Текст книги "Я есть Любовь!"

Автор книги: Максимилиан Уваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Не смотрите на его малый рост и юность. Те, кому уже посчастливилось видеть Ваца на сцене, поймут меня. А теперь я представлю вам наш репертуар на этот сезон…

Я не слушаю. Я лишь смотрю на НЕГО. В моей душе восхищение. Еще гордость за то, что Он выбрал меня, и за то, что я знаком с этим великим человеком.

Вечер. На улице горят фонари, освещая пустынную улочку, разделяющую гостиницу и соседний дом. В комнате полумрак. Я не люблю яркого света. Он отвлекает меня от мыслей. От размышлений о предстоящих репетициях в театре, о новых постановках и о НЕМ…

Мысль о НЕМ постоянно возвращается. Кто ОН? Несбыточная мечта? Химера, нарисованная моей фантазией, а может, ОН тот, кого я всегда ждал?

ЕГО номер рядом. Я прислушиваюсь к звукам за стеной. Стена слишком толстая, и из соседнего номера ничего не слышно. Лишь свет в соседнем окне говорит мне, что там тоже не спят.

Я уже несколько часов ворочаюсь на мягкой кровати и не могу уснуть. Я борюсь с непреодолимым желанием снова почувствовать теплый поцелуй у себя на шее. Хочу, чтобы мое тело горело в сильных объятиях. Хочу! Хочу ЕГО!

Тихий стук прерывает мои мысли. Я вздрагиваю и на цыпочках подхожу к двери.

– Ваца, это я! Открой! – слышу я ЕГО голос и, повинуясь ему, распахиваю дверь.

И снова ночь с дурманящими разум поцелуями. ЕГО голос. ЕГО сильное тело. ЕГО член, медленно скользящий внутри меня. Мне так хорошо, что я зарываюсь лицом в подушку и тихо вою от удовольствия.

– Ваца! Я хочу тебя всего! Хочу видеть тебя и слышать! Не сдерживайся! Дай волю своим чувствам!

И я снова подчиняюсь, и моя страсть вырывается из меня со стоном.

Люблю…

========== Глава 14 ==========

Мы все так же сидим в гостиной. Все ушли. Я рад, что все ушли. Особенно хорошо, что ушла жена. Она злится на меня, но я не хочу ей зла и не хочу, чтобы она страдала. Я не смотрю в ЕГО глаза. ОН сидит напротив, и я вижу только руки. Они все такие же сильные. Я помню, как ОН обнимал меня. Помню слова, что говорил. Помню ЕГО…

– Ваца, тебе лучше? – спрашивает ОН.

Я киваю. Я боюсь говорить вслух, ибо знаю, что жена стоит в коридоре и слушает.

– Ты плохо выглядишь, Ваца, – вздыхает ОН. – Тебе нужно восстанавливаться. Ты должен танцевать! Ты ведь Бог танца!

Я много думал о Боге раньше. Я знаю, что он любит и понимает меня. Раньше я танцевал, потому, что он так хотел. Я веселил его и людей. Я не Бог танца. Я божий клоун. Потом Бог запретил мне танцевать.

– Ваца! О чем ты говоришь? Ты прикрываешься тем, что Бог тебе запрещает танцевать! Ты просто ленишься! Ты нужен театру! Нужен русскому балету!

Я не могу! Я сумасшедший! Мой разум путает мысли и действия. Я не хочу никому зла, но причиняю его своим поведением всем: жене, Кире, Элеоноре, булочнику Йогану, служанке Луизе, доктору Френкелю. Френкель пытается меня лечить, но его знаний не хватает. Его знания пусты рядом с моим безумием!

– Ваца! Ты должен выздороветь! Ты нужен… – ОН замолкает, и я наконец решаюсь поднять глаза.

Ну же! Скажи! Скажи, как я нужен ТЕБЕ! Как ТЫ скучал. ТЫ сильно постарел. ТВОЕ лицо в тонкой паутине морщин, а кожа обвисла. Я вижу помаду на волосах. ТЫ и раньше натирал ей волосы, но теперь я вижу следы помады еще и на усах. От ТЕБЯ прежнего осталась только эта белая прядь. И еще взгляд… ТЫ смотришь на меня как раньше.

– Ваца, не будем об этом, – тихо вздыхает ОН и бросает взгляд на дверь.

Я знаю, почему ОН не досказал мне то, что думает. За дверью моя жена. ОН тоже не хочет ей зла. А главное, ОН не хочет зла мне.

