Текст книги "Сверстники"

Автор книги: Марджори Ролингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава шестая

Енот жадно сосал соску. Он лежал на спине, в ложбинке между рукой и боком Джоди, крепко сжимая в передних лапах набитую сахаром тряпку и блаженно закрыв глаза. Его маленькое округлое брюшко было уже полно молока, и вскоре он бросил соску и закопошился, пытаясь высвободиться. Джоди посадил его себе на плечо. Енот ворошил его волосы, шарил своими маленькими беспокойными лапами по его шее, ушам.

– Его лапы никогда не знают покоя, – сказал Сенокрыл.

Из тени за очагом раздался голос папаши Форрестера. Джоди и не заметил его, так тихо тот сидел.

– Я держал енота мальчишкой, – сказал он. – Два года он был ласковый, что твой котёнок. А потом в один прекрасный день возьми да выхвати у меня кусок ноги. – Старик сплюнул в огонь. – Этот тоже, как вырастет, будет кусаться. Такая уж у них повадка.

Матушка Форрестер вошла в дом и занялась своими горшками. Сыновья гурьбой повалили за ней: Бык и Мельничное Колесо, Говорун и Тюк, Дуга и Лем. Джоди озадаченно глядел на высохшую, сморщенную пару, взрастившую этих громадных людей. Все они были почти на одно лицо, кроме Лема и Говоруна. Говорун был покороче других и не блистал умом. Лем один из всех был чисто выбрит. Ростом он был не ниже остальных, но несколько потоньше и не такой чёрный, притом самый несловоохотливый из всех. Он часто сидел сам по себе, насупившийся и угрюмый, тогда как Бык и Мельничное Колесо, самые шумливые, предавались безудержному веселью.

Пенни Бэкстер вошёл в дом, совсем незаметный среди них. Папаша Форрестер продолжал рассуждать о повадках енотов. Никто, кроме Джоди, не слушал его, но старик упивался собственными словами.

– Этот енот вырастет величиною с собаку. И тогда он задаст дёру любой собаке во дворе. Енот для того и живёт, чтобы задавать дёру собаке. Он ляжет на спину в воде и может драться с целой сворой собак. Он будет топить их одну за другой. Ну, а кусаться, так он и мёртвый кусает напоследок.

Джоди разрывался между желанием послушать старика и интересом к тому, о чём говорят остальные Форрестеры. Он с удивлением увидел, что отец продолжает бережно держать на руках никчемную собачонку. Пенни пересёк комнату.

– Здравствуйте, мистер Форрестер. Рад вас видеть. Как ваше здоровье?

– Здравствуйте, сэр. Я ничего, совсем ничего, ежели взять в соображение, что я уже своё отжил. Сказать правду, так мне бы полагалось давно помереть и быть на том свете, да я всё откладываю. Похоже, на этом мне привычней.

– Садитесь, мистер Бэкстер, – сказала матушка Форрестер.

Пенни взял стул и сел.

– Что с собакой, хромая? – через всю комнату выкрикнул Лем.

– Да нет. Такого не замечал, чтобы хромала. Просто не мешает держать её подальше от зубов ваших псов.

– Ценная, да? – спросил Лем.

– Эта – нет. Эта и понюшки табаку не стоит. Не вздумайте просить, чтобы я её оставил, когда поеду от вас, она гроша ломаного не стоит.

– Уж больно ты трясёшься над ней, коли она такая никудышная.

– Это верно.

– Ты ходил с нею на медведя?

– Я ходил с нею на медведя.

Лем подступил к Пенни вплотную, тяжело дыша на него с высоты своего роста.

– Чутьистая? Выставляет медведя?

– Нет, собачонка совсем никудышная. Самая никудышная из всех медвежатниц, какие у меня были.

– Впервые слышу, чтобы человек так хаял свою собаку, – сказал Лем.

– Она красивенькая, что верно, то верно, – сказал Пенни. – За вид-то её, наверно, многие бы взяли, да только чтобы продать – нет, не хочу я вам внушать ничего такого, потому как вы сами же будете обмануты и надуты.

