Текст книги "Распутник и чопорная красавица"
Автор книги: Маргарет Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Настороженная, готовая ко всему, Эзме ждала, что будет дальше, затаив дыхание. К счастью, Маклохлан не стал приближаться к ней. Он сунул руки в карманы брюк и, покачиваясь на каблуках, оглядывался по сторонам.
– Вижу, на новую отделку Огастес поскупился.
Решив вести себя так, словно ничто ее не волнует, Эзме начала стаскивать перчатки.
– Неужели так уж необходимо было изображать первобытного дикаря? Я не сабинянка, которую нужно похищать и на руках переносить через порог!
– Такое поведение показалось мне вполне уместным, – рассеянно ответил Маклохлан, подходя к потрескавшемуся высокому зеркалу в углу. – Оказывается, дом в худшем состоянии, чем я предполагал! Огастесу следует как можно скорее продать его, иначе скоро от него останутся одни развалины!
– Может быть, он рассчитывает, вернуться и заняться ремонтом.
– Может быть, в чем я лично сомневаюсь, – ответил Маклохлан, проводя пальцем по старому туалетному столику, словно ища несуществующую пыль: комнату, видимо, регулярно прибирают.
– По-моему, ваш поверенный нанял разумную прислугу.
– У Огастеса всегда разумная прислуга.
– Полагаю, за нее тоже платит мой брат? – спросила Эзме, вынимая шпильки из волос и складывая их на туалетном столике.
– Уж во всяком случае, не я, – бесстыдно признался Маклохлан. – Джейми прекрасно сознавал: как бы я ни пытался экономить, крупных расходов ему не избежать.
– А вы пытались экономить? – удивилась Эзме.
– Насколько возможно. И за все расходы я отчитаюсь.
Эзме неодобрительно поджала губы, понимая, что потраченные деньги все равно не вернешь. Маклохлан подошел к окну, раздвинул шторы и стал смотреть на сад.
– Не думаю, что пошел бы на такие жертвы ради женщины, которая меня бросила, – сказал он едва слышно, словно размышляя вслух.
Эзме мысленно согласилась с ним: она бы тоже не стала помогать мужчине, разбившему ей сердце. Но она больше не собиралась ни в чем признаваться Маклохлану.
– Мой брат очень добрый и великодушный человек.
– Очевидно, так, – ответил Маклохлан, – иначе он оставил бы меня на Тауэрском мосту!
Он отвернулся от окна, и Эзме с грустью увидела, что его всегдашняя язвительная, насмешливая гримаса вернулась на его лицо.
– Остается только радоваться, что я ни разу в жизни не был влюблен!
Он не был влюблен?!
– А вы, мисс Маккалан? Не потревожил ли ваше сердечко какой-нибудь симпатичный молодой джентльмен?
Так она ему и призналась – даже если бы и потревожил!
– Нет.
– Так я и думал, – ответил Маклохлан, снова доводя ее до бешенства своей улыбочкой.
Вдруг, не говоря ни слова и ничего не объясняя, он бросился на кровать и стал кататься по ней как одержимый.
– Что вы делаете?!
– Слуги должны думать, что мы с вами, оставшись наедине, тут же предались страсти.
– Зачем?
– Я ведь предупреждал, что в нашей семье мужчины отличаются бурным темпераментом.
– Мне очень жаль женщин вашей семьи. Что может быть хуже, чем оказаться игрушкой в руках мужчины! Во всем подчиняться ему.
– Сразу видно, что вы девственница!
Эзме решила, что не позволит ему смутить себя или дать почувствовать свое невежество.
– Разумеется, я девственница – и останусь ею до тех пор, пока не выйду замуж.
Он одним прыжком оказался на ногах.
– Ну а до тех пор – точнее, до следующего дня после вашей свадьбы – позвольте мне умолчать о том, как относятся женщины к страстным порывам своих мужей!
Эзме вспыхнула и замялась, подыскивая столь же дерзкий ответ. Тем временем Маклохлан подошел к двери справа от нее.
– Ну а теперь, если позволите, пышечка моя, я пойду переодеться.
– Разве рядом с моей спальней не моя гардеробная?
– Наши комнаты смежные. Как я и сказал, все мужчины в нашей семье страстные, – ответил он, снова насмешливо улыбнувшись ей.