– Тебе нужно поправляться, – ОН поднимает с пола свой саквояж и достает оттуда мои любимые оранжевые фрукты. – Я принес тебе апельсинов, Ваца. Ты ведь любишь их? – ОН кладет яркие шарики на стол, и они испуганно раскатываются по нему в разные стороны. Один пытается бежать, но я успеваю его поймать у самого пола.

Я подношу его к лицу и чуть сдавливаю пальцами. Я вдыхаю его острый и сладких запах. Я всегда любил апельсины. В них много витаминов. Витамин от слова «жизнь». Я люблю жизнь, потому люблю апельсины.

– Ваца, я… – говорит ОН и сжимает мою руку, в которой я держу апельсин.

Я на секунду замираю в ожидании его слов, но в этот момент входит жена. Она ведет за руку Киру.

– Я думаю вам уже пора, господин Дягилев. Мы вечером планировали прогуляться с девочками по парку, – говорит она.

Кира отпускает ее руку и подбегает ко мне. Она забирается мне на колени и берет со стола апельсин.

– Папочка, любимый! Ты ведь пойдешь с нами гулять? – говорит Кира и целует меня в щеку.

Я люблю Киру, но она плохая артистка. Я знаю, что это жена научила ее так сказать.

– Прошу меня извинить! – ОН натянуто улыбается и встает. – Рад был с тобой повидаться, Ваца! – ОН кивает мне и снова смотрит на меня чужим взглядом. – Мадам, – поклон жене. – У вас прекрасная малышка. И вам всего доброго, доктор, – слышу я его голос в коридоре. Я вижу, как ОН набрасывает на шею белый шарф, надевает пальто, берет в руки шляпу и… оборачивается. ОН смотрит на меня. В ЕГО глазах усталость, одиночество и тоска…

***

Мне нравится театр! Репетиции страшно утомительны, но мне все равно радостно. ОН оказался настоящим деспотом в работе. ОН знал всех своих работников по именам: от солистов до полотеров. ОН вникал в каждую мелочь касаемо спектакля. ОН был хозяином этой жизни.

– Где Фокин?!

Я слышу ЕГО голос еще из танцкласса, где мы уже полдня репетируем с Татой. Я извиняюсь перед хореографом и спешу к НЕМУ навстречу.

– Ян Аркадьич! Найди мне Фокина! Он меня вырвал с деловой встречи, а сам где-то прячется! – ЕГО статная фигура в черном пальто стремительно движется по полутемному залу к сцене, где вовсю собирают декорации. – Любезный! А где артисты? Почему не идут репетиции?

– Сергей Палыч! Так ведь декорации ставят! Артисты репетируют в классах, – отвечает ЕМУ горбатый Ян Аркадьевич.

– Сергей Павлович! – к НЕМУ подбегает щуплый мужичек с растрепанной бороденкой. – Там пришли поставщики. Ткани для костюмов принесли. А денег нету!

– Задержи любой ценой, голубчик! – хлопает ОН по плечу бухгалтера. – Плети им что угодно! Чаем пои, корми, но чтоб они не уходили. Я сейчас с Фокиным… Ян Аркадьич! Ты еще тут? Я просил мне Фокина найти! Давай быстрее за ним! А ты, любезный, – ОН снова поворачивается к бухгалтеру, – поставщиков займи. Я приду и все вопросы решу.

ОН идет к сцене, а я смотрю через щелку кулис на НЕГО. Да, ОН хозяин! ОН хозяин всех этих людей и мой…

– Да куда ж ты это прибиваешь?! – кричит ОН одному из работников сцены. – Где у нас Проскурин? Где этот чертов Проскурин, я вас спрашиваю? Для чего рисовали план декораций? Вы что, не видите, что вот те две части нужно поменять местами? – ОН грозно тычет палкой в бутафорскую беседку. Я не выдерживаю и смеюсь. – Ваца? А ты что тут делаешь? Отдыхаешь? А ну-ка, дорогой, давай для меня! Один разок! Jeté! Jeté, Ваца!

Я страшно устал, но не могу не повиноваться ЕМУ. Я делаю несколько pas chassé, fouetté и grand jeté и замираю посреди сцены, высоко подняв голову.

– Ай молодец! – ОН хлопает в ладоши. – Я просто восхищен, как тебе удаются прыжки. А сейчас, Ваца, быстро в класс. Тебя, наверно, уже заждались!

– Сергей Павлович, – позади него, как и всегда, его тень – Василий. – Вацлав Фомич устал сильно. Поглядите, у него все одёжа мокрая от пота. Он весь осунулся от этих репетиций! Пожалели бы вы его.

