Текст книги "Неразрешимое бремя (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 4. Инквизитор Тиффано

Она совсем обезумела?!? Что задумала, зачем издевается над бедной девочкой? Я что есть силы заколотил в дверь, тем не менее прекрасно понимая, что это бесполезно, Лидия не откроет. На шум из комнаты напротив выглянула любопытная полуголая девица, окинула меня оценивающим взглядом и поманила к себе. Я отрицательно помотал головой, понимая, что на шум непременно явится либо сама хозяйка, либо экономка, увидят меня без парика, и тогда… Демон, что же делать? И куда делся кардинал? Не могла же Лидия запереть его в ванне? Если только… Я подошел к соседней комнате и аккуратно нажал на ручку. Дверь поддалась, и я с облегчением проскользнул внутрь. Так и есть, ванная комната была смежной и к счастью не запертой. В комнате царил беспорядок и сильно пахло вином, разбитая бутылка которого валялась на ковре. Лужица алкоголя расплывалась неровными очертаниями, а его аромат пробивался даже сквозь заложенный нос. Застать в подобном месте высокопоставленного церковника казалось совершенно невозможным, но вот же, случилось! Отвращение и жгучий стыд за своего собрата по вере переполняли меня. Как Лидии удалось его утихомирить? Я толкнул дверь ванной комнаты, брезгливо переступил через брошенную рубашку и двинулся ко второму выходу. Приоткрыв дверь, на секунду замешкался: до меня доносился голос Лидии, спокойный и жесткий, тихие всхлипывания девицы, а их отражения были видны в зеркальном трюмо. Передо мной разворачивалась странная завораживающая пьеса, смысл которой мне был непонятен, и любопытство оказалось сильнее.

– … А потом ты сгниешь в каком-нибудь третьесортном портовом борделе, готовая отдаться за бутылку рома или кусок хлеба. А может раньше тебя прирежет в пьяном угаре клиент, или до смерти изобьет сутенер.

Девица тихонько всхлипывала, сидя на кровати, а Лидия стояла напротив нее с совершенно отчужденным видом.

– Ты знаешь, как умирают от звездной сыпи? Нет? Я тебе сейчас расскажу. Сначала у тебя появляются всего лишь несколько красных звездочек на груди или в паху. Потом они начинают зудеть и болеть, набухать. Потом гноиться. Их становится все больше и больше. Следом идет лицо, оно начинает менять очертания. Знаешь, как смешно видеть таких неудачников, у которых нет носа, он сгнил, понимаешь?

Лидия расхохоталась так, что даже у меня мороз пошел по коже.

– Ты начинаешь заживо гнить, от тебя воняет мертвой падалью. Интересно, каково это – проснуться однажды и обнаружить, что от тебя отвалился очередной кусок плоти?

Девица взвизгнула и закрыла уши руками:

– Прошу вас, прекратите!

Я взялся за ручку двери…

– Что вы от меня хотите? Зачем рассказываете все эти ужасы?

– Зачем? – Лидия неуловимо поменялась, она вдруг стала странно-жеманной. – Милочка, у меня появились на тебя виды, знаешь ли. Ты мне понравилась, красивая, молодая, здоровая, пока еще здоровая… Вот думаю купить тебя.

Что за очередной бред? Лидия определенно что-то задумала, но вряд ли добровольно скажет, что именно. Я отпустил дверную ручку.

Девица недоуменно вскинула глаза на свою мучительницу:

– Зачем я вам нужна?

– Милочка, а зачем покупают шлюх? Чтобы пользоваться, не знала разве? Покупают их молодость и красоту. Но мне не нужна норовливая, мне нужна покорная, чтобы делала, что велено, понимаешь?

Лидия вдруг вздернула девчонку с кровати, поставила ее на ноги и провела рукой по ее щеке настолько недвусмысленным жестом, что я затаил дыхание. Девчонка дернулась как от пощечины, не замечая, что теперь у нее на щеках появился кровавый румянец с ладони Лидии.

– В-вам нравятся женщины? – запинаясь, пробормотала она.

Лидия захихикала тоненьким голоском. Да что с ней творится? Мне вспомнились слова отца Георга от том, что она носит маски, прячась за ними. На ней и в самом деле сейчас была словно чужая личина.

– Ох и насмешила ты меня, проказница! Да мне и мужчины то не особо, что уж тут… – и Лидия вновь зашлась в приступе истерического хохота, сгибаясь в три погибели.

И опять смена – ее смех оборвался неожиданно, она повернулась спиной к девчонке и скомандовала резко:

– Ослабь мне корсет, уж больно тугой, дышать тяжело.

Девчонка несмело подошла к ней, попыталась дрожащей рукой ослабить шнуровку, но у нее не получилось, она досадливо закусила палец со сломанным ногтем.

– Не можешь? Никчема! На что ты вообще способна, кукла с куриными мозгами? Только ноги раздвигать и можешь! – и Лидия влепила девчонке оглушительную пощечину. – Теперь знаешь свое место, а?

И опять резкий переход к образу заботливой мамочки.

– Прости меня, милочка, – Лидия притянула к себе дрожащую девочку, обняла. – Дурочка, я же хочу как лучше, понимаешь? Ну зачем ты упрямишься? Будешь ласковой, послушной – славно заживешь, обещаю! Ты же верующая, да?

Несмотря на слабое сопротивление, Лидия выудила у нее из-под разодранной на плече рубашки святой символ на тоненькой цепочке, поиграла им у девчонки перед лицом.

– Так разве не должна ты смиряться перед волей Единого? Умерь свою гордыню и…

– Это грех! – девчонка вырвала у нее из рук свой оберег. – Грех то, что здесь творится. Я не дам себя больше…! Я лучше умру!

Она вырвалась из объятий, подбежала к столику и схватила первый попавшийся кинжал, приставив к своей вздымающейся груди. Демон, надо вмешаться, пока все не зашло слишком далеко! Но Лидия неожиданно захлопала в ладоши:

– Браво! Как патетично! Вперед! Давай же, чего медлишь? Кстати, заколоть самой себя у тебя вряд ли получится, по крайней мере, с первого раза. Надо знать, куда метить, чтоб наверняка. Милочка, а ведь самоубийство тоже грех. Самый страшный грех. Тебя даже не похоронят на кладбище, закопают как собаку. Но какая в сущности разница, верно?

Девчонка всхлипнула и уронила кинжал, он тихо упал, поглощенный ворсом дорогого ковра.

– Тебя ведь Пионой зовут, верно? Красивое имя…

– Нет, это не мое имя. Меня звали…

– Тебя отныне зовут Пионой, – с нажимом произнесла Лидия, вновь подходя к девочке. – Будешь покорной и послушной, как я сказала. Я куплю тебя, милочка, и даже более, сделаешь, как скажу – получишь свободу.

Пиона вскинула загоревшиеся надеждой глаза:

– Правда? Но…

Лидия взяла ее под руку и повела к зеркалу, усадила в кресло и нагнулась над ней, продолжая убеждать. Девчонка попыталась стереть кровавые разводы со щеки.

– Именно так. Посмотри на себя. Ты красивая, но глупая. Знаешь, как то одна очень мудрая женщина, старшая жена восточного хана сказала мне: "Сила женщина заключена не в ее красоте, красота проходит. Хочешь получить силу, научись любить и верить".

– Красиво… – прошептала девочка, почти готовая поддаться очарованию этой безумицы. Но с чего бы Лидии вдруг произносить что-то настолько правильное?

– Дурой она была, – усмехнулась Лидия. – Форменной дурой. Знаешь, что с ней случилось? Она отдала свою любовь и верность хану, родила ему детей, а он, когда она постарела, вышвырнул ее. И знаешь, эта идиотка еще и была ему благодарна, что изгнал, а не казнил, как до этого поступал со своими неугодными родственниками. Отправил ее в гарем, наставлять ему новых наложниц, вроде меня, представляешь? А она все равно ему прощала, продолжала любить, старалась угодить, ну не дура ли?

– Вы были в гареме? – в голосе Пионы слышался какой-то детский восторг, смешанный с затаенным страхом. – Я читала, что… Там правда все из золота? А павлинов вы видели, они в самом деле такие красивые? А правда, что наложницы умеют…

– Да заткнись ты, – раздраженно рявкнула Лидия, и я понял, что она опять сменила маску, хотя скорее всего, ей просто надоело уговаривать. – Красота завянет, любовь пройдет, и что же будешь делать? Запомни…

Она с силой вцепилась Пионе в плечо и страдальчески выгнула спину.

– Запомни, твоя единственная сила – вот здесь. – И Лидия с силой ткнула девчонку указательным пальцем в висок. – В голове. Твое единственное оружие, что всегда с тобой, – это твой ум! Научись уже наконец пользоваться головой не только для того, чтобы носить волосы и мужиков ублажать!

Но глаза девчонки были затуманены, она едва ли слушала Лидию, витая в туманных далях выдуманных жарких стран, роскошных дворцов и экзотических приключениях с непременно страстной любовью, пылкими признаниями, трагическими расставаниями и благородными поступками. Ох и зря же вы, госпожа Хризштайн, упомянули про восточный гарем, вам лишь бы приврать для красного словца! Я усмехнулся, но в следующий миг улыбка сползла с моих губ.

Лицо Лидии побледнело от злости, а глаза стали совершенно безумные.

– Грезишь о неземной любви? Мечтаешь, да? А ты знаешь, что извращенцы тоже мечтают? Например, о том, чтобы придушить шлюху, что извивается под ними. Только на мечтах они не останавливаются, они идут дальше. Знаешь, сколько девок вроде тебя пошли с таким в комнаты и никогда не вышли оттуда? А я вот теперь думаю, а почему бы мне тоже не попробовать… – она вдруг сомкнула руки на горле Пионы.

Глаза девчонки округлились, она отчаянно забила руками в воздухе, потом вцепилась в Лидию, отчаянно пытаясь сделать глоток воздуха. Я влетел в комнату, крикнул:

– Довольно! – попытался оторвать ее от девчонки, прекрасно понимая, что безумца в состоянии острого обострения, как сейчас, бесполезно увещевать, но Лидия держала ее мертвой хваткой, словно окаменела. Девчонка сучила ногами по ковру, как внезапно Лидия ее отпустила, уставившись вниз. Я подхватил Пиону за плечи и отвел подальше от сумасшедшей истерички. Девушка задыхалась и все никак не могла отдышаться.

– Как интересно, – вдруг сказал Лидия совершенно нормальным голосом и так буднично, что я не поверил своим ушам. Она повернулась к нам и скомандовала:

– Отодвиньте кресло, господин инквизитор. И отверните палас.

– Что? – я смотрел на нее, она теперь казалась совершенно вменяемой, как будто и не пыталась минуту назад задушить человека.

– Мне самой это сделать?

Я кивнул Пионе:

– Уходите скорей. – Девушка не заставила себя долго ждать, бегом кинулась к двери, но застыла возле выхода, растерянно обернулась.

Я послушно отодвинул кресло – в таком состоянии с невменяемой глупо спорить, однако недоумевая, уловка ли это очередная или Лидии действительно что-то почудилось… И наконец увидел ту странность, что, очевидно, привлекла ее внимание. Кровавые потеки имелись на кресле, а на полу под ним не было ничего. Я отвернул край ковра: так и есть, ковер положили на плохо замытый от крови паркет, очертания лужи легко угадывались. И крови было много, она намертво въелась в дерево.

– Г-госпожа, простите, – голос Пионы дрожал, но она упрямо продолжила. – Верните мне мой оберег, прошу вас.

Лидия обернулась к ней с насмешливым видом и покачала в руках святой символ на оборванной цепочке:

– Твой?

Пиона смогла только кивнуть, затравленно глядя на нее.

– У тебя нет ничего твоего. Ты – вещь.

Я попытался перехватить руку Лидии, но она проворно отдернула ее и спрятала за спину:

– Немедленно верните ей оберег, не позорьтесь подобной мелочностью! – мне было нестерпимо стыдно за ее поведение и жестокость. Я двинулся к ней, но Лидия, к моему негодованию, демонстративно опустила цепочку себе в декольте:

– Попробуйте забрать, господин инквизитор. А ты запомни. Получишь свой оберег назад, когда станешь моей собственностью. Пошла вон.

Пиона всхлипнула и скрылась за дверью.

– Займемся делом, господин инквизитор, – пресекла Лидия мое возмущение. – У нас не так много времени.

Я схватил ее за плечи, но ударить больную женщину было выше моих сил:

– Если бы вы были мужчиной, видит Единый, я бы…

– Что? Ударили? – ее глаза были непроницаемыми. – У вас представится такая возможность, уверяю вас.

Она вывернулась и присела на корточки рядом с въевшимися следами крови, поковыряла их пальцем задумчиво, растерла на ладони и понюхала.

– Вот значит как. Подойдите же, хватит там стоять. Что думаете?

– Можно подумать, вас действительно интересует мое мнение, – зло ответил я, но присел рядом. – Думаю, что кровь засохшая, и явно давешняя.

– Вот именно, – Лидия выпрямилась, скривилась болезненно и продолжила. – Поскольку крови было много, то вероятно, что предыдущая жертва была убита здесь, а значит…

Она вдруг перескочила на другую тему:

– Вы помните рану? Хотя откуда? Вас же мутило словно… – Лидия осеклась и досадливо махнула рукой. – Рана странная, края неровные, хотя видно, что нанесена одним или максимум двумя резкими ударами…

Я прервал ее, доставая из кармана бумаги:

– Не трудитесь, госпожа Хризштайн, я прекрасно знаю, как выглядит рана.

– Интересно откуда? Вы набрались смелости и посетили ледник позже, без меня?

Я не чувствовал ни капли удовлетворения, только горечь пустоты:

– Нет, просто решил следовать вашим советам.

И протянул ей рисунки, что по моей просьбе Тень сделала в леднике и не только. Лидия недоверчиво глянула в бумаги, но ухмылка мгновенно сползла с ее лица, она, безусловно, узнала стиль и все поняла.

– Как вы посмели? Без моего ведома! Мою невольницу! – она скомкала в руке крупную зарисовку раны на животе убитой и разжала ладонь, отчего рисунок упал на пол крохотным неровным шариком.

Я поднял его, бережно расправил и ответил ей, невольно подражая ее же язвительной манере:

– Неужто вы думали, что только вам позволено не считаться с чувствами окружающих? Кроме того, госпожа Хризштайн, вы так устали, что я не счел себя возможным вас беспокоить по таким, право, пустякам!

Я выдержал ее бешеный взгляд, тем не менее, опасаясь очередного приступа ярости, но когда она приблизилась на уж совсем неподобающее расстояние, сделал шаг навстречу.

– А вы быстро учитесь, господин инквизитор. Даже смогли меня удивить. Глядишь, скоро от вас даже польза будет, а?

Она прошла мимо, толкнув меня плечом, и вытащила из саквояжа кожаный мешок.

– Давайте приступим. Берите кинжал.

Лидия встала напротив меня, держа натянутый в руках мешок:

– Вперед, вы же так хотели ударить! Попробуйте нанести одним из этих оружий подобную рану.

Так вот зачем весь этот устрашающий арсенал, разложенный на столе. Я подошел к столу, выбрал один из ножей, и всадил что есть силы в мешок, но Лидия даже не пошатнулась под ударом. Полученный разрез не был похож на рисунок, что сиротливо лежал на кровати.

– Следующий, господин инквизитор. Там еще много, не волнуйтесь.

Ни одно из лезвий не подошло. Я сначала кромсал кожу мешков с яростью, но с каждым ударом, с каждой неудачей мне становилось ясно, что ни один из предметов не подойдет. Злость на Лидию испарялась.

– Вы же понимаете, госпожа Хризштайн, что я… – лезвие кинжала легко вошло в кожу и пропороло ее, оставив ровный след. – Я не могу игнорировать вашу попытку убить человека. И буду вынужден сообщить в церковную больницу. Вам необходимо лечиться!

Я взял следующий предмет – длинный воровской стилет. Где она его вообще раздобыла?

– Но вы же понимаете, господин инквизитор, что если я там окажусь, вы будете вести дело самостоятельно? – передразнила она меня. – Кроме того, меня едва ли признают нездоровой, если даже один из ордена Пяти не заметил этого… Хотя неудобства вы мне, безусловно, доставите.

– Это была вспышка гнева или же… Зачем вы полезли ее душить? – следующий удар и треск распарываемой кожи.

– Потому что вы, господин Тиффано, выше жертвы, да и сильнее бы сопротивлялись. А если бы я действительно хотела убить эту дурочку, то поверьте, вы едва ли бы успели меня остановить, – Лидия улыбнулась, но глаза оставались холодными.

– Но ведь жертва не была задушена! – еще один удар, и снова неудача.

– При чем тут это? Вы же видели, как она отчаянно сопротивлялась? Хотя я всего лишь перекрыла ей воздух на пару минут. Она не испытывала адской боли, но доведи я свою угрозу до конца, Пиона умерла бы не с самым умиротворенным выражением на лице.

Что за жестокость – заставить несчастную девочку играть роль жертвы! Я промолчал, но Лидия похоже разговорилась от скуки.

– Я до сих пор не знаю, каким оружием была нанесена рана, она словно бы сделана изнутри, разные следы с внешней и внутренней сторон, не понимаю, как колдун заставил жертву терпеть боль, и почему она даже не сопротивлялась. Тем более, что… – она резко умолкла, раздосадованная.

– Тем более что?… – это была последняя, короткая кривая сабля. Я примерился и резким рубящим ударом распорол кожу мешка. Получилось не очень хорошо, мешок оказался рассеченным пополам, и Лидия слегка пошатнулась, не удержав равновесия.

– Сядьте в кресло, господин инквизитор, я покажу.

Я отрицательно покачал головой – садиться в окровавленное кресло да еще и с ненормальной у себя за спиной, в руке которой кинжал, мне совсем не хотелось.

– Боитесь? Ладно, держите! – она сунула мне кинжал и уселась подле зеркала, даже не поморщившись от пятен крови на обшивке. – Попробуйте нанести удар так, чтобы я не смогла вам помешать.

Я обмотал лезвие тряпкой, на всякий случай, подошел к Лидии, примерился.

– Господин инквизитор, ну вы хотя бы спрятали кинжал за спиной! Или вы думаете, что жертва будет вот так спокойно сидеть и смотреть, как к ней идет убийца с оружием?

Я спрятал кинжал за спину. Что за глупость? Почему я должен играть в этом дурацком спектакле? Я занес руку для удара, но Лидия перехватила ее.

– Я же сказала! Борьбы не было, вы должны постараться…

Мне надоели ее придирки, и я перехватил ей руку, завел за спину, но получил локтем свободной вниз живота и согнулся пополам от боли.

– Демон!

– Это я еще не начала царапаться или кусаться, господин инквизитор!

Я глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, холодная ярость затопила меня.

– Ладно.

Я свободной рукой выхватил шпильку из ее пышной прически, схватил за распущенную копну волос и резко отвел назад, заставив Лидию выгнуться от боли. Она попробовала схватить меня за руки, но я предусмотрительно намотал на руку ее хвост волос повыше, чтобы она не смогла меня оцарапать, одновременно нанеся фальшивый удар в живот. Зашипев словно разъяренная кошка, она вывернулась, готовая нападать, но я разжал пальцы и отступил. Бешенство в ее глазах понемногу улеглось, Лидия встряхнула золотым водопадом струящихся волос, отобрала у меня шпильку, обернулась к зеркалу и небрежным жестом начала забирать волосы наверх на простой манер. Слава Единому, а то я уже боялся, что устроит истерику из-за испорченной прически.

– Неплохая попытка, тем не менее, я бы все равно кинулась зажимать рану руками!

Она опять страдальчески выгнулась, поведя открытыми плечами, и я не выдержал, терзаемый чувством вины:

– Давайте помогу?

– В чем?

– Шнуровку ослаблю, вам же явно жмет…

Она обернулась и посмотрела на меня уничижительным взглядом:

– Вы хоть понимаете, насколько недвусмысленно сейчас прозвучало ваше предложение?

Я смешался.

– Но…

– Замолчите! Вы сейчас оскорбили женщину, ясно дав ей понять, что считаете ее недостаточно изящной для корсета!

– Но я вовсе не это имел в виду! Я не считаю, что вы изящна… тьфу, то есть неизящная!… – я в отчаянии замолчал, запутавшись в словах.

– И теперь делаете только хуже, добавив прямых оскорблений!

– Я просто хотел помочь…

– Вы могли сказать, что мечтаете взглянуть на изящный изгиб моей спины, когда будете ослаблять шнуровку, или что мечтаете прикоснуться к моей прекрасной коже, или…

– Но это не так! – возмущенно ответил я, покраснев.

– Лучше заткнитесь, право Единый!

Я молча покачал головой, недоумевая странным вывертам ее логики. Лидия раздраженно продолжила свое занятие прической возле зеркала, я видел, что она злится, поэтому не выдержал и спросил:

– Если вы закончили со своими дурацкими экспериментами, то может?…

– Не закончила! – отсекла она, яростно втыкая шпильку в волосы. – Мне еще надо узнать, куда делись потроха жертвы! Даже если мне придется все здесь перевернуть.

Я опять горько покачал головой:

– Вы не удосужились посмотреть все рисунки?

– А что мне там смотреть? Я прекрасно помню тело жертвы, в отличии от вас, мне не нужна презренная бумага, чтобы…

Я вздохнул глубоко, нос дышал почти свободно.

– Я просил Тень зарисовать не только тело жертвы, но еще и отправил ее к помчику, чтобы…

– Что? – она метнулась к кровати, судорожно разгребая кипу рисунков. – Вот значит как… Однако! От вас определенно есть польза, господин инквизитор!

Я попытался съязвить:

– Всегда пожалуйста, к вашим услугам, госпожа Хризштайн, обращайтесь еще!

– Да-да, – рассеянно пробормотала Лидия, перебирая рисунки, некоторые она тут же выбрасывала, но на одном остановилась, на том, где была нарисованный страшный танец помчика с мертвой девушкой, и, держа его на вытянутой руке, вернулась обратно к зеркалу. – Значит, помчик действительно видел ее уже мертвой, внутренностей не было…

– Очевидно, что убийца забрал их собой, разве нет?

– Вполне возможно… Но как колдун смог заставить тело двигаться после смерти? Он должен был быть где-то поблизости, чтобы воздействовать на нее, наблюдать. Или прятаться в ванной, например, или же…

Она оглянулась, осматриваясь в комнате.

– В комнате негде спрятаться, увы.

Я невольно содрогнулся.

– Как же должно быть это страшно, быть убитой в собственной комнате, не ожидая нападения!

Лидия кинула на меня удивленный взгляд, потом покачала головой:

– Это не ее комната, господин инквизитор!

– Почему вы так решили? Из-за таблички? Ее могли перевесить, как перестелили ковер…

– Господин Тиффано! Лорелей – это имя персонажа из колдовской легенды, а не имя бордельной шлюхи! У шлюх нет комнат, у них нет ничего своего, вы еще не поняли? Они спят в общей зале, зачастую по двое-трое на одной кровати, а здесь они принимают клиентов. Так что, в каком-то смысле это комната Ивонны, поскольку тут она обслуживала дорогих гостей…

Я недоверчиво покосился на Лидию, и откуда она выдумывает такие подробности?

– Зачем вешать тогда табличку с чужим именем?

– Потому что они здесь еще и представления дают. Вы не заметили театральную вывеску на фасаде? Это довольно распространенная практика дорогих борделей, которые таким образом пытаются привечать требовательную публику. Согласитесь, сидя в зале и наблюдая за томной красавицей актрисой на сцене, приятно знать, что достаточно щелчка пальцев – и она окажется у твоих ног, готовая выполнить любой каприз…

– Довольно! – я поморщился, почему Лидии обязательно надо все опошлить? – Если Ивонна была в этой комнате, значит, она тоже принимала участие в пьесе?

– Возможно, хотя в оригинале легенды Лорелей – светловолосая красавица…

– Я не помню этой легенды…

Лидия искоса взглянула на меня и коварно улыбнулась:

– Правда? Значит, надо будет сводить вас на их постановку. Интересно, как они…

– Увольте! Я лучше поищу текст в читальне!

Неожиданно Лидия стала напевать, ее нежный голос цеплял за живое, тоскующая ласка матери по нерожденному ребенку, божественная кротость и смирение, трепет маленького сердца, все это было настолько ощутимо! У Лидии определенно талант, но насколько же не вяжется этот светлый образ с ее поведением!

– Скажите мне, господин Тиффано, откуда вы узнали, что это колыбельная? Слов не было, а мелодия скорей похожа на церковные песнопения.

Я уставился на нее в замешательстве, она, что, издевается надо мной?

– Впрочем, меня не интересует, откуда вы знаете, мне нужен остальной текст колыбельной! Вы же должны его помнить?

Ей-богу, она издевается! Как можно не знать колыбельной Мертвых земель?

– Госпожа Хризштайн, ваши шутки неуместны, по крайней мере!

– Какие еще шутки? – недоумение в ее прозрачных глазах выглядело очень искренним, но я также помнил про ее актерские таланты.

– Вы сейчас станете убеждать меня, что не знаете колыбельной Мертвых земель? – фыркнул я зло. – Которую знает каждый ребенок? Которая исполняется на каждое изморозье? В церквях, в домах, на улице? Неужто ваша матушка вам ее никогда не пела? Вы же утверждали, помнится, что у вас абсолютная память!

Глаза Лидии помертвели и стали почти темными. Она вцепилась в мой галстук, дернула меня к себе и прошипела:

– Мне нужны слова песни, немедленно!

Как можно их не знать? Хотя если предположить у нее душевное забытье с острыми провалами памяти, то… Но нет, все равно не получается, такой больной начисто забывает целые куски жизни и слабо держит в памяти последние события… Я отцепил ее руку:

– Успокойтесь, госпожа Хризштайн. Не надо так злиться по пустякам. – Я продекламировал текст на память. – Кажется так, хотя возможно, мог ошибиться в некоторых словах. Но я все равно не понимаю, как можно не знать эту колыбельную? И с чего вы вдруг заинтересовались? Колыбельную пела мертвая девушка?

Лидия села на кровать, опять страдальчески скривилась – вот что за упрямство, зачем надо мучить себя корсетом? или она специально себя доводит?

– Когда будут результаты вскрытия, я уверена, обнаружится, что Ивонна была беременной. – произнесла она отстраненно.

– Почему вы так решили? Из-за колыбельной?

Лидия опять вскочила на ноги.

– Не только. В моем видении она баюкала свои внутренности, стянутые в один тугой комок…

Я невольно сглотнул, в горле пересохло.

– … Который протягивала мне и все спрашивала, сынок или дочечка! – Лидия смотрела в пустоту. – Вот именно поэтому я и не понимаю! Почему она не сопротивлялась? Ведь наверняка знала о своей беременности, а в таком состоянии женщина будет сопротивляться вдвойне яростней, за себя и за дитя…

– Но ведь вы сами сказали, что странности дела можно объяснить только колдовством. Так что же вас удивляет? – я искренне недоумевал, почему она так дотошно копается в деталях.

– Господин инквизитор! Колдун ведь не всемогущ. Как правило, его сила ограничена его же собственным демоном и обычно проистекает от тех желаний или страхов, что толкнули колдуна в свое время за грань. Вспомните грибную колдунью, вы же видели тогда в подвале ее демона?

Я содрогнулся от неприятных воспоминаний. Образ мерзкой старухи, тянущей руки к Лидии, навсегда запечатлелся в моей памяти и долго еще потом терзал меня в кошмарах.

– Ее демон обладал силой старить других и вытягивать из них жизненные соки, прорастая зловонными спорами. Милые грибочки были, ничего не скажешь! – Лидия покачала головой. – Но больше ничего колдунья делать не умела, понимаете?

– Но возможно, что этот колдун или колдунья умеет подчинить волю человека как при жизни, так и после смерти? – мне казалось такое предположение вполне разумным.

– Подчинить волю, говорите? Настолько, чтобы подавить желание жить? – Лидия вскинула на меня прищуренные глаза. – Господин инквизитор, – ее голос стал мягким и вкрадчивым, она подошла ближе. – Вы же верите в Единого?

– Конечно, что за глупый вопрос?

– Верите в его бесконечную милость к своим созданиям?

– Да, госпожа Хризштайн… – она оборвала меня на полуслове:

– Верите в то, что праведники получат по заслугам?

– Да, верю! – с вызовом ответил я, недоумевая, к чему она ведет.

– Верите в то, что зло непременно будет наказано?

– Конечно.

– Верите в то, что вам непременно надо меня поцеловать?

– Да, верю, – кивнул я. Мне вдруг показалось весьма разумным и естественным подойти к ней ближе, коснуться нежной прозрачной кожи, вглядеться в серебристую радужку глаз, заметить светлую трогательную ресничку на правой щеке, провести по ней большим пальцем, смахивая в пустоту, окунуть руки в золото волос, притянуть к себе ее голову, совсем близко, так чтобы наши дыхания смешались… И только, когда до ее губ оставалось полвздоха, когда замерло сердце, у меня вдруг защипало в носу, и наваждение рассеялось. Я оттолкнул Лидию от себя, развернулся с колотящимся сердцем, сдерживая чихание и недоумевая, как такое могло случиться, ведь был уверен, что…

– Никогда так больше не делайте! – выдавил я зло.

Лидия подошла и прижалась к моей спине, я резко отстранился.

– Теперь вы видите, господин инквизитор, что волю человека не так просто подчинить. Тем более, волю к жизни. И заметьте, несмотря на ваше желание меня поцеловать…

Я возмущенно вскинулся, но Лидия обошла меня кругом и заглянула испытующе в глаза:

– Не надо обманывать, себя, по крайней мере. Так вот, несмотря на это, вы нашли в себе силы противостоять наваждению. И пусть это был простенький прием, которым владеет любая гадалка или мошенница, но заставь я вас пырнуть себя ножом, уверяю вас…

– Это так вы зачаровали стражника? – вспомнил я его пустые глаза и содрогнулся.

– Конечно, – кивнула она. – В этом нет ничего особенного и тем более колдовского. Просто знание особенностей человеческого восприятия, хотя Антон мне и не верит.

Лидия печально улыбнулась, а я все никак не мог отделаться от так называемого простенького наваждения. Я смотрел на нее и горько жалел, что опомнился в последнюю секунду. Если бы только… Я посмотрел на свою руку, на палец, к которому прилипла ресничка, смахнул ее и встряхнул головой, словно навязанное желание было досадной мошкарой, которая кружилась возле моего лица.

– Достаточно всего лишь подцепить жертву на крючок согласия, то есть, на те понятия, которые она принимает как безусловные. У стражника это была собачья преданность капитану, у вас же непоколебимая вера в Единого…

– Хватит! То, что вы не можете подчинить чужую волю, еще не означает, что это не мог бы сделать колдун!

– Я знала колдуна, который был очень стар и силен, его демон рос вместе с ним, обрастая новыми страхами и пороками, но даже он, слышите! даже он не мог подчинить волю, вместо этого он ломал ее, опустошая человека, причиняя ему страшные муки, внушая страхи и забирая у него желание жить. Человек превращался в безвольную куклу, но даже тогда… Слышите? – она ткнула меня пальцем в висок. – Здесь все равно сохранялся крохотный островок с диким желанием жить! Жить вопреки всему, даже собственно разуму. Именно он заставлял биться сердце, перегонять кровь, а легкие дышать. Не мог колдун, кем бы он ни был, заставить жертву добровольно принять муки и смерть с улыбкой на лице!

Последние слова обожгли сердце и разворошили память. Я сцепил кулаки.

– Скажите, а что именно вы можете внушить человеку?

Лидия опешила.

– Да много чего, но не волнуйтесь, я не стану…

– Вы можете внушить, что я, например… – я помедлил. – Болен?

Она раздраженно протянула:

– Господин инквизитор, уверяю, к вашим соплям и чиханьям я никакого отношения не имею!

– Я не об этом. Но к примеру, вы могли бы внушить подобное?

Лидия задумалась.

– Да, наверное. Я даже могу внушить вам, что у вас звездная сыпь. У вас бы появились симптомы, но едва ли бы вы в самом деле ею заболели. Разве что, если продолжить внушения каждый день, добавляя новых подробностей, то возможно… Хотя не знаю, не пробовала, но вы знаете, интересная мысль!..

– Сядьте в кресло! – прервал я ее разглагольствования.

– Что? – Лидия недоуменно смотрела на меня, а я смотрел в пол, но видел последнюю тихую улыбку. – Зачем?