Текст книги "Начинающий писатель (СИ)"

Автор книги: Максим Бондарчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Кто-то из бездомных наконец проснулся. Бородатый дядька в засаленной куртке, почерневшей от жизни и грязи, повернулся ко мне лицом и ясными, чистыми глазами, окутанными густыми бровями и ресницами, посмотрел на меня. Затем приподнялся, кряхтя и постанывая, сел у самого края своего лежбища и заговорил.

– Который час? А впрочем неважно.

Удивление растаяло. Первое впечатление, как это бывает, оказалось ложным. Голос хрипел от солидного стажа курильщика, даже некоторая часть усов, прямо под носом у самых ноздрей была пожелтевшей. Сам он еле держался на ногах и был еще явно под действием какого-то адского зелья, проглоченного где-нибудь на задворках этого старого города.

– Чего молчишь? – вдруг обратился ко мне.

– А что говорить?

– Ты прав. Сюда не от радости попадают.

Закашлял. Хрипя и рвя глотку надрывистыми выдохами. Потом, подложив руку под голову, опять рухнул на свою койку.

– Тебя тоже поймали на улице? – бездомный продолжал спрашивать.

Я понял, что теперь он от меня не отвяжется и решил скоротать время в его компании. Нос уже почти не чувствовал мерзкого запаха – он пропал, а вместе с ним и неприязнь к сокамерникам.

– Все просто. Кто-то вызвал полицию, когда я вышел из бара. Говорят еще подрался…

– А-а-а, – протянул он своим хриплым голосом, – история стара как мир. Не поделили выпивку, слово за слово, рукопашка, мордобой. Все как всегда. Но…

Он повернул голову и стал внимательно смотреть на меня.

– Я как вижу ты неплохо дерешься. На тебе ни царапинки. Хех.

– Да может и не было никакой драки. Говорю же, это все со слов других людей.

– А ты что сам не помнишь?

Отрицательно покачал головой.

– Во молодежь! Я вот сколько так живу – все помню! Ей-богу! Еще ни разу не случалось такого, чтоб раз… и все. Резко все отрезало. Знаешь, как кинопленка. Есть подающая катушка, есть приемная. Пленка проходит через фильмовый канал, затем на зубчатый барабан и…

Он сделал глубокий вдох, повысил голос, будто готовый выдать какую-то страшную тайну, но почти сразу захлебнулся в страшном кашле, разносившимся по всей камере.

– Что это? – спросил я – Устройство какого-то прибора?

– Это мой мозг, – гордо указав на свою голову, подытожил бездомный, – А так да, это устройство старой кинокамеры. Когда-то я работал оператором на съемочной площадке, но это было так давно, что даже мне больно доставать из архивов своего мозга эту запыленную дрянь.

– Почему же? – я подался вперед, – Расскажите.

– Ого! – воскликнул он. – А ты сам кто, собственно говоря?

– Я – голос замолк и как не силился заговорить, все почему-то превращалось в одно сплошное мычание.

– Ну же! – теперь сам бездомный был заинтригован. Старик поднялся, сел на тот же край своей койки и, распрямив бороду, опять уставился на меня.

– Я писатель. – с трудом вытолкнул я.

– Как-то неуверенно. Хотя я знаю в чем причина.

Молчание.

– Ты боишься, правда?

– Немного.

– Критики?

– Всего. Критики, осуждения, насмешек, но больше безразличия. Это больнее всего.

– Я тебя понимаю. – опустив глаза, сказал бездомный

Он сказал это таким тоном, что в ту секунду этот немытый, заросший и смердящий всеми немыслимыми оттенками вони и смрада человек стал роднее и ближе многих тех, кого я знал и считал до сегодняшнего дня своим другом и коллегой. Почему-то это «я понимаю» было для меня как бальзам на душу. Словно родной человек, которого очень долго не было рядом, только что появился прямо передо мной и одним своим присутствием придал мне уверенности. Может это глупо или наивно, но так или иначе все свелось именно к этому.

– Какая ирония, не правда ли? Мы сидим здесь вместе, разговариваем с людьми, которые нам не знакомы и вдруг чувствуем в них родное тепло. Невидимую связь, говорящая нам, что это и есть «…тот самый человек с которым я могу поговорить по душам».

