Текст книги "Зов пустоты"

Автор книги: Максим Шаттам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

12

Гул машин стихал по мере того, как Лудивина уходила все дальше и дальше в глубь парка Бют-Шомон. Первые осенние холода добрались до столицы, расцветив деревья в парке коричневыми и оранжевыми тонами. На пути Лудивине встречались в основном женщины – одинокие или гулявшие небольшими группками, они толкали перед собой детские коляски. Еще ей попалась на глаза пара бегунов или кучка молодежи. В этот понедельник, ранним ноябрьским вечером, парк казался островком дикой природы, дрейфующим посреди океана цивилизации, от серых фасадов которой Лудивина с каждым шагом удалялась.

Значит, обращение в ислам не было красивым фасадом, призванным создать образ, который отводил бы от Брака любые подозрения и позволил бы ему вернуться к преступной деятельности. Весьма содержательный рассказ Марка Таллека убедил Лудивину, у нее не было причин не верить этому объяснению.

«Сотрудник ГУВБ, – проворчала она про себя. – С кем только не приходится сталкиваться на работе… Но надо сосредоточиться на главном».

Если Брак – исламский фундаменталист, как связано его убийство и наркотики? Она не слишком четко представляла себе, что могут, а чего не могут делать радикальные исламисты, но продажа наркотиков явно не входила в список добродетелей прилежного мусульманина. Может, он пытался бороться с наркотиками в своем районе? Или его старые знакомые не забыли о его криминальном прошлом? Могло быть как угодно, так что Лудивина очень надеялась на данные, которые должен был собрать Ив. Если у Бригады по борьбе с наркотиками нет никаких сведений о Браке, она точно ничего не сумеет найти сама, это слишком закрытая среда.

Оставался вариант с терроризмом. ГУВБ не просто так лезло в это дело. Их почему-то интересовал Брак, но Лудивина мало что в этом понимала, помимо того, что деньги и наркотики часто используют для финансирования самых разных вещей, в том числе и деятельности религиозных экстремистов.

Она так и не додумалась ни до чего нового.

За листвой проглянули резкие контуры скал, показался небольшой храм, стоящий на самом верху каменистого пика на островке Бельведер. Лудивина уже давным-давно не заходила в глубь парка: перед открывшимся видом она остановилась как вкопанная. Трудно было поверить, что это все еще Париж. Эти склоны, метров на тридцать возвышающиеся над водой, покрытые растительностью, увенчанные беседкой из белого камня, похожей на крошечный римский храм, который забросило сюда по воле или по ошибке истории, и подвесной мост, ведущий на остров, – все здесь казалось сошедшим со страниц волшебной сказки.

Странное место для встречи, можно сказать романтичное…

– Вам нравится?

Марк Таллек появился откуда-то из-за спины Лудивины.

– Честно говоря, я здесь почти не бываю. А зря.

Марк протянул ей сэндвич, сам развернул другой.

– Спасибо, – сказала она. – Почему вы хотели встретиться здесь?

– Думал познакомиться с вами на нейтральной территории.

– Не обижайтесь, но вы сами сказали, что исчезнете, как только выясните, как погиб Брак. Я собираюсь раскрыть это дело месяца за три, поэтому знакомиться…

Марк Таллек молча смотрел на нее, жуя бутерброд. Он был гораздо выше Лудивины, и она вдруг ощутила себя совсем маленькой – непривычное для нее чувство. В пристальном взгляде этого человека, в его позе было нечто смущавшее ее.

– Давайте пройдемся, – чуть ли не приказал он, поворачивая к одной из дорожек.

Лудивина вдруг осознала, что с тех пор, как он появился в ее кабинете, она только и делала, что ставила его на место. Она точно не гордилась тем, что так себя вела. Она решила показать себя откровенной:

– Извините, если я не кажусь вам дружелюбной, но все дело в том, что… вы явились без предупреждения, вас нам навязали, а мы так обычно не работаем.

