355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарита Дорогожицкая » Грибная красавица(СИ) » Текст книги (страница 2)
Грибная красавица(СИ)
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 11:30

Текст книги "Грибная красавица(СИ)"


Автор книги: Маргарита Дорогожицкая



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Крета Лидия Хризштайн, к вашим услугам. И предваряя то, что вы хотите мне сказать, могу сообщить, что найду вашу дочь. Оплата 200 золотых. После. Правда...

– Правда что? Вы хотите аванс? Я уже обратился к воягу, его стража обыщет все вояжество и пределы города...

– Отлично, значит, у нас больше шансов найти Катрин, верно? Я только хотела сказать, что обещаю найти ее, но не обещаю, что живой.

Повисла гробовая тишина. Я мысленно выругалась. Как говорит Антон, мне не хватает такта.

– Мне нужны подробности, так что давайте сосредоточимся на событиях вчерашнего дня. Кто был в доме вчера? Включая прислугу.

– Верна, наша кухарка, она работает в нашем доме с детства, садовник, Пьетро, пять лет уже, но он не живет у нас, приходит каждый вторник и воскресенье, кто еще? – подавленный помчик посмотрел на жену.

– Ачель, она убирается у нас. Но она тоже не живет в доме, приходит каждое утро.

– Учителя?

– Да, у Катрин три учителя. Мы пригласили лучших из Академии, потому что наша девочка заслуживает ...

– Илайза! – помчик оборвал жену, явно раздраженный ее глупостью. – Вчера у Катрин был только один учитель, господин Пушник, он преподает музыку и литературу. Но он ушел еще до обеда.

– Кто из выше названных имеет свободный вход в поместье? У кого есть ключи от ворот?

– Ни у кого, – помчик решительно мотнул головой. – Только Верна, но она живет здесь.

– Кто же их пускает в дом? Верна?

– Нет, привратник Гастельо, он живет в гостевом домике.

– То есть у него тоже есть доступ в сад?

– Есть, конечно. Только он два дня назад уехал к родне из северного вояжества.

– То есть вчера в дом пускала учителей Верна?

– Да.

– Теперь расскажите мне про вашу гостью, помчицу Малко.

Господин Картуа пожал плечами.

– Я ее плохо знаю, это жена завела с ней знакомство.

– Госпожа Малко – это местная знаменитость. Она блистает в самых модных салонах города, а на ее вечерах собирается вся городская знать. Знаешь, каких трудов мне стоило раздобыть туда приглашение и завести это знакомство? И зачем вам госпожа Малко? Уж не думаете ли вы, что она... – голос помчицы задрожал от негодования.

– Вы лично проводили вашу гостью?

– Нет, мы попрощались в гостиной, она хотела зайти к Катрин, забыла подарить ей игрушку, представляете, она специально для нашей девочки заказала фарфоровую куклу у старика Норберта. Он же делает игрушки для княжеских детей!

– То есть госпожа Малко пошла в сад к Катрин? Подарить ей куклу? Вы видели Катрин после этого?

– Нет, я же говорю, что дочь играла в саду, а я занималась.... Да на что вы вообще намекаете? Что уважаемая помчица Малко похитила нашу дочь?

– Где кукла?

– Какая кукла? – феноменальная тупость. Я была готова стукнуть эту дуру чем-то тяжелым.

– Куклу, которую госпожа Малко подарила вашей дочери. Вы ее видели?

Илайза явно растерлась.

– Нет, не видела. Катрин наверняка с ней стала играть и потом... вместе с ней... я не знаю...

– Мне нужно поговорить с вашей кухаркой. Позовите ее сюда, пожалуйста. И оставьте меня здесь ненадолго, мне надо оглядеться.

