Текст книги "Ограбление банка в 12.55"

Автор книги: Манфред Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 9

Последующие дни прошли без особых происшествий. Грауман и Мелер досконально изучили собранный материал, однако новых аспектов дела не установили. Полицейские агенты продолжали наблюдать за подозреваемыми служащими банка, но фрейлейн Лангнер дважды ловко уходила от слежки. Грауман не мог понять, чем это вызвано: желанием посмеяться над нерасторопностью агентов или стремлением умышленно сбить их со следа.

Комиссар поручил Мелеру навести подробные справки о фрейлейн Лангнер. Однако добытые сведения оказались крайне скудными. Лангнер снимала комнатку в пансионе для незамужних девиц, избегала общения с соседками, и те практически ничего о ней не знали. Предполагали, конечно, что у нее есть поклонник, с которым она проводит свободное время, но твердо не были в этом убеждены.

Мелер как тень последовал за фрейлейн Лангнер. На четвертый день после ограбления ассистент заметил, как она вошла в «Винный погребок Хенеля». Немного выждав, он двинулся туда же и сразу натолкнулся на нее, неторопливо причесывавшуюся перед зеркалом. Мелер неуклюже разыграл удивление и, загородив собою выход из погребка, затеял длинный разговор. Не желая поднимать шум, она устроилась за столиком в одной из ниш, откуда хорошо просматривался весь зал. Мелер бесцеремонно уселся рядом и огляделся.

– Вы зря ищете того шпика, которого приставили ко мне сегодня, – улыбнулась девушка. – Я обвела его вокруг пальца. Это самый большой лопух из тех, кого вы навязали на мою шею.

– Из вас получился бы отличный полицейский агент, – сдержанно заметил Мелер. – Что будете пить? Коктейль?

Лангнер кивнула.

Между ними завязалась оживленная беседа. Но едва официант принес «манхеттен», девушка залпом осушила свой бокал и начала прощаться.

Мелер удержал ее за локоть.

– Что вы себе позволяете? – раздраженно прошептала фрейлейн Лангнер. – Я устрою скандал.

– Ради Бога, – проронил ассистент, невозмутимо потягивая свой коктейль, – Мне к этому не привыкать.

Следующие полчаса они провели в молчании. Мелер, потеряв надежду что-нибудь выяснить о тайных намерениях девушки, решил попросить у официанта счет. И тут в погребок вошел Корф. Он в нерешительности остановился у крайнего столика и после обмена взглядами с фрейлейн Лангнер присел на стул.

– Почему же ваш коллега не приветствует нас? – повеселел Мелер.

– Господни Корф – застенчивый человек, – пояснила девушка, – скромный и сдержанный. А уж после нападения грабителя…

Мелер, естественно, не поверил ни единому ее слову. Эта встреча явно не была случайной.

– Хотелось бы мне знать: что здесь нужно господину Корфу? – хмыкнул Мелер.

– Спросите его об этом сами, – огрызнулась девушка. – Может, он и удовлетворит ваше болезненное любопытство. Думаю, он понимает, что хамство для полицейского, как прыщи для юнца, – дело привычное.

– Ну, хватит! – не выдержал Мелер. – Пойдемте отсюда!

– Не забывайтесь, – вспылила фрейлейн Лангнер. – Вы не в казарме, а я не ваш подчиненный. – Она взяла со стола сумочку и встала. – Мне понравился коктейль. Закажите еще, я скоро вернусь. – Мелер поднялся, но фрейлейн Лангнер остановила его: – Вот если бы вы были женщиной, то я бы не возражала, чтобы вы сопровождали меня.

Ассистент послушно опустился на стул, а девушка, театрально покачивая бедрами, прошла по пути в туалет мимо столика, за которым сидел кассир. Мелер корил себя за нерасторопность.

Когда фрейлейн Лангнер вернулась, он категорическим тоном потребовал от нее покинуть кабачок. Неожиданно девушка согласилась и послушно последовала за Мелером в гардероб.

