Текст книги "Тигр в дыму"

Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Ливетт, – повторил он. – Это и есть новый жених. Конверт предназначен ему. А что такое? Говори, капрал! Что? Ты что, слышал это имя раньше?

Глава 12
Официальная акция

А тем временем наверху первые рыбные торговцы, мокрые, как и их товар, валом валили из проулка на рыночную площадь. И вот уже образовался длинный обшарпанный ряд, который время от времени размыкался, чтобы дать дорогу добродушно извиняющимся грузчикам, подтягивающим мешки в зеленную лавку, и смыкался снова.

К утру туман сделался еще гуще. За двадцать четыре часа городские свалки наделили его плотью и запахом, и теперь он был леденяще-мерзостным.

Именно в недрах зеленной лавки и зародилась та «пара слов», которой суждено было вырасти в полнозвучный рыночный гвалт. Зеленщица, полная женщина, закутанная едва ли в дюжину вязаных кофт, каждая из который хоть краешком давала знать о своем существовании, тем не менее мерзла в них и потому раздражалась. Душу она отводила, отвечая двоим мужчинам, обратившимся к ней официально и вежливо.

– Но ведь у нас уже все что можно померили, – протестовала она. – У нас уже были на той неделе. А мне дела нет, будь вы хоть из самого из правительства, хоть от лорд-мэра, для налогов нас уже обмеряли вот и весь сказ. А если налоги еще больше будут, то мне платить нечем. Такое устраиваете, что можно подумать победил Гитлер!

Раскаты ее могучего голоса явственно слышались с улицы сквозь незастекленное окно, и невысокий мужчина в рыбном ряду аккуратно сплюнул на мостовую:

– Скажи лучше – русские, – кратко заметил он.

– Прямо он русский, этот Джек Хэйвок, – не разобрав, отозвался торговец рыбой, шваркнув камбалу на развернутый газетный лист, протянутый ему старушкой. – Нашенский он, отечественного производства, вроде как наша рыбка. Ну, бегите, матушка, почитаете потом у камелька. Погрейтесь там за мое здоровье!

Лавочница продолжала ворчать:

– Я скоро больная буду ото всяких этих властей. Уж и на той неделе весь дом обшарили.

Визитер повыше, приятной наружности господин, сменивший роговые очки на специальные окуляры санитарной службы, глядел на нее обеспокоенно. Мистер Кэмпион попал в весьма щекотливое положение. Он был вынужден заниматься расследованием, не прибегая к помощи полиции, не будучи вполне уверен, что Ливетт не замешан в каком-либо неблаговидном деле. Поэтому адрес оркестра пришлось добывать из неких далеко не официальных источников, и наконец теперь, когда адрес Уже был найден, оказалось что он не совсем точен. Кэмпион понял, что войти в подвал можно только через подсобное помещение лавки. Он сожалел, что представился налоговым инспектором, но куда больше его тревожило предчувствие, что медлить нельзя ни минуты.

Он посмотрел на своего сопровождающего, и мистер Лагг, приобретший благодаря макинтошу и котелку весьма солидный вид, понял, что пора идти на выручку. Он пододвинул даме кипу старых налоговых деклараций.

– Да не стесняйтесь вы, с такой-то славной наружностью, – начал он с несколько неуклюжего комплимента. – Вы ведь помочь нам хотите, голубушка, правильно?

– Да уж прямо! – усомнилась она. – А наружность вы мою в покое оставьте, она при мне всю жизнь, я про нее и слушать ничего не желаю. Уходите-ка отсюда! Идите у соседей меряйте!

Мистер Кэмпион кашлянул:

– Я только насчет подвала, мэм, – сообщил он доверительно. – Наши ребята маху дали – не включили размера подвала, вот нам и пришлось вас снова беспокоить.

