Текст книги "Бомж вера"

Автор книги: Максим Окулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я вскочил, схватил Веру за отвороты грязного халата и как следует встряхнул. В ее глазах не было страха, ни капельки. Вся моя злость, вся решимость улетучились в мгновение ока. Я отпустил Веру, сел на ящик и обхватил голову руками.

«Закхей же, став, сказал Господу: Господи! Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее», – отчетливо вспомнил я.

Через минуту я поднялся, и, не сказав ни слова, ушел.

Сутки я не выходил из дома. Я не смогу сейчас вспомнить точно, что со мной происходило. Я ничего не ел и не пил. Мысли мешались и путались в моей голове. Решиться на шаг, который мне предстояло совершить, было почти невозможно, но я все же сделал это.

Жаркий июль сменился дождливым августом. Я продал загородный дом и долю в бизнесе. Малыш так и не вышел из запоя, он умер от инфаркта. Володьку выпустили из СИЗО, дела в отношении нас прекратили. Пришлось изрядно раскошелиться. Смирнов все недоумевал о причинах, заставивших меня выйти из дела, но я стойко выдержал все расспросы. В конце концов, компаньон сдался. Я получил хорошие деньги, оставив Володьку полноправным и единственным владельцем компании. С Людкой я развелся. Жена была шокирована тем обстоятельством, что не может предъявить мне никаких финансовых претензий. Всю семейную недвижимость я оформлял на оффшорную компанию. Такая практика сложилась еще в лихие времена, когда можно было угодить под конфискацию имущества. Так что дорогая супруга получила от меня лишь ключ от однокомнатной квартиры на Мичуринском проспекте. Она грязно выругалась и отправилась заново строить личную жизнь. Пашка ее не интересовал.

Это только кажется, что так просто потратить деньги на благотворительность. Тратить их надо с умом, а сделать это ох как не просто. Я решил сначала осмотреться. Не знаю каким образом, но в душу пришел покой. Знаете, как бывает. Ты мучаешься, пытаясь принять трудное решение. Но стоит его принять, и вся нервозность улетучивается. Наверное, так было и у меня. Появилось доверие к Богу, ради Которого я и решил изменить всю свою жизнь. Иногда мне казалось, что я ощущаю Его взгляд, Его тепло.

В полюбившемся мне храме я бывал часто. Там мне и встретился новый друг, компаньон, помощник. Я никогда раньше не встречал таких людей. Нет, возможно встречал, но не знал их близко. Я познакомился со священников, который жил для людей. Даже не жил – в общепринятом понимании этого слова. Мы все живем, словно тлеем – от нас ни света, ни тепла, один дым. А батя горел, согревая сердца всех, кто находился рядом. Внешне он был очень похож на отца Василия – моего давнего знакомого, я о нем рассказывал. И звали его тоже Василием: на голову ниже меня ростом, длинные рыжие волосы и всклокоченная борода, узкое худое лицо и огромные карие глаза. Да, и улыбка. Непременная улыбка на лице.

Нашу первую встречу забыть было невозможно.

В тот день я, как обычно, стоял перед полюбившейся мне иконой. На ней был изображен старичок – низенького роста, согбенный, с палочкой в руке. Его глаза – из них словно струился свет. Я даже не знал его имени – все забывал спросить. Поставив свечку, я сделал шаг назад и наступил кому-то на ногу.

– Ой, простите! – Прошептал я, прижав руку к груди.

Незнакомцем и оказался отец Василий. Он сморщился от боли и так же шепотом ответил:

– Ой, благодетель вы мой!

Я опешил. Выходило так, что незнакомец издевался. Наверное, мое замешательство отразилось у меня на лице.

– Ой, любимый мозоль! Да вы не удивляйтесь, – священник улыбнулся, – я серьезно. Пришел, понимаешь, о деле помолиться, а мысли все витают где-то. А вы меня и отрезвили, на землю, можно сказать, вернули. Так что говорите имя, помолюсь за вас.

– Анатолий, – я тоже улыбнулся.

– А я Василий. Священник.

– Ну, вы еще раз меня простите, отец Василий. – Я направился к выходу.

