Текст книги "Мари-Клэръ"

Автор книги: Маргарита Оду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Пусти, не мѣшай имъ входить, бѣдныя животныя.

И въ то же время мужчина погналъ стадо въ церковь. Я тотчасъ же узнала Евгенія, брата фермера. Онъ провелъ рукой по спинѣ одного барана и сказалъ:

– Онѣ красивы съ блестками инея, но это вредно для нихъ.

Я не удивилась, что онъ очутился здѣсь. Указавъ на церковь, я спросила его: что это такое?

– Это для тебя, – отвѣтилъ онъ. Я боялся, что ты не найдешь каштановую аллею, и повѣсилъ по фонарю съ каждой стороны.

Въ головѣ у меня помутилось, и, только нѣсколько минутъ спустя, я поняла, что эти высокія почернѣвшія и обветшалыя колонны не что иное, какъ стволы каштановъ; въ то же время я узнала и окна большой залы, освѣщенныя огнемъ камина.

Евгеній самъ сосчиталъ барановъ. Онъ помогъ мнѣ сдѣлать для нихъ настилку изъ соломы и, когда я выходила изъ овчарни, остановилъ меня и спросилъ: правда ли, что я не знаю, куда дѣлись два пропавшихъ ягненка. Мнѣ стало очень стыдно при мысли, что онъ могъ подумать, что я солгала, и я не могла удержаться отъ слезъ, увѣряя его, что я не замѣтила, какъ они исчезли. Тогда онъ сказалъ, что нашелъ ихъ утонувшими въ канавкѣ съ водой.

Я думала, что онъ станетъ ругать меня за небрежность, но онъ мягко сказалъ:

– Иди скорѣй, погрѣйся. Въ твоихъ волосахъ иней со всей Солони.

Я дала себѣ слово на слѣдующій день пойти посмотрѣть канавку. Но ночью выпалъ такой глубокій снѣгъ, что пришлось отказаться отъ мысли о полѣ. Я помогала старой Бибишъ чинить бѣлье, а Мартина начала прясть на своей прялкѣ, распѣвая свои заунывныя пѣсни.

* * *

Вечеромъ, послѣ ужина, собаки не переставали бѣшено лаять. Мартина безпокоилась. Она тревожно прислушивалась и, повернувшись къ фермеру, сказала:

– Я боюсь, что эта погода пригонитъ намъ волковъ.

Фермеръ всталъ, вышелъ, окрикнулъ собакъ и обошелъ съ фонаремъ скотный дворъ.

Восемь дней падалъ снѣгъ и сотни воронъ слетѣлись на ферму. Онѣ были такъ голодны, что ничего не боялись, влетали въ конюшни, на гумно и опустошали скирды хлѣба. Фермеръ убилъ много воронъ. Нѣсколькихъ изжарили со свинымъ саломъ и капустой. Всѣ нашли, что это очень вкусно, но собаки не захотѣли ѣсть.

* * *

Ели стояли еще подъ снѣжнымъ покровомъ, когда впервые выгнали стадо. Холмъ тоже былъ весь бѣлый и, казалось, немного приблизился къ фермѣ. Вся эта бѣлизна ослѣпляла меня; я не находила знакомыхъ предметовъ на своихъ мѣстахъ и каждую минуту боялась потерять изъ виду голубой дымъ, поднимавшійся надъ крышами фермы.

Овцамъ нечего было ѣсть и они бѣгали повсюду. Я не давала имъ разбредаться; онѣ сами походили на волнующійся снѣгъ, и я должна была пристально смотрѣть, чтобы не терять ихъ. Мнѣ удалось согнать ихъ на лугъ, окаймленный большимъ лѣсомъ. Лѣсъ очищался отъ снѣга, давившаго его своей тяжестью: большія вѣтви сбрасывали его однимъ взмахомъ, а другимъ, послабѣе, приходилось покачиваться изъ стороны въ сторону, чтобы онъ сползъ на землю.

Я никогда не была въ этомъ лѣсу, знала только, что онъ очень большой, и Мартина иногда пригоняла сюда овецъ. Ели были тутъ большія и верескъ очень высокій.

Я остановилась передъ большимъ кустомъ вереска. Мнѣ показалось, что онъ зашевелился и какой-то шорохъ доносился оттуда, какъ будто отъ сломанной вѣтки.

Я испугалась и подумала: „кто-то тамъ есть“. Затѣмъ шорохъ раздался гораздо ближе, хотя ничто не шевельнулось. Я старалась овладѣть собой, говоря, что это заяцъ или другое какое-нибудь маленькое животное разыскиваетъ себѣ пищу. Но, несмотря на всѣ свои доводы, я была увѣрена, что кто-то есть тамъ.

Мнѣ стало такъ жутко, что я рѣшила вернуться къ фермѣ. Только что я сдѣлала нѣсколько шаговъ къ овцамъ, какъ онѣ стремительно скучились и бросились изъ лѣсу.

Я безпокойно оглядывалась кругомъ, чтобы увидать, что могло напугать ихъ, и въ двухъ шагахъ отъ себя, въ самой срединѣ стада, увидѣла желтую собаку съ овцой въ пасти. Сначала я подумала, что Кастиль сбѣсилась, но въ ту же минуту увидѣла, какъ Кастиль съ жалобнымъ воемъ бросилась къ моимъ ногамъ и я поняла, что это волкъ. Онъ легко вскочилъ на откосъ, и когда онъ перескакивалъ широкую канаву, которая отдѣляла его отъ лѣса, его заднія лапы показались мнѣ крыльями, и я не удивилась бы, если бы онъ взвился надъ деревьями.

Нѣсколько минутъ я не отдавала себѣ отчета: боюсь я или нѣтъ. Потомъ я почувствовала, что не могу оторвать глазъ отъ канавы. Мои вѣки такъ отяжелѣли, что, казалось, я никогда не смогу закрыть ихъ. Я хотѣла закричать, чтобы услышали меня на фермѣ, но у меня пропалъ голосъ. Я хотѣла бѣжать, но ноги мои такъ тряслись, что я опустилась на сырую землю.

Кастиль, не переставая, выла, какъ будто ее били, и овцы стояли кучей.

Когда, наконецъ, я пригнала ихъ на ферму, я побѣжала къ хозяину Сильвену. Онъ уже по одному виду догадался, что случилось; и пока я разсказывала, куда исчезъ волкъ, онъ позвалъ брата и снялъ со стѣны два ружья.

Они вернулись ночью, не розыскавъ волка.

Послѣ ужина только объ этомъ и говорили. Евгеній хотѣлъ знать, какой былъ волкъ, и старая Бибишъ разсердилась, когда я сказала, что у него длинная желтая шерсть, какъ у Кастили, но что онъ гораздо красивѣе ея.

* * *

На слѣдующій день съ Мартиной случилось то же. Только что выгнали овецъ, и не успѣла она дойти до конца каштановой аллеи, какъ раздались ея глухіе крики.

Всѣ выскочили изъ дому. Я подбѣжала къ Мартинѣ первой. Она наклонилась и изо всѣхъ силъ тянула овцу, которую только что задушилъ и пытался унести волкъ. Онъ ухватилъ овцу за шею и тянулъ ее къ себѣ съ такой же силой, какъ пастушка.

Собака Мартины яростно кусала его за ляшки, но не видно было, чтобы онъ чувствовалъ это, и, когда хозяинъ Сильвенъ выстрѣлилъ въ упоръ, волкъ покатился, не выпуская изъ зубовъ шеи овцы.

Глаза Мартины расширились и губы побѣлѣли. Ея чепчикъ сползъ съ волосъ и проборъ на головѣ напоминалъ мнѣ тропинку, по которой можно безопасно прогуливаться. Выраженіе силы сошло съ ея лица, которое подергивалось теперь судорогой боли, и руки ея мѣрно открывались и закрывались. Она больше не упиралась на каштанъ и подошла къ Евгенію, который разсматривалъ волка. Она тоже посмотрѣла на него и громко сказала:

– Бѣдное животное, какъ, значитъ, онъ былъ голоденъ!

Фермеръ положилъ волка и овцу въ одну тачку и повезъ ихъ на ферму. Собаки шли за нимъ, пугливо нюхая воздухъ. Нѣсколько дней фермеръ съ братомъ охотился въ окрестностяхъ. Когда Евгеній проходилъ мимо меня, онъ всегда останавливался, чтобы сказать мнѣ ласковое слово. Онъ увѣрялъ меня, что ружейные выстрѣлы отгоняютъ волковъ, и что теперь они рѣдко попадаются въ нашей мѣстности. Несмотря на это, я не рѣшалась возвращаться въ большой лѣсъ и предпочитала пасти на холмѣ, который былъ покрытъ только верескомъ.

* * *

Съ наступленіемъ весны фермерша научила меня доить коровъ и кормить свиней. Она говорила, что хочетъ сдѣлать изъ меня хорошую фермершу. Я не могла не вспомнить при этомъ, какъ настоятельница съ презрительной миной говорила мнѣ:

– Вы будете доить коровъ и кормить свиней! Говоря это, она воображала, что налагаетъ на меня наказаніе, а я, между тѣмъ, испытываю только удовольствіе, ухаживая за скотомъ. Чтобы мнѣ было легче доить, я упиралась лбомъ въ бокъ коровы, и скоро мое ведро наполнялось. Надъ молокомъ всплывала пѣна, отливавшая разнообразными красками, и когда лучъ солнца падалъ на нее, она становилась такой красивой что я не могла оторвать глазъ отъ нея.

Я не чувствовала отвращенія къ свиньямъ. Ихъ пища состояла изъ варенаго картофеля и кислаго молока. Я погружала руки въ ведро, чтобы хорошо смѣшать все это, и испытывала большое удовольствіе, заставляя свиней ждать своего корма нѣсколько минутъ. Меня забавляли ихъ нестройное хрюканье и проворныя движенія ихъ пятачковъ.

* * *

Въ маѣ хозяинъ Сильвенъ пустилъ мнѣ въ стадо козу. Онъ купилъ ее для того, чтобы прокармливать своего только что родившагося ребенка.

Стеречь эту одну козу было труднѣе, чѣмъ все стадо. Благодаря ей мои бараны забирались въ овесъ, который былъ уже высокимъ.

Фермеръ замѣтилъ это и сдѣлалъ мнѣ выговоръ; онъ обвинялъ меня въ томъ, что я засыпаю себѣ гдѣ-нибудь, а стадо, между тѣмъ, топчетъ его нивы.

Мнѣ приходилось каждый день проходить мимо лѣса, гдѣ росли молодыя ели. Въ три прыжка коза доскакивала до него и, пока я искала ее, ягнята ѣли овесъ.

Первый разъ я долго ждала, пока она вернется сама. Я звала ее нѣжнымъ голосомъ. Наконецъ, я рѣшила пойти за ней, но ели такъ густо росли, что я не могла пробратьси къ ней.

Я не могла уйти, не узнавъ, что стало съ козой. Я замѣтила, куда она вошла, и пошла за ней, закрывъ лицо руками, чтобы предохранить его отъ уколовъ иглъ. Я сразу увидѣла ее сквозь пальцы, она была возлѣ. Я протянула руку, чтобы схватить ее за рога, но она отступила назадъ, и потревоженныя вѣтви, сильно хлестнули меня по лицу. Но я всетаки успѣла схватить ее и привела въ стадо.

Каждый день она возобновляла свои продѣлки. Я отгоняла барановъ возможно дальше отъ овса и бросалась вслѣдъ за ней.

Коза была вся бѣлая, и я скоро нашла у ней сходство съ Мадленой. У ней, какъ и у Мадлены, глаза отстояли далеко одинъ отъ другого. Когда я выгоняла ее изъ елей, она долго смотрѣла на меня неподвижными глазами.

Въ такіе минуты я думала, что Мадлена превратилась въ козу. Временами я умоляла ее не возобновлять свои побѣги и была увѣрена, что она понимаетъ меня, когда я дѣлаю ей упреки.

Однажды я вышла изъ-подъ елей съ растрепанными волосами и махнула головой, чтобы откинуть ихъ напередъ. Коза заблеяла отъ страха и отскочила въ сторону; потомъ, опустивъ, рога, стала наскакивать на меня; я тоже опустила голову, махая волосами, которые спускались до земли, коза пустиласъ бѣжать, дѣлая скачки, не поддающіеся описанію. Каждый разъ, какъ она убѣгала въ ельникъ, я мстила ей, пугая ее своими волосами.

Какъ-то утромъ хозяинъ Сильвенъ засталъ меня, когда я бросалась на нее. Онъ покатился со смѣху, и мнѣ стало стыдно. Я тотчасъ же остановилась и начала приводить въ порядокъ волосы.

Коза вернулась ко мнѣ. Она смотрѣла на меня, вытянувъ шею и комично подергивая бедрами, готовая отскочить при малѣйшемъ жестѣ. Фермеръ продолжалъ хохотать; онъ стоялъ, согнувшись вдвое, и умиралъ со смѣху. Только и видны были, что блуза, борода и огромная шапка. Взрывы его хохота вызывали у меня слезы, и мнѣ казалось, что онъ останется навсегда такимъ, скрюченнымъ и смѣющимся.

Когда, наконецъ, фермеръ успокоился, онъ ласково спросилъ меня, въ чемъ дѣло. Я разсказала ему о продѣлкахъ козы. Тогда онъ, снова засмѣявшись, погрозилъ ей пальцемъ.

На слѣдующій день повела ее Мартина. Но со второго же раза она заявила, что лучше уйдетъ съ фермы, чѣмъ станетъ пасти эту одержимую дьяволомъ козу.

Старая Бибишъ говорила, что козъ нужно бить. Я все помнила тотъ единственный ударъ, который дала ей; при этомъ ея бока издали такой странный звукъ, что я никогда больше не рѣшалась бить ее.

Козу пустили пастись около фермы, и она исчезла однажды, такъ что не могли узнать, куда она дѣлась.

Приближался день Ивана-Купалы, и Евгеній сказалъ, что нужно свезти меня въ деревню, чтобы отпраздновать годовщину моего пріѣзда на ферму.

Ради праздника фермерша подарила мнѣ желтое платье, которое она носила молоденькой дѣвочкой.

Деревня называлась Св. Горой. Въ ней была только одна улица, въ концѣ которой находилась церковь.

Мартина быстро потащила меня къ обѣднѣ, которая уже началась. Она толкнула меня на скамейку, а сама сѣла предо мной.

Впечатлѣніе торжественности, полученное мною при входѣ въ церковь, почти немедленно изгладилось. Позади меня двѣ женщины не переставали говорить о вчерашнемъ базарѣ, и мужчины, находившіеся около двери, не стѣснялись говорить громко.

Молчаніе воцарилось тогда, когда священникъ взошелъ на каөедру. Я подумала, что онъ станетъ говорить проповѣдь, а онъ началъ объявлять о предстоящихъ бракахъ: при каждомъ имени бабы съ улыбкой шептались направо и налѣво.

Мысль о молитвѣ даже не пришла мнѣ въ голову. Я смотрѣла, какъ молилась Мартина, стоя на колѣняхъ. Пряди ея вьющихся каштановыхъ волосъ выбивались изъ-подъ кружевного чепчика. Она была широка въ плечахъ, и ея тонкую талію обхватывала черная лента. Отъ всей ея фигуры вѣяло чистотой и свѣжестью.

А настоятельница говорила мнѣ, что всѣ пастушки грязнухи.

Я представила себѣ Мартину среди овецъ, въ короткой полосатой юбкѣ, въ чулкахъ, плотно прилегавшихъ къ ногамъ, въ сабо, обтянутыхъ кожей, которые она чистила ваксой, какъ башмаки. Однако, она была хорошей пастушкой. Фермерша говорила, что она хорошо знаетъ каждую овцу въ стадѣ.

Когда мы выходили изъ церкви, Мартина, бросивъ меня, подбѣжала къ какой-то старушкѣ, которую она нѣжно обняла. Потомъ я потеряла ее изъ виду, и оставшись одна, не знала куда итти.

Недалеко отъ меня виднѣлась харчевня Бѣлаго Коня. Гулъ голосовъ и звяканіе посуды доносились оттуда. Люди кучками входили въ нее и скоро на площади не осталось ни души.

Я собиралась войти уже въ церковь и подождать, пока придетъ за мною Мартина, какъ вдругъ увидѣла Евгенія, который бѣжалъ ко мнѣ. Онъ взялъ меня за руку и сказалъ смѣясь:

– Ну, еслибъ у тебя платье было не такое желтое, я навѣрно тебя забылъ бы.

Онъ посмотрѣлъ на меня съ усмѣшкой.

Онъ отвелъ меня къ учителю и попросилъ его дать мнѣ позавтракать и повести гулять вмѣстѣ съ дѣтьми.

На учителѣ платье было, какъ у господъ въ городѣ, а на Евгеніи – синяя блуза, и я очень удивилась, услыхавъ, что они на ты.

Въ ожиданіи завтрака учитель далъ мнѣ почитать книгу со сказками, и, когда пришло время прогулки, я бы предпочла остаться одна дочитывать книгу.

Въ деревнѣ на площади парни и дѣвушки танцевали въ пыли на солнцѣ. Ихъ подскакиванія мнѣ показались странными и ихъ веселье слишкомъ шумнымъ.

Какъ будто чувство глубокой печали шевельнулось во мнѣ, и когда поздно вечеромъ повозка привезла насъ обратно на ферму, я почувствовала истинное облегченіе отъ тишины и аромата полей.

* * *

Черезъ нѣсколько дней, когда я гнала стадо съ поля, одинъ баранъ, который шелъ вдоль изгороди, вдругъ сдѣлалъ огромный прыжокъ. Подбѣжавъ я увидала, что у него изъ носа идетъ кровь. Я подумала, что онъ оцарапался о шипы и вымывъ ему морду перестала думать о немъ. Но на слѣдующій день я страшно испугалась, увидя, что голова у него стала величиной съ туловище. На мой крикъ прибѣжала Мартина и стала такъ кричать что всѣ сбѣжались.

Я объяснила, что случилось наканунѣ, и хозяинъ сказалъ, что барана должно быть укусила гадюка.

Приходилось обмывать ему морду и не выпускать изъ стойла, пока не пройдетъ опухоль.

Я была рада поухаживать за бѣднымъ животнымъ, но какъ только осталась одна съ нимъ, меня обуялъ ужасъ.

Эта чудовищная голова, которая покачивалась на маленькомъ туловищѣ, вызывала у меня безумный страхъ. Непомѣрно большіе глаза, огромный ротъ, прямо торчащія уши, – все это вмѣстѣ превращало барана въ такое чудовище, которое трудно себѣ вообразить. Онъ все время стоялъ посрединѣ стойла, какъ бы боясь удариться о стѣнку. Я пыталась подойти къ нему, говоря себѣ, что это не больше, какъ баранъ. Но стоило ему повернуть ко мнѣ голову, и я стрѣлою летѣла къ двери. Всетаки я чувствовала къ нему большую жалость и минутами мнѣ чудился упрекъ въ этомъ покачиваніи головы направо и я налѣво. Тогда все у меня мѣшалось въ головѣ и я чувствовала, что схожу съ ума. Я поняла вдругъ, что способна дать ему умереть съ голоду.

Я разсказала объ этомъ пастуху, и онъ согласился ходить за бараномъ, пока не спадетъ опухоль. Онъ смѣялся надо мною, говоря, что не понимаетъ, какъ это можно такъ бояться больного барана.

Мнѣ въ свою очередь удалось оказать ему услугу, и я была очень довольна.

Какъ то утромъ, отвязывая быка, онъ поскользнулся и упалъ передъ нимъ. Быкъ обнюхалъ его, отдуваясь и сопя. Это былъ молодой бычекъ, взрощенный на фермѣ, который начиналъ дурить.

Пастухъ боялся, чтобъ онъ не началъ бѣситься и былъ увѣренъ, что быкъ не забудетъ какъ онъ лежалъ на землѣ передъ нимъ.

Мнѣ хотѣлось успокоить его, но я не знала, что сказать. Я была очень удивлена, увидя вдругъ, какой онъ старый: онъ бросилъ шапку на землю, и я впервые замѣтила, что у него совсѣмъ сѣдые волосы.

Весь день я думала о немъ и утромъ пока коровы выходили одна за другой, я не могла удержаться, чтобы не войти въ коровникъ.

Пастухъ пристально смотрѣлъ на быка, который нетерпѣливо дергалъ цѣпь. Я подошла и, погладивъ быка, отвязала его.

Пастухъ пропустилъ впередъ быка, и тотъ, какъ бѣшеный, бросился вонъ; посмотрѣвъ на меня съ изумленіемъ, пастухъ, прихрамывая, пошелъ за нимъ.

Я гораздо меньше боялась быка, чѣмъ распухшаго барана и каждый день, стараясь, чтобы меня никто не увидѣлъ, проходила въ коровникъ. Всетаки Евгеній замѣтилъ меня, отвелъ въ сторону, и, впиваясь въ меня своими маленькими глазками, спросилъ:

– Ты зачѣмъ отвязываешь быка?

Я боялась, сказать правду, чтобъ не досталось пастуху, и придумывала, что бы сказать, но ничего не придумала. Я стала говорить, что не отвязывала быка, но онъ насмѣшливо посмотрѣлъ на меня и сказалъ:

– Да ты никакъ лгунья?

Я тотчасъ же ему все разсказала, и въ слѣдующую субботу быка продали.

* * *

Я часто замѣчала, какой Евгеній добрый со всѣми. Когда у фермера выходили недоразумѣнія съ рабочими, онъ всегда въ концѣ концовъ звалъ брата, и тотъ нѣсколькими словами улаживалъ дѣло.

Онъ дѣлалъ ту же работу, что и хозяинъ Сильвенъ, но отказывался ѣздить на базаръ, говоря, что не съумѣетъ продать ни круга сыра.

Ходилъ онъ степенно, немного раскачиваясь, какъ бы подлаживался подъ поступь быковъ.

Почти всѣ воскресенья онъ проводилъ въ Святой Горѣ; когда же погода была слишкомъ плохая, онъ сидѣлъ за книгой въ большой залѣ. Я часто подстерегала его, не забудетъ ли онъ книгу, но онъ ее никогда не забывалъ. Я была въ отчаяніи, что ничего не находила читать на фермѣ, и стала собирать клочки газетъ.

Фермерша замѣтила это и сказала, что я становлюсь скупой.

Какъ-то разъ въ воскресенье я набралась смѣлости и попросила у Евгенія книгу; онъ подарилъ мнѣ пѣсенникъ.

Все лѣто я брала его съ собой въ поле. Я придумывала мотивъ къ пѣснямъ, которыя мнѣ больше всего нравились, потомъ мнѣ это надоѣло; помогая хозяйкѣ въ общей уборкѣ къ празднику Всѣхъ Святыхъ, я нашла альманахи за нѣсколько лѣтъ.

Полина велѣла мнѣ снести ихъ на чердакъ; но я какъ бы случайно забыла ихъ въ ящикѣ, гдѣ они лежали, и по одному брала ихъ потихоньку. Въ нихъ было много занимательныхъ разсказовъ, и зима промелькнула такъ, что я даже не замѣтила холода.

Въ тотъ день, когда я отнесла ихъ на чердакъ, я долго шарила, въ надеждѣ найти еще другіе альманахи. Я нашла только одну маленькую книжку безъ переплета; углы страницъ были свернуты трубочками, какъ будто ее долго носили въ карманѣ. Первыхъ двухъ страницъ не хватало, а третья была такъ замуслена, что вся печать стерлась. Я подошла къ слуховому окну, къ свѣту и наверху страницъ увидѣла, что это „Приключенія Телемака“.

Я открыла наугадъ и, прочтя нѣсколько строкъ, такъ заинтересовалась, что тотчасъ положила ее въ карманъ.

Я собралась уже уходить съ чердака, но мнѣ вдругъ пришло въ голову, что Евгеній положилъ книгу сюда и онъ можетъ придти за ней каждую минуту; тогда я положила ее обратно на закоптѣлую балку, гдѣ она раньше лежала. И какъ только представлялся случай пойти на чердакъ, я заглядывала въ это мѣсто и прочитывала, сколько успѣвала.

* * *

Какъ разъ въ это время у меня опять заболѣлъ баранъ. Ему подвело животъ, какъ будто онъ давно не ѣлъ. Я пошла спросить фермершу, что мнѣ съ нимъ дѣлать.

Она бросила ощипывать курицу и спросила, сильно ли его вспучило.

Я не сразу отвѣтила, спрашивая себя, что значитъ „вспучило“. Потомъ подумала, что вѣрно всѣ больные бараны должны быть вспучены, и сказала, что да, и чтобы еще сильнѣе подчеркнуть, поторопилась прибавить:

– Онъ совсѣмъ тощій.

Фермерша принялась хохотать, вышучивая меня, и крикнула Евгенію, который посвистывалъ около нея:

– Послушайте-ка, Евгеній, у ней баранъ вспученъ и тощъ заразъ.

Евгеній тоже расхохотался, сказалъ что я горе-пастушка и объяснилъ мнѣ, что когда у барана вздувается брюхо, то говорятъ, что его вспучило.

Два дня спустя, Полина сказала мнѣ, что они съ хозяиномъ Сильвеномъ видятъ, что изъ меня никогда не выйдетъ хорошей пастушки, и они рѣшили оставить меня въ домѣ помогать по хозяйству. Старая Бибишъ никуда уже не годна, а Полина одна не можетъ справиться съ тѣхъ поръ, какъ у нея ребенокъ.

Съ первыхъ же словъ я поняла, что теперь мнѣ будетъ легко часто бѣгать на чердакъ, и горячо поблагодарила фермершу.

* * *

Теперь, когда я стала служанкой, мнѣ приходилось колоть куръ и кроликовъ. Я никакъ не могла на это рѣшиться; хозяйка совсѣмъ не понимала моего отвращенія и говорила, что я, какъ Евгеній, который убѣгаетъ изъ дому, когда рѣжутъ свинью.

Чтобы показать мою готовность, я хотѣла попробовать заколоть цыпленка. Онъ бился у меня въ рукахъ и скоро солома кругомъ меня обагрилась. Когда цыпленокъ пересталъ шевелиться, я положила его въ ригу, чтобъ старуха Бибишъ его ощипала, но она подняла меня на смѣхъ, найдя цыпленка живехонькимъ на вѣялкѣ съ зерномъ. Онъ прожорливо клевалъ, какъ будто спѣшилъ залечить рану, которую я только что ему нанесла. Бибишъ схватила его и когда она провела ему ножемъ по шеѣ, солома стала гораздо краснѣе, чѣмъ въ первый разъ.

Во время полуденнаго отдыха, я поднималась на чердакъ немного почитать, открывала наугадъ книгу и, перечитывая такимъ образомъ ее, я каждый разъ находила что-нибудь новое.

Я любила эту книгу, мнѣ казалось, что это – юный узникъ, къ которому я тайно хожу на свиданія. Я представляла его себѣ въ одеждѣ пажа, сидящимъ въ ожиданіи меня на закоптѣлой балкѣ. Однажды вечеромъ мы съ нимъ совершили чудное путешествіе.

Захлопнувъ книгу, я облокотилась на слуховое окно. День уже почти угасъ, и ели казались менѣе зелеными. Солнце погружалось въ бѣлыя облака, которыя легко, какъ пухъ, вздымались и прорывались.

Сама не зная, какъ это случилось, я вдругъ очутилась съ Телемакомъ надъ лѣсомъ. Онъ держалъ меня за руки, и наши головы уходили въ синеву неба. Телемакъ молчалъ, но я знала, что мы летимъ на солнце.

Старуха Бибишъ звала меня снизу. Я отчетливо слышала ея голосъ, несмотря на разстояніе. Она должно быть очень злилась, что такъ громко кричала. Крики ея мало тревожили меня. Я ничего не видѣла, кромѣ искрящагося пуха, который обволакивалъ солнце и начиналъ разступаться, чтобы пропустить насъ.

Ударъ по рукѣ заставилъ меня упасть съ облаковъ. Старуха Бибишъ оттаскивала меня отъ окна, говоря:

– Въ своемъ ли ты умѣ, заставляешь меня такъ кричать. Ужъ больше двадцати разъ какъ я тебя зову ѣсть.

Скоро послѣ этого я не нашла больше книги за балкой. Но это былъ другъ, образъ котораго я носила въ сердцѣ, и я долго хранила воспоминаніе о немъ.

* * *

За два дня до Рождества хозяинъ Сильвенъ началъ готовиться, чтобы зарѣзать борова. Онъ наточилъ два большихъ ножа и, сдѣлавъ посрединѣ двора подстилку изъ свѣжей соломы, вывелъ борова; тотъ кричалъ такъ, какъ будто чуялъ правду. Хозяинъ связалъ ему всѣ четыре ноги и, привязывая веревки къ толстымъ кольямъ, крикнулъ женѣ:

– Спрячь ножи, Полина, не надо показывать ихъ.

__________

Полина дала мнѣ нѣчто вродѣ очень глубокой сковороды, и я должна была собирать кровь и держать сковороду такъ, чтобы не пропала ни одна капля крови.

Фермеръ подошелъ къ борову, который лежалъ на боку, всталъ на одно колѣно передъ нимъ и, пощупавъ около шеи, протянулъ руку къ женѣ, которая подала ему самый большой ножъ. Онъ наставилъ лезвіе на то мѣсто, которое держалъ пальцемъ, и сталъ медленно вонзать ножъ.

Визгъ борова въ эту минуту сталъ напоминать человѣческій крикъ.

Изъ раны вытекла капля крови и покатилась, оставляя за собой широкій красный слѣдъ; потомъ двѣ струи брызнули вдоль ножа и упали на руку фермера. Когда ножъ вошелъ по рукоятку, хозяинъ нажалъ на него и сталъ вынимать такъ же медленно, какъ вонзалъ.

Увидя лезвіе совсѣмъ краснымъ, я почувствовала какъ губы у меня похолодѣли, и во рту стало сухо. Мои пальцы разжались и сковорода накренилась. Хозяинъ Сильвенъ замѣтилъ это, поднялъ на меня глаза и крикнулъ женѣ:

– Возьми у ней сковороду.

Я не могла выговорить слова, но отрицательно покачала головой. У фермера былъ такой спокойный взглядъ, что я перестала волноваться и начала твердо держать сковороду подъ струей, которая била ключемъ.

Когда боровъ пересталъ кричать, къ намъ подошелъ Евгеній. Онъ, казалось, удивился, видя, какъ я старарательно подбираю послѣднія капли крови, которыя стекали по одной, какъ слезы.

– Какъ, ты собирала кровь?

– Да, она, – отвѣтилъ фермеръ – это доказываетъ, что она не такая мокрая курица, какъ ты.

– Это – правда, – сказалъ мнѣ Евгеній, – мнѣ тяжело смотрѣть, какъ рѣжутъ скотину.

– Ба! – отвѣтилъ хозяинъ – на то и создана скотина, чтобы кормить насъ, какъ лѣсъ, чтобы грѣть.

Евгеній отвернулся, какъ бы стыдясь своей слабости.

Плечи у него были худыя, а шея такая круглая, какъ у Мартины.

Хозяинъ Сильвенъ говорилъ, что онъ – вылитая мать.

Я никогда не видала, чтобъ онъ сердился. Онъ всегда напѣвалъ что-нибудь слабымъ, мелодичнымъ голосомъ.

По вечерамъ онъ возвращался съ поля, сидя верхомъ на одномъ изъ быковъ и часто напѣвалъ одну и ту же пѣсню.

Въ ней говорилось о солдатѣ, который, узнавъ, что его невѣста вышла замужъ, снова уходитъ на войну.

Онъ долго растягивалъ припѣвъ, который кончался такъ:

 
„Quand par un tour de maladresse,
Un boulet m’emportera;
Allons, adieu, chère maîtresse,
Je m’en vais dans les combats“.
 

Полина всегда разговаривала съ нимъ почтительно и не понимала, какъ это я такъ свободно съ нимъ говорю.

Въ первый же вечеръ, когда она увидала меня рядомъ съ нимъ на скамейкѣ у двери, она знакомъ позвала меня домой. Но Евгеній крикнулъ мнѣ:

– Иди же слушать сову.

Мы часто еще сидѣли на скамейкѣ, когда всѣ уже спали.

Сова садилась на вязъ, который росъ у самой двери. Своимъ мягкимъ уханіемъ она, казалось, желала намъ покойной ночи и улетала; ея большія крылья тихо проносились надъ нами.

Нѣсколько разъ кто-то пѣлъ на холмѣ.

Я вся дрожала: этотъ звучный голосъ среди ночи напоминалъ мнѣ голосъ Колетты.

Евгеній уходилъ, когда голосъ смолкалъ, но я продолжала сидѣть, ожидая, что онъ снова раздастся. Тогда онъ говорилъ:

– Ну иди, больше не будетъ.

* * *

Теперь, когда вернулась зима и мы больше не могли сидѣть на скамьѣ, между нами осталась какая-то внутренняя близость.

Когда онъ смѣялся надъ кѣмъ-нибудь, его полные насмѣшкой глаза искали мои и, если въ какомъ нибудь затруднительномъ случаѣ ему приходилось высказывать свое мнѣніе, онъ поворачивался ко мнѣ, какъ бы ожидая моего одобренія.

Мнѣ казалось, что я всегда его знала, и въ глубинѣ души я звала его старшимъ братомъ.

Онъ часто спрашивалъ Полину, довольна ли она мною. Полина говорила, что никогда не приходится дважды показывать мнѣ то же самое, и упрекала меня лишь въ томъ, что у меня нѣтъ порядка въ работѣ, то мнѣ все равно начать съ конца или съ начала.

Я не забыла сестры Мари-Любови, но я не скучала больше и чувствовала себя хорошо на фермѣ.

* * *

Въ іюнѣ, какъ всегда, пришли люди стричь овецъ и принесли дурную вѣсть: повсемѣстно овцы, какъ только ихъ кончали стричь, заболѣвали и подыхали массами.

Хозяинъ Сильвенъ принялъ предосторожности, но не смотря на все, что онъ сдѣлалъ, заболѣло около ста овецъ.

Ветеринаръ сказалъ, что можно спасти многихъ изъ нихъ, искупавъ въ рѣкѣ. Фермеръ вошелъ въ воду по поясъ и по одному выкупалъ всѣхъ барановъ. Онъ раскраснѣлся, и потъ градомъ катился съ него.

Вечеромъ его лихорадило и на третій день онъ умеръ отъ воспаленія легкихъ.

Полина не могла повѣрить своему горю, и Евгеній топтался на скотномъ дворѣ съ глазами, полными ужаса.

* * *

Скоро послѣ смерти фермера пришелъ къ намъ собственникъ фермы. Это былъ маленькій, сухой человѣкъ, который не могъ стоять на одномъ мѣстѣ и когда онъ на минуту останавливался, мнѣ казалось, что онъ танцуетъ на одной ногѣ.

Онъ былъ весь бритый, и звали его господинъ Тирандъ.

Онъ вошелъ въ залу, гдѣ мы сидѣли съ Полиной обошелъ ее кругомъ, выгибая спину, и, указывая на ребенка, сказалъ:

– Унесите его, мнѣ надо съ вами поговорить.

Я вышла съ ребенкомъ во дворъ и, дѣлая видъ, что гуляю, ходила подъ открытымъ окномъ.

Полина продолжала сидѣть на стулѣ; она сложила руки на колѣняхъ и наклонила голову впередъ, какъ бы стараясь понять что-то очень трудное. Господинъ Тирандъ говорилъ, не глядя на нее. Онъ прохаживался отъ камина къ двери и стукъ его каблуковъ по плитамъ смѣшивался со звукомъ его разбитаго голоса.

Вышелъ онъ такъ же поспѣшно, какъ и вошелъ; я обезпокоившись, пошла спросить Полину, что онъ сказалъ.

Она взяла ребенка на руки и, заплакавъ, сказала, что господинъ Тирандъ хочетъ прогнать ее съ фермы, чтобъ отдать ее сыну, который только что женился.

Въ концѣ недѣли господинъ Тирандъ пришелъ снова съ сыномъ и снохой. Они начали осмотръ со скотнаго двора, и когда они вошли въ домъ, господинъ Тирандъ остановился на минуту передо мной и сказалъ, что его сноха рѣшила взять меня къ себѣ служить.

Полина услыхала это и быстро направилась ко мнѣ, но въ это время вошелъ Евгеній съ бумагами въ рукѣ и всѣ сѣли вокругъ стола.

Въ то время, какъ они читали и подписывали эти бумаги, я разсматривала сноху господина Тиранда. Это была высокая брюнетка съ большими глазами и съ пугающимъ видомъ.

Она ушла съ фермы съ мужемъ, ни разу не взглянувъ на меня.

Когда ихъ экипажъ скрылся въ концѣ каштановой аллеѣ, Полина разсказала Евгенію о томъ, что сказалъ мнѣ господинъ Тирандъ.

Евгеній, который собирался выходить, быстро обернулся ко мнѣ, онъ казался возмущеннымъ, и голосъ его совсѣмъ измѣнился, когда онъ сказалъ, что эти господа распоряжаются мною, какъ своею вещью, и пока Полина печаловалась о моей судьбѣ, сообщилъ, что Тирандъ же заставилъ хозяина Сильвена взять меня на ферму. Онъ напомнилъ Полинѣ, какъ жалѣлъ меня фермеръ, видя какая я хрупкая, и прибавилъ, что очень хотѣлъ бы взять меня съ собой на новую ферму.

Мы всѣ трое стояли въ большой залѣ, я чувствовала огорченный взглядъ Полины на себѣ, и голосъ Евгенія звучалъ, какъ нѣжная пѣсня. Полина должна была уѣхать съ фермы въ концѣ лѣта. Каждый день я починяла ея бѣлье: я не хотѣла, чтобъ она увезла съ собою что-нибудь разорванное, старательно штопала, какъ меня учила нянька Жюстина, и акуратно складывала каждую вещь.

По вечерамъ я находила Евгенія на скамьѣ у двери.

Крыши овчарни блестѣли отъ луннаго свѣта. Бѣлый паръ, какъ вуаль, окутывалъ навозную кучу.

Со скотнаго двора не доносилось ни звука. Слышалось лишь поскрипываніе люльки, которую качала Полина, убаюкивая ребенка. Какъ только свезли зерно, Евгеній началъ съѣзжать. Пастухъ увелъ коровъ и старуха Бибишъ уѣхала на телѣгѣ, увозя всю живность птичьяго двора.