– Да, – ответил я. – Все именно так. Хм, не думал, что такое вообще возможно.

– Это жизнь. Здесь все всегда идет в разрез с твоими планами. Здесь главную роль играет импровизация. Высший пилотаж не только в кино, но и в жизни. Планы рушатся под ударами судьбы, потому что они всегда тверды как гранит и громоздки, а импровизация она как разогретый пластилин, мнется, сжимается, но всегда остается однородной. Целостной, если так можно сказать. Кхе!

Он опять завелся истошным кашлем. Несколько раз из его груди вырвался страшный рык, после которого на пол полетела потемневшая слюна. Сосед по камере проснулся от такого, но вскоре быстро заснул, даже не обратив на меня внимания.

– О чем ты пишешь? Я мог читать твои книги?

– Нет. Сомневаюсь в этом. – я махнул рукой.

– Что, вообще не издавался?

– Было пару раз, но все это в прошлом да и книги так себе. Макулатура.

– Нельзя так говорить о собственных творениях.

– Если бы они таковыми были. Это бульварное чтиво. Литературный фаст-фуд, который обычно продают в переходах метро и читают на автобусных остановках. Ни о какой пищи для ума и речи не идет.

Бездомный почесал затылок.

– Все равно. Это труд и время. То, что нельзя вернуть. К этому нужно относиться с уважением.

– Да брось! – раздраженно заявил, – Я просто хотел заработать денег и писал то, что хотя бы брали в печать. Можно сказать был вынужден сделать это, чтобы не умереть с голоду. Но… но все потом пошло не так. Я надеялся, что меня заметят серьезные издательства и мое творчество наконец будет искренним и честным, а оказалось, что все это никому не нужно. Банально, но это так.

– Ты слишком драматизируешь.

– Неправда! Я прошел все издательства в этом городе, писал в столицу, интернет-сайты, пытался самостоятельно продавать собственные книги, потратив на их печать почти все свои деньги и везде…ВЕЗДЕ я сталкивался с одним и тем же. Мои выводы основаны не на пустом месте. Я четко знаю о чем говорю.

Наверное, эти слова немного убедили его, хотя мужик все еще смотрел на меня «родительскими» глазами.

– Сделки с совестью не было?

Я отрицательно покачал головой.

– Ну и зря. – он вернулся в прежнее положение, упав на бок лицом ко мне.

– Это почему же? – недоумевая, спросил я.

– Ты удивительным образом напоминаешь меня в твоем возрасте. Такой же упертый, такой верящий в справедливость и честный труд. Забудь. Это все в прошлом. Все гении давно родились и умерли. Все шедевры написаны и сняты. Нам лишь осталось собирать крохи. Я был таким как ты и поэтому оказался здесь. Не повторяй моих ошибок и быть может, когда ты состаришься и попадешь в очередном запое в эту камеру, не встретишь такого же наивного мальчугана.

За дверями послышался шум. Несколько человек, тяжело ударяя сапогами по полу, двигались в нашем направлении. Машинально я приподнялся на ноги, выпрямился и стал ждать, когда откроется дверь и меня выведут в кабинет для очередного разговора. Но ожидания не оправдались. Люди прошли мимо. Шум постепенно затих. Оскорбленный, что все не закончилось в этот момент, я медленно сполз по стене, продолжая слушать как бездомный что-то бормотал себе под нос.

– Можно любить это дело, можно ненавидеть. Но в нашем мире все строится вокруг удовлетворенности и реализации. Если их нет, нет и желания продолжать жить. Иногда, чтобы получить желаемое, нужно делать то, чего не хочешь больше всего на свете. Переступить через себя, чтобы потом иметь возможность послать это как можно дальше. Гордыня не зря один из самых великих грехов, ведь именно она не позволяет нам получить то, чего мы желаем. Забудь про творчество, забудь про все, что с этим связано. Пиши востребованное и будет тебе счастье.

На этом его слова окончательно превратились в нечленораздельное месиво. Глаза закрылись, густые волосы упали на лоб и полностью превратили лицо в переплетенный клубок.