Стоило мне выйти на улицу, как я лицом к лицу столкнулся с Сыромятниковым. Валерий Федорович узнал меня сразу. Он не сказал ни слова, но лишь нахмурился, обошел меня словно пустое место и вошел в храм.

– Вот так встреча, – пробормотал я вслух.

Я сделал несколько шагов и обернулся. Мое замешательство усилилось, когда я снова увидел Сыромятникова, выходящего из храма вместе с отцом Василием.

Мужчины прошли рядом со мной, и я услышал обрывок их разговора.

– Нет, отец, не готова машина, Витя оболтус в сервис опоздал, ну и…

– Отец, Василий, простите, я случайно услышал, у вас с транспортом проблемы. Может, я могу помочь?

У меня впереди был совершенно свободный день. Пашка был под присмотром сиделки. Ему последний месяц стало немного лучше, но болезнь не отступала.

– Если вы на машине, то буду премного благодарен, правда, ехать нам за город.

– Не пробл… – Я не успел договорить.

– Мы обойдемся без помощи этого человека, – Сыромятников встал между мной и священником, будто я пытался напасть.

– Валерий Федорович, я понимаю и отчасти разделяю ваш гнев, однако тот день, когда мы с вами встретились, остался в прошлой жизни. С тех пор многое произошло, поверьте. И я искренне раскаиваюсь в том, что произошло тогда.

Отец Василий тихонько выбрался из-за спины Сыромятникова и бросил и с любопытством смотрел на нас.

– Братья, так вы знакомы, – отец Василий нарушил повисшую паузу. – Валер, не кипятись. Я могу лишь догадываться о причинах твоего гнева, но, как говорится, повинную голову и меч не сечет. А ехать нам реально не на чем. Давай воспользуемся помощью доброго человека?

– Доброго… – сердито буркнул Сыромятников и зашагал вперед. Мы со священником пошли следом.

– Сегодня не его день, не сердитесь, – шепнул мне священник заговорщицким тоном, я беззвучно рассмеялся.

Так и повелось потом. Батя мог поднять мне настроение в две секунды, парой слов, а то и просто озорной улыбкой.

Мы сели в мой «Крузер» и двинулись в путь. Отец Василий предусмотрительно усадил все еще дувшегося Сыромятникова на заднее сиденье, сам же сел рядом со мной. Стоило нам выехать на Можайское шоссе, как у меня отпали последние сомнения в конечной точке нашей поездки. Да, мы ехали в тот самый пионерский лагерь.

Место и вправду было сказочным. Добротное кирпичное двухэтажное здание бывшего лагеря окружали огромные сосны. Невдалеке зеленел пруд, да и до Москва реки было рукой подать.

– Вот, Анатолий, тот лакомый кусочек, который у вас обломился. – Сыромятников выбрался из машины и обвел рукой свои владения. Понятно, он не позволил себе упустить возможность съязвить.

– Валера, ну будет тебе! – Отец Василий положил руку на плечо директора. – Ты потом мне все расскажешь, а пока давай примем гостя как положено?

Бывший пионерский лагерь был переоборудован под дом для сирот. Отец Василий приютил 32 человека. Пятеро его родных детей жили вместе со всеми. Сам священник и его жена – матушка Вера жили здесь же. Им помогали двое женщин – активных прихожанок храма.

Меня встретили очень радушно. Старший сын священника – Николай – очень деловит и серьезен для своих шестнадцати лет. Парень показывал мне помещение за помещением, а в его словах слышалась гордость за результаты своего труда. И гордиться было чем. Все помещения украшала мебель из натурального дерева, сделанная своими руками. Плотничали отец Василий вместе с Николаем. Я смотрел, с каким теплом ложиться Колина ладонь на гладкую деревянную поверхность двухъярусных кроватей, столов, стульев, и думал о том, что этот парень никогда не позволит себе изрисовать стену в подъезде, или сломать скамейку на детской площадке. Парень знает цену человеческому труду.