В саду было упоительно тихо. Я внимательно осмотрела беседку, обошла кругом. Мне не давала покоя кукла, куда она делась? Девочка любила играть именно здесь, поэтому маловероятно, что вчера она пошла в другое место. Я стала методично обыскивать кусты возле беседки, и пропажа обнаружилась под кустом в форме льва. Земля под моими туфлями была мягкой, что странно – город задыхался от изнурительной жары, а садовник должен придти только завтра – кто поливал землю? Верна? Я наклонилась и принюхалась. Пахло сыростью, мхом и древесной трухой. Испачканная фарфоровая кукла в батистовом платье, некогда явно бывшая красивой и роскошной, была покрыта бурой слизью. Я провела по кукле пальцем, понюхала вещество – все тот же запах грибной сырости. Брезгливо вытерла палец о ладонь и полезла в сумку за платком. Завернула в него куклу, спрятала и только потом заметила свою ладонь. По всей ладони правой руки у меня был уродливый и грубый шрам, привет из прошлого. Таких шрамов на мне было очень много, но ни одного на открытых частях тела: лице, декольте, руках. Колдун очень изощренно издевался над своими жертвами. Теперь же кожа ладони сияла девственно чистой белизной, как у ребенка. Ни единого следа шрама. Зрение размылось и выцвело в единый момент. Тошнота подкатила к горлу и взорвалась в голове острой болью. Я задыхалась. Проклятое колдовство! Единый видит, как же я их ненавижу, мерзкие ущербные твари.

Меня робко окликнули. Позади меня стояла пожилая женщина приятной внешности. Мара?

– Госпожа Хризштайн, я Верна. Хозяйка приказала мне придти и ответить на ваши вопросы.

– Да, конечно. – я перевела дух. – Скажите, Верна, вы вчера поливали сад?

Женщина удивилась.

– Нет, что вы. Это обязанность садовника. Я в сад захожу только нарезать цветов для букета в спальню хозяйки и в гостиную. Она очень любит розы... А вы правда поможете найти нашу малышку? С ней ведь не случилось ничего страшного?

– Боюсь вас огорчить, но не думаю, что... – я прикусила язык. Зачем тревожить бедную женщину понапрасну. – Проведите меня в комнату Катрин. Скажите, вчера у вас была помчица Малко на обеде, так?

– Да, – кухарка едва заметно скривилась.

– Она вам не нравится?

– Ну что вы, как можно.

– Говорите смело, Верна. Я ведь не ваша хозяйка.

Женщина заколебалась, потом очень сухо сказала:

– Холодная эта госпожа Малко. Вроде улыбается, а глаза злые. А Катрин бедняжка за ней прямо хвостиком ходит, так она ей нравится. И вот ведь еще какая странность, знаете сколько лет помчице?

– Сколько?

– Около шестидесяти! Я точно знаю, потому что когда девчонкой еще была, помню вся округа гудела о свадьбе молодой красавицы Этны и богатого старика, помчика Малко. А выглядит она максимум лет на тридцать! Разве может такое быть? Я хозяйку пыталась предупредить, так она от меня только отмахнулась! Мол, слухи развожу...

– Интересный факт, Верна.

– Правда? – женщина была удивлена. – Вы мне верите?

– Отчего же нет? Зачем вам лгать?

Детская комната поражала своей роскошью. Море игрушек, одежда из тонких дорогих тканей, безделушки на комоде, клетка с ярким заморским попугаем. Девочку любят и балуют, ни в чем не отказывают. Катрин в белом летнем платьице сидела на кровати, свесив ноги и что-то рисуя. Наконец-то появилась. Я присела рядом, провела ладонью по покрывалу. Мара молчала, что вообще-то странно, обычно они болтают без умолку. Я ждала и прислушивалась к своим ощущениям. Заглянула маре через плечо на ее рисунок. Огромный уродливый гриб, выраставший из головы человека. Человекогриб.

– Кто это? – нарушила я молчание.

Мара молчала. Только горестно вздохнула.

– Катрин, – позвала я, пытаясь привлечь ее внимание. – Скажи мне, ты жива?

Мара неуверенно пожала плечами. Еще более удивительно. Как можно не знать, жива или нет?

– Хорошо, а где ты находишься?

Мара продолжала хранить молчание, но тыкнула пальчиком в рисунок.

– Отлично, а где находится человекогриб?

Отчаянно заорал попугай в клетке. Мара вздрогнула и растворилась в воздухе. Я подскочила к клетке и со злости грохнула ее об пол. Единый, если б она не была заперта, я б свернула шею проклятущей птице. Попугай продолжал истерически вопить и носиться по клетке.

На шум прибежала испуганная Верна.

– Госпожа, что случилось? Вам помочь?

– Нет, Верна, все в порядке, спасибо. Где ваши хозяева? Мне надо задать еще пару вопросов.

У двери в гостиную залу Верна остановилась и внимательно посмотрела на меня.