– Уговорил, Василий! – оборачивается к слуге ОН. – Сейчас еще пусть потанцует, а вечером ты ему сделаешь ванну с этими… – ОН щелкает в воздухе пальцами. – Вот черт! Вечно забываю названия. Из Индии мне привезла Аннушка.

– Масла благовонные, – подсказывает Василий.

– Они самые. Заберешь все склянки и выльешь в ванну, – и снова мне. – Ваца, на репетицию бегом арш!

Ванна с маслами удалась на славу. Как простой русский мужик Василий смог так дивно перемешать ароматы? Я с удовольствием расслабляюсь в теплой воде и закрываю глаза.

– Ваца, – слышу я ЕГО шепот. Я поднимаю голову и вижу, как ОН на цыпочках заходит ко мне в ванную комнату. – Представляешь, еле сумел зайти к тебе. В гостиницу твои поклонницы прорвались, оккупировали наш коридор. Так мне пришлось Василия просить, чтобы он их отвлек и сказал, что ты будешь раздавать автографы в холле через пять минут.

Я смеюсь, глядя, как ОН играет героя-любовника, залезшего в окно к своей пассии. ОН вытаскивает из одного кармана халата бутылку вина, а из другого – пару апельсинов.

– Вот, апельсины! Ты их ешь! Они полезные. Там много витаминов. Они придадут тебе сил, и ты сможешь быть со мной страстен всю ночь.

Я беру в рот ароматную дольку, и сладкий сок течет по моему подбородку. Мне не нужны витамины, чтобы я был страстен. Мне нужно только ЕГО присутствие, ЕГО голос, ЕГО тело, ЕГО руки и ЕГО крепкий член.

========== Глава 15 ==========

ОН ушел, а у меня в голове роятся невысказанные и недосказанные слова. И ЕГО взгляд, полный тоски. И этот запах… Я так и держу апельсин в руке. Кира сидит передо мной и крутит другой апельсин в ручках.

– Кира, дорогая, пойдем собираться, – говорит ей жена и добавляет служанке: – Уберите это со стола. И выбросите в мусор.

Я пытаюсь спрятать руку, в которой держу апельсин, но жена замечает это и злится.

– Ваца, оставь его и иди переодеваться на прогулку!

Я повинуюсь. Я не хочу ей зла и не хочу ее злить. Я кладу апельсин на стол, и служанка собирает фрукты в передник и уносит их на кухню. Жена от двери манит к себе Киру, и та, бросив на стол апельсин, бежит к матери. Жена не видит этого. Она уже в прихожей. Я быстро хватаю со стола апельсин и прячу его в ворот домашней кофты.

Ужинаем молча. Служанка накладывает всем в тарелки тушеную капусту. Потом берет в руки миску с мясом. Я закрываю свою тарелку рукой и качаю головой. Я не ем мяса. Я видел слезы ягненка, когда мясник приставил к его горлу нож. Я видел ужас в глазах теленка, которого вели на бойню. Я не стану есть их жареную плоть!

– Ваца, поешь нормально, – хмурится жена. – Ты ведь хочешь выздороветь? Тебе нужно хорошо питаться.

Чтобы набраться сил, мне нужны витамины. «Вита» – это жизнь. Мясо – это смерть. От мяса в голове возникают злые мысли. Я добрый человек, и я не хочу иметь злые мысли.

– Хватит нести этот бред! – хлопает по столу жена. – Луиза, положите моему мужу мяса.

Я смотрю на кусок плоти несчастного животного. На нем коричневая подливка. Она похожа на жидкое дерьмо. Мне становится противно. Жена внимательно смотрит на меня и кладет себе в рот маленький кусочек мяса. На ее губах остается капелька этого жидкого дерьма, и мой желудок сжимается.

– Ты будешь есть наконец? – снова злится она и, отрезав кусок, накалывает его на вилку и протягивает мне.

Я отталкиваю ее руку в сторону и бью по тарелке. Тарелка падает на пол и разлетается вдребезги. Кира начинает плакать. Луиза убегает на кухню за совком и тряпкой, жена заламывает руки на груди и плачет:

– Господи! За что все это? Это все он виноват! Это из-за него ты снова сходишь с ума! Я ненавижу это животное!

ОН не животное. ОН человек. Я люблю животных. Они добрые и теплые. Я люблю людей. Они тоже добрые и теплые. Я не люблю только злых людей. Злые люди едят мясо, отсюда и их злость.

