Текст книги "Чернокнижник"
Автор книги: Максим Войлошников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 18. Мандат
Он увидел перед собой рослого, совершенно седого господина в зеленом кафтане, каковой господин не сидел на престоле, а прогуливался по площадке на вершине в сопровождении нескольких спутников. Темными холодными глазами смотрел он на гостя, и взгляд его, казалось, проникал в самую душу. Однако Лодья не опустил глаз под этим взглядом, хотя понимал его страшную силу.
– Рад, что посетили нас, пришелец из далекой северной страны, – сказал этот человек, или это существо – трудно выразиться правильно.
– Мне сказали, что можно задать вопросы, так я приготовил несколько, – ответил Гавриил.
– Да, спрашивайте.
– Как появились такие, как я?
– Вы задали хороший вопрос, – задумался хозяин гульбища. – Пожалуй, надо начать с того, как появились такие, как мы все. Кого обычные люди называют чернокнижниками и другими непочетными именами. Вам известно, что нынешняя священная история, которая ограничивает историю Земли шестью или семью тысячелетиями, – полнейший вздор, детище невежественных хранителей церковных догматов. Наша память хранит воспоминания о событиях, имевших место на протяжении десятков тысячелетий, а история Земли уходит в такую невероятную даль, что даже мы не в силах ее постигнуть. Те, кого обычные люди называют учеными мужами, только начали подходить к пониманию того, насколько она древняя. А ведь об этом можно было бы догадаться, глядя на следы былых эпох и сопоставив со скоростью отложения почвы и грунта! Но лишь недавно пелена невежества начала сходить с глаз обычных людей, и вам в будущем следует учитывать это. Итак, как повествуют наши предания, очень давно, десятки тысяч лет тому назад, когда людей было не так много, как нынче, и они были дики, над всей Землей пролетел гром, а затем с юга наползли великие черные тучи. Они затмили все небо на долгие годы. Не уродились плоды, умирали животные, и людей становилось все меньше. Мудрецы нашего круга установили не так давно, что на южных островах – в Зондском архипелаге, в голландской Ост-Индии, – взорвался огромный вулкан, и сила его взрыва была такова, что громадная гора превратилась в тучу пыли, которая держалась в воздухе несколько лет, а на месте вулкана появилось огромное глубокое озеро. Когда людей осталась горстка, те силы, которые посещали наш мир извне с различными целями, поняли, что этот мир может остаться без разумных существ и измениться неузнаваемо. И тогда некоторых из людей они наделили способностями, которые помогли человечеству выжить. Другие бы сказали, что это было совершено по Божьему наущению. Возможно, но это только моя догадка, что эти люди появились от брака земных мужчин и тех существ, или, наоборот, от тех, которых мы назвали бы инкубами, и земных женщин. Но то затмение небес пеплом было не последней бедой, ожидавшей человека. Много позднее наступило время, когда льды сковали гораздо большую часть суши, чем занимают теперь. Собственно, нашествия льдов повторялись с незапамятных времен. Но теперь человек развился, был готов возделывать землю, но в это время с севера опять надвинулись льды. И этого мало. Люди были издревле разделены на два племени. И суровое племя молчаливых косматых великанов, способное к искусствам, но питающее отвращение к наукам, вскоре возобладало над предками нынешних человеков. Это были бесстрашные воины, они предпочитали учить более действиями, нежели словами. Некогда они заставили предков людей бежать с их общей прародины, а теперь готовились завершить истребление. В Европе, прижатые льдами к морю, люди были обречены, и исчезли бы…
Говоривший замолчал, словно переводя дыхание или собираясь с мыслями, затем его речь полилась снова.
