Текст книги "С.С.С.М. (СИ)"
Автор книги: Марципана Конфитюр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
***
– Отмякает, – констатировал Заборский, ощупывая Вождя. – Ноги ничего, а вот голова еще твердая. Да и вода тут уже ледяная! А-ну, переложим!
Тело вытащили из бадьи для молочной смеси и переложили в соседнюю, только что наполненную речной водой комнатной температуры – на этот раз вниз головой. Весь пол месильного цеха был залит, рукава коммунистов намокли. С ветхого костюмчика Вождя лилась вода. Перед размораживанием его не сняли: не из пошлой мещанской стыдливости, разумеется. Просто застывшее тело раздеть было невозможно. Даже старомодные очки примерзли к переносице руковода намертво.
К тому времени, как предводитель красностранской революции окончательно отогрелся, а ученые приступили к операции по удалению убившей его пули и починке внутренних органов, была уже глубокая ночь: часа три, а то и больше. Спать Краслену, тем не менее, не хотелось. Смотреть на операцию почему-то тоже: от зрелища вокрешаемого Вождя пролетарий почему-то волновался так, что голова начинала болеть. Пришлось уйти в другое место. Возбужденный, он ходил туда-сюда по цеху заморозки и напоминал собой отца, ожидающего чуда за воротами роддома. Джессика тоже не могла усидеть на месте: поглядев на работу ученых, спешила рассказать о ней Кирпичникову, а, оказавшись возле него, сгорала от нетерпения снова пойти в цех, где проходило оживление. Он стрался успокоить ее, она – его. Чем дальше, тем сильнее волновались они оба.
На рассвете, в шесть утра, загрохотало: красностранские танки и цеппелины пошли в атаку. При звуках боя Краслен испытал не страх, а подобие облегчения. Теперь, когда свои уже здесь, можно не бояться бомбардировок и сдачи города! Подойдя к окну, пролетарий невольно залюбовался: яркие, длинные, ветвистые молнии одна за другой озаряли небо над Манитауном, и конца им не было видно. Это новое оружие завода "Теслэнерго" наконец пустили в ход.
За грохотом разрывов Кирпичников не расслышал шагов Джессики. Отвернувшись от окна и увидев перед собой негритянку, он вздрогнул от неожиданности.
– Идем! – сказала та. – Они уже ввели оживин и делают искусственное дыхание. Этого нельзя пропустить!
Молодые люди бросились в месильный. Здесь, похоже, собрались все коммунисты и сочувствующие Манитуана: толпа, в который смешались белые и цветные, люди с ведрами и люди с кастрюлями, была еще плотнее, чем на встрече заключенных в доме Паттерсона. "Позвольте… Извините… Разрешите…" – бормотал Краслен, пытаясь пробраться если не вперед, то хотя бы в такое место, откуда что-нибудь можно увидеть. Узнав героя, массы расступились.
Юбер разогнулся, Вальд убрал руки. Не веря своим глазам, коммунисты наблюдали, как грудь Вождя несколько раз сама поднялась и опустилась. Кожа порозовела, рот раскрылся…
– Доложите результаты продразверстки! – слабым голосом сказал глава рабочих.
***
Спустя час-другой, когда Вождь смог сидеть и стоять, а также понял, где находится и пожал руки всем желающим, ангеликанцы стали потихоньку расходиться: кому-то надо было отправляться на поиски еды, другие понимали, что, хоть красностранские части и под боком, хоть коммунисты и пошли на временный союз с буржуазией, многолюдные сборища, тем более, без конспирации, могут быть опасными. Джессика отправилась за пищей для Вождя, Джордан – за новой пристойной одеждой, Джулиан – за спальным мешком для воскресшего, которого решили оставить на фабрике – пока не окрепнет. С руководом остались Краслен и ученые – надо было проследить, чтобы ему не стало хуже, ввести в курс мировых событий и исполнить свое давнее желание – пообщаться с величайшим человеком.
– Так, стало быть, я пролежал мертвым двадцать три года? – удивленно спрашивал Вождь. – А кулачество уже истреблено как класс? Крестьянские массы влились в сельхозкоммуны? Страна индустриализирована? Новый быт сделался повсеместным? Что, и электричество у каждого? И женщин уважают? Все – так быстро?! Неужели я увижу это собственными глазами?!