И вышел.
В тот вечер на длинном столе, накрытом тонкой скатертью, тускло поблескивало столовое серебро; свет от многочисленных свечей отражался в гранях хрустальных бокалов. Ужин им подали в громадной столовой, оклеенной красными обоями и обшитой панелями красного дерева. У стены выстроились в ряд лакеи, готовые прислуживать хозяину и хозяйке; за ними надзирал дворецкий. Однако Эзме не замечала дорогой посуды и едва притронулась к изысканному ужину. Оказалось, что притворяться невежественной глупышкой гораздо труднее, чем она думала. Ей не только приходилось все время следить за своей речью. Настоящей пыткой для нее стало и красивое вечернее платье из изумрудного шелка с низким вырезом. Эзме все время боялась, что прольет на платье вино или суп, уронит кусочек рыбы в соусе или ростбифа – и испортит его навсегда.
В отличие от нее Маклохлан как будто наслаждался ролью хозяина большого дома. Рядом с ним она выглядела настоящей провинциальной глупышкой. Кроме того, он, переоделся к ужину и стал еще красивее. Черный смокинг подчеркивал его широкие плечи, бриджи и чулки откровенно обрисовывали стройные, мускулистые ноги.
– Да, мерина красивее я не видел, – говорил Маклохлан.
Перед их приездом он в самом деле купил в Лондоне мерина – на деньги Джейми, естественно!! – и послал его в Эдинбург. Как будто в Шотландии не было хороших лошадей. Эзме невольно покачала головой, представив, во сколько обошлась такая покупка.
– Если я его продам, то с выгодой, – продолжал Маклохлан.
Может, он намекает на судьбу животного после того, как они выполнят задание?
– Вы собираетесь его продать?
– Разумеется. Если мне дадут за него хорошую цену, я продам его хоть завтра.
Она вздохнула с облегчением. Хорошо, что он не собирается оставить мерина себе!
– Надеюсь, я неплохо на нем наживусь… В Эдинбурге – а возможно, и во всей Шотландии – нет животного красивее! Надеюсь, ваша кобыла окажется не хуже.
Эзме чуть не уронила серебряную вилку:
– Вы приобрели еще одну лошадь?!
Вспомнив, что должна изображать глупышку, она хихикнула и захлопала ресницами:
– Неужели вы и мне купили лошадку, утеночек? Ведь я не умею ездить верхом!
Она говорила истинную правду. В детстве, на Севере, верховые лошади были им не по карману. Джейми научился ездить верхом позже; ей же такой возможности не представилось.
Маклохлан рассмеялся, и в этот раз его смех не показался ей таким уж приятным.
– Что ж, теперь после того, как мы вернулись домой, придется вам научиться!
Где уж тут вести пустые разговоры! Она просительно сложила вместе ладони:
– Но, утеночек лошади такие огромные и брыкливые! Я обязательно упаду. Вы ведь не захотите, чтобы ваша милая женушка покалечилась, правда? И не заставите меня делать то, что мне не хочется?
Ей показалось, что ее слова его слегка разозлили.
– Вам совершенно нечего бояться, пышечка моя. Лошади очень симпатичные животные!
Никакого страха Эзме не испытывала, но приложила салфетку к глазам и жалобно шмыгнула носом.
– Неужели утеночек будет жестоким со своей милой, любимой женушкой?
Маклохлан нахмурился и потянулся к хрустальному кубку с превосходным красным вином:
– Если вы в самом деле не хотите ездить верхом – что ж, не надо.
– И вы продадите кобылу?
На миг он насупился еще больше, но вдруг расцвел, словно ему в голову пришла счастливая мысль.
– Я продам ее еще с большей выгодой! – с самодовольным видом объявил он. – Да, я продам кобылу! – Голубые глаза Маклохлана сверкнули хищным блеском. – Вытрите слезы, пышечка моя, и поцелуйте своего муженька!
Что ей оставалось делать, зная, что на них смотрят все лакеи? Эзме потупилась, покосилась на стоящего рядом лакея и быстро клюнула Маклохлана в щеку. Не дав ей опомниться, он обнял ее и притянул к себе. Его губы были теплыми и мягкими, поцелуи в щеку – легкими, как перышки, и все же они тревожили каждый нерв ее тела и неожиданно заставили вспомнить, как он лежал на кровати.
