Текст книги "Оранжерейный цветок и девять растений страсти"

Автор книги: Марго Бервин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Я не знаю, какие растения ценные. Я не знала, что и он ценный, пока вы не сказали. Но он упомянул о каких-то девяти растениях в задней комнате.

Я не видела вреда в том, чтобы сказать о девяти растениях, так как не собиралась показывать, где находится прачечная.

– Ты уверена, что он сказал «девять»? Он сказал «девять растений»?

– Да, определенно девять.

– Ты их видела?

– Нет. Он сказал, что я еще не готова. Если я укореню огненный папоротник, он их мне покажет.

– Будь я проклят – девять растений страсти, – пробормотал Эксли скорее для себя, чем для меня.

– Что?

– Ничего. Просто старая история садоводов. Миф растениеводов-профессионалов. – Казалось, Эксли успокоился. Он положил руку мне на плечо, и, даже несмотря на то, что был в рабочих перчатках, было приятно ощущать, как он касается меня. – Просто достань мне таких черенков столько, сколько сможешь. Если некоторые из них прорастут, я дам тебе намного больше, чем ты получаешь сейчас.

Это было не совсем то предложение, которого я ожидала от Эксли, но ведь это только начало.

Я ушла с рынка и направилась прямо на восток, в прачечную. Все, что мне надо было сделать, – показать корни Армандо. Мои способности должны его впечатлить и убедить дать мне еще черенков. Может быть, даже черенки девяти растений из задней комнаты. Девять растений страсти, как назвал их Эксли, и эти слова в его устах звучали столь же сексуально, сколь таинственно звучали они в устах Армандо.

Причина для встречи с ними обоими – Армандо и Эксли – становилась для меня все более очевидной. Это не было связано с кем-то из них. Это было связано со мной, моей работой и моей жизнью. В конце концов, может быть, реклама это не мое призвание. Возможно, я рождена для чего-нибудь более романтического. Вроде выращивания редких тропических растений.

Число девять

Бетховен написал девять симфоний. У кошки девять жизней. В бейсбольной команде девять игроков. Выражение «в самую девятку» означает – на высочайшем уровне. «На девятом небе» означает состояние эйфории. Девять – самое большое однозначное число, синоним совершенства.

Когда я добралась до прачечной, Армандо сидел на лавочке спиной к двери, прямо в центре зала.

– Ты вернулась, – не оборачиваясь, сказал он.

– Как вы узнали, что это я?

– В этот час редко кто стирает. Большинство людей дома с семьями, в то время как ты, насколько я понял, не обремененная родственниками или иными связями, можешь ходить в бар или сюда.

Его комментарии были обидными, но я пропустила это мимо ушей.

Он обернулся и засмеялся. Его зубы, очень белые, с ровными промежутками между ними, были слишком мелкими для его крупного тела; шикарные, но девичьи зубы. Его внешний вид меня смутил, но я постаралась задвинуть мысль об этом несоответствии на задворки сознания.

– У меня корни. – Я протянула отросток в целлофане.

– К несчастью, да.

– Что это значит?

– Твои корни – это твоя проблема. Они будут держать тебя на месте и не позволят тебе расти и развиваться. Растениям нужны корни, потому что они не могут сами передвигаться. Корни хорошо служат им, не позволяя ветру сорвать их с места и унести в никуда. Но мы, люди, можем передвигаться по своей воле, и корни нам необязательны. Обычно мы не хотим долго оставаться на месте. Потом, когда мы пытаемся переместиться, мы рвем наши корни, и, поскольку это больно, мы в конце концов остаемся там, где есть.

Армандо протянул руку, и я вложила в нее отросток.

– В следующий раз приноси отросток в бумажном пакете или, еще лучше, заверни его в мокрое полотенце, но никогда не держи в целлофане, если только не хочешь его удушить.

– Конечно, – сказала я, воодушевленная словами «в следующий раз» и мыслями о грядущих доходах. Он поднес корни к флуоресцентной лампе, потом понюхал.

– Ты понравилась малышке. – Он сунул отросток мне прямо в лицо, заставив меня отпрянуть. – Лучше берегись.

– Я-то думала, что это добрый знак.