– Вы что-то вспомнили?

– Да нет. Позволите спросить вас, госпожа?

– Конечно.

Верна замялась.

– А сколько вам лет, госпожа? Просто вы то выглядите совсем еще юной...

– Можете не сомневаться в моей компетенции, Верна, – я улыбнулась, пытаясь скрыть раздражение и нетерпение. Воздух поместье меня душил, хотелось быстрей закончить и вырваться наружу.

– Я не про это. Просто глаза у вас... Глаза старухи... Простите.

Ишь, какая наблюдательная, демон ее раздери.

– Вы действительно очень проницательны, Верна. Жаль только, что это не помогло вам уберечь Катрин. – Слова подействовали лучше удара хлыстом, Верна дернулась и отступила.

– Помчица Картуа, ваша дочь вчера ела грибы?

Илайза недоуменно взглянула сначала на мужа, потом на меня.

– Нет, у нас на обед был запеченный картофель в белом соусе, Верна отлично его готовит, а еще ...

– Довольно, – невежливо прервала я. – Помчица Малко угощала вашу дочь чем-нибудь за обедом? Или может она принесла что-нибудь к столу?

– Я не понимаю ваши грязные инсинуации по отношению к благородной госпоже!– Илайза возмущенно подбоченилась.

– Просто ответьте на мой вопрос, – я дико устала, еще чуть, и сорвусь.

– Нет, помчица Малко ничего не приносила и ничем не угощала Катрин!

– Помчица была, я полагаю, с сумочкой? В чем она принесла куклу Катрин?

– Я не помню, кажется, с ней была сумочка, а куклу принес слуга с экипажа. Я... я устала от ваших вопросов. Прошу вас покинуть мой дом.

Как же она меня достала!

– Госпожа Картуа, дайте мне вашу руку.

Не дожидаясь протестов, я схватила ее одной рукой, второй достала кинжал с сапога и чиркнула им по ладони женщины. Помчица громко вскрикнула, а ее муж угрожающе дернулся ко мне.

– Спокойно! Сейчас я покажу, почему так себя веду.

Продолжая держать помчицу, я достала из сумки платок с грибной слизью и вытерла его о ладонь Илайзы.

– Вот эту жидкость я нашла на кукле, подаренной вашей вчерашней гостьей. Кукла валялась в саду под кустом. Я еще не знаю, что произошло с Катрин, но думаю, что здесь замешано колдовство, и ваша помчица Малко может иметь к нему отношение.

Илайза запротестовала и попыталась выдернуть руку. Я ее отпустила.

– Да, Илайза, посмотрите на свою ладонь. Там, где был порез. Что вы видите?

Помчица недоуменно уставилась на свою руку, сжала и разжала пальцы. Кровь была, а пореза не было.

– Но как?... – помчик был изумлен не меньше жены, внимательно осматривая ее руку.

– Это явно колдовство. Попрошу вас не общаться с помчицей Малко и не рассказывать ей обо мне. И вообще никому о том, что только что произошло. Обвинение в колдовстве – очень серьезное обвинение. И мне нужны убедительные доказательства.

Помчица обессилено опустилась на софу, закатив глаза. Помчик нашел в себе мужество проводить меня лично. Уже возле ворот я вспомнила про рисовальщика.

– Господин Картуа, вы не знаете, где в городе можно нанять рисовальщика?

– Рисовальщика? – помчик удивился, потом задумался. – Вряд ли найдете. Гильдия художников при академии есть, только там самые талантливые, они простыми рисовальщиками не пойдут. Подмастерья у них, может и пошли бы, но побоятся место потерять. Вы ведь вряд ли сможете положить хорошую плату? Есть еще при типографии рисовальщики, но и там платят хорошо. Нет, пожалуй, не знаю.

– Мне не нужен опытный или талантливый, подойдет любой, кто в состоянии рисовать по описанию.

– Хм, ну могу только посоветовать заглянуть на невольничий рынок. Вдруг повезет. Правда, за раба с такими способностями тоже могут запросить много. А зачем вам рисовальщик?

Вопрос я проигнорировала, как обычно.

– Спасибо. Присмотрите за женой, чтобы она не натворила глупостей.


Возле ворот поместья меня поджидал встревоженный Антон.

– Лидия, что ты творишь? Что за синяя птица? У тебя опять мары?