Мы прошли по второму этажу и спустились вниз – на первый. В отдалении послышались детские голоса. Николай открыл дверь, и мы вошли в большое светлое помещение. Дети разбились на группы. Все они что-то мастерили: в одном углу воспитанники занимались живописью, в другом – девочки вышивали крестиком, трое мальчишек вырезали деревянные ложки.

– Батюшка! Батюшка! Батюшка! – Я подумал, радостный, кричащий «клубок» собьет нас с ног. Дети облепили отца Василия со всех сторон. Каждый хотел встать к священнику поближе, прижаться к нему, обнять.

– Ах, мои разбойники, ах озорники! – Глаза священника светились любовью и радостью. Он поднял взгляд и посмотрел на женщину, стоявшую в сторонке. Я понял, что это была жена – Вера. Невысокого роста, худенькая, спереди с плеча свешивается толстая русая коса. Женщину трудно было назвать красавицей, но она, несомненно, была очаровательна. Живой умный взгляд голубых глаз излучал тепло и ласку. Да, я не мог ошибиться, в этом доме жила Любовь.

– Так, проказники, а ну-ка заниматься. – Отец Василий выпрямился и еще не успел нахмурить брови, как дети разбежались по своим местам.

Меня накормили обедом в общей трапезной. За столом было полное ощущение, что я нахожусь в большой счастливой семье. «И это гнездышко я пытался разорить!» – пришла в голову грустная мысль. В этот момент я и принял окончательное решение, как распорядиться деньгами. В приюте отца Василия оставалось много неотремонтированных комнат. Число воспитанников могло бы быть гораздо больше.

Я решил не откладывать дело в долгий ящик. После обеда мы с батюшкой и Сыромятниковым уединились в кабинете о. Василия. Выслушав меня, священник перекрестился и улыбнулся.

– Слава Богу! И ведь не зря сегодня в храм поехал! Слава Богу! Спасибо, Анатолий, спасибо за деньги, и, я надеюсь, что мы будем работать вместе.

– Конечно, я сейчас и так временно без работы, так что с радостью буду приезжать в ваш оазис тишины и покоя.

Моих средств было достаточно для того, чтобы нанять бригаду рабочих, а отец Василий оказался прекрасным прорабом. Работа закипела. Беспризорных детей искать не надо было: в наше время кажущегося благополучия, беспризорников чуть ли не как после войны. Встал вопрос о дополнительных помощниках – в первую очередь воспитателях и учителях. Было ясно, что придется содержать штат сотрудников, которым надо платить зарплату.

Тут и позвонил мне Юра Горелов – сотрудник департамента Димки Крылова. Юра был талантливым брокером. Он специализировался на торговле акциями на фондовом рынке. После смерти Малыша его департамент стал разваливаться на глазах. Володька, хоть и был прирожденным руководителем, просто не в состоянии был уследить за всеми направлениями. В конце концов, он решил прикрыть финансовый бизнес, и Горелов, оказавшись на улице, первым делом позвонил мне.

Я пригласил Юру в приют. Горелову было не больше тридцати. Никакие штрафы и приказы руководства не смогли заставить его ходить на работу в костюме. Юрка облачал свое неказистое, угловатое как у подростка тело в джинсы, байковые рубашки и свитера грубой вязки. Никакой другой одежды он не признавал. Чудаковатый финансовый гений не был женат, казалось, вся его жизнь сосредоточена в формулах, цифрах и котировках. Юра долго бродил по территории приюта, иногда присаживался на скамейку, о чем-то думал, гладил кошек, в великом множестве снующих по территории. Наконец он подошел ко мне:

– Анатолий, в этом месте я готов трудиться бесплатно. Спасибо уже за то, что дали мне эти полчаса покоя и тишины.

Так мы открыли параллельное направление деятельности. Юра получил в управление часть моего капитала. Когда же ему понадобился помощник, я предложил кандидатуру Вити Котова. Мой дивный знакомый «ботан» так и переходил с места на места после скандального увольнения. Непросто было физику в то время найти приличную работу. Витя оказался талантливым учеником, Горелов его всячески хвалил. Они вдвоем зарабатывали деньги себе на приличную зарплату, ну и нам с отцом Василием на зарплату сотрудникам приюта.