– Если растение любит тебя, оно может решить подарить тебе что-нибудь. Некоторые из подарков тебе понравятся. А некоторые нет.

– Что за подарки?

Он слегка прикоснулся указательным пальцем к белым корешкам.

– Малютка-растение может тебя загипнотизировать и превратить в жадину. – Он пристально смотрел мне прямо в глаза.

Его взгляд, казалось, отбросил меня еще дальше назад, и мне пришлось ухватиться за один из столов для упаковки, чтобы сохранить равновесие. Армандо сделал ко мне шаг. Я отклонялась назад, пока чуть ли не легла на стол.

– Хочешь еще один черенок? – Он вперил в меня яростный взгляд.

Уже второй раз за день мужчина так смотрел на меня из-за цветочного черенка. Когда дело доходило до устрашения, Джофу Каунсилу было далеко до Эксли или Армандо.

– Да, – произнесла я из своего униженного положения. – Я хочу.

Армандо вскарабкался по лестнице к папоротнику и отрезал для меня отросток

– Может быть, этот принесет тебе еще немного денег, – сказал он, спускаясь.

– Как вы узнали о деньгах?

– Знаю, потому что я дал тебе нечто ценное, а ты вовсе не глупа. Знаю, следуя логике. Знаю, потому что женщина твоего возраста и положения превыше всего ставит денежный эквивалент того, что ей досталось во владение. Такая женщина просто не может ничего видеть в ином свете. И не привыкла вкладывать другой смысл или искать другие ценности в том, что видит перед собой. Например, ты никогда не думала о встрече со мной, о странности или возможных ее причинах. Если бы ты подумала, то, может быть, задумалась о маленьком растении в окне, которое привело тебя ко мне. Я просто знаю, как ценно твое время, и допустил, что ты будешь действовать соответственно и как типичный представитель твоего микросоциума, что ты и сделала.

Мне совсем не понравилось, что я поступаю в соответствии со своим микросоциумом, так как всегда считала, что я намного умнее, ярче и талантливее, чем люди из моего окружения. И мне особенно не понравилось использование им слова «микросоциум». Оно звучало странно в его устах, и от этого я почувствовала себя неуютно.

– Мы все поступаем в соответствии со своим временем и положением. Не волнуйся. Посмотри на меня. Я старый человек, занимающийся садоводством в прачечной. Это определенно в полном соответствии с моим, но не твоим временем и положением. Я совсем не возражаю против того, чтобы принадлежать к своему времени и микросоциуму. Да и ты тоже не возражаешь. Мы находимся в рамках своего социального круга и класса, пока не осознаем это, и сами меняем его, если делаем свой выбор.

– Я могла бы изменить его, если бы так решила.

– Менять что-нибудь в своей жизни очень трудно. Очень и очень немногие способны на это.

Армандо протянул руку с черенком, зажатым в ладони:

– Возьми его и подработай немного. В этом нет ничего плохого: заработать деньги. Считай это подарком от малыша огненного папоротника.

Я взяла черенок. Судя по настроению Армандо, можно было предположить, что время не совсем удачное, но я все равно спросила, можно ли мне увидеть все девять растений.

– Не сегодня.

– Тогда можно я спрошу?

– Безусловно. Ну давай. Спроси что-нибудь.

– Почему их девять? Почему не три или двадцать?

– Хороший вопрос. Я уже начинал беспокоиться, что ты никогда не спросишь. Каждое из этих растений имеет ключ к одному из девяти самых желанных для людей вещей. Без определенного порядка это: удача, власть, магия, знание, жажда приключений, свобода, бессмертие, секс и, конечно, любовь. Отсюда и число девять. Если любое число умножить на девять, то полученные цифры числа всегда в сумме дают девять. По этой причине девять считается магическим числом. Символ неизменной, непреложной истины. Суть завершенности. Совершенный круг, дающий в сумме себя самого и сам себя дополняющий. Прекрасная вещь, ты со мной согласна?

– Никогда об этом раньше не думала, но я согласна.

