Текст книги "Неразрешимое бремя (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава 8. Инквизитор Тиффано

Я очнулся от холодной морской воды, бесцеремонно выплеснутой мне в лицо. Ныли крепко связанные в запястьях руки, во рту был горький привкус крови. Я находился в корабельном доке, очевидно заброшенном, на грани слышимости ощущался рокот волн, лениво бьющихся в крест-канале. Меня грубо схватили за волосы, задрали голову, в лицо дохнуло отвратительным перегаром.

– Очнулся, ублюдок? – помятая рожа ухмыльнулась и сплюнула на пол окурок.

– Кто вы такие? – язык еле ворочался, немилосердно ныл затылок. – Что вам надо?

Вместо ответа я получил сильный удар в подреберье, от которого перехватило дыхание.

– Узнаешь скоро, – головорез уселся на ящик и закурил новую сигарету. Его подельники резались в карты.

Я потерял чувство времени, но солнечные лучи, робко пробивающие сквозь балочные перекрытия высоко над головой, подсказали, что наступил рассвет. Понятно, что головорезы делают, что им приказано, и не имеет особого смысла пытаться у них что-либо узнать. Надо ждать, когда явится заказчик. Неужели кардинал опустился настолько, чтобы связаться с таким отребьем? Попытался шевельнуть пальцами, они онемели и плохо слушались. Веревка, стягивающая запястья, была перекинута через верхнюю балку и закреплена внизу на металлическом кольце для корабельных канатов. Доки затоплены и давно не используются, металл проржавел, краска с досок облупилась, значит, нет надежды, что сюда кто-нибудь забредет, разве что случайно. Я попробовал дернуть веревку, испытывая ее на прочность, но громила мгновенно ощерился.

– Сиди тихо, сучонок! – сильный удар в лицо, и меня снова накрыла тьма.

– …Пришел в себя? – знакомый голос. Отец Бульвайс участливо заглянул мне в глаза. – Не затягивайте, господин инквизитор. Скажете, где Завет, и обещаю, что больно не будет.

– Ваше усердие… похвально, – говорить было трудно, мешала разбитая губа. – Но не думаю, что будет оценено.

– Геройствовать вздумали? – отец Бульвайс кивнул, и громила подошел ко мне, играя кинжалом. – Думаете, вас искать будут? Время тянете? Не стоит, право, не стоит.

Громила вонзил нож мне в плечо, странное дело, боли не было, но потом он провернул лезвие, и я сцепил зубы, чтобы не застонать.

– Вас не будут искать, господин инквизитор. Для всех вы сбежали из города из-за страха быть пойманным, вместе с Заветом. Понимаете?

– Даже если бы знал, не сказал бы, – руку я перестал чувствовать.

– Он был у тебя в комнате, ты не можешь не знать, – прорычал церковник, брызгая мне в лицо слюной. – Говори, и умрешь быстро. Иначе будешь подыхать долго и мучительно.

– Пока будете искать Завет, орден Пяти доберется до вас, так или иначе, – на мои слова громила дернул за веревку, и меня потащило вверх, немилосердно выворачивая руки в суставах.

– Развлекайтесь с ним, пока не скажет, где документ. Загляну после обеда, не скучайте.

Громила закрепил канат в новом положении, небрежно оттер лезвие кинжала о мою рубашку, сплюнул еще один окурок, неторопливо закурил новую сигарету и приступил.

Я снова очнулся от ядовито-соленой морской воды, которой меня окатил громила. Она безжалостно разъедала многочисленные порезы, которыми были исполосованы руки и грудь. Подо мной уже образовалась кровавая лужа, медленно расширяясь от кровотечений из новых ран. Головорез иногда делал перерывы, закуривая новую сигарету, старую либо сплевывал на пол, либо тушил об меня. Он не забывал задать дежурный вопрос про Завет, и каждый раз ответом ему было молчание. Сознание туманилось, кровавая пелена застилала глаза, казалось, прошла целая вечность. Я ждал момента, понимая, что попытка у меня будет всего лишь одна. В случае неудачи останусь здесь навсегда. Искать меня действительно никто не будет, все с легкостью поверят в удобную версию. Все, кроме Лидии, подумать только, какая ирония. Что она предпримет? Да и будет ли вообще действовать? Не факт, что ей известно о моем исчезновении. Так что стоит рассчитывать только на себя.