– Как я могу хоть в чем-то вам отказать? – тихо спросил он.
Сердце у нее забилось чаще, ноги сделались ватными. Как бы ей хотелось, чтобы он на самом деле…
Нет, нельзя позволять себе такие мысли! Перед ней по-прежнему Куинн Маклохлан, и он только притворяется. Все его ласковые слова ровным счетом ничего не значат. Просто он прекрасный актер – о чем она не должна забывать.
– Не при слугах же, утеночек! – прошептала она, отстраняясь и садясь на место.
Хвала небесам, ужин был почти закончен – хотя что будет потом?
Вскоре все выяснилось. Маклохлан допил вино, отодвинул стул от стола и встал.
– Спокойной ночи, дорогая, – отрывисто произнес он. – Увидимся за завтраком.
Такого она не ожидала:
– Вы уже ложитесь?
Он покачал головой:
– Я еду в клуб. Не знаю, когда вернусь. Сладких снов, пышечка моя!
– Постараюсь, – ответила она, стараясь скрыть раздражение оттого, что он не сообщил ей о своих планах. – И все же, утеночек, не слишком задерживайтесь. День сегодня выдался долгим и утомительным.
– Ну разве что ради вас.
Он насмешливо осклабился и широким шагом вышел из столовой.
Утром на следующий день Эзме беспокойно бродила по малой гостиной графини. От волнения она не обращала внимания на обои с павлинами и соловьями, на резную лепнину. Она едва заметила резные позолоченные стулья и конторку с крышкой черного дерева. Почти всю ночь она провела без сна, ожидая, когда вернется Маклохлан, Наконец, ближе к рассвету, она задремала, и ей приснился Куинн Маклохлан в виде сатира, с рожками, шерстью на ногах и козлиной бородкой. Смеясь, он гонялся за ней, а потом схватил, повалил на землю и… Хуже всего то, что во сне она испытывала сильное возбуждение в его страстных объятиях!
Эзме надавила кончиками пальцев на закрытые, глаза, стараясь прогнать сон. Наверное, ей приснилось такое из-за вина. Обычно она почти не пьет, а накануне вечером выпила целых три бокала.
Время завтрака давно прошло, а Маклохлан все не возвращался. Эзме спрашивала себя: в самом ли деле он поехал в клуб? Может, он решил наведаться в какой-нибудь притон? А если так… скоро ли кто-нибудь сообразит, что в Эдинбург вернулся не граф Дубхейген, а его брат?
– Боже, ну и ночка!
Круто развернувшись, Эзме вздрогнула, увидев, что Маклохлан стоит, прислонившись к дверному косяку. Небритый, волосы растрепаны, галстук съехал набок, рубашка полурасстегнута! Лицо у него усталое, и все же он выглядит красивее, чем все знакомые ей мужчины. Что ж, в усталости и неряшливом виде ему нужно винить только себя. Если бы он не ушел, мог бы спать на чистой постели, в красивой комнате рядом с ее спальней… Да, совсем рядом…
Маклохлан без сил рухнул на стул и закрыл глаза.
– Никогда в жизни так не скучал! – произнес он с тяжелым вздохом. – Они болтали только о собаках и лошадях – и даже не о скаковых лошадях, а верховых для охоты… Мне казалось, я вот-вот сойду с ума!
Похоже, он в самом деле всю ночь просидел в клубе. Эзме испытала невероятное облегчение. И все же…
– Если там было так скучно, почему же вы не ушли?
Он приоткрыл глаза:
– Потому что я рассчитывал услышать там что-нибудь полезное. Так и случилось. Если у графа Данкоума финансовые трудности, то к большинству здешней знати это не относится. Если бы дело обстояло так, вряд ли они бы тратили столько денег на гончих и гунтеров! – Глаза у него снова закрылись. – Кроме того, я нашел покупателя на кобылу; он дает мне очень хорошую цену. Ему же я продам и мерина перед нашим возвращением в Лондон.
Эзме присела на краешек резного позолоченного стула у письменного стола и рассеянно открыла крышку чернильницы. В ней не было ни капли чернил.
– Надеюсь, в вашей подлинности никто не усомнился?
