355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарет Уэйс » Драконы осенних сумерек » Текст книги (страница 1)
Драконы осенних сумерек
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 21:06

Текст книги "Драконы осенних сумерек"


Автор книги: Маргарет Уэйс


Соавторы: Трейси Хикмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Маргарет Уэйс, Трейси Хикмэн

Драконы осенних сумерек

ПЕСНЬ О ДРАКОНЕ
 
…Слушайте же эту Песнь,
Каждое слово которой, подобно дождинке,
Смывает прах веков и пыль домыслов
С величавой Легенды о Битве Драконов,
Легенды о том, как во дни юности мира,
Когда три луны поднимались над Кринном,
Мир содрогнулся от посвиста драконьих крыл.
И о том, как во дни тьмы, и ужаса,
Под черной луной,
Бесстрашный свет возгорелся в Соламнии:
Явился истинный Рыцарь.
Воззвав к Богам, он выковал сияющее Копье —
И пронзил им самую душу Темных Драконов,
Изгнав их черную тень
С посветлевших берегов Кринна.
Это был Хума, Соламнийский Рыцарь,
Прозванный Носителем Света.
У подножия гор, в священной тиши храма,
Собрал он Кователей Копий
И принял в себя их мощь, круша извечное Зло,
Вгоняя его назад в драконью глотку Тьмы.
И Паладайн, великий Бог Добра, сиял за его плечом,
Наполняя силой десницу.
Так Хума изгнал Владычицу Тьмы и все Войско Ужаса
Назад в Бездну,
В бессолнечный мир,
В царство смерти,
В Ничто,
Откуда не долетают проклятья.
Так, в громе и грохоте, окончился Век Мечтаний
И наступил Век Силы,
Когда в пределах Востока возвеличился Истар —
Королевство света и правды,
Чьи золотые и белые минареты
Возносились к солнечной славе,
Знаменуя уход Зла.
Сиял он,
Словно праматерь добра,
Словно метеор в небесах Справедливости.
Но Король-Жрец Истара все искал пятен на солнце.
Деревья в ночи виделись ему когтистыми демонами,
Реки под луной – густыми потоками крови.
Он хотел пройти путем Хумы
И тоже воззвать к Богам,
Чтобы изгнать из мира последнюю тень греха.
Святой была его цель.
Но Боги отвратили от мира свое лицо.
И настал час смерти и ужаса,
Когда огненная гора упала с небес,
Нацеленная в сердце Истара.
Город взорвался, словно череп в огне
Плодоносные долины вздулись горами,
Моря хлынули в разверстые могилы гор
Сухими пустынями сделались ложа морей,
Дороги Кринна стали дорогами мертвых.
Таково было начало Века Отчаяния,
Когда узлом связались дороги,
Когда ветры завыли в костях пустых городов,
А людей приютили горы, и пустоши
Древние Боги более не слышали их.
Вотще простирали мы руки к пустому серому небу,
Призывая новых Богов.
Нет нам ответа.
Равнодушно молчит Небо…
 
СТАРЕЦ

Тика Вейлан со вздохом выпрямила спину и повела плечами, пытаясь размять прихваченные судорогой мышцы. Бросив тряпку в ведро, она обвела комнату взглядом.

Содержать старую гостиницу в порядке делалось все трудней. Как ни ухаживай, как любовно ни полируй вощеную мебель – на поверхности старинных столов появлялись все новые трещины, а посетитель, садясь на скамью, рисковал схлопотать занозу пониже спины. Что говорить, «Последнему Приюту», верно, далеко было до тех новомодных гостиниц, которые, насколько слышала Тика, появились в Гавани. Но зато как здесь было уютно! Громадное дерево, на чьих могучих ветвях было построено здание, казалось, ласково обнимало его. Стены дома были до того искусно вписаны в естественные изгибы ствола, что глаз не мог различить, где потрудилась природа, а где – человеческая рука. Полированная стойка бара выгибалась изящной волной, опираясь на выступы живых ветвей. Цветные оконные стекла разбрасывали по комнате веселые блики…

Тени становились короче: близился полдень, скоро придет время открывать заведение. Тика огляделась еще раз, теперь уже с довольной улыбкой. Столы были чисто вымыты и натерты до блеска, оставалось только пройтись тряпочкой по полу. Тика принялась переставлять тяжелые деревянные скамьи, и в это время из кухни появился Отик, сопровождаемый облаком душистого пара.

