Текст книги "Ограбление банка в 12.55"

Автор книги: Манфред Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5

Смена полицейского затянулась на несколько часов. И хотя под неослабным натиском полиции демонстрация рассеялась, однако прошло еще немало времени, пока сопротивление последних групп манифестантов было сломлено. На водометы демонстранты ответили градом камней. Неподалеку от полицейского раздался выстрел. Это произошло настолько неожиданно, что только немногие успели хоть что-нибудь заметить.

Из фургона полицейский хорошо видел все происходящее. Какой-то шпик протискивался сквозь толпу, чтобы арестовать одного из лидеров демонстрантов. Несколько молодых людей со всех сторон обступили агента с намерением силой отстоять своего вожака. И тут у сыщика сдали нервы – от страха его лицо исказилось, он выхватил пистолет и выстрелил.

Полицейский резко оттолкнулся от кузова фургона и врезался в бурлящую толпу. Воспользовавшись общим смятением от выстрела, он сумел надеть наручники на лидера группы манифестантов. Тщеславие распирало полицейского, когда в разгар потасовки он заметил телеоператора, снимавшего этот эпизод.

Подоспевшие конники быстро разогнали остатки демонстрантов. Вновь прозвучали выстрелы, но это были выстрелы милосердия, которыми всадник добивал смертельно раненную лошадь. Полицейский отвел арестованного в фургон. На этом его смена закончилась. По пути домой он почувствовал сильную усталость, и все же был счастлив. Минувший день сложился для него на редкость удачно.

От автобусной остановки до своего домика, окруженного маленьким, но тщательно ухоженным садиком, полицейский добежал за несколько минут. Старые липы широко раскинули голые черные ветви, образовав над улицей своеобразный шатер. Центральную часть улицы окаймляли велосипедные и пешеходные дорожки, отделенные друг от друга кустарником. Но жители предместья пользовались ими только днем, предпочитая в сумерки передвигаться по разбитой, скудно освещенной старыми фонарями проезжей части.

Домик полицейского скрывал густой терновник, росший вдоль забора. Калитка была заперта: жена обычно возвращалась с работы поздно вечером. По дороге домой она забирала от своей матери трехлетнего сынишку.

Полицейский тщательно затворил за собой калитку, не спеша прошел по гравиевой дорожке к сараю и скрылся в нем. Вскоре он вышел оттуда и, остановившись возле клумбы, внимательно осмотрелся. Вокруг не было видно ни души.

В комнате полицейский неторопливо разделся, осторожно положил служебный пистолет на тумбочку и, смахнув с лацкана невидимую пылинку, повесил китель на спинку стула. Затем он блаженно растянулся на диване и вскоре заснул.

Громкий стук двери разбудил его. Пришла жена. Захныкал ребенок, сквозь тонкие перегородки донеслась брань.

Полицейский отвернулся к стене и накрыл голову подушкой. Если жена с шумом входила в дом, это не предвещало ничего хорошего.

Да, семейная жизнь у него не сложилась. Однако он никак не мог отважиться на развод. По своему обыкновению подолгу размышлял, прежде чем что-либо предпринять. На службе все обстояло проще, там за полицейского думало начальство. После работы множество нерешенных житейских проблем наваливалось на него, и он всякий раз с трудом заставлял себя возвращаться домой к постылой жене, нелюбимому ребенку, извечным семейным дрязгам.

Неожиданно дверь широко распахнулась, и в комнату, как разъяренная фурия, ворвалась жена. Увидев мужа отдыхающим, она на мгновение оторопела. Но, придя в себя и все больше распаляясь, принялась кричать, что ее муж способен только пролеживать диван, в то время как у других мужья по вечерам подрабатывают сверхурочно. Ему же, видите ли, приятнее бить баклуши да просаживать последние деньги в казино.

Полицейский медленно повернулся па другой бок и пустым взглядом уставился на жену. Через месяц ей исполнится тридцать, однако она выглядела старше своих лет. После рождения ребенка жена обрюзгла, глубокие морщины, пролегшие вокруг узкогубого рта, сделали ее лицо еще более непривлекательным.

– Я мало зарабатываю? – прервал он наконец жену.