– Я и сам почти никого не узнал, так что… нет, никто не усомнился в моей подлинности, пышечка.
Она скрестила руки на груди:
– Пожалуйста, не называйте меня, пышечкой!
Он встал и подошел к ней, скрестив руки на груди:
– А вы меня – утеночком!
Если он думает, что она испугалась, он заблуждается!
– Я перестану звать вас утеночком, если вы перестанете звать меня пышечкой!
Он кивнул:
– Отлично! Значит, договорились. А теперь я иду спать. – Он направился к двери, потом остановился и с ухмылкой обернулся. – Неужели не пожелаете мне спокойной ночи?
Эзме едва не задохнулась от негодования:
– Мы сейчас одни и почти полдень, так что… нет, не пожелаю!
– Очень жаль! Вы замечательно целуетесь – для неопытной девственницы, – с невинным видом заметил он, открывая дверь.
Несколько дней назад ей бы захотелось швырнуть ему в голову пустой чернильницей за такое дерзкое замечание… А что сейчас? Сейчас она не знала, что и думать о Куинне Маклохлане.
Через два часа Эзме сидела за конторкой. Перед ней лежали несколько листков чистой писчей бумаги, перья и перочинный нож. Чернильницу наполнили самой лучшей индийской тушью; рядом стояла наготове песочница. Эзме дала дворецкому немного своих собственных денег и велела закупить необходимые письменные принадлежности.
Правда, об этом в письме брату она умолчала, только написала, что они прибыли, пока все идет хорошо и Маклохлан уже собрал кое-какие полезные сведения в клубе своего брата. В дверь постучали. Максуини протянул ей карточку на серебряном подносе:
– Миледи, вы дома?
Эзме взяла карточку и нахмурилась, прочитав, кто к ней пришел.
– Да.
Когда дворецкий вышел, Эзме закрыла крышку конторки и, подойдя к зеркалу, разгладила красивое платье из бледно-зеленого муслина в мелкий цветочек. В таком наряде она может чувствовать себя на равной ноге с леди Катрионой Макнэр, хозяйкой Данкоума, которая разбила сердце ее брата.
Глава 6
Когда Катриона вошла, Эзме постаралась скрыть изумление. Конечно, она понимала, что с их последней встречи прошло пять лет и люди не становятся моложе. Одета она была, как всегда, роскошно и стильно: в чудесную светло-серую ротонду с черной оторочкой и такой же серый чепец с черными бархатными лентами. Изменилась не манера, одеваться, а лицо Катрионы. Эзме видела Катриону лишь однажды, в тот роковой вечер, когда Катриона отказала Джейми, но она ни на день не забывала юную красавицу, околдовавшую ее брата.
Лицо Катрионы тогда было мягким, округлым; щеки – полными, розовыми. Сейчас она побледнела и исхудала. В ее зеленых глазах появилось затравленное выражение, похожее на то, что мелькало на лице Джейми, когда он думал, что Эзме на него не смотрит, а сам он глядел в окно в дождливый воскресный день.
– Здравствуйте, мисс Маккалан, – произнесла, хозяйка Данкоума, быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что они одни. – Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы приехали в Эдинбург, чтобы помочь мне, – а особенно вашего брата, который это устроил.
Несмотря на то что она сильно изменилась и благодарила ее, Эзме не могла забыть, что Катриона бросила ее брата потому, что тот был слишком беден и незнатен и не мог стать подходящей парой для дочери графа.
– Он очень великодушный… и готов простить многое.
– Зато вы меня не простили, – с горечью произнесла Катриона. – И я вас не виню. Я очень дурно обошлась с вашим братом, и…
– Так-так-так, кто тут у нас? – дружелюбно воскликнул Маклохлан, входя в комнату.
Прошло всего два часа с тех пор, как он ушел к себе, но он выглядел свежим и хорошо отдохнувшим. А еще успел побриться, причесаться и переодеться ;в свежую белую рубашку, галстук, черные брюки и темно-зеленые пиджак и жилет. Сейчас он выглядел настоящим богатым аристократом.
– Это леди Катриона Макнэр, дочь графа Данкоума.
– Рад с вами познакомиться, миледи, – ответил Маклохлан, склоняясь к затянутой в перчатку руке леди Катрионы.