– Все хорошо, Антон. У нас наконец то появился не просто богатый, но и знатный клиент. Правда, дело дурно пахнет.

– А что за дело?

– Похищение ребенка, и без колдовства здесь не обошлось.

Антон вздрогнул и вцепился мне в руку.

– Лидия, давай откажемся. Пожалуйста!

– Я не могу, Антон. Если это колдовство, оно все равно никуда не денется. Ты ж помнишь колдуна. Он был безумен и творил зло, и никто не мог его остановить. И вполне возможно, что будут пропадать еще дети. И рано или поздно нам придется с этим столкнуться. Так что уж лучше сразу. Да, еще, надо будет заглянуть в громадский сыск. Наверняка должны быть записи о ранее пропавших.

Антон сник. Он помнил только часть ужасов, пережитых в подвале колдуна, но даже этого хватало.

– Домой?

– Нет, давай заглянем на невольничий рынок. Может, повезет, и мы найдем рисовальщика там. Приступ совсем скоро.

Антон сник еще больше.

– Опять..?

Я горестно улыбнулась.

– Пошли, надо успеть до закрытия.

Жара к вечеру совсем спала. С моря надвигалась сизая громадная туча. Уличный шум поутих, усталый люд расходился с рынка по домам. Мы успели к невольничьему павильону почти перед самым закрытием. Покупателей не было, в огромной зале, навечно провонявшей потом, мочой, страхом и отчаяньем, лениво суетился всего один надсмотрщик, проверяя засовы на клетках и задавая нехитрый корм. Рабство больше распространено на юге, у себя на севере мы рабами почти не пользовались, кроме тех, что привозились на строительные работы из-за моря. В рабство попадали по разным причинам: вследствие военных набегов и захвата живой силы, из-за долгов, или продажи родственниками. Последнее было для меня совсем диким варварством – как можно продать своих детей? Тем более, что большинство рабов загонялись на смертельно тяжелые работы в каменоломнях, полях или рудниках. Небольшой процент уходил на так называемых привилегированных рабов: шлюхи обоих полов, если вам повезло, и у вас привлекательная внешность, прислуга, если у вас есть таланты, которые могут заинтересовать хозяина – рисование, музыка, или просто хорошее образование, ну и гладиаторы, если вы умеете драться. У таких рабов, по крайней мере, был шанс выкупить свободу. Небольшой, конечно, но прецеденты имелись.

В павильоне было душно и смрадно, тяжело дышать. Старые шрамы ныли, предвещая смену погоды. Как минимум грозу, а может и шторм. Я направилась к надсмотрщику.

– Милейший, мне нужен раб.

– Рад приветствовать вас, госпожа, – толстяк нахально, без малейшего почтения ухмыльнулся и окинул меня липким взглядом. – Кого желаете? Прислугу в дом, охранника, или может мальчика поразвлечься?

Мне было слишком плохо, чтобы сносить хамство этого холопа. Я резким движением заломила ему руку за спину, согнула его и приставила кинжал к его уху.

– Мразь, ты говоришь с благородной, и если ты ценишь свое ухо, – я надавила кинжал, любуясь на тоненькую струйку крови, сбегающую по жирной шее. – Ты немедленно извинишься и предложишь мне самый лучший товар. Со всем возможным почтением. Не слышу!

– П-п-ростите, госопожа. Понял, все-все понял, исправлюсь. Только отпустите!

Я отшвырнула мерзкую тварь от себя.

– Мне нужен раб, умеющий рисовать. И клянусь Единым, если я не найду его, кто-то сегодня горько пожалеет.

Толстяк испуганно попятился. Он лихорадочно шарил глазами по клеткам, явно пытаясь придумать, как усмирить буйную госпожу.

– Помилуйте, благородная госпожа, сегодня раскупили партию рабов для прислуги. Никого не осталось. Остались одни отбросы. Новая партия из Гарднего ожидается через неделю. Уверяю вас, я вам отберу самого лучшего!

– Раб мне нужен сегодня, а через неделю ты можешь свой товар заткнуть себе в то место, которое у тебя останется от уха.

Толстяк рухнул на колени.

– Пощадите, госпожа!