– Уж не рассчитываешь ли ты поохотиться малость на обратном пути?

– Что же, человек никогда не забывает об охоте.

– Чудно это – взять с собою собаку, от которой ни толку, ни проку.

Форрестеры переглянулись и замолчали. Их чёрные глаза были прикованы к дворняжке.

– И собака никуда не годится, и моя старая шомполка тоже, – сказал Пенни. – Вот незадача.

Шесть пар чёрных глаз запрыгали по стенам дома, на которых было развешано оружие. На взгляд Джоди, его было столько, что хватило бы укомплектовать целую оружейную лавку. Форрестеры хорошо зарабатывали на торговле лошадьми, на продаже оленины и самогоноварении. Ружья они покупали так, как другие покупают муку или кофе.

– Я ещё ни разу не слыхал, чтобы тебе не удалось добыть мяса, – сказал Лем.

– Вчера это случилось. Мое ружьё не выстрелило с первого раза, а когда я снова спустил курок, патрон разорвался в стволе.

– На кого ты охотился?

– На Топтыгу.

– Где он кормится? – загалдели Форрестеры все враз. – Откуда он пришёл? Куда ушёл?

Папаша Форрестер стукнул палкой об пол.

– Вы, ребята, заткнитесь и дайте Пенни говорить. Он не может слова сказать, а вы все ревёте, ровно быки.

Мамаша Форрестер звякнула крышкой и подняла круглую форму с кукурузным хлебом, показавшуюся Джоди чуть ли не с котел для варки сиропа. Вкусные запахи, шедшие от очага, действовали ошеломляюще.

– Не приставайте к Бэкстеру, пока он не поест, – сказал она. – Как вам не совестно!

– И впрямь, как не совестно! – подхватил упрёк папаша Форрестер. – Не дать гостям смочить глотку перед обедом!

Мельничное Колесо пошёл в спальню и вернулся с большой оплетённой бутылью. Он вынул затычку, выструганную из кочерыжки кукурузного початка, и протянул бутыль Пенни.

– Уж вы меня извиняйте, ежели я буду пить по маленькой, – сказал Пенни. – В меня просто не влезет, у меня не так много места, как у вас.

Форрестеры разразились оглушительным смехом. Мельничное Колесо пустил бутыль по кругу.

– Джоди налить?

– Он ещё маленький, – сказал Пенни.

– Ну, а я пью, как от груди отнят был, – сказал папаша Форрестер.

– Налей мне четвертушку, – сказала мамаша Форрестер. – В чашку.

Еду она накладывала в такие большие миски, что в них впору было бы купаться. Длинный, весь изрезанный стол заволокся облаком пара. Поданы были коровий горох со свиным салом, целиком зажаренная оленья нога, беличье мясо в большой деревянной тарелке, пальмовая капуста – молодые, ещё не раскрывшиеся пальмовые листья, кукурузная каша с мясом, преснушки, кукурузный хлеб, сахарный сироп и кофе. На краю очага ждал пудинг с изюмом.

– Ежели б знать, что вы явитесь, я бы приготовила чего-нибудь поприличнее, – сказала матушка Форрестер. – Ну да ладно, усаживайтесь.

Джоди взглянул на отца – испытывает ли он волнение от такого обилия вкусной еды? Лицо Пенни почему-то было серьёзно.

– Все, что тут наставлено, сделает честь хоть самому губернатору, – сказал он.

– Вы, верно, не сядете без молитвы за стол, – встревоженно сказала матушка Форрестер. – Слушай, отец, уж гостей-то ради попроси благословения господня, небось тебя от этого не убудет.

Старик с несчастным видом огляделся вокруг и молитвенно сложил руки:

– О господи, ещё раз ты соизволил благословить наши грешные души и желудки тучной снедью, аминь.