Примерно в течение года мы решили основные проблемы. Наш приют получил финансовую самостоятельность. Самое главное – удалось подобрать достойный персонал. Немногочисленные сотрудники искренне любили детей и отдавали работе частичку своей души.

Я отказался от сиделки и перевез Пашку в приют. За пару месяцев сын расцвел. Его окружали здоровые дети, и он иногда забывал о своей болезни. На его лице все чаще можно было видеть улыбку. Но болезнь не отступала. Периодически приходилось ложиться в больницу, чтобы проходить курсы лечения. Я не понимал почему, но чувство безысходности, ощущение непреходящей тоски, появившееся в тот момент, когда я услышал страшный диагноз, улетучилось, испарилось. Конечно, я переживал за Пашку, но в душе у меня появилась надежда. Я был уверен, что все должно быть хорошо. ТЕПЕРЬ все должно быть хорошо.

Организационная суматоха постепенно утихла, и я загрустил. Такова моя натура – не могу спокойно сидеть на месте и делать однообразную скучную работу. Однажды после обеда мы с отцом Василием отправились прогуляться к пруду. Тогда я и поведал бате свою мечту о небольшом ресторанчике. Я думал, он посмеется и забудет, но священник хитро улыбнулся, что-то беззвучно пробормотал себе в усы, на том мы и расстались в тот день.

В ближайшее воскресенье о. Василий пригласил меня на службу в свой храм. После Литургии он подвел ко мне коренастого мужчину лет шестидесяти. Короткая стрижка, толстая шея, широкие плечи и колючий взгляд выдавали в незнакомце бывшего сотрудника какого-то «не простого» ведомства.

– Знакомьтесь, Анатолий, Борис, – представил нас друг другу священник. Мы обменялись крепким рукопожатием.

– Толенька, тут такое дело. У Бори есть небольшой бизнес, и в собственности, так сказать, завалялось одно небольшое помещение.

Да, Анатолий, – продолжил Борис, – я его пытался сдавать, но все как-то неудачно. Продавать жалко, а тут батюшка рассказал о вас и вашей мечте.

– Какой? – Я не сразу сообразил, о чем идет речь. – Открыть ресторан. Или кафе. Знаете, нам лучше туда съездить, вы сами все увидите.

Через час мы стояли на оживленном Ленинском проспекте. Часть первого этажа добротного сталинского дома была выведена из жилого фонда и теперь пустовала, так и не найдя достойного хозяина. Я оценил все достоинства помещения. Рядом оживленная трасса, жилые дома и офисы. Клиенты будут и днем, и вечером.

Через неделю мы подписали с Борисом договор аренды. А через полгода первые посетители переступили порог нового кафе-пельменной.

Да, я решил не замахиваться сразу на ресторан, а попытался организовать добротное предприятие общепита – уютное, с простой и качественной едой и не слишком дорогое, чтобы менеджер среднего звена смог здесь спокойно пообедать. Расчет оказался верным. Я лично участвовал в доведении рецептуры приготовления пельменей до совершенства. Посетители были довольны. Люди не только кушали пельмени в кафе, но и брали полуфабрикат домой. Дети в приюте готовы были есть только наши пельмени. Повара в шутку сетовали и говорили, что кафе бы надо закрыть – большой соблазн для подрастающих воспитанников.

Вера… почему же я не сказал еще и слова о ней? Я больше не видел Веру с того момента, как принял решение изменить свою жизнь. Через несколько дней я решил навестить знакомую, но площадка на набережной оказалась пуста. Как и в прошлый раз ничто не напоминало о недавнем присутствии человека. Я понял, что искать Веру бессмысленно. Загадочная женщина… Да и была ли она? Нет, была точно, но вот кто это был? Она появилась в моей жизни так же неожиданно и странно, как и исчезла. Я часто вспоминал о Вере, и каждый раз от мыслей о ней на душе становилось тепло… Я вспоминал ее взгляд. Было в нем что-то волшебное, неземное, то, что сделало из недавнего бандита человека!