Громила вспотел и подустал кромсать меня кинжалом, хотя поначалу я видел в его глазах искреннее удовольствие от причиняемой другому боли. Таким типам нравилось чувствовать страдание и страх в глазах жертвы, но у меня бандит не вызывал ничего, кроме отвращения и жалости. Страха не было, страх смерти ушел давно, еще в Асаде. Сейчас осталось лишь острое сожаление о том, что все закончится так глупо, а виновные останутся не покараны. А еще опасения о дальнейшей судьбе Завета и возможных последствиях, если Лидия надумает воспользоваться им в корыстных целях.

Сознание опасно туманилось, меня начал донимать озноб, видно слишком много крови потерял. К счастью, громила решил сделать перерыв, он приспустил веревку, и я рухнул на каменный пол. Пока он накачивался дешевым виски, я скрючился и попытался подтянуть ноги, чтобы ослабить на них веревку.

Время замерло.

Он делает шаг в мою сторону и отшвыривает пустую бутылку, ее позвякивание разносится гулким эхо, чтобы утонуть в темной воде канала. Кинжал в правой руке опасен, и я дожидаюсь, когда он приблизится ко мне достаточно, чтобы одним резким движением подхватиться на ноги и протаранить его в живот, сминая и вдавливая не ожидавшего нападения громилу в стену. Он рычит от ярости и пытается ударить ножом, но связанными руками я выбиваю у него оружие, оно падает на пол. Бросаюсь за ним, группируясь и защищаясь от ударов озверевшего противника. Успеваю зажать в онемевших пальцах рукоять кинжала и нанести удар по его ноге, подрезав сухожилие. Громила вопит от боли и злости, но я понимаю, что проиграл, потому что веревка натягивается, я теряю равновесие, беспомощно повиснув на ней. Подельники громилы подоспевают вовремя, затянув канат и выведя меня из боя. Головорез хватает выпавший кинжал и начинает озверело кромсать меня, один из его ударов попадает в живот. Острая боль в правом боку пронзает меня, словно обжигающе горячая вода наполняет тело, я малодушно закрываю глаза, проваливаясь в темноту. Один из бандитов что-то вопит.

Время закончилось.

– Живым он нужен, придурок! – сквозь пелену боли пробивался голос отца Бульвайса. – Приведи его в чувство.

Не хочу открывать глаза. Не буду. Но меня заставили, опять облив водой и встряхнув оплеухой.

– Господин инквизитор, даю вам последний шанс.

– Идите… к демону в задницу… – я еле ворочал языком.

Он встряхнул у меня перед лицом письмом.

– В таком случае придется взяться за вашу подружку. Девицу Хризштайн.

Тревога пробилась сквозь отупение боли. Если они доберутся до Лидии, будет плохо, очень плохо.

– Вам это… не поможет. Она…под покровительством… вояга.

– А мне плевать. Или ты говоришь, где Завет, или я посылаю за ней своих ребят.

– Я… не знаю, где он, – выдохнул я, безнадежно понимая, что не смогу его остановить.

– Господин, давайте я его… – громила смотрел на меня с такой ненавистью, что я понял, что до утра не доживу.

– Он мне нужен живым. Эта стерва готова обменять его на Завет. Если она конечно вообще знает, где документ. Она знает, господин инквизитор?

Только не это! Лидия ведь не собирается в самом деле отдать его? Громила тыкнул в меня пальцем:

– До завтра может подохнуть…

Я скосил глаза вниз и увидел, что рана на правом боку глубокая, в ней хлюпала мерными толчками темная кровь.

– Ну так перевяжи его, не хочу рисковать!

Один из подельников оторвал от валяющейся на полу мантии кусок ткани, свернул его и грубо заткнул рану, унимая кровотечение. Кажется, задета печень.

Под утро у меня начался бред. Явь и кошмар воспоминаний сплелись в единое целое, и я снова увидел себя в Асаде. Видел горящие ненавистью глаза мятежников, их безумные измученные болезнью лица, чувствовал смрад горящих живой плотью костров и слышал леденящие душу крики и плач… Силуэт отца Бульвайса в моем сознании обрел лицо лидера мятежников, что стоял напротив меня в казематах захваченной тюрьмы. Он требовал, чтобы я отрекся от веры, чтобы признал преступления Святого Престола. В его перекошенном от ярости лице не было ни капли милосердия, но ему важно было заставить меня уступить. Жалкий безумец, он обвинял Святой Престол в гибели своей семьи во время эпидемии, в бездействии церковников, проклинал их и рыдал. Моя жалость к нему ярила его больше любого сопротивления, и я начал шептать молитву покаяния и прощения несчастной души, потерянной во мраке безумия.

– Прекрати! – заорал он. Зыбь кошмара дрогнула и расступилась, являя лицо отца Бульвайса…

– Говори, что задумала твоя полюбовница! Зачем она все рассказала воягу?!?

– Увы, я не его полюбовница, святой отец, – раздался насмешливый голос Лидии. Почему она преследует меня даже в предсмертном бреду, отчего не оставит в покое? Знакомый цветочный аромат ее духов перебил вонь горящей плоти, а ее слова звучали громче криков пытаемых, она неумолимо вытесняла кошмар, заменяя его на более страшную явь. Зачем она подставляется так глупо? Я застонал, однако следом услышал возмущенный вопль епископа:

– Да что же происходит? Объяснитесь, отец Бульвайс!

Я приоткрыл глаза и увидел смутные фигуры Лидии, епископа, городских стражников, что вязали головорезов, капитана Лунтико, угрожающе двинувшегося в сторону отца Бульвайса. Горько усмехнулся, понимая, что для меня уже все равно поздно, но по крайней мере преступники не уйдут от ответа. Лидия уставилась на меня, ее взгляд вдруг стал жестким и злым, она заорала:

– Он ранен! Скорей, помогите мне!

Попытался сказать ей, что она опоздала, но не смог выговорить ее дурацкую фамилию. Облик Лидии поплыл в мареве, я ощутил, как дрогнула перерезанная веревка. Лишившись опоры, рухнул беспомощно в ее объятия, и меня накрыла милосердная темнота.

Солнечный свет пробивался даже сквозь плотно сомкнутые веки. Кто-то бесцеремонно щелкнул меня по носу.

– Глаза открывайте, хватит уже изображать из себя спящего красавца! – этот голос будет преследовать меня даже после смерти. За что я так провинился, Единый? Почему ее пустили в больницу? Почему я не могу умереть спокойно?

Нехотя разлепил глаза, и разом пришло страшное осознание того, что я не в больнице и полностью раздет, а Лидия сидит на постели и разглядывает меня, склонив голову. Попытался подняться, но ее прохладная ладонь легла мне на лоб и легко удержала голову на подушке.

– Да лежите уже!

– Почему я не в больнице? Какого демона, почему раздет? Где Завет? – говорить было сложно, в горле пересохло, а страшная слабость не давала даже возможности подняться.

– Столько вопросов, господин инквизитор…

Она похоже и не думала мне отвечать, подтянула к себе поднос с остро пахнущей спиртовой настойкой, смочила в ней чистую тряпицу и принялась обрабатывать мои раны на лице. Всего лишь тонкая ткань накрывающей меня простыни отделяла мою наготу от Лидии, но ее это нисколько не смущало.

– Вы, господин инквизитор, невероятный болван. Я тоже хотела бы задать вам пару вопросов. Почему вы позволили себя схватить? Я ведь вас предупреждала насчет отца Бульвайса и кардинала. Зачем полезли геройствовать? Возись теперь с вами.

Я отвернул голову к стене, понимая, что ответов не получу, но Лидия недовольно придержала меня.

– Раздеты, потому что то искромсанное тряпье, что было на вас, годится только на помойку. Хотя знаете? – она улыбнулась. – В вашем похищении есть приятная малость. Эта дурацкая мантия так изгваздана, что ее даже на помойку выкинуть стыдно. Надеюсь, вы не скоро закажете себе новую…

Она бесцеремонно откинула простынь с моей груди.

– Прекратите!

– Что прекратить? – удивленно спросила Лидия, взяв новую тряпицу и смачивая ее в спирту.