Только после их ухода кассир отважился развернуть крошечную записку: «Завтра в баре «Огайо». Будь осторожен, за тобой по-прежнему следят».

Глава 10

Несостоявшееся свидание фрейлейн Лангнер и кассира убедило Граумана в том, что необходимо усилить внимание к этой парочке. Уже несколько дней следствие топталось на месте, а эти двое наверняка могли что-нибудь прояснить.

В принципе Граумана не очень огорчал ход расследования. Правда, комиссар пока не располагал вескими доказательствами вины подозреваемых им людей, а множество разрозненных фактов никак не складывалось в цельную картину преступления. Но Грауману казалось, что он на верном пути.

Полиции были известны номера похищенных тысячемарковых банкнот, однако тщательная проверка поступающих в банки и сберкассы денег еще не принесла никаких результатов. По-видимому, грабитель затаился и решил какое-то время не тратить похищенное.

Впрочем, если соучастниками налета были служащие банка, то операция по контролю купюр теряла смысл – ведь они располагали большими возможностями потихоньку «отмыть» деньги. На время отпуска кассира его место заняла фрейлейн Лангнер. Как знать, не провернула ли эта сумасбродная девица все дело в сговоре со своим шефом? Но вероятнее всего она действовала заодно с кассиром и на встрече в погребке Хенеля намеревалась обсудить с ним план дальнейших действий. Каким образом выманить преступника или преступников из норы, вынудить их раскрыться?

Опустились сумерки, и комиссар, устав от бесплодных размышлений, решил взять дело с собой, чтобы в тиши домашнего кабинета за бокалом шампанского привести в порядок свои мысли.

Ассистент вызвал для него машину и спросил:

– Будут еще какие-нибудь поручения?

– Немедленно извести меня, – распорядился Грауман, – если во время ночного дежурства нападешь на след преступника. Помни, поимка банковского налетчика – верное повышение по службе. – Комиссар усмехнулся и добавил: – Но пока этого не случилось и мое место занято, не обольщай себя мечтой стать комиссаром Мелером.

Задетый за живое, ассистент побледнел, однако Грауман, на которого снизошло благодушное настроение, даже не заметил этого. Чувства подчиненных его не интересовали, главное – безоговорочное послушание.

На прощание комиссар покровительственно похлопал Мелера по плечу и вышел из кабинета.

– Завтра утром заедешь за мной в двенадцать, – бросил шоферу Грауман и, захлопнув дверцу служебной машины, направился к калитке своего сада.

Неожиданно от группы деревьев, росших вдоль аллеи, отделилась неясная фигура.

– Привет, Грауман, – раздалось за спиной комиссара.

Он спокойно обернулся на знакомый голос.

– А, это ты, Голлер, – с самодовольной улыбкой протянул комиссар. – Я ждал тебя. – И поскольку вахмистр не спешил с ответом, продолжил: – Да, проворством ты никогда не отличался.

Голлер пропустил мимо ушей едкое замечание комиссара.

– Твоя вилла?

Непочтительный тон вахмистра покоробил Граумана, но он подавил раздражение.

– Разумеется, моя, чья же еще?

– Тогда зайдем, – предложил Голлер. – В доме беседовать лучше.

– И здесь неплохо. То, что мы можем сказать друг другу, много времени не займет.

– Не хочется, чтобы чужие уши услышали то, что компрометирует комиссара Граумана, – спокойно возразил вахмистр.

– Уж не собираешься ли ты меня шантажировать? – криво улыбнулся Грауман.

Голлер не ответил и направился к дому. Грауман проводил его насмешливым взглядом. В поведении вахмистра чувствовалась какая-то напряженная развязность, очевидно вследствие долгих раздумий над тем, как ему быть после их неожиданной встречи через много лет. Интересно, до чего он додумался? Надо бы его прощупать.