– А ты как думаешь? – огрызнулась она срывающимся от злобы голосом. – Вот уже пять лет мы не вылезаем из этой халупы!

– Ты преувеличиваешь, – устало возразил полицейский. – Прекрасный домик, без долгов. Если хочешь, можем пристроить еще одну комнату.

– Пристроить! – сердито передразнила его жена. – В сарае или в погребе?

Благодушное настроение полицейского окончательно исчезло. Спорить с женой было бесполезно. Она не принимала никаких его доводов.

– Ты что пел мне перед свадьбой? – возбужденно выговаривала жена. – У нас, мол, будет огромный дом, роскошная машина, служанка, будем путешествовать. А теперь? – Она тяжело вздохнула. – Стиральную машину и ту до сих пор не можешь мне купить! – И, отвернувшись от мужа, горестно покачала головой. – Где достать денег? На улице-то они не валяются. Да и в казино тоже.

Полицейский нагнулся к своему кителю, вынул из бумажника несколько купюр и бросил их на стол.

– Может, теперь ты отвяжешься от меня? – раздраженно пробурчал он и опять повалился на диван.

Жена полицейского притихла и завороженно уставилась на деньги. Затем дрожащими руками начала сортировать купюры, считать и пересчитывать их.

– Ты выиграл! – вскричала она и, ласково улыбаясь, приблизилась к мужу. Но он отстранил ее. Она молча вышла из комнаты.

Полицейский включил телевизор и закурил. Ссора с женой вывела его из душевного равновесия. Он несколько успокоился лишь к вечернему информационному выпуску. Диктор коротко сообщил о демонстрации и прочел оперативную сводку западногерманской полиции. В ней говорилось, что «массированная атака полицейских на демонстрантов стоила жизни двум лошадям». На экране появились конные полицейские, и диктор прокомментировал эти кадры, подчеркнув особую роль конников, которые обратили толпу в «паническое бегство, причем более тысячи демонстрантов получили ранения».

Полицейский напряженно вглядывался в бурлящую человеческую массу, отчаянно метавшуюся в поисках спасения от копыт лошадей. Подъехали автофургоны, в кузове одного из них он увидел себя. Неожиданно камера показала полицейского крупным планом, с большим волнением он проследил за своим прыжком из машины в гущу народа, увидел, как расталкивает людей, прокладывая себе путь, и сковывает наручниками смутьяна.

После хроники президент полиции дал интервью журналистам. Он, в частности, сказал, что «только благодаря мужественному поступку полицейского удалось задержать одного из отъявленных бунтовщиков». Потом на телевизионном экране президента полиции сменил диктор, продолживший информационный выпуск новостей. Полицейский настороженно прислушался к сообщению об ограблении торгово-промышленного банка на Г'рюне Эк. Преступник похитил крупную сумму денег, однако до сих пор никаких следов грабителя не обнаружено и уголовная полиция отказывается предоставить общественности более подробную информацию. Тем не менее журналистам стало известно, что за десять минут до налета у места происшествия побывал какой-то полицейский, личность которого пока не установлена. Высказывается предположение, что преступник переоделся в полицейскую форму, дабы спокойно изучить обстановку. По показаниям свидетелей, этот так называемый полицейский вот уже несколько недель ежедневно патрулировал территорию возле торгово-промышленного банка.

Полицейский выключил телевизор и, одевшись, вышел из дома.

Глава 6

Мало-помалу кассир приходил в себя. Нервное потрясение, пережитое им во время налета бандита, было сильным. Бледный и подавленный, сидел он за столом, ожидая вызова на допрос. Серьезное беспокойство охватило кассира, когда Грауман занялся не им, а другими служащими банка. И тут фрейлейн Лангнер подсунула ему эту записку. Строчки прыгали у него перед глазами, он долго не мог понять смысл написанного. Записка встревожила кассира, а безрассудная попытка помешать следствию, когда при внезапном появлении комиссара он в состоянии аффекта проглотил обрывок послания, удивила его самого.

По возвращении Граумана с Беймештрассе молодой человек воспринял вызов на допрос как избавление от своеобразной пытки. Томительное многочасовое ожидание кончилось.