– Еще один бодрящий денек! – сказал он. – И в смысле дела, и в смысле погоды!

Подобрав пухлый животик, он протиснулся за стойку и, весело насвистывая, принялся расставлять кружки.

– Я бы предпочла погоду потеплей, зато дела – без запарки, – ответила Тика, таща увесистую скамейку. – Я вчера ноги по колено стоптала, и хоть бы кто спасибо сказал, про чаевые я уж молчу! Такие все мрачные, прямо страшно смотреть. И знай подскакивают на всякий чих, точно ужаленные. Честное слово, стоило мне уронить кружку, как Ретарк выхватил меч!

– Подумаешь! – фыркнул Отик. – Ретарк – стражник утехинских Искателей, а у этой публики вечно душа не на месте. Поди-ка поработай у фанатика вроде Хедерика, сама станешь такой же…

– Тихо ты, – остерегла его Тика.

Отик только пожал плечами:

– Пока Высокий Теократ еще не приспособился летать, ему нас не подслушать. Скрипучие ступеньки выдадут его прежде, чем он разберет, о чем мы болтаем! – Но Тика заметила, что голос он все-таки понизил. Он продолжал: – Помяни мое слово, девочка, наши, утехинские, не долго будут терпеть подобное безобразие. Это же надо, людей хватают и тащат неизвестно куда! Ох, времена!.. – Отик покачал головой, но потом лицо его просветлело: – Зато дела идут замечательно…

– Пока он не надумал нас закрыть, – хмуро отозвалась Тика. Схватила швабру и принялась мыть пол.

– Даже Теократам нужно наполнять чем-то желудок, а также отмывать глотку от серы и огня, которые они извергают во время проповедей, – засмеялся Отик. – Каждый день задвигать людям про Новых Богов – небось жажда замучит. То-то он, как вечер – так к нам…

Тика оставила швабру и наклонилась поближе, поставив локти на стойку.

– Отик, – сказала она серьезно и тихо. – Ходят ведь и другие слухи… люди говорят о войне! О том, что на севере собираются какие-то армии! По городу слоняются непонятные типы в надвинутых капюшонах. Их все время видят с Высоким Теократом, они его о чем-то расспрашивают…

Отик с любовью взглянул на свою девятнадцатилетнюю собеседницу и ласково потрепал ее по щеке. Он старался заменить ей отца – с тех самых пор, как ее родитель таинственным образом исчез.

– Война? Еще чего! – фыркнул он и легонько дернул Тику за рыжие кудри. – Со времени Катаклизма только и слышно – «война» да «война». Болтовня, девочка, обычная болтовня. Может, сам Теократ ее и подогревает, чтобы народ не отбивался от рук…

И тут дверь растворилась.

Тика и Отик испуганно вздрогнули и разом повернулись к двери. Ни он, ни она не слыхали скрипа ступеней, что само по себе превосходило всякое разумение! «Последний Приют», как и все здания Утехи, был выстроен высоко на ветвях раскидистого валлина; единственным во всем городе исключением была кузница. Горожане подались на деревья очень давно, еще в эпоху безвременья и ужаса, последовавшую за Катаклизмом. Прошло время, но Утеха так и осталась висячим городом, одним из немногих истинных чудес, еще сохранявшихся на Кринне. Прочные деревянные мостки соединяли между собой жилые дома и общественные заведения – повседневная жизнь пятисот жителей шла своим чередом высоко над землей. «Последний Приют», самое крупное во всей Утехе строение, висело в сорока футах над землей. Снизу к нему вела лестница, обвивавшая узловатый ствол древнего валлина. Отик был совершенно прав, утверждая, что поскрипывание ступеней загодя предупредит о любом посетителе, званом или незваном.

Но почему-то ни Тика, ни Отик не слышали, как подходил этот старик.

Он стоял на пороге и с интересом оглядывался, опираясь на видавший виды дубовый посох. Капюшон простого серого плаща был накинут на голову: лицо скрывала тень, только поблескивали ястребиные, пронзительные глаза.

– Чем я могу служить тебе, старец? – обратилась к нему Тика, но прежде тревожно обменялась взглядами с Отиком: уж не соглядатай ли Искателей пожаловал в «Последний Приют»?

– Э-э… – заморгал старик. – У вас открыто?

– Ну… – Тика замялась.

– Да-да, конечно, открыто. – Отик, широко улыбаясь, поспешил ей на выручку. – Входи, входи, седобородый. Тика, кресло для гостя! Он, должно быть, уморился, поднимаясь по лестнице…

– Что? Какая лестница? – Старик почесал затылок и выглянул на крыльцо, потом посмотрел вниз, на землю. – Ах да, лестница… такая пропасть ступенек… – Прихрамывая, он вошел внутрь и шутя погрозил посохом Тике. – Не беспокойся, умница. Я и сам могу подыскать себе кресло.

Пожав плечами. Тика подхватила швабру и вновь взялась за уборку, не забывая, впрочем, поглядывать на старика.

А он между тем проследовал на самую середину комнаты, осматриваясь кругом так, словно желал запомнить расположение каждого стола и каждого стула. Зальчик, правду сказать, был порядочных размеров и имел форму боба: валлиновый ствол служил ему внутренней стеной, а сучья поддерживали пол и потолок. С особенным интересом оглядел старец камин, устроенный в глубине помещения. Кроме камина, в гостинице не было ничего, сделанного из камня, но искусные строители-гномы даже и его сделали неотличимым среди сплошь деревянного убранства: дымоход уходил вверх, изгибаясь подобно ветви. Рядом с камином аккуратной горкой высились нарубленные куски сушняка и сосновые чурбаки, привезенные издалека, с гор: никому во всей Утехе и в голову не пришло бы пилить на дрова свои родные деревья.

Черный ход наружу вел через кухню и, вообще говоря, представлял собой люк в полу, под которым зияла сорокафутовая пустота. Тем не менее кое-кто из посетителей заведения находил столь необычный запасной выход весьма даже удобным. Вот и старец, заметив его, одобрительно кивнул годовой. И пробормотал что-то вполголоса, продолжая осматриваться.

Но как же изумилась Тика, когда он вдруг отложил свой посох, засучил рукава и принялся переставлять мебель! Тика даже бросила мытье пола и спросила, опираясь на швабру:

– Послушай, что ты делаешь? Этот стол всегда здесь стоял!

Она имела в виду длинный, узкий стол, который старец оттащил из центра комнаты к самому стволу валлина, утвердив его напротив очага. И отступил в сторону, любуясь работой.

– Вот и хорошо, – проворчал он. – Как раз у огня. Принеси-ка, девочка, еще пару стульев: их должно быть шесть.

Тика вопросительно повернулась к Отику. Тот, казалось, хотел возразить, но как раз в это время на кухне что-то вспыхнуло. Судя по крику повара, масло опять пролилось в огонь. Отик умчался на помощь, исчезнув за вращающимися кухонными дверьми.

– Дед безобиден, – шепнул он, пробегая мимо Тики. – Пусть делает что хочет… в разумных пределах, естественно. Может быть, у него вечеринка…

Вздохнув, Тика подтащила два стула и поставила там, куда показал ей старец.

– А теперь, – велел он, зорко оглядывая помещение, – поставь, милочка, еще два кресла – да смотри, самые удобные! – вот сюда, в темный уголок возле камина.

– Какой же он темный? – сказала Тика. – Солнце так и светит сюда!

– Верно. – Старец прищурился. – Но вечером, когда зажжется камин, здесь как раз будет тень, а?

– Ну… – замялась Тика.

– Тогда будь умницей и принеси два стула получше. И третий – для меня. Вот сюда! – Он указал место перед самым камином.

– У тебя вечеринка, дедушка? – спросила Тика, подставляя ему отменно удобное, хоть и порядком вытертое кресло.

– Вечеринка?.. – Старца почему-то насмешило это слово. – Да, девочка, – засмеялся он. – Вечеринка, причем такая, какой народ Кринна не видал со времен Катаклизма! Так что готовься, Тика Вейлан. Готовься!

Он потрепал ее по плечу, ласково взъерошил ей волосы – и уселся, хрустя суставами, в кресло. И потребовал:

– Кружку эля!

Тика нацедила и подала ему эль. Снова взялась за швабру… И только тут до нее внезапно дошло: «Откуда он знает, как меня зовут?..»