Глаза стремительно накрывала красно-черная пелена. Краем сознания я понимала, что сейчас просто заколю толстяка, и у нас с Антоном опять будут проблемы. А ведь тут уже куплен дом, открыто дело. Я вцепилась в плечо мальчика и прохрипела:

– Антон, уведи его отсюда, иначе за себя не ручаюсь...

Антон подскочил к толстяку и вытащил его из павильона. Я глубоко вздохнула. Хотелось рвать и метать, биться головой об стену и рыдать взахлеб. Причем делать все это сразу вместе.

Я подняла голову, огляделась и громко крикнула:

– Кто из вас умеет рисовать? Выкуплю и дам шанс на нормальную жизнь! – в конце фразы голос сорвался, получилось плохо.

Клетки молчали. Толстяк был прав, остались одни неликвиды: старые рабы, которые не в состоянии работать, молодые, но слишком изувеченные или больные, чтобы иметь хоть какую-то ценность. Я была в отчаянии. Мне нужен чертов рисовальщик.

– Хорошо, а кто хотя бы обучен грамоте? Есть такие?

Сзади меня раздался шелест. Я стремительно обернулась, готовая отразить удар, но сзади стоял старец. Стоял и насмешливо смотрел. Если бы только я могла прибить эту чертову мару. Я швырнула в него кинжал, который благополучно прошел сквозь и попал в костяк клетки. Тихий гомон прошелся по невольничьим рядам. Внутри клетки зашевелились лохмотья. Бледная тень, только отдаленно похожая на человеческое существо, подняла голову и взглянула на меня.

Знаете, я уже была на пороге истерики. Если у вас хотя бы раз была истерика, то вы наверняка знаете, как легко в нее соскользнуть и как сложно остановиться. Когда каждый всхлип порождает рыдание, а каждый вздох несет новую обиду, когда икота вперемешку с распухшим носом не дают дышать, когда начинаешь задыхаться, и когда совсем уж нет сил, только тогда истерика умирает. В мучительной агонии. Бабка умела выводить меня из детской истерики, просто влепив звонкую пощечину. Истерика вмиг улетучивалась. Так и сейчас. Я захлебнулась в глазах теплого летнего моря, бирюзово-синего, с темными искрами на поверхности. Прозрачное марево прекрасного летнего утра окутало меня. Побережье моря, солнце купается на горизонте в рассветной прохладе, смуглая темноволосая девушка в белой воздушной тунике на берегу, ее ноги ласкает морская вода, девушка рисует, рисует рассвет и море, и себя на берегу. Ее картина повторяет пейзаж, а картина на картине повторяет рисунок, и так до бесконечности. Закружилась голова, словно меня затягивало в бесконечный водоворот, перехватило дыхание.

– Ты! – я ухватилась за прутья клетки. – Как тебя зовут?

Тень молчала. Глаза уже были тусклые и серые, как зимнее северное море. Я перевела дыхание. Руки дрожали.

– Послушай меня. Ты умеешь рисовать, я знаю. Я хочу тебя купить. Слышишь? Я могу дать тебе свободу.

Тень все также молчала, безразлично покачиваясь в неслышном ритме. Что же делать?

– Антон! – заорала я. – Тащи сюда торговца.

Прибежал испуганный Антон, сзади неуверенно топал торговец. Я не сводила глаз с женщины. Ее состояние было очень плачевно. Через лохмотья просвечивали ребра, руки были в коросте и кровоподтеках различной давности, на ноге зияла страшная смрадная язва.

– Кто она? – кивнула я торговцу.

– Это выбрак. Завтра будем отправлять на рудники, хотя вряд ли она переживет плавание.

– Как ее зовут?

Торговец замялся.

– Благородная госпожа, у рабов нет имен, только номер. Ее номер – 18412.

– А что с ее историей? Откуда она, как оказалась в рабстве, и как давно?

– Простите, я не знаю. Она прибыла месяц назад с кораблем из Мирстены. Меня не интересовали такие подробности.

– Оставь нас на минуту, – я махнула торговцу и прислонилась лбом к прутьям клетки, не сводя глаз с невольницы. – Утро... побережье моря.... девушка в белом .... это ты....рисуешь рассвет...настоящий талант.

Тень вздрогнула словно от удара хлыстом.

– У тебя все было: талант, красота, молодость, достаток. Что же с тобой произошло?

Тень молчала, но в глазах появилась боль и отчаяние.

– Послушай меня. В жизни всегда есть место ....