Комиссар начал допрос без обиняков. Его в первую очередь интересовало, почему кассир не включил сигнальное устройство сразу после заявления грабителя о своих намерениях.

Кассир ожидал этого вопроса и потому спокойно ответил, что преступник угрожал ему оружием и комиссару это хорошо известно.

Понимающе кивнув, Грауман возразил, что оружие могло быть и бутафорным.

Кассир перевел взгляд с Граумана на Мелера, потом снова на Граумана, вальяжно развалившегося в кресле. Лица полицейских были холодны и непроницаемы.

– Оружие было настоящим, – деловито пояснил кассир.

Молодой человек вытер со лба пот; казалось, он вновь пережил тот жуткий момент, когда перед его лицом плясало вороненое дуло карабина.

– На меня напал безумный страх, – сбивчиво заговорил он. – Было такое чувство, что вот-вот прозвучит выстрел. Моя жизнь висела на волоске. Я буквально остолбенел, не мог пошевелиться, ждал пулю в лоб. И тут раздался этот тихий вежливый голос: «Пожалуйста, дайте мне деньги!» У меня даже мелькнула мысль, что клиент решил подшутить надо мной. Это хладнокровие, этот любезный тон сбили меня с толку. Я перестал соображать, видел лишь черное дуло да раскрытый портфель… и отдал деньги…

– Потому что так было заранее условлено, – оборвал его Грауман.

– Нет! – вскипел кассир. – Я не знаю грабителя, никогда прежде не видел его и вряд ли даже припомню, как он выглядел.

Комиссар ухмыльнулся:

– Не припомните даже лица преступника?! Неплохая уловка, да слишком примитивная, чтобы провести уголовную полицию.

– Но это истинная правда, – дрожащим голосом заверил кассир.

– Истинная правда заключается лишь в том, что вы не сразу нажали на сигнальную кнопку, дав своему сообщнику возможность скрыться.

На лбу кассира выступили крупные капли пота. Он не ожидал такого поворота дела. Надо было как-то доказать комиссару свою непричастность к налету.

– Я постараюсь описать грабителя, – выдавил из себя наконец кассир.

– Возраст?

– Под пятьдесят.

– Рост?

Кассир на секунду задумался:

– Метр семьдесят, возможно, чуть выше.

– Возможно, – недовольным гоном протянул комиссар. – Вспомните поточнее. Это очень важно для вас. Если вы действительно желаете отвести от себя подозрение, подробно опишите преступника.

– Мне не запомнились детали, все произошло так быстро, и потом страх…

– Знаю, знаю, – отрезал Грауман. – Шок, дуло карабина, ожидание выстрела. – Комиссар сочувственно вскинул плечи. – Дело ваше. Рано или поздно мы поймаем грабителя, но пока вы главный подозреваемый. А мне без разницы, кого первым арестовывать.

– Арестовывать? – непроизвольно повторил кассир. – Вы не имеете права меня арестовывать. У вас нет доказательств.

– Если вы будете препираться…

– Он был одет в зеленый плащ.

– Это мы знаем. Дальше!

– Черные очки.

– Дальше!

– Борода и усы.

– Что вы сказали? – удивился комиссар.

– Да, – быстро отозвался кассир. – Маленькие усики и густая борода.

Грауман повернулся к ассистенту. Тот отрицательно покачал головой – никто из ранее допрошенных об этом не упоминал.

– Мы проверим, – процедил Грауман. – Продолжайте.

– Он хромал, господин комиссар.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен. Он явно приволакивал ногу.

Грауман откинулся на спинку кресла.

– Опишите по порядку, как все произошло.

Молодой человек исподлобья посмотрел на комиссара.

– Позвольте подойти к двери, – сконфуженно попросил кассир, – я покажу все наглядно.

– Неплохая мысль, – согласился Грауман. – Но, может быть, сперва вы расскажете, как все случилось? Театр от нас никуда не уйдет. – И, помолчав, сухо добавил: – Мне сдается, что здесь и без того чересчур много театрального действа.

Собираясь с мыслями, кассир пропустил мимо ушей последнюю реплику комиссара.

– Преступник, войдя в банк, – начал он, – направился прямо ко мне, при этом он заметно волочил ногу.

– Правую или левую? – перебил его Грауман.