*КНИГА ПЕРВАЯ*

1. ВСТРЕЧА СТАРЫХ ДРУЗЕЙ. НАГЛОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО

Флинт Огненный Горн со вздохом опустился на обросший мхом валун. Старые кости гнома горько жаловались на дальнюю дорогу, требуя отдыха.

– И чего ради я вообще уходил? – ворчал Флинт, глядя вниз, в долину. Он рассуждал вслух, хотя вокруг не было видно ни души. Долгие годы одиноких странствий выработали у гнома привычку беседовать с самим собой. Он хлопнул ладонями по коленям и закончил со всей страстью: – Да провались оно все!.. Чтобы я еще отсюда куда-нибудь потащился!..

Валун, нагретый послеполуденным солнцем, был весьма кстати после целого дня ходьбы по стылому осеннему воздуху. Откинувшись, Флинт с наслаждением ощущал, как впитывает тепло его старое тело. Тепло было не только телу, но и душе, ибо Флинт вернулся домой.

Он неспешно оглядывался, любуясь знакомым пейзажем. Перед ним лежала долина, щедро разукрашенная всеми красками осени. Алое и золотое великолепие валлиновых листьев растворялось в лиловой дымке, окутавшей далекие пики Харолисовых гор. Лазурное небо, сиявшее над головой, отражалось в водах озера Кристалмир. Над вершинами валлинов поднимались из невидимых труб тонкие струйки дыма, в воздухе пахло домашним уютом, теплом родных очагов… Ах, Утеха, Утеха!

Не торопясь подниматься. Флинт машинально извлек из заплечного мешка деревянный чурбачок и обнажил блестящий кинжал. Его народ с незапамятных пор любил придавать форму бесформенному. Сам Флинт был кузнецом, притом довольно известным, – пока не отошел от дел несколько лет назад. Он принялся было строгать деревяшку, но потом, разглядев что-то внизу, остановился.

– Во всех домах горят очаги, а мой – погас… – проговорил он тихо. Но тут же сердито встряхнулся – ишь, расчувствовался! – и снова взялся за чурбачок, продолжая громко ворчать: – Еще бы, столько времени без хозяина! Небось и крыша протекла… вся мебель заплесневела… нет, до чего дурацкое путешествие! В жизни большей глупости не совершал!.. Так ничему и не выучился за сто сорок восемь лет!..

– И не выучишься, гном, – ответил ему далекий голос. – Ну, может, разве к двумстам сорока восьми.

Флинт выронил чурбачок, рука его, оставив кинжал, привычно легла на топорище секиры. Голос раздавался с тропы и казался знакомым. Давным-давно уже гном не слышал знакомого голоса. Мудрено было сразу определить, кому он принадлежал.

Солнце садилось; Флинт щурился, вглядываясь против света. Он увидел человека, шедшего к нему по склону Поднявшись, Флинт отступил в тень высокой сосны, чтобы свет не так бил в глаза. Походка человека была упругой и легкой – на эльфийский лад, подумалось Флинту, – но тело выглядело мускулистым и крепким, – черта не вполне эльфийская. Зеленый капюшон мешал разглядеть лицо. Флинт видел только загорелые щеки и рыжевато-русую бороду, какие у эльфов не растут никогда. При бедре у человека висел меч, а на плече – длинный лук. На нем была одежда из мягкой кожи с тисненым узором. Узор был эльфийским. Но борода? Погодите-ка…

– Танис? – окликнул Флинт неуверенно.

– А кто же еще! – Бородатая физиономия расплылась в широченной улыбке. Танис сгреб гнома в охапку, оторвав его от земли. Флинт ответил объятием на объятие, но тут же вспомнил о своем достоинстве и высвободился из рук полуэльфа.

– Я смотрю, за пять лет ты так и не выучился хорошим манерам, – пробурчал он. – Никакого почтения ни к возрасту, ни к заслугам! Я тебе не мешок с картошкой!.. – И добавил, оглянувшись на тропинку: – Надеюсь, нас не видел никто из знакомых…

– Сомневаюсь, чтобы нас многие помнили, – ответил Танис, с любовью глядя на друга. – Для нас с тобой, старина, время движется совсем не так, как для людей. Для нас пять лет – краткий миг, для них – долгий срок… – И улыбнулся: – А ты все такой же!