Форрестеры прочистили глотки и принялись за еду. Джоди сидел напротив отца, между матушкой Форрестер и Сенокрылом. Его тарелка была наполнена через край. Бык и Мельничное Колесо совали Сенокрылу самые лучшие куски. Он передавал их под столом Джоди. Форрестеры ели сосредоточенно и – наконец-то – молчали. Еда таяла перед ними буквально на глазах. Лем и Говорун из-за чего-то повздорили. Папаша Форрестер заколотил по столу своим сухим кулаком. Они поворчали немного на его вмешательство, но подчинились. Папаша Форрестер наклонился к Пенни и негромко проговорил:

– Я знаю, мои ребята не сахар. Они не делают что положено, много пьют и дерутся; ни одна женщина не хочет быть с ними и бежит от них быстрее оленя. Но одно я скажу в их пользу: они никогда, ни один из них, не ругаются за столом ни с матерью, ни с отцом.

Глава седьмая

– Ну, сосед, теперь выкладывай новости про твоего медведя, будь он неладен, – сказал папаша Форрестер.

– Да, – сказала матушка Форрестер. – Только вымойте мне посуду, шалопаи, пока уши не развесили.

Её сыновья поспешно встали, захватив каждый свою тарелку, а к ней какое-нибудь блюдо или миску. Джоди смотрел на них во все глаза. Он с таким же успехом мог ожидать, что они вплетут себе в волосы ленты. Матушка Форрестер, направляясь к креслу-качалке, ущипнула его за ухо.

– У меня нет дочерей, – сказала она. – Если парни хотят, чтобы я готовила на них, так пусть прибираются вместо меня.

Джоди посмотрел на отца, весь немая мольба о том, чтобы такая ересь не была занесена домой, на Остров Бэкстеров. Форрестеры управлялись с посудой быстро. Сенокрыл ковылял следом за ними, собирая объедки для животных. Лишь собственноручно кормя собак, он мог быть уверен в том, что и его любимцам перепадет лакомый кусочек. Он улыбался про себя при мысли, что сегодня им можно отнести так много. Холодной еды оставалось достаточно даже на ужин. Джоди в изумлении взирал на это изобилие. С громким стуком Форрестеры закончили мытьё и развесили посуду на гвоздях возле очага. Затем сдвинули вокруг Пенни стулья с сиденьями из воловьей кожи и тесаные скамьи. Одни закурили трубки из кочерыжек кукурузных початков, другие соскабливали стружку с тёмных брикетов прессованного нюхательного табака. Матушка Форрестер жевала понюшку губами. Бык достал небольшой напильник, взял ружьё Пенни и принялся подправлять расшатавшийся курок.

– Ну так вот, – начал Пенни, – он явился к нам нежданно-негаданно.

Джоди вздрогнул, как от озноба.

– Он проскользнул к нам как тень и задрал нашу племенную свинью. Вспорол её от конца до конца, а съел-то всего ничего. Он не был голоден. Тут одна только его гнусность и мерзость.

Пенни сделал паузу, чтобы зажечь трубку. Форрестеры подались к нему с горящими сосновыми лучинами.

– Он пришёл тихий, как чёрное облако, с наветренной стороны. Дал круг, чтобы ветер дул на него. Он шёл так тихо, что собаки не услышали и не учуяли его. Даже эта, даже эта, – он наклонился и погладил дворняжку, лежавшую у него в ногах, – была одурачена.

Форрестеры обменялись взглядами.

– Мы вышли сразу после завтрака – я, Джоди и три собаки при нас. Мы прошли по следу медведя весь скраб, что на юге. Мы прошли по его следу вдоль мочажин с пилой-травой. Мы прошли всё Можжевеловое урочище. Мы шли за ним по болоту, и след делался всё горячей и горячей. Мы догнали его…

Форрестеры судорожно стиснули руками колени.

– Мы догнали его, ребята, на берегу Можжевеловой реки, как раз у того места, где самая глубокая и самая быстрая вода.