– Поэтому каждый, кто владеет девятью растениями, совершенен. Этот человек будет иметь в жизни все, что пожелает. Так рождается легенда. Но обладать надо этими девятью растениями одновременно. В то время как одно растение дает власть обладателю, находясь в правильных руках, магическая комбинация из девяти непобедима. Не важно, кто ты.

Мне удалось укоренить черенок огненного папоротника. Теперь я хотела бы увидеть девять растении. Вы говорили, что разрешите мне.

– Сейчас не время.

– Когда?

Возвращайся в сумерках или на рассвете. Когда энергия женщины и мужчины равны, без преобладания какой-либо из них. Это время, когда можно увидеть истинную силу растений. Иначе ты увидишь в лучшем случае только половину этой силы. Ты слишком долго и далеко шла, чтобы увидеть лишь часть.

Я просто хотела увидеть растения. Одиночные или в комбинации, в группе, днем, ночью, одно, девять, где бы то ни было, когда бы то ни было, я просто хотела увидеть растения.

На полпути я остановилась в дверном проеме.

– Почему я? Почему вы показываете их мне?

– Потому что ты мне нравишься.

– Этого недостаточно.

– Потому что ты пришла в мою прачечную.

– Я этому не верю.

– Я тридцать лет выращиваю здесь растения. За это время я встретил всего лишь десять человек, которые были в состоянии изменить что-то в своей судьбе. Ты одна из них.

– Какая связь между этим и разрешением взглянуть на растения?

– Они изменят тебя, если ты позволишь. В этом я рассчитываю на тебя.

– Почему вас заботит, изменюсь ли я?

– Потому что мы оба выиграем. Ты, возможно, даже больше, чем я. А может, и нет. Зависит от того, насколько ты можешь измениться и в каком направлении.

Я побежала из прачечной прямо на овощной рынок, выбросив слова Армандо из головы. Я прибежала, запыхавшись, и протянула отросток. Казалось, Эксли это не впечатлило.

– Я дам тебе за него три сотни.

– Ты сказал: пятьсот.

– Не уверен, что это стоит пятьсот, – сказал он, перекатывая черенок большим и указательным пальцами в перчатках.

– Интересно, почему все так поступают.

– Цена, конечно, зависит от качества.

– Безусловно.

Я посмотрела на черенок на вид он казался вполне приличным. Длинный, ярко-зеленый. Слегка влажный. Насколько я понимала, с ним все было в порядке.

Эксли обнял меня и притянул поближе. Потом положил руку мне на макушку.

– Посмотри на меня. Ты ничего не понимаешь. Это не просто хороший черенок. Он даже не просто отличный. Это совершенный черенок. Он абсолютно совершенен. Здоровый, крепкий, живой, готовый к росту. Ты ведь даже ничего не знаешь о растениях?

– Может, и не знаю, но зато я знаю кое-что о математике.

Эксли отдал мне деньги и потряс мою руку.

– За то, чтобы таких мгновений было побольше.

– Согласна, – повторила я

– Из прачечной, а?

– Точно. Прямо из Колумбии в прачечную.

– Как насчет того, чтобы сегодня вечером отправиться прямо с овощного рынка на обед?

Я уходила от стойки с растениями с пятью сотнями долларов в кармане и предстоящим свиданием с Эксли. Никогда в своей жизни я так легко не зарабатывала деньги.

Я прошла мимо людей, толкающих прогулочные коляски с детьми, – обычно меня ужасно раздражало, что на рынке так многолюдно, но только не сегодня. Сегодня я улыбалась младенцам, а заодно и их родителям.

Я прошла мимо ларька, где продавали красную рыбу, спокойно, без содрогания глядя на живую рыбу в теплой грязной воде. Я даже купила стаканчик сока у продавца моркови, чей блендер был покрыт таким слоем морковных очисток, будто его не мыли по меньшей мере год. Сок был сладким и вкусным.

Прилавок с печеными яблочными пирогами воздействовал на меня так, как должен был: я почувствовала себя вполне здоровой и полноценной. Пошарив в кармане в поисках двух баксов на маленький пирожок, я вытащила вместо этого стодолларовую купюру, и меня охватило предчувствие приятных перемен в жизни. Эти ощущения в сочетании с солнечной погодой, яблочным пирогом и детьми дали мне чувство внутренней гармонии и комфорта. В этот момент я решила поделиться своими доходами с Армандо. Все должно быть честно и справедливо. Я начну бизнес с Эксли, поделюсь с Армандо, и мы все трое будем в выигрыше. Я шла через рынок, довольная сделанным выбором.