– Как только окрепнете, сообщим об этом своим, и все вместе выберемся в Красностранию, – отвечал Заборский. – Наверняка для Вас выделят один из находящихся здесь наших самолетов.
– Наших самолетов? Что они здесь делают!?
Вождю рассказали о разгоревшейся войне, о положении в Ангелике и красностранской помощи в борьбе с фашизмом. Черные глаза руковода яростно засверкали, густая шевелюра, и без того стоявшая дыбом, едва не зашевелилась.
– В таком случае, какого черта вы предлагаете мне ехать домой!? – вскричал воскресший. – Новая империалистическая война вот-вот сделает нужду угнетенных классов невыносимой! Верхи разбежались, у низов кончается терпение, массы активизировались, революционная ситуация на носу! А вы предлагаете мне сидеть дома!?
Ученые смутились. Один лишь Краслен отреагировал на мнение Вождя незамедлительно и востореженно:
– Правильно, правильно, Лев Давыдович! Я знал, что вы так и ответите! Если решите возглавить мировую революцию – можете на меня рассчитывать! Не зря меня в честь вас назвали!
– А как вас зовут? – спросил Вождь.
– Краслен. То есть, красный ленскист!
– Вот оно как! – улыбнулся поклонник романов в стихах. – Что же, это очень лестно. А скажите-ка мне теперь: повсеместно ли наша страна радиофицирована? Завершилась ли победой война с религиозным дурманом? А грамотность, чистка зубов и прививка от оспы – всеобщие?..
Рассказ о достижениях рабочей партии прервали Джессика и Джордан. Взволнованные лица негров говорили о том, что помимо еды и костюма, они принесли с собой важные новости.
– Брюнны отброшены! – объявила негритянка.
Краслен перевел. Все захлопали.
– К сожалению, это еще не все новости на сегодня, – добавил ее брат. – Ввиду того, что угроза уличных боев отпала, начальник полиции требует сдать все оружие, включая самодельное, и разобрать баррикады.
– Это его собственное мнение? – сурово спросил Ленский.
– Думаю, нет. Указание сверху. Впрочем, министры разбежались, мэр исчез, так что теперь не разберешь, кто правит городом.
– Те же, кто и всегда, – ответил Кирпичников. – Капиталисты. Только теперь, полагаю, они это делают сами, не прикрываясь демократическим фасадом.
– Значит, они боятся народных масс, – подал голос Заборский. – И видимо, не напрасно. Забастовки не прекратились?
– По радио объявили, что забастовщиков будут судить как военных преступников, – сообщил Джо. – Войска С.С.С.М. выполнили свою задачу и уже выводятся, так что мы беззащитны перед эксплуататорами! Вот-вот снова начнутся гонения на коммунистов! Красностранская армия сбросила лапу фашизма с шеи буржуазии и ушла, а та вздохнула свободно и решила взяться за "дело"!
– Между тем, хлеба нет как не было, – добавила Джессика. – Я принесла товарищу Ленскому похлебку из корешков, которые мы выкопали на развалинах. По радио требуют снова затянуть пояса!
– Говорят, под предлогом поисков подпольных складов оружия и разоблачения шпионов полиция начала повальные обыски! Уже арестовали несколько человек. Они врываются в чужие дома, словно хозяева! – продолжал Джордан. – Мы выдержали такую осаду, а что в результате!?
– Скажи о брюннах, Джо, – напомнила негритянка.
– Да… – Джордан вздохнул. – Ходят слухи, они оживили свою пробную роту убитых.
– Час от часу не легче! – буркнул Вальд.
– Долой опасения! – провозгласил Лев Давыдович. – Нам не впервой бросать вызов реакционным режимам! Я чувствую: победа мирового коммунизма совсем близко!
С этими словами он сделал шаг в сторону негров, молниеносно подхватил их на руки – брата левой, сестру правой – и закружился с пролетариями так, как будто это были маленькие дети.
***
В тот же день, ближе к вечеру, в городе начались баррикадные бои. Это произошло как-то само собой, без чьих-либо призывов и бунтарских планов. Полиция получила приказ демонтировать баррикады ввиду их ненужности. Гражданам это не понравилось: одни боялись, что фашисты еще вернутся, вторые считали, что укрепления пригодятся для обороны от кого-нибудь другого, третьим было просто жаль своей работы. Принудительное разоружение тоже мало кого устраивало. Мелкие стычки с полицией мало-помалу переросли в массовые сражения.