Грауман удержал вахмистра возле клумбы и пустился в рассуждения о различных видах растений, посаженных в его садике, пока наконец Голлер не потерял терпение и не заявил, что пришел сюда не за тем, чтобы потрепаться о цветочках.

– Отчего бы и нет? – возразил Грауман. – Сегодня у меня выдался свободный вечер, а на досуге я люблю повозиться с цветами. Делами я занимаюсь на работе. Так что приходи в управление завтра после обеда.

Голлер продолжал настаивать на своем. Грауман открыл дверь. Навстречу ему в прихожую вышла старая экономка.

– У господина комиссара гость? – любезно осведомилась она. – Тогда я поставлю еще один прибор. Ужин готов.

– Спасибо, Грете. Я сыт, – солгал Грауман.

– А ваш гость, господин комиссар?

– Он тоже не голоден. – Грауман подтолкнул вахмистра к гардеробу.

– Господни… – Экономка запнулась.

– Голлер, – поспешил представиться полицейский.

– Господин Голлер позволит помочь ему снять плащ?

– Сам справится, – буркнул Грауман.

– Как будет угодно господину комиссару, – безропотно согласилась экономка и ушла на кухню.

Мужчины поднялись наверх, где находился рабочий кабинет хозяина. Голлер в нерешительности остановился на пороге, а Грауман прошел по толстому ковру к огромному письменному столу на ножках в виде львиных лап и положил на него папку с делом. В окружении бархатных кресел уютно притулился затейливо инкрустированный столик, по углам стояли консоли со старинными китайскими вазами.

Взгляд Голлера остановился на картине в изящной раме.

– Что это за голая баба? – нарушил молчание вахмистр.

– Ренуар, – объяснил Грауман. – Подлинник!

– Военный трофей?

– Куплен!

Не предлагая гостю сесть, Грауман плюхнулся в бархатное кресло, вытянул ноги и положил их одну на другую. Затем привычным жестом открыл ящичек черного дерева, стоявший на столике, покопался в нем и, достав толстую сигару, лениво ее зажег. Голлер почувствовал, как кровь закипает в его жилах.

Грауман напустил густые облака дыма, и вахмистр попросил разрешения открыть окно.

– Валяй, – согласился комиссар и устало потянулся. – Эти сокровища искусства помог мне приобрести один антиквар, – доверительно сообщил он. – Хочешь, познакомлю?

Голлер покачал головой и рухнул в кресло.

– Достаточно посмотреть. – Он мотнул головой в сторону антиквариата. – Куда ни глянь, повсюду эта рухлядь. Наверное, приходится здорово попотеть, чтобы убрать здесь пыль, – подытожил свои наблюдения вахмистр и, задумчиво взглянув на фарфоровые вазы, добавил: – Правда, эти штуковины можно было бы подарить какому-нибудь тиру в качестве мишеней.

Грауман выпустил в Голлера густую струю дыма.

– Я бы никому этого не посоветовал.

Он наклонился над столиком, стряхнул в пепельницу пепел с сигары и уставился на гостя.

Голлер барственно развалился в кресле, прищурив левый глаз и вытянув указательный палец правой руки, будто находился на стрельбище. Он осторожно переводил воображаемый пистолет от вазы к вазе, пока наконец в поле его зрения не попало лицо комиссара.

– Паф! – выдохнул он и согнул указательный палец.

На время Грауман забыл даже о своей сигаре.

– Дурацкая шутка, – просопел он и криво усмехнулся. – Я знал тебя совсем другим.

– Ты меня совсем не знал, – поправил его Голлер.

Грауман поднялся с кресла, подошел к бару и открыл дверцы. Искорки света, отраженные зеркалами с причудливой алмазной огранкой, рассыпались по комнате.

– Виски? – спросил комиссар.

Голлер кивнул.