– Ваца! Прекрати! Кира, не плачь, деточка! Папа просто уронил нечаянно тарелку. Ваца! Иди в свою комнату и выпей лекарство! – кричит жена.

Я не люблю лекарства. Я люблю витамины. Я уже пил сегодня лекарство, а если выпью еще, то снова забудусь сном на целый день.

– В свою комнату! – жена бьет по столу ладошкой. – Быстро! И пей лекарства!

Я стою у тумбочки и смотрю на таблетки, лежащие подле стакана с водой. Я беру их в руку и выбрасываю в окно. Мне не нужны лекарства! Я не болен. Я сумасшедший!

Я забираюсь в кровать, накрываюсь одеялом и достаю из-под подушки апельсин. Его запах успокаивает меня. Я чуть поддеваю пупырчатую цедру ногтем, и все пространство вокруг меня наполняется ярко-оранжевыми ароматными пузырьками. Они летят вверх, под самый потолок, лопаются там и обдают меня веселыми брызгами…

***

Я сильно устаю. Репетиции, спектакли. Снова бесконечные репетиции. Я чувствую себя белкой, замурованной в колесо.

В танцклассе холодно. Мы стоим у станка, и хореограф громко стучит тростью по полу.

– Un, deux, trois, quatre… Аrabesque. Аttitude. Головку держим, госпожа Карсавина! Аttitude. Вallonné. И… Аttitude. Выше ножку! Тянем носок, Томочка!

– Браво! – ЕГО широкая фигура появляется в дверном проеме. – Très bien! – ОН громко хлопает в ладоши и заходит в класс. За НИМ возникает горбатая фигура помощника и высокая Василия. – Ян Аркадьич, а почему в классе так холодно? – ОН выдыхает, и из ЕГО рта вырывается тонкое облачко пара.

– Так трубу отопительную прорвало, – отвечает ЕМУ помощник. – Уже чинят, Сергей Павлович.

– Может? отменить репетиции? – вступает в разговор наш хореограф.

– Ни в коем случае! – машет ему рукой ОН. – Господа, двигаемся! А я сейчас дам хорошую взбучку рабочим! Сколько можно чинить? На улице хоть и весна, но до лета еще далеко.

ОН смотрит на Тату. На ее тонкой фигурке намотана теплая шаль. На Брониславе поверх трико теплая кофта. Мое трико на спине промокло от пота. ОН скидывает с себя пиджак и отдает его в руки Василия. Затем снимает через голову вязаный жилет, подходит и надевает его на меня. Я чувствую тепло ЕГО тела, и это тепло начинает впитываться в меня.

– А теперь репетировать, господа! – и с этими словами ОН и ЕГО спутники выходят из класса.

На следующий день у меня поднимается температура и меня бьет сильный озноб. Я лежу на кровати и то мерзну, то обливаюсь потом.

– Ты все же заболел, мой мальчик! – ОН заходит в мою спальню, прикрывая нос и рот платком.

ОН всегда боялся инфекции и постоянно мыл руки. ОН даже здоровался, не снимая перчаток, хотя и знал, что это моветон. Во время близости обязательно пользовался кондомом. Мне не нравился кондом, и я просил снимать его, хотя бы когда я беру ЕГО член в рот. Но ОН всегда говорил, что во рту много бактерий и что ОН боится заразы. Мой член слишком мал, и найти на него подходящий кондом сложно. Но ОН надевал на меня другой размер и только после этого брал мой член в рот. Меня это веселило. Гадалка предсказала ему смерть на воде, а не от заразы. Чего ему боятся?

– Но осторожность не помешает! – смеется ОН. – Человек на восемьдесят процентов состоит из воды. Так что на эти же проценты ты для меня опасен. Может, ты чего-то хочешь? Я сейчас пойду за лекарством, что прописал тебе доктор, и куплю чего пожелаешь.

Я болен, и мне нужны витамины. Так говорил доктор. Я хочу апельсинов. В них много витаминов, и они помогут мне выздороветь. ОН уходит, а я забываюсь тяжелым сном.

Я просыпаюсь от того, что моего лица касается что-то влажное. ОН сидит у моей постели и вытирает мне лоб холодной и мокрой тряпицей.

– Я купил апельсинов, – ОН показывает на блюдо с ярко-оранжевыми фруктами. – Ты должен их есть. Сейчас я тебе очищу.