– Вы, должно быть, Куинн Маклохлан, – угадала Катриона. – Джейми написал мне про вас в письме.
– Надеюсь, он не рассказал вам всего?! – притворно ужаснулся Маклохлан. – Иначе вы бы на меня и не взглянули!
Мгновенно преобразившаяся Катриона тепло улыбнулась ему:
– Друзьям Джейми я всегда рада.
Не желая тратить время на пустые разговоры и обмен бессмысленными комплиментами, Эзме сразу приступила к делу:
– Вам удалось найти какие-либо документы, относящиеся к делу?
Катриона покачала головой, отчего дрогнули светлые локоны у нее на лбу.
– К сожалению, нет. Отец почти всегда запирает библиотеку.
Маклохлан бросил на Эзме загадочный взгляд и жестом указал на стул:
– Садитесь, пожалуйста.
Неужели он намекает на то, что она плохо играет роль хозяйки? Ну и пусть, ей все равно. Ей все равно, что думают о ней Маклохлан или Катриона Макнэр, нарушившая мир и покой ее брата!
– Почти всегда? Но ведь не всегда же? – спросил Маклохлан, как только все уселись.
– Да. Иногда он оставляет дверь открытой, хотя и ненадолго, если отлучается по делам. – Катриона деликатно кашлянула. – Насколько я понимаю… мистер Маклохлан, запертая дверь не служит для вас препятствием? Как только я узнала о вашем приезде, я решила устроить ужин в вашу честь. Ведь наши с вами отцы были близкими друзьями…
– Да.
Эзме постаралась не выдать изумления. И она узнает такую важную деталь только сейчас!
– Вы никогда не упоминали о знакомстве с графом Данкоумом!
– Граф много слышал обо мне, но мы с ним никогда не встречались, – объяснил Маклохлан. – В детстве я редко бывал в Эдинбурге. Отец считал меня непослушным озорником, поэтому на каникулах я оставался в школе.
Эзме очень любила школу, но еще больше любила на каникулы приезжать домой. Как, наверное, грустно проводить там целый год! Она велела себе сосредоточиться на деле и не думать о несчастливом детстве Маклохлана.
– Знаком ли граф с вашим братом?
– Да, наверное.
Услышав его холодный ответ, она вскипела – и вовсе не от любовного желания.
– Вам не кажется, что следует сообщить мне еще что-нибудь?
– В Эдинбурге многие знают Огастеса, – беззаботно ответил Маклохлан. – И граф не исключение!
– Если не считать того, что мы попробуем сунуть нос в его личные бумаги! Если граф заподозрит, что вы – не Огастес…
– Мое дело – позаботиться о том, чтобы никто не заподозрил, что мы не те, за кого себя выдаем. Пока мне все прекрасно удается. Если нас увидят в библиотеке, мы скажем, что дверь была не заперта и мы зашли туда, чтобы… – он насмешливо хмыкнул, – чтобы побыть минутку наедине!
Возможно, такое объяснение и правдоподобно, и все же идти в библиотеку графа очень-очень рискованно.
– Нас могут хватиться!
– Не сразу, – возразила Катриона. – На ужине будет сорок человек гостей!
Сорок человек?! Да она устраивает настоящий прием, а не просто ужин!
– Отец любит большие приемы, – объяснила Катриона, – а учитывая нашу цель, я подумала, что лучше пригласить как можно больше гостей.
– Совершенно верно. – Маклохлан ободряюще улыбнулся. – Я всегда говорю: чем больше, тем веселее!
– К счастью, в это время года почти все ваши знакомые и знакомые вашего брата уезжают из Эдинбурга, – продолжала леди Катриона. – Так что в основном у нас будут друзья моего отца и наш поверенный, Гордон Макхит.
Эзме искренне хотелось верить, что ни один поверенный не обманывает клиентов, но она по опыту знала, что, к сожалению, всякое бывает.
– Если вашего отца ввели в заблуждение или обманули иным способом, возможно, в деле замешан мистер Макхит, – заметила она.
– Мне бы очень этого не хотелось, – ответила Катриона с выражением страха на лице. – Три поколения его семьи гордятся безупречной репутацией. Сам Гордон Макхит кажется мне славным молодым человеком. Я не слышала о нем ни одного худого слова!