– Про тебя я бы этого не сказал, – Флинт уселся обратно на камень и принялся строгать. Потом поднял глаза на Таниса и нахмурился: – Бороду-то зачем отрастил? Решил вконец себя изуродовать?

Танис поскреб подбородок:

– Мне случалось забредать в такие места, где на эльфов глядят косо… Вот тут-то борода, наследие моего папаши-человека, и помогала скрыть мое происхождение.

Горькая ирония звучала в его голосе.

Флинт хмыкнул, чувствуя недомолвку. Он знал, что полуэльф ненавидит сражения и убийства, но и прятаться от схватки не станет… Стружки падали из-под ножа.

– А мне, – сказал гном, – случалось забредать в такие места, где косо глядят на любого. – Он повертел в руках чурбачок. – Но все это, по счастью, миновало. Теперь мы дома!

– Если верно то, что я слышал, – не спеши говорить «гоп». – Танис поправил капюшон, затеняя глаза. – Говорят, Высокие Искатели собрались в Гавани и назначили какого-то человека по имени Хедерик Высоким Теократом в Утеху. И он со своей новой религией успел уже превратить город в сущий рассадник фанатизма!

Повернувшись, оба посмотрели вниз, в долину. Там начали понемногу загораться огоньки, обозначая жилища, спрятанные в кронах валлинов. Вечерний воздух был неподвижен, лишь доносился запах дровяного дымка очагов. Время от времени издалека слышались голоса – матери звали детей ужинать.

– А я и не слышал, чтобы в Утехе завелось какое-то зло, – негромко сказал Флинт.

– Преследования за веру… дознания всякие… – Голос Таниса зловеще прозвучал из-под надвинутого капюшона. Насколько помнилось гному, раньше этот голос не был таким низким и мрачным. Петь лет порядком-таки изменили его друга – притом что эльфы с годами не менялись вообще! С другой стороны, Танис лишь наполовину был эльфом – дитя зверского насилия, сын эльфийки, которую обесчестил человек-воин. Дитя войны – одной из множества вспыхнувших между разными расами Кринна в страшные годы безвременья, после Катаклизма…

– Дознания? Я слышал, хватают только тех, кто в открытую протестует против Высокого Теократа. – Флинт фыркнул. – Я тоже не верю в Новых Богов, о которых толкуют Искатели. И никогда в них не верил. Но я же не кричу об этом на улице! Не высовывайся – и останешься цел, вот мой девиз. И потом, я полагаю, Высокие Искатели, живущие в Гавани, как были людьми мудрыми и праведными, так и остались. Одно сгнившее яблоко – утехинское – испоганило всю корзину, вот и все. Кстати, а сам ты нашел, что искал?

– Какое-нибудь знамение древних истинных Богов? – спросил Танис. – Или ты имеешь в виду душевное успокоение? Я искал того и другого…

– Я полагаю, одно подразумевает другое, – проворчал Флинт. И повертел чурбачок, не вполне довольный работой. – Ну что, мы так и будем торчать здесь весь вечер, принюхиваясь к чужой стряпне? Или, может, все-таки спустимся в город и поужинаем?

– Пойдем, – сказал Танис, и они направились вниз по тропе. Походка Таниса была вдвое размашистей, чем у его спутника гнома. И хотя уже много лет минуло с тех пор, как они последний раз путешествовали вместе, Танис по привычке слегка убавил шаг, а Флинт, наоборот, прибавил.

– Стало быть, ты ничего не нашел? – продолжал расспрашивать Флинт.

– Ничего, – ответил Танис. – Как мы и думали, жрецы и священники, еще оставшиеся в этом мире, служат ложным Богам. То есть я не раз слышал россказни об исцелениях, но на поверку все оказывалось либо магией, либо вообще жульничеством. По счастью, наш общий друг Рейстлин меня научил, на что обращать внимание.

– Рейстлин! – хмыкнул Флинт. – Уж мне этот тощий бледнолицый маг! Да он сам наполовину шарлатан! Вечно хнычет, лицемерит и сует нос не в свое дело! Если бы не его брат-близнец, кто-нибудь давно уже раз и навсегда положил конец его штучкам.

Танис спрятал улыбку в бороде.

– Я думаю, – сказал он, – этот юноша куда сильней в магии, чем ты полагаешь. И согласись: Рейстлин, как и я, долго и неустанно трудился, помогая тем, кого обманули лжесвятоши… – Танис вздохнул.