Свидание

В призрачном свете луны, под покровом ночи, мотылек садится на цветок, опыляет – спаривается с цветком – и исчезает. Мы, люди, делаем абсолютно то же самое, за исключением того, что процедура включает в себя еще и обед. Итак, вкратце, свидание – это когда двое или больше людей едят вместе и общаются, чтобы выяснить, в состоянии ли они переносить общество друг друга, чтобы затем один мог опылить другого под покровом ночи.

Эксли повел меня в «Стрип-Хаус» на Двенадцатой авеню. Хотя это и был один из лучших стейк-баров в округе, где подавали нью-йоркские отбивные, нежные и мягкие, словно подтопленное сливочное масло, я сочла это странным выбором. Стены ресторана были темно-красного цвета. Освещение слабое, цвета горчицы. Романтично, но мрачновато. Будто получила в подарок дюжину черных тюльпанов, прекрасных, но вовсе не тех ярко-желтых, которых ожидаешь.

Когда я пришла, он был уже в баре. Сидел спиной ко мне, и я немного понаблюдала за ним. Он не напевал и не разговаривал с женщиной, сидящей рядом с ним, хот она выглядела вполне мило и смотрела в его сторону. Он просто сидел и ждал. Я могла бы долго так стоять. Было что-то волнующее в том, чтобы наблюдать за тем, как Эксли ждет, но я знала, что заставлять его ждать нечестно, и поэтому пробралась к барной стойке.

Сначала я обратила внимание на его руки. Они были намного светлее, чем лицо, потому что желтые рабочие перчатки, которые он все время носил, защищали их от солнца. Я их видела открытыми в первый раз: они были меньше и более ухоженные, чем я представляла себе, словно садовые перчатки делали всю работу сами.

Рукава светло-голубой рубашки были закатаны и открывали загорелую кожу. Голубизна рубашки была под цвет глаз, и мне показалось, что я на улице и смотрю прямо в небо. Интересно, догадывался ли он об этом. Он не производил впечатления человека, которого заботят такие мелочи, как внешность, поэтому вполне возможно, на самом деле они его заботили.

– Ты хотел стать продавцом растений? – спросила я, когда мы устроились за столом.

Он рассмеялся во весь голос и закатал рукава еще выше, словно приступая к чему-то серьезному.

– То есть ты хочешь знать, была ли у меня когда-нибудь настоящая мечта?

– Нет-нет, я совсем не об этом.

– Лично я считаю, что выращивать и продавать тропические растения в городе Нью-Йорке очень престижно.

Я не привыкла к людям вроде Эксли, чьи представления о честолюбии не были связаны с деньгами.

– В этом городе у людей просто неутолимая потребность в живой природе, – произнес он, намазывая маслом булочку. – У них прямо слюна течет при взгляде на что-то живое, как при виде пищи. Продавать растения в таком мегаполисе – хороший бизнес.

– Да уж, этот город не очень богат зеленью.

– Ты когда-нибудь наблюдала, как люди здесь смотрят на любую живность?

– Нет, на самом деле нет.

– А я видел. Я наблюдаю это целыми днями. Они бродят по рынку, восклицая что-то вроде: «Уууу, ты видел эти помидоры?» Или: «Аааа, глянь на эти классные тюльпаны».

– Итак, одобряют?

– Это не совсем точное слово. Скорее, будто это последний цветок или последний овощ, который они видят. Крайняя степень удивления. Вроде потрясения оттого, что в мире осталось еще что-то настоящее. Когда я впервые это услышал, я расстроился. Мне захотелось привезти в город какое-нибудь дикое растение. Так я и начал.

– Я не скучаю по природе.

– Да нет, скучаешь. Поэтому я тебе и понравился. Ты все еще хочешь верить в миф о нормальном мужчине. И ты увидела его во мне. Я видел парней из твоей тусовки, тех, кто приходят за покупками на овощной рынок. И понимаю, чем привлекателен для женщины твоего типа.