Боевого духу повстанцам придавали разговоры о якобы возникающем то там, то здесь человеке, невероятно похожем на Льва Давыдововича Ленского, вождя мирового пролетариата, погибшего двадцать три года назад и до недавнего времени хранившегося замороженным в здании фабрики Памперса. Рассказы о невероятной физической силе воскресшего (как вариант – двойника) делали слухи совершенно фантастическими. И все же в них верили многие. Особенно после того, как по радио объявили опровержение "нелепых сплетен о восставшем мертвеце": тогда вера в вернувшегося Ленского стала чуть ли не всеобщей.
К тому времени, как стало смеркаться, большинство полицейских ретировалось или перешло на сторону восставших. Разогнав прислужников капитала и отстояв свои сооружения, ангеликанский народ, вопреки ожиданиям, не успокоился. Ораторы, вещавшие с афишных тумб и постаментов разрушенных статуй, говорили о бесчестном поведении правительства и требовали от измученного народа взять власть в свои руки. Первые советы появились при заводах и при фабриках. Когда стало окончательно ясно, что завершение фашистских обстрелов не означает ни хлеба, ни карточек, и необходимые продукты не появятся сегодня в продаже так же, как не было их ни вчера, ни позавчера, раздались призывы штурмовать закрома буржуазных особняков.
Под покровом ночи толпы хлынули к домам О`Нила, Ромберга, Кебба, Уилсона, Чортона, Чортинга и, разумеется, Свинстона. Тысячи рук бросали в особняки камни и бутылки с керосином, трясли решетки оград и вздымались вверх с требованием справедливо разделить питание. Ленский возникал то там, то здесь. Теперь его видели многие. Оживший вождь одной рукой вырывал из земли заборы, окружавшие "частную собственность", и срывал двери с петель. Слуги богачей с криком разбегались, увидев Вождя. Кроме них, в особняках никого не было. Хозяев не нашли ни в одном из домов. Позже, когда граждане распределяли между собой захваченные вина, сыры и колбасы, кто-нибудь непременно вспоминал, что совсем недавно, еще утром, видел поднявшийся над особняком геликоптер или автомобиль с тонированными стеклами.
Впрочем, хлеб и мясо оказались далеко не главными находками народа в логове эксплуататоров. В нескольких богатых домах обнаружились телеграммы, ясно говорившие о том, что буржуазия разуверилась в победе над Брюнецией и перешла на сторону противника. Причиной тому было известие о воскрешении роты фашистских солдат, поступившее от ангеликанской разведки. Буржуи и генералы решили, что Ангелике и всему нефашистскому миру пришел конец, бежали из страны и принесли присягу "новому господину мира".
Подтверждение сведений о воскрешенных солдатах и новость про бегство верхушки потрясли манитаунцев. Сообщения и о том, и о другом передали по радио ровно в полночь – сразу после того, как вещательная станция была захвачена группой коммунистов и сочувствующих. Следом выступил Ленский. На ломаном ангеликанском он объявил, что жив и снова готов возглавить народные массы. Новые хозяева радиостанции тем временем разбили все пластинки с записями глупых песенок и одурманивающих фокстротов. На их место должна была прийти новая, прогрессивная, идейная музыка. Звуки Интернационала, впервые транслируемые ангеликанским радио, возвестили, что наступающий день стал первым днем революции.
***
– Внимание, внимание! Говорит Манитаун! Передаем важное сообщение! – произнес Краслен, стараясь держать правильное расстояние от массивного, похожего на руль микрофона. – Ввиду измены и коллективного бегства бывшего правительства с сегодняшнего дня оно объявляется низложенным! Верховная власть переходит к заводским, фабричным и конторским советам народных депутатов! Функции кабинета министров поручаются Временной Исполнительной Комиссии под руководством Льва Давыдовича Ленского и Джона Джеймса Джонсона!.. А теперь прослушайте песню о тракторах!
Кирпичников выключил микрофон и потянулся.
– Ну как? – спросил он. – Хорошо получилось?
– Лучше не придумаешь! – ответила Джессика и забралась к нему на колени. – Говоришь совсем без акцента, а голос у тебя такой красивый, что любой из наших прежних дикторов обзавидуется!
– Еще вчера я не мог и представить, что стану вещать по радио!
– А позавчера мы не верили, что увидим революцию в Ангелике! Ленни, Ленни, неужели все это происходит в действительности!?
В студию вбежал взволнованный Бакстер и бросил на стол перед Красленом какой-то листок.
– Зачитай, – велел он. – И хватит думать обо всяких глупостях! Да, я тоже не спал двое суток…
Кирпичников жестом заставил Бакстера замолчать. Джессика слезла с его колен.
– Внимание, внимание! Говорит Манитаун! Передаем важное сообщение! Как только что стало известно, руководство Самой-Счастливой-Страны-в-Мире приняло решение о повторном оказании военной помощи Ангелике! В связи с капитуляцией ангеликанских вооруженных сил и новым наступлением фашистких захватчиков, Комитет Красных Инженеров С.С.С.М. постановил выделить на оборону Манитауна четыреста танков, восемьсот самолетов и двести тысяч человек личного состава! Ангеликанский народ сердечно благодарит своих заморских братьев и верит в победу над диктатурой!.. А теперь прослушайте песню о линии электропередач!
Микрофон вновь был выключен.
– Как там наши, Бакстер? – спросил новоявленный диктор.
– Инспектируют типографию на предмет изъятия буржуазной агитации и печатания новых карточек. Полицию упразднили, теперь у нас народные дружинники за порядком смотрят. Паттерсон не успевает в партию записывать – столько желающих! Всех новичков он тут же отсылает на мукомольный завод – проверять склады, собирать мучную пыль, трясти мешки. Джо теперь начальник! Продбригадами командует. Обыскивают разные склады, заброшенные фабрики, подвалы. Говорят, уже несколько центнеров всякого съедобного для города нашли! И воды добровольцы на хлебокомбинат натаскали. Поужинаем, значит! Эх, буржуи, ничего-то они сделать не могли… А всего-то было надо…
Монолог Бакстера прервал еще один добрый вестник: Бейкер влетел в комнату, размахивая телетайпной лентой, словно это было знамя победы.
– Смотрите сюда! Что творится! – сказал он взволнованным шепотом.
Товарищи разворачивали ленту, читали новость и не верили своим глазам.
– Чудеса! – сказала Джессика. – Но как? И почему?
– Похоже, что у них там тоже жизнь не сахар! – ухмыльнулся Бакстер.
– Но почему так неожиданно? – вопрошал его коллега. – Ведь еще вчера на подобное не было ни намека!
– Очень просто! – ответил Кирпичников. – После оживления кто-то видит будущее, кто-то может читать мысли, кто-то приобретает невероятную силу… а кто-то неожиданно начинает думать своей головой вместо того, чтобы слепо верить пропаганде! Не так уж и просто этому научиться! Особенно, если ни разу не пробовал, как эти бедняги!
С этими словами красностранец, широко улыбаясь, повернулся к микрофону.
– Внимание, внимание! Говорит Манитаун! Передаем важное сообщение! Срочные новости из Брюнеции! В госпитале города Шлоттау рота оживленных солдат объявила о своем неповиновении фашистскому режиму и призвала всех сознательных брюннов выступить на борьбу с диктатурой Шпицрутена. По последним данным, восстание поддержано многими жителями города. Ангеликанские пролетарии желают своим брюннским товарищам скорейшего освобождения! Да здравствует брюннская революция! Ура, товарищи! Ура, братья и сестры!.. А теперь прослушайте песню о свободной любви!
– Ого, у вас даже про это имеется! – присвистнул Бейкер, как только мелодия заиграла.
– У тебя все мысли на одну тему, – подколол его Бакстер.
– В отличие от твоих, они не заняты темой еды двадцать четыре часа в сутки! Даже сейчас, когда стало известно о переброске красностранских войск, ты думаешь в первую очередь о том, не захватят ли они с собой еды для нас!
– И что с того? Мысли как мысли. Вот Краслен, тот совсем как мальчишка – до сих пор с удовольствием вспоминает, как весело было колотить пластинки с буржуазной музыкой!
– Ну хватит вам уже! – сказал Кирпичников.
– И правда, ребята! Ну будьте серьезней! – добавила Джессика. – Тут война, а вам все шутки!
Словно в подтверждение ее слов, неожиданно загудели сирены. На столе у Краслена включилась условная лампочка.
– Граждане! Воздушная тревога! – произнес он, придвинувшись к микрофону.
Для нового диктора это было первое объявление такого рода. К счастью, скоро оказалось, что и последнее.