– Надежде? – я вздрогнула от голоса невольницы, он был подобен скрежету ржавого кинжала по стеклу. Горечь насмешки сводила скулы.

– Нет, надежда – то пустое. В жизни должно быть место цели. Если у тебя есть цель, ты живешь. Когда теряешь ее, ты уже мертва, даже если еще дышишь и ходишь. Каждый сам выбирает себе судьбу, слышишь? Надо просто правильно выбрать себе цель. У тебя есть цель?

Тень молчала.

– Послушай, тебе плохо, знаю. Но я пережила много худшее... Знаешь, как больно от холода в сырых подвалах? Когда перестаешь ощущать собственные пальцы, синяки продолжают ныть, а кости болеть? И самое страшное – это ощущение, как замерзают твои чувства, когда теряешь последнее – собственный разум... Но я выжила и сейчас стою перед тобой. А мои враги... Они прокляли тот день, когда ... Впрочем, неважно. Я могу тебе помочь, соглашайся.

Тень зашлась в сухом горячем кашле.

– Зачем вам помогать, если вы итак можете меня купить? Какое вам дело до меня? Оставьте меня в покое, дайте умереть...

– Мне не все равно! Ты должна хотеть рисовать и быть в состоянии это делать. Умение рисовать – это талант, часть души. Я могу купить твое тело, но не душу. Пожалуйста, скажи, что будешь рисовать. Ты не представляешь, как мне нужен твой дар!

Тень мрачно скривилась в жалком подобии улыбки.

– Ну раз нужен, значит буду рисовать. Только не пожалейте потом ....

Я подскочила к перепуганному торговцу.

– Сколько за нее?

– Пятьдесят золотых, – не моргнув глазом, ответила толстяк. Боится меня, но свое не упустит.

– За выбрак? Не смешите меня. Даю двадцать пять, и то, только чтобы время не тратить на споры.

– Я не могу... – заканючил тот, и я схватила его за шкирку, встряхнула и тыкнула лицом в прутья клетки.

– Не зли меня. Я очень, слышишь, очень тороплюсь. Да, кстати, как думаешь, управитель Варгес заинтересуется твоими темными делишками с торговцами из Мирстены?

Толстяк часто-часто заморгал.

– Мирстена ведь теперь в составе опального вояжества Чорногерии? А торговля с отступниками запрещена, а?

– Ладно-ладно, забирайте, – торговец устало махнул рукой.

Пришлось потратиться и нанять извозчика, рабыня не могла сама передвигаться. По карете бешено стучали тяжелые капли тропического шторма, пришедшего с моря. Мы с Антоном молчали всю дорогу, а невольница просто лежала с закрытыми глазами. Может спала, может нет.

Дома Антон бросился разогревать ужин, а я потащила ее купаться. Кроме того, мне надо было взглянуть на раны, оценить общее состояние. Я не лекарь, но в церковных стенах и ордене когниматов нахваталась достаточно знаний для того, чтобы вылечить несложные раны и болячки. Увы, придется искать настоящего лекаря. Если кровоподтеки заживут, а травяные компрессы помогут от коросты, то язва на ноге выглядит устрашающе, я сама не справлюсь. А еще мне не нравился ее кашель. Очень не нравился.

За ужином все опять молчали. Антон уныло ковырялся в тарелке, исподлобья разглядывая женщину. Та не поднимала глаз, но свою порцию ела жадно.

– Как тебя зовут? Должны же мы как то к тебе обращаться? – я нарушила молчание.

– Мне все равно, называйте как хотите.

– Хм, ну тогда будешь Тенью. Антон, завтра еще придется отправиться к лекарю. Мне не нравится ее язва на ноге и кашель. Кстати, как давно у тебя кашель?

– Не помню.

– Заваришь ей ромашку и чабрец, пусть выпьет на ночь. Рисовать хочешь?

Тень вздрогнула, подняла глаза, потом опустила взгляд на свою руку, безвольно уронившую ложку.

– Антон отведет тебя в твою комнату и даст бумагу и карандаш. Попрактикуйся и вспомни навыки, ты можешь очень скоро понадобиться.

Тень встала из-за стола, поддерживаемая Антоном. Я добавила ей вслед:

– И нарисуй свою дочь, пожалуйста.