– За что вас, я полагаю, не многие благодарили, – буркнул Флинт.

– Да уж. Люди хотят верить – и верят, даже зная в глубине души, что вера эта ложная. Ну, а сам-то ты что? Как твое путешествие на родину?

Флинт долго не отвечал, лицо его было мрачно.

– Зря я туда ходил, – пробормотал он наконец, искоса глянув на Таниса. Глаза гнома были едва видны под нависшими седыми бровями, но полуэльф перехватил взгляд Флинта и понял, что его спутнику не по душе был такой оборот разговора. И все-таки он продолжал расспрашивать:

– Подтвердилось ли то, что мы слышали о гномских жрецах?

– Нет. Все они сгинули во время Катаклизма, триста лет назад. Так сказали мне старики.

– Почти как и у эльфов, – задумчиво проговорил Танис.

– Я видел…

– Т-с-с! – Танис предостерегающе вскинул руку.

Флинт замер на месте и тихо спросил:

– Что такое?

– Там, вон в той рощице, – указал ему Танис. Флинт напряг зрение, одновременно нащупывая топор, пристегнутый за спиной.

Лучи закатного солнца, косо пронизывавшие рощу, блеснули на чем-то металлическом. Танис заметил этот блеск, потерял его, потом вновь увидел. Но тут солнце окончательно опустилось за горизонт. Лиловое небо начало медленно меркнуть непроглядные ночные тени расползались по лесу.

Флинт тщетно щурился в темноту.

– Ничего не вижу!

– Я видел, – сказал Танис. Он упорно вглядывался туда, где мелькал блестящий металл. Эльфийское зрение позволяло ему видеть красноватую ауру, присущую всем живым существам. Выждав, он окликнул: – Кто там?

В ответ раздалось жутковатое завывание, от которого у полуэльфа зашевелились волосы сзади на шее. Начавшись на глухой, низкой ноте, оно становилось выше и выше, пока не перешло в пронзительный визг.

– О эльф! – прозвучал замогильный голос. – Ступай прочь подобру-поздорову, а гнома оставь нам. Ибо мы – души тех бедолаг, которых Флинт Огненный Горн оставил лежать бездыханными во множестве трактиров, кабачков и таверн. Быть может, кто-нибудь думает, что мы пали в честном бою?

И голос, и вой сделались еще тоньше, к ним добавилось какое-то жужжание:

– О нет! Мы умерли со стыда, проклятые духом винных гроздьев за то, что не смогли перепить гнома холмов!

Борода Флинта затряслась от ярости. Танис, сгибавшийся пополам от смеха, был вынужден схватить друга за плечо – не то разгневанный гном, пожалуй, ринулся бы в кусты, размахивая секирой.

– Ох уж мне это зрение эльфов! – обладатель загробного голоса тоже развеселился. – А также бороды гномов.

– Чтоб ты пропал! – простонал Флинт. – Тассельхоф Непоседа!

Кусты тихонько зашелестели. Невысокая фигурка выступила на тропу. Это был кендер – представитель народа, который многие жители Кринна почитают Божьим наказанием хуже Комаров. Кендеры редко бывают более четырех футов ростом. Тот, что стоял на тропе, был примерно с Флинта, но гораздо тоньше в кости и оттого выглядел меньше. К тому же физиономия у него была совершенно ребяческая – как у всех кендеров, независимо от возраста. На нем были ярко-голубые штаны, плохо вязавшиеся с мохнатой безрукавкой и простой домотканой рубашкой. Карие глаза горели озорством и весельем, широкая улыбка, казалось, простиралась до кончиков заостренных ушей. Он отвесил друзьям шутовской поклон, согнувшись так, что густой длинный хвост каштановых волос, завязанных на макушке – краса и гордость кендера (чье имя в переводе на Общий язык, собственно, и означало Хохолок-на-макушке), – упал ему на лицо. Смеясь, кендер выпрямился, и Танис понял, откуда происходил замеченный им металлический блеск, – это сияла пряжка одной из многочисленных сумочек, подвешенных к поясу или через плечо.