Потом дверь негромко распахнулась. Двое человек стояли в проеме, держа в руках полицейские дубинки, подошли широким шагом ко мне, подняв и буквально понеся к выходу. Там я увидел женщину. Красивую и до боли знакомую, но почему-то стоявшую ко мне спиной и всячески прятавшую свое лицо. Только попав в кабинет, где меня ждал уже знакомый офицер, я узнал, что за мной пришли. Это не была Марина. Нет. Бывшая не вернулась за мной в тяжелую минуту – все было проще и гораздо неожиданней для меня.

– Повезло тебе. – начал офицер, – но особо не радуйся, мы с тобой еще встретимся.

Слова теперь звучали где-то далеко. И хоть сам он сидел напротив меня на расстоянии вытянутой руки, мне до него не было уже никакого дела, ведь я смотрел на нее. На мою валькирию, вытащившую меня из этого ада и готовой вскоре унести высоко-высоко, прямо к столу Одина, где я буду пировать вместе с асами, сражаясь и умирая каждый день.

– Свободен. – офицер ударил печатью по нескольким бумагам, подтвердив мое вызволение.

Она помогла мне встать. Накинула куртку на плечи и вместе мы покинули полицейский участок, выйдя к парковке, где нас уже ждал разогретый автомобиль.

Промолчали почти всю дорогую. Я не смел говорить – не хотел тревожить ее своим едва протрезвевшим голосом. Она тоже не смотрела в мою сторону, лишь изредка, когда машина входила в поворот и ее взгляд нет-нет да касался моего лица, удавалось увидеть женский взволнованный, но все еще любящий взгляд.

В квартире все было так же как и в прошлый раз. Теперь я знал куда стоит идти, где раздеться и с какой стороны постели было мое место.

Она следовала за мной по пятам. Внимательно следила за моей реакцией и движениями, будто ожидая какой-то неконтролируемой реакции, чтобы пресечь ее в туже секунду.

– Я могу помыться? – осторожно спросил.

– Нужно. – твердо ответила она. – От тебя несет дешевым алкоголем и какими-то папиросами. Бог ты мой, что ты куришь?

Но я ничего не курил в тот момент, да и последний час прошел в тревожном желании затянуться хоть высушенным подорожником, но только бы наполнить легкие знакомым горьковатым дымом.

– Не хочу чтобы ты ложился со мной в постель в таком виде.

После этого она ушла к себе. Переодевалась.

В ванной я наконец пришел в себя окончательно. Прохладный душ вернул мне чувство контроля и кое-как, но все же прочистил мозги от алкогольного дурмана. Уже на выходе я мысленно поблагодарил ее, что она не бросила меня, хотя и сказал «нет».

Мы встретились уже в постели. Она ждала меня, слегка откинув край одеяла и смотря в мою сторону широко открытыми глазами. Я был готов окунуться в ее объятия прямо сейчас, ничего не ожидая и не теряя времени, но видел, что и ей, и мне нужно кое-что уяснить, прежде чем мы вновь окажемся вместе.

– Ты ведь сказала «нет». – мне претили все эти прелюдии, особенно в этой ситуации. Жутко хотелось все уяснить. – Зачем приехала?

– Может не стоило?

– Прошу тебя, не надо отвечать вопросом на вопрос. Я безумно благодарен тебе за это, за все твои усилия. Наверняка ты заплатила за меня кому-то из них, но… черт, я не знаю что сказать.

– Я перезванивала тебе несколько раз, но телефон был недоступен.

– Да-да, я разбил его сразу как ты ответила отказом.

Потом присел на край кровати.

– Спасибо, – тихо произнес. – К сожалению, это все, чем я могу тебя отблагодарить.

Ее рука коснулась моего плеча. Тепло быстро проникло в мое тело; стало очень приятно.

– Там произошло что-то страшное? – спросила она опять. – Полиция не очень то хотела тебя отпускать.

– Да нет, ничего необычного. Я опять напился как свинья, видимо с кем-то подрался и все там разнес. Вот на меня и вызвали полицию.