– Это все бесполезно. Зачем вы меня мучаете? У меня задета печень, я все равно умру. Оставьте в покое и позовите отца Георга, мне надо его видеть, – я попытался натянуть ткань обратно, но она равнодушно отвела мою руку.

– А лекарь, что осматривал, думает, что у вас всего лишь пара порезов, неглубокое ранение по касательной мышц живота и большая кровопотеря. Он наложил швы. Но завтра вы сами будете иметь удовольствие оспорить его диагноз и выразить свое категорическое несогласие жить. А пока он предписал обработку ран и перевязку, мнительный вы мой!

Спиртовая настойка немилосердно жгла порезы, но Лидия даже глазом не повела. Поразительное равнодушие к чужой боли!

– Почему тогда я не в больнице? Где Завет? Что вы с ним сделали?

– Вообще-то, я вам жизнь спасла, господин инквизитор. И будьте уверены, потребую должок обратно, – она провела пальцем у меня по груди, повторяя контур священной татуировки, и я мгновенно покраснел, понимая, что полностью во власти безумицы. – О, у вас не всю кровь выпустили, раз еще можете краснеть?

Лидия взяла ножницы и откинула ткань еще ниже, живот неприятно охладил поток воздуха.

– Остановитесь! Вы не можете… Пусть перевязку сделает кто-нибудь другой, слышите?

Она на секунду замерла, потом покачала головой и начала разрезать старую повязку.

– Вы всерьез считаете, что я не видела голых мужчин ранее? Или думаете, что могу увидеть у вас что-то новое? – насмешка в ее голосе обжигала щеки.

Я закусил губу и отвернулся к стене, понимая, что спорить с ней бесполезно и унизительно. Я у нее в плену, и моя свобода ограничена не четырьмя стенами, а немощью собственного тела. Почему церковники так просто позволили ей забрать меня? Ведь если я под подозрением, и Завет все еще не найден, то отцу Валуа выгодно держать меня в больнице под присмотром. Или же?.. Лидия уже сняла старую повязку и теперь накладывала новую с пахнущей календулой мазью. Она фиксировала повязку, обматывая ее вокруг туловища с поразительным хладнокровием, словно делала это каждый день. Ее распущенные волосы щекотали мне кожу, близость Лидии вызывала странные ощущения. Я злился на нее, мечтая оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда, да хоть бы опять вернуться в доки, но тело предательски реагировало на ее прикосновения, словно пытаясь компенсировать смертельный ужас пережитого. В комнате было невероятно душно, мои щеки пылали, а разум отказывался трезво мыслить.

Она закончила делать перевязку, небрежно накинула на меня простыню и встала, собираясь уйти. Я высвободил руку и успел перехватить ее запястье, останавливая. Моя хватка была настолько слаба, что просто дерни она рукой, и пальцы бы соскользнули с ее гладкой кожи, но она не сделала этого.

– Вам так нравится издеваться? Где Завет? – я смотрел ей в глаза. Она легко улыбнулась, взглянула вниз, на мою руку, удерживающую ее, и вдруг сомкнула наши ладони, переплетая пальцы. От неожиданности попытался убрать руку, но она удержала захват, неуловимым движением оказалась вновь на кровати и зашептала мне на ухо:

– Это так мило, держаться за руки, верно? Но боюсь, вы еще слишком слабы, чтобы быть способным на более решительные действия, – она прислонилась еще ближе и поцеловала меня в щеку, прежде чем я успел отстраниться. Слова возмущения застряли в горле, потому что Лидия досадливо поморщилась, бесцеремонно взяла меня за подбородок, покрутила мою голову и заявила:

– Это никуда не годится, вы совершенно постыдно заросли щетиной. Скажу Антону, чтобы побрил вас.

Она вышла из комнаты, а я пытался унять гнев и бешено колотящееся сердце.

Через какое-то время действительно пришел Антон с совершенно невозмутимым видом, принес с собой помазок, мыло и острую бритву. Я не горел желанием бриться, поэтому попробовал отказаться.

– Антон, я не хочу, чтобы вы…

– Боюсь, господин инквизитор, вас никто спрашивать не будет. Лидии не нравится небритые мужчины, этим все сказано.