Тассельхоф – Тас – с улыбкой смотрел на них снизу вверх, опираясь на свой посох-хупак. Вот что, стало быть, так жутко завывало в кустах! Следовало бы Танису сразу узнать этот звук и вспомнить, как кендер, бывало, отпугивал нападающих, вертя в воздухе посох. Хупак был давним изобретением кендеров; его нижний конец, окованный медью, остро оттачивали, верхний заканчивался рогаткой. Делались такие посохи из упругих и крепких ивовых веток. Другие народы Кринна могли презирать хупаки сколько угодно – кендерам они служили верой и правдой, являясь не только оружием и полезным инструментом в пути, но и настоящим символом расы. «Новая дорога хупаком красна», – гласила кендерская мудрость. Другая же мудрость добавляла: «А старых дорог не бывает…»

Тассельхоф сорвался с места и кинулся к друзьям, раскрывая объятия.

– Флинт!.. – Он сграбастал гнома и стиснул что было мочи. Тот ответил ему без особого энтузиазма и быстренько отступил прочь. Тассельхоф улыбнулся ему, потом поднял глаза на полуэльфа: – А это кто тут у нас? – И ахнул: – Танис! Ишь зарос, не узнать! – И протянул к нему руки, но тот покачал головой и весело погрозил пальцем:

– Уволь, уволь? Мой кошелек мне пока еще не надоел.

Флинт встревоженно засунул руку под куртку и с яростным воплем: «Ах ты, негодяй!» – ринулся на кендера. Тот хохотал, держась за живот, и не смог вовремя ретироваться. Оба рухнули наземь, подняв облако пыли.

Танис, посмеиваясь, нагнулся было спасать кендера от разъяренного Флинта… и тут что-то заставило его обернуться. Увы, слишком поздно расслышал он позвякивание сбруи и негромкое ржание лошади. Полуэльф потянулся к мечу, понимая, что утрата бдительности лишила его возможного преимущества в схватке. Теперь ему оставалось только ругаться про себя, приглядываясь к появившимся из-за деревьев.

Маленький мохноногий пони шел, опустив голову, ни дать ни взять стыдясь седока. У того была грязно-серая пятнистая кожа, висевшая по сторонам лица противными складками. Из-под боевого шлема смотрели поросячьи красные глазки. Рыхлое, жирное тело так и выпирало между пластинами начищенных лат, свидетельствовавших о немалых претензиях владельца.

Донесшийся запах заставил Таниса сморщиться. Хобгоблин! Он слегка выдвинул меч из ножен и ткнул ногой Флинта, но как раз в это время гном оглушительно чихнул и уселся на кендера верхом.

– Лошадь! – сказал Флинт и снова чихнул.

– Сзади, – ответит Танис негромко.

Флинт понял предупреждение, прозвучавшее в голосе друга, и немедленно вскочил на ноги. Тассельхоф тут же последовал его примеру.

Хобгоблин смотрел на них с седла глумливо и высокомерно. Красные глазки отражали меркнущий свет дня.

– Теперь вы видите, парни, с каким дурачьем нам приходится иметь дело в этой несчастной Утехе! – с ужасным акцентом сказал он на Общем языке.

В ответ из-за деревьев послышался грубый хохот. Потом появилось шестеро пеших стражников-гоблинов, одетых в грубое подобие формы. Они расположились по обе стороны конного предводителя.

– Ну вот что… – Хобгоблин наклонился в седле, и Танис невольно проследил взглядом за тем, как складки жирного брюха поглотили переднюю луку. – Я – Младший Командир Тоэд, начальник войск, предназначенных защищать Утеху от проникновения нежелательных элементов. Вы не имеете права входить в город после наступления темноты. А посему вы арестованы! – Младший Командир Тоэд нагнулся к ближайшему стражнику и приказал на квакающем гоблинском языке: – Если найдете у них голубой хрустальный жезл, немедленно доставьте его мне!

Танис, Флинт и Тассельхоф озадаченно переглянулись. Все они, особенно Тас, более-менее понимали по-гоблински. Голубой хрустальный жезл?.. Уж не ослышались ли они?

– А будут сопротивляться – прикончите, – добавил Младший Командир Тоэд, для острастки вновь перейдя на Общий. Дернул поводья, вытянул лошадку коротким хлыстом и галопом ускакал вниз по тропе, по направлению к городу.