Я поняла, что явно недооценила проницательность Эксли.

– Была замужем?

Я кивнула:

– Четыре года.

– А что за человек был твой муж?

Я улыбнулась:

– Алкоголик.

– Хм. А дети?

– Нет. Он хотел, но я боялась, потому что он слишком много пил.

Я немного помолчала, припоминая разговор с моим бывшим мужем:

«Если ты сейчас уйдешь, у меня никогда не будет ребенка».

«Это не моя вина. Я хотел детей. Ты хотела ждать и ждать. Я не знаю, чего ты ждала».

«Если у меня никогда не будет ребенка, то из-за тебя. Хочу, чтобы ты это знал. Хочу, чтобы ты с этим жил».

«Если бы у тебя был ребенок, как у нормальной женщины, я бы не ушел сейчас. У меня была бы причина остаться».

«Если бы ты пил, как нормальный мужчина, я бы родила. Но если бы я родила ребенка от тебя, мне пришлось бы заботиться о двух людях, которые не могут обойтись без бутылки».

«Ты хочешь сказать, что я ребенок?»

«Я хочу сказать, что ты пьяница».

– Поэтому он ушел? Потому что ты не хотела детей?

– Почему ты решил, что это он ушел?

– Ты производишь впечатление довольно застенчивой женщины.

– Он сказал, что уходит, потому что влюблен в другую. А через год и от нее ушел.

– Спорю, ты была счастлива.

Я засмеялась:

– Очень.

Я раньше никому не рассказывала о своем бывшем муже то, что рассказала сейчас Эксли, и мне стало неловко. Не потому, что мне не нравилось с ним разговаривать, но истинной причиной того, что мы сидели рядом в ресторане, были деньги.

– Почему мы здесь? Из-за нас или из-за черенков?

– Ага. Извечный вопрос «кто мы»?

– Нет, не то.

– Ты думаешь о том, есть ли у нас будущее?

– Остановись. Я просто спросила, почему ты сидишь со мной в этом чудесном ресторане.

– Ладно, я здесь из-за тебя. Но и из-за черенков. Может быть, потому, что черенки я получил от тебя.

– Я купила свое первое растение из-за тебя. Ты это знаешь?

– Первое в твоей жизни?

– Да. Райская птица была моим первым растением.

Он улыбнулся:

– Итак, я у тебя первый.

– Поэтому я здесь.

– Что за человек дал тебе черенки? Человек из прачечной?

– Армандо?

– Он тебе хоть нравится?

– Мне нравится его прачечная, я не знаю, нравится ли он мне.

– Почему нет?

– Он странный. Иногда мне кажется, что он с другой планеты. Но его прачечная самое фантастическое место на свете. Зеленая трава и ярко-красные маки, лаванда и лимонная вербена, пальмы.

– Звучит прямо как райская музыка.

– У него на полу растет мох. Мне просто не может нравиться человек, у которого мох растет на полу.

– Прямо волшебный сад.

– Ну да, сказочный сад со стиральными машинами.

– Когда я был ребенком, отец рассказывал, что сказочные феи живут в норках, во мху около пней. Целыми семьями. Он говорил, что если я лягу на землю и загляну в норки, то смогу их увидеть, но показываются они только маленьким детям.

– Может, поэтому ты так любишь растения. Потому что в глубине души веришь, что внутри растений живут феи.

– Может, тебе нравится прачечная потому, что там во мху обитают феи?

– Может быть.

– Я уже, кажется, говорил тебе, что для женщины, у которой никогда не было дома цветов, у тебя слишком большая тяга к растениям и людям, которые ими занимаются.

– Расскажи мне о девяти растениях.

– Я их никогда не видел. У тебя больше шансов увидеть их, чем у меня.

– На самом деле нет. Сомневаюсь, что Армандо их мне покажет. Он держит их взаперти где-то в дальней комнате прачечной.

– Соображает. – Эксли провел по волосам, приподнимая пальцами верхние, выцветшие на солнце пряди, из-под которых показались более темные волосы. – Девять растений очень красивы и опасны. – Он заглянул мне в глаза. – Как хороший любовник. Близко я видел только одно из них и слышал еще о двух.