Кровать немного затряслась. Повернулся и увидел, что женщина приподнялась и села за моей спиной, прижавшись всем телом. Я чувствовал ее грудь, эти широкие куполообразные два бугорка, скользившие по моей спине, слышал ее сердцебиение и тяжелое, надрывистое дыхание. Потом поцелуй.

– Я…сглупила, когда выгнала тебя. Хочу попросить прощения.

– Не стоит, – ответил и повернулся к ней лицом. – Все было правильно. Мои ошибки всегда остаются со мной.

– Скажи мне одну вещь: тебе хорошо со мной было тогда? Ну, в первый раз?

– Конечно.

– Опять врешь. Я это вижу. Ты был пьян в «ноль», о чем ты мог тогда помнить.

Ее взгляд вдруг поник, а сама она вернулась на свою половину постели. Я последовал за ней, обнял, стал говорить какие-то слова, хотя смутно понимал смысл сказанных фраз, но продолжал шептать ей на ухо. Она вернулась ко мне. Обняла. У меня получилось. Я был плохим романтиком и ничего толком не умел в этом древнем искусстве, хотя инстинктивно продолжал врать ей о том, что люблю до дрожи в коленках… И она верила. Так искренне и наивно, будто всем нам было каких-то шестнадцать лет, и мы только-только начинали постигать эти чувства. Ощущать их теплое прикосновение к своим душам и трепетно оберегать, никого не подпуская к ним. И чем сильнее я видел как она погружается в меня, как целует, словно я ее последняя любовь и завтра наступит конец, тем больше внутри меня нарастало презрение к самому себе. Ложь поглотила меня. Взяла контроль надо мной, над моими чувствами и теперь полностью руководила процессом. Ничто не могло ей помешать и наши тела вскоре сплелись, отдаваясь друг другу до последних сил.

А потом наступило утро. Будильник мерзким свистом врезался в мои уши и буквально заставил оторваться от кровати и рукой, выпрямившейся словно шлагбаум, ударить по кнопке, заставив его тут же замолчать.

Солнце уже вовсю светило в окно. Яркие лучи скользили по белоснежной простыне, нехотя огибая стройное женское тело, нагревая и щекоча слегка напряженные, но все еще расслабленные икры. И хоть сама она уже открыла глаза, смотрела загадочным взглядом в мое исхудавшее и опухшее после ночного визита лицо, я все еще стеснялся ответить ей тем же – противное чувство обмана так и осталось внутри меня.

Ну соврал, подумаешь там. Сколько раз подобное было и никто особо не обращал на это внимание. Для меня это давно превратилось в попытку избежать наказания – врать до тех пор, пока не схватят за руку, не выведут на чистую воду, но здесь… с ней… все было совершенно иначе.

Следующий час прошел для нас под знаком тишины. Мы молчали, как молчат подростки, совершившие прегрешение и познавшие вкус, тепло женской и мужской плоти в тайне от своих родителей. Смотрели один на одного, иногда даже ловили друг друга на пошлых мыслях, нет-нет да возникавших внутри нашего общего разума. Клянусь я слышал то, о чем она думала! Читал эти мысли словно развернутую книгу и она так же повторяла за мной.

Вскоре позвонил телефон. Она прошла неспешным шагом по твердому линолеуму, завернула за угол к самой двери и подняла трубку. Несколько минут прошли в разговоре и спорах о которых я вспомнил лишь после, когда она сама решила заговорить.

– Звонили из полиции, – начала она, – спрашивали о тебе.

– Что именно? – пережевывая бутерброд, говорил я.

– Где ты? Отлучался ли куда-то после того как я тебя забрала?

– И что ты ответила?

– Тебе не кажется этот вопрос глупым? – вдруг серьезно спросила она, прямо посмотрев на меня через стол.

– Наверное, ты права. Это все после вчерашнего. Прости.

Она довольно откинулась на спинку стула, продолжив смотреть на то как я жадно проглатывал приготовленную пищу.

– Может мне стоило сказать, что мы трахались всю ночь до самого утра. Так, для убедительности твоего алиби?