– Но в это время, в черную годину бедствий, в небе ярко воссияла звезда синего цвета. Она находилась в центре звездного пояса, охватывающего все небо и носящего имя Млечного Пути. Если бы он был подобен огромной Солнечной системе, то звезда заняла бы место нашего светила. Под светом синей звезды родились беловолосые люди, с волосами того же цвета, что и окружавшие их льды, и глазами, синими, как море, к которому они были прижаты врагами и льдом. И вновь немалое число их было наделено даром, которым пользуемся и мы, стоящие на этой горе. Это облегчило положение людей, но не совсем. Ибо у их врагов тоже имелись колдуны. Но затем под светом этой звезды встретились белый зверь и светловолосый человек, один пришел с севера, другой с юга. Их предки появились в одно время, на одном континенте, но потомки встретились спустя бесчисленные тысячелетия, вдалеке от общей жаркой прародины, которую их предки оставили, спасаясь от сильнейших врагов. Свет синей звезды велел им соединиться и дал им потомство. Его составили существа, сочетавшие ум человека и силу хищного зверя. На них не действовали заклинания, направленные против людей, потому что частью своей натуры они были зверьми. Они повели за собой людей, возглавив беспощадную войну с молчаливыми охотниками. Лед быстро отступал под лучами синей звезды, и люди отвоевывали себе землю, пока не заняли ее всю, не оставив и воспоминаний о противниках. Тогда и порождения синей звезды стали встречаться реже, ибо их родина – холодный север и они не оставляют много потомства. Но они все же являются в наш мир, особенно в те периоды, когда солнце светит тусклее и зимы более суровы. И они появляются там, где есть в них нужда. Ответил ли я на твой вопрос? – пронзительно взглянул человек в зеленом костюме.
– Да, пожалуй, – кивнул Лодья. – Можно ли задать еще один вопрос?
– Конечно.
– Всегда ли им предначертано вести за собой людей?
– Во времена дикости, когда чудеса казались обыденными, такое случалось частенько. Впрочем, уже в мифологические времена они встречались очень редко, их называли полубогами – вспомни, каким почтением народное предание окружило одного из них, Геракла в львиной шкуре. Но позднее, когда возобладавшая религия отвела чудесам только узкое место, быть все время на виду им стало неудобно. Пожалуй, забытые саги викингов, да кое-какие древние писатели сохранили упоминания о подобном. Тем более что обычные чернокнижники, в наше время достигшие значительности, как правило, опасаются их общества, поскольку не имеют перед ними преимуществ.
– Я узнал из русской летописи о полоцком князе Всеславе, жившем в одиннадцатом веке. Он просидел на престоле в своем городе пятьдесят семь лет и во время междоусобных войн взошел на трон Киевской Руси. Согласно преданию он по ночам превращался в волка. И как будто бы вся полоцкая династия была особой, происходящей из некоего древнего рода, и прочие русские князья с ней враждовали. Этот Всеслав известен в народных былинах как Волхв Всеславович – богатырь и чародей, который мог превращаться не только в волка, но и в рыбу или птицу…
– Дорогой друг, в те времена Россия находилась на окраине просвещенного человечества и в ней могли происходить разные вещи. Понятно, что подобные способности поражали и поражают людей и позднее служат основой для мифа. Мне, например, достоверно известно имя человека, обладавшего схожими способностями и основавшего династию далеко на востоке, – это грозный Чингисхан, император народа монголов, покоривший полмира. Его случай – это как раз то, что относится к древним народам, нуждающимся в вождях-оборотнях, обладающих сверхчеловеческим могуществом… Монголы приравняли его к Христу, объявив богом.
– Однако все ли человеческие фантазии, относящиеся к нашим делам, имеют под собой реальные факты? Я читал, что во время Тридцатилетней войны в Германии сожгли десятки тысяч ведьм. Неужели все они были причастны к чернокнижию? Неужели оно могло иметь такой размах?
– Конечно нет, и вы это прекрасно понимаете. Они стали жертвой человеческой подозрительности. Люди догадывались, что ужасная зимняя буря или внезапная смертоносная эпидемия возникли не сами по себе. Но у них не хватало широты ума, чтобы понять, что неграмотным деревенским бабам или даже начитанным бюргершам это не под силу. Бросание чулка против ветра, полет на скалке! Это, конечно, бред. Здесь совсем другой уровень и масштабы! Или, вы полагаете, что, например, буря, которая развеяла Великую армаду испанцев, собиравшихся высадиться на Британских островах, разразилась сама по себе? Нет, просто испанцы были слишком католики, чтобы обратиться к определенным силам, а королеву Елизавету Английскую это не сдерживало! Но тех, кто способен на такое, разумеется, пальцем никто не коснулся бы. Да и палец такой мигом бы отсох.
– Да, теперь я понял масштаб. Теперь я хотел бы задать вопрос касательно практических дел.
– Похоже, что самое важное вы приберегли напоследок. Слушаю вас.
– Мой покровитель в моей стране готовил перемены как в ней самой, так и во всей Европе. Теперь его жизнь, по-видимому, кончена. Значит ли это, что перемены, кои он готовил, неугодны высшим силам? – в голосе Лодьи чувствовалось немалое напряжение, вопрос не был отвлеченным.
– Наоборот, – отвечал хозяин собрания, – он стал жертвой отживших сил, которые всегда берут свою цену, прежде чем исчезнуть. Собрание Брокена не возражает против изменений, ибо они давно назрели. Во время войны за испанское наследство, лет около тридцати тому назад, английские чернокнижники, пользуясь тем, что в битве они имеют право на такое, едва не уничтожили одну из великих династий Европы. Они убили почти всех наследников короля Людовика Четырнадцатого, а ведь он неслучайно правил дольше, чем ваш Всеслав, и даже дольше любого монарха в истории Европы! Колдуны Британии набрали великую силу, потому что к заклятиям и науке они присовокупили мощь денег, а это колдовство – одно из сильнейших. Перемены, о которых вы говорите, если не противоречат, то не совпадают с их намерениями. Борьба – это залог общего развития, ее устранение – это подлинное зло. Благословляю вас бороться, искать и не сдаваться!
Он положил руку на плечо Лодьи. Тот почувствовал, будто волна огня прокатилась по всему телу, но ценой невероятных усилий остался недвижим.
– Вы сильны, а значит – достойны своего дара, – распорядитель брокенского празднества отнял руку.
Неизъяснимое блаженство избавления разлилось по мышцам Лодьи.
– Благодарю вас за одобрение, – наклонил он голову.
Отделившись от компании избранных, Гавриил стал возле костра, обдумывая все услышанное.
– Дорогой друг, не посвятите ли вы меня в подробности намечаемых изменений? – подошел вдруг к нему светски одетый господин средних лет, с умным решительным лицом и пронизывающим взглядом, внушающим некоторый трепет, несмотря на обычный рост его обладателя. Он был в свите хозяина собрания и, как видно, пользовался там уважением. Незнакомец хотел взять Гавриила под руку, чтобы отвести на окраину поляны, но у него это не вышло.
– Господин граф Сен-Жермен! – громко заметил ему хозяин гульбища. – Должно быть, вы услышали заключительную часть нашей беседы. Ваша приверженность английским интересам известна. Совсем недавно вы вернулись из Персии, где убедили воинственного Надир-Шаха напасть на Индию. Он разбил правителей Делийского султаната Великих Моголов и, без сомнения, предоставил этим самым отличную возможность для англичан начать завоевание Индии из своих пока небольших колоний в Бомбее и Калькутте. Думаю, очень скоро они этим воспользуются. Однако здесь – особое место, надо ли вам об этом напоминать? И выяснять, насколько планы господина Лодьи пересекаются с английскими интересами, вам надлежит за пределами Брокена и в иное время. Здесь мирно встречаются даже те, кто еще недавно сеял чуму друг у друга. Хочу, однако, заметить, что если вы еще не поняли, несмотря на вашу опытность, – господин Лодья вам не по зубам, как, впрочем, и вы ему, если, конечно, будете держаться от них подальше в самом прямом смысле этого слова.
Довольный своим каламбуром, седой господин изобразил улыбку, приводящую в дрожь. Разумеется, граф остался недоволен, но от намерения выяснить планы Лодьи отказался, и, поклонившись, отошел. Лодья же, получив ответ на волновавшие его вопросы, принял решение, повеселел, насколько это было возможно в его положении, и отправился танцевать под чудную музыку, скакать возле опаляющего костра, пить пиво и веселиться с ведьмами. Он получил мандат на полную свободу действий, а это ему и было нужно.
Глава 19. Свидание
На следующий день он отправился вниз, в городок горняков Гослар, стоящий у подножия Брокена. Кстати, уроженцем этого городка был восходящая в ту пору звезда французской армии, граф Мориц Саксонский, сын знаменитой красавицы графини Авроры фон Кенигсмарк от ее любовника – саксонско-польского короля Августа Сильного.
Лодья ввалился в таверну и заплетающимся языком сообщил хозяину, что он – физик и изучал атмосферное электричество во время ночной грозы. В пользу этого свидетельствовали и его одежда, прожженная во многих местах, возможно, электрическими разрядами, и обгоревшие волосы, и необычный блеск в глазах, и приплясывающая походка, и странные пугающие мелодии, которые он напевал себе под нос – воистину, их мог напевать только человек, подвергнувшийся близкому удару молнии. Но толстый хозяин таверны держал нос по ветру и догадывался, что поведение гостя может быть связано не с грозовыми разрядами, а с посещением некоего высоко расположенного места, куда грозы никогда не доползают. Впрочем, по той же причине никому об этих соображениях докладывать он не стал – это во времена Тридцатилетней войны можно было получить награду, сообщив куда надо о подозрениях в колдовстве. А в наше время за это можно огрести только неприятности.
Итак, перекусив, Гавриил решил передохнуть, для чего поднялся в свою комнату. Спустился он только под вечер – даже его железные силы оказались не беспредельны и требовали восстановления после проделанного путешествия. Хозяин показал ему лежавшее на краю обеденного стола письмо с гербовой печатью, представлявшей собой оттиск черного прусского орла. Лодья протер заспанные глаза, взломал печать и прочел несколько строк скорописью:
«Господина Лодью, даровитейшего ученого, об изменившихся обстоятельствах которого уведомлены, приглашают для беседы в Потсдам, в королевский дворец, для беседы о работе в пользу прусской науки. Письмо показать часовому».
Подписи не было, но и так понятно, чья рука могла быть знакома и годна для пропуска любому королевскому гвардейцу.
– Герр…
– Хейнц, – подсказал трактирщик.
– Скажите, но ведь по твердому почерку очевидно, что это письмо писал не старик? – заметил Лодья.
– Я не очень силен в грамоте, но старый прусский король недавно скончался. Королем стал его сын, Фридрих, – ответил хозяин таверны. – Вы, наверное, важная персона, если он написал вам собственноручно.
Отчаянно скосив глаз, он пожирал короткий текст письма, что слегка противоречило заявлению о безграмотности.
– Не очень, – разочаровал его Гавриил. – Я говорил уже, что я химик.
Он понимал, что королю нужны отнюдь не его философские познания. Вставал перед ним и вопрос: откуда мог узнать новый прусский властитель о многообещающем русском лиценциате? Но здесь у Лодьи не было сомнений. Уроженец Силезии Вольф, учитель Лодьи, изгнанный из Пруссии прежним королем за чернокнижие и некие антихристианские идеи, очевидно, и был тем неведомым корреспондентом принца Фридриха. Дело, которому посвятил себя Вольф в Марбурге, было завершено, и только немилость старого «короля-солдата», как называли толстого коротышку Фридриха-Вильгельма I за повсеместное насаждение армейщины, удерживала его от возвращения в Пруссию, где его более всего ценили. От наследного принца он получал заверения, что как только тот займет трон, он сможет возвратиться. И действительно, едва Фридрих II взошел на трон, как немедленно пригласил означенного философа ко двору и дал ему хорошую должность. Лодья полагал, что если его учитель описал в письмах принцу Фридриху некоторые интересные подробности о своем ученике, не вошедшие в корреспонденцию Санкт-Петербургской академии, то именно поэтому прусский наследник мог весьма заинтересоваться необычным русским.
Собирался ли Лодья в Пруссию, понимая это? А какие у него были иные перспективы, если он был причастен к людям, которых в России теперь уничтожали? К тому же, пользуясь покровительством прусского короля, он мог бы исполнить планы своего наставника Волынского…
Если он намеревался попасть в Потсдам, ему предстояло преодолеть около двухсот пятидесяти верст по пути через Магдебург. По немецким дорогам их можно было сделать верхом в два дня. Лодья выехал без отлагательств.
На смену саксонским горам пришли равнины Бранденбурга. Пруссия, «песочница империи», как именовали ее за качество почв. Прусская граница крепко охранялась, однако королевское приглашение послужило пропуском и тут. Переночевал путешественник в Магдебурге, располагавшемся примерно на половине пути. Древний и богатый город на Эльбе, с девятивековой историей, во время Столетней войны подвергся почти полному уничтожению. Впрочем, вопрос о том, кто более виновен в гибели двадцати пяти тысяч его жителей, до сей поры вызывает споры: католические войска сурового имперского фельдмаршала Иоганна Церкласа фон Тилли, устроившие резню, или протестантские солдаты шведского короля, поджигавшие город, чтобы не достался врагу. Важно одно – резня эта распалила взаимную ненависть до такой степени, что сражения продолжались еще пятнадцать лет. И память о ней не угасала до сей поры, когда город уже более полувека пребывал под сенью прусского орла. Кстати, все его население заодно с гарнизоном до сих пор уступали тому, что имелось перед войной.
Магдебург был известен Лодье как город, чей бургомистр Отто фон Герике, знаменитый инженер и физик, почти восемьдесят лет тому назад создал первую электростатическую машину в виде насаженного на стержень серного шара, натираемого рукой. Он положил начало изучению новой силы – электричества, которой очень сильно интересовался и Гавриил. В местной ратуше были выставлены напоказ знаменитые медные четырнадцатидюймовые «магдебургские полушария» – еще одно, более раннее, изобретение Герике, имевшее научно-демонстративный характер. Когда между полушарий был откачан весь воздух, их не могли растащить даже полтора десятка лошадей – этот опыт продемонстрировал публике силу давления воздушного столба. Ученый изобрел и водяной барометр. Его опыты послужили основой для позднейших исследований свойств газов знаменитыми физиками – англичанином Бойлем и французом Мариоттом. Герике был гением-практиком. Ровесник и участник Тридцатилетней войны, вторую половину жизни он посвятил возрождению родного города. Кроме того, он был великим чернокнижником своей эпохи, и если в молодости он яростно принимал участие в уничтожении Германии, то в зрелости стал опекуном своего города и добрым его гением, восстанавливая утраченное. Его судьба была весьма поучительна.
На следующий день Лодья продолжил путешествие. Самое время было прикинуть, что известно ему о человеке, к которому он направляется?
Итак, кто такой Фридрих II, получивший от современников прозвище Фриц, а от потомков удостоившийся прозвания Великий? Он был ровесником Гавриила и совсем иным человеком, нежели его грубый отец – любитель солдатчины и муштры, покровитель ремесел и суровый вешатель цыган и воров.
Некогда гувернером к малолетнему принцу Фридриху был назначен не кто иной, как граф Франкенштейн[10]10
О некоторых невинных увлечениях представителей этой старинной семьи см. книгу писательницы XIX века Мери Шелли «Франкенштейн», в руках которой оказались более ранние сообщения и слухи об этом известном дворянском роде.
[Закрыть], а от человека с такой известной фамилией можно ожидать чего угодно. Действительно, он сумел с ранних лет привить принцу склонность к наукам и искусствам, особенно запретным. В свободное от отцовской муштры время Фридрих охотно читал французские и итальянские книги благодаря их легкому слогу, особенно он любил повествования о правлении Цезаря Борджиа и Екатерины Медичи, но интересовался и историей римских императоров – Калигулы, Нерона и Тиберия, и играл на флейте. Ходил слух, что его любимым инструментом была изысканная флейта, сделанная из берцовой человеческой кости и пробуждавшая своими тягучими звуками его недюжинную фантазию. Говорили, что кость принадлежала свирепому ландскнехту времен Тридцатилетней войны. Интересно, забегая вперед, отметить, что впоследствии ко двору короля Фридриха II священники, равно как и женщины, никогда не допускались, и в отличие от отца, правоверного протестанта, он жил без богослужения… Но объяснялось ли это его материалистическими воззрениями или чем-то совсем иным, сказать нельзя.
Вопреки отцу, грубому властителю, Фридрих был натурой интеллектуальной, любил искусство и философию и терпеть не мог женщин. Хотя, как говорят, питал платоническую привязанность к своей сестре. Как бы в возмещение этого он обожал собак, и позднее его любимая охотничья сука обычно спала у него в ногах в постели.
С отцом они с ранних лет были в весьма напряженных отношениях. Неудивительно, что как-то раз, когда принц был юн, французскому послу вместе с очень близким другом Фридриха Гансом-Германом Катте удалось уговорить его бежать во Францию, горячим поклонником которой он слыл. Однако план сорвался, и беглецы были схвачены. Поскольку наследник являлся еще и прусским офицером, отец хотел казнить его за измену, и только вмешательство австрийского императора Карла VI позволило сохранить ему жизнь. Однако Фрицу пришлось наблюдать из окна своей камеры в крепости Кюстрин на границе с Польшей, как рубят голову его другу Катте.
Лишь незадолго до своей неожиданной кончины отец дал сыну звание полковника и поручил ему полк, что, вероятно, должно было примирить их. При этом следует заметить, что в отличие от многих сыновей, которых крепко бивали их отцы, Фриц был человеком действия. И совсем немного времени прошло, прежде чем молодой король уже обживался в Потсдамском дворце. Мы, конечно, могли бы вспомнить Александра Великого, которого сходным образом подозревали в организации отцеубийства, ибо их взаимная «любовь» с отцом, царем Филиппом, широко известна… В оправдание можно сказать, что старый король, неутомимый строитель сильного государства и создатель мощной прусской армии, к тому времени совсем погрузнел, обрюзг и был негоден для того, чтобы находиться на острие военного передела Европы, который уже назрел. Его уход, что называется, был ко времени.
В противоположность сыну старый король не жаловал отвлеченных искусств и остерегался ученых и чернокнижников, многих он изгнал из страны. Хотя за сожжение ведьмы он мог и пожурить местных магистратов, а то и палкой отделать, по примеру своего кумира Петра Великого. Возможно, что именно этой своей нетерпимостью к практикам колдовства, возраставшей с годами, суровый повелитель навлек на себя гнев чернокнижников, и вовсе не случайно то, что он отдал Богу душу в канун очередной Вальпургиевой ночи…
Теперь же его наследник мог развернуться во всю немалую ширь своих талантов. Как и все, оставившие след в истории правители-интеллектуалы, Фриц любил умелый шпионаж и эффективное политическое убийство. А кто может лучше помочь в таких делах, как не хороший химик?
При помощи науки можно серьезно упростить сложный процесс завоевания новых земель! И тут он узнает о некоем кудеснике химии, молодом чужеземце, попавшем в тяжелое положение, которого ему рекомендует старый духовный наставник Вольф…
Примерно так размышлял Лодья, подъезжая вечером следующего дня к Потсдамскому дворцу.
Потсдам – городок между живописных озер, в двадцати верстах на юго-запад от Берлина, выросший на месте славянского поселения, где «король-солдат» Фридрих-Вильгельм I основал свою охотничью резиденцию. Его преемнику охотничий дворец пришелся по нраву. Позднее он, по примеру французского Версаля, устроит тут дворец-парк Сан-Суси в окружении виноградников. Но, исходя из очевидного благотворного влияния теллурических сил, у Потсдама было еще одно преимущество – его история: люди, сюда чем-то привлеченные, селились на этом месте на протяжении десяти тысяч лет. В то время как история Берлина, чье название происходило от древнего славянского слова «верл» – болото, простиралась не далее Средневековья… И лишь неусыпное попечение Фридриха-Вильгельма превратило Берлин в весьма приличный столичный город, точнее, город-казарму.
Дворец располагался в центре Потсдама – лишь пару лет спустя приступит Фриц к строительству своего загородного рая, немецкого Версаля, Сан-Суси. У крыльца стояли два потсдамских гвардейца в мундирах цвета «берлинской лазури», из полка «верзил», комплектация которых была одним из любимейших занятий покойного Фридриха-Вильгельма. Нельзя было сильнее угодить толстому коротышке, чем пригнать ему два десятка рекрутов – «верзил», которых он окружал заботой и всячески им мирволил. Так что служба в прусской «великанской» гвардии была скорее выгодна, нежели сурова, благодаря возможности посторонних заработков. В отличие от обычной гвардии, где рекрута могли и палками забить, ведь это не причиняло офицеру прямого убытка, ибо тут не он платил войсковому вербовщику.
Часовые с интересом скосили взгляды на приезжего в запыленном платье, не уступавшего им ростом, как бы вопрошая: «Не к нам ли, пополнить ряды?» – но письмо, написанное хорошо знакомым почерком, возымело немедленное действие, и незнакомец тотчас был пропущен во дворец и препровожден в приемную.
Идя по коридору, Гавриил повсюду видел черты бережливости предыдущего правления, доходящей до скупости – протершиеся обои, почти полное отсутствие картин и гобеленов, недостаточное количество шандалов со свечами и факелов, отчего в коридоре было темно. Зато наследнику достались в отличном состоянии армия, промышленность и казна.
Приезжего провели в комнату, где он оказался перед человеком невысокого роста, не худым, со слегка одутловатыми щеками и пристальным взглядом темных глаз.
– Герр Лодья? – спросил этот человек, выйдя из-за стола и вперив властный взор в своего гостя.
– Так точно, Ваше Величество! – отвечал Гавриил.
– Хотите выпить с дороги? Шнапс, вино? – король указал на несколько бутылок и стаканов, стоявших на отдельном столике. – Наливайте, у меня с учеными без церемоний, я преклоняюсь перед людьми науки…
– Благодарю! – отвечал гость и, налив стакан водки, выпил одним духом, даже не занюхав.
– А еще говорят, что настоящие ученые слабы здоровьем! Вашему здоровью, как я погляжу, можно только позавидовать! Я слышал, вы достигли выдающихся успехов в химии всего-то за несколько лет занятий, – заметил хозяин.
– Господин Вольф сильно переоценил мои таланты! – отвесил скромный поклон Гавриил.
– Думаю, что нет, – ответил, скупо улыбнувшись, молодой король. – И я извещен, что люди, которые вам покровительствовали в России, вот-вот лишатся голов. Поэтому я рад протянуть вам руку дружбы и предлагаю поступить ко мне на службу. Я намерен учредить Академию наук по образцу Санкт-Петербургской. И вы, на мой взгляд, были бы ценным для нее приобретением.
– Но чем я могу быть полезен Вашему Величеству, не имея совершенно никакого опыта?
– Очень надеюсь, что я могу доверять вам, герр Лодья. Однако, когда я вынужден был смотреть, как скатывается с плеч голова моего близкого друга Катте, я принял для себя решение никогда не доверять людям без должных оснований. Как глупо доверился я тогда пажу, который выдал нас отцу! Но сейчас у меня есть надежнейшее основание для доверия к вам. Ваша жена вместе с новорожденным сыном сейчас пользуется знаменитым прусским гостеприимством в одной из наших крепостей. Пока вы верны мне, ни один волосок не упадет с ее головы, и она будет окружена величайшей заботой со стороны моих людей…
Все это король сказал ему, не меняя приветливого выражения лица: как человек артистичный, он был чужд наигрыша, театральных угроз и ложного пафоса.
Надо сказать, Лодью весьма подбодрило то, как безбоязненно это ему преподнес прусский властитель, стоя в двух шагах от него: стало быть, Вольф рассказал королю только об одной стороне его многогранных талантов…
– Слушаю, Ваше Величество, – на лице Лодьи не дрогнул ни один мускул, и король, конечно, не мог не отметить про себя грубость и бесчувственность натуры, свойственной русским славянам.
О некоторых невинных увлечениях представителей этой старинной семьи см. книгу писательницы XIX века Мери Шелли «Франкенштейн», в руках которой оказались более ранние сообщения и слухи об этом известном дворянском роде.
