали копаться в этих радующих душу запасах бижутерии и косметики.
– Пойдем с нами, Киона, – сказала Шарлотта. – Я уверена, ты еще не все в этом доме видела, например, мою комнату. Идем!
С выражением восторга на лице девочка тут же согласилась. Эрмин воспользовалась этим, чтобы увести Симона в кабинет матери.
– Симон, ты мне очень нужен! – начала она. – Поскольку росли мы вместе, я считаю тебя своим старшим братом. Сначала обещай мне хранить в секрете то, что ты сейчас узнаешь. Твои родители и Арман ничего не должны заподозрить, но Шарлотта посвящена в эту тайну.
– Мимин, ты меня пугаешь. Неужели это так серьезно?
Прежде чем ответить, она посмотрела на него, словно оценивая возможности своего вероятного партнера.
– Да, это очень серьезно, а на Тошана – увы! – я рассчитывать не могу. Чтобы он не беспокоился, я даже не стала отправлять ему письмо и вводить в курс дела. Помнишь, что в прошлый понедельник на меня напали?
– Разве я могу такое забыть? – возмутился он. – Я так тогда перепугался за двух милых зверушек, которых ужасно люблю – за Шинука и за тебя, Мимин.
Симон пошутил, чтобы разрядить атмосферу. Эрмин ткнула его локтем в бок, как делала в детстве, желая постоять за себя.
– Вот дурачок! Интересный парень, жениться надумал, а называешь меня зверушкой! – резко сказала она. – С тобой, Симон, всерьез и не поговоришь.
– Ты находишь меня интересным? – в притворном восторге воскликнул он.
Она громко рассмеялась. Трудно было не заметить неординарную внешность этого атлета с темно-каштановыми, слегка вьющимися волосами и правильными чертами лица.
– Твой отец, должно быть, тоже был красивым в молодости, – добавила она. – Но лицо у тебя добрее и глаза большие. Ну, поболтали и хватит. Симон, эти двое не случайно пристали ко мне. У них зуб на Тошана и мою свекровь из-за одной старой истории.
Тихим, доверительным голосом Эрмин вкратце изложила ему сложившиеся обстоятельства.
– Табарнуш[39]39
На канадском диалекте ругательство, соответствующее русскому «Черт побери!». (Примеч. перев.)
[Закрыть]! – ругнулся он сквозь зубы, когда она закончила свой рассказ. – Да я ничего подобного и представить себе не мог! Понятно, что ты не можешь рассказать все это начальнику полиции, иначе у твоей свекрови могут быть неприятности.
– Не просто неприятности, Симон. Индианка, заказавшая убийство, пусть и двадцать пять лет назад, – да они засадят ее в тюрьму!
– Это еще как сказать, – возразил Симон. – Эти парни тоже порядком постарались: подожгли хижину, рискуя сжечь заживо ее обитателей, целились в тебя, ранили лошадь. Они явно не пойдут жаловаться в полицию. Да и истек срок давности дела о смерти того золотоискателя. Мимин, чем я могу тебе помочь?
Симон больше не шутил и не ругался; он уже понял, что ситуация непростая.
– У меня еще порядочно денег на счету в банке, – ответила Эрмин. – Более чем достаточно, чтобы дотянуть до следующего лета. Я не подписала контрактов, не взяла ангажементов, но приму любые предложения. Как любит повторять мой импресарио, за любую работу надо платить. Я хотела бы дать тебе денег, чтобы ты провел расследование в отношении этих двоих. Я могу описать тебе, как выглядят они и их грузовик, правда, приблизительно. У них очень характерный выговор: они явно из этих мест. Прошу, сделай это ради меня. Ради Тошана. Ты часто говоришь, что он твой друг.
Она затронула больное место. Симон задумался и закурил сигарету. Он прокручивал у себя в голове все, что раскрыла ему Эрмин, а это меняло все его восприятие семейства Шарден. Лора теперь представлялась ему героической женщиной, вынужденной терпеть присутствие Жослина, который сильно упал в его глазах. Эрмин была вынуждена раскрыть также и эту тайну.
– Я как-то не могу прийти в себя от всего этого, – резко сказал ошеломленный услышанным Симон. – Киона и тебе, и Тошану сводная сестра. Когда я срубал для нее елочку, даже не подозревал об этом, Шарлотта не проболталась. Но хорошо, что Тала живет в Робервале. Все-таки там она в большей безопасности, чем в лесу с ребенком. Мимин, я согласен. Будет нелегко это сделать, я ведь устроился на работу на сыроваренный завод, но, если я договорюсь с кем-то из напарников насчет замены, у меня появится немного свободного времени. Мне понадобится какое-то средство передвижения, вездеход, чтобы я мог достаточно быстро перемещаться. Автомобиль на гусеничном ходу или машина вроде машины Онезима, с полозьями спереди.
– Онезим нуждается в деньгах; он даст нам машину напрокат. Благодарю тебя, Симон! Если тебе удастся установить личности этих людей, у нас появится отправная точка, чтобы пойти по следу.
– Я сделаю все, что от меня зависит, но не знаю, смогу ли действительно тебе помочь.
– Мне нужны, по крайней мере, их имена, – настаивала Эрмин.
– На Перибонке у меня будет возможность выведать хоть что-то. Начну оттуда. А затем, двигаясь по западному берегу озера от одного поселка к другому, мне, может быть, удастся увидеть и грузовик. Потом съезжу в Шамбор и Дебьен.
Успокоенная Эрмин план одобрила. Она описала грузовик и обоих незнакомцев во всех подробностях. Раздались два коротких стука в дверь, и в кабинет, не дожидаясь ответа, вошла Шарлотта.
Девушка, одетая в длинное красное платье, украшенное стразами, просто сияла. Шелковистая ткань плотно облегала ее грудь, слегка великоватую для худенькой фигуры, стройные ноги обтянуты шелковыми чулками, а вьющиеся волосы перехвачены лентой, отделанной жемчугом.
– Что это вы здесь вдвоем затеваете? – спросила она.
– Я прошу Симона помочь мне. Мне пришло в голову, что ему, возможно, удастся выяснить, кто напал на меня, – объяснила Эрмин. – Теперь он знает всю правду. Чтобы не навредить Тале, я бы не хотела сообщать всю предысторию полиции.
– Конечно, я понимаю, – перебила Шарлотта с явно расстроенным видом. – Мне так хочется, чтобы все это поскорее осталось позади, но я боюсь, что Симон подвергнется риску.
– Вот еще одна, которая жаждет, чтобы я жил припеваючи и как сыр в масле катался, – заметил Симон с легким раздражением.
Эрмин предвидела, что Шарлотта будет недовольна, но у нее не было выбора.
– Ладно, давайте сменим тему, – предложила она. – Скажи мне, Лолотта, Киона там играет? Она тебе не показалась грустной или озабоченной?
– Отнюдь, – возразила девушка. – Мои баночки с румянами и губная помада ее заинтересовали. Ты бы видела, что там творилось! Лоранс захотела накрасить Мари и всю ее обсыпала пудрой. Но, ради Бога, прошу, больше не называй меня Лолоттой!
– Виновата, буду следить за собой, – пообещала Эрмин.
И все трое, болтая на ходу, вернулись в гостиную. Мирей с забинтованной рукой проверяла, правильно ли накрыт стол. Мадлен усадила детей, наказав им быть послушными и вежливыми.
– Вы должны очень хорошо себя вести до самого Рождества, – приговаривала кормилица.
Каждый вечер она требовала, чтобы перед едой дети читали короткую молитву. Киона с любопытством слушала, как Мукки и близнецы произносят непонятные слова, и пыталась повторить то, что сумела запомнить.
– Киона, я могу научить тебя этой молитве, – предложила Мадлен. – Думаю, моей тете это не очень понравится, но ты можешь читать молитву и про себя.
– Да, пожалуйста, научи меня этой молитве, – воскликнула Киона.
– Несомненно, – с насмешливым видом вставил Арман, – индейцев в этом доме так и тянет к религии.
– Будь любезнее, – строго приказала Эрмин. – Мне бы хотелось, чтобы этот вечер был приятным, так что постарайся.
– Уж и пошутить нельзя! – обиженно ответил Арман. – Вот доем свой суп и пойду спать!
Арман вырос подозрительным и завистливым, наверняка унаследовав эти качества от своего отца, Жозефа Маруа, человека, известного своими внезапными переменами настроения. И хотя это явно умаляло его привлекательность, по этому красивому парню сохли многие девушки Роберваля.
Шарлотта сказала что-то чуть слышно на ухо Симону, и оба прыснули со смеху, что вывело Армана из себя.
– Эй вы, двое, сами научились бы сначала вести себя в присутствии детей, – пробурчал он. – Жених и невеста – это не то же самое, что муж и жена. Не все дозволено!
– Какой ревнивый! – пошутила Шарлотта, которая на дух не переносила своего будущего деверя.
Эрмин преувеличенно громко закашляла, чтобы восстановить спокойствие. Она сидела за столом, светло-русые волосы, как ореол, озаряли ее лицо, а молочно-белую кожу оттеняла черная шерстяная кофта с откровенным декольте. Колье из жемчуга подчеркивало ее изящную шею. Каждый из собравшихся восхищался ею по-своему.
«Я помню, как отец хотел нас с ней поженить, – думал Симон. – Я отказался, но теперь вот думаю: а может, я был бы счастлив с нею? У Мимин почти нет недостатков».
Мирей принесла фарфоровую супницу с сымпровизированным на ходу супом из бульонных кубиков и вермишели.
«До чего же мамочка красивая! – думал Мукки. – Когда я стану большим и сильным, как Симон, я буду ее защищать».
«Эта Мимин, по сути, просто дамочка с претензиями, – злился Арман. – Я работаю у ее матери, но когда она девочкой жила у нас, то стирала мое белье. Она еще пожалеет, если и дальше будет говорить со мной в таком тоне».
Шарлотта тоже смотрела на свою подругу, самого близкого ей человека. Она никогда не забудет, как они познакомились.