– Я все понимаю. Это никому не нравится. Я сделаю все для того, чтобы мое присутствие вам не мешало.

– Будете просто наблюдать?

Таллек качнул головой.

– Скажем так… я буду выполнять все ваши указания, но, если потребуется, позволю себе брать дело в свои руки.

– А я думала, это я заказываю музыку.

– Именно так, за исключением деликатных ситуаций, относящихся к моей компетенции.

– Не обижайтесь, но я не уверена, что мое начальство это позволит.

– Не обижайтесь, лейтенант, но ГУНЖ и Леваллуа уже обо всем договорились. Это исключительный случай, временное сотрудничество в интересах всего государства. Кстати, «сотрудничество» означает, что в нем активно участвуют обе стороны.

Лудивина откусила три куска сэндвича подряд, пытаясь скрыть охватившее ее раздражение. Спустя пару минут Таллек прервал воцарившееся молчание:

– Я читал ваш послужной список. Впечатляет.

– Везет вам. А я о вас вообще ничего не знаю. Таллек – ваша настоящая фамилия?

– Почему вы спрашиваете? Конечно, это…

– Вы из спецслужб, вот почему.

Он коротко и сухо рассмеялся.

– Не стоит верить всему, что показывают в фильмах. Меня и правда зовут Марк Таллек, я немного старше вас, разведен, детей нет, родился в Ренне, магистр права. Я поступил на службу в полицию, был офицером, а затем попал в ГУВБ, где занимаюсь в основном делами радикалов, как вы наверняка уже поняли. Иными словами, классическая биография. Ничего особенного. Теперь вы имеете некоторое представление о том, кто я такой.

– Если только все это правда…

Таллек замер.

– Прошу вас, давайте не будем вот так начинать, – нервно бросил он. – Все, что я вам когда-либо скажу, – правда. Все и всегда. Я скорее умолчу о чем-то, чем совру вам. Полагаю, о чем-то умолчать придется, но это случится либо в интересах той и другой стороны, либо потому, что у меня не будет выбора. Но я всегда буду с вами честен. Я вам не враг.

Лудивина долго изучала его лицо. Затем медленно кивнула:

– Хорошо. Я обещала себе, что больше не буду строить с мужчинами отношений, основанных на неискренности. Наверное, это относится и к вам.

Таллек усмехнулся:

– А вы прямолинейны.

Они пошли дальше.

– Что еще у нас на повестке дня? – осведомилась Лудивина.

– Вы ведете дело, вы и скажите.

– Я хотела собрать данные об окружении Лорана Брака и его жены. Сможете нам помочь? У вас уже есть все данные; я полагаю, что в ГУВБ имеется весьма полная и уникальная база данных…

Таллек быстро покачал головой:

– Нет. В лучшем случае я могу подтвердить полученные вами сведения. Если я что-то знаю, то могу задать вам верное направление, чтобы вы сэкономили время. Но вы не получите доступ к СОВе, она работает только на нас.

– К сове?

– К нашей базе данных. «Сбор и обработка внутренних данных для обеспечения безопасности территории и соблюдения интересов государства».

– Ясно, – сказала Лудивина, смиряясь с разочарованием. – Я говорила с прокурором, он будет следить за ходом расследования по телефону.

– Но ведь дело не возьмет прокуратура по борьбе с терроризмом? Хотя бы с этим мы определились?

Лудивину смутило, как пылко Таллек задал ей этот неожиданный вопрос.

– Э-э, нет, на данный момент ни о чем подобном речи не было. У вас с ними какие-то проблемы?

– Вовсе нет. Мне бы хотелось, чтобы это дело оставалось в тени, по меньшей мере пока нет никаких поводов для волнения. Мне проще работать, если у меня развязаны руки.