Спина невольницы дернулась, плечи сжались в защитную стойку. Она медленно развернулась ко мне, сбрасывая руку парня.

– Откуда? Откуда вы знаете?... – она зашлась в приступе безжалостного кашля.

Я устало усмехнулась:

– Я много чего знаю, Тень. Даже больше, чем хотелось бы. Спокойной тебе ночи.

За окном уже бушевала самая настоящая гроза, раскаты грома освещали усталый город. Духота наконец спала, а завтра будет чудесный прохладный день, полный дел и хлопот. Я уснула в ту же секунду, как моя голова коснулась подушки.

А проснулась не в своей кровати. Привязанная.

Голова гудела, как набатный колокол, рядом сидел усталый Антон, в угол комнаты забилась Тень, взирающая на меня с откровенным ужасом и отвращением.

– Приступ? – прохрипела я, в горле першило, кажется связки порваны. Дикий цепенящий холод, словно я вновь в монастырских подвалах.

Антон молча кивнул, развязывая меня и подавая стакан травяного настоя. Я жадно выпила, попыталась сесть. Перед глазами все плыло, страшная слабость.

– Да лежи ты, – Антон попытался уложить меня обратно, но я упрямо села на кровати, слегка покачиваясь.

– Который час?

– Восемь утра.

Я скривилась. В девять должен придти Мартен с отцом, а потом поверенный. Еще надо будет найти лекаря. А еще... Я спохватилась.

– Вам удалось что-нибудь записать или запомнить?

Антон мрачно скривился.

– Лучше. Когда у тебя началось, я разбудил Тень. Она смогла зарисовать почти все.

– Дай посмотреть, – я жадно выхватила у него кипу рисунков.

Мертвая женщина, распятая на камнях, с огромным животом. Я скомкала рисунок – сука, как жаль, что ты уже мертва. Огромная рысь, подсеченная в прыжке, и кубарем летящая в пропасть, но почему то с человеческим лицом. Этот рисунок я отложила. Картина заброшенного кладбища, вдалеке виднеется церковь, сложенная из костей. Символично и забавно, и даже пожалуй мило. Огромный котел на огне, в котором плавают люди. Рядом стоит гигантская фигура в балахоне и помешивает варево. Что вот это значит? Тоже отложила. Следом Антон подал мне большой лист бумаги, и я вздрогнула. Весь рисунок занимал огромный гриб с разросшейся грибницей, которая словно сеть была накинута на город. В каждых складках гриба угадывались человеческие фигуры с лицами, искаженными болью и страхом. Они протягивали руки, просили помощи, хотели вырваться с плена, но не могли. Художница мастерски передала их чувства, потрясающий талант. Я подняла глаза на Тень.

– Ты просто чудо. У тебя настоящий дар.

Рабыня смотрела на меня затравленным взглядом. Ее душил кашель, но она выдавила:

– Вы... колдунья?

– Что? Ах, понимаю. Антон, я сильно буянила?

– Угу, – пробурчал мальчик, и тут же ретировался. – Пойду завтрак приготовлю.

Мы остались с Тенью одни.

– Нет, я не колдунья.

– Но вчера ночью ...

– У меня был приступ. Такое иногда бывает.

– Но вы вели себя как безумная, катались по полу, царапались, ругались, Антону чудом удалось вас уложить и привязать...

– Так я и не спорю, я сумасшедшая.

Глаза Тени расширились от ужаса.

– Вот ты много встречала колдунов в своей жизни?

– Ни одного, – женщина сжалась в углу еще больше. – Верните меня обратно, пожалуйста.

– Ты не видела ни одного колдуна, так как ты можешь утверждать, что я колдунья?

– Все колдуны безумны! Это же известно даже ребенку.

– Верно. Все колдуны безумны. Но! Не все сумасшедшие являются колдунами, – я специально помолчала, давая Тени обдумать эту сложную логическую конструкцию.

– Не понимаю.

– Есть очень много безумных людей. Но колдунов намного меньше, понимаешь? Вот ты например.

– Что я? – Тень недоуменно вскинула голову.

– Ты тоже безумна.

– Неправда!

– Безумна. Правда, твое безумие почти незаметно. Оно проявляется в твоем даре. Ведь что такое безумие? Безумие – это когда ты чем-то отличаешься от общепринятых норм поведения или способностей. Вот Антон. Он абсолютно нормален. Возьмем его как норму. Умеет он так прекрасно рисовать, как ты? Нет, не умеет. Значит, ты можешь и делаешь то, что не могут остальные. Значит, ты отличаешься, а поэтому ты безумна.