Что не обязательно доказывало его честность.
– Некоторых клиентов Джейми обманывали люди, которых считали образцом добродетели, – заметила Эзме справедливости ради.
– Сейчас еще рано бросаться обвинениями, – перебил ее Маклохлан. – Тем более что наша семья также пользуется услугами мистера Макхита.
Эзме посмотрела на него с упреком. Почему от нее все скрывали?
– Я совершенно уверена в том, что Макхит достоин доверия, – сказала Катриона, робко улыбаясь и словно не смея высказать свое мнение. – Возможно, вы правы и я беспокоюсь по пустякам. Как мне хочется надеяться на это! Хотите ли вы узнать что-нибудь еще?
– В какое время нам приехать?
– В семь. – Катриона перевела взгляд с Эзме на Маклохлана, поигрывая шнуром своего черного бархатного ридикюля. – Не могу, выразить словами, как я признательна вам обоим, – призналась она. Ее зеленые глаза наполнились слезами. – Боюсь, наше положение еще хуже, чем я думала.
– Вряд ли Ваше положение настолько опасно, раз вам по карману ужин на сорок персон, – заметила Эзме.
И одета Катриона была во все новое и явно дорогое.
Несмотря на вполне логичное замечание Эзме, Маклохлан снова неодобрительно покосился на нее. Как большинство мужчин, он, очевидно, готов был принять на веру все, что слетало с губ молодой красавицы.
– Отец делает вид, будто все хорошо и нам не нужно беспокоиться о деньгах, – слегка покраснев, ответила Катриона. – Да, иногда он рассказывает мне об убытках, но, если я пытаюсь экономить, он злится и требует, чтобы мы по-прежнему жили на широкую ногу. Боюсь, мы по уши в долгах и наши имения заложены и перезаложены…
– Не волнуйтесь, миледи, – ответил Маклохлан. – Мы приехали помочь вам; возможно, вы и правда напрасно тревожитесь. Мужчины иногда что-то говорят не подумав и рисуют будущее в черном свете… Естественно, женщины, не знающие подробностей, начинают тревожиться.
– Если глава семьи теряет деньги, но не делится своими проблемами с сыном или с дочерью, детям, скорее всего, есть из-за чего тревожиться, – холодно заметила Эзме.
Маклохлан как будто не слышал ее.
– По-моему, будет достаточно, если мы сегодня познакомимся с этим Макхитом и проникнем в библиотеку вашего отца, чтобы осмотреть документы, которые сможем найти. Если мы найдем доказательства каких-нибудь сомнительных сделок – решим, что делать дальше. – Он снова ободряюще посмотрел на Катриону. – Но, как я сказал, вполне вероятно, держа вас в неведении, ваш батюшка без нужды взволновал вас. Будем надеяться на лучшее!
Обнадеженная и успокоенная, Катриона встала и протянула Маклохлану руку:
– Большое вам спасибо…
На Эзме она взглянула вскользь, как будто они с Джейми были вовсе ни при чем.
– Приберегите свою благодарность для Джейми, – напомнила о брате Эзме, тоже вставая. – Если бы не он и не его деньги, нас бы здесь не было. Он оплачивает все наши расходы!
Катриона густо покраснела:
– Разумеется, я позабочусь о том, чтобы возместить ему расходы из собственных средств!
– Непременно напомню ему, чтобы он прислал вам счет.
Катриона кивнула и, все еще пылая, снова нерешительно улыбнулась им.
– Значит, до вечера! – негромко попрощалась она и вышла.
Едва за ней закрылась дверь, Маклохлан набросился на Эзме:
– Какая муха вас укусила?!
Эзме прекрасно понимала, что он имеет в виду, но была не в том настроении, чтобы выслушивать его упреки. Работая вместе с Джейми, она часто сталкивалась с последствиями роковой страсти, когда мужчины становились жертвами молодых красоток. Сегодня ее удивило только одно: восприимчивость Маклохлана. Она считала, что он не способен поддаться ничьим чарам… Очевидно, она ошибалась.
– Поскольку разговор был долгим, прошу вас уточнить, к какому именно месту относится ваше замечание, – ответила она, снова садясь.
– Зачем было упоминать о деньгах и счетах?