– А-а, хотите чтобы я налоги платила за здорово живешь! Вдвоем явились подвал мерить! Нет уж! Ключа я вам не дам. Не могу вас туда пустить. Мои жильцы оставляют мне ключ, когда уходят на работу. Вон он на гвоздике висит. Только дотроньтесь – я мигом полицию позову! – она растерянно замолчала, и все трое, застыв, уставились на громадный и пустой гвоздь, торчащий из зеленой дощатой стены. – Пропал! – возопила она. – Кто взял? – и повернулась к Лаггу, свирепея от внезапного подозрения.

– Да обыщите меня, миссис, – толстяк даже оскорбился..

– Недосуг мне, а то бы обыскала его как миленького, – ее блестящие глазки, такие же маленькие и темные, как у него самого, окидывали его объемы с нескрываемым злорадством. – Ишь, чего это из вас так выпирает? Собор святого Павла?

– Хо! От кого это я такое слышу, а? – задетый за живое, Лагг позабыл всякую осторожность. – Не иначе от Марго Фонтейн из балета Ковент-Гарден!

Получалось глупо. Разгоралась настоящая, чисто лондонская склока, бестолковая, с переходом на личности. Обтянутый шерстяной кофтой бюст колыхался, лицо лавочницы приобрело оттенок спелой сливы, и перепачканная землей рука уже взлетела для удара. Но тут же опустилась, и дама, пересиливая себя, как если бы ей пришло в голову кое-что похлеще, перегнулась через горку пламенеющих апельсинов и завопила что было мочи: «Полиция!»

К ее величайшему замешательству, констебль ее услышал. Он немедленно возник у самой лавки, его гладкая синяя спина замаячила уже в ярде от дверей. Более того, он с явным облегчением заторопился на подмогу, потому что, пока перебранка в лавке только разгоралась, другая уже вовсю полыхала в рыбном ряду. Началась она с маловразумительного спора о вероятности восточно-европейского происхождения Джека Хэйвока, но самое пламя вспыхнуло, когда некая женщина с курчавыми волосами, чистым выговором и без тени юмора в глазах выступила против употребления слова «русский» как уничижительного. Речь ее была складной и внятной, но не слишком уместной, в связи с чем рыбный торговец, оскорбившись эпитетом «мелкобуржуазное убожество», из коего вполне понял только интонацию и первые буквы, яростно развернулся в ее сторону и обозвал ее «кровавой пацифисткой большевиков».

Тут же, как по сигналу, все вокруг принялись категорично излагать собственные взгляды на наболевшие проблемы, и полицейскому пришлось покинуть свой закут.

Этот офицер был немолод, его рыжеватые волосы успели уже несколько поредеть, к тому же он здорово устал за долгую холодную ночь. Так что одного его присутствия оказалось явно недостаточно, чтобы утишить гвалт, а его предупреждению «Эй, эй, ну кто там» грозила серьезная опасность остаться без внимания.

Вот почему он почувствовал облегчение, когда крик, донесшийся сзади, из закрытого помещения, упростил его обязанности, сделав их относительно более мирными. Он немедленно развернулся и вошел в лавку.

– Так-так, а у вас тут чего?

Властный голос, долетевший до рынка, и слова, обещающие интересное развитие событий, достигли наконец искомого эффекта. Расшумевшаяся толпа вокруг рыбной тележки повела себя в точности как хнычущий ребенок, вдруг получивший конфету. Шум прекратился немедленно, и все внимание переключилось на зеленную лавку.

Внезапно оказавшаяся на авансцене лавочница растерялась. Ее гнев улетучился, уступив место рассудительности, чтобы не сказать обеспокоенности, – как бы теперь оправдаться. Когда она наконец замолчала, констебль перевел взгляд с представителей власти на гвоздь.

– А что это вы решили, что ключ вообще пропал? – поинтересовался он миролюбиво. – Они разве уже ушли? Я что-то не видел, чтобы они проходили.

– Уже десятый час! О Боже мой, офицер, это все печка! Я их все время предупреждала. Я сама как-то в газете видела. Целая семья погибла, угорела за ночь от такой вот железной печки!