На взгляд Джоди, рассказ выходил лучше, чем сама охота. Он снова видел перед собой всё: тени и папоротники, сломанные пальмы и быстро бегущую воду. Рассказ захватывал его и переполнял. И ещё его переполняла гордость за отца. Пенни Бэкстер, невеличка ростом, словно какая-нибудь оса-землеройка, мог обставить на охоте самых сильных из Форрестеров. А ещё он мог сидеть, как сидит сейчас, и плести таинственное, волшебное кружево слов, от которых чаще колотилось сердце и дух занимался у этих огромных волосатых людей.

Он описывал схватку в эпических тонах. Когда ружьё разрядилось через казённую часть и Топтыга примял Джулию к груди, Говорун проглотил табак и бросился к очагу, кашляя и отплёвываясь. Форрестеры, судорожно сжав кулаки, непрочно сидели на краешках стульев и слушали с разинутыми ртами.

– Эх, кабы мне быть с вами… – выдохнул из себя Бык.

– А куда ушёл Топтыга? – жадно спросил Говорун.

– Этого никто не знает, – ответил Пенни.

Наступило молчание.

– Ты ни словом не обмолвился о собаке, – заметил наконец Лем.

– Не упрашивай меня! – ответил Пенни. – Я же сказал, что собачонка совсем никуда.

– Я вижу, она в самом отменном виде. На ней ни царапины, так ведь?

– Да, на ней ни царапины.

– Это какой же ловкой собакой надо быть, чтобы выйти из драки с медведем без единой царапины!

Пенни сделал затяжку.

Лем встал и, подойдя к нему, башней возвысился над ним. Костяшки его пальцев хрустели. С него катил пот.

– У меня два желания, – хрипло сказал он. – Хочу присутствовать при смерти Топтыги и хочу вот эту собаку.

– Нет, нет, – мягко возразил Пенни. – Я не хочу надувать тебя на такой сделке.

– Не морочь мне голову. Говори, что хочешь взамен.

– Я лучше отдам тебе Рвуна.

– Хитришь! У меня есть собаки лучше Рвуна.

Лем подошёл к стене и снял с гвоздя ружьё. Это была «лондонка» мелкой нарезки. Сверкающие сдвоенные стволы. Ложе орехового дерева, тёплого и как бы светящегося изнутри. Щеголеватые курки, замысловатый чеканный орнамент. Лем приложил ружьё к плечу, прицелился. Затем сунул ружьё в руки Пенни.

– Прямо из Англии. Не придётся больше заряжать с дула. Набиваешь гильзы – плёвое дело, – вставляешь патроны, закрываешь, взводишь курки – трах! трах! Два выстрела. Бьёт безотказно. Справедливая мена.

– Нет, нет, – сказал Пенни. – Это дорогое ружьё.

– Там, откуда его привезли, найдутся ещё. Не спорь со мной, старина. Уж коли я хочу собаку, то мне собаку и надо. Бери ружьё, не то, ей-богу, я приду и украду её.

– Ну что ж, будь по-твоему, – сказал Пенни. – Раз ты так повернул дело. Только обещай при свидетелях, что не выколотишь из меня душу, когда испытаешь её на охоте.

– По рукам. – Косматая лапа легла на руку Пенни. – Сюда, малыш!

Лем свистнул дворняжке, взял её за загривок и вывел наружу, словно всё ещё опасался упустить её.

Пенни покачивался в кресле-качалке. Ружьё он с безразличным видом положил себе на колени. Джоди глаз не мог оторвать от его совершенных форм. Он трепетал при мысли, что отец провёл Форрестера. Интересно, сдержит ли Лем своё слово. Джоди много слышал о тонкостях меновой торговли, но ему в голову не приходило, что можно обмануть человека таким простым способом – говоря ему только правду.

