Текст книги "Неразрешимое бремя (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Я молчал, решив, что возмущаться или спорить с безумицей все равно бесполезно.

– Иначе… – Лидия секунду помолчала. – Иначе я отправлюсь сама. Но не одна, как вы понимаете. Как думаете, кто мне составит лучшую компанию: новый кардинал или же стоит пригласить вояга?

– Кого хотите, – равнодушно ответил я. – Давайте уже поедем, Пиона замерзла.

Лидия раздраженно отрезала:

– Не мы поедем, господин инквизитор, а я поеду. Сама, как вы и сказали. А вам придется добираться пешком. В такое время экипаж вы едва ли найдете. Но вы можете заночевать у госпожи Розмари. Если денег хватит…

Что за ребячество? Она прошла мимо, раздраженно подхватила цепь Пионы, запихнула несчастную девушку в экипаж и велела извозчику трогать. Я смотрел им вслед, чувствуя, как соленый морской бриз играет прядями несобранных волос и пробирает до костей.

Глава 5. Хризокола

Я откинулась на мягкое сиденье, устало прикрыв глаза и дурея от злости. Сопляк! Сколько можно возиться с ним и уговаривать! Ничего, пусть подумает над своим поведением, глядишь, пока добирается пешком домой, может дурь из головы и выветрится. Мерное покачивание экипажа усыпляло, но тревожные мысли со скрипом неслись по порочному кругу, словно сломанная ярмарочная карусель, что сорвалась и летит в толпу. Дикая ярость при виде мечтательного личика Пионы, потом вспышка гнева на неосмотрительное замечание инквизитора про корсет, соперничество с хозяйкой борделя – я ощущала, что во мне что-то необратимо изменилось. Заглянув вместе с грибной колдуньей в бездну, я оставила в себе часть ее безумия, и теперь та мерзкая старуха тянет ко мне руки, чтобы прорасти зловонными спорами. Мне всегда было плевать на собственную внешность ровно до тех пор, пока не надо было ею пользоваться, а теперь… Я вцепилась в волосы, отчаянно сжимая кулаки, пока боль в стянутых висках не отрезвила разум. Подняв взгляд, я тяжело уставилась на бледную Пиону. Интересно, почему я так взбесилась от ее появления? Красавчик ли тому виной со своим дурацким заступничеством или влияние ново обретенного демона? Непрошено всплыло воспоминание так и не состоявшегося поцелуя, больно кольнувшее самолюбие. Инквизитору уже второй раз удалось соскользнуть с крючка, как такое возможно? Я теряю навыки, старею? Ужас пробрал меня до костей, я встряхнула головой.

– Г-госпожа, – девчонка отчаянно дрожала, то ли от холода, то ли от страха. – Я больна?

На секунду представив эксперимент с внушением этой несчастной симптомов звездной сыпи, я с усилием отогнала эту мысль и сказала, продолжая ее рассматривать:

– Не знаю. Вероятность заболеть существует всегда.

Она попыталась обхватить себя руками, чтобы согреться, но ей мешали тяжелые браслеты на запястьях.

– Зачем я вам нужна, госпожа? Если я больна, то зачем?

Карусель в голове вдруг дрогнула и замерла, оглушительная тишина и равнодушие приняли меня в свои объятия. Я спокойно отцепила браслеты и разомкнула ошейник, небрежно бросив их на сиденье. Провела пальцами по ее щеке, девчонка дернулась и попыталась отстраниться, а я размышляла почти трезво. Пиона очень красива, той особенной привлекательностью юности и невинности, хотя… Она словно налитое соком спелое яблоко с едва заметной червоточиной, которая гнездится в ее глазах, полных страха и недоверия. Совсем юная, можно сказать почти ребенок, холеный ребенок, она явно не из крестьянской и даже не из ремесленной среды. Что она там несла про гарем и книжки? Образованная? Как попала в рабство и как давно? Я отвернула край ее рубашки, провела по шее, шикнула на нее, когда она попыталась воспротивиться, отвернула рукава. На запястьях ожидаемо обнаружились синяки, почти сошедшие.

– Давно тебя продали?

Пиона вырвалась наконец и забилась в дальний угол экипажа.

– Три недели назад.

– Дай угадаю. Ты сбежала с возлюбленным, чтобы тайно с ним обвенчаться против воли родителей, а он возьми и продай тебя, да? – я насмешливо смотрела на нее.

– Нет, – выдавила она.

– Неужели? А кто же тогда тебя продал? Или ты из опальной Мирстены?

– Нет, – опять покачала головой.

– Не заставляй меня гадать, милочка, – я пересела на ее сторону, притянув ее к себе и крепко сжав плечо.

– Отчим, – пискнула Пиона. – Пустите, пожалуйста.

– А мать что же? Не возражала?

– Она… – девчонка сморщила носик, ее глаза подозрительно заблестели. – Не знаю, при смерти маменька была…

Я еще раз вгляделась в свое приобретение, раздумывая над перспективой. Девчонка наивна до безобразия, хотя образованна, возможно, даже из благородных. Наверняка, еще и восемнадцати нет, раз отчим продал.

– Лет сколько тебе? – спросила я, беря ее за руку и разглядывая пальцы, пухленькие и нежные, к тяжелой работе явно не приспособленные. Вздохнула и покачала головой, ох и придется с ней повозиться.

– Восемнадцать.

– Неужели? Когда исполнилось?

– Вчера, – и Пиона наконец не выдержала и горько разрыдалась.

– Ушлый у тебя папаша попался.

– Он мне не отец! – выкрикнула она, глотая слезы, глаза яростно сверкнули.

– О как, и сколько же он за тебя выручил? Или ты уже не девицей то была на момент продажи? Да хорош слезы глотать! – прикрикнула я на нее, впрочем, и так зная ответ. Девчонка заголосила еще больше, уткнув голову в колени. – Наверняка нет. За девственницу бы дали дорого, тем более такую хорошенькую. Сам небось то и попользовался, да?

Новый взрыв рыданий был ответом.

– Клиентов то много было уже? Ну хватит сопли развозить! Лицо опухнет. – Я похлопала ее по спине, ненавижу утешать, но у нее похоже начиналась истерика. Пусть выплачется, отдохну пока. Я сомкнула глаза и мгновенно провалилась в тяжелую полудрему. Мне привиделся огромный механический паук на тонкой проволочной паутине, я шла к нему по дрожащим нитям и все время оступалась, балансируя на призрачной грани между бездной и зыбкой реальностью. Паук шевелил лапами, отчего паутина колыхалась, а я отчаянно пыталась поймать ритм, который все время ускользал, складываясь в ненавистную мелодию колыбельной…

Было уже далеко за полночь, в доме все спали. Все, кроме Антона. Он испуганно вглядывался в темноту, но завидев меня, вздохнул с облегчением.

– Хриз, почему так долго? Все нормально? – он бросился ко мне, но осекся, заметив бледную тень Пионы. – Кого ты еще притащила?

Я устало кивнула ему и сказала:

– Ну ты же просил не безобразничать, так что пришлось довольствоваться скромной добычей.

– Ты… ее украла? – мальчик испуганно вгляделся в мои глаза.

– Нет, я ее честно добыла, – я улыбнулась и добавила, вспомнив про йодированную настойку. – Почти честно.

– Ко мне в комнату, – бросила я Пионе и отправилась наверх.

В комнате я прикрикнула на девчонку, что столбом застыла на пороге.

– Пошевеливайся, расшнуруй корсет.

Эта неумеха провозилась дольше обычного, но через полчаса все-таки справилась, а я смогла наконец вздохнуть полной грудью. Пока я ковырялась в шкафу, раздумывая, чтобы такое найти ей на первое время, она довольно неплохо держалась, лишь изредка тихо всхлипывая. Вытащив старое платье, с сомнением прикинула его на пышную фигуру Пионы. Надо будет расшить в груди и бедрах, но потом все равно придется заказывать для нее новые платья.

– Раздевайся, – скомандовала я. Девчонка замерла, испуганно глядя на меня.

– Г-госпожа, вам же не нравятся женщины?.. – ее вопрос повис в воздухе робким облачком страха.

– Не зли меня, раздевайся быстрее, – и кинула в нее платьем. Она деревянными пальцами подобрала его и стала стягивать с себя тонкую рубашку, обнажая молочно-розовое тело. Но я не дала ей натянуть на себя обновку, подойдя к ней и разведя в сторону ее руки, потом заставив обернуться ко мне спиной. Внешних повреждений было мало, незначительные, уже зажившие синяки на внутренней стороне бедер, длинный заживший рубец от хлыста надсмотрщика на спине, ссадины на пояснице.

– Одевайся. И садись, – кивнула я ей на кресло перед зеркалом. Пиона торопливо натянула темно-зеленое платье, которое морщило ей в подмышках и неприлично обтягивало грудь, и уселась, украдкой поглядывая на себя в новом облаченьи. Я подобрала густые с медным отливом волосы в высокую прическу, покрутила перед зеркалом ее голову. Высокая прическа ей определенно шла, но тогда на шее открывалось невольничье клеймо. Высокий воротник или пустить хвост книзу?

– Что умеешь, сколько было клиентов? – спросила я, выбрав компромисс в виде полураспущенных волос, подобранных вверх лишь у висков.

Губы у девчонки задрожали, и я резко окрикнула:

– Не вздумай опять рыдать, иначе мигом вернешься обратно, к госпоже Розмари. – Я наклонилась к ней и с силой вцепилась в плечи. – Я дико устала и не собираюсь с тобой возиться, слышишь?

– Я… ничего… после того, как продали… надсмотрщик сказал, что должен проверить качество товара, – ее голос дрожал, Пиона закусила губы, сдерживая всхлипы. – Я должна было что-то сделать, но не смогла!… А потом меня купил муж госпожи Розмари, он тоже… Было так отвратительно и грязно… Я не хочу туда возвращаться, пожалуйста!

– Ты веруешь в Единого? – спросила я рассеянно, вспоминая незлым тихим словом матушку Гён.

– Да, конечно, – Пиона кажется отвлекалась от своих переживаний. Я присела на корточки, развернула ее к себе и взглянула ей в глаза.

– Послушай, что тебе скажу. Я не буду с тобой больше нянчиться, и поэтому сейчас это в первый и последний раз. Во-первых, выкинь из головы все глупости про грех и прощение, что вещает тебе церковь. Ты не грязная и не грешная, твоей вины в случившемся нет и быть не может. Во-вторых, ты не обязана прощать своим обидчикам. Нет, ты конечно можешь это сделать, если хочешь. Надеюсь, что не станешь. И в-третьих, твое тело, – я провела рукой по ее волосам, линии подбородка, плеч, коснулась груди. – Не храм и не что-то особенное, слышишь? Это просто тело. Да, с тобой сотворили насилие, это страшно, но это не катастрофа, от этого не умирают, слышишь? Выкинь глупости про самоубийство и о том, что твоя жизнь закончена. Поверь, есть много худшие ситуации.

Я поднялась и теперь смотрела на Пиону снизу вверх.

– Я дам тебе шанс на свободу. Но за него придется побороться. Так что привыкай к мысли, что за себя нужно сражаться. И не жди, что кто-то придет и спасет тебя, так бывает только в твоих книжках. Образованная, кстати?

Пиона кивнула, теперь уже смотря на меня расширенными глазами.

– Вот и отлично, вытри сопли и слушай внимательно. Я тебя купила не просто так, а для вполне определенного человека. За него ты должна будешь выйти замуж. А свободу получишь в качестве свадебного подарка.

– Но… я не понимаю, – Пиона растерянно смотрела на меня. – Зачем? И кто он? Почему он не может найти себе достойную жену?

В дверь постучал Антон и принес мне травяную успокоительную настойку на меду.

– Пей, я подожду, – сурово сказал он и замер у двери.

– Я выпью, спасибо, – мягко сказала я, выпроваживая его. – Пиона принесет тебе стакан, заодно покажешь ей комнату, отведи боковую, там еще не обустроено, но сойдет.

Мальчик заколебался, потом кивнул Пионе:

– Проследите, чтобы она выпила, пожалуйста.

Я неохотно взяла теплый стакан с ароматной смесью, сделала глоток.

– Достойную, говоришь? А ты значит не достойная?

– Но я же… – она запнулась, подбирая слово. – Я…

– Грязная шлюха? – насмешливо протянула я, словно провозглашая тост. – Ты так о себе думаешь?

Пиона понурилась, а я чувствовала, как меня опять несет. Я отставила стакан, подошла к ней, задрала ее подбородок и прошипела:

– Запомни, еще раз услышу от тебя, что ты недостойная, грязная или же порочная, отлуплю розгами, слышишь? Так, что на задницу сесть не сможешь недели две! Будешь думать про себя плохо, точно так же будут о тебе думать окружающие, поняла? Задрала голову, кому сказала! Так и держи!

Я застыла, потом рывком подняла Пиону, провела рукой линию от ее макушки, осознав, что девчонка почти на голову ниже меня, а Ивонна и вовсе меньшего роста была. Я опять усадила Пиону в кресло, положила руки на ее шею, уставившись застывшим взглядом на зеркало, но видя перед собой стену комнаты в борделе, расцвеченную щедрыми брызгами крови. Пиона испуганно схватила меня за руки:

– Не надо, я не буду больше, госпожа… пожалуйста, я все поняла.

– Заткнись, – я переместила руку к ее животу, ткнув указательным пальцем в правое подреберье. – Ничего не понимаю… – пробормотала я, прикрыв глаза и мысленно восстанавливая вид раны. Я думала, что рана была нанесена снизу вверх, что естественно для удара ножом или кинжалом, но рисунок брызг терял в силе именно от верхней точки. – Демон, ведь неудобно же!

Если предположить, что жертва сидела в кресле перед зеркалом, слегка повернутом к стене, и удар был нанесен ей в таком положении, то как убийца должен был изогнуть руку, чтобы не вспороть, а именно рассечь кожу? Я изогнулась, теоретически возможно, но все равно неудобно. А если жертва все-таки не сидела? Я за шкирку подняла Пиону с кресла и скомандовала:

– На колени! Быстро, – и не дожидаясь, подсекла ее под коленями, пригвоздив к полу. Впрочем, девчонка уже не сопротивлялась, она поняла, что ее не собираются убивать, просто у хозяйки странные причуды. Нет, на коленях жертва определенно не стояла, брызги располагались бы несколько ниже. Я застыла в отчаянии, чувствуя, что мысли, словно навечно связанные фигурки карусели, со скрипом понеслись по второму кругу.

– Госпожа, я могу встать? – робко спросила Пиона, выведя меня из ступора.

Ее милое личико скривилось в страдальческой гримасе в зеркальном отражении, и я отстраненно подумала, что оно слишком невинное. Прическа ей шла, но открытый лоб вкупе с большими темными глазами делали ее похожей на святую заступницу, так, как их любят изображать на церковных росписях.

– Нет, – сказала я, отпуская ее плечи, поискала глазами ножницы, не найдя, вытащила кинжал из сапога. Прежде, чем девчонка успела испугаться, отсекла спереди толстую прядь ее волос и разровняла челку, склонив голову набок и любуясь на результат.

– Госпожа! – Пиона вскрикнула и схватилась руками за волосы. – Зачем?

– Так тебе определенно лучше, вставай, – теперь облик Пионы уже не казался таким простым и невинным, появилась легкая пикантность и загадочность. – А знаешь, плохо, что у тебя было так мало клиентов, сложно тебе придется…

– Почему?

Я сделала глоток остывшей настойки, но не ответила девчонке, задержала жидкость во рту, потом прыснула ею на стену, наблюдая за потеками. Кровь гуще, конечно…

– Потому что не умеешь ничего. А своего будущего мужа тебе придется добиваться и соблазнять.

– Но я не понимаю, я думала, что это он хочет… Нет?

– Нет. Он ничего не знает и знать не должен. Он – страшный человек, знаешь ли. Безумец, живущий в собственно причудливом мире. Куда никого не пускает. И тебя не пустит. Но ты же умная девочка, сможешь? – я устало улыбнулась. – Впрочем, тебе деваться некуда. Если не добьешь предложения руки и сердца за два месяца, отправишься обратно в бордель. Так что лучше тебе уж расстараться и угодить одному мужчине, чем потом всю жизнь ублажать многих, верно?

Я без сил опустилась на кровать, чувствуя, что нет сил даже раздеться.

– Кстати, – вспомнила я, не удержавшись от возможности поиздеваться. – Ты обязательно должна понравиться его отцу. А это будет пожалуй сложнее, потому что он еще больший сумасшедший. Ты знаешь, что его тихо ненавидят все женщины в этой части города? То, что он делает с их волей, заставляет их сходить с ума. Каждая клянется, что никогда больше ногой сюда не ступит, не поддастся больше соблазну, что вчера это было в последний раз, когда она позволила себе это изумительное наслаждение… Но приходит новый день, и все они возвращаются… – я широко улыбнулась. – Чтобы еще раз вкусить запретное… Ступай спать.

Пиона нерешительно застыла у двери.

– Госпожа?…

– Что еще? – раздраженно буркнула я, откидывая голову на подушку и закрывая глаза.

– Разве я не должна помочь вам раздеться?

– Я сама, иди уже…

– Но у вас такой уставший вид… А настойка? Тот паренек сказал, чтобы я проследила…

Она, что, вздумала мне указывать? Я схватила стакан и запустила им в Пиону:

– Пошла вон!

Она спряталась за дверью, но потом упрямо выглянула и спросила:

– Скажите хотя бы, как его зовут?

Не было сил даже пальцем пошевелить, что уж тут говорить о том, чтобы встать и оттаскать ее за волосы, поэтому я просто ответила:

– Мартен. Его зовут Мартен. Завтра ты с ним познакомишься. И если сейчас же не исчезнешь, клянусь, встану и придушу.

Перед тем, как провалиться в недолгий сон, отвоеванный у оставшейся ночи, у меня перед глазами промелькнуло чудное виденье Пионы в аккуратном чепчике и корсете с торчащей пышной грудью, крепкими ручками замешивающей тесто и радушно принимающей покупателей в пекарне…

Сквозь сомкнутые веки я ощущала теплые солнечные лучи, что ползли ленивой янтарной мухой по моему лицу. Просыпаться не хотелось, но я подхватилась на кровати, осознав, что сдобой не пахнет. Глубоко втянув воздух, который пах легким ароматом лавандового масла и совсем чуть, на грани обоняния – выпечкой, я наткнулась взглядом на цветущую мордашку Пионы, что сидела напротив меня с импровизированным опахалом из тонкой промасленной бумаги.

– Что ты тут делаешь?

– Выспались, госпожа? – она до отвращения жизнерадостно улыбнулась и встала. – Я приготовила вам воду для умывания…

Я с удивлением поняла, что действительно выспалась. Впервые за последние два месяца… И чувствовала себя почти довольной жизнью, как оказывается мало надо человеку для счастья.

– Почему не пахнет сдобой? Пекарня не работает, почему? – я потерла переносицу и потянулась на кровати.

– Работает. Я придумала, как устранить запах, что вам досаждает. Ваш брат мне рассказал, почему вы такая злая. Потому что плохо спите и питаетесь. Наша настоятельница, матушка Еванесса всегда говорила, что от этого все беды и случаются. Поэтому я…

– Да неужели? – пробормотала я, неохотно соскальзывая с кровати и бросая взгляд на настенные часы, которые – о, ужас – показывали почти половину девятого.

– … Поэтому я развесила мешочки с кусочками древесного угля, вон, смотрите…

Я повернула голову к плотно закрытому окну, над которым действительно красовались загадочные мешочки.

– Он прекрасно поглощает любые запахи, мы так в монастыре спасались от жуткого запаха мясобойни, что была у нас под боком. А еще Антон сказал, что вы любите аромат лавандового масла, я и пропитала…

Я отключилась от ее болтовни, прошла в ванну и плотно закрыла за собой дверь. Тут меня действительно ждала полная чаша для умывания, в которой плавали лепестки роз. Вот что за бред? Она этому в своих глупых книжках про гаремы с таинственными наложницами начиталась? Где она розы то нашла, чтобы лепестки оборвать? Я уже открыла рот, чтобы отчитать глупую девчонку, как мой взгляд упал на зеркало. Оно было запотевшим, а на нем было нарисованы два скрещенных меча, словно на пиратском флаге. Ее рук дело? Я вылетела из ванны, подтащила Пиону к зеркалу и ткнула в него носом.

– Что за чепуху ты нарисовала?

Она отчаянно замотала головой:

– Я не понимаю, что случилось? Что нарисовала? Или вам не понравилась вода? Недостаточно горячая? Я ее нагревала на солнце, но если хотите, то могу спуститься…

– Замолчи! – Пиона действительно не понимает или не видит… Я перехватила ее руку, поднесла к зеркалу и провела по рисунку, стирая линии. Потом с ужасом поняла, что ее ладонь после этого действия осталась абсолютно сухой.

– Зеркало чистое? – упавшим голосом спросила я, чувствуя, как стремительно портится настроение.

Пиона недоуменно взглянула на меня, потом взглянула на зеркало, потерла рукавом невидимое пятнышко в углу и ответила:

– Чистое, но если вы желаете, чтобы я…

– Не желаю, иди, – я с трудом вытолкала ее обратно за дверь, она рвалась помогать мне в омовении.

Я умылась, старательно не глядя в зеркало, которое упрямо продолжало смущать зрение фальшивым узором. Спешно разделась, окатила себя остатками воды и вдруг очень явственно почуяла крепкий запах табака и кожи. Мара атамана никогда не появлялась в зримом обличье, только голос в моей голове, запахи, а еще легкое покалывание в кончиках пальцев, как если бы он вновь учил меня мастерству карточного шулера.

– Что же ты хочешь мне сказать, атаман? – прошептала я, рассматривая остаток воды в чаше, в которой сиротливо плавали лепестки. Так и мысли мои сновали медленно и лениво в прозрачном потоке событий, но неожиданно их узор сложился радугой и мгновенно распался на миллионы цветных осколков. А я поняла, как одним взмахом решить проблемы финансирования, быстро обрести благодарность вояга, спровоцировать убийцу, а заодно досадить инквизитору. Последнее было почему-то особенно привлекательным в предстоящем мероприятии…

Я решила не мешкать с задуманным, но на выходе с ванны меня перехватила решительно настроенная Пиона.

– Госпожа, вы куда? Давайте я вам волосы уложу…

Я сообразила, что волосы у меня действительно даже не причесаны. Я поискала глазами гребень и обнаружила его в руках у девчонки, которая радостно мне улыбнулась и кивнула на зеркало.

– Садитесь, вы даже не представляете, как хорошо я умею причесывать…

– Неужели в монастырях теперь и такому обучают? – не удержалась я от ехидства.

– Нет, что вы! Это меня Агнесс научила, пока я… – девчонка опять запнулась, стиснула зубы, но нашла силы продолжить. – Вы даже не представляете, какая она мастерица! И причешет, и накрасит, и оденет, ровно куколку, и вот уже, глядишь, совсем другой человек!

Я наблюдала, как Пиона ловко расчесывает мои спутанные космы и забирает их наверх в достаточно сложную конструкцию из нескольких отдельных косичек и свободных локонов.

Похоже, что она успела расшить платье, которое сидело теперь практически свободно. Ее лицо светилось нездоровым энтузиазмом и трудолюбием, и меня это признаться несколько озадачивало. Неестественная реакция.

– Что ты можешь сказать про мужа госпожи Розмари? – рука Пионы слегка дрогнула, а я поморщилась от слишком резкого рывка гребня. – Что он за человек? Он действительно уехал неделю назад?

– Да, – кивнула девчонка, продолжая расчесывать и заплетать, но теперь ее движения стали слегка неуверенными.

– Так что ты о нем думаешь? – настойчиво повторила я свой вопрос.

– Он… плохой человек. Госпожа, я всю ночь думала над вашими словами. – Пиона решительно кивнула моему отражению. – Я буду бороться за свою свободу. У меня получится забыть…

– Забыть? – прервала я ее, вставая с кресла. – Даже не вздумай. Я буду тебе напоминать. Ты должна все помнить.

Пиона в испуге отступила от меня, прижимая к груди гребень.

– Ты должна вспоминать о нем, о своем отчиме, о… кто там еще был? Вспоминать каждую деталь, ярко и подробно. Знаешь зачем?

Девчонка отрицательно помотала головой, разом потеряв весь румянец.

– Чтобы бороться. Чтобы это никогда не повторилось. Нельзя бежать от кошмара, потому что бесполезно. Потому что однажды он все равно догонит и превратится в страшную явь. Мало не покажется. Поэтому каждый вечер вспоминай. Вспоминай так, как если бы смотришь на все со стороны. Думай. Анализируй. Ищи слабости. Свои и обидчика. Свои устраняй, его – запоминай. Голову научись уже использовать, дура.

Я села обратно и кивнула ей продолжать. Руки у нее слегка дрожали.

– Бороться, говоришь готова? Тогда ответь, как бы сейчас поступила, случись все вновь.

Пиона замешкалась, потом сжала гребень так, что костяшки пальцев побелели.

– Я бы дралась, царапалась, кусалась, я бы…

– Ответ неверный, – отсекла я. – Надумаешь другие варианты – скажешь. Довольно.

– Но я… Я же не закончила, госпожа!

– Ничего, будет пикантная незавершенность образа, – ответила я, разглядывая забранные только с одной стороны волосы.

– Антон сказал, чтобы вы обязательно спустились к завтраку!… – крикнула она мне вдогонку.

Как ни странно, но завтрак я и не собиралась пропускать. Пиона семенила за мной следом, готовая вцепиться, если я вдруг попробую ускользнуть. Мало мне Антона, который словно старенький дедок ходит и ворчит на меня, так еще и эта соплячка будет следить за мной?

Почти все обители дома были в сборе за столом, встретив меня удивленными взглядами. Я редко завтракала, тем более в общей компании.

– Что за кислые лица? – я жизнерадостно им улыбнулась, наблюдая, как мрачнеет Антон. Его мои перепады настроения всегда беспокоили. – Что у нас сегодня на завтрак?

Мартен кивнул мне, здороваясь и бросая робкий недоуменный взгляд на Пиону:

– Д-д-доброе утро. Я п-п-приготовил б-б-блинчики с м-м-медом, – он заикался больше обычно.

– Спасибо, Мартен, – я указал на девчонку. – Познакомьтесь, это Пиона. Она…мм… моя дальняя родственница. Вот приехала в Кльечи, думает поступать в Академию… – в глазах Мартена мгновенно зажегся интерес, стоило ему услышать про вожделенную Академию. Отлично, начало положено. – Садись, Пиона. Позавтракаешь с нами. А где Тень?

– Я тут, госпожа, – с порога ответила Тень, запыхавшись. – Простите, опоздала, но госпожа Изхази просила меня…

Я резко прервала ее, с шумом отложив столовые приборы:

– Заткнись! Ты помнится уже отработала свою стоимость, верно?

– Не знаю, госпожа, – Тень растеряно смотрела на меня, недоумевая.

– Антон, пригласишь завтра поверенного, оформим вольную. И чтобы завтра же убралась из моего дома!

Тень застыла изваянием, потом кинулась мне в ноги.

– Госпожа, не гоните, прошу вас! Мне некуда идти, вы же знаете!

Я брезгливо отпихнула ее.

– Можешь отправляться к господину Тиффано, которому ты так любезно, за моей спиной, изволила помогать!

– Но, госпожа! Он же сказал, что вместе с вами работает! Я думала, что помогаю вам в дознании!

Я схватила ее за шиворот и притянула к себе:

– Ты – у меня– за спиной– рисовала – по его– просьбе! Даже не подумав известить меня! Я выглядела полной дурой, когда он! он швырнул мне твои! твои рисунки!

– Но, госпожа! – Тень вцепилась в меня с силой. – Вы вчера выглядели так ужасно, когда вернулись. На вас лица не было, а потом вы заснули, Антон сказал вас не беспокоить! Я не думала, что вас это так расстроит! Простите меня, пожалуйста! Не гоните, прошу вас!

К сожалению, я действительно не могу ее выгнать. Слишком ценный у нее Дар. Но хороший урок преподать стоит.

– Если я еще раз узнаю, что ты, или кто-то из вас, – я обвела всех яростным взглядом. – Общаетесь с инквизитором за моей спиной, вышвырну к кошачьему демону из дому! А ты, – я тыкнула пальцем в Тень, – наказана! Будешь сидеть дома, пока не разрешу выйти, поняла?

– Но детки из приюта, а Евочка…

– Молчать! – я стукнула ладонью по столу так, что зазвенели тарелки, поморщилась от боли. – Не нравится – можешь убираться к Евочке прямо сейчас!

Тень поникла и покорно кивнула головой. Она уж слишком привязалась к ребенку. К чужому ребенку. Так что ей пойдет на пользу домашний арест.

Я улыбнулась как ни в чем ни бывало.

– Удивительно вкусные блинчики, Мартен. Вы чудесно готовите. Кстати, Пиона…

Девушка испуганно взглянула на меня, оторвавшись от тарелки, она сидела рядом с Мартеном, вся как на иголках, стараясь лишний раз в его сторону не смотреть. Никуда не годится.

– Будешь помогать Антону по дому. Тем более, пока Тень наказана. И еще тебе будет задание. Освободишь подвал, ту половину, что не занята пекарней. Чтобы к моему возвращению там было чисто и пусто.

Пиона кивнула, а Мартен возмущенно вскинулся.

– Г-г-госпожа Хризштайн, п-п-простите, но там мои…

Я поторопилась его прервать:

– Мартен, позвольте вам напомнить, что по договору аренды вы имеете право только на половину подвала и часть первого этажа.

– Н-н-но что мне д-д-делать с…

– А меня не волнуют ваши поделки, Мартен. Пиона, можешь вынести их на помойку.

– Нет! – надо же, у него даже заикание пропало.

– Словом, мне все равно, что вы там решите с ними делать, – кивнула я им обоим, словно связывая их. – Можете выкинуть, можете переставить в другое место, но чтобы к моему возвращению там ничего не было. И кстати, мне надо будет отлучиться по делам. Если придет госпожа Розмари, – Пиона вздрогнула. – Угостите ее выпечкой, извинитесь за мое отсутствие и попросите меня подождать.

Я встала из-за стола, предвкушая отличное развлечение. Антон поймал мой взгляд и нахмурился с подозрением.

Я поднялась на чердак, где хранила свое снаряжение. Переоделась, забрала свободные локоны шпилькой-отмычкой, упаковала лишь самое необходимое. Теперь оставалось выскользнуть из дому так, чтобы не попасться на глаза Антону и не выслушивать от него очередные нотации. Выждав в коридоре, когда он поднялся к себе, я тенью метнулась к выходу.

– … Ты видишь пустую улицу.

Привратник кивнул, его лицо ничего не выражало.

– Пустая улица, – послушно повторил он.

Сильная внушаемость привратника сыграла мне на руку, я спокойно зашла в бордель посреди белого дня, никем не замеченная. Утро в борделе тягостное и ленивое, вне зависимости от времени года и степени процветания заведения. Девицы отсыпаются, пробуждаясь обычно ближе к обеду. Бодрствовать может лишь экономка да привратник. Хозяйку же я дождалась у выхода – держу пари, она отправилась как раз ко мне.

Я спокойно, не торопясь, поднялась на второй этаж, никого не встретив. Меня интересовал кабинет хозяйки, в частности ее сейф и настоящая приходская книга, а не та фальшивка, что она так небрежно нам вчера продемонстрировала. Такого рода вещи не держат незапертыми в ящике стола. Дверной замок был несложным, с ним я справилась за пару минут. Аккуратно прикрыв за собой дверь, огляделась в кабинете. Где же может быть сейф? Кстати, он вполне может размещаться в ее спальне, а не тут. Но нет. Хозяйка не была слишком оригинальной, картина с изображением полуобнаженной девицы роскошных форм занимала половину боковой стены и стыдливо прятала добротный сейф. Вот здесь уже пришлось повозиться, но мои усилия были более чем достойно вознаграждены. Почти тысяча золотых монет, но самое главное – потрепанная приходская книга с настоящими записями о клиентах и доходах. Я задумалась – стоит ли ее унести или просто пролистать да запомнить? Записи напротив имен жертв меня заинтересовали, среди прочих действительно фигурировал помчик Прошицкий, его имя было подчеркнуто, стоял знак вопроса и пометка: "В.Н. зап.". Напротив других фамилий стояли цифры сверх обычной платы, что наводило на интересные размышления. Ох, подозреваю, наша хозяйка не так проста, шантаж клиентов? Или же?..

Я вырвала несколько страниц, а из последней страницы сложила стилизованное крыло и подписала Серым Ангелом, добавив текст: "Кара за разврат достойных мужей города падет на ваши головы". Захлопнула сейф, наколов записку на нож для бумаги и воткнув ее в картину, прямо в срамное место девицы.