– Какое ты видел?

– Синнингию красивую, также известную как глоксиния, растение, олицетворяющее любовь с первого взгляда. Легенда гласит, что любой, кто найдет глоксинию, влюбится в первого встречного.

– И кого же ты увидел?

– В то время я был совершенно один в джунглях Перу, охотился за растениями.

– Ты в Перу охотился за растениями? Господи, ты так сильно подсел на них.

– Когда я впервые увидел глоксинию, поблизости не было никого, в кого можно было бы влюбиться. Немного позже я увидел нескольких человек, которые ехали домой, но я не влюбился ни в кого из них. А вернувшись в Штаты, я увидел первым Джимми, парня, который на рынке рядом со мной продает яблочный сидр. Мы с ним тоже не влюбились друг в друга, если тебе вдруг интересно.

– Итак, ты не думаешь, что это – правда? Нууу, что растения влияют на людей?

– Я полагаю, что надо иметь все девять растений. Когда у тебя только одно, не думаю, чтобы оно работало.

– Ага, вот и Армандо сказал то же самое.

Эксли непроизвольно вздрогнул.

– Кто-нибудь знает, какие именно растения составляют эту девятку? Это где-нибудь написано, в какой-нибудь книге или, может, в стихах?

– Нет. Трудно понять, что это за девять растений. Согласно легенде со временем они меняются, и ты сможешь узнать их, только если они покажутся тебе сами. А они показываются только людям, которые готовы к этому.

– Готовы к чему?

– Точно не знаю. Но догадываюсь, что человек должен быть достаточно мудрый или что-то в этом роде.

– Как, ты думаешь, Армандо их нашел?

– Возможно, они нашли его. Я же сказал, нельзя охотиться за растениями, они должны сами искать тебя. То есть, представь, если бы каждый мог их найти, все люди жили бы в тропических лесах и джунглях Южной Америки и Океании.

– Но ведь ты искал растения в Перу?

– Я был молод и глуп. И верил, что смогу их найти.

– А еще растения, о которых ты слышал?

– Я только знаю, что одно из них суккулент, каких миллионы. А другое относится к растениям, расцветающим по ночам. Женский цветок, который открывается ночью и закрывается днем, как и большинство женщин.

Я улыбнулась и одернула свитер, чтобы он плотнее обтянул меня и подчеркнул фигуру.

– О, не сиди так. – Он развел мои руки, скрещенные на груди.

– Здесь холодно.

Он потер мне плечи:

– Так лучше?

– Не особенно.

Он притянул меня к себе и поцеловал. Это меня удивило. Обычно я ненавидела целоваться в ресторанах. Мне было обидно за других посетителей, у которых, возможно, никого не было потому, что они были либо слишком старыми, чтобы иметь партнера, либо просто одинокими.

Эксли не думал о других людях и поцеловал меня снова. Он был на вкус как медовое масло из булочек, и, когда он остановился, мои губы сами по себе остались приоткрытыми в ожидании новых поцелуев.

Он откинулся на стуле:

– Теплее?

– Намного.

– Раньше говорили, что девять растений даруют вечную жизнь тому, кто ими владеет.

Мне вдруг стало интересно, сколько лет Армандо: ведь у него есть все девять растений.

– Но теперь, – продолжал Эксли, – легенда изменилась, и считается, что девять растений приносят счастье в различных формах: деньги, любовь или даже дети.

Я подумала обо всех этих людях около прачечной. Людях, которые приходили к Армандо. Они приносили ему любовь, деньги и в некотором роде были его детьми.

– Ну, скажем, эти растения очень и очень ценное и удачное приобретение, поскольку приносят людям то, чего они больше всего хотят.

– Почему они не нашли тебя?

– Я все время задаю себе этот вопрос. Я сделал все, что мог, чтобы приготовиться к встрече с растениями, но они не пришли. Люди проводят годы, иногда всю жизнь, оттачивая ум, пытаясь довести до совершенства свое сознание, которое привлечет к ним растения. Они едут в Индию и живут с гуру или проводят годы на Амазонке с шаманами, лекарями и знахарями всех сортов. Но, даже проделав все это, чертовски трудно приобрести все девять растений. Поверь мне, многие так и умерли, не добившись ровным счетом ничего,

– Ради легенды?