Лудивина не слишком поняла, что именно он имеет в виду, и решила просто продолжить:

– Прокурор не хочет, чтобы мы проверяли все образцы ДНК, собранные вокруг тела, на это нет денег. В особенности если жертва – какой-то нарик, а он, похоже, думает именно так. Он разрешит мне сделать несколько анализов, если я докажу, что это необходимо, но раз уж я могу разыграть всего пару джокеров, мне нельзя ошибиться, так что лучше подождать. Как только первичное расследование завершится, дело перейдет к судье, который решит, что мы будем, а что не будем делать, но это случится только через пару недель. Запустить всю процедуру – тоже небыстрое дело. Но мы не станем сидеть сложа руки. Мы сосредоточимся на телефонных разговорах Браков. Я попросила также узнать, есть ли камеры наблюдения в зоне, где было обнаружено тело или хотя бы вблизи от спуска к путям, но вряд ли что-то найдется. Не знаю, как там у вас все работает, но если бы вы могли намекнуть нашему прокурору, что мы бы не отказались от дополнительного финансирования…

– Кажется, мы друг друга не поняли: для прокурора это дело ваше, я не буду в него лезть.

Лудивина вытаращила глаза.

– То есть? С точки зрения закона…

– Если будет повод, прокурор со мной встретится, но ГУВБ работает совсем не так, как вы. Я связываюсь с судом, обращаясь за помощью, только когда нахожу что-то дельное, потому что моя деятельность хранится в полнейшей тайне. Пока я сам не решаю, что пора привлечь к делу органы правосудия, я работаю сам по себе, в своем уголке, безо всякой связи с судом. Я действую тихо – это быстрее и эффективнее. Отчитываюсь только перед непосредственным начальством. Вот почему мне хотелось бы, чтобы прокурор не узнал о моем присутствии, если только в этом не будет крайней необходимости, – потому что, как только я официально окажусь в этом деле, все сильно усложнится. Поймите, мы в ГУВБ обычно действуем самостоятельно и ни о чем не сообщаем судам до тех пор, пока нам не потребуется от них ордер на арест: тогда колеса судебной системы начинают вращаться и вся наша тайная деятельность выходит на поверхность. С этого момента дело больше не лежит в нашей компетенции, им начинает заниматься юстиция, а мы исчезаем.

Лудивина медленно кивнула, словно пытаясь осознать, что именно все это значит для нее.

– Ясно. Но я-то должна отчитываться о своей деятельности перед судом согласно четким инструкциям, так что не ждите, что я стану их нарушать.

– Естественно.

Они доели свой обед и еще немного прошлись по этому небольшому лесу, устроенному на востоке французской столицы, поднялись на мост над глубокой расселиной, по дну которой шла старая, давно заброшенная железная дорога, заросшая высокой травой и плющом. Марк облокотился на парапет. Лудивина поняла, что под ними Малая кольцевая железная дорога, не работающая примерно с 1930-х годов. Ей стало ясно, что Таллек с самого начала знал, куда ее приведет.

– Притворитесь, что мы пара.

– Простите?

– Подойдите ко мне. Никаких нежностей, не беспокойтесь, они как раз выглядят гораздо подозрительнее.

Лудивина сдержанно, но с явным любопытством взглянула на Марка и, приблизившись к ограде, облокотилась на нее совсем рядом с ним.

– Вы с самого начала знали, что приведете меня сюда. Что же я должна увидеть? – тихо спросила она.

– Мы пришли чуть раньше, но ждать уже недолго.

Лудивина поняла, что все произойдет на железнодорожных путях, и принялась разглядывать их, не желая ничего пропустить. Место напоминало то, где был обнаружен труп Лорана Брака, но здесь природа сумела многое отвоевать у человека. Давно заброшенная железная дорога, туннель, прохожие оказываются тут редко. Да, место очень похожее.

Вдруг прямо у них под ногами из-под моста вышел человек в серой толстовке. Он прошел вдоль стены и остановился у входа в туннель, откуда появились еще три человека в спортивных костюмах. Капюшоны скрывали большую часть их лиц, но Лудивина сразу заметила, что на вид им всем не больше тридцати лет. Еще двое пролезли через дыру в ограде парка, спустились по склону к самой железной дороге и присоединились к товарищам. Они что-то обсудили, а затем встали в круг и принялись разминаться.