Она оказалась прирожденной актрисой – яркий и выразительный образ был создан при минимуме слов. Зрители оказались захвачены, игра им нравилась. Оркестрантов все знали, по крайней мере, в лицо, и предположение, будто вся честная компания отравилась угарным газом в склепе у них под ногами, повергла бы в ужас даже наиболее пресыщенную публику. На констебля оно произвело несомненное впечатление.

– Не говорите так, мамаша, не надо, – запротестовал он. – Скорее всего дрыхнут они, и все. В такое утро оно и не грех!

Мистер Кэмпион ухватился за представившийся шанс:

– И тем не менее, – произнес он твердо, – я надеюсь, вы подтвердите это, офицер, что произвести осмотр необходимо, – и добавил конфиденциальным шепотом, как один слуга государства другому. – Мне бы только быстренько пройтись с рулеткой, и все.

Констебль колебался. Квартал был не из тех, где с подобными визитерами долго церемонятся, а ему тут еще служить и служить. С другой стороны, его ухо уже уловило свистящий шепот из тумана за спиной:

– Двадцать человек, и все лежат рядком, как овечки – будто после воздушного налета. Звоните девять-девять-девять!

– Я не могу вам этого позволить, поймите меня, – пробормотал полисмен в ответ Кэмпиону, – но если вы пойдете со мной, тогда, думаю, ничего.

Он повернулся на каблуках, и двое пошли за ним, а толпа сначала расступилась, пропуская их, а затем сомкнулась и хлынула следом.

В это время в подвале Тидди Долл только-только отодвинул ящик, на котором сидел, и встал, щелкнув каблуками. Хэйвок потянулся к нему всем своим существом, его странные непрозрачные глаза потемнели от волнения. Ему не терпелось узнать об этом новом совпадении, которое бы придало еще большую силу его жутковатой философии.

– Что? Ты что, слышал это имя раньше?

Долл безмолвствовал, но голова его работала вовсю. Потрясающий успех его замысла превосходит ожидания. Ненужный свидетель за его спиной уже считай что мертв. Но осталось преодолеть одно маленькое затруднение. Если Бригадир решит потолковать с Джеффри Ливеттом, прежде чем его укокошить, а в данных обстоятельствах это весьма даже вероятно, опасная тема Шмотки обязательно всплывет. Он тревожно глянул на двоих других участников переговоров, и с облегчением заметил, что это имя не вызвало у них отклика – оно не произвело на них никакого впечатления, хоть они его прежде и слышали.

Долл все еще стоял, прикидывая, как бы соврать поубедительнее, когда наружная дверь легко подалась под рукой констебля и проход загудел под напором хлынувшей в него толпы. В тот же миг внутренняя дверь распахнулась от сквозняка, и все кто был в подвале, за исключением одного, повскакивали на ноги и уставились наверх.

Полисмен в форме, двое государственных служащих в официального вида плащах и кучка галдящей и пихающей друг друга публики закачалась в дверях над лестницей.

В это первое цепенящее мгновение Тидди Долл ощутил на своих плечах хватку рук, о силе которых не подозревал. Его, словно ставшего вдруг невесомым, буквально передвинули с места на место, установив точно между Хэйвоком и вошедшими. Его употребили вместо Ширмы, и в дальнейшем, можно предположить, отнесутся к нему столь же равнодушно, словно ничем другим он и не является. Это открытие укрепило его дух как ничто Другое, и он постарался держаться достойно сложившейся ситуации.

– Хэлло? – зазвенел его голос, ясный и вызывающий. – Чего вам? Мы все дома!

Все шло удачно, и он бы выкрутился, вот уже и констебль повернулся было к выходу, бормоча что-то извиняющимся тоном, но не все музыканты оказались из того же металла, что и их предводитель. Едва миновало первоначальное остолбенение, как цепочка сидящих под дальней стеной заволновалась и дрогнула. Карлик испустил очередной истерический вопль, и вся незадачливая рота рассыпалась по комнате, как рухнувшая баррикада.