– Какое мне дело, что ей не нравится, – возмутился я.

– Лучше вам не дергаться.

Он ловко принялся за дело, а я попробовал прояснить у него сложившуюся ситуацию.

– Антон, как получилось, что я оказался здесь, а не в больнице? Разве церковники не возражали?

– Хриз такой скандал закатила, что им всем места мало было. Да там еще вояг Хмельницкий заявился. Ведь какой позор, что церковники уже друг друга похищают и пытают.

Я закусил губу. Да уж, Лидия постаралась.

– А что с отцом Бульвайсом, знаете? Его арестовали?

Антон кивнул, продолжая свое занятие.

– Арестовали, сразу же там и арестовали. А уж когда похищенный документ у него нашли, так вообще всем не до вас стало.

– Что? Зав… – я вовремя прикусил язык. – Его нашли?

– Угу, – пробурчал недовольный Антон, потому что я дернулся и заработал порез. – Не говорите больше.

Теперь я молчал, судорожно раздумывая, когда Лидия ухитрилась подкинуть Завет отцу Бульвайсу. Слава Единому, она хотя бы сдержала слово и вернула его. Невероятное облегчение от тревог заставило отступить на второй план даже мое унизительное положение. Но все-таки…

– Антон, я могу попросить вас найти мне какую-нибудь одежду?

Антон вытер остатки мыльной пены с моего лица, потом задумчиво оглядел меня, заглянул под простыню без малейшего смущения и ответил:

– Думаю, мои брюки подойдут, а вот с рубашкой вряд ли получится, мала вам в плечах будет.

Бесцеремонность у них, очевидно, семейная черта.

– Буду признателен даже за брюки.

Антон застыл уже возле двери, хлопнул себя по лбу и сказал:

– Совсем забыл. Вот, держите. Лидия велела передать, что вам тоже будет полезно обновить свои знания в истории.

Он протянул мне книгу, а я оцепенел. Дрожащей рукой принял старый роскошный переплет, не веря своим глазам. Это же "Исторические изыскания времен Синей войны" Акватоса Квирского. Редкое оригинальное издание, которому больше полутора сотен лет. Зачарованно провел пальцами по старой коже, открыл фолиант, так и есть. Оригинал, вовсе не подделка. Такое издание стоит больше, чем весь этот дом. Но его ценность настолько велика, что не исчерпывается только материальным эквивалентом, потому что на титульной странице была подлинная роспись автора. Эта книга заслуживает быть в столичной Академии, а не пылиться в доме этой безбожницы!.. Откуда она у нее вообще появилась? Но глаза уже зацепились за первые строчки текста, и меня неумолимо увлекло в привычный мир фактов, свидетельств и гипотез.

Я проспал почти до обеда, когда меня разбудил Антон, который принес немного бульона и жареную печень. Мне даже удалось сесть на кровати, правда, не без его помощи, но самое главное, что он нашел для меня брюки и белье. Как-то сразу появляется уверенность в себе, когда на тебе хоть что-нибудь надето! И хотя меня удивило отсутствие Лидии, которая, как мне казалось, не упустила бы шанса лишний раз поиздеваться над моей слабостью, я был несказанно рад, что мы одни. Антон выглядел подавленным и мрачным. Я подивился тому, насколько они не похожи с сестрой.

– Антон, у вас что-то случилось? – спросил я, отодвигая от себя тарелку.

Юноша взглянул на меня исподлобья и мрачно ответил:

– У нас постоянно что-нибудь случается, господин инквизитор. Вы наверное плохо знаете Хриз.

– Почему вы зовете сестру не по имени?

Антон смешался, потом с вызовом заявил:

– Потому что ее это бесит. Но кстати, не вздумайте повторять фокус, если дорожите собственной шкурой. И еще. Не злите ее, пожалуйста, вообще никак. Не спорьте, просто терпите, это проще всего. Потому что вы уйдете, а нам здесь оставаться.

Юноша замолчал, потом, опустив голову, сказал:

– Там пришел отец Георг, он еще вчера пытался увидеть вас, но Лидия никого к вам не пустила.

Я вскинул голову, удивленный его просьбой и обрадованный визитом наставника.

– Я не могу вам обещать, но попробую ее не тревожить. Позовите, пожалуйста, отца Георга.

– Надо спросить Лидию.

– Что за!.. Я же не в тюрьме, какое право она имеет решать, кого пускать!

Антон тяжело вздохнул и покачал головой.

– Имеет. Она вообще запретила кому-нибудь покидать дом. А, вы же не знаете.

– Что не знаю?

– Кардинал, который вас хотел подставить, он до сих пор на свободе. Лучше поосторожничать.

Отец Георг осторожно обнял меня, боязливо оглядывая многочисленные порезы на груди.

– Мальчик мой, слава Единому, что ты жив! Ты не представляешь, как я за тебя испугался.

Мне стало совестно перед стариком, что ему пришлось волноваться по моей вине.

– Отец Георг, я могу вас попросить принести мне свежую рубашку из дому? Глупо себя чувствую…

– Конечно! – церковник сокрушенно покачал головой. – Старый дурак, мог бы догадаться и сам.

– Расскажите, что произошло, пока я тут провалялся. Кстати, какой сегодня день?

– Среда. Вчера утром тебя нашли, ты разве не помнишь? Какой же мерзавец этот Бульвайс! Ведь все знали, что он гнилой тип, но почему его никто не заподозрил? Почему всех собак на тебя повесили?

– Завет нашли? – спросил я осторожно.

– Да, у него, когда арестовали. Представляешь, этот негодяй хотел тебя подставить, но перепутал твой адрес, отправляя тебе письмо с Заветом! Есть высшая справедливость Единого, что письмо вернулось к отправителю как раз тогда, когда вас нашли. Страшно подумать, что он мог с тобой сделать…

Отец Георг продолжал сокрушаться по поводу Бульвайса, а я вдруг понял, как Лидия все провернула. Получается, она действительно не лгала, когда говорила про то, что у нее нет Завета! Она вытащила его у меня еще в экипаже и поручила Тени отправить письмо вместе с извозчиком, указав адрес Бульвайса в качестве отправителя и намеренно исказив мой. Да уж, хитро! Только увы, никакой божьей справедливости, всего лишь коварный расчет безумицы.

– А что с кардиналом? – перебил я старика.

– А! – махнул рукой церковник. – Он сбежал. Видно, кто-то ему сообщил о том, что тебя нашли. Послушники уже признались, что они отлучались из хранилища по его просьбе. Сейчас мне кажется, что это все дурной сон, кардинал ведь был лучшим, его отмечал и хвалил в своей ежегодной речи Папа…

Отец Георг ушел, пообещав прислать мои вещи с посыльным. Я пробовал встать и походить, но голова предательски кружилась. Держась за стену, смог самостоятельно доковылять до зеркала. Вцепившись в спинку кресла, взглянул на свое отражение. Мне казалось, или порезов было значительно больше? Прижал руку к месту ранения, закрыл глаза, пытаясь вспомнить. По ощущениям, действительно нож попал сюда, но… Я точно помнил, что ранение было глубокое, темной венозной крови не будет, если всего лишь задеты мышцы. Или я уже тогда бредил от кровопотери? Странно это все, но действительно ведь не чувствую себя умирающим. А раз так, как только доставят одежду, нужно немедленно уходить отсюда, от греха подальше. Лучше лишний раз не провоцировать Лидию.

Стоило ее вспомнить!.. Она ворвалась в комнату совершенно бесцеремонно, даже не постучав.

– Я смотрю, вы уже встали. Быстро одевайтесь, хорошо, что не успела отдать старьевщику ваше платье.

Лидия швырнула на кровать те самые вызывающе яркие вещи, что заставила меня надеть при первом визите в бордель. Я покачал головой, хотя понимал, что лучше уж желтая рубашка, чем ее отсутствие.

– Я надену рубашку.

– Да уж, сделайте такую милость! – ее голос звучал раздраженно и зло. Она скрестила руки на груди и прислонилась к подоконнику, взгляд был опущен вниз. – Поторопитесь, у меня есть другие дела!

Я проковылял обратно к кровати, сел, понимая, что не удержусь на ногах, надел рубашку, но вот застегнуть пуговицы было сложно.

– Да сколько можно возиться! – Лидия рывком поставила меня на ноги и стала застегивать рубашку. Ее взгляд был направлен куда-то в сторону, словно она избегала смотреть на меня. Или?..

– У вас опять видения, госпожа Хризштайн? – проверил я догадку. Она вздрогнула, скривилась и проигнорировала мой вопрос.

– Вас там ждут внизу. Отец Валуа и епископ. Требуют немедленно явить им живого и невредимого инквизитора. Так что поторапливайтесь.

Она развернулась, но я перехватил ее за плечо.

– Ну уж извольте тогда сопроводить меня. Уверяю вас, как только отец Георг пришлет мои вещи, я не стану вас обременять своим присутствием.

Лидия застыла на мгновение, я видел в отражении зеркала ее перекошенное лицо. Отчего она злится? Я угадал с видениями?

– Вам следует обратиться к хорошему душеведу, госпожа Хризштайн, – тихо сказал я. – Вам ведь лучше не становится? Что вы увидели в углу? Опять несуществующие девочки мерещатся?

Она развернулась ко мне и зло спросила:

– Почему же несуществующие? Разве ваша вера в Единого не есть самое большое массовое помешательство? Кто его видел? Но вы же верите в его существование? Так почему же я не могу верить в свои видения? Кто дает вам право считать их помешательством и при этом навязывать собственное безумие другим?

Я оторопел от ее искаженной логики.

– Единый существует вне зависимости от вашей веры в него или его отрицания. Это ересь – сравнивать Единого с вашими видениями, как вообще можно было до такого додуматься!

– Будет ли существовать Единый, если у него не останется ни одного верующего, а? Кто будет о нем помнить, если вдруг род человеческий погибнет?

– Если вы хотите пуститься в богословский диспут, пожалуйста. Приходите в церковь на проповедь или на исповедь к отцу Георгу, еще можно посетить открытые лекции известных богословов в Академии. Но не стоит, прошу вас, пытаться оправдать реальность вашего помешательства! Это болезнь, и ее надо лечить.

– Вы ведь даже не знаете, правда?.. – Лидия придвинулась совсем близко, взгляд стал совершенно безумным. – Впрочем, пусть! Никуда вы отсюда не уйдете, пока кардинал на свободе. Не собираюсь в очередной раз спасать вашу задницу! Вас ждут, пойдемте.

Мне все-таки пришлось опереться на нее и ощущать соблазнительную хрупкость ее плеча всю дорогу вниз.

В гостиной нас ждали раздраженные и усталые от жары церковники. Тень принесла им чай с угощением, от которого на тарелке осталась всего лишь пара сиротливых плюшек.

– Ваша святейшество, отец Валуа, – я поклонился им, слегка поморщившись, и сел на диван. Лидию даже не пришлось просить уйти, она мгновенно исчезла, словно в самом деле у нее были неотложные дела.

– Господин инквизитор, я очень рад, что с вами все в порядке, – епископ улыбнулся мне совершенно искренне.

– И тем не менее, мы вынуждены задать вам несколько вопросов, – отец Валуа не разделял радости епископа. – Зачем отцу Бульвайсу понадобилось вас похищать? Что он от вас хотел?

– Отец Бульвайс был почему-то уверен, что Завет у меня. И пытался заставить сказать, где он. – Я осторожно подбирал слова.

– И вы не знаете, почему он так думал?

Я помедлил, собираясь с мыслями, потом пожал плечами.

– Понятия не имею. Он все повторял, что Завет должен был быть у меня, потому что больше ему негде быть.

Епископ не выдержал.

– Этот мерзавец хотел вас подставить, послал вам его с почтой, но представляете, перепутал ваш адрес!

Отец Валуа кивнул, не сводя с меня взгляда.

– Действительно, при нем было обнаружено нераспечатанное послание с Заветом. Только вот он клянется, что ничего не посылал.

– Было бы странно, если бы он признался, нет? – кажется, я все больше преуспеваю в искусстве лжи.

– Странно то, что он признался, что действительно хотел вас подставить, но уверяет, что не посылал Завет по почте, что его должны были подкинуть в вашу комнату. Кроме того, почерк на конверте не похож на почерк отца Бульвайса.