– Гоблины! В Утехе!.. Да уж, есть за что спросить с этого нового Теократа… – возмущенно плюнул Флинт Отстегнув свой боевой топор, он пошире расставил ноги и слегка покачался с пятки на носок, проверяя, хороша ли стойка. И объявил: – Я готов! Ну? Кто первый?

– Шли бы вы с миром, а? – обратился к гоблинам Танис, откидывая с плеча плащ и обнажая клинок. – Мы проделали долгий путь. Мы устали и проголодались и к тому же опаздываем на встречу с друзьями, которых не видели очень давно. Нам вовсе ни к чему, чтобы вы нас арестовывали…

– Или убивали, – вставил Тассельхоф. Он не вытащил никакого оружия, но поглядывал на гоблинов с большим интересом.

Те явно смутились и начали переглядываться. Один зло посмотрел вслед предводителю, ускакавшему вниз по тропе. Гоблины, привыкшие безнаказанно обижать мелких торговцев и фермеров, посещавших городок, неожиданно оказались носом к носу с неплохо вооруженными и наверняка искусными бойцами… Но слишком упорной и застарелой была их ненависть ко всем другим расам Кринна. Гоблины обнажили длинные изогнутые клинки.

Флинт вышел вперед, крепко держа топорище секиры.

– Только одно племя презираю я больше, нежели овражных гномов, – сказал он. – Это гоблины!

Ближайший к нему стражник сделал выпад, думая легко разделаться с коротышкой. Ответный взмах секиры был точен и смертоносен. Голова гоблина покатилась прочь, тело рухнуло наземь.

– Что вообще вы, гнусь, делаете в Утехе? – спросил Танис, мастерски отражая бездарный выпад противника. Их мечи встретились в воздухе и на миг застыли, сцепившись. Танис отшвырнул клинок гоблина прочь: – На Теократа работаете?

– На Теократа? – Гоблин засмеялся булькающим смехом и снова ринулся на Таниса: – На этого глупца? Наш Младший Командир служит у… ух-х-х! – Мерзкая тварь наткнулась на Танисов меч и со стоном осела.

– Проклятье! – выругался тот, разочарованно глядя на поверженного врага. – Неуклюжий мозгляк! Я не собирался убивать его, только выведать, кто его нанял…

– Ты это скоро узнаешь – скорее, чем тебе хочется! – зарычал другой гоблин, бросаясь к отвлекшемуся полуэльфу. Повернувшись, Танис обезоружил его быстрым ударом, затем пнул в брюхо, и гоблин согнулся вдвое.

Еще один стражник прыгнул на Флинта, не успевшего восстановить равновесие после первого убийственного удара, и гному пришлось попятиться.

– Этим подонкам все равно, за кого драться, Танис! – раздался пронзительный голос Тассельхофа. – Бросай им время от времени кусочек падали, и они твои наве…

– Падали!! – взревел гоблин и отвернулся от Флинта. – А как насчет кендерятины, ты, недомерок? – И он бросился к безоружному на вид кендеру, протягивая к его горлу иссиня-багровые лапы.

Все с тем же детски-невинным выражением на рожице Тас запустил руку под мохнатую курточку, извлек кинжал и метнул. Гоблин схватился за грудь и свалился, даже не простонав. Уцелевший стражник удирал, шлепая по тропе босыми ножищами. Бой был окончен.

Танис, морщась, убрал меч в ножны: трупы гоблинов отвратительно воняли, запах напоминал тухлую рыбу. Флинт тщательно вытер с лезвия секиры черную кровь. Тас скорбно поглядел на тело сраженного им стражника – тот упал вниз лицом, накрыв собой его кинжал.

– Давай достану, – предложил Танис и наклонился перевернуть мертвеца.

– Не надо! – Тас скорчил гримасу. – Пускай в нем и торчит. Все равно от вони нипочем не избавиться!

Танис кивнул. Флинт убрал секиру в чехол, и трое друзей зашагали вниз по тропе.

Темнота сгущалась, и огоньки Утехи, горевшие впереди, делались ярче. Ночной воздух был холоден, так что запах дровяного дыма поневоле наводил на мысли о тепле, об уюте, о безопасности. Друзья ускорили шаг. Они долго шли молча, у каждого эхом звучали в голове слова Флинта: «Гоблины! В Утехе!»

Однако потом неунывающий кендер хихикнул.

– А кроме того, кинжал-то был Флинта!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю