Текст книги "Человек огня (Любовь в джунглях)"

– А что удивительного в том, что у моей тети такое же имя, как у меня, мистер Бренстон? – попыталась она вывернуться.

– Ничего, милая, – небрежно ответил он. – Но ведь это не вся загадка?

– Загадка? Какая загадка? – Тина покраснела. Тео отвратительно рассмеялся и снова спрятал письмо во внутреннем кармане. Потом, прежде чем отвечать, с довольным видом похлопал себя по куртке.

– Тина, малышка, мне это нравится. Рамон Вегас не единственный, кто слышал о Кристине Доннелли, знаменитом ботанике-исследователе. Я кое-кого расспросил и теперь знаю, что подлинной мисс Доннелли скорее сорок, чем двадцать. Не думайте, я заметил ваши усилия выглядеть старше перед встречей с сеньором, – он продолжал улыбаться, – но даже новая прическа не может меня обмануть: вы едва вышли из детского возраста. Так что давайте, милая, расскажите мне все. Обещаю, что у меня ваша тайна в полной безопасности.

Она снова села. Конечно, она ему не верит, а то, как он пересыпает свою речь ласковыми словечками, вызывает у нее отвращение. Но какая у нее альтернатива? Она не сомневалась в том, что он использует ее слова в свою пользу, но придется рискнуть: они слишком близко к Манаусу, чтобы она позволила ему поделиться сомнениями с Рамоном Вегасом. Она потерпела поражение – и по торжествующему выражению лица Тео Бренстона поняла, что он это знает.

– Хорошо, если вы обещаете держать это в тайне, я вам все расскажу, – подавленно проговорила она.

Довольный, он расслабился и выпустил кольцо дыма в воздух прямо над ее склоненной головой.

– Давайте, милая, обещаю.

Дрожащим голосом Тина начала:

– Я приняла участие в экспедиции не под своим именем, потому что моя тетя – подлинная Кристина Доннелли – в последний момент сломала запястье. Мне пришлось занять ее место, чтобы не разочаровывать сэра Харви Хонимуна, знаменитого ботаника, который рассчитывал, что тетя привезет из экспедиции много ценных образцов. Я опытный ботаник, много работала с тетей и, как понимаете, хорошо знаю, что нужно искать. Об обмане знали только мы с ней, и мне нужно сохранить тайну до конца пути, иначе сеньор Вегас, как только узнает правду, отошлет меня. Пожалуйста, мистер Бренстон, – она заговорила умоляющим тоном, – пожалуйста, не выдайте меня. Обещаю, что никого не подведу и мое присутствие никому не повредит. Вы ведь меня не выдадите?

Он откинул голову и громко расхохотался.

– И это все? – Хлопнул широкой ладонью себя по колену и насмешливо продолжил: – Чтоб меня разорвало, если я не делал из мухи слона! Я думал, что вы скрываетесь от закона, по крайней мере! – Его громкий смех привлек всеобщее внимание, и Тина еще больше покраснела, заметив удивленное выражение на лицах проходивших мимо мужчин. Она по необходимости отвергала все их дружеские попытки, и теперь они вдвойне разочарованы, видя, что она выбрала в товарищи человека, которого они даже после короткого знакомства начали презирать. В попытке спрятаться от осуждения, которого их глаза даже не скрывали, Тина отвела взгляд и увидела, что на нее пристально смотрят синие глаза Рамона Вегаса. Он тоже явно не одобрял ее выбор. Он стоял неподвижно в нескольких футах от них, наблюдая, как Тео Бренстон небрежно кладет ей на плечо руку. Она сдержала дрожь отвращения, которое испытала при его прикосновении, но не осмелилась возражать. Тео, уверенный в своей победе, продолжал смеяться и заверил ее:

– Я сохраню вашу тайну. Не волнуйтесь, куколка, я присмотрю за вами. Отныне я стану вашей тенью. До самого конца путешествия я буду с вами на каждом дюйме пути. Да, и мне это нравится!

И чтобы подчеркнуть свое удовольствие, он крепче обнял ее за плечи. Краем глаза Тина видела, как гневно отвернулся Вегас. Она тут же вырвалась из объятий Тео и процедила сквозь зубы:

– Еще немного такого поведения, мистер Бренстон, и я сама расскажу всем свою историю!

Он понял, что она говорит серьезно, и решил немного смягчить ситуацию. Снял руку с ее напрягшегося плеча и тоном оскорбленной невинности сказал:

– Хорошо, хорошо, милая, как скажете. Ведь ничего плохого не случилось!

Она снова опустилась на сидение, закрыла глаза и ощутила отчаяние. «Ничего плохого не случилось!» Почему-то воспоминание о гневном взгляде Рамона Вегаса превращало эти безобидные слова в ложь.

Глава четвертая

Когда они добрались до первой стоянки – Тупурукуара, – уже стемнело. Джозеф Роджерс на полной скорости искусно повернул судно к берегу и поднял по крутому травянистому склону. Когда с неожиданно громким свистом корабль остановился, все поспешно двинулись к люку, чтоб избавиться наконец от жары и духоты, от которых страдали последние несколько часов.

Тина вышла на широкий резиновый скат, опоясывающий судно, и вдохнула животворящий воздух. Они остановились на поляне, знакомой Рамону Вегасу по его прошлым путешествиям; с трех сторон поляну окружали джунгли. Тина стояла, не решаясь сделать первый шаг, на нее обрушились давно забытые запахи влажной растительности, неся с собой воспоминания о своих детских страхах, связанных с тропиками. Потребовался резкий окрик Рамона Вегаса, чтобы вывести ее из состояния транса.

– Двигайтесь побыстрей, сеньорита, – приказал он. – Через полчаса мы будем готовы есть!

Тина с пламенеющими щеками спрыгнула со ската. Все спокойно и уверенно выполняли заранее распределенные обязанности, поляна превратилась в арену бурной деятельности, но у нее не было никакого представления, как готовить пищу – и какую? Она не поверила бы, что обрадуется появлению Тео Бренстона, но когда раздался его голос, с явным облегчением повернулась к нему.

– Я разожгу костер, – предложил он, – а вы соберите посуду и припасы. Все, что вам нужно, выгрузили вон там, – и он показал на груду ящиков и коробок, выгруженных с корабля. – Умеете готовить овсянку и кофе?

– Овсянку и кофе? – повторила Тина, испытывая прилив облегчения. – И это все?

– Сегодня вечером – да, – с улыбкой ответил он, – но не надейтесь на такое меню каждый день, куколка. Следующие несколько недель мы будем в основном питаться дарами природы, а это означает копченого тапира, броненосца, или водяную свинью, или вареный крокодилий хвост. Единственное, что я могу пообещать, – с громким смехом добавил он, – мы вас не заставим переходить на туземную диету из вареных червей и маниоки.

Выражение отвращения на ее лице так его позабавило, что он расхохотался еще громче, и этот смех сопровождал ее, когда она через всю поляну направилась к груде припасов.

Тина испытала удовлетворение, когда спустя полчаса лихорадочной деятельности в последний раз помешала кашу в большом котле, подвешенном над лагерным костром, и огляделась, чтобы убедиться, что приготовлено достаточное количество тарелок и чашек. К этому времени мужчины кончили разбивать лагерь.

Поляна была ярко освещена костром и фонарями, при свете которых завершались работы. Все трудились, как бобры, повинуясь указаниям Рамона Вегаса: очистили подлесок, развесили гамаки для ночного отдыха. Тина старалась не думать о часах, которые предстоит провести в непрочном гамаке, окруженной опасностями, которые даже невозможно себе представить. Она сосредоточилась на каше и строго сказала себе, что каждую минуту нужно проживать так, как она проходит, если она не хочет умереть тысячу раз от воображаемой смерти.

Но о тревогах пришлось забыть, когда ее окружила толпа голодных мужчин, требуя еды. Она разложила овсянку по тарелкам, разлила по чашкам дымящийся кофе с проворством и ловкостью, которыми в глубине души гордилась, и вскоре мужчины за обе щеки поглощали простую пищу. Инес Гарсия заняла место рядом с Вегасом, а когда Тина взяла свою тарелку и чашку, Тео сразу окликнул ее и показал на место рядом с собой, которое занял для нее. Она направилась к нему. Ей не хотелось его общества, но он сидел далеко от тех двоих, и это ее устраивало. По-видимому, это устраивало и сеньору, потому что, когда Тина бросила быстрый взгляд в ее направлении, на лице Инес отразилось насмешливое удовлетворение. Тина, грязная, в липнущей одежде после работы у горячих котлов, быстро отвела взгляд: ей было неприятно видеть, как безупречно одетая Инес изящно притрагивается к еде, которую она приготовила с таким трудом. Какой бы работой ни занималась сама сеньора, ясно, что эта работа не требовала больших усилий: выглядела Инес великолепно, как всегда.