Моя жизнь вошла в спокойную колею. И эта новая жизнь начинала мне нравиться все больше и больше. Омрачало ее только одно. Пашке опять стало хуже, он лежал в больнице последние три месяца…

– Ну, где у нас живет самый смелый мальчик нашего города? – Медсестра Алла приехала ко мне домой взять у Пашки анализ крови.

Доктор Палей решил сделать очередной перерыв в курсе химиотерапии и отпустил сына на недельку домой. Я упросил.

– Пашуля, комарик прилетел! – Паша улыбнулся, ему нравилась Алла. Секунды, и пробирка с кровью скрылась в объемном кофре. – Вот и все! Солнышко мое, – Алла погладила Пашку по лысой голове и, отвернувшись, тяжело вздохнула. Я видел, что она искренне переживает о больных детях. Мы попрощались, и я поспешил на кухню. Сегодня в гости придет Володька Смирнов. Это будет наша первая встреча после передачи денег за бизнес.

– Толян, здорово! Как поживает наш отшельник-миллионер?

– Да какой там миллионер!

– Что, уже все?! Бабок нет?

– Проходи, проходи! – Я решил уйти от этой темы, держа в тайне ото всех, как распорядился полученными средствами.

– Классная поляна! – Смирнов по достоинству оценил накрытый стол.

Я заглянул в комнату к Пашке. Он спал, я накрыл сына одеялом и прикрыл дверь, чтобы его не разбудить.

Толян рассказал мне про дела в фирме. Конечно, обороты были уже не те, но Володьке на жизнь хватало.

– Слушай, Толян, а помнишь бомжиху? Ту, которую ты на набережной встретил. Это не с нее, случайно, все началось?

Вопрос был столь неожиданный, что я раскололся.

– Да, Вован, и она здесь сыграла не последнюю роль.

– Так ты узнал ее?

– Да.

– И кто это?!

– Вера Елкина.

– Вера… Елкина… Вера, Вера… Вспомнил! Эта та шлюха из борделя на Тверской?

– Точно.

– Ты ей еще физиономию расписал?

Я только кивнул, сглотнув комок в горле.

– Тогда можешь расслабиться. Не могла это быть она.

– Почему? – Я насторожился.

– Порешил я ее тогда. Примерно через год после того, как ты ее порезал.

– Зачем?

– Ну она в бордель пришла, стала воду мутить.

– Бабки просила?

– В том-то и дело, что нет. Она, прикинь, то ли монашкой стала, то ли в скит какой ушла. Стала девочек обрабатывать, мол грех они творят, надо бросить эту работу, все в таком роде. Две девочки сбежали. А бордель этот мы крышевали, хозяин ко мне и пришел. Я ее встретил, дал в зубы пару раз, предупредил, чтобы не лезла, а она заяву в ментуру накатала. Мент пришел в бордель, вызвали меня, пришлось денег дать, а Веру эту я собственноручно пристрелил.

– Вован, ты не ошибся?

– Говорю же, сам пристрелил! Она еще пять минут у меня попросила – помолиться. Ну я не злой, жалко что-ли. Стопудово мертвая твоя Елкина.

Кровь резко прилила мне к голове. Я опять потерял контроль над собой. Мысли… Мысли стаями влетали ко мне в голову, сталкиваясь и переплетаясь в жуткие клубки.

– Но кто же… Кто же там? На набережной? Проклятая бомжиха! Ты обманула меня! Я заставлю тебя вернуть все! Все до последней копейки! – Я начал хватать тарелки и бить их об пол. – Все! Все бабки, этот поп, дети! Пельменная, блин! Гадство, гадство, гадство!

Вовка набросился на меня и скрутил. Я сидел на стуле, тело тряслось мелкой дрожью. Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть.

– Алло, – ответил я хмурым тоном.

– Анатолий, это вы?

– Да я, Алла. – Я узнал медсестру, которая сегодня брала у Пашки кровь.

– Анатолий, это невероятно, но, похоже, я перепутала пробирку с анализом Паши.

– То-есть как?

– Ну, понимаете, пробирка с его именем, я помню, как сама ее подписала у вас дома, но в ней вот кровь здорового ребенка. Так не бывает.

– А… А вдруг, это его кровь?

– Анатолий, тогда случилось чудо. Но давайте лучше мы перепроверим. Вам будет удобно, если я подъеду завтра с утра?

– Да, конечно, Алла, приезжайте. Вы же знаете, я всегда рад вас видеть.

– Знаете, мне тоже приятно у вас бывать. – Я невольно улыбнулся, вспомнив круглое, слегка полноватое лицо медсестры с забавными ямочками на щеках.

Скрипнула дверь в детской. Я вздрогнул. В последнее время Пашка вставал только с моей помощью. На пороге кухни показался сын. Он был все еще бледен, но на щеках проступил еле заметный румянец. И главное! Он стоял! Сам! Да, его слегка покачивало, но он стоял!

– Папочка! Я больше не буду болеть!

– Это здорово, сынок! А что случилось?

– Ко мне дедушка приходил.

– Дедушка? Сюда к нам домой?

– Да, когда я спал.

– Какой дедушка?

– Я его не знаю, такой седой, сгорбленный, с палочкой. Он очень добрый. Взял меня за ручку и сказал, что я больше не буду болеть. И велел идти к папе и сказать.

– П-а-а-а-а-а-ашк-а-а-а-а-а!!!!!!!!!!! Здоров! Ты здоров!

Эпилог

Я бросил последний взгляд на водную гладь реки, сел в машину и поехал в сторону Киевского вокзала. Сегодня был выходной день, Пашка остался дома. Я его заинтриговал, сказав, что на обед у нас будет одна гостья, которую он знает, но я не скажу кто она. Сын все выпытывал, кто же это, но я сдержал слово, не выдав тайны. Предварительно загрузив багажник продуктами и напитками, я заехал на Киевский вокзал за цветами и помчался домой. Крылья… За моей спиной выросли крылья! Господи, какое же оно бывает сладкое – счастье!

– Папочка, папочка! Ну расскажи, кто к нам сегодня придет? Дядя Володя?

– Не скажу! Сказал, не скажу, так и сделаю. Пойдем, поможешь прибрать продукты в холодильник.

Зазвонил мобильник.

– Да, Настасья, свет Георгиевна, слушаю!

– Анатолий Евгеньевич, тут отец Василий безобразничает!

Звонила шеф-повар нашего ресторанчика.

– И что же хочет наш протопоп?

– Да почти все пельмени решил забрать. У него завтра благотворительная трапеза.

– Ну и отдай, Настен!

– Так мы по миру пойдем!

– Настена, Настена! Вот учу тебя, учу! Мы по миру пойдем, если не дадим, поняла?

– Поняла, отдаю. Все одно за бюджет вы отвечаете.

– И то верно!

Только я положил трубку, раздался звонок в дверь.

Пашка бросился первым. Он открыл дверь и отступил назад. Лицо его было обескураженным. На пороге стояла медсестра Алла.

– А… Тетя Алла, зд-равствуйте.

– Привет, Пашуль! – Алла потрепала сына по густой шевелюре.

– А вы мне будете кровь брать?

– А ты испугался? – Алла присела и, обняв Пашку, прижала к себе. – Нет, Пашуль, сегодня анализы отменяются.

Мы сели за стол. Повисла неловкая пауза. Я все же решился.

– Пашуль, тут такое дело. Мы вот с тетей Аллой решили… Как тебе сказать… Решили жить вместе, понимаешь?

Пашка смотрел на нас круглыми глазищами.

– Пашенька, мы с твоим папой решили пожениться, – Алла поддержала меня, – и спрашиваем тебя, ты не будешь против?

– А вы будете моей мамой?

– Если ты согласишься, – Алла говорила серьезно.

– А уколы делать будете?

– Только если будешь болеть! – Алла улыбнулась.

– Тогда согласен! – Пашка выскочил из-за стола, обежал вокруг и встал между нами, заботливая мамина рука обняла сына, а я обнял их обоих, защищая и оберегая от всех горестей этого жестокого мира.

8 сентября 2009 года, Москва

26 июля 2010 года, Пафос, Кипр.