– Ну зачем ты так? – я положил остаток бутерброда не в силах продолжать его есть под упреками своей «жены». – Это был просто вопрос. Я ведь могу поинтересоваться этим?

– Вообще-то нет, – сказала она, – Кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? Ты в моем доме, сидишь на моем стуле, ешь мою еду и все это за мой счет. Мне кажется ты слишком рано стал проявлять свой властный характер. Я здесь хозяйка и то, что ты вчера был сверху еще ни о чем не говорит.

Потом она встала со своего места и направилась куда-то в другую комнату. Я постарался забыть последние слова, но они лезли в мой мозг с такой упорностью, что самому стало больно от всего этого.

Через минуту она вернулась и положила на стол несколько чертежных листов, исписанных вдоль и поперек.

– Я навела справки на тебя, горе-писатель, и могу сказать, что тебе очень повезло со мной познакомиться. Кто кроме меня мог вытащить тебя из этой передряги?

В этом она была права. Но ошибкой с моей стороны оказалось то, что я совсем недооценил эту женщину. На этих нескольких листах было почти все, что обличало мой не самый идеальный образ жизни. Телефон, адрес общежития, прошлый адрес прописки, телефоны родителей, контактные данные школы и директора по которому она явно звонила несколько раз (время и дата оказались прописаны рядом) и еще много всего, вплоть до задолженностей по оплате проживания в общаге и моих ближайших коллег.

– Как? – я задал только один вопрос, но и на него она ответила с долей властности, видя, что я оказался в тупике.

– Почти весь этот город обслуживается в нашем банке: кредиты, ипотека, заложенное имущество… вся необходимая информация на руках, на любого кто вообще посещал наше знатное заведение. Мне стоило усилий, чтобы найти тебя и понять кто ты такой, но оно того стоило.

– Но ведь это запрещено. Конфиденциальная информация.

– Брось все эти слова, – не без усмешки добавила она, – когда что-то очень надо все эти формальности отходят на второй план, да и никакого секрета я не раскрыла. Если бы я пошла более привычным путем – написала заявление, подала запрос и прочее, то могло пройти куда больше времени и скорее всего ты бы стух в этом обезьяннике, а так ты у меня на ладони.

– И что теперь? – я откинул в центр стола бумаги, понимая, что сейчас будет предложена некая сделка. – К чему все это?

Она немного помялась. Видимо разговор подошел к очень болезненной и неприятной для нее теме. Женщина стушевалась, но вскоре вернулась в свой обычный образ властной, но сдержанной хозяйки.

– Не знаю как тебе все это сказать…

– Говори прямо, – перебил я ее, – после всего, что случилось меня вряд ли удивят твои слова.

Женщина сделала глубокий вдох.

– Женись на мне.

Я на секунду замер.

– Понимаю, это звучит как бред, но мне уже тридцать два и последний мужчина до тебя был у меня почти четыре года назад. У меня нет детей, а часики тикают и вскоре я вообще не смогу их заиметь.

– Ты вообще понимаешь, что ты говоришь?

– А что?...Черт… Я несу какую-то чепуху, прости.

Она тут же вскочила на ноги и закурила. До этого момента я и подумать не мог, что она курит. В доме не пахло табаком, не было сигарет или пепельниц. Все говорило о том, что это самая что ни на есть примерная женщина, следящая за своим здоровьем и внешностью. Однако обстановка сама подтолкнула ее к табаку. Тянула она не долго. Высосала из тоненькой сигаретки все соки, оставив на полу остатки из черного пепла. После чего нервно зашагала из стороны в сторону.

– Ты скорее всего меня неправильно поняла.

– Да все я поняла. – огрызнулась «жена», – Возраст уже не тот. Я знаю. Ты моложе меня и на кой черт тебе сдалась такая старуха.

– Ну что ты.

Попытки успокоить лишь усугубили ситуацию. Ничего не помогало. Ни слова, ни объятия.

– Ты не умеешь врать. У меня есть диплом психолога. Хренового, но все же психолога. По тебе видно как ты изо всех сил стремишься мне угодить. Что? У меня не такая упругая задница? Или грудь обвисла слишком сильно? Почему ты молчишь? Скажи же что-нибудь?!