Спальня наполняется острым и сладким запахом цедры и сока. Я беру дрожащей рукой дольку и смотрю на маленькие оранжевые капельки. Долька падает из моей ослабшей руки на одеяло. ОН берет другую и аккуратно кладет ее мне в сухой от жара рот. Я глотаю и чувствую, как сок стекает по моему горлу вниз. Я устало падаю на подушку и снова забываюсь сном.

========== Глава 16 ==========

Утро серое и хмурое. За окном моросит мелкий дождь. Весна стала осенью. В моей душе тоже поселилась осень. Она тихо плачет дождем, окутанная тяжелыми серыми облаками. В моей руке раздавленный апельсин, а на простынях – желтые пятна сока.

Я быстро вскакиваю, выбрасываю апельсин в окно, снимаю простыни и несу их вниз, отдать прачке. Я не хочу, чтобы их видела жена. Она не любит грязные простыни.

Мне сегодня не по себе. Меня все раздражает. Даже плач Киры, у которой сломалась кукла. Я люблю Киру. Она моя малышка, но сегодня я не в себе.

– Друг мой, вам придется выпить лекарства, – говорит Френкель. Он обеспокоен моим состоянием. Он начинает понимать, что бессилен мне помочь. Все его знания пусты против одиночества.

Я сегодня вспылил. Я кинул ботинком в кошку, которая попалась мне под ноги, и накричал на жену. Не помню, по какой причине. Теперь она плачет в своей комнате.

– Почему вы такой раздраженный сегодня? Может, так на вас действует дождь? – предполагает доктор и достает свой вечный блокнот.

Да. Дождь меня убивает. Он поселил в моей душе скуку. И еще мне тяжело. ОН здесь. Совсем рядом. В этом же городе. ОН ходит по тем же улицам, что и я. ОН смотрит на те же витрины. Ездит по тем же мостовым. ОН дышит тем же воздухом, но… ОН далеко от меня. Я хочу снова ЕГО видеть.

– Ваца, дорогой мой, – вздыхает Френкель. – Ромола категорически против ваших встреч. Особенно после вчерашней истерики.

Она ненавидит ЕГО. ОН для нее чудовище с жадно горящим взором и длинными лапами. Она думает, что ОН хочет забрать меня у нее. Она не понимает. Это не ОН хочет забрать. Это я хочу быть с НИМ. И не только потому, что все еще люблю. С НИМ был танец, балет. С НИМ была музыка. Были спектакли, премьеры. Была любовь зрителей. Восторженные крики публики и овации. Повелителем воздуха сделала меня природа. Богом танца и восьмым чудом света сделал меня ОН.

***

Сезон почти закончился. Осталось всего несколько спектаклей. Мы похожи на перелетных птиц. Весной мы слетаемся в Париж, а осенью улетаем на гастроли.

– Господа! После репетиции не расходимся. Приказ Сергея Павловича! – говорит голова Яна Аркадьевича, торчащая в двери.

– Что еще придумал Дягилев?! – возмущается Верочка. – У меня в три назначена встреча! Я специально освободила для нее время между репетициями и спектаклем.

– А меня модистка ждет. Моя подруга родила двойню, и в выходные крестины, а у меня еще платье не готово, – расстраивается Тата.

Мне некуда торопиться и некуда идти, поэтому сообщение о собрании меня нисколько не расстраивает.

Я не люблю приходить в ЕГО кабинет. Там ОН становится таким властным и жестким. Поэтому я люблю, когда ОН приходит в мою гримерку. Здесь ОН домашний и родной.

– Итак, господа артисты! Сезон заканчивается, но уже через полгода новый. Поэтому мы с Мишей… с господином Фокиным решили представить вам свой новый проект. В связи с предстоящим туром Русского балета по миру мы решили поставить ряд одноактных балетов. Господин Фокин представит нам несколько своих постановок. Репетиции начнутся нескоро, но он раздаст вам партии, чтобы вы с ними ознакомились.

ОН всегда говорит так. Так, будто все уже решено и не терпит возражений. Я и не собираюсь препираться. Я верю ЕМУ. И как импресарио, и как человеку.

– Итак… я уже имел возможность показывать свои постановки в Мариинке. Но это были полноценные балеты. Теперь моя задача – за несколько минут показать целую историю. А ваша задача – помочь мне донести идею до зрителя, – Миша окидывает серьезным взглядом притихших артистов. – Ни для кого не секрет, что мужские партии в классическом балете отсутствуют напрочь! Мужчина-танцор всегда был всего лишь подставкой и переноской женщины-солистки. Так вот, я хочу изменить это в корне. Миниатюра «Призрак Розы» основана именно на мужском танце. Женская партия там будет вторична. К тому же я хочу полностью изменить видение танцора-солиста у зрителя. В этом мне поможет Вацлав.