Констебль, пораженный несоразмерностью этого смятения, вернулся. Хэйвок утрачивал власть на глазах. Он уже посматривал на решетку в потолке. Но подпрыгнуть так высоко было и тигру не под силу, а возникшая сзади паника уже докатилась до Долла, словно волна ледяного воздуха из открытой двери. Альбинос рявкнул на своих подопечных, в очередной раз утверждая собственный авторитет. Голос его гремел, как у старшины, от него, казалось, исходила необычайная сила.

– Стрройсь! Рраввняйсь! Да какого там! Продрыхли, так чего теперь паниковать! Музыку свою не забудьте! Жратва вас уже дожидает! Долго мне тут вас ждать – а ну, гляди веселей!

Карлик затрусил за ним с леденящими кровь криками, Долл, схватив маленького человечка за воротник, поднял его и метнул себе за спину.

Длинные руки поймали беднягу, и тот с торжествующим кличем уселся на так понравившееся ему место – на плечи Хэйвока. Высоко над головами своих мучителей. При всем желании Долл бы не смог выдумать ничего лучшего для маскировки своего гостя, потому что совершенно естественным образом все взгляды устремились на всадника, а не на коня.

Тем временен цимбалист уже подымался по лестнице, и Долл шагнул вперед, глянув на незванных гостей сквозь темные стекла очков.

– А мы только собрались сходить позавтракать! – заявил он. – Будут возражения?

Констебль, задержавшийся только потому, что наседавшая сзади толпа делала невозможным отступление, махнул рукой, даже не пытаясь ничего объяснить, и потеснился. Его увенчанная шлемом фигура подалась назад, и голос гулко раскатился, словно в бочке:

– Посторонитесь, пожалуйста! Ведь тут закрытое помещение! Посторонись! Проходите, проходите, не задерживайтесь!

Не отступили только двое в плащах, и тот из них, что похудее, даже шагнул на одну ступеньку вниз. Доллу он совсем не понравился, а молчание показалось подозрительным.

– Мы подымемся, если вы не возражаете! – выкрикнул Альбинос предостерегающе: он надеялся поскорее отделаться от неприятных посетителей и сохранить за собой власть в подземелье, но его снова подвели свои же. Не успел он договорить, как те всем скопом навалились на него и вытолкнули вверх по лестнице. – Чего вам угодно? – снова рявкнул он на Кэмпиона, да так, что джентльмен невольно взглянул в его сторону. И в этот самый миг карлик, чья голова возвышалась надо всеми, а маленькие пальчики цеплялись за нижнюю часть лица того, кто его нес, мелькнул среди толпы и шмыгнул в образовавшийся в ней проход, последним уходил Долл, поспешая за всеми остальными. И это была катастрофа: Бригадир к этому времени был уже страшно далеко, – лишь силуэт карлика маячил в мутном прямоугольнике света в дверном проеме. Так что слушать незванных гостей Тидди было некогда. По первым же их словам он понял, что это не полисмены в штатском, и утратил к ним всякий интерес, а если он потеряет Бригадира сейчас, то потеряет его навсегда, а с ним вместе – и все остальное. И он яростно рванулся из-за спины Лагга.

– Не могу вам помочь, – бросил он толстяку через плечо. – Ничем не могу вам помочь, – и выскочил в туман, следом за своим оркестром.

Мистер Лагг едва устоял на ногах, а когда повернулся к спутнику, его маленькие черные глазки расширились до пределов, отпущенных природой.

– Черт знает что! – воскликнул он, – И вы про все про это знали?

– Не вполне, – Кэмпион уже спускался вниз по лестнице. – Но меня это как-то и не беспокоит, а вас?

Лагг нагнал его уже внизу. Так они и стояли, оглядывая брошенную в беспорядке комнату, в которой, впрочем, все еще была заметна обыкновенно царящая тут опрятность и поразительная, отдающая карболкой чистота. Печка догорала, сквозь незакрытую дверцу виднелось желтоватое пламя.

Лагг сдвинул котелок на затылок.

– Мистера Ливетта среди них не было, старина, – произнес он, неизвестно почему понизив голос. – Я как следует каждого рассмотрел, пока они проходили. Ну не цирк, а? Бродячий зверинец с музыкой, ей-Богу!

– Вы заметили того, кто нес карлика?

– Типа в берете? Нет, толком не разглядел, но это не он. Высоковат для него. А что это вам в голову пришло?

– Да упустил я его. Альбинос только того и хотел. Знать бы зачем? – Кэмпион шел вдоль ряда коек, расправляя все подозрительные бугры на одеялах. Действия его отличала та особая тщательность, какая появляется, когда не столько ищут, сколько боятся неожиданной находки, и все же несмотря на его усердие он мог бы и не обратить внимание на койку в дальнем углу. Блеклые в сумраке упаковочные ящики вокруг «стола переговоров» были разбросаны как попало, и оттого куль, завернутый в темное одеяло, поверх которого сообразительный Роли успел водрузить коробку, казался совершенно незаметен.

Окинув глазом альков и заглянув под лестницу, Кэмпион выпрямился.

– Джефф! – позвал он по какому-то непонятному импульсу. – Джефф, где вы?

Его голос, столь же характерный, как роговые очки и бледное лицо, разнесся по всему пространству темного подвала, еще хранившему тепло оставившей его компании.

Двое стояли, вслушиваясь, и сквозь открытую дверь наверху до них доносился грохот машин и топот ног. А потом оба услышали. То был негромкий задыхающийся хрип, донесшийся из угла. А затем кто-то, лежащий там на койке, медленно выгнулся с последним, рвущим сведенные мускулы усилием, и пустая коробка чуть приподнялась, качнулась и опрокинулась на кирпичный пол.

Глава 13
Хранитель

Едва только мистер Кэмпион позвонил Мэг с Крамб-стрит из полицейского участка, куда доставили Джеффри для дачи показаний, она туда сразу же примчалась. И около четырех часов дня, сумрачного, так как к туману добавился моросящий дождь, и даже лондонцы начинали недоумевать, с чего бы в самом деле их пращурам вздумалось строить город на болоте, она позвонила домой. Трубку снял Сэм Драммок.

К этому времени старый журналист уже успел все организовать. Не без легкой склонности к театральным эффектам, столь свойственной людям его славной профессии, он переоборудовал свою гостиную в этакое генеральное бюро информации и замкнул на него все дела семьи – отключил все телефоны в доме, кроме своего, и уселся возле него, готовый к приему срочных новостей.

Одновременно он работал над своим очередным шедевром – статьей в спортивный еженедельник, куда он, сам не зная почему запаздывал с материалом, и его портативная пишущая машинка, уже однажды приобщившаяся к истории – она побывала на подписании Версальского мира – делила вместе с телефонным аппаратом и пивной кружкой высокую честь пребывания на кухонном столе, весьма неохотно одолженном миссис Сэм. Он вкалывал как вол, ведя одновременно переговоры с полицией, прессой и частными лицами с одинаковой лаконичной корректностью, ничего не упуская, ничего не разглашая и упиваясь этой своей ролью как никогда.

Эмили Тэлизмен была у него за курьера, гарсона и публику. Без нее представление стало бы куда скучнее. Но пока она, с длинными волосами, перехваченными лентой, молча восседала на винтовом табурете от пианино, обвив босыми ногами подставку своего пьедестала и глядела на него неотрывно и благоговейно, его утомительное занятие нимало не утрачивало своего блеска.

Мэг говорила уже давно, с противоположного конца комнаты Эмили был слышен ее голос, доносившийся из трубки пискливо и ненатурально, как могли бы говорить игрушки, но разобрать слов девочке не удавалось. Эмили это мало огорчало. Она наблюдала за Сэмом. Тот говорил очень мало. Великолепный, с расстегнутым воротником рубашки, обнаженными могучими бицепсами и сверкающей под лампой лысиной, он лежал всей грудью на столе, рядом со своим блокнотом. Эмили знала, что новости потрясающие, потому что его аккуратная ступня в красном шлепанце так и ходила ходуном, но больше его волнение никак не проявлялось.

– Ага, – произносил он время от времени, торопливо черкая что-то карандашом толщиной в большой палец, – ага, есть такое дело. Поехали! Хорошо? Ясно, продолжай!

То были танталовы муки, но девочка ни разу не шевельнулась, она затаила дыхание. Взгляд ее распахнутых глаз был прикован к его лицу.

– И правильно, – произнес под конец Сэм. – Предоставь это нам. Спокойно, Старушка-Королева. Не беспокойся. Считай, все уже сделано. Я им передам. Положись во всем на Сэма. А с парнем-то все в норме, как он вообще? Ну, это главное. Слава тебе Господи. Точно. Через полчаса. До скорого, радость моя!

Он повесил трубку, потянулся, откидываясь на спинку стула, сдвинул на лоб очки и посмотрел на девочку. Он обдумывал нечто весьма сложное, – Эмили уловила движение мысли в глубине его круглых карих глаз. Сэма явно что-то беспокоило. Он принимал одно из ответственнейших решений в своей жизни. Девочка изо всех сил старалась не помешать ему. Он всегда оказывается прав, дядя Сэм, если только дать ему время подумать. Она его так любит!

Наконец Эмили увидела, что он вышел из задумчивости, отбросив прочь свою озабоченность.

– Эй, парень, – оба зачитывались вестернами, и в особо напряженные минуты некоторое вкрапление в их разговор фразеологии прерии считалось вполне позволительным. – Скачи сейчас же к своей бабусе и передай ей – нет, лучше все сделать официально. Нам не надо лишних неприятностей.

Он принялся писать крупным ученическим почерком, сопровождая каждый пункт записки устным комментарием.

– Миссис Элджинбродд со своим молодым человеком и парой крупных полицейских чинов прибудут через полчасика. С ними будет и Альберт. Ясно?

Она кивнула, протянув тонкую руку за запиской, ее длинные прямые золотистые волосы коснулись его плеча, и он ощутил на своей щеке ее дыхание.

– А Джеффу понадобится ванна, хорошая горячая ванна. На этом Мэг особо настаивала. О, это первоклассная женщина, моя Старушка-Королева! Ставлю фунт, что им никому там не удалось заставить ее замолчать. О своем мужчине она заботится как надо, и поэтому непременно будет счастлива. Скажи бабусе, что все они приедут голодные, а по пути заскочи к моему разлюбезному и спроси, как у нас с пивом – если его маловато, пусть твой дедуся сбегает прикупит еще, как только откроются пабы. Если в шкатулочке нет денег, могу подбавить. И ни в коем случае не беспокоить мисс Уорбертон. У нас и без нее забот хватает. Ясно?

Он вырвал из блокнота листок со следующим ультимативным текстом: «Мэг. Джефф. Полиция. Альберт. ВАННА. Еда. ПИВО. Через полчаса».

– Просто передай вот это и мой поклон нашей почтенной пожилой леди и объясни, что все очень срочно! Да, и еще, любовь моя, возьми мою бритву, – только не самую лучшую, а просто лучшую – и положи ее в ванную. Ну, ступай же! Эй, попридержи коня! Что ты говоришь?

Девочка замерла в дверях, пританцовывая на худеньких ногах, с готовой вот-вот прорваться сквозь обычно застенчивое выражение ее лица озорной улыбкой, а глаза из-под опущенных ресниц смущенно сияли.

– Класс! – произнесла она тихонько, чтобы никто, кроме него, не услышал.

– Ты парень что надо! – пророкотал Сэм. – А после, не забудь – снова на пульт! У нас еще полно работы. Материал должен пойти!

Едва дверь закрылась, он покачал головой. Малышка-Королева (в отличие от Старушки-Королевы, у которой с этим все о'кей) все-таки уж слишком робеет. А Сэм пуще чумы боялся подавления бессознательного. «Это выходит боком» – таково было его мнение. Тут еще работать и работать, ясное дело.

Оставшись один, он поднялся и подошел к огню, над изразцовым камином помещалась полка из стекла и красного дерева, изначально строгий стиль которой несколько оживляли гроздья визитных карточек, газетных вырезок, конвертов с письмами и лучинок для раскуривания трубки, торчащих в разные стороны, как папильотки из головы старой графини. Он некоторое время молча созерцал все это, а затем, сходив за стулом, влез на него и посмотрел на свою коллекцию сверху. О существовании некоторого зазора между полкой и стеной ему было известно лучше других. Он потрогал головки шурупов, удерживающих конструкцию, пожал круглыми плечами и вернулся к своей машинке.

Как и большинство пишущей братии, он был вынужден совершенствовать техническуо сторону дела, чтобы занудность своего ремесла сделать хотя бы мало-мальски терпимой, и опытным путем пришел наконец к методе, при которой он сам себе диктовал вслух собственные тексты, фиксируя их на машинке при помощи системы глубоко индивидуальных сокращений, непостижимых для всех, кроме полдюжины наборщиков, годами имевших с ним дело. Для полноты комфорта ему требовалось еще пиво в неограниченном количестве и восторженная публика, поэтому он очень обрадовался, когда Эмили впорхнула обратно в комнату и тихонько устроилась на своем насесте.

– Тринадцатое января тысяча девятьсот двадцать первого года, точка. Альберт-холл набит до отказа, – начал он, тюкая коротким указательным пальцем по клавишам. – Как ясно я его помню, тот решающий вечер. Если бы не присутствие Его Королевского Высочества – худенького мальчика, которого мы все так любили, – Уайльд бы вообще отказался от борьбы. Некоторые, среди которых есть и такие, кто и в самом деле помнит все это, сообщат вам весовую категорию Хермана – но довольно об этом. Столько с тех пор утекло воды под мостами старушки Темзы, что не стоит нам ворошить былые споры. Но кто из тех, кто был в тот вечер с нами, чье сердце колотилось под белоснежной манишкой, поверил бы, что после семнадцати раундов упорнейшего из всех поединков, которые когда-либо знал этот ринг, мы увидим, как руку нашего знаменитого маленького чемпиона подымет своими могучими ручищами мой старый приятель «Пегги» Беттинсон…

– Джек Смит, дядя Сэм. Ты забыл?

– А? – Сэм глянул на страницу, тщательно забил одно имя и впечатал другое. – Я точно спятил, – произнес он подавленно. – Боже, если бы такое пошло в набор, все бы точно решили, что старый Сэм умом тронулся. И Господи, Эмили, ведь были бы правы! Ты помнишь, я же тебе про тот вечер уже рассказывал? Это был Джек Смит из Манчестера, один из лучших рефери…

– О да, – выдохнула она с серьезнейшим видом. – О да, эту историю я хорошо помню.

Какое-то мгновение они сидели молча, унесшись мыслями в запредельный романтический мир, где все решает не знание, а отвага, мир, который сам во многом был творением старого Сэма и его собратьев по перу, которые, восхваляя героев, создали боксерскому рингу славу куда более яркую, чем огни стадиона Янки или Хэррингея. Эмили, знакомой с этим миром из его первоисточника, он виделся царством рыцарства.

Наконец Сэм хлопнул себя по колену:

– Без толку, любовь моя, – сказал он, – у меня на уме совсем другое. Мне надо прежде кое-что выполнить. Я-то думал, что стоит еще пару денечков погодить, поскольку привык следовать данному слову буквально, а слово было «день свадьбы». Но, как говаривала матушка, обстоятельства меняют дело. Всегда имей это в виду, Эмили. Случается и такое, парень, что решение надо принимать в одиночку. Подай-ка мне сюда отвертку!