Тут она сорвалась на крик. Последние женские эмоции переполнили чашу терпения и теперь ее было не остановить. Я дал ей время проклясть меня и ударить. Стерпел. Не видел смысла отвечать, ведь сейчас говорила не она, а то, что взяло над ней контроль. Когда же волна стихла и крики пошли на спад, мне пришлось взять инициативу в свои руки.

– Причем здесь грудь и твоя задница? Мы ведь спали с тобой и каждый раз оба были довольны. Давай лучше все обсудим.

Она села на свое место и посмотрела на меня.

– Если ты обо мне все знаешь, у тебя не возникло отвращения ко мне?

– А разве должно?

– Но у меня ничего нет. Ни денег, ни толковой машины, ни квартиры. Я бомж, который каким-то образом все еще похож на человека. Знаешь, вчера ночью, пока ты не забрала меня оттуда, я разговаривал с бездомным, который когда-то был интеллигентным человеком. Теперь он на дне. В самой черной заднице этой социальной лестницы. Мне осталась всего одна ступенька, чтобы занять место рядом с ним, но я как тот приговоренный к смерти, все еще держусь на краю виселицы, глотая изо всех сил крупицы воздуха. Неужели я тебе так интересен?

Она оценивающе посмотрела на меня.

– Ну ты не Ален Делон, конечно. Но дело даже не в этом. Просто все слишком затянулось. Я хочу детей, хочу семью, хочу нормальной жизни в этом чертовом городе, где геев стало больше, чем мужчин желающих трахнуть женщину. Ты не можешь мне отказать, Виктор, не можешь! У меня уже были мысли о суициде, и клянусь Богом если бы ты не появился тогда в банке я бы залезла в петлю в тот же вечер. Ты спас меня, чертов алкаш! Не заставляй меня возвращаться к этим мыслям снова. Они убьют меня. Набросятся и растерзают.

Я не знал, что и сказать. Честно. Впервые за долгое время у меня не осталось слов для ответа. Может это и был ступор, может я просто испугался, чувствуя, что меня берет за горло женщина, чьи ноги обхватывали сильнее и крепче, чем руки моей бывшей. На этот раз я не хотел врать.

– Мне… нужно вернуться в общагу.

– Я тебе не интересна, правда?

– Я такого не говорил. Перестань додумывать.

Встал из-за стола и направился к выходу. По дороге сказал, что вернусь сразу как только разберусь с делами в общаге, не понимая даже о том как собираюсь туда добраться, ведь в кармане не было и ломаного гроша на такси. Уже у входа в подъезд я понял, что следующие несколько часов пройдут в пешей прогулке по городу, ненависть к которому копилась уже много месяцев подряд.

Я не любил ее – это правда. Не стал врать себе и признался как на допросе. Скорее хотел исключительно как объект сексуального влечения: не более, но и этого оказалось достаточно, чтобы львиную долю пути я продумал о ней, рисуя у себя в голове то как буду с ней жить, спать, как она забеременеет от меня и родит двух/трех/четырех малышей. Я был обязан ей и секс тут не играл большой роли. Она привлекала меня чем-то другим, что таилось внутри этого прекрасного существа.

Затопал до общаги изрядно уставшим – такие марш-броски оказались для меня слишком утомительными и уже на пороге собственной комнаты рухнул прямиком на свою кровать, с удивлением обнаружив лежащего рядом Сергея. Пьяный вдрызг, его лицо исказило судорогой и стало похоже на раздавленный лимон. Поначалу мне показалось будто он смеется надо мной, но уже приглядевшись я понял, что ничего подобного не происходит. Где-то внутри зазвенела тревога. ALARM! Красные огни заполнили взор, когда разум вдруг взвизгнул и до меня дошло, что художник мертв.

Я поднял голову и вытянутой из-под подушки рукой приложил сложенные указательный и средний пальцы к его шее – пульс отсутствовал. Потом к руке у запястья – тот же результат. В первые секунды мне показалось будто я сплю. Такого просто не могло случиться.

«Это ведь сон, не так ли?»

Вскочил как ошпаренный, побежал сломя голову на лестничную площадку, спускаясь все ниже и ниже, пролетая этажи не разбирая дороги. Уже на вахте, едва отдышавшись и переведя дух, смог рассказать обо всем зашедшему полицейскому. Как он тут оказался? Было ли это случайностью или стечением обстоятельств – меня не волновало, но слух о смерти Сергея мгновенно разнесся по общежитию.

Паралич сердца – это нестрашно, по крайней мере так мне сказали врачи. Но в ту секунду, когда его тело выносили из блока, а меня допрашивали полицейские и врачи, страшно было уже мне и очень сильно. Какие-то маленькие мгновение расслабленности и умиротворения заканчивались практически сразу как только я видел свою комнату и кровать, на которой всего несколько секунд я лежал рядом с покойником. Или он со мной, тут уже кто как рассудит.

Зевак быстро разогнали по норам – воцарилась относительная тишина, время от времени прерываемая громким голосом полицейских.

– Когда ты его обнаружил?

– Сразу как пришел и упал на кровать.

– Прямо на него?

– Получается так.

Я пожал плечами. Сил не было почти и на это, но из каких-то скрытых резервов моего истощенного, сначала длительной прогулкой из одного конца города в другой, а затем и смертью друга, тела они нет-нет да прибывали ко мне.

– Давно ты с ним знаком?

– Давненько.

– Что ты можешь о нем сказать? Каким он был?

– Да обычный парень. Художник. Ранимый человек. Мог обидеться даже на самое пустяковое замечание относительно его картин.

– Да ладно?

Полицейский достал толстую коричневую папку, открыл ее перед моим лицом и достал оттуда несколько белых бумаг: протоколы.

– А вот ту написано, что он довольно таки резвый паренек был. Митинги, шествия за свободу слова и прочие участия в несанкционированных мероприятиях.

Это я знал и без него, но почему он заострял на этом внимание именно сейчас.

– Я не лез в его жизнь. Мы пересекались исключительно в общежитии. Ну иногда в мастерской, где он творил. Остальное время его жизни меня мало волновало.

Полицейских кивнул головой. Видимо мои слова не сильно, но все же убедили его в непричастности моей персоны к подобного рода деятельности.

Где-то в коридоре возник шум. Громкие шаги вперемешку с криками и воплями наполнили умершие помещения, заставив каждого кто присутствовал сейчас в блоке, немедленно выйти наружу.

Это была мать покойного. Светлана Васильевна была женщиной властной и об этом знали очень многие. Ей удавалось добиваться аудиенции даже у самых могущественных людей города. Поговаривали, что один раз она, как Ломоносов, чуть ли не пешком дошла до столицы, где в момент прибытия добилась приема у мэра. Тучная женщина с большими руками и такими же толстыми, как у бегемота, ногами, она смотрела на всех и каждого хищным взглядом затравленной самки, чье дитя только что погибло у нее на глазах.

– Кто тут главный!? – его громогласный голос, ледяным ветром пронесся по всем стоявшим. -Я спрашиваю кто тут главный!

Вперед вышел полицейский. Офицер молча смерил взглядом требовательную женщину и тут же произнес несколько протокольных фраз-представлений, после чего приложил вытянутую ладонь к головному убору.

– Я слушаю вас.

– Нет, это я вас слушаю, – женщина пошла в наступление. – Где мой сын? Я хочу видеть своего сына! Мне позвонили только что и сообщили о случившемся! Если мне не предоставят такую возможность, клянусь всем, что у меня осталось, я дойду до президента и сделаю все, чтобы вы лишились своего звания!

Я стоял позади всех. Из-за спин было мало что видать, но одного голоса, ревом доносившегося откуда-то со стороны прохладного коридора, можно было понять в какой неловкой ситуации оказались полицейские.

Долго так продолжатся не могло. Офицер, несколько стушевавшись, все же смог выдавить пару слов о том, что сын ее мертв, а тело увезли в морг, где вскоре и должны были начать вскрытие.

– Я не давала на это согласие! Только посмейте притронуться своими грязными руками до тела моего мальчика и вы поплатитесь за это!

Потом она исчезла. Рыдая, оплакивая своего отпрыска, женщина с криками и воплями она пронеслась ураганом по лестничным ступенькам, скрывшись несколькими этажами ниже в таком же длинном и темном коридоре. Все выдохнули с облегчением. Но больше всего ее уход успокоил полицейского. Его высокий лоб блестел от выступившего пота, а сам он едва ли не дрожал от того, что тут могло произойти.

Мы вернулись ко мне в комнату. Здесь по-прежнему все было именно так, как и в то мгновение, когда я осознал, что Сергей уже не встанет с кровати самостоятельно. Криминалисты работали, собирали улики, следы, бычки в пепельнице отправлялись в прозрачный пакет… брали все, что могло иметь ценность в расследовании, хотя врачи уже изначально понимали в чем тут дело.

– Вы что-нибудь пили с ним? – вдруг появился голос офицера.

– Нет, почему вы решили?

Он указал на несколько пустых пластмассовых бутылок пива и более крепкого алкоголя, стоявших неподалеку и которые я не видел до сего момента.

– Нет. Меня не было тут целую ночь и до самого момента когда я пришел.

– А где вы были?

– У своей… – тут я помялся. А что говорить? Как ее назвать? Они ведь наверняка придут к ней, ну или на худой конец, позвонят. Представятся, расскажут обо мне, а потом попросят объясниться. Мне нельзя было усугублять ситуацию с моей спасительницей, ведь в следующий раз она может просто не приехать. – будущей жены.

– Скоро свадьба?

– Еще не думали над датой.

– Можете назвать ее телефон, адрес, имя.

Я продиктовал все, кроме имени. Ведь к собственному стыду просто не знал его. А может знал, но не мог вспомнить. Одним словом, мне пришлось извертеться, чтобы не попасть в ловушку собственной забывчивости.

– Хорошо, – ответил офицер, – мы обязательно ее спросим об этом.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – вдруг просил я и потом пожалел об этом.

Полицейский посмотрел на меня самым пристальным взглядом, который только возможно было сделать.

– Пока что вы только свидетель. Но ваши слова требуют проверки. Чтобы отпали все ненужные вопросы нам стоит пройти проверку на алкоголь. Скоро подойдет врач с аппаратом и все быстро встанет на свои места.

Сопротивляться не стал. Подождал доктора и вскоре с чистой совестью и полной уверенностью в своей правоте, выдохнул все содержимое своих легких в дьявольский пищащий аппарат.

– По нолям, – подытожил старый доктор с очками как у кота Базилио. – Прекрасно. Хотя вид у вас скажем так, не очень опрятный.

– Я прошел пешком полгорода, док, какой вид у меня должен быть?

Вопрос остался без ответа. Врач даже не посмотрел на меня, собрал вещи, сложил все свои приборы в боковой карман сумки и быстро удалился из комнаты, где уже хорошенько поработали эксперты.

Все случившееся слишком сильно повлияло на меня. У меня не было сил говорить, оправдываться. Кто-то из посторонних вошел в помещение и прикрывшись благовидным предлогом, стал расспрашивать меня обо всем. Я с трудом отвечал. Сухо, коротко, почти не вникая в подробности. Как вычислительная машина, в которую заложили определенный алгоритм, я выдавал ответы словно выплевывал, не думая о последствиях. Наконец, ушел и этот человек, оставив меня наедине со всем, что случилось в комнате.

Жизнь в общежитии постепенно возвращалась в обычное, привычное для всех, русло. Слухи полнились и размножались, но в целом о смерти Сергея никто особо не допытывался. Был и не стало, что тут еще говорить.

Ближе к вечеру, когда меня оставили в покое с расспросами, а в комнату из местных больше никто не заглядывал, на пороге послышался знакомый голос. Евгений вошел своим коронным шагом, громко ударяя подошвой, будто ступая на брусчатку Красной Площади. Развернулся в центре и сразу осмотрелся. Бардак, сохранившийся в комнате после осмотра полицейскими, царил здесь уже не первый час. Я не стал ничего прибирать – не было сил и желания, решив, что пусть все останется так как есть хотя бы до завтрашнего дня.