Разговор затянулся за полдень. Бык подправил старую шомполку Пенни, так что, по его мнению, она ещё могла послужить. Форрестеры никуда не спешили, словно не было у них на руках никаких дел. Рассказывались истории о хитрости старого Топтыги, о других медведях до него, правда не таких умных. Подробнейшим образом описывались погони. Перечислялись имена и охотничьи заслуги собак, умерших двадцать лет назад. Сенокрыл устал слушать и хотел пойти на пруд ловить гольянов. Но Джоди не в силах был оторваться от этих старых историй. Папаша и матушка Форрестеры время от времени вставляли замечание чирикающими пронзительными голосами, затем снова впадали в дремоту, словно сонные сверчки. В конце концов немощи взяли над ними верх, и они крепко заснули, сидя рядышком в креслах-качалках, – два старых, высохших человеческих остова, не гнущихся даже во сне. Пенни потянулся и встал.

– Мне страшно жалко расставаться с доброй компанией.

– Оставайся на ночь. Поохотимся на лисиц.

– Спасибо. Да вот не люблю я, когда мой двор остается без мужчины.

Секокрыл просительно потянул Пенни за руку:

– Позвольте Джоди остаться со мной. Он ещё ничего у меня не видел.

– Позволь мальцу остаться, Пенни, – сказал Бык. – Завтра мне так и так ехать в Волюзию, я подвезу его.

– Мать будет сильно серчать, – сказал Пенни.

– На то она и мать. Ну как, Джоди?

– Мне страшно хочется остаться, па. Я уже так давно не играл…

– Всего лишь с позавчерашнего дня. Ну ладно, оставайся, ежели хозяева вправду этого хотят. Лем, не убивай мальчишку, ежели испытаешь собачонку до того, как Бык привезёт его домой.

Форрестеры буйно загоготали. Пенни примостил новое ружьё на плече рядом со старым и пошёл к лошади. Джоди последовал за ним. Он протянул руку и попробовал на ощупь гладкость ружья.

– Будь это кто другой, а не Лем, я бы постыдился нести его домой, – пробормотал Пенни. – Ну, а с Лемом я должен поквитаться – за кличку, которую он мне дал.

– Ты сказал ему правду.

– Слова мои были прямы, но намерения кривы, как река Оклавохо.

– А что он сделает, когда узнает?

– Захочет стереть меня в порошок. А потом, я так думаю, будет смеяться. Ну, всего доброго, сын, до завтра. Веди себя хорошо.

Форрестеры вышли его проводить. Джоди махал отцу рукой с каким-то неведомым дотоле чувством одиночества. Его так и подмывало окликнуть отца, побежать за ним, взобраться в седло и вернуться с ним домой, в уют росчисти.

– Енот ловит рыбу в луже, Джоди! Пойдём поглядим! – позвал Сенокрыл.

Он побежал к еноту. Зверёк плескался в небольшой луже, ища своими человеческими руками что-то такое, к чему его мог направлять только инстинкт. Джоди проиграл с Сенокрылом и енотом весь остаток дня. Он помогал чистить ящик белки, помогал строить клетку для искалеченного кардинала. Форрестеры держали бойцовых петухов, таких же диких, как они сами. Куры клали яйца по всему близлежащему лесу, в непролази ежевичных кустов, под грудами валежника, и змеи поедали столько же яиц, сколько птенцов высиживалось. Вместе с Сенокрылом Джоди ходил собирать яйца. Они застали одну курицу на кладке. Сенокрыл подложил ей найденные яйца. Всего набралось пятнадцать.

– Это хорошая наседка, – сказал Сенокрыл. Похоже было, все подобного рода дела лежали на нём.

Джоди вновь страстно захотелось, чтобы у него был какой-нибудь зверёк, свой, собственный. Однако по прошлому опыту он знал, что лучше не раздражать мать ещё одним ртом, сколь бы мал этот рот ни был. Сенокрыл говорил с несушкой:

– Теперь оставайся на гнезде, слышишь? Высиди из всех этих яиц цыпляток. На этот раз я хочу жёлтых, а не чёрных.

Они повернули назад, к дому. Енот с криком выбежал им навстречу. Он вскарабкался вверх по кривым ногам и спине Сенокрыла, обхватил лапами его шею и удобно устроился на ней. Прикусив зубами его кожу, он с нарочитой свирепостью замотал головой. Сенокрыл позволил Джоди донести зверька до дому. Енот глядел на него блестящими вопрошающими глазами, понимая, что перед ним чужой, но в конце концов признал его за своего.

Форрестеры рассыпались по своей земле, занятые делами, и делали они их неспешно, как бы походя. Папаша и матушка Форрестеры продолжали спать в своих креслах. На западе алело закатное солнце. В доме быстро темнело: живые дубы скрадывали свет, который был бы всё ещё ярок на росчисти Бэкстеров. Один за другим братья возвращались в дом. Сенокрыл развёл в очаге огонь, чтобы подогреть оставшийся с утра кофе. Матушка Форрестер приоткрыла один настороженный глаз и снова закрыла. Её сыновья наваливали на стол съестное с грохотом, который разбудил бы и сову среди дня. Матушка Форрестер пошевелилась в кресле, ткнула папашу Форрестера в бок и присоединилась к ужинающим. На этот раз всё было съедено подчистую. После ужина Форрестеры курили и толковали о лошадях. Джоди и Сенокрыл устроились в углу играть в ножички. Матушка Бэкстер ни за что бы не допустила, чтобы в её чистые гладкие полы втыкали ножи. Ну, а здесь несколько лишних щепок из пола ничего не значили.

Джоди вдруг резко выпрямился, прервав игру.

– А я что-то знаю, чего ты не знаешь, правда-правда.

– Что?

– Испанцы часто проходили через заросли прямо перед нашими воротами.

– Ну это-то я знал. – Сенокрыл подался к нему и взволнованно прошептал: – Я их видел.

Джоди широко раскрыл глаза.

– Кого?

– Испанцев. Они такие высокие, смуглые, в блестящих шлемах, на чёрных конях.

– Ты не мог их видеть. Их ни одного не осталось. Они ушли отсюда, так же как индейцы.

Сенокрыл многозначительно прижмурил глаз.

– Это люди так говорят. А ты слушай меня. В следующий раз, как пойдёшь на запад от вашей промоины… знаешь ту большую магнолию? Вот, загляни за неё. Там, за этой магнолией, всегда едет испанец на чёрном коне.

У Джоди мурашки по спине пробежали. Конечно, это очередная выдумка Сенокрыла. Потому-то отец с матерью и говорят, что Сенокрыл повреждён в уме. И всё-таки ему страшно хотелось в это поверить. Во всяком случае, заглянуть за магнолию не помешает.

Форрестеры потягивались, выколачивали трубки, выплёвывали табачную жвачку. Затем разошлись по спальням. Сенокрыл привёл Джоди в похожее на сарай помещение, под свесом кухонной крыши, где у него была собственная постель.

– Подушку возьми себе, – сказал он.

Сенокрыл начал небылицу о крае света. Там пусто и темно, говорил он, и ездить верхом можно только на облаках. Поначалу Джоди слушал с интересом, но потом рассказ стал скучным, бессвязным. Джоди как-то сразу заснул и увидел во сне испанцев, едущих верхом не на лошадях, а на облаках.

Проснулся он поздно ночью от испуга. В доме стоял тарарам. Первой его мыслью было, что Форрестеры опять подрались. Однако на этот раз в общем гаме сквозила какая-то согласованность и слышался даже поощряющий голос матушки Форрестер. Со стуком распахнулась дверь, и в дом позвали несколько собак. Затем в проеме двери засветился огонь, и все скопом – собаки и люди – ввалились в спальню Сенокрыла. Братья были совершенно голые и казались тоньше, не такими здоровенными, зато ростом чуть ли не с самый дом. Матушка Форрестер несла зажженную сальную свечу. Собаки метнулись под кровать и тотчас выскочили обратно. Джоди и Сенокрыл вскочили на ноги. Никто не потрудился объяснить им причину суматохи. Мальчики последовали за охотой. Она обежала все комнаты, а кончилось тем, что собаки как сумасшедшие повыскакивали в одно окно, где сетка от комаров была разорвана.

– Они догонят его там, – сказала матушка Форрестер с внезапно обретенной безмятежностью.

В комнату, опираясь на палку, проковылял папаша Форрестер.

– Ночь-то почти уж прошла, – сказал он. – Я бы, пожалуй, хлебнул виски, чем снова ложиться спать.

– Ну, папаша, это верх здравого смысла для такого старого хрыча, как ты, – сказал Бык.

Он подошёл к буфету и достал оплетённую бутыль. Старик вынул затычку, наклонил бутыль, приложился.

– Подумаешь, какой здравый смысл – самогон-то тянуть, – сказал Лем. – Давай сюда.

Он отпил большой глоток и передал посудину дальше. Потом вытер рот и потер свой голый живот. Он подошёл к стене и потянулся за своей скрипкой. Небрежно позвенькал струнами, сел и заиграл какой-то мотив.

– Неверно играешь, – сказал Дуга, принёс свою гитару и сел на скамью рядом с ним.

Матушка Форрестер поставила свечу на стол.

– Вы что, чертяки голые, до рассвета сидеть налаживаетесь? – спросила она.

Дуга и Лем были всецело поглощены игрой, и ей никто не ответил. Бык достал с полки свою губную гармонику и начал совсем другую мелодию. Дуга и Лем остановились послушать, потом присоединились к нему.

– А ведь недурно получается, прах вас разбери, – сказал папаша Форрестер.

Бутыль снова пошла по кругу. Бык взял варган, а Мельничное Колесо барабан. Бык сменил заунывную песню на игривую плясовую, и музыка грянула в полную силу. Джоди и Сенокрыл опустились на пол между Лемом и Дугой.

– Не думайте, будто я собираюсь снова лечь в постель и всё проспать, – сказала матушка Форрестер. Она разгребла золу в очаге, подбросила на тлеющие угли дров, придвинула к жару кофейник и продолжала: – Сегодня утром вам совсем не придётся ждать завтрака. – Она подмигнула Джоди. – Убьём сразу двух зайцев: и повеселимся, и с завтраком управимся.

Музыканты сбились с лада и загремели кто во что горазд. Можно было подумать, со всех концов зарослей сбежались дикие кошки и задают концерт, но в музыке этой были ритм и задор, ласкавшие душу и слух. Её дикие звуки пронизывали Джоди, словно он сам стал скрипкой и это по нему водил Лем Форрестер своим длинным смычком.

– Эх, будь здесь моя зазноба, попели бы, поплясали, – негромко сказал ему Лем.

– А кто твоя зазноба? – набравшись духу, спросил Джоди.

– Малютка Твинк Уэдерби.

– Но ведь она же девушка Оливера Хутто.

Лем поднял смычок, и какое-то мгновение Джоди казалось, что он ударит его. Но Лем заиграл дальше, и только в глазах его тлел злобный огонь.

– Ежели ты хоть раз ещё скажешь это, малец, ты останешься без языка. Понятно?

От плясовых наигрышей Форрестеры перешли к песням, и Форрестеры-старшие присоединились к пению своими тонкими, дрожащими голосами. Стало светать, и пересмешники в кронах дубов запели так чисто и громко, что Форрестеры услышали их, положили инструменты и увидели, что в доме совсем светло.

Завтрак, по здешним размахам, был несколько жидковат: мамаша Форрестер была слишком занята, чтобы много готовить. После завтрака Форрестеры поплескали водой у себя над бородами, обулись, надели рубахи и не спеша разошлись по своим делам. Бык оседлал большого чалого жеребца и посадил Джоди сзади, на крестец, – в седле вместе с ним не поместилась бы и травинка.

Сенокрыл с енотом на плече, хромая, проводил Джоди до края росчисти и прощально махал палкой до тех пор, пока они не скрылись из глаз. Джоди доехал до Острова Бэкстеров и долго махал вслед уезжающему Быку. Он был всё ещё оглушён. И только открыв калитку под мелией, вспомнил, что позабыл поискать за магнолией конного испанца.