Эзме повернулась на стуле лицом к Маклохлану:
– Я просто напомнила ей, что наш приезд дорого обошелся Джейми. Неужели вы не считаете, что она обязана возместить ему расходы? Позволю себе напомнить, она бросила его! Кстати, непохоже, чтобы, ей не хватало денег!
– Неужели непременно нужно было заговаривать о деньгах именно сегодня, при первой же встрече?
– К чему откладывать? Пусть сразу знает, что ее ждет, и не прикидывается дурочкой. Если бы Джейми послушал меня, мы бы составили контракт с указанием того, что именно мы должны сделать, и нашего гонорара! И я заставила бы Катриону Макнэр подписать этот контракт!
Маклохлан всплеснул руками:
– Женщины и юриспруденция – поистине две противоположности! Остается только радоваться, что женщинам не разрешено осваивать профессию!
Чем больше он терял выдержку, тем спокойнее становилась Эзме.
– Если бы женщины могли становиться адвокатами, мир стал бы другим – особенно для женщин. А еще было бы лучше, если бы мужчины не хранили тайны без нужды. Почему вы не сказали, что ваш отец дружил с отцом Катрионы, а ваши семьи пользуются услугами одного и того же поверенного?
– Я не подумал, – буркнул Маклохлан.
– Похоже, пора мне кое о чем предупредить Джейми. Может, вы и от него многое утаиваете?
– Ему я передаю все, что нужно. Кстати, и вам тоже – по мере необходимости. Мисс Маккалан, в нашей с вами миссии главная роль отведена мне, а не вам. Вы приехали сюда лишь для того, чтобы быстро просмотреть необходимые документы!
Эзме с трудом сдерживала гнев.
– Ах вот как! Значит, вы – капитан нашего корабля?!
– Да, Эзме, и вы об этом знаете, так что не намекайте на то, что я захожу слишком далеко.
– Вы заходите слишком далеко с самого начала. И если вы – капитан корабля, мне надо заранее позаботиться о спасательной шлюпке и компасе, потому что вы, несомненно, посадите нас на мель!
– Я сыт по горло вашей дерзостью! – отрезал Маклохлан.
– Моей дерзостью, вот как?! – ответила Эзме. – Да вы только и делаете, что дерзите мне с самого дня нашего знакомства, а кроме того, ведете себя неучтиво и грубо, словно неотесанный горец. А уж ваши бесчисленные намеки…
– Не скрою, меня удивляет, как вы, при вашем ограниченном опыте, вообще понимаете мои намеки!
– Не волнуйтесь, понимаю – и они отвратительны, как и вы сами!
Сдавленно выругавшись, он направился к двери.
– Куда вы? – спросила Эзме.
– Назад, в постель. – Он развернулся и ткнул пальцем в конторку. – Если вы сейчас пишете Джейми, передайте, пусть заплатит мне вдвое больше за то, что приходится мириться с его несносной сестрицей!
Его слова больно ранили Эзме, но она и виду не подала.
– Вы что же, намерены изменить условия вашего контракта без предварительного оповещения? Если да, Джейми имеет право подать на вас в суд за нарушение договора!
Маклохлан рывком распахнул дверь.
– Женщины и юриспруденция! – пробормотал он, выходя из комнаты.
Эзме села на стул и стала смотреть на недописанное письмо. Чего еще она не знает о Маклохлане и графе, о Джейми и Катрионе… и о своем собственном непредсказуемом сердце? Куинн Маклохлан доводит ее до белого каления, но… он такой красивый!
Войдя в игорный дом, который часто посещал Огастес, Куинн подумал: «Здесь ничего не изменилось». В прошлом заведение считалось модным, но сейчас обои выцвели, ковры на дубовых полах вытерлись, а пропитанный табачным дымом воздух застоялся, как будто здесь не проветривали с тех пор, как десять лет назад Куинн покинул Эдинбург. Из зала доносился знакомый шум – полупьяные крики радости, когда кто-то выигрывал, недовольное бурчание проигравших, обрывки разговоров в другой части зала, негромкие взрывы смеха Мужчин в ответ на рассказанный кем-то сомнительный анекдот. И как всегда, в углу, ссутулясь, сидели один или два завсегдатая – либо напились до бесчувствия, либо настолько огорчены проигрышем, что способны лишь сидеть и смотреть в одну точку. Наверное, Эзме считает, что подобные места для него естественная среда. Хотя в молодости он много играл, он терпеть не мог такие вот притоны с их вечными шумом, вонью и атмосферой отчаяния. Сам он предпочитал играть в более уединенных местах… там проще было внушить себе, что он не совершает ничего постыдного, даже когда он проигрывал все до последнего фартинга. До того, как он утратил уважение семьи и всех друзей, кроме одного – который спас ему жизнь.
Да ведь и сама Эзме не без греха. Что ей стоило держаться вежливо с леди Катрионой? Неужели нужно было разговаривать с озабоченной молодой женщиной, как судья в уголовном суде перед вынесением смертного приговора? Какими бы ни были познания Эзме в юриспруденции, зря он согласился взять ее с собой в Эдинбург. Надо было настоять на том, чтобы ехать одному. Уж он придумал, как незаметно снять копии с нужных документов или хотя бы переписать важные куски. Читать он умеет…
– Кого я вижу! Неужели Дубхейген? – крикнул кто-то с противоположной стороны.
От всей души надеясь, что узнает обратившегося к нему человека, Куинн прищурился, стараясь получше разглядеть в дыму спешащую к нему приземистую фигуру, показавшуюся ему смутно знакомой.
– Рамсли? – неуверенно спросил Куинн, когда перед ним остановился человек примерно одних лет с Огастесом.
– Точно, он самый! – воскликнул Рамсли.
Глаза у него слезились, нос покраснел: видимо, он успел изрядно набраться, несмотря на раннее время.
– И думать не думал, что снова вас увижу! Мы все считали, что вы навсегда останетесь на Ямайке. Что привело вас на родину?
Куинн подавил вздох облегчения: Рамсли явно принял его за Огастеса. С другой стороны, наверное, не стоило так волноваться. Он ведь провел даже Максуини, хотя на какую-то долю секунды ему показалось, что Максуини смотрит на него как-то подозрительно…
– Я вернулся в Эдинбург, чтобы распорядиться своими капиталами, – объяснил Куинн, когда Рамсли положил руку ему на плечо, так, будто до отъезда Огастеса на Ямайку они были лучшими друзьями.
Однако Куинн прекрасно помнил, что Огастес с трудом выносил общество Рамсли и не ссорился с ним только потому, что у того были обширные связи и он унаследовал громадное состояние. Впрочем, сейчас вряд ли что-то осталось от состояния, если Рамсли торчит в притоне и пьян еще до полудня.
– Капиталы, вот как? – повторил Рамсли, хватая свободной рукой за плечо проходящего официанта. – Два бренди нам с другом! – приказал он, таща Куинна за собой в угол. – Надеюсь, у вас все в порядке? Я слышал, на Ямайке вы женились на богатой наследнице!
– Да, женился, – ответил Куинн, когда они сели на обитый бархатом диван, определенно знававший лучшие дни. – Потому-то я и вернулся. Мне нужно правильно распорядиться приданым.
– Большое приданое? – не без зависти осведомился Рамсли.
– Приличное, – кивнул Куинн.
Глаза Рамсли загорелись жадным блеском.
– А сестры у нее, случайно, нет?
– Нет, – ответил Куинн, думая, что Рамсли – последний человек на земле, за которого он бы согласился выдать свою родственницу – если бы, конечно, она у него была. – А разве в Эдинбурге не осталось подходящих богатых наследниц, которые мечтают породниться со старинным почтенным родом? Как насчет дочери графа Данкоума? Я слышал, она еще не замужем.
Рамсли нахмурился:
– Саму девушку и ее приданое я бы взял не раздумывая. Но вот ее отца я не выношу!
Как будто Катриона только и ждет, когда Рамсли сделает ей предложение! Тем не менее Куинн сочувственно покачал головой:
– А в чем дело? Я всегда считал графа человеком доброжелательным…
– Он и вправду доброжелательный, пока не начинаешь уделять внимание его дочери! – ответил Рамсли. – Тогда он начинает обращаться с тобой как с прокаженным!
– Я в самом деле что-то слышал о молодом человеке, который хотел жениться на ней, только ничего не вышло…