– Не знаю, что вам и сказать. Возможно, его подельники что-то перепутали.

– Возможно, – отец Валуа поморщился, наблюдая, как епископ украдкой тянется за последней плюшкой на тарелке. – Будьте уверены, я проясню все детали этого дела. Но меня больше тревожит роль девицы Хризштайн во всем этом. Как получилось, что она узнала, где вас держат, господин инквизитор?

Я опять пожал плечами, но вмешался епископ.

– Так она написала отцу Бульвайсу. Предложила обменять его на Завет, и он…

– Я не видел этого письма, епископ, – холодно ответил церковник. – Она знает про Завет? Вы ей сообщили, господин инквизитор?

– Нет, я ничего ей про Завет не говорил. Но она и так знала, по вашей милости, что Святой Престол оплошал, потеряв нечто важное. А сложить два и два для нее не составило большого труда, уверяю вас. – Струйка холодного пота неприятно охладила спину. – А если вас интересуют подробности, то вам лучше поинтересоваться у госпожи Хризштайн лично.

– К сожалению, эта девка позаботилась об этом и привлекла слишком много внимания, в том числе со стороны вояга Хмельницкого. Он опять посмел угрожать Святому Престолу, в который раз! От вас одни неприятности, господин инквизитор!

Я разозлился не на шутку.

– От меня? Это я украл Завет? Это я опустился до найма головорезов, чтобы похитить и пытать священнослужителя? Это я поставил под угрозу сохранность апокрифа, отправив его простым письмом? Или может это я имел грязные делишки с колдуньей, что погубила сотни детей? Наживаясь при этом без зазрения совести? Это я…

– Довольно, – оборвал меня отец Валуа. – Ваша вина в том, что вы позволили влезть в это своей подружке…

– Она мне не подружка! – взорвался я, сжимая кулаки.

– Поэтому вы сейчас в ее доме? – насмешливо поинтересовался отец Валуа. – Поэтому вы тайком разглядывали пошлые картинки с ее изображением?

Епископ смущенно закашлялся.

– Простите, святой отец, но инквизитора не в чем обвинить. Госпожа Хризштайн выяснила, что на самом деле эти гнусные рисунки он отобрал у помчика Наварро, который специально заказал их у ее невольницы. И бедная госпожа Хризштайн всю дорогу так сокрушалась, что несправедливо обвинила господина Тиффано, а он всего лишь пытался защитить ее честь.

– Интересно, – отец Валуа прищурился, глядя на меня. Я судорожно пытался сориентироваться в новой информации. Сначала облила грязью прилюдно, а теперь значит сокрушается? – Это правда, господин инквизитор?

– Мне все равно, что вы думаете, – неожиданно для себя ответил я. – Мне не в чем себя упрекнуть перед ликом Единого. Если у вас все, то не смею больше задерживать.

Они ушли, а я все еще сидел в гостиной, не было сил подняться и вернуться в комнату.

– Господин инквизитор, давайте я вам помогу? – Тень подошла ко мне, участливо положила руку на плечо. – Будете ужинать с нами?

Я отрицательно покачал головой.

– Не хочу встречаться с вашей хозяйкой.

– Госпожа редко выходит к столу, – улыбнулась невольница. – Тем более, у нее опять дурное настроение, поэтому не только вы, но никто в этом доме не хочет лишний раз попадаться ей на глаза. Пойдемте.

Она помогла мне встать и провела в столовую, где уже собрались домочадцы Лидии. Стол был накрыт, аппетитные ароматы дразнили обоняние. Я невольно сглотнул и понял, что успел проголодаться.

С удивлением воззрился на сидящую за столом Пиону. В ней что-то неуловимо поменялось, я пытался понять, что именно. Она покраснела при моем виде и жутко смутилась.

– Здравствуйте, господин инквизитор, – кивнула она и опустила голову. Я нахмурился. Зачем она Лидии? Какую очередную гадость та замыслила?

– Госпожа Лидия, вы будете ужинать? – удивленно-настороженный голос Тени вывел меня из задумчивости. Лидия смотрела на меня со странным выражением. Я наверное никогда не пойму, что творится в ее голове.