Воцарившаяся в кабинете тишина напоминала затишье перед сражением. Противники настороженно выжидали, подготовка к бою завершилась. Грауман понимал, что Голлер пришел к нему, рассчитывая извлечь какую-то выгоду из того происшествия в Париже. Но ведь процесс судебной коллегии ландсгерихта давно снял с него обвинение. Что же задумал Голлер?

– Твое здоровье, – поднял стакан вахмистр, одним глотком осушил его и потребовал: – Налей еще.

– Не припоминаю, чтобы мы с тобой когда-нибудь переходили на столь короткую ногу, – сощурился комиссар и наполнил стакан Голлера.

– Конечно, бывший денщик какого-то обер-лейтенанта должен заткнуть свою глотку. – Неожиданно лицо вахмистра посуровело, в голосе зазвучала угроза. – Но эти времена прошли, господин обер-штурмбанфюрер!

– Уймись, – с тихой угрозой в голосе одернул его Грауман, – иначе вышвырну тебя вон. Здесь я хозяин! – Немного помолчав, он примиряюще сказал: – Впрочем, ты прав: времена обер-штурмбанфюрера прошли! И навсегда забыты.

– Но не для меня, – огрызнулся Голлер.

– Хватит, я ничего не хочу больше слышать о прошлом.

Голлер расхохотался.

– Это бы тебя здорово устроило! – Нетвердой походкой вахмистр подошел к бару и долил в свой стакан. Грауман равнодушно глядел на него.

– Как ты думаешь, почему я не выступил тогда свидетелем на суде? – Вахмистр поставил стакан и бутылку на столик, уселся в кресло и, закинув ногу на ногу, принялся покачивать ногой в грязном ботинке.

– У каждого свои резоны не давать свидетельские показания, – уклончиво ответил Грауман.

– Верно. Вот и у меня были на то свои резоны. – Голлер медленно отхлебнул виски, чтобы как-то скрыть возбуждение. – Когда в марте пятьдесят второго я узнал, что Седьмая судебная коллегия ландсгерихта выдвинула против тебя обвинение в связи с тем парижским ювелиром, то подумал: со времен войны утекло много воды, возможно, ему тоже все осточертело и хочется покоя. Я сказал себе тогда: не вмешивайся, пускай выкарабкивается. Но сегодня…

– Что «сегодня»?

– Когда я увидел, как ты живешь, как тепло устроился, – с нескрываемой злобой произнес Голлер, – у меня пропала всякая охота подыгрывать тебе. – Он помолчал и, немного успокоившись, продолжил: – Ты что, думаешь, приятно смотреть, как иные жируют? Как гребут деньги лопатой, хапают роскошные виллы, лимузины, высокие должности?

– Разве я виноват в том, что ты ни черта не добился? Все эти годы я трудился, трудился упорно, терпеливо, не жалея сил.

– Ты, может, и веришь этому, а я – нет! – воскликнул Голлер и вскочил с кресла.

– После пятьдесят четвертого каждый получил шанс достичь благополучия, – спокойно возразил Грауман. – «Экономическое чудо» всем предоставило равные возможности. У тебя было столько же времени, сколько и у меня. Труд, мой дорогой, и еще раз труд – вот в чем залог успеха.

– Все эти годы и я не сидел сложа руки, – с горечью произнес Голлер. – Сначала вкалывал шофером грузовика. Бывали дни, когда я по восемнадцать часов не вылезал из-за баранки. Затем ишачил поденщиком. Три года оттрубил на бензоколонке. Я брался за любую работу, любую! И тем не менее остался за бортом. Корабль под названием «Экономическое чудо» проплыл мимо меня и даже краешком не задел.

Грауман пожал плечами и равнодушно приложился к своему стакану. Голлер, возбужденно ходивший по комнате из угла в угол, остановился возле комиссара и склонился над ним.

– Знаешь, что чувствует человек, который всю свою жизнь безвылазно торчит в этом вонючем Берлине? Соседи разъезжают по заграницам: то Майорка, то Канарские острова, то Гаваи. А Голлер, как верный пес, сидит дома и стережет добро новых богачей, как, впрочем, и старых. За десять лет беспорочной службы в его тридцать втором участке дорос всего лишь до вахмистра.

– И особенно отличился в акциях спецкоманд по разгону демонстраций, – с сарказмом добавил Грауман. – Не тебя ли недавно показывали по телевидению? Кажется, даже вместе с президентом полиции?

Любое упоминание о той демонстрации приводило Голлера в бешенство. Он рассчитывал на повышение по службе, а натолкнулся на холодное равнодушие со стороны начальства. Голлер опустошил стакан и снова схватился за бутылку. Грауман отстранил его руку.

– Тебе что, жалко? – хрипло выдохнул вахмистр. – Или ты хочешь отделаться от меня так же, как и мои начальнички: пока меня имели – соловьем пели, а рассчитываться стали – и гроша не дали. Я рискнул жизнью, чтобы арестовать вожака демонстрантов, а в благодарность за это получил лишь пару похвальных слов. – На какое-то время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая порывистым дыханием Голлера. – Может, мне следовало прихлопнуть того парня? – неожиданно выкрикнул он. – Что есть человек? Дерьмо! Каждый день на земле убивают тысячи людей – белых, черных, желтых. И если кто-то протестует против этого, то почему бы и его не пришибить? – С видимым спокойствием он вдруг спросил Граумана: – Ведь правда, в человека не трудно выстрелить?

– Ты пьян, Голлер, – невозмутимо проронил комиссар. – Отправляйся-ка домой и хорошенько проспись.

– Прибереги этот совет для себя. – Лицо вахмистра исказила гримаса. – Теперь-то я не дам тебе покоя. Твердо обещаю. Мы связаны одной веревочкой. С тех пор, с Парижа. Раньше эта ниточка болталась сама по себе, а нынче натянулась, да так, что того и гляди лопнет. – Утомленный, Голлер упал в кресло и замолчал.

Грауман хотел было выставить вахмистра за дверь, но, вспомнив поговорку: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», решил выведать у Голлера все до конца.

– Выкинь из головы то парижское дело, – доброжелательно сказал он. – Тогда были другие времена, другие обстоятельства. Мы действовали по приказу свыше, ни больше ни меньше. Я – как офицер, ты – как денщик.

– Верные слова, я – как денщик, – подтвердил Голлер и недовольно поморщился. – Только сейчас ты пытаешься представить все так, будто считал меня тогда своей ровней. В твоих глазах я был всего лишь холуй. Бывая у обер-лейтенанта Бонгарда, ты всякий раз умолкал, когда я входил в комнату.

– Военные тайны, – пояснил Грауман.

– Обер-лейтенант Бонгард никогда не прекращал разговоры при моем появлении.

Грауман усмехнулся.

Голлер бросил на него злобный взгляд.

– Обер-лейтенант Бонгард был…

– …Человеком, – подхватил Грауман, с трудом удерживаясь от насмешки. – Давай оставим эту тему, в настоящее время есть куда более важные дела. Прошлое кануло в Лету.

– Да здравствует настоящее время, – двусмысленно произнес Голлер и поднял стакан. – Настоящее… и обер-лейтенант Бонгард.

Вахмистр выбрался из глубокого кресла и, покачиваясь на нетвердо державших его ногах, приложил стакан к губам. Виски ручейками сбегало по его подбородку на рубашку. – Мир его праху! – глухо крякнул он и снова упал в кресло. Минуту Голлер сверлил комиссара осоловелым, злым взглядом, затем нагнулся вперед и прошептал:

– Его убили!.. Через шесть лет после войны.

Грауман отпрянул назад, он не переносил запаха алкогольного перегара.

– Не мели ерунду, – махнул он рукой. – Бонгард погиб в результате несчастного случая, в Альпах…

– В Швейцарии! – уточнил Голлер. – В озере!

– Трагический случай, – скорбно заключил Грауман.

– Как и тот, в Париже, – съязвил Голлер. Спьяна ему мерещилось, что комната и сидевший напротив комиссар куда-то поплыли. Он судорожно вцепился в подлокотники кресла. Издалека до его сознания доносился голос Граумана, уверявшего, что случай с парижским ювелиром – дело рук Бонгарда.

Голлер стряхнул с себя пьяное оцепенение.

– Бонгард невиновен! – тихо сказал он. – Я видел все от начала до конца. Из своей комнаты. Ты убил ювелира. И я – свидетель! – Помолчав, он продолжал: – Ты мог бы просто припугнуть его. Так делали многие, кто хотел кое-что вытряхнуть из французов.

Грауман ухмыльнулся:

– Как ты, например.

– Но я при этом никого не убивал. – Шатаясь, вахмистр подошел к окну и глубоко вдохнул холодный воздух. – Глядя на тебя, блевать тянет! – выкрикнул Голлер. – Но глаз с тебя я теперь не спущу.

Он покачнулся и оперся на подоконник. Из своего кресла Грауман внимательно следил за вахмистром и не прерывал его, давая выговориться.

Ночной воздух взбодрил Голлера. Он вновь почувствовал прилив сил и медленно отошел от окна.

– Все украдено, – тяжело вздохнул он. – Все! То дельце после войны – твоя работа. Драгоценности, которые вы перетащили в Швейцарию, ты прихапал. – Голлер остановился перед полотном Ренуара. – Будь я проклят, если не видел эту картину у ювелира!

Он прошелся по комнате, тупо разглядывая антиквариат.

– Вы понимали, что война не вечна и надо позаботиться о своем будущем. Для себя-то вы войну выиграли!

– Еще одно слово, Голлер, и я вызову наряд полиции.

Грауман оттолкнулся от ручек кресла и вплотную подошел к вахмистру. Он достаточно узнал, и теперь пришла нора ставить точку.

Комиссар открыл дверь и крикнул экономке, чтобы она приготовила кофе.

Когда Грете внесла в кабинет поднос с чашками и кофейником, мужчины чопорно сидели в своих креслах. Стаканы были наполнены, а бутылка – полупустой, хотя полицейские и не выглядели пьяными.

Экономка расставила принесенное на столике и, не говоря ни слова, вышла. Кабинет наполнился ароматом кофе.

– Отлично заварен, – похвалил Голлер, с шумом отхлебывая душистый напиток.

Грауман, не скрывая своего отвращения к незваному гостю, демонстративно молчал.

Вахмистр допил третью чашку, пружинистым движением поднялся и, пересев в рабочее кресло комиссара у письменного стола, схватил папку с делом.

– Не иначе – совершенно секретно, – с иронией сказал он.

– В отличие от некоторых полицейских я, к сожалению, по окончании работы не всегда могу позволить себе отдых, – мрачно сообщил Грауман.

– Великий криминалист у себя дома за письменным столом разгадывает тайну ограбления банка, – продолжал насмехаться Голлер. – И что же ты тут понаписал обо мне?

Грауман понимал, что пьяного вахмистра едва ли убедит довод о необходимости сохранения тайны до окончания расследования. Поэтому он уклончиво ответил:

– Тебя касается лишь один протокол, который мне прислали из комиссии по расследованию убийств.

– И всего-то? – удивился вахмистр. – Происходит покушение на полицейского, а его коллеги составляют протокольчик и на этом умывают руки.

– Ты знаешь, что твое дело расследуется.

– Расследуется, – рассмеялся Голлер и резко отодвинул кресло от стола. – Во всяком случае, вы до сих пор не обнаружили преступника. На мое счастье, это был касательный выстрел. Чего ради вам из кожи лезть из-за какой-то царапины? У вас ведь как принято: нет убийства – и вы преспокойно закрываете дело, будто ничего и не было: есть убийство – вы заходите в тупик.

– У меня стопроцентное раскрытие дел, – с обидой заявил Грауман.

– А на Грюне Эк?

– Не беспокойся, я поймаю налетчика.

– Поймаю налетчика, – передразнил комиссара Голлер. – Ты так уверенно говоришь, словно уже напал на его след.

– Все возможно, – протянул Грауман и многозначительно постучал по папке.

– И кто он?

– Что это тебя так интересует?

– Может, я хочу перейти в уголовную полицию, и ограбление банка, которое произошло почти у меня на глазах, станет моим дебютом.

– Разумеется, – вскинул брови Грауман. – Как это я мог забыть! Ты ведь был на месте преступления за десять минут до налета!

– Так арестуй меня, – предложил Голлер. – Тогда преступник окажется у тебя и руках. – Он захихикал: – Звучит неплохо: налетчик на банк – вахмистр сто тридцать второго участка. – Неожиданно его лицо посерьезнело. – А как же в этом случае объяснить покушение на мою жизнь?

Грауман не ответил. Он давно и безуспешно ломал голову, пытаясь установить связь между налетом на банк и нападением на вахмистра.

– Может быть, тебе все же дать охрану? – спросил комиссар.

Однако вахмистр отверг это предложение, объяснив свои отказ тем, что Грауман, таким образом, получит возможность легко контролировать каждый его шаг.

– Нет никакой гарантии, что после сегодняшнего разговора ты не начнешь собирать против меня компроматы.

Грауман широко зевнул.

– Ты становишься скучным, Голлер, давай заканчивать. Я устал. Нам не о чем больше говорить. Теперь мы знаем, как нам следует относиться друг к другу.

– С величайшей осторожностью, – откликнулся Голлер. – Оставь для себя свои елейные речи. Они тебе пригодятся, когда ты будешь докладывать, что не можешь раскрыть дело на Грюне Эк.

Грауман хитро улыбнулся и скрестил руки на груди.

– Этой декларацией господин вахмистр выказал себя мыслителем, – заметил он. – Я почти не знаю начальников, которым нравится, когда нижние чины думают, и тем более когда превосходят своих начальников в этом отношении.

– Я здесь нахожусь как частное лицо.

Грауман пропустил замечание вахмистра мимо ушей.

– Давай провожу тебя, – сказал комиссар и подтолкнул Голлера к двери. Проходя мимо письменного стола, Грауман незаметно выключил магнитофон. У него вошло в привычку записывать на пленку все важные разговоры, которые велись в его домашнем кабинете.

Когда они спустились по лестнице, в прихожей раздался звонок. Грете направилась к двери, но Грауман опередил ее. На пороге стоял Мелер.

– Что случилось? – нахмурившись, спросил комиссар.

Мелер с любопытством взглянул через плечо шефа на вахмистра. Помедлив, ассистент возбужденно зашептал:

– Лангнер и кассир в баре «Огайо».

– И по такому пустяку ты беспокоишь меня ночью? – возмутился Грауман.

– Я… я думал… – залепетал Мелер, – проезжал мимо и увидел свет в ваших окнах. Возможно, решил я, это вас заинтересует.

– Он думал! – пробурчал Грауман. – Лучше надо думать!

– Простите за беспокойство, – пробормотал ассистент, намереваясь уйти.

Грауман удержал его.

– Теперь уж подожди. Поедем вместе.

Голлер подошел вплотную к Грауману, но расслышал только последнюю фразу.

– Куда? – полюбопытствовал он.

Не обращая на вахмистра внимания, Грауман попросил Грете подать ему плащ и предупредил, чтобы она его не ждала.

Криминалисты вышли на улицу и по гравийной дорожке заспешили к машине. Следом за ними понуро плелся полицейский Голлер.