Из общего гомона прорезался голос Сандерса с его шотландским акцентом – Джок обратился к предводителю.

– Вы довольны сегодняшним прогрессом, сеньор? Мы останемся здесь и займемся своими проектами или завтра утром двинемся дальше?

Все замолчали. Рамон Вегас прервал разговор с Джозефом Роджерсом и ответил Джоку:

– Мы с Джозефом как раз обсуждали этот вопрос и решили не задерживаться здесь дольше, чем необходимо. Нам всем будет спокойней, когда мы оставим за собой знаменитые пороги Сан-Габриэль.

– Знаменитые? – В голосе Феликса Крилли звучала вопросительная интонация.

Вегас кивнул и нахмурился.

– Да, они начинаются через несколько миль отсюда – это очень опасный участок из девятисот отдельных порогов; Негру там сужается и несется среди торчащих камней и скал. Они, конечно, не самые худшие из тех, что встретятся нам в пути, на Ориноко нас ждут гораздо более опасные, но это первая наша опасная встреча, и предстоит испытание мужества каждого из нас. Прислушайтесь! – Он поднял руку, призывая к молчанию, и Тина инстинктивно напряглась. В наступившей тишине она услышала звук, напоминающий раскаты отдаленного грома над вершинами гигантских деревьев, и поняла, что слышит звук бешено мчащейся воды. Сердце ее едва не остановилось. Что за дьявольское испытание ожидало их?

Инес задала вопрос, который не решилась задать Тина.

– Но ведь в корабле мы в безопасности, Рамон?

Она всматривалась в его лицо, ожидая ответа. Рот его оставался сурово сжат, но он успокаивающе пожал ее руку.

– Думаю, Джозеф лучше ответит на этот вопрос. Наша жизнь зависит от его мастерства.

Джозеф небрежно пожал плечами, но во взгляде его, которым он обежал кольцо встревоженных лиц, мелькнуло озорство.

– Мы, конечно, можем опрокинуться в порогах, а скалы и камни могут порвать скат корабля, что, несомненно, представляет угрозу моему спокойствию, но, – он широко улыбнулся, – я уверен, что мы останемся живы.

Его уверенность подействовала на всех успокаивающе, и Тина тоже несколько расслабилась. Джозеф, с его мягким юмором и невозмутимостью, как бы «понижал в статусе» все те предполагаемые опасности, о которых сам говорил.

Остальную часть вечера разговоры были поверхностными. Все устали, а следующий день обещал быть полным событий, и один за другим постепенно ухолили к гамакам, пока не остались только Тина и Тео Бренстон с одной стороны костра, а по другую сторону – Инес и Вегас. Тео, не обращая никакого внимания на остальных, казалось, решил полностью занять Тину разговором, хотя она несколько раз делала попытки вернуться к своим обязанностям. В глазах ее, слипавшихся от недосыпа, груда немытых тарелок и чашек с каждой минутой словно вырастала в размерах. Тео продолжал рассказывать о своих многочисленных путешествиях, пока у Тины голова не начала клониться и держать глаза открытыми требовало чрезвычайных усилий. Вегас, казалось, был поглощен разговором со своей спутницей и не обращал на Тео и Тину внимания, так что когда из-за костра послышался его голос, он подействовал на девушку как удар хлыста.

– Сеньорита, мне нужно напоминать вам, что вас ждет работа?

При звуках этого властного голоса она инстинктивно вскочила на ноги, но ощутила такую усталость, что не сразу смогла ответить. За нее грубо и язвительно ответил Тео.

– Я ей помогу. Не собираюсь позволять Тине одной справляться с этим! – Он указал на груду посуды, и брови Вегаса сошлись в прямой линии. Подчеркнуто спокойным тоном он произнес:

– Вероятно, вы не слушали, Бренстон, когда я сказал: каждый член экипажа будет справляться со своими обязанностями сам. Никаких пассажиров, запомните! Я говорю серьезно. У сеньориты Доннелли было достаточно времени, чтобы закончить свою работу, но она предпочла болтать с вами и должна быть наказана за это.

Лицо Тео потемнело, и Тина с ужасом увидела, как он сжимает кулаки, словно собираясь померяться силой с холодным властным сеньором.

– Прошу вас, Тео... – запинаясь, поторопилась сказать она, – мне не нужна ваша помощь. Я настаиваю на том, чтобы вы меня оставили. Я справлюсь одна. – Она посмотрела в сторону Инес, которая не скрывала своего презрения и интереса, и добавила: – Одной бездельницы достаточно для любой группы.

Инее вспыхнула, но прежде чем смогла ответить, вмешался Вегас. Бросив на Тину жесткий взгляд, он повернулся к Инес и принялся ее успокаивать.

– Сеньорита Доннелли устала, и так как у нее и в обычных обстоятельствах не самый мирный характер, я думаю, лучше вам, Инес, и вам, Бренстон, – он выразительно посмотрел на Тео, – отправиться спать!

Хотя и выраженный в виде просьбы, это был приказ, и Инес первой подчинилась. Небрежно пожав плечами, она проговорила:

– Хорошо, Рамон, дорогой, – и добавила через плечо ласково: – Buenas noches[4], Карамару!

Легкая улыбка чуть расслабила его сжатый рот, но когда он повернулся к Тео, лицо снова стало жестким.

– Ну, Бренстон? – вопросительно произнес он. И ждал, расставив ноги, внимательно наблюдая своими синими глазами пумы за мускулистой фигурой Тео. Глаза их сцепились в поединке, на лбу Тео выступили капли пота. Тина не могла выдержать это напряжение и умоляюще прошептала:

– Тео, прошу вас, делайте, как он говорит...

Тео мрачно нахмурился, на лице его появилось выражение откровенной ненависти, он молча повернулся и ушел, оставив их одних.

Когда Тина собирала тарелки, руки ее дрожали. Под опущенными ресницами собирались слезы, приходилось постоянно мигать, чтобы отогнать их. Откуда-то из темноты за ней продолжал наблюдать Вегас, и она скорее умерла бы, чем позволила ему обнаружить, насколько ее встревожила и испугала отвратительная сцена.

Но когда услышала его негромкий голос, то почти не узнала, – настолько он не был похож на недавний голос жесткого властного человека.

– Вы выглядите усталой, сеньорита, позвольте мне вам помочь.

От удивления она промолчала. Своей сильной загорелой рукой он взял тарелку из ее безвольных пальцев. Низко склонив голову с рыжей короной волос, отвернувшись, она работала рядом с ним, пока все тарелки не были перемыты, а потом, по-прежнему молча и даже не взглянув на него, повернулась, собираясь уйти. Но он крепко взял ее за руку и удержал. Она вынуждена была посмотреть на него, и негодующий взгляд сменился смущением, когда она увидела его улыбку.

– Вы простите меня, сеньорита Доннелли? – негромко спросил он.

– За что? – напряженно ответила она.

– За то, что я вас наказал, конечно, – легко ответил он. – За то, что позволил вашей английской сдержанности рассердить меня, несправедливо возложил на ваши хрупкие плечи самые тяжелые обязанности, какие смог придумать.

От неожиданности у нее перехватило дыхание. Когда он улыбнулся, что-то в ней неудержимо потянулось к нему, и она неожиданно остро ощутила прикосновение его теплых пальцев. Он, казалось, не понимал, в каком она смятении. Он относится к ней, как взрослый, наказавший капризного ребенка, и теперь сожалеет об этом, потому что злоупотребил своей властью; прикосновение его бесстрастно, так сильный касается слабого, но для Тины оно было необыкновенно сильным, и она попятилась, как от неизведанной опасности. Выхватила руку и стала отступать, пока не прижалась спиной к стволу дерева. Она оглядывалась в отчаянной попытке найти путь к отступлению, и в этот момент он подошел к ней с выражением явного недоумения на лице.

– Вы вторично отшатываетесь от меня, сеньорита. Но что во мне вас так пугает?

Они были за пределами освещенного пространства, и он придвинулся еще ближе, чтобы разглядеть в темноте ее бледное лицо. Она сильнее прижалась к стволу, как будто пыталась преодолеть его прочность и неподвижность и сбежать. Но сбежать от этого внимательного взгляда было невозможно. Даже тьма тропической ночи не могла скрыть граничащее с ужасом выражение ее широко раскрытых глаз.

– Madre mia! – недоверчиво прошептал он. – Вы меня боитесь?

Его догадка заставила ее прошептать:

– Нет, конечно, нет...

Он протянул руку и крепко взял ее за плечо. Сквозь тонкую ткань она ощутила его жгучее прикосновение.

– Тогда почему вы смотрите на меня так, словно я людоед из детской сказки? – спросил он напряженно. – Почему в ваших глазах страх, даже сейчас, когда вы готовы это отрицать?

Отрицание, которое он предвидел, замерло у нее на устах. Она молча и умоляюще смотрела на него, и на его помрачневшем лице появилось вопросительное выражение.