– Я... я просто рисую, а рисовать умеют многие.

– Верно. А кто сказал, что они не безумны? Так что не суди других. А колдун... Колдун – это тот, кто перешагнул некоторую черту, за которой нет ничего, кроме разрушения и зла, там нет эмоций и желаний. Колдун уже не человек, а бездушная тварь, упивающаяся своей властью... – Я замолчала надолго, уставившись в пустоту. Вместе со мной молчала и Тень. – Давай на этом закончим, у нас сегодня очень много дел.

Тень закашлялась, отрицательно мотая головой. Она явно не верила моим словам.

– Ты знаешь, чем я занимаюсь?

Женщина покачала головой.

– Частным сыском. Сейчас у меня богатая клиентка, я должна найти ее пропавшую дочь, девочке семь лет. И думаю, что ее погубила колдунья.

Тень молчала и недоверчиво слушала меня.

– А знаешь, что на твоем последнем рисунке? Это то, чем колдунья губит людей. Грибное колдовство. Или что-то на него похожее. Так что ты подтвердила мои догадки. Пошли завтракать.

К завтраку пожаловали Мартен и его отец, Антон пригласил их к столу, подал вкуснейшие сырники и заварил диковинный заморский напиток – кофе. А принесенные гостями нежные ароматные булочки с изюмом привели меня почти в чувство. После приступов у меня всегда разыгрывается дикий аппетит, так что я моментом умяла еду. Тень не проронила ни слова.

Отец Мартена оказался бойким лукавым старичком, безумно влюбленным в свое дело. Собственно, за завтраком говорил только он. Подробно рассказал про свои фирменные рецепты, похвастался семью видами закваски для теста, которые вывез из осадного города, перечислил все пряности, которые думает закупить в ближайшее время, долго размышлял вслух, как назвать пекарню, и даже совсем не замечал, что его толком никто не слушает. Антон был мрачный и уставший, я обжиралась до неприличия, а Тень замкнулась в себе. Только Мартен делал вид, что слушает, и поддакивал отцу.

Мы дождались поверенного и заключили с Мартеном сделку. Он был поражен известием о том, что я вчера купила рабыню, но узнав, что собираюсь оформить ей вольную после того, как она отработает свою стоимость, окончательно успокоился и уверился в моей честности и порядочности.

– Лидия, ты обещала зайти в церковь. Сегодня в двенадцать как раз воскресная служба. – Антон был настроен решительно. – Заодно у священника узнаешь, где найти лекаря.

– Я туда не пойду.

– Я спрашивал про отца Георга, соседи о нем хорошо отзываются.

Я ненавижу церковь и все, что с ней связано. Пожалуй, я даже не знаю, кого больше ненавижу: церковников или колдунов.

– Ну хорошо, – Антон явно был не намерен отступать. – Но тебе все равно необходимо заручиться помощью церковников. Колдовством должен заниматься не мирской сыск, а церковный.

– Не хочу. Что-нибудь придумаю.

– Госпожа боится зайти в церковь? – Тень смотрела на меня с подозрением.

Ну вот что ей сказать? Как объяснить? Я вздохнула.

– Хорошо. Пойдем на воскресную службу все вместе. Посмотрим на вашего хваленого отца Георга.

Церковь оказалась достаточно скромная и уютная, служба вогнала меня в сон, собственно я благополучно ее проспала на плече Антона. Тот сердито растолкал меня после ее окончания, кивнув в сторону священника. Отец Георг, седовласый и маленький, подошел к нам и поздоровался.

– Вы мои новые прихожане? Недавно купили дом помчика Галицкого?

– Да. – Я внимательно приглядывалась к церковнику, пытаясь отыскать знакомые искорки безумия в его глазах. Горький опыт убедил меня, что почти все священнослужители – безумные фанатики, от которых стоит держаться как можно дальше. Но в ясных глазах цвета весеннего неба я не находила ни единого признака безумия. Это было очень странно и непривычно. Хотя любое исключение лишь подтверждает общее правило.

– Я рад приветствовать вас в церковной обители. Надеюсь, вы станете прилежными прихожанами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю