Текст книги "Неразрешимое бремя (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 13. Хризокола

Липкий отвратительный холод пробирался даже сквозь теплое пуховое одеяло. Меня знобило, я чувствовала, как утекают и замерзают последние желания и эмоции. В кресле напротив сидел темноволосый мальчишка, беспечно болтал в воздухе босыми ногами, что не доставали до пола, и сосал мятный леденец. На меня он внимания не обращал, а я пыталась делать вид, что его не существует. Я спрятала голову под подушку, но даже сквозь нее слышала и ощущала его присутствие. Мне вдруг стало казаться, что на самом деле это меня нет. Я растворялась, как написанная другими людьми картина, с меня смывался слой за слоем, личина за личиной, выцветали краски и глохли звуки, чтобы в конце превратиться в белую и тихую пустоту. Тогда я уйду в бездну, где меня уже ждут. Ждет этот маленький мальчик, беззащитный в своем наивном желании оживить мать, ждет бедная старуха, отчаянно жаждущая молодости любой ценой, ждет запуганный подросток, что… Нет!

Я подскочила на постели и запустила подушкой в мару. Мальчишка поднял голову и улыбнулся мне. Его темные глаза притягивали и завораживали. Я бессильно отвернулась и упала обратно на постель.

– Хриз, ты как? – Антон зашел в комнату и присел рядом, поставив на прикроватный столик травяной отвар. – Выпей на ночь и попробуй уснуть, ладно?

– В кресле кто-нибудь есть? – обреченно спросила я.

Он мельком взглянул на кресло и покачал головой.

– Никого там нет. Опять? Вот скажи, зачем ты полезла к колдуну? Ты понимаешь, что могла погибнуть?

– Вот только морали мне не надо читать! – огрызнулась я.

– Да если бы я знал, что ты затеяла, да я бы сам… Сам тебе подлил! Скажи… Ты ведь на самом деле не хотела смерти помчика?

Я заглянула в потемневшие глаза Антона, что затаив дыхание ждал ответа, и задумалась. Он всегда болезненно относился к моим выходкам, искренне полагая, что даже воровать – плохо, а уж убивать… Я покачала головой и честно сказала:

– Нет, Антон, я не планировала его убивать. Смерть помчика мне не выгодна, знаешь ли… – и я почти не лгала, потому что действительно собиралась всего лишь натравить демона на этого мерзавца с целью его покалечить. Но в тот момент, в зале суда, я искренне желала ему смерти, не оглядываясь уже ни на какие политические выгоды. – И ты же помнишь, что я думаю про возмездие? Смерть – слишком милосердная кара для большинства мерзавцев.

Люди всегда верят в то, что хотят поверить, и Антон не был исключением. Он облегченно перевел дух и указал на стакан.

– Пей. Не уйду, пока не выпьешь.

Пока я давилась отваром, Антон разглядывал меня с укором, но молчал. Забрав пустой стакан, он помедлил чуть, потом решился:

– Скажи, Пиона права? Ты действительно влюбилась в инквизитора?

– А ты скажи, глупость Пионы заразна? – со злостью пробормотала я, отворачиваясь на другой бок, чтобы не видеть мару. Но босоногий мальчишка никуда не пропал. Он пересел на подоконник и начал раздражающе водить пальцем по стеклу.

– Я просто не понимаю. Если он тебе так нравится, почему ты его достаешь и злишь? Разве не проще… Ты же можешь быть милой, если захочешь, – Антон запутался и замолчал.

– Милой с церковником? Не смеши меня. И прекрати нести чушь.

Антон обиженно засопел и пробурчал, что пришлет ко мне Пиону. Я не успела запретить, потому что он быстро выскользнул за дверь.

Я чувствовала, как поднимается в душе злость и даже была ей рада. Это лучше тупого безразличия, что загоняет в пустоту. Достану красавчика, чего бы мне это ни стоило. Как только его лишат сана, он окажется на улице. Интересно, чем он станет заниматься? Чем бы ни стал, нужно подсуетиться и не дать ему улизнуть из города. Но от сладких картин мести меня отвлекла Пиона.

Она на цыпочках подошла к моей кровати и шепотом спросила:

– Госпожа, вы не спите?

Я видела ее силуэт из-под опущенных ресниц и ощущала, как накатывает раздражение. Она робко присела рядом на кровать, вдруг протянула руку и погладила меня по волосам. Ее ладонь была теплой и пахла хлебом. А жест был таким знакомым, что у меня перехватило дыхание на мгновение, а в следующее черная ярость неудержимой волной стала затапливать сознание. Как она посмела?

– Вам очень больно, да? Вы не расстраивайтесь из-за господина инквизитора, он ведь не может иначе…

– Пошла прочь! – процедила я, стряхивая ее руку. – Не смей ко мне прикасаться!

Девушка кивнула, но не ушла.

– Я вас понимаю… Так тяжело, когда твоя любовь безответна…

Я похолодела. За спиной Пионы возник мальчишка, что глумливо улыбался и игрался ножницами.

– Но такая любовь облагораживает. Вы главное примите свои чувства…

Он смотрел на меня вопросительно, выглядывая из-за пышной юбки Пионы, а ножницы застыли в опасной близости от ее живота. Я закрыла глаза, не в силах смотреть.

– Найдите в себе мужество жить дальше. Слышите? Я буду с вами, я поддержу.

Вдруг вспомнилась дурацкая привычка Кысея прикрывать глаза и шептать молитву. Я начала повторять про себя слова молитвы для изгнания демона. А потом я представила выражение лица своей так называемой безответной любви, когда он будет разглядывать искромсанное тело девушки, и застонала от злости. Эта идиотка опять протянула руку и погладила меня.

– Вы поплачьте. Вам сразу полегчает…

Красавчик побледнеет, и его наверняка стошнит. Потом он загорится праведным гневом на мерзкую убийцу, что зарезала собственную рабыню из прихоти.

– Я вас не брошу. А Мартен… Он милый и добрый, но… Я ему все честно расскажу про себя, как и советовал господин инквизитор…

Я не открывала глаза, гадая, действительно ли со мной все еще говорит Пиона, или болезненный разум подсовывает мне успокаивающую навь вместо ее растерзанного тела. Гневное лицо красавчика возникло из пустоты и сделалось таким реальным, что перехватило дыхание.

– …И если после того, что он узнает, он все еще захочет жениться, то… Но вас я все равно не брошу!

Последняя фраза явно прозвучала как угроза. Я решилась открыть глаза. Пиона, целая и невредимая, сидела рядом, а мальчишки и след простыл. Ножницы валялись на полу.

– Ножницы подними, – просипела я.

– Что? – недоуменно воззрилась на меня девушка. – Какие ножницы?

– На полу, не видишь разве?

– Нет там ничего, – Пиона приложилась губами к моему лбу. – Госпожа, у вас же жар! Боже Единый, я сейчас…

Она испуганно выскочила за дверь. Я сползла с кровати и наклонилась. Мои руки нащупали холодный металл ножниц, я подняла их и положила в ящик комода. Даже если они мой бред, это не значит, что надо их раскидывать, где попало. Взглянула на свое измученное отражение в зеркале и задумалась. Как же мне все это надоело!

Я обшарила подвал, но не нашла, потом сообразила, где она может быть, и отправилась наверх. В комнате инквизитора давно все убрали, но там все еще витал острый лекарственный запах календулы. И чего я церемонилась с красавчиком? Надо было снасильничать, пока он был в моей власти. И пикнуть бы не посмел! Искомое обнаружилось в кресле, я подобрала и отправилась в комнату Мартена.

Приличия ради постучала, но, не дождавшись ответа, толкнула дверь и вошла. Мартен меня не слышал, он увлеченно что-то мастерил за столом. Комната была настолько захламлена разными поделками и всякими инструментами, что я едва не споткнулась. Ничего, Пиона быстро наведет здесь порядок, феноменальная глупость вкупе с таким же выдающимся упрямством – страшное в своей беспроигрышности сочетание.

– Добрый вечер, Мартен.

Парень вздрогнул и повернулся ко мне. У него на лице был странный монокль, что делал его правый глаз преувеличенно большим, словно у диковинного насекомого. На столе перед ним я успела заметить крохотную стрекозу, нагло поблескивающую в свете одинокого газового светильника. На душе сразу стало ужасно тоскливо. Она мне кажется или… Пиона тоже про нее говорила, но я… Как же унизительно чувствовать себя беспомощной перед собственным паскудным воображением!

– Г-г-госпожа, вы что-то хотели? – Мартен вскочил и попытался предложить мне сесть, сметая с кресла механические игрушки прямо на пол.

– Мартен, как вы здесь вообще существуете? Здесь же повернуться негде, – спросила я, присаживаясь на край кресла.

– Я… мне н-н-негде хранить, П-п-пиона разрешила часть оставить у н-н-нее…

Я встряхнула головой и прервала его раздражающее заикание.

– Вы поговорили с отцом о свадьбе? Я хочу знать, меня беспокоит судьба племянницы.

Мартен покраснел и потупился, потом начал мямлить что-то маловразумительное.

– Понятно. Дедушка Иволги желает обеспеченную невесту для своего единственного сына, – насмешливо сказала я. – Ну что же, ладно, я дам за нее приданое. Держите.

И я протянула Мартену старую книгу. Он непонимающе уставился на меня, потом на книгу, осторожно взял ее, перелистал, потом вскинул на меня удивленные глаза.

– Г-г-госпожа! Это же та самая, про к-к-которую г-г-говорил инквизитор?..

– Она. Если ему верить, то стоит она дорого. Надеюсь, у вас хватит ума продать ее выгодно, а не подарить Академии, как тут увещевал все тот же господин инквизитор. Но у меня есть условие, вернее, просьба.

Мартен зачарованно водил пальцами по старинному переплету и обтрепанным страницам, даже не слушая меня. Господи Единый, как же они меня все достали со своим пиететом перед книгами. Кладезь божественной мудрости, наследие предков, величайшая ценность, редкий экземпляр.

– Чтобы глупость всякую пресечь,

Надо книжки все собрать,

Да сжечь! – пробормотала я про себя любимую шутливую поговорку магистра, но Мартен меня услышал.

Он недоуменно поднял голову и переспросил:

– Что?

– Ничего. Мартен, у меня будет к вам просьба. Моя племянница, она… Как бы помягче выразиться, слишком экзальтированная молодая особа, со странными фантазиями. Начиталась всяких глупостей. Иногда воображает невесть что. Вот сейчас она вообразила, что… Стыдно сказать, вообразила, что она – падшая женщина. Поэтому прошу вас, когда она явится к вам и начнет нести чушь про себя, вы ее не слушайте, ладно? Ну это же смешно, право дело! Какая из нее порочная грешница, если она краснеет от одного неприличного словца! Просто скажите, что все знаете, что прощаете и готовы принять со всеми ее грехами.

Мартен смотрел на меня со странным выражением. Я поторопилась подкрепить свою ложь убедительными подробностями.

– Думаю, это все влияние господина инквизитора. Мне даже кажется, что она немного в него влюбилась, поэтому такие дикие фантазии про собственную порочность. Если спросит, откуда вы все знаете, то скажите… Скажите, что господин инквизитор вам рассказал, отговаривал жениться, но вы… Вы же не передумали, Мартен?

Парень застыл, потом покачал головой и протянул мне книгу обратно.

– Возьмите, г-г-госпожа Хризштайн. Я не б-б-буду лгать П-п-пионе про инквизитора.

– Ну разве это ложь? – попыталась я образумить упрямца.

Мартен как-то ссутулился и поник, потом тихо ответил:

– Я знаю п-п-правду про П-п-пиону. Что она не в-в-ваша племянница. Что в-в-вы ее спасли из… – он густо покраснел, что было заметно даже в полумраке. – В-в-вы и так сделали м-м-много… Не к-к-каждый даст с-с-свободу рабыне. Я не вправе п-п-принять к-к-книгу…

У меня в глазах потемнело от злости. И когда же Пиона успела? Она же вроде побежала готовить мне компресс или заваривать какую-нибудь гадость от жара. Неужели по дороге заглянула к Мартену и успела… Нет, это маловероятно. Тогда откуда? Инквизитор? Намеренно – вряд ли, на него не похоже, но вот по глупости мог сболтнуть.

– Откуда вы узнали, Мартен?

– В п-п-пекарню п-п-приходила г-г-госпожа Розмари, она с-с-спросила п-п-про рыжую р-р-рабыню, что вы у нее к-к-ку…

– Понятно, – оборвала я парня, который волновался больше обычного. Ну ничего, госпожа сводня, с вами я еще сочтусь, потом как-нибудь. – Мартен, если вы собираетесь выторговать лучшее приданое, то не старайтесь…

Мартен яростно замотал головой.

– Нет! Вы м-м-меня не п-п-поняли!

– Что же тут непонятного? Да, я готова заплатить, чтобы вы женились на порченой девице, но уверяю вас…

– Да нет же! – парень уже был в отчаянии, а я упорно делала вид, что не понимаю.

– Что нет? Даже щедрый дар вас не прельщает? Не хотите позора?

– Я женюсь на П-п-пионе! – завопил Мартен. – Без п-п-приданого!

– Зачем же без приданого. Я хочу быть уверенной, что в случае чего, вы не сможете ее упрекнуть хотя бы в этом…

– Я люблю П-п-пиону! Мне все р-р-равно, что…

– Мартен, я не привыкла менять свои решения. Считайте мой подарок будущим вложением в вашу пекарню, ведь Пиона вам с ней помогает? Так что не вздумайте отказаться. И не думайте, что я шутила, когда говорила про инквизитора. Вам лучше его остерегаться. Вы же не хотите, чтобы она сдуру решила вслед за ним уйти в монастырь? Эта глупышка вполне может…

Я насильно сунула книгу в руки Мартену, едва не плачущему от собственного бессилия объясниться в своих светлых и искренних чувствах.

– Свадьбу можно будет сыграть ближе к осени, думаю, к концу сентября как раз успеем. Спокойно ночи, Мартен.

Я захлопнула за собой дверь и подумала, что скоро разорюсь на поручениях Отшельнику. А ведь еще надо узнать про помчика Жаунеску…

Глава 14. Инквизитор Тиффано

Я пришпорил коня, глотая дорожную пыль и понимая, что безнадежно опоздал.

После кровавой трагедии в зале суда, на следующее утро было созвано внеочередное заседание городского совета. Я принес официальные извинения воягу Хмельницкому от имени Святого Престола за то, что допустил смерть его вельможи. Помчик Прошицкий скончался ночью от полученных ран, не приходя в сознание. Вопреки моим ожиданиям, отец Валуа не поднял вопрос о моем извержении из сана, лишь наложил суровую епитимью, а вояг Хмельницкий оставил за мной право голоса в городском совете. Если поначалу я недоумевал и просто тихо радовался, что не придется оставлять лоно Церкви, то потом осознал, что оба интригана решили оставить меня в качестве мальчика для битья. Вояг заявил, что я – единственный честный церковник, хоть и посмевший нагло приказывать ему, но которому он может доверять. Отец Валуа, когда объявлял решение ордена Пяти, кривился так, словно всю ночь жевал лимон вместе с болотной ягодой. Он рекомендовал мне прекратить всяческие отношения с Лидией Хризштайн, если в следующий раз не хочу вместе с ней оказаться за решеткой.

Крутой поворот горной дороги, и я выскочил почти на обрыв, едва успев дернуть за узду и осадить коня. Мелкие камни из-под копыт жеребца улетели в пропасть, заставив похолодеть. Где же эта клятая дорога? Узкая тропинка вилась в камнях, уходя вниз по неприметному и довольно крутому спуску. Я успокаивающе похлопал коня по загривку и направил его вниз.

Николас Иптискайте был доставлен в лечебницу при Академии, но в себя так и не пришел. Он открыл глаза, но его взгляд оставался пустым, словно душа Агнесс и демон покинули его навсегда. Его пытались поить и кормить, но особо не усердствовали. Лишь несчастная старуха Матильда приходила каждый день и справлялась о его здоровье. В свидании ей отказывали, пока однажды на жаре ей не стало плохо с сердцем. После ее не было видно, а Николас спустя два дня умер от истощения. После его смерти было вынесено решение суда, в котором его признали виновным в колдовстве. Имя помчика никак не упоминалось.

Тропинка наконец вывела меня в маленькую цветущую долину, питаемую от небольшой горной речушки. Большая ее часть была изрезана аккуратными рядами виноградных плантаций, что наполняли тяжелый летний воздух пьянящим сладким ароматом. Поместье из светлого камня в лучах закатного солнца окрасилось в винные оттенки. Тревожно забилось сердце.

Еще старый поверенный неожиданно оказался прав. Я действительно стал героем, помимо своей воли. Если после приговора грибной колдунье обо мне просто иногда судачили, то после страшной трагедии в зале суда меня стали узнавать на улице. Стараниями некоторых пронырливых газетчиков, что не только разнесли весть о кровавой драме, но и дали в газету довольно неудачный, сочащийся пафосом рисунок с моим портретом, я стал местной знаменитостью. Это раздражало и доставляло множество неудобств. Один трактирщик, исполненный раболепия перед новоявленным демоноборцем, даже затащил меня к себе и угостил бесплатным обедом. Довольно вкусным, но только после него я слег на неделю с жесточайшим расстройством желудка. Поскольку вояг Хмельницкий лишился голоса помчика Прошицкого в совете, его голос временно перешел ко мне. И поэтому такая неожиданная напасть со здоровьем все равно не избавила меня от необходимости присутствовать на заседаниях, выматывая последние нервы и силы. Слабость до сих пор еще не прошла, с меня градом катился пот, а зрение начинало туманиться.

Но все равно я видел, что поместье заполнено людьми. Это были наемные крестьяне, что деловито суетились, паковали и выносили вещи. Неужели опоздал? Отчаяние затопило душу. Я обязан был предотвратить, ведь Лидия не скрываясь объявила, что доберется до помчика. Помчика Жаунеску. Но я предпочел игнорировать это обстоятельство, с головой уйдя в решение церковных вопросов и радуясь, что она затихла. Как затихает вредный ребенок, что готовит очередную пакость. А теперь уже должно быть поздно…

Я спешился с коня и бегом бросился к дому. Уже на подходе я сразу заметил Лидию на веранде дома. Ее трудно было не узнать. Тощая фигура в темном платье с пышной белокурой копной волос бросалась в глаза, невольно напоминая диковинную птицу, что падальщиком высматривает поживу. Я ускорил шаг, наблюдая с отчаянием, как Лидия что-то скомандовал одному из наемных работников, и на лице прикованного к креслу старца появился ужас.

– Что здесь происходит? – я взлетел по ступенькам и бросился к Лидии.

Она неторопливо повернулась ко мне, смерила пустым равнодушным взглядом и спокойно ответила:

– Разбираюсь со своим имуществом. И я вас сюда не приглашала, господин инквизитор.

Я перевел взгляд на убеленного годами старика, чей взгляд застыл на Лидии, а рядом с ним сгрудились его многочисленные домочадцы со своими пожитками. Слава Единому, что помчик Жаунеску жив, потому что я уже и не чаял…

– Чего застыли? – прикрикнула Лидия на рабочих. – Приступайте!

– Но госпожа… – загорелый здоровяк почесал затылок. – Это ж вина то сколько пропадет!..

– Я вам за что плачу? Или мне нанять других, посговорчивей? – Лидия угрожающе прищурилась, и длинные тени от ресниц сделали ее глаза еще безумней.

– Госпожа, прошу вас, не надо! Сжальтесь, не трогайте плантацию! Ведь еще мой дед привез сюда первый саженец… – в глазах старца появились слезы.

– Сжечь здесь все, – раздельно и четко скомандовала Лидия.

Я хотел схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но прикасаться к этому чудовищу в женском обличье было и страшно, и противно. Вместо этого я заступил ей путь.

– Вы что творите? – теперь я вспомнил, почему имя помчика показалось мне знакомым. Так назывался особый сорт винограда "Жаунеску", что использовался в изготовлении дорогого вина, подаваемого к столу князя и идущего на продажу в другие княжества. – Вы не посмеете уничтожить…

– Посмею! – скривилась она, отстраняя меня с дороги. – Это поместье теперь мое. И я могу сделать с ним все, что пожелаю!

– Вы обманом его получили! – чуть не плача, промямлил дородный мужчина с безвольным лицом.

– Нет, – улыбнулась Лидия. – Вы сами проиграли отцовское поместье. Я всего лишь выкупила остальные векселя и закладные. И почему вы до сих пор здесь? Убирайтесь отсюда. Хотя… можете остаться посмотреть, как будет гореть ваша плантация…

Я похолодел от ужаса.