– Сколько вам лет? – с неожиданным подозрением спросил он.

Ее оцепеневшее сознание уловило сигнал тревоги, и она пришла в себя. В отчаянной попытке развеять его подозрения, дрожащим голосом ответила:

– Это не ваше дело, сеньор!

– Вы ошибаетесь! Мое дело знать, кто у меня под командой: опытные путешественники или нет. А вы, сеньорита Доннелли, сейчас кажетесь едва окончившей школу девочкой!

Он говорил решительно, но в глазах его не было уверенности. Тина откинула голову и посмотрела на него с холодным презрением.

– Сеньор, я побывала во многих странах мира, жила еще и не в таких условиях и местностях. – То, что она говорит правду, придавало ей уверенности, и она готова была провоцировать его и дальше. – Вероятно, я должна принять ваше замечание о моей юной внешности как комплимент, но прошу вас, сеньор, – голос ее звучал резко, готовый прорезать броню его самоуверенности, – не пытайтесь применить ко мне свое латинское обаяние, потому что уверяю вас: я абсолютно равнодушна к лести. Предлагаю вам, – холодно закончила она, – сосредоточить свое очарование на донье Инес, если вам действительно необходимо восхищенное женское общество.

Лица его сейчас не было видно, но сжатое плечо свидетельствовало о гневе. Она приняла эту боль как наказание за свои безжалостные, но совершенно необходимые слова. Закрыла глаза и постаралась не заплакать, чтобы не нарушить молчание: она знала, что когда он заговорит, в его словах будут гнев и презрение. Но это гораздо лучше, чем показать ему, как он ее волнует. Ни один другой знакомый ей мужчина не обладал таким магнетизмом, как Рамон Вегас. Там, в Лондоне, некоторые мужчины интересовали ее, с некоторыми она даже целовалась, но чувство, которое она при этом испытывала, было ничтожно по сравнению с тем, какое вызвал он своим прикосновением. Тина задрожала, и его хватка ослабла. Вегас опустил руки и, когда заговорил, сердце Тины дрогнуло: такое презрение звучало в его словах.

– Вы убедили меня, сеньорита, что мне можно не беспокоиться из-за вашей обманчивой моложавости. Ваш острый язык послужит надежной защитой, если кто-нибудь из мужчин вздумает приставать к вам, и если вы говорите, что много путешествовали, я могу больше не думать о вашем благополучии. Надеюсь, – мрачно добавил он, – что отсутствие лести в моих словах покажет вам, что я не забыл слова ваши. Обещаю, что больше никогда вы не найдете меня... обаятельным.

С этим зловещим замечанием он отступил и исчез в темноте.

Позже, лежа в гамаке под защитой неизбежной белой противомоскитной сетки, которую так часто видела в кошмарных снах своего детства, Тина со страхом прислушивалась к звукам ночных джунглей. Неожиданный высокий голос испуганной птицы; резкий треск ветки под крадущейся лапой; шелест листвы и кустарника – все это должно было бы привести ее в ужас, если бы она не забыла в этот момент обо всем, кроме слов Рамона Вегаса. Она была смущена и встревожена его внутренней силой, соединенной с неожиданной мягкостью. Его прикосновение вызвало в ней чувства, которых она в себе и не подозревала; эти чувства придется скрывать, если она не хочет стать объектом насмешек и его, и доньи Инес Гарсии, которую такое знание, конечно, обрадовало бы. Сердце Тины вспыхнуло от этой унизительной мысли. Что бы ни случилось, нужно держаться подальше от Вегаса, если она хочет сберечь остатки своего достоинства.

Рассвет следующего дня застал всех полными сил и желания начать следующий этап пути. Тину не нужно было просить покинуть гамак: после ночи, полной непрерывных опасений и предчувствий, перспектива деятельности – любой деятельности – обещала облегчение. И она приступила к своим обязанностям так рьяно, что когда все встали, их уже приветствовал аромат свежесваренного кофе, а также менее аппетитные, но все равно желанные тарелки с овсянкой.

Тина раскраснелась от гордости, слушая оживленные реплики проголодавшихся мужчин; она удивилась, что они, несмотря на ее явную отчужденность, тем не менее готовы предложить ей свою дружбу.

Ей хотелось этого, хотелось стать своей, но веселые ответные шутки, которые дрожали на кончике ее языка, так и остались непроизнесенными, когда она вспомнила роль; которую вынуждена играть. Роль Ледяной девушки. Она уже слышала, что так ее прозвали, и это знание причиняло неожиданную боль. Она с самого начала уверяла себя, что не имеет значения, что думает о ней эта компания незнакомых мужчин, с которыми она вряд ли когда-нибудь еще встретится, но это не помогло. Она чувствовала себя одинокой, никому не нужной, хотя признавала, что это ее вина: она безжалостно обрывала все попытки установить дружеские отношения. И Тина продолжала молча подавать завтрак, пока обескураженные ее холодностью мужчины не замолчали.

После завтрака поляну очистили от всех следов пребывания и все, что использовалось во время стоянки, снова погрузили на корабль. Люк захлопнулся, они снова оказались в духоте замкнутого помещения. Все молчали, но тишина тут же сменилась яростным грохотом, как только Джозеф Роджерс включил двигатель. Тина сжала ручку сидения, чувствуя, как волна дрожи прокатилась по судну. Но, когда корабль скользнул на воду и звук работы двигателя обрел знакомый ритм, Тина вздохнула с облегчением.

И тут ее охватила усталость – подействовали бессонная ночь и натянутые нервы. Откинув голову на сидение, она смотрела, как мимо иллюминатора скользят бесконечные джунгли, постепенно превращаясь в сплошное зеленое пятно. Все молчали: несомненно, думали об опасностях, которые ждут всего в нескольких часах впереди. Когда будет разбит постоянный лагерь, у всех хватит работы, но сейчас ничего не оставалось делать – только ждать и думать. И неизбежно, как в каждый свободный момент, мысли ее обратились к тете. Она знала, что дома Крис по карте каждый день будет отмечать предполагаемое продвижение экспедиции; она наизусть знает их маршрут, и Тину согревала мысль, что тетя, хоть и далеко, тем не менее с нею рядом на каждом шагу. Дни, предшествовавшие ее прилету в Манаус, были слишком лихорадочными, чтобы она восприняла все указания, которые торопливо давала ей Крис. Занятая своими страхами, Тина часто лишь поверхностно воспринимала многие наказы тети, не вдумываясь в их содержание, но теперь, когда она на самом деле находилась в сердце Амазонии, приближаясь к территории касиквайоров, память насмехалась над ней. Тина закрыла глаза и попыталась вспомнить, в каком именно контексте упоминала тетя эту территорию. Она терпеливо восстанавливала все слова тети, пока не вспомнила все сказанное.

Как это ни невероятно, но через тысячи миль до Кью дошли сведения, что где-то в затерянном поселке в верховьях Ориноко туземный знахарь успешно лечит больных настоем листьев растения, похожего на коричное дерево; туземцы называют это растение сарангундина. Мечта каждого ученого – найти растение, которое способно излечивать самые загадочные человеческие болезни, и Крис не была исключением. Хотя экспедиция была исследовательской, Крис казалось немыслимым не поискать источник слухов, а если повезет, то найти и самого знахаря. Приключения в далеких местностях никогда не привлекали Тину, как Крис или родителей, но мысль о возможности найти новое, быть может, чудодейственное лекарство от каких-то недугов вызывала возбуждение. Впервые осознала она, какой огромный вклад внесла ее семья в борьбу с болезнями. Это знание словно бы подчеркивало ее собственный эгоизм, ее долгое нежелание понять своих близких в их поисках помощи тем, кому не повезло со здоровьем... И Тина почувствовала глубокий стыд за то раздражение, которое в детстве порой вызывали у нее родители: ведь ей казалось, что они из страсти к приключениям не обращали внимания на ее стремление к дому и нормальному семейному быту. Подобно бабочке, она медленно выбиралась сейчас из кокона куколки, где, как ей казалось, была защищена от всего, и теперь грелась в тепле гордости за семью. Эта гордость вызывала в ней стремление следовать по стопам родителей. И когда она думала о том, каким благословением может стать новое лекарство для тысяч страдальцев, усталость забывалась.

Крис много раз выговаривала Тине, что та не интересуется поисками лекарственных растений, и не раз выражала свое удивление отсутствием этого интереса в девушке, чья фамилия стала символом таких поисков. И теперь, с приливом гордости, Тина вдруг поняла, что тоже способна на такую преданность делу. Это способность спала в ней, может, заслоненная ощущением опасности и детскими страхами, но тем не менее у нее она есть. Это открытие ошеломило ее. Неужели это форма телепатии? Неужели Крис, за столько миль отсюда, мысленно попросила ее продолжить дело семьи? И пока она думала об этом, в ней родилась решимость: она приложит все усилия, чтобы отыскать туземного знахаря!