– Кто они? – осведомилась Лудивина.

– Местная молодежь.

– В этом я не сомневаюсь. Но что они здесь делают?

– Готовятся. Все они у нас под наблюдением. Все выступают за возвращение к древнему исламу, с применением принципов шариата. Они считают, что Исламское государство – это их угнетенные братья. Почти все хотели бы к ним присоединиться. Возможно, если у них получится, они так и сделают.

– И они все на свободе?

– Они следят за тем, что говорят на публике. К тому же пока нам нечего им предъявить, а встречаться с друзьями в парке и вшестером заниматься спортом никому не воспрещается.

– Разве поддержка Исламского государства – недостаточная причина для ареста?

– За прошедшие годы было раскрыто несколько аналогичных ячеек, через них прошли некоторые известные террористы. Но эти парни учатся на ошибках своих предшественников. Они тщательно следят за тем, что говорят в интернете, не слишком рьяно проповедуют на улицах, почти ничего не пишут друг другу в эсэмэс. Иными словами, они знают, что мы где-то поблизости… Да, кстати…

Тот, кто казался лидером группы, темнокожий парень ростом под метр девяносто, обернулся и пристально взглянул на стоящую на мосту пару. Марк Таллек тут же обнял Лудивину за плечи и поцеловал ее в лоб.

– Ничего личного, – прошептал он, – я лишь придаю правдоподобности нашему прикрытию.

– Правдоподобности маловато, – ответила Лудивина, широко, напоказ улыбнулась ему и поцеловала прямо в губы.

Когда Лудивина оторвалась от его губ, лицо Марка Таллека не выражало ровным счетом ничего, но по его глазам она поняла, что он удивлен, даже растерян, и обрадовалась, что ей удалось хоть в чем-то, хоть на время взять над ним верх. «В этой игре у каждого свое оружие, – с вызовом подумала она, – и ты, дружок, не знаешь, с кем связался». Она была не из тех, кто легко сдается, даже наоборот, – особенно если при этом ей удавалось сполна себя показать. Лудивину Ванкер нелегко было впечатлить, она умела продемонстрировать собственное превосходство.

Высокий темнокожий парень продолжил тренировку: шестеро молодых людей разбились на пары и принялись отрабатывать элементы рукопашного боя. Захваты, удары кулаками и ногами, более ожесточенные приемы вроде серии ударов по предплечьям или по голеням, и так далее.

– Не могу представить себе, что вы знаете, кто они такие, что замышляют, и не делаете ничего, чтобы их задержать, – выдохнула Лудивина, глядя на этих решительно настроенных парней.

– У нас на них почти ничего нет. За что нам их сажать? За чересчур пылкую коллективную веру? Я уже сказал вам, эти ребята куда осторожнее своих предшественников. Мы вычислили их, потому что они посещают находящиеся под наблюдением места отправления культа, потому что вот так вот вместе тренируются. От наших источников мы знаем, что некоторые из них хотели бы уехать в Сирию и бороться там вместе с братьями. Но этого слишком мало, у нас нет никаких реальных доказательств.

– А если завтра двое из них перережут полквартала во имя собственных убеждений?

Марк скривился.

– Такой риск есть… Но не забывайте, мы защищаем демократию. Мы живем в свободной стране, где каждый имеет право отстаивать собственные религиозные убеждения, в том числе и радикальные, до тех пор пока не начнет непосредственно призывать к насилию. Нет, все-таки почему мы должны сажать в тюрьму этих парней, но оставлять на свободе тех, кто проповедует самое радикальное христианство? Тех, кто хочет запретить противозачаточные таблетки, аборты, выступает против гей-браков, тех, кто чуть что кричит, что готов ехать в Сирию и бороться против Исламского государства… Радикалами могут быть сторонники всех религий. Мы живем в демократической стране и имеем право на собственные убеждения до тех пор, пока не начинаем призывать к ненависти и насилию.

– Обстоятельства таковы, что у нас есть все основания опасаться этих шестерых бойцов.

– Вот почему мы приглядываем за ними, как можем, пусть даже и не идеально – денег-то нет. Если мы арестуем их превентивно, будьте уверены, от этого станет только хуже: эти шестеро станут во все горло вопить про диктатуру, притеснение религии, про то, что они ничего не сделали, что их изолировали от общества за одни лишь религиозные убеждения, и в силу отсутствия у нас действительно веских улик они даже будут не совсем не правы. Сами подумайте, какое влияние подобные события могут оказать на маргинальных представителей молодежи: это наверняка толкнет их к радикализму… В умелых руках подобная ситуация позволит привлечь раз в десять больше сторонников, чем мы видим сейчас перед собой. Мудрые вербовщики будут использовать ее, чтобы доказать, что Франция – насквозь прогнившая страна, враждебно настроенная по отношению к исламу, бросающая в тюрьму мусульман, ближе всех подошедших к пути, который завещал Пророк, и так далее… Нет уж, поверьте мне, если мы выберем самое простое решение, то, скорее всего, крупно проиграем.

– И значит, пусть они гуляют на свободе, а вы просто будете за ними присматривать?

Таллек пожал плечами.

– Мы делаем все, что в наших силах. Никто не говорит, что у демократии нет своих проблем и недостатков. И наши нынешние враги ловко их используют. Но я хочу кое-что прояснить. Здесь их шестеро. Вполне вероятно, что трое или четверо из этих паршивцев нашли в религии духовное убежище, семью, – но она не изменила их радикально и они никогда не станут реальной угрозой. Возможно даже, они, наоборот, никогда не обратятся к преступности, и в конечном итоге общество от этого только выиграет. Но для нас важно понять, кто среди них настоящий радикал. Кто готов – или скоро будет готов – перейти от слов к действию. А если мы посадим всех шестерых, то своими руками создадим банду из шести радикалов.

– Хорошо, а при чем тут Лоран Брак?

– Это вы мне скажите. Связана ли его смерть со всем этим? С его знакомыми из криминального мира?

– А если да, то кем он был? – тут же продолжила Лудивина. – Пусть и паршивой, но все же безобидной овцой или безжалостным волком?

Марк Таллек живо повернулся к ней.

– Вы все верно поняли. Я хочу знать, не стояла ли за ним какая-то сеть и не скрывается ли за его смертью что-то куда более масштабное.

Бойцы под мостом закончили тренировку, обменялись рукопожатиями и опустились на колени, чтобы помолиться.

13

За три дня рабочая группа в составе Гильема, Сеньона и Лудивины сумела «собрать окружение» Лорана Брака: составить разветвленную схему людей, с которыми погибший и его семья более или менее регулярно контактировали, и в общих чертах разобраться, что это были за отношения в каждом конкретном случае. Созданная за столь короткое время схема была поверхностной, неполной и, вполне возможно, содержала ошибки, но нужна была хоть какая-то отправная точка.

К большому сожалению Лудивины, Бригада по борьбе с наркотиками не обнаружил ничего, связанного с Браком или его близкими: никто из бригады также ничего не знал о жертве.

АКБ, обрабатывавшая зону, где было обнаружено тело, тоже ничем не смогла помочь: в окрестностях не оказалось ни единой камеры наблюдения. В свою очередь, Сеньон проанализировал доходы Брака по зарплатным ведомостям, которые предоставила компания, где тот работал, и пришел к выводу, что эти доходы вполне соответствовали скромному образу жизни семьи.

Наиболее удобным средством для того, чтобы составить общее представление о круге общения жертвы, как всегда, была проверка телефонных разговоров. Все номера внесли в программу Analyst Notebook, которую Гильем использовал для сопоставления сотен, а порой и тысяч разных элементов, всплывавших в ходе расследования каждого дела. В программу можно было внести все: имена, телефоны, номера машин, так что получалась целая база данных по конкретному расследованию. Если между какими-то двумя элементами в базе имелось хоть какое-то сходство, программа сразу же об этом сообщала – а человек такое сходство мог и пропустить, особенно когда речь шла о десятках тысяч цифр, к примеру о телефонных номерах, по которым несколько подозреваемых звонили на протяжении многих месяцев.

Анализ входящих и исходящих звонков Лорана Брака, их геолокации, а также его трудового графика, предоставленного работодателем, позволил составить более точное представление о том, каким он был человеком. Явно работящим. Пунктуальным и уважающим других людей. Большинство его сообщений были адресованы жене, начальнику и клиентам. В целом из его телефонных разговоров и эсэмэс не удалось извлечь почти ничего интересного. Всего пара звонков абонентам, которых жандармы сочли его друзьями, – получалось, что друзей у него было совсем немного. Не нашлось и никаких подтверждений того, что он бывал хоть где-то помимо работы и дома.

Тогда Лудивина предположила, что он мог иметь второй, незарегистрированный телефонный номер, работающий по карточкам предоплаты. Был всего один способ проверить эту гипотезу: провести полный обыск в доме Брака, рискуя окончательно восстановить против себя вдову и привлечь внимание всех, кто мог тайно наблюдать за квартирой. Лудивине не хотелось идти на такие меры, особенно ввиду того, что они вряд ли могли что-то там найти.

– Давайте я проверю, не было ли у наших служб ловца IMSI в том районе, вдруг что обнаружится, – предложил Марк Таллек.

– Ловца чего? – переспросил Сеньон.

– Это система, которую устанавливают в машине и которая работает как обычный ретранслятор, собирая все данные с мобильных телефонов в районе, где находится. Удобно, если нужно взять след подозреваемого, у которого есть зарегистрированный телефон, или если нужно следить за ним в режиме реального времени. К тому же если сопоставить данные, полученные системой, можно собрать разную дополнительную информацию – например, об использовании предоплаченного телефона, официально не зарегистрированного на имя подозреваемого.

Но после проверки Марк Таллек сообщил, что в районе, где жил Брак, не работало ни одной подобной системы.

Лудивина не получила разрешения на анализ всех образцов ДНК, собранных на месте преступления, но кое-чего ей все же удалось добиться: телефон вдовы поставили на прослушку. Национальная платформа перехвата данных в судебных целях занималась централизацией всех запросов на прослушивание, а затем выступала в качестве посредника между телефонными операторами и следователями. В полиции и жандармерии НППД чаще всего вызывала насмешку – но порой и тревогу. С момента создания платформы в ней то и дело возникали сбои, но всех беспокоило даже не это: многие недоумевали, почему прослушиванием телефонных разговоров граждан Франции не руководит и не занимается непосредственно судебная администрация? Почему в центре всей системы прослушивания стоит частная компания «Талес», один из крупнейших в стране поставщиков оружия?

К счастью, на этот раз система сработала как надо: чтобы прослушивать звонки и перехватывать эсэмэс в реальном времени, с компьютера, достаточно было подключиться к системе по полицейскому удостоверению. Правда, Лудивине быстро пришлось признать, что прослушка ничего им не даст. Малика Брак много говорила по телефону со своей семьей. Она не понимала, почему Лоран умер. Кроме того, она звонила нескольким мужчинам из своего квартала, задавала вопросы, просила, чтобы они помогли ей во всем разобраться, но никто не знал, что ей сказать, кроме того, что такова была воля Аллаха и что эту волю следует уважать. Большинство собеседников Малики посещали мечеть, в которую ходил Лоран Брак, – особо ничем не примечательное место. И Брак, и его жена явно были очень религиозны, и ничто не указывало на их связь с оборотом наркотиков.

Полицейские легко восстановили все перемещения Малики в день, когда был обнаружен труп, и решили, что она никак не связана со смертью мужа.

В среду пришел полный отчет о вскрытии. Анализ на содержание наркотических веществ отрицательный, в организме – никаких следов наркотиков. Зато выводы, касающиеся непосредственно тела, представляли куда больший интерес. Явные следы пут на запястьях и щиколотках, обширные кровоподтеки на этих же участках тела не оставляли никаких сомнений: жертву связали еще при жизни. Смерть наступила днем или даже поздним утром.

Труп обнаружили в одиннадцать вечера, после того как по нему проехал поезд: значит, его где-то довольно долго держали. Машинисты других поездов, шедших по тому же маршруту в течение дня и вечером, не видели возле путей никого и ничего подозрительного. Но что убийца – или убийцы – все это время делали с трупом? Почему сразу же не избавились от него? К тому же и само место, где оставили труп, было необычным. Лудивина чувствовала, что эти детали очень важны.

В отчете о вскрытии также говорилось, что на ногти жертвы были наклеены фрагменты чужих ногтей, возможно принадлежавших нескольким людям, поскольку все они выглядели совершенно по-разному, имели разную длину, а некоторые вдобавок были покрыты лаком. Лудивина обвела эти слова красным и подписала рядом крупными буквами: «ДНК?» – хотя и сомневалась, что по столь небольшим фрагментам, к тому же, возможно, отмытым, можно составить хоть чей-то генетический профиль.

Помимо этого, судмедэксперт обнаружил на голове у трупа несколько отрезанных прядей. Простого сравнения под микроскопом оказалось достаточно для того, чтобы, подтвердить: эти волосы не принадлежали жертве. Волосы были разного типа, но схожих оттенков. Судмедэксперт выявил не менее шести разных типов волос, полученных от шести разных людей, но ни единой волосяной луковицы, а без них об анализе ДНК не могло быть и речи.

Труп разлетелся на куски, когда по нему проехал поезд, однако некоторые фрагменты почти не сдвинулись с места, а их чистота и сильный запах хлорки заставляли предположить, что перед тем, как оставить труп на рельсах, его полностью продезинфицировали.

Смерть наступила от асфиксии в результате удушения при помощи нескольких тонких и длинных предметов, которые затягивали так сильно, что они глубоко, до крови, врезались в кожу. Судмедэксперт упомянул «нечто напоминающее зажимной хомут»: хомутов, судя по всему, было три, их расположили вплотную друг к другу, а позднее разрезали инструментом, напоминающим ножницы. Все это удалось понять по следам на теле.

Конец отчета о вскрытии.

Снимки фрагментов трупа, сделанные на месте преступления. Грамотно распределенные пятна чернил на белой бумаге, небольшая стопка, скрепленная за уголок. Лудивина видела кровь на коже. Движения и эмоции. Растерянность… смятение… ужас… Но еще и другое: возбуждение. Контроль. Выброс адреналина. Превосходство. Эмоциональную разрядку. Структуру. Навязчивую идею.

Извращение.

Вот что Лудивина думала об этом месте преступления.

Ни в чем не было логики, ничто не имело смысла. Сочетание невероятной неумолимости и необъяснимых прихотей воображения.

Чем больше Лудивина обдумывала убийство Лорана Брака, тем сильнее чувствовала, что в нем присутствует какой-то жуткий ритуал. Не инсценировка, призванная одурачить следователей, но скорее акт, продиктованный личными нуждами. Интимная связь с телом. Это привело Лудивину к мысли, что убийца был один. Невозможно так полноправно распоряжаться мертвым телом, дать такую свободу собственному воображению, если рядом находятся другие люди.

Трое жандармов сидели за крошечным столиком кафе на площади Порт-де-Баньоле в компании Марка Таллека, не вынимавшего рук из карманов зеленой парки. В кабинете было слишком тесно, Лудивине хотелось проветриться: вот почему она организовала эту встречу за стенами казармы.

– Дело не связано с наркотиками, – подытожила она, изложив все, что им удалось узнать.

– Почему вы так считаете? – спросил Марк.

– Не сходится. Это преступление совершил больной человек, а не дилер.

– Продолжайте…

Лудивина поставила локти на стол и наклонилась к троим мужчинам:

– Убийца с полдня продержал у себя труп и лишь потом положил его на рельсы.

– Потому что не хотел, чтобы его заметили средь бела дня, – прервал ее Сеньон. – Он дожидался темноты.

Лудивина подняла большой палец.

– Вполне возможно, вот только за эти полдня он наклеил Лорану Браку куски ногтей, которые неизвестно где взял, и впутал ему в волосы пряди волос других людей.

– Других жертв? – уточнил Сеньон, слишком хорошо знакомый с жуткими делами, которые расследовал парижский ОР.

– Надеюсь, что нет! Судмедэксперт считает, что эти пряди очень ровно срезаны ножницами: их могли подобрать в парикмахерской.

– То есть наш убийца роется в помойках при парикмахерских и маникюрных салонах, – без тени улыбки пошутил Сеньон.

– Раз уж мы говорим о ногтях, не нашли ли чего-нибудь под настоящими ногтями жертвы? – спросил Гильем.

– Нет, – ответила Лудивина, – судмедэксперт выразился ясно: грязь из-под ногтей тщательно вычистили, а тело полностью вымыли с хлоркой. Мы имеем дело с преступником, помешанным на деталях. Он обо всем подумал.

Сеньон, хорошо знавший коллегу, испытующе взглянул на нее:

– У тебя явно есть какая-то версия.

Лудивина медленно кивнула.

– Место преступления, – проговорила она, – имеет значение. Убийца выбрал это место, потому что там безлюдно: он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как он выбрасывает труп, но при этом хотел, чтобы труп обнаружили. Ему важно, чтобы его действия не остались незамеченными. Железнодорожное полотно усыпано самым разным мусором, который пассажиры выбрасывают в окна и который потом разносится ветром… это помойка, настоящая свалка, там слишком много потенциальных улик, и преступник это знает. У него есть проблема: он помешан на уликах, в том числе и на следах ДНК.

– Вы поняли это, лишь осмотрев место преступления и прочтя отчет о вскрытии? – удивился Марк Таллек.

– Это не примитивное преступление. Преступник – сложный человек с тонко организованной психикой: именно поэтому он и убивает. Его преступление говорит за него. Если дилер не хотел оставлять на теле жертвы следы своей ДНК, он точно не стал бы мыть труп с хлоркой, скорее он попросту сжег бы труп – это гораздо проще и эффективнее. Но он полностью вымыл тело, а затем его одел. Одно это уже ненормально. А еще эти ногти, волосы… К тому же он тщательно продумал, как избавиться от трупа. Говорю вам, он хочет, чтобы о его преступлении говорили. Дилер действовал бы гораздо быстрее и гораздо скромнее. Он не стал бы возиться и так обставлять убийство конкурента или стукача. Это просто не имеет никакого смысла.

– Тогда почему там было столько товара? – спросил Таллек.

– У меня есть только одно объяснение: преступник хотел сбить нас со следа. Товара и правда слишком много. Убийца хотел, чтобы мы думали, что дело в наркотиках.

– Но ты же считаешь, что он хочет, чтобы мы знали о его преступлении. Тогда зачем направлять нас по ложному следу? Совсем не логично! – возразил Сеньон.

Лудивина откинулась на спинку стула:

– Да, кое-что от меня пока ускользает…

Марк Таллек залпом выпил свой кофе и внимательно посмотрел на руководительницу группы.

– По-вашему получается, что это преступление совершил извращенец. Лоран Брак оказался не в том месте не в то время, и все.

– Все это нужно еще проверить, но мне кажется, да. Правда, это не означает, что он не был знаком с убийцей…

Марк Таллек со вздохом провел пальцем по краю чашки.