Я удивлен. Чем я могу помочь в постановке? Я только танцую. Я только марионетка в руках умелого кукольника.

– Не принижай своих достоинств, Ваца, – хмурится ОН.

– Согласен с господином Дягилевым. Отложите свою скромность, Вацлав. Именно вы вдохновили меня на создание этого балета, – улыбается Миша. – Помните, на одной вечеринке вы резвились с Аннушкой и пародировали ее танец? Вспомните вашу постановку рук при этом. Сможете сейчас это повторить?

Я поднимаюсь со стула, выхожу в центр кабинета, выставляют одну ногу вперед, чуть откидываю голову, поднимаю руки над ней полукругом и развожу кисти в стороны.

– Вот! Вот оно! – восклицает Фокин. – Замрите и запомните это положение. Вы – роза. Вы – нежный цветок. Ваши руки – это распускающийся бутон! А теперь исполните в этом образе несколько прыжков!

Я немного растерян. Я не понимаю… Мне играть женщину? Я мужчина в образе женщины? Или я мужчина, играющий цветок?

– Ваца, прошу тебя. Не думай! Просто почувствуй себя нежным цветком и прыгай! Jeté, Ваца! Jeté! – восклицает ОН, и я, чуть разбежавшись, прыгаю к НЕМУ навстречу…

Мы гуляем с Татой по Монмартру и наслаждаемся осенью в Париже. Воздух уже холодный, но солнце еще греет засыпающую землю.

– Как у тебя дела с Дягилевым? – спрашивает меня она.

Мы с НИМ почти неразлучны. Когда ЕГО со мной нет, то рядом всегда находится Василий. Он следит за тем, чтобы меня не продуло во время репетиций. Он смотрит, чтобы меня никто не беспокоил перед выступлением. Он помогает мне одеваться. Напоминает, чтобы я поел, и поправляет перед сном перину.

– А на ночь он тебя в лоб не целует? – смеется Тата.

Я представляю Василия, целующего меня в лоб перед сном, морщусь и тоже смеюсь.

Нет, перед сном я получаю поцелуи не от него.

Я медленно погружаюсь в сон и вдруг чувствую ЕГО тихие шаги по своей спальне. Я открываю глаза и поднимаю голову с подушки.

– Я разбудил тебя, Ваца? – спрашивает ОН и садится на мою кровать.

Я не ждал ЕГО сегодня. Еще днем ОН сказал, что ужинает с четой Серт и вернется поздно.

– Знаешь, Ваца, – ОН глубоко вздыхает. – Последнее время я много думаю о нас. Мне плохо, когда тебя нет рядом. Мне страшна мысль, что ты уедешь куда-то и мы долго не увидимся. Я не могу спать, не слыша твоего дыхания у себя на плече. Я не могу думать о других мужчинах, ибо перед моими глазами постоянно ты. Ваца… я хочу предложить тебе переехать ко мне, – заканчивает ОН монолог.

Да! Да! Да! Я тоже этого хочу, потому что тоже не хочу расставаться! Я кидаюсь ЕМУ на шею и целую, чувствуя на ЕГО губах вкус дорогого шампанского.

========== Глава 17 ==========

Зачем они приходят? Что им всем нужно от меня? Они лишь отвлекают меня от моих мыслей, от моих танцев и от моих воспоминаний. Вот снова, дверь отворяется, и в мою комнату входит жена.

– Дорогой, оденься и спускайся в столовую. Обед готов! – говорит она с порога.

Я не хочу одеваться! Не хочу идти в столовую, и есть их обед я тоже не хочу! Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Просто забыли о моем существовании! Я не хочу жить в их скучном и сером мире! Я кидаю в нее подушкой. А второй накрываю свою голову.

– Ваца, так нельзя! Тебе нужно поесть. Я попрошу, чтобы обед тебе принесли в комнату, – отвечает жена и выходит.

Они думают, что я болен и что я не смогу понять, что в моем супе есть мясо. Они его мелко протерли, но я чувствую запах вареной плоти. Я не стану его есть, ибо я не хищник, как они. Я сталкиваю тарелку с супом с тумбочки, и туда же летит компот. Неужели так трудно принести мне апельсин?!

– Ваца, успокойся! Выпей лекарство! – кричит жена и пытается засунуть мне в рот таблетки.

Как она не понимает? Таблетки не помогут от тоски! Они только делают ее более серой и тягучей! Они затуманивают мой разум, и я не могу рисовать танец. От лекарств я перестаю чувствовать его ритм, и движения в моей голове становятся рваными и неестественными. Я отталкиваю руку жены, и таблетки рассыпаются по полу.

– Позовите Витоша и Геральда! У мужа снова припадок, – кричит жена служанке.

К черту вас всех! Оставьте меня в покое! Я только хотел апельсинов и чтобы пришел…

Сильные руки прижимают меня к кровати, и я чувствую, как в меня входит игла. Мое тело перестает слушаться, и темная пелена застилает глаза.

– Я так больше не могу, господин Френкель! – голос жены доносится откуда-то издалека. В нем слезы. Она жалеет себя. – Еще один такой приступ, и я сама сойду с ума.

– Успокойтесь, Ромола. Пейте микстуру, что я вам прописал. Она позволит вам хорошо спать и не нервничать. А с чего начался приступ? – спрашивает ее Френкель.

– Он хотел апельсинов, – снова вступает голос жены.

– Так дайте ему то, что он хочет. Его состояние и так нестабильно, а вы провоцируете его отказом, – спокойно говорит доктор.

– Еще он хочет, чтобы пришел этот… этот человек, – голос жены становится острым и холодным, как лезвие ножа. – Может, и эту его просьбу исполнить?

– Почему бы и нет? Я могу поговорить с господином… – но жена прерывает Френкеля.

– Довольно, господин Френкель! Однажды вы уже уговорили меня пустить этого человека в мой дом. Мужу после этой встречи стало только хуже. Моя подруга, Элизабет Легар, посоветовала мне обратиться к мадам Тюссоле. Та лечила ее мужа травами, и он перестал пить, – в голосе жены уже нет слез. Только уверенность.

– Ромола! Это знахарство не поможет! Пьянство – это пагубная привычка, а не душевная болезнь! Доверьтесь науке! – пытается остановить ее Френкель, но жена снова обрывает его:

– Я разочарована в медицине и буду пробовать другие методы лечения. Мы с мужем больше не нуждаемся в ваших услугах, доктор Френкель!

***

Был ли я счастлив в жизни? Был… Это были самые счастливые годы. У меня было два самых пылких и восхитительных любовника. ОН и танец… Я отдавался им без остатка. Я дарил им всю свою страсть и нежность, а они платили мне тем же.

– Вацлав! Прыжок должен начинаться из вон того окна. Он должен быть как полет, долгим и красивым. Вы это прекрасно умеете делать, – Миша ходит перед сценой и объясняет нам с Татой, как он видит этот танец. – Томочка, ты должна двигаться очень плавно. Как во сне. Вацлав, давайте попробуем ваш выход, потом проиграем па-де-де и окончание партии.

Я не уверен, что прыжок получится длинный. Мне нужен небольшой разбег, а за бутафорским окном лежат доски.

– Вы что, не слышали? – ЕГО голос разбивает в дребезги тишину зала. – Быстро разобрать за сценой! Из-за вас, олухов, мой лучший танцор может разбиться!

– А мы пока пройдем па-де-де, господа. С пятой цифры, пожалуйста, – Миша кивает головой аккомпаниатору, и по залу разносится бравая фортепианная пьеса Вебера.

Музыка подхватывает нас и начинает кружить по залу, словно лепестки цветка, которыми играет ветер. На душе у меня становится так, словно скоро Рождество, а я ребенок, ждущий праздника и подарков. Тата прекрасная партнерша. Она любит и понимает меня. Она не испугалась танцевать со мной, как испугалась Аннушка.

– Вацлав, не обижайся, но я не могу и не хочу быть второй в дуэте с тобой, – сказала мне Павлова. Я не обиделся и не рассердился. Аннушка не моя партнерша. Она в танце слушает себя, а Тата доверяется мне. Поэтому я танцую с Татой.

– Стоп! Стоп! – кричит из зала Миша. – Вацлав, руки мягче, изящней… Постановка рук должна быть женской. Томочка, покажи Вацлаву!

Тата поднимает руки вверх, и ее кисти расходятся, как лепестки не распустившегося до конца бутона. Я не понимаю, кого я играю. Ведь все па мужские – и как могут с этим сочетаться женские руки?

– Покажи свою сексуальность, Ваца, – шепчет мне Тата. – Ты ведь с Сергеем Павловичем не совсем мужчина. Сыграй это на сцене.

Я смотрю в зал и вижу ЕГО улыбку. Такая же улыбка была на ЕГО губах два дня назад. Ночью, когда я оседлал его член сверху.

– Разве может сравниться с тобой женщина? Разве женщина может быть грациознее тебя? Разве может быть у женщины такая гибкость? – ОН проводит рукой по моей спине, мокрой от пота. – Любовь к женщине – зло. Только мужская любовь может открыть для тебя весь мир и бросить его к твоим ногам.

ЕГО рука гладит мою грудь, спускается на живот и крепко прихватывает мой напряженный член. Я продолжаю двигаться и пытаюсь удержать в себе стон. Но он вырывается через мои сжатые зубы, и за него я получаю ЕГО горячий поцелуй.

– Ты сегодня танцевал просто великолепно, – говорит ОН, когда мы садимся в авто.

Я танцевал для НЕГО. Не для Фокина, не для Таты. Только для НЕГО. И живу я только для НЕГО. Я люблю танцевать и ЕГО люблю. Мне нужно в жизни только танцевать и любить ЕГО.

– Ваца, тебе еще нужно кушать и спать, – смеется ОН. – А еще ты любишь дорогие подарки. Ведь любишь? – я смеюсь и сознаюсь, что люблю. – Давай заедем к Картье и подберем тебе под перстень пару запонок. А потом поедем ужинать.

Запонок мы не купили. Зато ОН приобрел пресс-папье из красного дерева с золотой инкрустацией и золотое перо. Мне не жалко, что запонок под кольцо не было. Мне достаточно кольца. Оно всегда сверкает у меня на пальце. Платиновое. С большим сапфиром.

Сидя за столом в шикарной ресторации и поедая лангустов в пряном соусе с лимоном, я с удовольствием слушаю ЕГО рассказы о путешествиях и удивляюсь. Почему ОН со мной? ОН умный и сильный. Я не умный и слабый. ОН столько путешествовал и столько повидал. Я почти нигде не был. Даже Париж я толком не знаю, потому что все время репетирую и танцую. Я скучный и замкнутый. ОН прекрасный рассказчик и открытый человек.

– Ваца, мне все равно, какой ты. Главное, что это ты и что ты мой. А если хочешь путешествовать, то мы с тобой обязательно это сделаем. После закрытия сезона поедем с тобой в прекрасную Элладу. Я покажу тебе огромный голубой океан, высокие зубы скал, прекрасный Акрополь, дивные статуи и фрески. Я кину к твоим ногам весь мир, мой мальчик. Он будет твоим, как и я…

========== Глава 18 ==========

Меня угнетает полумрак комнаты. Меня тошнит от тонкой струйки дыма, идущей от палочки, и от дребезжащей музыки мне не спокойно.

– В вашем муже поселился Див. Это он сводит его с ума, – говорит очередная знахарка. По ее словам, она из Индии. У нее длинные седые волосы и красное пятно на лбу, словно след от пули.

Меня тошнит все сильнее, и содержимое желудка вырывается прямо на стол.

– Вам нужно пить чай, который я вам дам, и читать мантры по несколько раз в день. Это поможет выгнать Дива, – говорит знахарка.

Я не хочу больше ходить к этим людям. Они не понимают меня. Они просто хотят денег. Я не буду пить их отвратительные настои и слушать их бред. Я не болен! Во мне нет Дивов и бесов. Я просто устал от этой жизни. Мне не для кого жить. Я просто существую. Я не живу.

Дома жена пытается дать мне чай, который советовала пить знахарка. Она бубнит какие-то непонятные слова и снова зажигает благовония. Я хватаю палочку и гашу ее в чае, а саму чашку кидаю об пол. Мне не нужны эти лекарства! Мне не нужно ничего, что вы можете мне предложить! И снова крепкие руки, укол иглы и черное забытье…

– Ваца, дорогой! Смотри, кто к тебе пришел! – жена открывает дверь моей комнаты и впускает в нее запах готовящейся на кухне еды.

Я настораживаюсь. Неужели? Неужели пришел тот, чье имя я никогда не решался произносить вслух? Неужели я снова увижу ЕГО лицо. Почувствую запах ЕГО парфюма, и ЕГО теплая рука накроет мою, когда никто не будет смотреть?

– Ваца! Дорогой мой!

Мама… Она всегда любила и понимала меня. Как давно я не слышал ее голоса. Я так скучал по ней! Я утыкаюсь лицом в ее плечо и плачу от счастья.