Глава 31
Неделю спустя в Манитауне были и вода, и электричество, и хлеб. Под звуки новых песен добровольческие бригады разгребали развалины, чистили улицы, убирали противотанковые ежи и ненужные баррикады, выправляли трамвайные рельсы, снимали рекламные вывески старорежимных контор и бывших притонов. Первые отряды ангеликанских юнкомов радостно отдавали честь красностранским солдатам и летчикам, гулявшим по городу. Здесь и там шла раздача подарков из С.С.С.М.: бесплатных колбас и зубных порошков. Черные парни целовали белых девушек под красными знаменами. В чистом небе кружились осенние листья и первые махолетчики: освобожденный от людских страданий воздух Ангелики теперь был подходящим для летатлинов.
Возде входа в самый высокий небоскреб, на верхнем этаже которого некогда совещались капиталисты, красовалась вывеска: "Общежитие "Красная спальня". Теперь здесь размещались не бессмысленные конторы, а потерявшие крышу над головой пролетарии. Это был новый дом Бакстера, Бейкера, Сэмми, Джулиана, Джордана и Джессики. Двое последних стояли сейчас на крыльце и прощались с Красленом.
– Как жаль, что ты так быстро, – сказал Джо. – Но мы ведь встретимся?
– Конечно же, дружище! Я до смерти не забуду, как ты выручил меня, привел домой!.. Ох, Джессика…
– Ленни! Если б ты только остался немного подольше!..
Влюбленные обнялись.
– Я бы сам рад остаться, да нельзя! – сказал Краслен. – Комкрин прислал за нами специальный самолет, дома ждут с наградами… Да и соскучился я по Правдогорску, честно говоря! Так долго на родине не был! А ты… Ты прекрасная девушка, но, понимаешь ли…
– Понимаю, – вздохнула негритянка. – У тебя там есть девушка, вы давно любите друг друга, ты ей много всего обещал… и она, конечно, подходит тебе больше, чем я.
– Жеся, Жеся! – прошептал Кирпичников, сжимая негритянку в объятиях. – Если бы только можно было не расставаться с тобой! И не обижать Бензину… Хотя я, наверно, люблю ее больше… Нет! Что я болтаю! По-настоящему у меня все было только с тобой! Ты слышишь, Джессика!? Да, ты для меня главная! А Зина… Зина, Зина… Без нее я не могу. Да что ж такое!?
Джессика заплакала.
– Поезжай домой, любимый. Обо мне не вспоминай. Ты будешь счастлив с Бензиной, вы родите много красивых детишек, станете трудиться, жить, любить… А я… Я как-нибудь устроюсь. Наша страна только что встала на новый путь. Сколько всего предстоит сделать! Я буду отстраивать город, возводить предприятия нового типа, осваивать пустынные земли, учить грамоте люмпенов… Я найду себе занятие, Краслен! А может быть, однажды мы и встретимся еще раз! До свидания.
– До свидания, – молвил Джо.
– Прощай, родная!
Краслен последний раз поцеловал свою любимую, поправил рюкзак, развернулся, спустился с крыльца, сделал шаг… Потом встал. Обернулся. Сказал:
– Слушай, Жеся! А может, поедешь со мной?
***
На аэродром они примчались, держась за руки и уже предвкушая совместную жизнь в Краснострании. По дороге Кирпичников "все обдумал" и "твердо решил" объясниться с Бензиной сразу же по возвращении: лучше сделать больно один раз, чем всю жизнь быть рядом с ней, а думать про другую.
Легкий самолетик густо-томатного цвета стоял наготове. Трое ученых прохаживались туда-сюда в ожидании отправки: теперь не хватало лишь Ленского. Стройный пилот снял с себя шлем, и по кожаной курке рассыпались черные волосы.
– Жакерия! – воскликнул Краслен. – Ну и встреча!
Удивленная летчица обернулась. Густо подведенные глаза встретились с глазами пролетария, губы винного оттенка плотно сжали папиросу, выгнутые ниточки бровей поползли вверх.
– Я – Краслен Кирпичников. Вы меня помните? Ну, летатлин, беспосадочный полет, подсадка с поезда?.. Товарищ Урожайская! Три месяца назад! Ну как же так!?
– Не помню, – ответила летчица.
Взяла наманикюренными пальцами цигарку и пустила вверх колечко дыма.
– Наш Краслен и здесь уже успел! – сказал Заборский. – Посмотрите-ка! Пытаетесь очаровать героя С.С.С.М., а, Кирпичников? Боюсь, это будет непросто, ха-ха!
– Я всего лишь собрался спросить у пилота, нельзя ли нам взять одного пассажира сверх списка, – надувшись, ответил Краслен.
– Нет, нельзя. – раздался голос Урожайской. – Больше шестерых машина не поднимет.
Краслен посмотрел на Джессику. Джессика посмотрела на Краслена.
– Ну вот и все, – сказала она. – Тебе не придется принимать решения.
– Но… Жеся… Мне так жаль…
– Может, это и к лучшему, что так случилось, – произнесла негритянка. – Ну же! Тебя ждут Бензина и орден! Не будь слабаком! Подтянись!
– Джесс… А ты?..
– Буду жить, как жила. Ну, прощай!
Джессика развернулась и быстрым шагом направилась с аэродрома. Краслен хотел броситься следом. Заборский его удержал.
– Ну же, товарищ! – сказал Яков Яковлевич. – Вам и в самом деле надо бы одуматься! Погуляли – и будет. У всех нас бывают такие увлечения. Но подумайте сами: она ведь даже языка не знает! У вас там подруга, у нее здесь родные. К чему все эти метания, пошлые буржуазные страстишки? Ангеликанцам предстоит большое социалистическое строительство, да и нам с вами есть чем заняться…
Кирпичников грустно кивнул.
– Заборский прав, – добавил подошедший Юбер. – Мы стоим на пороге великих событий. Сколько всего предстоит еще! Кстати, вы слышали о восстании в Шармантии?
– В Шармантии? – встрепенулся Краслен.
– Революционные массы взяли штурмом все тюрьмы в столице! Рабурдену отрубили голову. До коммунизма уже рукой подать!
– А в Эскериде республиканцы одержали окончательную победу над силами реакции! – вставил Вальд. – После того, как сторонники диктатуры лишись помощи шпицрутеновских войск, это оказалось на удивление легко!
– Вот так скорость, не так ли? – поддакнул Заборский, стремясь отвлечь Краслена от грустных мыслей. – Думали ли вы, что однажды станете современником столь стремительных и ярких событий?
– После смерти Шпицрутена меня уже ничего не удивляет, – отозвался Кирпичников. – Когда здоровый и полный сил диктатор как по мановению волшебной палочки отбрасывает коньки на третий день народного восстания, поневоле начинаешь думать, что чудеса случаются не только в поповских сказках!
– Так вы еще не в курсе насчет подробностей его смерти? – удивился Вальд.
– Подробностей?
– Рабочее правительство Брюнеции опубликовало фотографию его тела. Сегодня она во всех газетах. Шпицрутен умер дряхлым стариком.
– Не может быть!
– Может, – подтвердил Заборский слова Вальда.
– Ему же еще не было пятидесяти, кажется? – не мог понять Краслен.
– Совершенно верно! Единственная вещь, которая могла состарить его столь стремительно…
– Оживин?
– Блестяще, Кирпичников! – Вальд пожал руку Краслену. – Общение с нами не прошло для вас напрасно!
– Активизируя все жизненные процессы, оживин может поднять мертвеца и развить его скрытые таланты, а может и заставить внутреннее время человека течь быстрее, – пояснил Заборский. – Это в том случае, если ввести его живому и здоровому человеку.
– Очевидно, Шпицрутен позарился на сверхвозможности воскрешенных. – продолжил Юбер. – Конечно, для подавления восстания они ему очень бы пригодились! Вот только умереть, чтобы ожить, он не рискнул. Наверно, понимал, что возвращать его с того света никому из приближенных не захочется!
– Чудеса-а-а! – сказал Кирпичников. – Хотя порой мне кажется, что и мое время неожиданно побежало быстрее обычного. Кажется, еще вчера милитаристкая Брюнеция поглощала государства одно за другим и бомбила Манитаун – и вот уже рабочее правительство выводит войска с оккупированных территорий и готовит земельную реформу!
– Что и говорить! – отозвался Заборский. – Мы живем в удивительное время. Когда-нибудь потомки оглянутся, вспомнят этот век, посмотрят на наши свершения и скажут…
– Лев Давыдович! – вскричала Жакерия. – Наконец-то!
Краслен повернулся и увидел на другом конце аэродрома фигурку в сером костюме, спешащую к красному самолету.
– Да он ли это?
– Думаю, он, – Вальд прищурился.
– Уже пора, товарищи, – добавил Заборский. – А опоздания, как я помню, не в духе Вождя.
– И все же это не он, – сказал Кирпичников, первым разглядевший приближающегося незнакомца.
Через минуту запыхавшийся парень в сером костюме подбежал к стоящей вокруг самолета компании.
– Прошу прощения! – задыхаясь, начал он. – Я по поручению Ленского! Лев Давыдович отбыл в Брюнецию по приглашению тамошних рабочих. Просил передать, что до тех пор, пока мировая революция не победила, он домой вернуться никак не может. Так что Лев Давыдыч извиняется и просит отправиться без него.
– Выходит, он со мной не полетит?! – проговорила разочарованная Урожайская.
– Выходит, у нас в самолете есть свободное место!? – радостно закричал Кирпичников.
И мигом, не дожидаясь реакции остальных, бросился с аэродрома – догонять свою Джессику.
***
Третий день четвертой пятидневки Школьного месяца на правдогорском заводе "Летающий пролетарий" был объявлен всеобщим выходным. Весь коллектив предприятия, все население призаводского жилкомбината от мала до велика отправилось на вокзал – встречать спасителя Вождя, героя Мировой Революции.
Прибывший из столицы поезд мгновенно обступила толпа. Десяток нарядных деткомов с пышными букетами встали наизготовку. Самодеятельный оркестр металлообрабатывающего цеха получил последнее напутствие от дирижера Никифорова. Директор Непейко нервно перелистал свою приветственную речь, чтобы убедиться, все ли десять страниц в ней на месте. Новомир перевел кадр в фотоаппарате и "прицелился". Электриса Никаноровна поправила солонку на пятиконечном каравае. Бензина еще раз поглядела на себя в зеркальце.
Краслен возник в дверях вагона – серьезный, повзрослевший, счастливый и растерянный одновременно, в новом комбезе и с черным квадратиком на груди. Фотовспышки засверкали одна за другой. Никифоров взмахнул руками, и оркестр заиграл туш.
– Краслен!!! – заорала толпа.
– Сколько лет, сколько зим!
– Да здравствует Кирпичников!
– Качай его!
Героя стащили с подножки и стали качать. Маленькую негритянку, вышедшую вслед за ним, никто как-то и не заметил.
– Да ладно вам… Да хватит… Отпустите! – требовал Кирпичников, смеясь.
Наконец, его поставили на ноги. Деткомы наперебой бросились вручать букеты герою. Нарпитовка с хлебом-солью, оказавшаяся в море малышей, с трудом держалась, чтобы не уронить каравай. Только когда Краслену были оказаны все положенные почести, к нему сумела пробиться Бензина.
– Крася! – крикнула она, плача от счастья.
– Зиночка… – прошептал кавалер Черного Квадрата и обнял девушку.
Надо же, он и не знал, что эти голубые глаза, эти светлые кудри, эти теплые хрупкие плечи под серебристой тканью стандартного комбеза так ему дороги. И все-таки…
– Я так скучала! – сказала Бензина.
– Ждала меня?
– Ты еще спрашиваешь!
– А с другими ребятами не гуляла? – с надеждой спросил пролетарий.
– О чем это ты?!
– Ну… Меня долго не было, я понимаю… За это время тебя мог посетить Крылатый Эрос, ты могла встретить кого-нибудь другого, ты могла…
– Как ты можешь, Краслен!? Ты же знаешь: у меня никогда не было и не будет другого парня!.. Но… – взгляд Бензины неожиданно упал на стоящую рядом с Красленом боевую подругу. – Кто эта негритянка?
Джессика потупилась. Кирпичников смутился.
– Понимаешь ли, Бензина… – начал он.
– Ты ее любишь?
– Видишь ли… – горе-кавалер стушевался еще больше. – Мне, конечно, не хотелось бы делать тебе больно, не хотелось бы разборок, всякой ревности, прощания…
– Краслен! – вскинулась Зина. – Неужели ты считаешь, я способна на такое?! Неужели ты думаешь, что в любви мне свойственно пошло-буржуазное чувство собственничества?! Неужели ты держишь меня за конченую ретроградку в вопросах пола!?
– Так значит?.. – Кирпичников неуверенно улыбнулся.
– Будем современными людьми, – сказала Зина.