– Правую! В левой руке грабитель держал портфель, а в правой… – Кассир запнулся и после небольшого раздумья уверенно заключил: – Правую руку он держал в кармане.

«Верно, – подумал комиссар, – иначе преступнику трудно было бы удержать карабин».

– Опишите портфель, – потребовал Грауман.

– Довольно потрепанный. Серого цвета, в тон перчаткам.

Комиссар склонился над столом и угрожающе надвинулся массивным корпусом на кассира.

– Грабитель был в перчатках? – переспросил Грауман, словно он ослышался.

– Да, конечно, – подтвердил кассир, сбитый с толку неожиданной реакцией комиссара. – Серые перчатки. Я точно помню.

Грауман засопел.

– А как тогда объяснить, что на карабине и входной двери банка обнаружены идентичные отпечатки пальцев?

– Этого я не знаю, но у грабителя на руки были надеты серые перчатки, – продолжал настаивать кассир.

Грауман поднялся и возбужденно зашагал по кабинету. Молодой и старый кассир дали противоречивые показания. Кто из них лгал? Почему один утверждал, что у преступника были усы, борода и перчатки, а другой заявлял обратное? У депозитного кассира не было видимых причин говорить неправду. Похоже, его молодой коллега плел небылицы, чтобы отвести от себя подозрения или выгородить своего сообщника.

– Какова сумма похищенного? – спросил Грауман.

– Около шестидесяти тысяч, – не задумываясь ответил кассир. – Если я и ошибаюсь, то не более чем на тысячу марок.

– А может быть, на тридцать – сорок тысяч? – язвительно заметил комиссар.

– Нет, – упорствовал кассир. – Передавая грабителю деньги, я по привычке пересчитал пачки.

Грауман кивнул ассистенту:

– Приведи сюда фрейлейн Лангнер.

Мелер бросился исполнять приказ шефа. Как только девушка переступила порог директорского кабинета, комиссар спросил ее:

– Какую сумму похитил преступник?

– Примерно сто тысяч, – помедлив, ответила фрейлейн Лангнер и взглянула на перепуганного кассира.

– Откуда вам это известно?

– Шеф так сказал.

– Благодарю вас, можете идти. Позовите ко мне, пожалуйста, господина Шмидта.

– Сумму похищенного легко установить, – не сдавался кассир. – Подсчет займет не более пяти минут.

Грауман промолчал. Разумеется, он и сам знал это. Его занимало другое – свидетельства кассира опять расходились с показаниями других работников банка.

– Чем могу быть полезен? – спросил вошедший в кабинет Шмидт.

Комиссар задал ему тот же вопрос, что и фрейлейн Лангнер.

– Примерно сто тысяч, – заявил Шмидт, глядя мимо Граумана. – Я проверил это. Еще до прибытия полиции. В конце концов, я, как директор банка, должен…

– Хорошо, хорошо, – прервал его тираду Грауман. – Все понятно. Можете быть свободны.

Кассир проводил Шмидта растерянным взглядом.

– Уточните, пожалуйста, размер ущерба, – попросил Грауман кассира. – Мой ассистент поможет вам. – По лицу комиссара пробежала хитрая улыбка, значения которой кассир не понял.

Грауман еще раз пригласил к себе директора банка и простодушно спросил, не найдется ли в хозяйстве Шмидта молотка.

– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – поколебавшись, сказал директор. – У нас здесь молотка нет.

– И все-таки подумайте, – с добродушной улыбкой увещевал его Грауман. – Может быть, поискать в умывальной?

– Ах да! – воскликнул Шмидт. – Там на подоконнике лежит какой-то…

– Вы совершенно правы, – согласился комиссар. – А вас не удивляет, что в умывальной банка лежит какой-то молоток? Я спрашиваю себя – для чего?

– Видимо, его забыл слесарь.

Грауман продолжал улыбаться.

– Вы задумывались, почему после включения сигнального устройства не упала решетка у двери черного хода?

– Что-то заклинило направляющие.

– Что, по-вашему?

– Наверное, какой-нибудь предмет.

Грауман кивнул.

– Каким же образом посторонний предмет застрял в направляющих?

– Похоже, с помощью молотка, – догадался наконец Шмидт.

– Верно, господин директор, – похвалил его Грауман. – Мы уже отправили молоток в дактилоскопическую лабораторию. Кто знает, может, на его рукоятке обнаружат отпечатки ваших пальцев?

– Я не трогал этот молоток, – возмутился директор.

– Чем же вы тогда расклинили направляющую?

– Перчаткой, – огрызнулся Шмидт. – Я одного не понимаю: зачем вы затеяли всю эту комедию?

– Отрабатываю версию, – ухмыльнулся Грауман и отпустил директора.

И в этот раз комиссару не удалось подцепить Шмидта на крючок. Но почему он так уверенно держится на допросах? Хорошая игра или чистая совесть? Как бы то ни было, следствие продолжало топтаться на месте. Все и вся здесь будто сговорились затолкать комиссара в глубокую темноту.

В кабинете вновь появился Шмидт.

– Оставьте свои подозрения насчет причастности к ограблению кого-либо из банковских служащих, – посоветовал он Грауману. – Ручаюсь, что никто из моих людей не замешан в этом преступлении.

– Откуда вам это известно? – полюбопытствовал комиссар.

Директор банка многозначительно усмехнулся:

– Думайте, рассуждайте. Уж это ваши проблемы. Вам за это деньги платят. – Он плотно прикрыл дверь и, вплотную подойдя к письменному столу, с наигранной любезностью продолжил: – Позвольте спросить, когда я смогу вновь воспользоваться своим кабинетом? Как вы, должно быть, заметили, я всеми силами стараюсь помочь полиции, но мне надо работать.

– Скажем, сочинять отчет своему начальству, – съязвил Грауман. – Дорогой господин Шмидт, вынужден вас разочаровать: пока здесь идет расследование, вам придется остаться вместе со всеми в кассовом зале.

Он проводил Шмидта до двери и добродушно напутствовал:

– Своей информацией о молотке вы оказали следствию неоценимую помощь.

– В этом, дорогой господин комиссар, я вынужден, в свою очередь, разочаровать вас, – язвительно возразил Шмидт. – Вы встали па ложный путь.

Грауман сдержался. Вскоре он покинул кабинет и, провожаемый насмешливым взглядом директора банка, прошел в умывальную, чтобы еще раз ее обследовать. Створка правого окна оказалась приоткрытой. Подоконник покрывал ровный налет пыли. Следовательно, молоток положили на него недавно. Грауман встал на табуретку и, выглянув на улицу, присвистнул от удивления. В отличие от левого окна, оно не было забрано решеткой.

Комиссар слез с табуретки и возвратился в директорский кабинет, исподволь наблюдая за Шмидтом. Почему директор банка намекнул ему, что найденный молоток не продвинет расследование? Хотел запутать его, отвести от себя подозрения? Видимо, этот Шмидт был тертый калач. Не сказав ни слова по существу дела, он еще больше усилил сомнения комиссара в своей непричастности к ограблению. Правда, молоток могли подбросить в банк с улицы через открытое окно, чтобы полиция заподозрила кого-нибудь из банковских служащих. Но, с другой стороны, человек, хорошо знавший внутреннюю планировку здания, воспользовался бы для бегства незарешеченным окном в умывальной, а не расклинивал бы направляющую решетки у двери черного хода.

Первый раунд выиграл Шмидт. Однако комиссар не терял надежды и, как человек последовательный, связался с управлением и поинтересовался результатами экспертизы молотка. Ответ несколько озадачил Граумана: вопреки его предположениям, на молотке были обнаружены свежие следы ударов по металлу. Очевидно, преступник не воспользовался звукопоглощающей подкладкой. Какие-либо отпечатки пальцев на рукоятке молотка отсутствовали.

Тем временем вернулись Мелер и кассир.

– Похищено ровно восемьдесят девять тысяч пятьсот две марки, – доложил ассистент.

Грауман вопросительно посмотрел на кассира.

– Значит, шестьдесят тысяч, говорите, – съехидничал комиссар. Кассир промолчал. Он был еще более бледен и подавлен. – Ваши показания всегда так точны? – спросил Грауман. – Тогда нам придется вернуться к описанию примет грабителя.

– Но он забрал только шестьдесят тысяч, – настаивал кассир. – Я пересчитал пачки. Непроизвольно. Здесь я не мог ошибиться. Разменных денег было немного.

– Тогда где остальные тридцать тысяч? – напустился на него Грауман. – Испарились. Чудеса, да и только!

Кассир сел и пустым, застывшим взглядом уставился на комиссара.

– О чем вы спорили со своим шефом сегодня утром? – спросил Грауман.

– Пустяки, – сказал кассир. – Мелкие разногласия. Не стоит вспоминать.

– И все же давайте вспомним, – не отступал комиссар.

Кассир безучастно пожал плечами:

– В последнее время он постоянно придирался ко мне.

– Почему?

– Не знаю.

– Помочь?

– Попробуйте.

– Ревность.

Кассир помрачнел:

– От кого вы это узнали?

– Предположение, и только предположение, – уклончиво ответил Грауман и, будто вспомнив о чем-то важном, прибавил: – А кстати, я давно хотел вас спросить: как вы себя чувствуете?

От неожиданности кассир оторопел.

– Я интересуюсь этим потому, – продолжил комиссар, – что у людей, глотающих бумагу, случается несварение желудка.

– Не могу пожаловаться, – неопределенно ответил кассир.

– Пока не можете, – уточнил Грауман. – Но не исключено, что это произойдет, как только вы узнаете, что я буду вынужден вас арестовать.

– У вас нет оснований! – крикнул кассир.

Грауман ухмыльнулся:

– А записка?

– Этого недостаточно!

– О-о, – протянул комиссар. – Вы глубоко заблуждаетесь. Начнем с того, что вы препятствуете установлению истины по факту ограбления. Это раз. Во-вторых, вы включили сигнальное устройство лишь после того, как преступник скрылся. И в-третьих, существует обоснованное опасение, что вы, находясь на свободе, можете скрыться от полиции. Думаю, этого вполне достаточно для ареста.

Кассир хотел было возразить, но Грауман опередил его.

– Вы пособник грабителя! – повысил он голос. – Вы умышленно назвали неверную сумму похищенного. Разницу, надо полагать, утаили. Ведь в чьем-то же кармане эти тридцать тысяч осели!

– Но не в моем, – простонал кассир. – Иначе я сразу передал бы грабителю больше денег. А так… – Он споткнулся на полуслове.

– Я продолжу за вас, – подхватил комиссар. – Предположим, вы сговорились со своим сообщником по-братски поделить добычу. Таким образом, на вашу долю приходится…

– Ничего мне не приходится, – разъярился кассир, – Я тут ни при чем. Меня ограбили, и баста. Вам нужен козел отпущения. Но я тут ни при чем, ни при чем, ни при чем… – Он поперхнулся и, откашлявшись, с размаху треснул кулаком по столу: – Я тут ни при чем! – Сквозь тонкую стенку его крики донеслись в кассовый зал, отчего стайка банковских служащих пришла в смятение.

– Сознавайтесь, – не отступал Грауман. – Рано или поздно мы все равно все выясним. Ограбления банков не списываются в разряд нераскрытых преступлений. Признание смягчит ваше наказание. Понимаю, вы нуждались в деньгах. Боже милостивый! – театрально воскликнул Грауман. – Да кто в наше время в них не нуждается? Вы молоды, жизнелюбивы, и, естественно, у вас возникают желания, неисполнимые при вашей зарплате. На службе через ваши руки ежедневно проходят десятки тысяч марок. Вы совершаете растрату, находите сообщника…

– У меня нет никакого сообщника, – вспыхнул кассир, – Я тут ни при чем. Я-. – Он говорил все тише и тише, наконец, замолчав, в отчаянии обхватил голову руками.

В душе комиссара шевельнулось сомнение. Он поднялся с кресла и зашагал по кабинету.

– Согласитесь, – сухо произнес Грауман, – факты против вас.

Кассир угрюмо молчал. Он уже не замечал ни комиссара, ни его ассистента, с любопытством поглядывавшего сквозь стеклянную перегородку в кассовый зал.

В это время полицейский из наружной охраны банка вошел в помещение и поискал кого-то глазами. Увидев Мелера, он знаками поманил его к главному входу.