Текст книги "Оранжерейный цветок и девять растений страсти"

Автор книги: Марго Бервин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Ландыш майский
(convallaria majalis)

Известно, что ландыш облегчает и улучшает состояние при слабом, усталом и воспаленном сердце, в то же время усиливая сердечную деятельность.

В качестве сердечного препарата иногда более предпочтителен, чем дигиталис из наперстянки, потому что менее токсичен и не накапливается в крови. Из всех растительных запахов у ландыша один из самых сексуальных, и он широко используется в парфюмерии. Неудивительно, что он заставляет сердце биться сильнее.

Я приблизилась к лачуге Эксли с максимальной осторожностью, так как Армандо с Лурдес предупредили меня, что он знаток магии растений. Его нельзя недооценивать. Армандо с Лурдес сказали, что я узнаю ландыш по его запаху, что он пахнет, как сексуально озабоченная женщина. Эксли, вероятнее всего, сидит где-нибудь поблизости. Я не была уверена, что узнаю запах возбужденной женщины, но они меня убедили, что этот запах не сравним ни с чем в мире, и я моментально его узнаю.

Держа хижину в поле зрения, я решила сделать смелый шаг. Я подошла прямо к входной двери и совсем уж было собралась постучать, но остановилась. Несмотря на то что было жарко и светило солнце, от лачуги исходил влажный отвратительный запах дрожжей и плесени.

Деревянная дверь, когда-то покрашенная в бледно-голубой цвет, теперь облупилась и, казалось, прогнила и поросла густой, пушистой, с черными пятнами плесенью. Дерево выглядело таким мягким, как будто, если постучать костяшками пальцев, доски провалятся внутрь или просто обратятся в труху.

Я подкралась к окну, заглянула внутрь и отпрянула, увидев Эксли. На старом деревянном колониальном стуле с прямой спинкой он сидел посредине комнаты, где не горел свет и куда не проникали солнечные лучи. Ландыш стоял рядом на столе. Он, словно зная, что я приду, сторожил растение.

Я глубоко вздохнула и прильнула к оконному стеклу. Эксли выглядел заметно изменившимся по сравнению с тем последним разом, когда я видела его. Волосы отросли и поредели и по цвету были ближе к белому, чем к серебристо-пепельному, который я помнила. Не придумала ли я это серебристое сияние в своем воображении? Хуже всего было то, что он сидел, уставившись в никуда и оскалив зубы в странной гримасе, – нечто среднее между улыбкой и ухмылкой.

Я оперлась о стену дома. Мне отвратительно было даже представить, что я могла желать это существо, сидящее в заплесневелой лачуге.

– Лила, я так рад, что ты вернулась, чтобы увидеть меня.

Голос Эксли прозвучал для меня как удар хлыста. Я выпрямилась и отбросила волосы со лба назад.

– Я как раз собиралась постучать.

– Но ты стоишь у окна?

– Не была уверена, что ты захочешь видеть кого-нибудь.

– Ты ведь знаешь, что тебе я всегда рад, где бы ни был. Но из чистого любопытства, откуда ты узнала, где я?

– Друг рассказал.

– Ты имеешь в виду, черный друг. – Он намекал на пантеру-ягуара

– Очень хорошо. Я здесь, потому что мы не закончили разговор на рынке.

– Кассирша ведь прелестная женщина, ты согласна?

– Ты исчез. Как тебе удалось выбраться из подвала?

– Армандо, должно быть, рассказал тебе, как я это сделал. Я даже оставил улику. Вполне по-джентльменски.

– Цикорий?

– Cichorium intybus, если быть точным. Растение невидимок.

– Ты нашел то, за чем приехал сюда? Те два растения, которые погибли?

– Я так давно один, Лила. Мне нужна компания. Входи и выпей чаю. Мы можем поболтать и кое-что обсудить.

Я подошла к двери. Ему не надо видеть, что я колеблюсь.

– С удовольствием.

– Извини, здесь не очень удобно. Не было времени убраться по-настоящему. – Он взял чайник с водой и поставил на горелку.

Хижина была похожа на помойку, но я постаралась не думать об этом.

– Замечательно. – Я внимательно оглядела каждый сантиметр комнаты. Мои глаза наткнулись на клетку с шумными грызунами в углу.

– Они нужны мне, чтобы оттачивать свое умение выслеживать, – произнес он из дальнего угла хижины. – Конечно, не очень классно. Не самый удачный способ привлечь даму.

На грязном полу, прямо под столом с ландышем, я заметила уродливый корень мандрагоры. Все увиденное напомнило мне о Диего. Образ его, больного, полумертвого, не позволил мне рвануться к двери. Ландыш был высокий, здоровый, и было очевидно, что за ним хорошо ухаживали. Я также уловила слабый запах конопли, а на чрезвычайно грязном подоконнике увидела пурпурную глоксинию. Эксли, по-видимому, сильно продвинулся в своем поиске девяти растений.

Он вернулся с чаем и передал чашку мне. Ногти на его левой руке были длинные и грязные, а на правой – короткие и чистые. Край чашки был скользким и грязным. Я поднесла ее к губам и сделала вид, что отпила, хотя даже не притронулась к ней.

Он сел на тот же стул с прямой спинкой.

– Я сожалею, Лила, насчет прачечной. Я хотел сказать тебе это, но как-то сразу не получилось, когда увидел тебя на рынке. Да, я использовал тебя, чтобы добраться до растений, и за это извиняюсь. Это то, зачем ты пришла?

Я совсем не ожидала, что он будет извиняться.

– Даже после отвратительной истории с прачечной я всегда знал, что ты вернешься. Я знал, что, если я прожду достаточно долго, если у меня хватит терпения, ты вернешься ко мне. Я на это очень рассчитывал.

– Что заставило тебя думать, что я вернусь?

– Когда дело доходит до девяти растений, может случиться все что угодно. Любые поступки в стремлении их достать в конечном счете простительны. Когда мы встретились впервые, ты этого не знала. Но теперь я уверен, что ты поняла и простила меня. Кроме того, нам было так хорошо вместе. – Он щелкнул длинным ногтем по чашке. – У нас взаимное притяжение.

Краем глаза я увидела на полу, в углу хижины, змею и немедленно подобрала ноги.

– Друг?

– Вроде того. Люблю думать о нем, как и о твоей черной пантере. Он в некотором роде мой тотем. Он здесь с того самого дня, как я первый раз сюда попал. Это скорее его хижина, чем моя.

– Гремучая змея?

– Точно. Одна из самых ядовитых змей на земле. Ты ее помнишь? Она была с маленьким мальчиком-шаманом в джунглях. С тем, который украл твою машину, когда ты ехала ко мне. Когда приехала за мной в Мексику.

Я хотела было закричать, что я совсем не за ним поехала, но промолчала.

– Это та самая змея? – Я показала на пол.

– Ну да. Так я нашел тебя. Так я всегда смогу тебя найти. Ты ведь меня не видела? А я думал, что показался тебе.

– Да. – Я вспомнила, как тогда на дороге с маленьким колдуном у меня в мозгу вроде мелькнул образ Эксли – Я тебя видела.

– А знаешь, я ведь тебя спас. Она легко могла тебя убить. У нее во рту два полых клыка наподобие подкожных иголок. Она с необыкновенной точностью впрыскивает яд прямо в вены своей жертвы. А когда жертва умирает, заглатывает ее целиком. Она всегда очень аккуратная и чистая. Ни беспорядка. Ни крови. Ни кусков плоти. Насилие без всяких признаков насилия. Смерть без признаков смерти. Мне это нравится.

Эксли поднялся и открыл клетку с пищащими грызунами. Схватил жирную белку за хвост, раскрутил и швырнул змее. Белка ударилась о стену хижины и упала на пол. С быстротой молнии змея вонзила клыки в тельце. Сантиметр за сантиметром она заглатывала толстое меховое тельце, пока вся белка не исчезла внутри. Меня затошнило, пот стекал по спине.

– Не смотри с таким омерзением. Когда она не охотится, она даже забавная. Ты ведь видела, как она танцевала для маленького колдуна. Хочешь еще раз посмотреть?

Эксли встал и включил радио.

– У меня здесь только одна станция. Надеюсь, тебе нравится музыка в виде барабанной дроби, потому что это единственное, что они играют двадцать четыре часа в сутки. Иногда это сводит меня с ума, но она любит. По правде говоря, я почти все время держу радио включенным. Когда радио выключено, она становится раздражительной. И разрушает всякие вещи.

– Например?

– То, что я люблю больше всего. Растения. Она их тоже любит, к несчастью. Она любит их есть.

– Почему ты остаешься здесь?

– Я несколько раз пробовал переехать. – Он смотрел отсутствующим взглядом. – Но куда бы я ни пошел, она уже там.

– А Нью-Йорк?

– Он каждую ночь в моих снах и мечтах.

– Ты ее боишься?

– Я полжизни провожу, выслеживая кроликов, бородавочников, белок, крыс и других грызунов, только бы она была счастлива. Мне приходится все время убивать, чтобы ей угодить. Она сама ничего не делает. Я должен жить для нее, изощряться для нее. Ты меня понимаешь? Поэтому-то мне и нужны девять растений.

– Зачем?

– Чтоб достичь в жизни того, чего я хочу. Моей заветной мечты – избавиться от змеи.

В его безмерной жалости к себе я увидела лазейку. Как бы мне ни было противно, я поставила чашку и протянула к нему руку, коснулась его. Кожа была сухой, горячей и шершавой. Я сидела рядом, держа его за руку и пытаясь возродить образ внутри себя, образ сильного, жесткого Эксли с серебристыми волосами, который тогда, на овощном рынке на Юнион-сквер, так меня-заворожил.

– Хочешь посмотреть, как она танцует? – повторил он. – Это единственное развлечение, которое я могу предложить. Мне действительно хочется предложить тебе что-нибудь, кроме боли.

– Давай.

Эксли включил радио на полную мощность. Несмотря на сильные помехи, звук барабанов заставлял вибрировать стены, и лачуга прямо-таки затряслась, заходила ходуном, как при землетрясении. Я вцепилась в подлокотники своего кресла

– Сейчас вернусь! – прокричал он – Надо пойти и поправить антенну, чтобы устранить помехи.

В ту же секунду, как только он вышел за дверь, я вскочила и схватила ландыш. Стоило мне прикоснуться к растению, как гремучая змея издала ужасно громкое шипение, словно тысячи мелких рыбешек бросили в кипящее масло.

– Поставь ландыш, Лила.

Я не двинулась с места.

– Я только хотела понюхать. – Я стояла к нему спиной.

– Ну, теперь понюхала. Поставь его на место.

Повернувшись к нему, я увидела, что гремучка перегородила дверь. Я поставила ландыш на стол и вдруг осознала, что у меня очень немного шансов выбраться из этого дома живой.

Эксли, словно ничего не произошло, отрегулировал настройку на старом радио.

– Давно надо было это сделать. Так ведь намного лучше.

– Да намного.

Он протянул ко мне руку.

Я глубоко вдохнула, представила Диего прежним, взяла его за руку, ту самую, с длинными грязными ногтями.

Под громкую без помех музыку змея заелозила туда-сюда по грязному полу. Она двигалась из одного угла хижины в другой все быстрее и быстрее, приходя в сильное возбуждение. Мы с Эксли стояли в углу лачуги, держась за руки, как некая странная пародия на двух подростков в танцевальном классе.

– Она будет раскачиваться, пока не поймет, что хижина для нее слишком мала и что двигаться некуда, кроме как вверх, – прошептал мне Эксли. – Тогда она начнет подниматься, пока не вытянется во всю свою длину, и начнет танцевать, как индийская танцовщица, исполняющая танец живота. Это единственная радость, которую она мне доставляет.

В полном соответствии с описанием Эксли гремучая змея поднялась до потолка хижины. Она раскачивала тело туда-сюда, поднимала свою гремучку и трясла, словно бубен, точно в такт барабанам.

Эксли отпустил мою руку. Он начал вторить движениям змеи, волнообразно изгибая свое тело, как ленту, и издавая странные шипящие звуки. Заплесневевшая лачуга раскачивалась от барабанного грохота, и танцующий Эксли с длинными ногтями и разлетающимися белыми волосами гипнотизировал меня.

Как робот, я подошла к ним, уставившись прямо перед собой в никуда, и присоединилась к Эксли и змее в их танце.

Эксли сопел, как собака. Он положил руки мне на плечи, уткнулся лицом в подключичную ямку, страстно вдыхая запах моей кожи. Он обнюхивал меня шумно, как животное. Под звуки барабанов и гремучки мы все втроем танцевали, словно занимались этим с рождения.

Где-то в глубине сознания я помнила, что гремучая змея мастер гипноза. Она – профессионал, который звуками своей погремушки в одно мгновение доводит жертву до состояния ребенка. Эта мысль пронзила меня как молния. Так быстро я еще никогда не зависала и не входила в транс.

– Останься со мной, Лила. Твой запах прекраснее, чем у ландыша.

Я едва помнила, зачем мне нужен ландыш. Я так расслабилась в объятиях Эксли, что почти заснула на его тощем костистом плече, и в этот момент услышала голос. Громкий, он словно исходил из моей головы:

– Просыпайся, Лила. Проснись! Не спи!

Это был голос Армандо. Я открыла глаза, словно меня окатили холодной водой, и была потрясена, обнаружив себя в объятиях Эксли.

– Соблазни его. Делай это прямо сейчас.

– Не слушай Армандо. – Эксли как будто мог слышать его. – Армандо лжец. У него есть девять растений. У него всегда были все девять растений.

Я пыталась развеять туман, которым обволакивал меня Эксли. Он все еще обнимал меня, прижавшись лицом к груди, и, как сумасшедший, нюхал, фыркая, духи Лурдес Пинто.

– Не понимаю. Что ты сказал об Армандо и растениях?

– Подумай сама, Лила. Подумай об исключительной ценности этих растений. Их способности приносить все, чего только человек может пожелать в жизни. Если бы у тебя были все девять растений в собственной прачечной, неужели ты бы не взяла от каждого растения черенок, десять черенков, сотню черенков? И неужели бы ты не размножила их, посадив где-нибудь? В каком-нибудь потайном месте? Просто на всякий случай?

Я была поражена. Конечно, ведь Армандо мог взять черенки от растений. Он был бы глуп, если бы не сделал этого, а он весьма смышленый человек. Как я могла это упустить?

– Он пытается тебя одурачить, Лила, – произнес Армандо. – Сосредоточься на Диего. Тебе надо достать ландыш для Диего, иначе он умрет. Это единственное, о чем ты должна думать.

– Почему я здесь? – спросила я Эксли. – Если у него есть все девять растений, тогда зачем я здесь?

– Не знаю. Но не для того, чтобы достать девять растений.

Я была смущена, и хотя знала, что не должна думать о растениях, не могла не думать. Я не могла быть уверена, есть они у Армандо или нет, и не была уверена, надо ли мне помогать Диего. Но если он умрет, я не смогу жить с этим.

– Я люблю тебя, – пробормотал Эксли. – Он никогда не любил тебя так, как я. Он просто врал и морочил тебе голову. – Эксли покрепче прижал меня к себе. – Я всегда знал, что ты придешь.

– Да, Дэвид, я вернулась, – прошептала я ему в волосы и притянула к себе его голову, прижавшись надушенными грудями к его лицу. – Я никогда не хотела уходить.

Эксли взял меня за руки:

– Ляг со мной.

– Не ложись с ним, – шептал Армандо у меня в голове. – Если ты сейчас ляжешь, то никогда уже не выберешься отсюда. Никогда. Это твой последний шанс достать ландыш.

Эксли опустился на колени прямо на грязный пол, а успокоившаяся гремучая змея свернулась кольцами прямо перед ним. Я стояла рядом, и он приник к моему телу.

Туман вокруг меня был густым и плотным. Меня потянуло в сон, но я боролась с сильным желанием сесть на пол.

– Ты мне нужна, – произнес он с пола. Его руки обняли меня за ноги. Он жадно обнюхивал мои бедра, прижимаясь к ним носом.

Я наклонилась и приподняла его голову.

– Ты тоже мне нужен. – Я постаралась представить себе лучший в моей жизни поцелуй, тот самый, который подарил мне Диего тогда, в джунглях, когда вливал сладкую мякоть какао в рот. А потом, глядя в длинные узкие глаза Эксли, я наклонилась и поцеловала его, вкладывая в поцелуй всю страсть, которую могла найти в себе. Я делала это для Диего.

Мне было противно ощущать скользкий язык Эксли и серые нечищеные зубы. Но я была уверена, что он меня любит. Хотя он, безусловно, был порочен, следил за мной и хотел, как рабу, привязать меня к себе, он тем не менее очевидно нуждался во мне.

Я вспомнила слова Лурдес Пинто: «Ты должна найти внутри себя любовь, которую ты к нему испытывала, когда впервые его встретила. Ты должна почувствовать эту любовь опять»

Я вновь и вновь целовала его. А когда наконец остановилась, его глаза были закрыты, а рот широко открыт для следующих поцелуев. Я постояла всего одно мгновение, чтобы убедиться, что его желание достигло нужного уровня, и удостовериться в его страсти, самой сильной, которую мужчина когда-либо испытывал ко мне. А потом, когда я вполне насладилась этими ощущениями, мое натертое маслом тело выскользнуло из его объятий. И пока его глаза были все еще закрыты, а рот открыт, я схватила ландыш и выбежала из хижины. Я оставила его на коленях с протянутыми руками. Заплесневевшая дверь захлопнулась за мной, и последнее, что я услышала, было шипение встрепенувшейся гремучей змеи.

Тропические воздушные растения
(эпифиты)

Группа аэрофильных растений включает орхидеи, бромелиевые и все платицериумы – папоротники. Их не сажают в почву, и их не надо поливать. Они извлекают питательные вещества из разлагающихся насекомых и листьев, а азот из ударов молний. Что можно еще добавить к истории растений, которые питаются молниями и смертью? Здесь достаточно материала для десяти историй.

Я вбежала в лес на предельной для себя скорости. Была глубокая ночь, и впереди ничего не было видно даже на дюйм. Я спотыкалась о корни деревьев и кустарников. Листья и ветки царапали мне лицо, а насекомые залепляли глаза. Горшок с ландышем был для меня слишком тяжел, поэтому, шваркнув им о дерево, я разбила его вдребезги. Продолжая бежать, я прижала цветок с землей на корнях к телу.

Когда мне показалось, что я достаточно далеко от Эксли, я замедлила бег, а потом и вовсе осторожно прокладывала себе путь через подлесок. Я, конечно, все время помнила о быстром течении времени и о Диего, но мне было страшно бежать, потому что я опасалась повредить или потерять ландыш. Я понятия не имела о том, какая часть растения используется для лечения, и я не могла себе позволить оторвать или уронить малейший кусочек. Я уже давно прекратила попытки рассмотреть что-либо в темноте. Просто опустилась на четвереньки и прокладывала себе путь по земле, как делала это черная пантера. Я не имела ни малейшего представления, в каком направлении я двигаюсь и вообще приближаюсь ли к Касабланке или удаляюсь от дома.

В полном изнеможении я остановилась отдохнуть, опершись о дерево, и под подошвой нащупала большой лист, который оказался гигантской пальмовой ветвью. Такие гигантские листья нередко встречаются на подстилке джунглей. Их обширная поверхность дает возможность растению уловить необходимое для выживания количество света даже в темноте. Я подняла лист и завернула ландыш в него, чтобы защитить драгоценность от дождя и своей неловкости. Я пошла дальше, остановившись лишь однажды, чтобы перевести дух на покрытой гнилью и опавшими листьями подстилке.

Когда я поднялась, волосы у меня встали дыбом от статического электричества. Это был плохой знак. Это означало, что гроза неизбежна. Армандо однажды рассказал мне, что в тропических лесах от ударов молний каждый год гибнет значительно больше народу, чем от укусов гремучих змей.

«У тебя меньше трех шансов из ста умереть от укуса гремучки. Если тебе придется выбирать между рептилией и вспышкой молнии, беги к змее».

Сейчас эта информация не сулила мне ничего хорошего. Мне с трудом удалось избежать укуса змеи. Каковы шансы, что моя удачливость спасет меня и от разрядов электричества?

Гроза началась с удара пластинчатой молнии, это означало, что она была ограничена внутренней частью облаков, превращая их в огромные продолговатые овальные светящиеся шары. Они были такие яркие, что насквозь прорезали плотный лесной покров, освещая верхушки деревьев, создавая жуткое ощущение, будто кто-то включил в лесу верхний свет. На мгновение все ярко высвечивалось, становилась видна сочная изумрудная зелень растений, и сверкали желтым, насколько я понимала, глаза животных.

Шаровые молнии оказались для меня манной небесной, давая немного времени, чтобы сориентироваться и представить, где я нахожусь.

Копьевидные молнии, которые пришли на смену, были значительно менее приятными, когда широкими разветвленными полосами электричества срезали верхушки деревьев и проходили насквозь, а потом с силой ударяли в землю. Я знала, что такая гроза самая опасная. Она брала начало из отрицательно заряженной нижней части облаков и была направлена на положительно заряженную землю под ними, что часто грозило смертью тем, кто был на земле. Когда люди погибали от грозы, почти наверняка причиной были копьевидные одиночные молнии

Я ползла по подстилке, пытаясь занимать как можно меньшую площадь, сокращая тем самым вероятность попадания молний. Я наблюдала, как зигзагообразные разветвленные молнии ударяют в мелкие деревца и кустарники, моментально уничтожая их. Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как верхушка дерева превратилась в факел, зажженный лентой белого света.

Вдруг костер на высоте ярко осветил подстилку джунглей, и я нос к носу столкнулась с растением, которое однажды видела на картинке. Одно из бромелиевых, вымершее так давно, что никто даже больше не трудился его искать, Растение настолько редкое, что исчезло даже имя. Это была мечта Сонали. Безымянное растение страсти.

Невозможно было ни с чем спутать таинственную бромелию, расположенные по спирали листья, формирующие в центре черную дыру. «Мандала, модель мироздании, – говорила Сонали, – созданная в мире растений». Я лицезрела то самое растение, которое долгие годы искали Армандо с Сонали.

Как эпифиту, растению не требовалось никакой почвы и росло оно прямо на бревне. Оно не было паразитом, а прикрепилось просто для стабильности и надежности. Я подождала, пока следующая молния ударит в землю, затем как можно бережнее подняла растение с бревна и завернула его в пальмовый лист вместе с ландышем.

Армандо описал его как растение страсти, потому что оно питается молниями, которые ударяют так же внезапно, как поражающая людей страсть. Он сказал, что только существо, испытывающее равную страсть, сможет его найти.

Я прижала к себе оба растения покрепче и продолжала ползти. Единственной положительной стороной грозы были раскаты грома. Это пугало животных и заставляло их прятаться, давая мне возможность передвигаться, невзирая на производимый мной шум, не опасаясь каждую минуту подвергнуться атаке.

Когда прекратился дождь, я увидела утреннее солнце, которое выползло на востоке и определило мой путь. Надо было идти прямо к утренней заре, я так и шла, пока не увидела просвет в джунглях. Дорога на Касабланку лежала прямо передо мной.

Она вывела меня из джунглей, но я понятия не имела, успею ли спасти Диего. Никогда еще я не была так счастлива, как в то утро, когда увидела пыльную дорогу из гравия. Я бежала и бежала, а потом немного шла и опять бежала. Подошвы мои кровоточили, туфли я потеряла где-то в джунглях, а может, еще в хижине у Эксли, – я не могла вспомнить. Самое важное, что мне удалось проделать все семь миль обратного пути до Касабланки

Прихрамывая, я проскользнула в дверь Лурдес Пинто и Армандо с момента моего ухода будто и с места не сдвинулись. Не говоря ни слова, я вложила в руки Армандо сверток из пальмового листа. Когда он открыл его и увидел растение страсти, он был ошеломлен. Он поднял его, как новорожденного младенца, и держал в руках так же, как когда-то раньше прижимал Сонали: так, словно никогда больше не отпустит.

– Я сделал правильный выбор, – мягко произнес он.

Он все прижимал к себе растение, а Лурдес Пинто наполняла таз теплой водой, чтобы обмыть мои кровоточащие ноги.

Армандо с Лурдес вернулись к повседневным заботам. Из их поведения мне было понятно, что я все сделала правильно, добравшись до Эксли. По выражению их лиц, на которых не было следов слез и отчаяния, можно было судить, что Диего все еще держится.

Я поставила ноги в таз, и теплая вода окрасилась в красный цвет. Положив голову на кухонный стол и вытянув перед собой руки в положении стоящего ребенка из йоги, я наблюдала, как Лурдес готовит ландыш, разделяя корень, стебель и цветок

– Обычно растение собирают, когда оно в цвету. И сушат его. – Своей любимой лопаткой от скорпионов Армандо похлопывал по столешнице. – Но сейчас у нас нет времени сушить его, поэтому мы импровизируем. Цветок – наиболее активная часть растения, его основные компоненты – два кардиогликозида. Один – это конваламарин, активный ингредиент, белый кристаллический порошок, легко растворимый в воде или спирте, действует на сердце так же, как дигоксин. А другой – конвалларин, гликозид, который кристаллизуется в виде призм, растворим в спирте, плохо растворим в воде и обладает слабительным и рвотным эффектом. Это поможет Диего избавиться от яда. Из растения экстрагируется от десяти до тридцати капель жидкости, которую он выпьет из столовой ложки.

Когда растение тщательно прокипятили, Лурдес Пинто перелила то, что осталось, в крошечную стеклянную баночку размером с пипетку, и прошла в комнату к Диего. Я вытащила кровоточащие ноги из таза, чтобы пойти за ней. Хоть я буквально падала от усталости, мне хотелось увидеть собственными глазами выздоровление Диего.

– Нет еще. – Армандо схватил меня за локоть. – У нас посетитель.

– Я ничего не слышала.

– Иди! – заорал он на Лурдес Пинто.

Она побежала в комнату Диего и исчезла вместе с лекарством как раз в тот самый момент, когда Эксли проскользнул в приоткрытую дверь.

Я ухватила Армандо за руку, чуть не упав в обморок при виде Эксли.

– Что тебе надо? – Я непроизвольно перешла на шепот.

– Хочу получить свое. – Его голос звучал зловеще, но спокойно. – Только свое, Армандо. Я не планирую использовать это без крайней необходимости. – В руках он держал ржавый мачете. – Не в моих правилах убивать.

– Ты пошел за мной?

– Ты – жалкий любитель. Ты оставляла за собой до того вонючий след самки, что любой, у кого есть нюх, мог с легкостью отыскать тебя.

Армандо повернулся ко мне.

– Молчи. Не говори ни слова. Не давай ему слышать, как ты говоришь. Не пускай его внутрь своих мозгов.

Эксли уставился на цветок страсти, стоявший на кухонном столе, и понимающее выражение появилось на его лице.

– Вот за чем вы охотились. Вот что вы все это время искали. Скажите ей, Армандо. Скажите ей правду. – Эксли повернулся ко мне. – Он использовал тебя, Лила. Я был прав. Он привез тебя совсем не для того, чтоб добыть девять растений. Он заботился только об одном. Только об одном растении. Растении страсти, у которого нет имени.

– Ни при каких условиях не вступай с ним в контакт, – сказал Армандо.

– Я любил тебя, Лила. А Армандо никогда не любил. Ни одной минуты. Он любит только цветок страсти. А ты просто пешка в его игре. Не больше. Он использовал тебя куда хуже, чем я, когда переспал с тобой в Нью-Йорке. Он несколько раз чуть не убил тебя, да и Диего тоже. Ведь Диего сейчас так плохо из-за Армандо и его жажды заполучить цветок страсти, а не из-за тебя.

Я посмотрела на Армандо, и тот отрицательно покачал головой.

– Он использовал тебя, чтобы найти это растение, потому что на самом деле этот мужчина, так же как и я, знает, что это твоя судьба – работать на него. Но между нами разница – я платил тебе деньги, когда ты работала на меня. Помнишь? Я заплатил тебе за черенок огненного папоротника. А что тебе дал он?

Я не могла не слушать. Мне пришлось подумать о том, что говорит Эксли. Если то, что Армандо действительно не нуждался в девяти растениях, правда, значит, он использовал меня, чтобы найти цветок страсти, и смогу ли я когда-нибудь простить его за то, что произошло с Диего?

– Не впускай его внутрь себя. Там, в хижине, он убаюкал бы тебя своими речами и преспокойно убил бы, а может, и того хуже.

Голос Армандо звучал твердо, но я чувствовала, как подрагивает мускул на его руке, за которую я держалась. Его нервозность смущала и расстраивала меня.

– Чего ты хочешь?

– Ландыш мой.

– Забудь о нем. Ландыш разрезан и сварен. Он уже в теле Диего Пинто, лечит его, для чего и был всегда предназначен.

– Тогда я убью Диего, чтобы извлечь из него ландыш.

– Ты пальцем его не тронешь, – сказала я, внезапно выйдя из ступора. Я уже все мозги поломала, пытаясь вспомнить, есть ли в доме ружье, нож или вообще какое-нибудь оружие.

– Чего еще ты хочешь? – спокойно спросил Армандо, зная почти наверняка, что скажет Эксли, прежде, чем тот открыл рот.

– Лила моя!

– Я не твоя.

– Ш-ш-ш-ш, – произнес Армандо.

– У себя в хижине я уже почти вернул ее, если бы тогда ты не влез к ней в мозги.

– Она человек, а не марионетка.

– Вот поэтому-то я здесь. Я разорву нити, которые ты используешь, чтобы держать ее на привязи. Нити, которые связывают вас – Он поднял изогнутый ржавый мачете.

– Какие нити? О чем он говорит?

– У нас с тобой есть внутренняя связь, линии, которые нас связывают, такие же, как ты видела у дерева.

Внезапно одним стремительным движением Армандо кинулся на пол, увлекая меня за собой и закрывая своим телом. Я услышала свист ножа, рассекающего над нами воздух. Я завизжала, и в этот момент Армандо толкнул меня с такой силой, что по скользкой мексиканской плитке я проехала через всю комнату в противоположный ее конец.

Армандо поднялся как раз в тот момент, когда Эксли вновь замахнулся мачете, а так как он был ростом чуть меньше двух метров, то оказался намного выше и сильнее Эксли. Одним легким изящным движением, столь обманчивым при его размерах, он схватил Эксли за запястье и крутанул несколько раз так, что мачете со свистящим звуком разрубил воздух. Всей своей массой Армандо пихнул его прямо к висящему под потолком розовому пинату-ослику. Он развернул Эксли так, что тот несколько раз ударил мачете по ослику, разрезая многочисленные слои папье-маше, словно масло. Когда пината развалился на части, Армандо отпустил руку Эксли и торопливо перебежал через комнату. Из пината вывалились сотни скорпионов и приземлились прямо на макушку Эксли. Он истошно закричал, когда доисторические хвосты начали хлестать его, впрыскивая яд. От безумной боли он бессмысленно размахивал мачете, пытаясь поразить скорпионов, покрывающих его тело, вновь и вновь протыкая и раня себя своим собственным ножом. Скорпионы были везде в волосах, на теле и на лице, они спускались на грудь и заползали в одежду, насыщая его тело новым ядом, пока он, наконец, не рухнул на пол. Я наблюдала за ним из угла комнаты и дышала так, словно только что участвовала в марафоне. Я смотрела, пока он не перестал дергаться, не перестал визжать, стонать и кричать. Смотрела, пока он не замер на полу, покрытый кровью и скорпионами.

Армандо взглянул на меня:

– Помнишь, что кричат дети?

– «Разбей пината, тогда не будет завтра».

– Верно. Всегда слушайся детей. Так или иначе, они всегда правы.

Под жестоким грузом последних двадцати четырех часов мое тело и сознание начали распадаться. Последний, кого я запомнила, был Армандо, бережно несущий, а потом так же бережно укладывающий меня на что-то темное и мягкое. Я проспала два дня.