– Люди и ради меньшего шли на плаху.

Выйдя из ресторана, Эксли потянул меня на Двенадцатую улицу, между Пятой авеню и Юниверсити-плейс. Мы начали страстно целоваться, обсуждая в перерывах растения и мифы о бессмертии, любовь вообще и воспроизведение потомства в частности. Мы целовались благодаря индейским шаманам, знахарям и черенкам из прачечной в Нижнем Ист-Сайде.

Когда он прижимал меня к себе, от его пиджака пахло свежей землей. Я расстегнула три верхние пуговицы на рубашке Эксли и прижалась лицом к его груди, к мягким, как весенняя трава, волосам.

Он был первым мужчиной, с которым я целовалась после развода, и у меня было ощущение, что вся моя боль и отчаяние стоили этих поцелуев и были выстраданы именно ради них. Так, словно, если бы я никогда не встретила своего мужа, а потом с ним не развелась, я бы не стояла сейчас на углу с продавцом цветов, который целовался лучше, чем кто-либо в моей жизни.

Я схватила его за руку.

– Хочу тебе кое-что показать. Пошли.

– Куда мы идем?

Пройдя четыре улицы и сто раз поцеловавшись, мы добрались до места.

– Вот мы и пришли. Это – прачечная самообслуживания. – Я произнесла это с некоторой долей благоговения.

Эксли слегка отступил, чтобы все лучше разглядеть. Должно быть, мы выглядели как двое ненормальных: с открытыми ртами заглядывающими в грязное, треснувшее окно старой прачечной. Он вынул из кармана зажигалку и прильнул к окну. Пламя зажигалки вдруг выхватило папоротник из темноты, словно рок-звезду в финале шоу.

– Это он. Это огненный папоротник.

Я чувствовала себя так, точно сделала ему величайший в мире подарок.

– Красавец. Восхитительный. – Он повернулся ко мне. – Спасибо за то, что показала его мне. Благодарю тебя за то, что показала мне нечто столь изысканное.

Когда мы уходили оттуда, я взяла его за руку и не отпускала всю дорогу до моей квартиры.

Когда мы вошли, райская птица лежала на боку. Ее длинные листья были неловко подвернуты под каким-то странным углом. Вокруг валялась земля из горшка.

– Ее надо пересадить. Не возражаешь, если я сделаю это?

Эксли прямо-таки уронил мою руку, кинулся к растению и начал собирать землю в горшок

– Она никогда раньше не падала. Однажды опрокинулся кротон, но райская птица никогда.

Я взяла его за руку и тянула, пока он не поднялся. Обняла его за шею и прошептала:

– У меня есть земля и садовые ножницы. Я знаю, что такое земляной ком на корнях. И я обещаю тебе, что сделаю это утром.

– Прости. Это у меня в крови. Она – мой ребенок.

– Я не собираюсь оставлять ее без присмотра и не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– Знаю.

Эксли поднял меня и отнес на кровать. Его руки, испачканные землей, выглядели теперь намного лучше. Не такие бледные. Этими руками можно делать все, что угодно: строить дома, рисовать картины, сажать деревья и выразить все, что нужно и хочется. Он нежно гладил меня, как я обычно гладила листья райской птицы. Он разговаривал со мной руками, и я понимала, как сильно соскучилась по такому общению.

Он взял щетку с туалетного столика. Она была очень мягкая, для маленьких детей. Сел на кровать за моей спиной, поднял волосы с плеч и провел по ним щеткой. Не передать, до чего приятно.

– Похоже на низ грибной шляпки. Она как бы сдвигает верхний слой эпидермиса, и кожа в большей степени обнажена для прикосновений. Становишься более чувствительным и более чувственным.

Он провел щеткой по плечам, груди, а затем медленно по волосам.

– Я заново выращиваю тебя и обновляю: убираю все старое. Делаю тебе новую кожу, новые волосы, клетки, новую тебя.

– Я не растение.

– Да нет, именно растение. Твои волосы растут из корней, как растения. При хорошем уходе они вырастают длинными и блестящими. Я забочусь о тебе на клеточном уровне. Все лишнее убираю и отскребаю. – Он пробежал пальцами по моей спине. – Это просто сумка для тела, упаковка, чтобы сохранять форму, чтобы ты выглядела собой. Мне бы хотелось не просто прикоснуться к твоей коже, а сделать это изнутри.

Он занялся со мной любовью, проник внутрь. Было что-то совершенно особенное в такой тесной связи с мужчиной, а может, вовсе и не с мужчиной, а с растением, которое приняло образ человека. Как-то настолько естественно, что напоминало слияние с природой. Нечто заходившее за пределы и обыденность современной жизни, настолько за ее рамками, что для этого еще не придумано точного определения.

На следующий день Эксли не позвонил. И еще через день. И через два. Я скучала по нему. На следующий день, и через час, и даже через минуту, скучала по-настоящему.

Он был первым мужчиной, с которым после развода я занималась любовью. А из-за того, как он любил меня, я чувствовала себя так, словно он вообще был у меня первым. Даже в глазах Карлоса, нашего портье, вместо обычной жалости наконец появилась некоторая надежда. Мне надо было найти Эксли. Я не могла опять видеть жалость в глазах Карлоса.

Через три дня я решила, что ждала достаточно, чтобы соблюсти принятые в Нью-Йорке приличия, и пошла на овощной рынок.

Была суббота, самый оживленный день недели, и на рынке было людно. Я огляделась в поисках Эксли, но на привычном месте его прилавка не было. Я поискала знакомые соседние ларьки, чтобы убедиться, что я в нужном месте. Осмотревшись, я увидела «Барнс энд Ноубл» прямо справа от меня, а немного сбоку индийский магазин с подарками для кошек. Продавец апельсинов из Калифорнии был на своем обычном месте, но Эксли нигде не было видно.

Перемещаться с одного конца рынка на другой в поисках, как они говорили, «удачного места» для продавцов не было чем-то необычным, и маловероятно, что он пропустит субботу, самый прибыльный день недели, поэтому я знала наверняка, что он где-то здесь, в толпе.

Я прошла рынок из конца в конец, вглядываясь в каждого продавца. Я заглядывала за каждый прилавок, даже в задних рядах. Больше половины были уставлены растениями и оставляли лишь узкие тесные проходы, что чрезвычайно затрудняло движение, но даже после того, как я обошла все дважды, я все еще не нашла Эксли.

Я вернулась обратно к Джимми, чей прилавок с яблоками сорта «Гренни Смит» теперь стоял на месте Эксли.

– Вы не знаете, где Дэвид Эксли?

– Парень с тропическими растениями?

– Да, блондин с тропическими растениями, который обычно стоял на этом месте.

– Не-е. Я знаю только, что он разрешил мне поставить прилавок на его место. Обычно я торговал с кузова грузовика, а это как заноза в заднице. Его нет уже пару дней, так я и установил здесь прилавок.

– Как долго?

– Что «как долго»?

– Он сказал вам, как долго вы можете использовать его место?

– Всегда. Он сказал, что уезжает и не вернется обратно.

– Когда он это сказал?

– Ну, не знаю. Четыре, может, пять дней, может, неделю назад. Думаю, в прошлую субботу.

– В прошлую субботу он сказал, что больше не вернется?

Я не стала ждать ответа и помчалась прямо в прачечную. Я уже давно не бегала и, пробежав всего один квартал, ужасно запыхалась, но продолжала бежать, задыхаясь, как девяностолетняя старуха.

Я свернула за угол между Двенадцатой и Первой авеню. И с облегчением увидела, что на улице начинается традиционная субботняя уличная ярмарка. Десятки людей толпились на площади, выбирая самые хорошие места для своих лотков и киосков с майками для взрослых и ползунков с надписью «Я люблю Нью-Йорк». Через час повсюду от жаровен поднимется запах итальянских сосисок, зеленых перцев и лука, а детские рожицы будут покрыты сахарной пудрой с вафельных трубочек. Все выглядело нормально, и я присела, положив руки на колени, чтобы немного перевести дыхание и утереть пот, заливающий глаза.