– Постойте! – крикнул я крестьянину, что уже был готов поджечь беззащитную виноградную лозу. Он охотно опустил факел. – Госпожа Хризштайн, так нельзя…

– Убирайтесь.

– Я понимаю, что вы хотите наказать помчика за то, что он сделал. И даже понимаю вас, хотя по прежнему считаю, что никто не в праве судить, кроме Единого…

– Заткнитесь. Чего застыл? Поджигай!

Я не выдержал и схватил ее за плечи, разворачивая к себе.

– Пожалуйста, дайте мне договорить. За что сейчас наказываете остальных? Ведь вы их выгоняете из родного дома. Его семью за что? Они в чем виноваты перед вами? А в чем виноват виноград? Ведь варварство – уничтожать то, что было выведено долгими годами трудов и больше нигде не растет!

Лидия фыркнула и оттолкнула меня, освобождаясь из захвата. Потом кивнула на безмятежную долину.

– Посмотрите туда, господин инквизитор. Правда, красиво? Смотрите внимательно, Кысей. Запомните этот чудесный пейзаж. Потому уже через несколько часов здесь ничего не будет. Останется лишь выжженная земля. Камня на камне не оставлю. Знаете, мне правда жаль, что помчик Прошицкий сдох. Я бы предпочла, чтобы он жил, покалеченный и изуродованный демоном. Но увы. Ему досталась милосердная кара в виде смерти. А вот этому мерзавцу так не повезет, уверяю вас. Я заставлю его жить, чтобы видеть, как его выпестованный виноград, его любимое детище, съеживается и исчезает в огне. Я заставлю его жить в нищете, на улице, лишенного благополучия и респектабельности, заставлю его семью бедствовать и все глубже увязать в долгах. Я искренне надеюсь, что он доживет до того момента, когда они докатятся до долговой ямы, а потом их продадут в рабство…

Я ошеломленно смотрел на ее лицо, искаженное ненавистью и безумием.

– Прекратите! Вы с ума сошли от злобы!..

– Я сошла с ума давно, господин инквизитор, – рассмеялась Лидия, и закатное солнце отразилось в ее светлых глазах багровым заревом.

– Зачем вы обрекаете на нищету и погибель его детей? Они же не отвечают за грехи отца!

– Еще как отвечают. Зажигайте уже! Сколько уже можно ждать!

Здоровяк медлил, с надеждой глядя на меня, старик в кресле вдруг всхлипнул и задышал тяжело. Маленький мальчик стиснул игрушечного зайку и уткнулся лицом в юбку матери. Девочка постарше, лет пятнадцати, сложила руки в молитвенном жесте и бросилась на колени перед Лидией. В ее огромных синих глазах стояли слезы.

– Госпожа, прошу вас, не губите!

Лидия брезгливо смотрела на несчастную, словно на грязь у себя под ногами. Я не могу допустить еще одной трагедии и сломанных жизней по вине этого монстра. Я успел перехватить ее руку, когда она замахнулась на бедную девочку.

– Давайте договоримся, – выдавил я из себя сквозь зубы. – Прошу вас. Что вы хотите?

Лидия прошипела:

– Отпустите! – и дернула рукой, но я крепко сжал ее тонкое запястье, как будто желая его и вовсе раздавить. – Какое вам дело до этих людей!

– Я уже раз допустил, что вы подставили невиновного…

– Это помчик Прошицкий невиновный? – Лидия опять расхохоталась, пытаясь освободиться из моей хватки. – Не смешите! И я его не подставляла, кстати…

– Что? – от неожиданности я ослабил захват, и она вырвалась. Я недоумевал, зачем ей сейчас врать. Хотя для нее солгать не стоило никакого труда, и делала она это мастерски, но странным образом, я не помнил, чтобы она часто лгала, по крайней мере, мне. Зачастую просто умалчивая или заставляя думать совсем другое, что подразумевалось, искажая смысл или играя словами… – Что значит не вы? А кто ему подбросил окровавленную вышивку?

Лидия с досадой растирала запястье, смотря на меня с откровенной жалостью.

– Какой же вы болван, господин инквизитор. Думать не пытались? Кому это было выгодно, у кого был свободный доступ к вышивке, у кого была возможность подсунуть помчику ее в карман прямо на месте, и почему, демон раздери, там опять так удачно оказался капитан, а?

– Сводня… – прошептал я.

– Неужели дошло наконец? Признаться честно, она мне здорово помогла в этом. Я даже пожалуй не буду сводить с ней счеты за…

– Хватит! – я оборвал ее. Мне было стыдно за то, что обвинил в этом Лидию, но одновременно стало легче, может быть, я все-таки смогу достучаться до остатков человечности в ее душе. – Найдите в себе хотя бы каплю милосердия и оставьте в покое эту семью. Я могу предъявить помчику обвинение в доведении до колдовства, и…

– Нет, – покачала головой Лидия. – Вы ничего не можете, господин инквизитор. Так что убирайтесь отсюда. Я все равно вышвырну их на улицу и сожгу здесь все дотла.

– Пожалуйста, я прошу вас… – сердце обливалось кровью, когда я смотрел на несчастную семью, сбившуюся в плотное кольцо. Господи Единый, прости меня за то, что делаю! – Думаю, что смогу предложить вам то, от чего вы не сможете отказаться.

– Неужели вы готовы отречься от сана и пойти ко мне в содержанцы? – пошло подмигнула мне Лидия. – Спасибо, но нет. Я и так могу…

– Нет, – спокойно сказал я, осознавая, как легко стало на душе, когда решение уже принято. Другое. Вы оставляете семью помчика в покое и не трогаете плантацию, а взамен…

Я оглянулся на несчастных, что ловили каждое мое слово, затаив дыхание. Подтянул к себе Лидию так близко, что почувствовал цветочных запах от ее волос.

– Отпустите! От вас воняет! – она попыталась меня отстранить, толкнув в грудь.

– … Взамен я скажу, на каком языке написан Завет, – прошептал ей на ухо.

Она замерла, потом заглянула мне в глаза, задумчиво прищурилась, любопытство в ней боролось со злостью. А я неожиданно ужаснулся тому, что до сих пор ее близость вызывает во мне порочные мысли. Как можно желать это безобразное чудовище, что губит людей без капли сомнения, что радуется чужой боли и смерти… Тошнота подкатила к горлу, стоило лишь вспомнить заседание суда.

– Нет, – вдруг сказала Лидия. – Я вам не верю, господин инквизитор. Вы в последнее время неплохо научились врать.

На секунду я растерялся и устыдился, ведь действительно ее обманывал, но… Демон раздери, кто бы обвинял меня во вранье!

– Я клянусь Единым, – тихо сказал я, отпуская ее наконец от себя. – Эту клятву не нарушит ни один церковник.

– Вашим братьям в вере давно нет веры, уж простите за каламбур, – Лидия помолчала немного, продолжая разглядывать меня. – Но вам я, пожалуй, в этом случае могу поверить.

– Госпожа, так что? Мы закончили? – крестьянин покосился на остальных, что давно уже вынесли все ценные вещи из поместья и упаковали их в грузовой экипаж.

– Подождете! – резко ответила Лидия. Она приблизилась ко мне, протянула руку, запустила ее в мои волосы. Я дернулся, пытаясь отстраниться, прикосновение ее холодных пальцев было неприятным. Сейчас Лидия вызывала лишь омерзение.

– Не дергайтесь, господин инквизитор, – она нахально улыбнулась. – Если хотите договориться, придется потерпеть. Ведь это такая малость, чуть-чуть потерпеть меня, верно?

Она привстала на цыпочки, и я почувствовал ее горячее дыхание у себя на шее.

– Говорите. Что за язык?

– А какие у меня гарантии, что вы сдержите обещание? – просипел я, стараясь не глядеть на нее.

– Только мое слово, господин инквизитор. Придется вам рискнуть. Я не трону плантацию и не оставлю без крова помчика и его семью. Довольны? В отличие от ваших товарок, я всегда держу слово. Кроме того…

Она не договорила, и я нахмурился.

– Кроме того что?

– Не важно. Говорите, я жду. А то ведь могу передумать. И не дай вам боже Единый меня обмануть. Кровью умоетесь.

Я тяжело сглотнул. Прости меня, господи Единый, это не ложь, просто… И она все равно никогда не узнает, что Завет…

– Вижьенер. На нем составлен Завет, – шепнул я и отстранился наконец от нее.

Она постояла чуть, потом кивнула.

– Они могут остаться в поместье. Пока я не найду на него покупателей. А потом пусть убираются отсюда. Если не ошибаюсь, у них осталась еще в собственности лесная хижина где-то высоко в горах. А что будет с плантацией… Пусть решает новый владелец.

Лидия кивком головы отпустила рабочих, потом перевела тяжелый взгляд на меня.

– Кроме того… – начала она, и у меня от дурного предчувствия заныло в желудке. – Я не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться выражением вашего лица, господин инквизитор…

Она снова приблизилась, взяла меня под руку, я не посмел даже вырваться, моля в душе Единого, чтобы она быстрей убралась отсюда. Отсюда и из моей жизни. Навсегда.

– Посмотрите на это милое семейство. Наслаждаетесь ролью благодетеля-спасителя? Ну так я вам немного подпорчу удовольствие, – она говорила очень тихо, зло и устало. – Как вы там сказали? Дети не в ответе за грехи родителей? Правда? Посмотрите на этого благочестивого старца, что сорок лет назад разрушил жизни Николаса и его матери. Это он породил на свет страшное чудовище, мальчика-колдуна, но думаете, он этим ограничился? Нет. Я наводила справки, только по официальным выпискам из архива соседнего городка, в нем за последние двадцать лет погибли или пропали… знаете сколько шлюх? Семьдесят шесть девушек. И это только те, о которых заявили.

Я попытался возразить, но ее ладонь легла мне на губы. Я стиснул зубы и промолчал.

– Единожды совершив зло и оставшись безнаказанным, человек будет творить его вновь и вновь. Слишком велик соблазн. Я точно знаю, что он избивал и калечил девушек. А вот эта тихая женщина рядом с ним, его жена, ее он тоже бил. А она молчала. Молчала из страха или нежелания потерять такую привычную жизнь богатой знатной помчицы. А еще она видела, что он приходит после борделя в окровавленных рубашках, с истертыми кулаками, но ее он наверняка после своих вылазок не бил. И она продолжала молчать, радуясь, что досталось не ей. Хотя ее слово могло спасти кому-то жизнь. А знаете, что самое смешное?

Лидия зло хохотнула, и я оттолкнул ее руку от себя. Было очень душно, несмотря на то, что солнце уже почти скрылось за горами.

– Кроме сына, вон того толстяка с обвисшими щеками, что проигрался в пух и прах, что демону душу продаст, лишь бы вновь сесть за карточный стол, была еще дочь. Знаете, что с ней случилось? Что могло случиться с милой девочкой, отец которой похотливый извращенец? Местный лекарь проговорился, что девчонка умерла из-за ранних родов. Знаете, сколько ей было? Тринадцать. А ее матушка наверняка все знала, знала, зачем папочка идет каждую ночь в комнату дочурки. Поцеловать на ночь. И не только. Но опять молчала, надеясь, наверное, что все образуется само собой. А когда бедняжка отмучалась, небось вздохнула с облегчением. Сыночек оказался таким же безвольным тюфяком, в мамочку пошел, а вот жениться его угораздило на настоящей мегере. Вон стоит. Вы знаете, что вся прислуга разбежалась, стоило мне появиться на пороге и объявить об их банкротстве? Она нещадно издевалась над всеми, садистка, что вполне достойна своего свекра, право дело…

Лидия перевела дух, и я покачал головой. Она пытается оправдать собственное зло, очерняя других?

– А та девчонка, что мне под ноги кинулась, внучка помчика. Такое невинное прелестное дитя, правда? Она вам нравится, господин инквизитор? – Лидия опять заглянула мне в глаза, пытливо дожидаясь моей реакции. Я упорно молчал, не желая ее лишний раз провоцировать. – В дедулю пошла девочка. Самое смешное, что папочка ее уже продал, за карточные долги, правда, продал дорого, как девственницу. То-то смеху будет, когда всплывет правда про то, что она спит с кем попало. Мне только интересно, дедуля совратил внучку, или внучка дедулю?